Штормовое предупреждение (гет)

26 ноября 1976 г., Шотландия, вечер

Лили сидела на больничной койке в лазарете. Руки до сих пор дрожали, хотя мадам Помфри влила в неё столько успокоительных, что Лили уже грозил передоз. И всё время перед глазами, как будто налипшая на них плёнка, стоял труп. Гниющий, смердящий, холодный, бездыханный, мёртвый труп. Лили закрывала глаза — и видела его. Открывала — и снова он. Шум крови в ушах смешивался с мыслями. Лили казалось, что она завязла в густом сероватом киселе, как будто время остановилось.

Недавно Сивилла была жива. А теперь она сгнивала в заброшенной комнате. Лили лучше всех знала, что с ней случилось. Она с самого начала это предполагала.

Сивилла Вэйн убила себя.

Она выглядела как та, кто может сделать такое. Лили думала об этом ещё тогда, когда общалась с ней, когда слушала её всхлипы и выкрики о том, как же она ненавидит свою жизнь. Тогда Лили понятия не имела, что нужно делать.

А если бы она только знала, если бы она чуточку лучше поддерживала её, если бы не была такой эгоистичной, бессердечной, бесчувственной, если бы она только смогла стать Сивилле настоящей подругой, то ничего бы не произошло. Сивилла не захотела бы умирать. Она была бы жива. У неё ведь не было никого, кому она могла бы рассказать о своих переживаниях, только одной Лили. Да, по всему выходит, что это Лили была дрянной подругой, бросившей Сивиллу при первых же трудностях.

В конце концов это Лили её убила.

Она не знала, сколько она так просидела, пока в лазарет не ввалились девочки.

— Боже мой, Лили! — увидев её, воскликнула Сторми и затараторила: — Что случилось? Тебя кто-то обидел? Кто? Я живо этой твари морду расквашу! Это Поттер, да? Или…

— С… Сивилла, — прохрипела Лили. — О-она… мертва!

Они замерли, переглянулись, мгновение ошарашенно смотрели на Лили, а та сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. В этот момент она окончательно поняла, что как подруга она самая настоящая дрянь. Предала и обманула своих подруг, выбрала подлого парня, не предугадала, что он вытворит, а потом ещё и покрывала его от декана, лгала всем подряд о том, что она понятия не имеет, кто это сделал. А потом её подруги убивают себя! Какая неожиданность!

Ты просто никчёмная, жалкая убийца, Лили Эванс!

* * *

Последняя неделя ноября 1976 г., Шотландия

Новость о том, что Сивилла Вэйн мертва, разлетелось по Хогвартсу так же стремительно, как бубонная чума. К концу следующего дня каждая пробегающая мимо собака в подробностях знала, как выглядел её труп и в какой комнате его нашли.

К тому же на следующий день в школу нагрянули авроры. Они оцепили весь заброшенный этаж и забрали тело Сивиллы, видимо, для вскрытия или чтобы передать родителям. Мельком Сторми видела труп — пролезла тихонько, хотя авроры никого не пускали, — и её чуть не вывернуло прямо там. После этой вылазки её отчитала деканиса, но, видя побелевшее от ужаса лицо Сторми, покачала головой и по-матерински похлопала её по плечу.

Осознание, что человек, которого ты знал, который всё это время ходил с тобой на уроки, встречался за обедом и просто-напросто жил, сейчас не дышит, распирало грудь тяжестью и облизывало нутро едким страхом. Сторми могла только предполагать, что творилось с Лили, которая какое-то время дружила с этой девчонкой, а сегодня увидела её безжизненный труп.

Лили ходила с таким лицом, будто в ней самой что-то умерло, почти не ела, а на уроках была рассеянной и один раз даже получила «Тролль» на Защите от Тёмных искусств. По ночам она не спала — Сторми слышала, как она всхлипывает в подушку. Девочки пытались её поддержать, но Лили вымученно улыбалась им и взглядом умоляла оставить её в покое.

— Это какое-то дерьмо, Монашка, — в один из таких вечеров, когда Лили ушла в ванную (у старост была своя собственная, отдельная от остальных), сказала Мэри.

— Это не дерьмо, это самый натуральный пиздец, — поправила та.

— Не придирайся к словам. — Мэри уселась на кровать Сторми и хмуро глянула на дверь. — Нам всё равно надо что-то делать с Лили. Я видела, как Вэйн к ней относилась, и я не понимаю, почему Лили по ней так убивается. Они даже не дружили.

— И что? — Сторми хмыкнула. — Может, и не дружили, но вид тела мёртвой однокурсницы сильно её шокировал. Да и вообще, может, они и дружили, просто ты не знала.

— Я знала, что нет! — с нажимом возразила Мэри. — Сивилла периодически использовала ребят с разных факультетов, чтоб те ей с учёбой помогали. Лили была одной из этих ребят, и она перестала общаться с Вэйн сразу же, как узнала об этом. Какая это дружба?

— Ну хорошо, допустим, не дружба. — Сторми пожала плечами. — Но почему-то же она так переживает. И нам с этим надо что-то делать.

В ответ на это Мэри закатила глаза.

— Да чё ты с ней сделаешь? Скажешь, мол, да ладно тебе, Бэмби, ну подумаешь, померла какая-то там Вэйн! С кем не бывает, да?

Сторми устало выдохнула и закрыла глаза. Она понятия не имела, что делать, и чувствовала себя беспомощной, словно маленькая пушинка, которая зацепилась за рассыпающийся склон над бушующей морской бездной.

Дверь протяжно заскрипела, и в комнату вошла, утирая полотенцем волосы, Лили. Её бледное лицо ничего не выражало. Лили окинула девочек взглядом и бросила:

— Нашли тех, кто подглядывал за вами в душе.

— Нашли?! — в один голос воскликнули Сторми и Мэри.

— Ага. Нашли… — Лили поджала губы, дошла до своей постели и небрежно откинула полотенце в сторону. — Блэк и Поттер.

Повисла тишина. Сторми и Мэри ошарашенно пялились на Лили. Сторми казалось, что ту обязательно должно было задеть то, что не какой бы то ни было парень, а именно Джеймс Поттер, состоящий с ней в отношениях, полез в душевую подглядывать за раздевающимися девчонками. Но Лили оставалась такой же отстранённой, как и до этого, будто покрытый наледью камень посреди снежной пустыни.

Наконец Мэри отмерла и принялась сыпать проклятьями в адрес Поттера и Блэка, не скупясь бранью.

— Интересно, как же Макгонагалл их нашла? — между руганью размышляла она. — Может, как-то по магическому следу или… Не думаю, что их могли сдать Петтигрю или Люпин.

— Исключено, — вступила в разговор Сторми. — Люпин скорее удавится, чем сдаст своих ненаглядных, а вот Петтигрю…

Мэри фыркнула.

— Петтигрю ничем не лучше. Он всегда за Блэком и Поттером увивается хвостиком. Они придумали ему дурацкое прозвище, а он ничего против не сказал. Хотя у них у всех прозвища дурацкие, но у него ещё и унизительное, но он проглотил. А тут ещё такой подвиг! Просто верх пацанского героизма — подглядки за голыми девушками!

Задумчиво Сторми потёрла подбородок. Она сказала:

— Но мне кажется, их точно кто-то сдал. Иначе почему Макгонагалл раньше их не нашла? Уже столько дней прошло…

В порыве рассуждений девочки совсем не обратили внимание на то, как притихла Лили. Она прикусывала губы, наблюдала за хождениями Мэри по комнате, и взгляд её становился мрачнее и мрачнее.

В итоге Лили сдалась.

— Да это я! Это я рассказала Макгонагалл! — вскрикнула она, забыв добавить «профессор» к фамилии деканисы.

Сторми и Мэри недоумённо уставились на неё, и последняя переспросила:

— Стой, погоди. Это ты рассказала? Да ну нет. Не-е-ет. Нет. Как ты могла рассказать? Ты же сама не знала, кто это… — Мэри побледнела. — Так ты знала. Ты, ты, чёрт тебя побери, всё знала и просто…

Мэри со всей силы пнула кровать и сжала виски пальцами, а Лили отвела взгляд.

— Мне жутко стыдно! — сказала она. — Я с ним сама пыталась поговорить. Но… Он же мой парень, и я…

— И ты преспокойненько с ним потрахалась! — крикнула Мэри.

— Да, потому что он сказал, что полез в женскую душевую исключительно по моей вине! Что если бы я ему дала, то он бы ни ногой! И что ещё мне оставалось делать? Пойти и сказать декану, что мой парень решил, что может просто взять и предать меня?! Так я это и сделала! Довольна?!

— Нет! Катись в жопу, Эванс!

— Замечательно! Можете просто вычеркнуть меня из своих грёбанных жизней! Конечно, я недостаточно много жертвую! Надо было сразу пойти и принести в жертву мои отношения с парнем, который мне нравится!

— Ну ты ведь это уже сделала, так почему нет?

— Ну да, теперь у меня нет подруг, так ещё и парень думает, бросать меня или нет! Так я ещё и с другом перестала общаться в качестве солидарности с тобой, Пирс! Просто блеск! Идите вы обе знаете куда?!

После этих слов Сторми наконец отмерла и встала между Лили и Мэри.

— Девочки, стойте! Остыньте чуток! — подняв руки в примирительном жесте, сказала она. — Ситуация, конечно, полный отстой, но виноваты здесь только Поттер и Блэк. Лили тоже пострадала в какой-то степени.

Но Мэри её примирительный настрой не разделяла.

— Монашка, какого чёрта?! Какого хрена ты тут парламентёром выступаешь? Лили поступила как самая настоящая…

— Нет! — перебила её Сторми. — Лили не зассала и пошла к Макгонагалл. Да, не сразу, но пошла. И очевидно, что до этого уёбок Поттер на неё давил! Сама же слышала, что она сказала.

— Вечно ты всех оправдываешь! — процедила Мэри.

Сторми тяжело выдохнула. Ей хотелось пойти и начистить рожу Поттеру и Блэку, а не слушать, как её подруги ругаются, но начищением рож она займётся чуть позже. А сейчас придётся заняться тем, чем Сторми всегда и занималась, будучи третьей подругой — примирением поссорившихся девочек.

— Я не оправдываю Лили, я просто говорю, как есть. Она сделала всё, что было в её силах. Да, она сомневалась какое-то время, но главное — то, что она выбрала не замалчивать хрень.

В ответ Мэри громко фыркнула и ушла, хлопнув дверью, Лили покачала головой, а у Сторми кошки на душе скреблись. Вот вечно так: какой-нибудь мужик нагадит с гору, породит тысячу триллионов ссор, а разгребать всё приходится ей, Сторми Пирс! И надо ж было Поттеру с Блэком вытворить такую дичь тогда, когда Лили и так ни жива ни мертва!

— Мэри остынет, — попыталась поддержать Лили Сторми. — Она ведь и мне говорила во время того происшествия с Блэком, что это моя вина.

Лили качнула головой.

— Но ты тогда и не была виновата. А я… — Она закрыла глаза, и на губах появилась обречённая улыбка. — А я в самом деле поступила как натуральная сволочь. Это правда моя вина.

Сторми тут же ухватила её за плечи и требовательно посмотрела в глаза.

— Это. Не. Твоя. Вина, — отчеканила она. — Я же сказала: виноваты Поттер и Блэк. Конечно, тебе было сложно сдать своего парня. И вообще, наверняка осознание того, что он вытворил, больно ударило по тебе. Да?

Лили ничего не ответила, просто безучастно смотрела на Сторми в ответ.

— Ты не виновата, — повторила Сторми. — И Мэри это знает. Всё будет хорошо, я обещаю.

Однако она не была уверена в том, что сможет сдержать это обещание, поскольку Мэри разобиделась на Лили и Сторми основательно. Она не садилась рядом с ними в Большом зале, демонстративно уходила, когда девочки заходили в комнату, и молчала при попытках заговорить с ней. Сторми из-за этого начинала злиться, но сдерживала себя. В конце концов, у Мэри ведь есть полное право обижаться.

А вот у кого такого права не было, так это у Джеймса. Он, словно ужаленный, вылетел в гостиную Гриффиндора и во всю глотку объявил:

— Лили, какого драккла?! Ты меня предала! Ты… Я думал, у нас всё серьёзно, думал, мы тогда всё прояснили, а ты вдруг решила разобидеться и заложила меня Маккошке?!

— Профессору Макгонагалл, Джеймс, — автоматически поправила Лили.

— Да хоть Министру магии! — Он резким движением поправил съехавшие на нос очки и обиженно поджал губы. — Лили, я от тебя такой подставы не ожидал… С этого дня я с тобой не разговариваю, пока ты не принесёшь извинения.

У той не нашлось сил, чтобы возразить. Зато нашлись силы у Сторми, и она выпалила:

— Не тебе варежку раскрывать, Потти. Как может тот, кто залез в женскую душевую, будучи в отношениях, что-то там говорить о предательствах? И какие ещё в жопу извинения? Может, сначала извинишься передо мной и Мэри?

Заметив её, стоявший рядом с Поттером Блэк издевательски протянул:

— Смотрите-ка, кто голос подал! Это же та, кто хотел показать Макдональд свою пиздёнку! А что, тебе есть какая-то разница, перед кем ею светить? Или ты всем брехала и на самом деле ты по девочкам?

Сторми побледнела, но тут влезла Мэри. Она встала перед Блэком, скрестив руки на груди, и презрительно скривилась.

— А что, тебе обязательно надо залезть в женскую душевую под мантией-невидимкой, чтобы увидеть голую женщину? Небось после того, как все узнали, что ты не способен понять, куда вставлять свой хуй, удовлетвориться помогает только собственная рука и Потти, ебущий тебя в твою треснувшую жопку?

— Я не педик! — заорал Блэк. — И тебя вообще не спрашивали, тощая вобла. Теперь, когда она так рьяно хотела потрясти своей мохнаткой у тебя перед лицом, всем стало понятно, что Пирс не встречается со мной исключительно потому, что её возбуждают такие костлявые сучки, как ты, Макд…

Он не договорил, потому что в эту секунду ему в челюсть въехал кулак Сторми.

— Да лучше бы меня реально женщины привлекали, чем такие жалкие уёбища, как мужики! — крикнула она и со всей силы пнула опешившего Сириуса в живот. Он выхватил было волшебную палочку, но Сторми выбила её из его рук.

— Оттащите от меня эту бешеную! — крикнул Сириус.

Джеймс кинулся было ему на помощь, но Мэри не дала: одна подсечка, как учила Алиса, а затем болевой приём на руку с зажатой в ней палочкой — и вот уже Поттер извивается под Мэри прямо на полу гостиной.

Произошедшее дальше побоище участницы и участники впоследствии могли описать с трудом. Кажется, Питер Петтигрю, увидев, что его друзья повержены, кинулся им на помощь, а потом к нему присоединились другие мальчишки. Гриффиндорки, состоящие в Клубе мадам Розмерты, тоже не могли остаться в стороне. В итоге юные волшебницы и волшебники, позабыв о палочках, лупили друг друга по-простецки — кулаками.

В любом случае Сторми помнила только то, как била Сириуса, а потом кругом было слишком много чужих рук и ног, чтобы что-то разобрать. Кто-то больно заехал её в глаз, чем Сириус воспользовался, вырвавшись из-под неё, оттолкнув в сторону, и Сторми больно ударилась затылком об угол дивана.

— Стоять! — раздался громогласный голос деканисы Макгонагалл, и всех дерущихся заморозило магией.

Деканиса стояла в дверном проёме, а рядом с ней была Лили — видимо, когда началась драка, она и пошла за ней.

— Я разочарована. — Макгонагалл прошлась между застывшими учениками. — Разочарована, но не удивлена. Что у нас тут? Пара ссадин, синяк, пара укусов… Ох, мисс Пирс, надеюсь, вам не отшибло мозги и на следующей контрольной по моему предмету вы сможете трансфигурировать хотя бы спичку в иголку. Мисс Эванс, прошу, отведите пострадавших к мадам Помфри, — закончив осмотр, сказала Макгонагалл, а затем, будто что-то припомнив, щёлкнула пальцами. — Ах да, скоро вы должны были идти в Хогсмид… За эту ужасную драку, которую вы устроили, весь факультет лишается возможности ходить в Хогсмид. Младшекурсники пропустят свой единственный день посещения, а старшекурсники лишатся такой возможности на месяц. Учитывая то, как вы, дорогие студенты, зачастили туда ходить, я думаю, такого наказания хватит, чтобы у вас появилось хотя бы чуточку благоразумия.

По гостиной прокатился единодушный стон, но Минерва Макгонагалл осталась непреклонной. Лили с нечитаемым выражением на лице выполнила её просьбу и отвела пострадавших в Больничное крыло, а когда в лазарете остались только они, шестикурсницы Гриффиндора, она исподлобья глянула на Мэри.

— Какие люди решили вступиться за нас. Так неожиданно. Неужели ты решила нарушить свой обет молчания? — спросила Лили, и та закатила глаза.

— Не принимай на свой счёт, Бэмби. Я всё ещё считаю тебя виноватой. — Мэри засунула руки в карманы. — Монашка может сколько угодно тебя оправдывать, но я с ней не согласна. Однако я решила, что, несмотря на это, не хочу разрушать нашу дружбу. Она мне дорога.

Лили всё ещё с подозрением смотрела на отводящую взгляд Мэри, будто не до конца верила в искренность её слов, а потому Сторми ничего не оставалось делать, кроме как обнять их обеих.

— Ну наконец, а то я уж думала, что вы никогда не помиритесь! — сказала она.

И это примирение было одним из немногих вещей, которые в самом деле радовали.

Радовало и то, что Макгонагалл не поскупилась на наказание, и теперь этим двоим предстояло собственноручно выдраить весь огромный замок Хогвартса. К тому же она написала их родителям и устроила незабываемый разнос прямо в факультетской гостиной — там, где Поттер в порыве драмы объявил Лили бойкот. Сторми с удовольствием смотрела это шоу: их деканиса пикантно приправляла свою искромётную речь фразами из Библии — что-то про вырывание соблазняющих глаз и про смотрение на женщин с вожделением.

Но с тех пор Лили приходилось терпеть косые взгляды и слушать, какая же она шлюха и крыса. Сторми разительно этого не понимала: наяривал на голых девушек Поттер с Блэком, а шлюха почему-то Лили. Парадокс, не иначе.

Как жаль, что из подобных парадоксов и состоит общество, обвиняющее жертв и оправдывающее преступников.

* * *

30 ноября 1976 г., Шотландия, часовня Хогвартса, ранний вечер

В небольшой часовне, построенной ещё при Основателях, и по воскресеньям бывало маловато людей, а сегодня, в четверг, здесь находился один только Рем. Изначально часовня была католической — её ведь строили в десятом веке, — но после Реформации, когда английская церковь отделилась от Ватикана, часовня, хоть и не сразу, но стала принадлежать англиканам.

Рем ходил сюда почти каждое воскресенье, но редко заходил среди недели — только когда надо было сосредоточиться или очень сильно хотелось помолиться в относительной тишине. В спальне, конечно, никто не даст спокойно помолиться, а в день перед полнолунием Рем нуждался в молитве как в воздухе.

Правда, сейчас молиться получалось с трудом: мысли путались, перед глазами то и дело всплывало воспоминание с трупом. Рем закрыл ладонью лицо, тяжело вздохнув.

Скрипнула дверь, заставив его обернуться. Между лавочками, размеренно шагая по плитке, к нему направлялась Макгонагалл.

— Добрый день, профессор, — сказал Рем.

— Добрый. Решили помолиться?

Рем кивнул и чуть подвинулся, давая декану сесть рядом. То, что Макгонагалл была дочкой пастора, он узнал ещё на первом курсе — именно она и показала ему эту часовню, — поэтому встретить её здесь можно было часто.

— Вас что-то беспокоит, мистер Люпин, — заметила она.

— Профессор, — он вымученно улыбнулся, — в последнее время столько всего свалилось, так завтра ещё и полнолуние, и вы говорите такие очевидные вещи.

Макгонагалл улыбнулась.

— Мне просто показалось, что вам надо поговорить об этом. А то, знаете, если долго замалчивать, рано или поздно нервы сдают, и тогда… — Она тяжело выдохнула. — Думаю, с мисс Вэйн, упокой Господь душу её, произошло ровно то, что я вам сказала. Я замечала, что с ней что-то не то, но у меня своих учеников целый факультет, и…

— Вы думаете, она самоубилась? — тихо спросил Рем.

— Так думает мисс Эванс, она дружила с ней какое-то время. Когда она давала показания людям из Министерства, она предположила именно это. — Макгонагалл вдруг осеклась. — Простите, мистер Люпин, это конфиденциальная информация.

Она коротко вдохнула и принялась поправлять очки. Со стороны выглядело, будто ничего не произошло, но в её глазах мелькало нечто, напоминающее смесь боли и тревоги. Рем никогда не видел Макгонагалл такой. Он сказал:

— Не волнуйтесь, профессор, я не убью себя хотя бы потому, что мне хочется в рай. Ну и после того, что мы с Лили увидели, желание умирать исчезло насовсем.

Он замолчал, и они какое-то время сидели, не говоря друг другу ни слова. Рем краем глаза заметил, что губы Макгонагалл слегка шевелились: значит, молится.

Сумерки за окном быстро иссякли, превратились в ночь, и в часовне начали загораться зачарованные свечи. Прикрыв глаза, Рем тоже начал молиться. И снова мысли отклонялись от нужного курса. И почему всегда самые горячие молитвы у него случаются только тогда, когда его тело ломается во время трансформации… Для христианина это просто ужасно. Наверное, и христианин из него такой себе, и друг, и…

Мысли сделали новый виток, и в голове всплыло воспоминание о той ссоре со Сторми. Чем дольше он об этом думал, тем хуже себя чувствовал. В конце концов он не выдержал.

— Профессор, простите, могу я задать вопрос?

Макгонагалл оторвалась от молитвы и кивнула.

— Вы уже задали его, но спрашивайте, что вы хотели, — разрешила она, и Рем на мгновение прикусил губу, собираясь с мыслями, а затем сказал:

— Профессор, как вы думаете, Шляпа может ошибаться? — Он увидел недоумение в глазах Макгонагалл и прежде, чем она успела ответить, добавил: — То есть я имею в виду… Она может отправить труса на Гриффиндор?

Макгонагалл долго молчала, вглядывалась в его лицо, а затем устало растёрла виски пальцами.

— Вы уже довольно взрослый, мистер Люпин, поэтому, думаю, я могу вам рассказать… — Она выдержала длинную паузу, прежде чем сказать: — На самом деле Распределяющая Шляпа — это самый настоящий фарс.

— Что?! — воскликнул Рем, и его голос прокатился эхом по пустой часовне.

— Да, мистер Люпин. Шляпа просто отправляет детей туда, куда они хотят. Вы и мисс Эванс, например, больше подходите для Рейвенкло, чем для моего сумасбродного факультета, а мистера Блэка Шляпа хотела отправить на Слизерин исключительно потому, что она отправляет туда всех Блэков. Это какая-то давняя шутка, я не особенно вслушивалась в её рассказ. Так что, как вы понимаете, да, Шляпа может отправить труса на факультет храбрецов.

Рему казалось, что на него вылили ведро ледяной воды. Он пролепетал:

— Но… Но зачем тогда она вообще нужна… Зачем нужны факультеты?..

— Всё просто, мистер Люпин. — Макгонагалл снисходительно улыбнулась. — В шестнадцатом веке один магл по имени Ян Коменский придумал разделить студентов на классы с чётким расписанием и уроком как основной единицей обучения. До него все дети — и старшие, и младшие — учились в одной группе и по несколько часов или занимались индивидуально у мастера. Мы просто разделяем детей на разные классы, а Шляпа — лишь артефакт, помогающий в этом и превращающий скучную бумажную волокиту в игру. Вы ведь замечали, что на каждом факультете примерно одинаковое количество учеников? Впрочем, могу ли я узнать, почему вас так заинтересовало то, может ли трус учиться на Гриффиндоре?

Рем замялся, на мгновение задержал дыхание. Ему не хотелось говорить дальше, но он правда держал это в себе слишком долго.

— Сириус… Он… — Рем резко вдохнул и затараторил: — В начале года он собирался сделать одну ужасную вещь, и мне она правда не нравилась, я сразу подумал, что это отвратительно, но он ведь мой друг, и я не мог не выбрать его, в конце концов я с ним дружу давно, а Сторми я знал всего пару недель, и я подумал, раз она согласилась с этим условием, то, наверное, это не так уж и плохо, да? Но я тогда ещё не понимал, что она согласилась из-за того, что просто не могла отступить, вернее, нет, я знал это, просто не хотел думать, потому что если я начну об этом думать, то мне станет паршиво, но всё закончилось хорошо, Сторми его отлупила, и я успокоился, а потом он взял и вывалил ей всё как на духу! Он нарочно это сделал, я уверен, потому что у него на ней нездоровая фиксация, у него часто такое случается, но в этот раз прям особенно, потому что Сторми под него не прогибается, и в итоге она узнала, что я ничего тогда ему не сказал, и мы с ней разругались в пух и прах, и она сказала, что я настолько труслив, что боюсь назвать изнасилование изнасилованием, а Шляпа съехала с катушек, отправив меня на Гриффиндор…

Он остановился, переводя дыхание, и взглянул на Макгонагалл. Настал её черёд ошарашенно смотреть на него. Она нервно поправила очки и спросила:

— Подождите, мистер Люпин, о каком изнасиловании идёт речь?

Рем замер, понимая, о чём он только что сболтнул. Сердце забилось в два раза быстрее. Сейчас Ремус Люпин выдал декану то, о чём молчал на протяжении последних трёх месяцев. Взял и вывалил на неё!

— Ну… Видите ли…

— Мистер Люпин, пожалуйста, прекратите мямлить и скажите прямо. — В голосе Макгонагалл проскользнула сталь. — Что-то мне подсказывает, что вся эта история связана с той совершенно безумной дракой между мистером Блэком и мисс Пирс в начале октября.

Рем вцепился в крестик. Чёрт возьми.

— Вы правы… Сириус потребовал, чтобы Сторми… — Он зажмурился. Ладно. Он уже выдал всё, что только можно. Хуже не будет. — Он хотел, чтобы Сторми с ним переспала.

Тошнота подступила ко глотке сразу, как только Рем это сказал. Ещё отвратительнее ему становилось от того, что говорит он это всё, сидя перед распятием: казалось, сам Христос с укором смотрит с креста, кровь течёт по Его лицу, как бы обличая его, заблудшего грешника.

Макгонагалл долго ничего не говорила. И от этого тоже становилось душно, и тревога тянула жилы. Ну зачем он ей это сказал?..

— Мистер Люпин… — наконец сказала Макгонагалл. Голос был тихим, но Рему было бы лучше, если бы декан на него кричала. — Боюсь, мисс Пирс права…

Рем закрыл глаза. В ушах ревела кровь, и на мгновение ему показалось, что сидящий внутри него мерзкий волк обгладывает изнутри его рёбра. Отвратительно.

— В этом есть моя доля вины, — вздохнула Макгонагалл. — Мисс Пирс приходила ко мне с жалобой на мистера Блэка. Да и я знала, что у мистера Блэка есть дурная наклонность совращать девиц. Директор не видит в этом ничего сверхужасного, поскольку считает, что мистеру Блэку не помешает добрать немного любви, которую он не получил от матери. Но так продолжаться не может. Вы же знали, что это он вместе с мистером Поттером пробрались в женскую душевую?

Конечно, знал. Постфактум, правда. Об этой их выдумке ему стало известно, когда запыхавшиеся Джеймс и Сириус ввалились в спальню и начали кричать, что, цитата, «бешеные сучки украли мантию-невидимку». Рему пришлось потратить около часа, чтобы выбить из них, что произошло — и то, окончательную правду он узнал ещё через час, когда на факультете начался поиск тех безобразных аморальных мальчишек, которые залезли в женскую душевую.

Но Рем тогда не промолчал! Он был в ярости и снова разругался с Джеймсом и Сириусом.

Правда, несколько дней назад, когда в гостиной случилось побоище, он просто… сидел в спальне, хотя всё прекрасно слышал — спасибо грёбанному отличному слуху.

— Не мог же я прийти к вам и настучать на них, — тихо сказал Рем.

И вдруг понял, что, вообще-то, мог. Лили Эванс смогла. Она ведь с ним разговаривала о том, что они оба трусы. Выходит, Лили не такая, как он. От этих мыслей тошнота только усиливалась. И Лили Эванс, и Сторми Пирс — обе были лучше него. Лили Эванс, переступившая через себя и рассказавшая декану, и Сторми Пирс, вызвавшая Сириуса на дуэль и въехавшая ему кулаком в лицо несколько дней назад.

— Мистер Люпин, вероятно, я совершаю ошибку, говоря вам это, но вам известно, почему именно вас сделали старостой? — спросила Макгонагалл.

Рем криво усмехнулся.

— Потому что на нашем курсе больше нет никого, кто мог бы быть старостой.

— И это тоже. Но для директора основной мотивацией было не это. Знаете, есть такой педагогический метод, помогающий в случаях, когда преподаватель не имеет авторитета в глазах учащегося. Вы наблюдаете за коллективом, смотрите, кто в глазах этого учащегося обладает авторитетом, и влияете уже на него. Мы пытались сделать то же самое с вами, мистер Люпин, а также с мистером Поттером и мистером Блэком.

— Вы ошиблись, профессор. — Рем слабо улыбнулся. — Я не авторитет для Джеймса и Сириуса.

Вздохнув, Макгонагалл кивнула.

— Я уже осознала это, мистер Люпин. Но вы могли бы им стать, будучи чуть смелее. Впрочем… — Она снова вздохнула. — Наверное, с моей стороны безответственно возлагать на вас ответственность за ваших друзей, но помните, что вы не только их друг, но ещё и их староста. — Она встала, окинула его взглядом и напоследок сказала: — И извинитесь перед мисс Пирс, если вы ещё этого не сделали.

С этими словами Макгонагалл ушла, а Рем остался. На него, истекая нарисованной кровью, осуждающе смотрел с распятия Христос.

* * *

5 — 6 декабря 1976 г., Шотландия

В этот вторник случилось невероятное — Макгонагалл сказала, что отработки Сторми кончились. Это известие так её обрадовало, что даже тренировка по квиддичу, проводившаяся на собачьем холоде, не могла уничтожить её задор.

С того раза их сборной больше ни разу не приходилось делить тренировки со Слизерином, и всех это вполне устраивало. Однако сегодня Сторми стала свидетельницей чего-то странного.

— Эй, Поттер, — во время перерыва позвала его Рехема. Когда тот повернулся, она неловко спросила: — Слушай… Мы больше не будем со Слизерином?

— Мы со Слизерином? — не понял Поттер.

И тут Рехема… покраснела. Сторми аж глаза протёрла, проверяя, не почудилось ли ей, но глаза не обманывали её: Рехема Джордан в самом деле покраснела.

— Да, мы со Слизерином тренироваться не будем?

— А-а. — Поттер махнул рукой. — Не, забей. Это была провальная идея.

Рехема кивнула и уселась на трибунах, растирая рукой шею, а Сторми тут же подлетела к ней. Её распирало любопытство, и Сторми, прежде чем включить голову и подумать хорошенько, спросила:

— Тебе так понравилось тренироваться со слизеринцами?

Бросив на неё презрительный взгляд, Рехема отвернулась и снова покраснела. До этого Сторми ни разу не видела, как краснеют чернокожие. На тёмных щеках и на кончиках ушей проступили лиловые пятна, и Рехема недовольно проворчала:

— Слушай, свинка, не лезь-ка ты не в своё дело…

Но у Сторми сегодня было слишком хорошее настроение, чтобы так просто отступать.

— Тебе ведь нравится этот Регулус, да? — спросила она, и Рехема глянула на неё так грозно, что сразу стало понятно: Сторми попала в яблочко. И стоило бы на этом остановиться, но Сторми продолжила: — Но ты разве не лесбиянка?

А в следующую секунду ей пришлось уворачиваться от кулака Рехемы.

— Как же вы задолбали меня со своим лесбиянством! — закричала она, пытаясь ударить Сторми. — Половина школы состоит из этих чёртовых розовых! Чё, ты тоже одна из них?!

— Прости! — крикнула Сторми и уклонилась от очередного хука. — Да ничего я такого не имела в виду, мне просто было интересно… Ай!

Она свалилась с трибун и больно припечаталась задом о промёрзшую землю. Что-то в суставе странно хрустнуло, и пришлось идти к мадам Помфри. Пока ковыляла, она задумалась, а ведь её, гетеросексуальную гетеросексуалку Сторми Пирс, тоже можно посчитать за лесбиянку по такой логике: у неё были короткие крашеные волосы, занимается спортом, умеет бить в морду и ломает стереотипы о слабой наивной девушке-глупышке. И самое главное: она любит женщин намного больше, чем мужчин. Просто женщин она не хочет. «Наверное, — думала она, — дело в том, что на людей мы навешиваем кучу ярлыков, кто как должен выглядеть, чем заниматься, во что одеваться, чтобы соответствовать какому-то там непонятному стандарту чего-то там. Носит штаны и короткие стрижки — лесбиянка; феминистка — не бреет и красит подмышки… А может, и правда подмышки покрасить для прикола?»

Над этим она размышляла весь день, даже магией попробовала покрасить волосы на подмышках и на ногах, подумала, что это позорище какое-то, она не будет подстраиваться под чьи-то ожидания! Она свободная женщина! И, забыв, что делала это всё исключительно смеха ради, она легла спать.

На следующее утро Сторми открыла глаза и тут же оторопела. Окно было белым, как будто снаружи его залепили мыльной пеной. Крепко стиснув волшебную палочку в руке, Сторми осторожно подошла к окну, распахнула его, и на лице сама по себе появилась улыбка. Ледяной ветер насыпал в комнату белые хлопья, и Сторми радостно пропищала:

— Сне-е-е-ег! Это же снег!

Она схватила его руками, холод тут же укусил её за пальцы, но Сторми всё равно скатала снежок и, прицелившись, запустила его в сторону Чёрного озера. Затем она рванула к своей кровати, вытащила все самые тёплые вещи и, на ходу натягивая их на себя, понеслась на улицу.

В дверях она чуть ли не врезалась в завхоза, запнулась о какого-то первоклашку, с разбегу скатилась с холма, упала лицом в сугроб и, перевернувшись на спину, принялась изображать ангела.

Первый снег. В какой-то мере этот снег и был для Сторми самым первым, если не учитывать зиму в Нью-Йорке. Она же была под арестом, там не до снега. А сейчас, когда она свободна, снег казался ей чем-то по-настоящему волшебным. Холодный, мягкий, такой чистый и белый, что аж слепит глаза. Что может быть прекраснее? Разве что гроза, поднимающаяся над жаром Техаса…

Сторми выдохнула в воздух очередной клубок пара, прикрыла глаза, чувствуя, как снежинки нежно оседают на её кожу, ресницы и на всё лицо в целом. Мягко, почти незаметно и холодно. Где-то там, ближе к замку, хрустел снег под ногами учеников, те громко хохотали, кричали что-то, и голоса смежались, превращаясь в один сплошной радостный гомон.

Хорошо и спокойно лежать вот так, слушая, как подвывает ветер, ползущий по снежному насту и сыплющий на лицо горсти снежинок, а студенты радуются, будто это не снег, а манна небесная с неба сыплется.

Раздавшиеся совсем рядом шаги заставили Сторми поднять голову и встретиться взглядом с Ремом. Он стоял недалеко от неё, прикусывал обветрившиеся губы и неловко наматывал на пальцы завязки куртки. Увидев его, Сторми тут же вскочила на ноги и сцепила зубы.

— Чего тебе? — процедила она.

— Ничего. — Рем качнул головой. — Хотя…

Он шагнул ей навстречу, остановившись практически в шаге от неё, выдохнул, и пар сорвался с его губ. Рем облизнул губы, будто собирался с мыслями, а затем продолжил:

— Вообще-то я хотел сказать… Конечно, ты не обязана меня прощать, но… Ты была права. Я трус.

Он сказал это с таким лицом, словно зачитывал себе приговор.

— Мне жаль, что так вышло. Я имею в виду с тобой и с Сириусом. И что я решил промолчать, а не остановить его. Это был поступок самого настоящего труса. Мне жаль, что тебе пришлось… Но после драки кулаками не машут, и то, что я тебе это говорю, не делает мне чести, но… В общем, я хотел попросить прощения. За все, что сделал и… что не сделал.

Сторми молча смотрела на него долгое мгновение, и единственное, что рождали её мысли, было: «Ого, мужик понял, что ошибся! Это самое магическое, что я переживала». Однако она не хотела ему верить. Что, если это, как обычно, ложь? Они все так делают: говорят, что исправились, осознали и всё поняли, но на деле это всё очередная ложь, чтобы женщина оставалась рядом или чтобы снять с себя вес вины. Все хотят быть хорошими, особенно такие "славные малые", как Рем. Сторми сказала:

— Ты же понимаешь, что я тебе не верю? Извинился? Молодец, возьми с полки пирожок. Но я не могу сделать вид, что я ничего не знаю и не помню, будто всё в прошлом и всё такое. — Она засунула руки в карманы и отступила назад. — Знаешь, ты мне нравился. Я почти даже влюбилась. Но ты… Короче, я всё это в рот ебала.

Сторми развернулась и быстро зашагала в сторону школы, чтобы Рем ничего больше не говорил. Она, чёрт возьми, феминистка! А ведёт себя как самая настоящая дура.

Никаких вторых шансов. Никаких прощений.

Ничего.

Один только хрустящий снег под ногами — белый, совершенно чистый и искренне холодный.