Победительница (гет)

Вика никогда по-настоящему не сталкивалась с тяжёлой болезнью. Не потому что была равнодушна или черства — напротив, в ней было достаточно сочувствия. Просто ей всегда везло: близкие оставались здоровыми, а судьбы посторонних не задерживались в её памяти. Она легко отпускала людей и не интересовалась их жизнью после расставания.

Впрочем, её работа в рекламе иногда сталкивала её с теми, кто болен. Приходилось снимать лекарственные ролики с участием людей, далëких от идеального здоровья. Но даже тогда ужас оставался по ту сторону камеры — за кадром, за сценарием, за гримом. Реальность оставалась иллюзией.

Поэтому увиденное по-настоящему потрясло её. Калиста…

За несколько месяцев она изменилась до неузнаваемости. Нет, не изменилась — исчезла, оставив после себя бледную, едва живую тень. Когда-то хрупкая, теперь она выглядела так, будто ветер мог сорвать её с земли и унести прочь, как сухой осенний лист.

Роскошная мантия из изумрудной ткани, расшитая золотом, теперь висела на ней, как на вешалке — мешковато, неуместно подчёркивая пугающую худобу. Кожа побелела до такой степени, что казалась почти прозрачной, словно у мраморной статуи.

Под глазами — тени, больше похожие на синяки. Весь её облик словно кричал о боли, бессоннице, истощении. Она шла, опираясь на тонкую трость, и каждое движение казалось преодолением боли — медленным, мучительным.

Вика застыла, оцепенев. Она не узнавала в этой измождённой фигуре ту ослепительно красивую, почти нереальную девушку, которую буквально несколько месяцев назад видела в магловском кафе. Тогда Калиста казалась живой фарфоровой куклой — хрупкой, но полной света. Сейчас же перед ней стояло её страшное, выцветшее отражение. И Вика почувствовала, как внутри что-то оборвалось.

Северус, стоящий рядом, смотрел на неё недоуменно, пытаясь понять, отчего взрослые так напряглись.

— Эйлин, милая… как же я рада тебя видеть, — голос Калисты дрожал от искреннего облегчения, но на её бледном лице всё ещё играла мягкая, почти неестественная улыбка. Она как будто не замечала неловкости Эйлин. Затем её взгляд медленно перешёл на врача. — Здравствуй, Игнатиус.

— Здравствуй, Калиста, — мужчина кивнул, но в его тоне сквозила тревога. — Как ты себя чувствуешь? Ты к Сметвику?

Он сдержанно, почти строго взглянул на девушку.

— Спасибо, немного лучше, — Калиста отвела взгляд. — Нет, я только что от него. Опять осмотр, опять кровь на анализы… — она устало рассмеялась, в её голосе не было ни капли веселья. — Кажется, если так пойдёт и дальше, во мне скоро просто не останется крови. А так... всё по-старому: пить зелья и надеяться на лучшее.

— Я загляну к нему, посмотрю результаты, — врач помрачнел. — А где Абраксас? Как он тебя одну отпустил?

— Не отпустил… — Калиста на долю секунды скривилась, в её глазах мелькнула боль, но она быстро взяла себя в руки и натянула прежнюю улыбку. — Он пришёл со мной. Но получил срочный патронус от министра… оставил меня на попечении Гиппократа.

— И ты одна в коридоре? — Игнатиус нахмурился. — Если с тобой что-то случится, твой муж нам всем голову с плеч снимет.

— Со мной ничего не случится, — Калиста чуть повысила голос. — Я ещё способна дойти до камина сама. Тем более я хотела навестить Эйлин…

— Меня уже выписывают. я как раз собиралась уходить, — тихо вмешалась Вика, чувствуя себя лишней, но не в силах больше молчать.

— Значит, мне повезло, — Калиста повернулась к ней, голос её стал чуть холоднее. — Интересно только, почему мне никто об этом не сообщил.

— Разбирайся со своей кузиной сама, — отмахнулся Игнатиус. — Я её предупредил.

— Что ж… — Калиста вздохнула и, устало улыбнувшись, посмотрела врачу в глаза. — В качестве извинения от тебя лично дай нам немного времени. Нам действительно нужно поговорить. Без свидетелей.

— Ладно… — после короткой паузы мужчина кивнул. — С меня — молчание. Абраксас не узнает. Можете посидеть в столовой, выпить чаю. Но ненадолго. Вы обе ещё слишком слабы..

— Спасибо! — Калиста с облегчением почти просияла. На секунду в её голосе мелькнула прежняя лёгкость, почти забавный отблеск былой жизни.

— Но предупреждаю, — врач бросил на них взгляд, в котором не осталось и тени мягкости. — У меня сейчас обход, но если через час я спущусь в столовую и увижу вас двоих всë ещё там, патронус твой муж получит в то же время.

— Учтём, — с ноткой бравады отозвалась Калиста, мягко подхватывая Эйлин под руку. — Пошли, дорогая.

— Пока… и спасибо за всё, — Вика слегка смутилась, прощаясь.

— До свидания. Постарайся больше к нам не попадать. А через неделю — на обследование. И да, Северус, — врач вдруг тепло улыбнулся, — рад был познакомиться.

— А теперь давай знакомиться, — Калиста повернулась к мальчику с обворожительной улыбкой, способной растопить самое чëрствое сердце. — Я — Калиста Малфой.

Она протянула тонкую, изящную руку. Северус немного смутился, но почти сразу справился с собой и сдержанно, по-взрослому, пожал её ладонь.

— Приятно познакомиться. Я Северус Снейп.

— Мне тоже. Сколько тебе лет?

— Семь.

— Взрослый такой, у меня есть сын, Люциус. Ему двенадцать, он сейчас учится в Хогвартсе.

— А на каком он факультете? — с живым интересом спросил мальчик.

— На Слизерине, — с гордостью ответила Калиста. — Там учатся умные, амбициозные, целеустремлённые.

— А какие ещё факультеты есть? — Северус почти навис вперёд — внимание его было всецело захвачено. Да, он читал Историю Хогвартса и явно знал про все факультеты, но пользовался советом Вики и старался узнать много разных мнений, прежде чем сформировать своё.

— Четыре факультета, — начала она, мягко, как будто рассказывая сказку. — Гриффиндор — для храбрых и благородных. Мой муж говорит, что там в почёте «слабоумие и отвага», но авроры оттуда выходят отменные. Хаффлпафф — для честных и трудолюбивых. Или, как шутят, «серая масса», но на деле они — самые универсальные. Эти ребята могут найти себя в любой профессии. Равенкло — царство знаний и острого ума. Оттуда выходят великие мыслители и тайные мастера, они часто работают в Отделе Тайн. И, конечно, Слизерин — для тех, кто знает, чего хочет, и идёт к цели. Его не любят, но люди всегда не любят своих руководителей, практически все выпускники занимают высокие должности в Министерстве, и чаще всего достигают своей цели любыми доступными путями.

Вика с удивлением отметила, насколько объективной старалась быть Калиста. Да, она явно гордилась факультетом своего сына, но не превозносила его до небес. И, самое удивительное — Северус слушал её, раскрыв рот. Он уже встал рядом с ней, с другой стороны, и теперь не отходил, поддерживая её за локоть и открывая перед ней двери.

Путь до столовой оказался коротким, но неожиданно тёплым. Вика даже поймала себя на том, что на мгновение почувствовала... уют. Странный, хрупкий уют, будто затишье перед бурей. Женщины заказали себе по чашке крепкого кофе и нежному пирожному. Северус же, с достоинством взрослого, получил чай и безе — и, судя по его взгляду, был вполне доволен своей порцией.

Он, безусловно, хотел бы остаться и услышать ещё пару историй — о Хогвартсе, о Люциусе, может быть даже о зельях. Но, заметив напряжение в лицах женщин, он аккуратно поднялся, подошёл к соседнему столику и, показывая потёртую книгу с выцветшей обложкой, тихо сказал:

— Я тут почитаю. Не буду мешать.

Кажется, это была очередная книга по зельям — слишком серьёзная для семилетнего мальчика. Вика вновь удивилась: в этом ребёнке была поразительная внутренняя зрелость. Даже немного пугающая.

— Хорошо, — кивнула она и посмотрела на Калисту.

— Как ты? — с тревогой спросила Лис, сжав руку Вики. — Я чуть с ума не сошла, когда Лу написала, что тебя доставили в Мунго в тяжёлом состоянии…

— Уже лучше, правда. Спасибо… — Вика ответила, но тут же нахмурилась. — А ты? Ты выглядишь… Лис, ты выглядишь совсем неважно.

Калиста слегка усмехнулась. Не грубо — скорее, как человек, уставший от беспокойства окружающих.

— Я умираю, — сказала она просто, почти буднично, с лёгкой, странной улыбкой, от которой Вике стало по-настоящему холодно.

Эта фраза прозвучала как удар. Ни один мускул на её лице не дрогнул. Она даже выглядела удовлетворённой, как будто озвучив что-то, что давно уже смиренно приняла.

Эйлин сжалась. Вика почувствовала, как сердце пропустило удар. Лис… умирает? Так... просто?

Калиста заметила этот испуг, прочитала его во взглядах подруг, и поспешила добавить:

— Не волнуйтесь. Всё в порядке. Я давно уже это приняла. Просто... знаю, что мне осталось недолго. Но это даже не так страшно.

Она откинулась на спинку кресла, словно обсуждала предстоящую поездку, а не собственную смерть.

— Я верю, что там, куда я уйду, больше нет боли. И нет одиночества.

Вике стало трудно дышать. Её взгляд метался — от лица Калисты к её тонким, полупрозрачным рукам, к бледной коже, к пустому, непроницаемому взгляду.

— С чего ты взяла, что ты умираешь? — недоуменно спросила Вика. Безусловно, внешний вид девушки оставлял желать лучшего, но ей казалось, что магия способна спасти от всего. В магловском мире от тех травм, которые она получила от зелья и осколков, она бы восстанавливалась минимум несколько месяцев, а с помощью целителей и зелий она пришла в себя за неделю.

— Всё просто, я с детства привыкла к боли, но с каждым днём она усиливается. Магия мне уже не подчиняется, а зелья практически не помогают. Но ты не бойся, умирать не страшно. Страшно жить, зная, что ты не можешь спасти и уберечь своих близких, — грустно сказала она, а потом, будто очнувшись, с улыбкой посмотрела на Эйлин. — Но зато я могу тебе помочь.

— Что? Как? — недоуменно спросила Вика.

— В последнее время я много вижу. При приближении конца будущее стало для меня открытой книгой. Я знаю, что скоро будет война, в которой погибнет много хороших магов, но, увы, это я не могу остановить. Я не могу спасти сына от рабского клейма, я не могу уберечь мужа от смерти в достаточно молодом возрасте. Зато я могу быть спокойна за будущее маленькой Агнешки, она сильная волшебница с активным даром, ей будет хорошо в Болгарии, у неё будет муж и прекрасные дети. Но вот с Северусом не всё так просто, ему я могу попытаться помочь.

— Как? Почему?

— Его будущее задëрнуто дымкой и полностью зависит от тебя.

— От меня?

— Да, я никогда бы не подошла к тебе с этим, если бы не видела, что ты уже движешься в правильном направлении и сейчас стоишь на распутье, и от твоего выбора зависит будущее твоего сына.

— А моё? Ты знаешь, как мне стоит поступить?

— И твоё конечно. Выбрав простой путь, ты позволишь своему сыну с раннего возраста совершенствовать свое магическое искусство. Его превратят в идеального наследника, но ты быстро его потеряешь. Он рано осознает свою силу, но из-за собственной гордыни в юном возрасте совершит ошибку, пойдя на поводу у окружающих. Благодаря своему таланту, его приблизит к себе великий, но природная наблюдательность позволит быстро осознать собственную глупость. К сожалению, это будет слишком поздно, его участь уже будет предрешена.

— А что будет, если я выберу другой путь? — спросила Вика, пытаясь осознать, что ей только что сказали.

— Тогда его будущее более туманно. Он может стать слугой двух господ и потратит жизнь на искупление своей вины, а может избежать этой участи, стать великим ученым и изобрести зелья, которые спасут множество жизней.

— И от чего это зависит?

— Много факторов, но прежде всего это зависит от него. Он хороший мальчик, он заслуживает шанс на счастливую жизнь.

— Спасибо.

— Не за что, девушка из другого мира, — с загадочной улыбкой сказала Калиста, заставив Вику по-настоящему испугаться. Откуда она всё это знает?

— Я не... — попыталась оправдаться Вика.

— Не надо, я всё знаю. Но кроме меня никто не догадается. Просто, я хотела поблагодарить тебя, а не свою сестру.

— Почему? За что?

— За то, что ты пытаешься измениться, изменить Эйлин и жизнь Северуса. Я верю, что у тебя всё получится.

— Спасибо.

— Не за что. Идем, я проведу тебя к месту, где работают портключи.

— Давай лучше я тебя к камину, — предложила Вика, видя, что этот разговор тяжело дался Калисте.

Девушка легко согласилась. Они подозвали Северуса, и до камина Лис рассказывала мальчику о Люциусе. И перед тем, как переместиться домой, пообещала их обязательно познакомить.

Домой вернулись уже под вечер. Портключ перенёс их в тихое место в квартале от дома, и по дороге до дома Северус делился впечатлениями от Калисты. На удивление, она ему понравилась намного больше остальных магов, хотя и видел он её не так уж и долго. Но её доброта, искренний интерес и наличие почти взрослого сына сделали своё дело.

Дом встретил их пустотой. Вика посмотрела на часы, висящие в гостиной, и поняла, что Тобиас с завода должен вернуться где-то через час, и у них есть время для отдыха, ну, или для того, чтобы приготовить ужин — как и ожидалось, в холодильнике было много продуктов. Вика за несколько месяцев приучила Тобиаса закупаться в субботу на неделю, сегодня был понедельник поэтому продуктов было достаточно, и Вика решила приготовить плов и так полюбившиеся Северусу пирожки.

Северус остался помогать матери.

— Мы останемся с папой? — первым делом поинтересовался мальчик, аккуратно нарезая лук для плова.

— Сложно сказать. Для начал нам нужно с ним поговорить, — решила не врать Вика. Безусловно, после разговора с Калистой хотелось остаться, но она ведь ещё не знала, что думает по этому поводу Тобиас.

— Думаешь он захочет выгнать нас? — будто озвучил её собственные мысли мальчик. Эйлин была категорически не согласна с этим вопросом, в отличие от Вики и Северуса та не верила, что Тоби может решить их выгнать к отцу. Её больше беспокоило, что теперь, когда Октавиус познакомился с Северусом, он не оставит их в покое, а найти их адрес для мастера Зелий его уровня не составит проблем. Хотя, зная отца, он скорее вытрясет адрес у Лукреции, которая давно жаждет её возвращения в магический мир.

— Не знаю. Надеюсь, нет, — попыталась обнадëжить мальчика Вика.

Час до возвращения Тобиаса пролетел незаметно, каждый был занят своими мыслями и не стремился к ничем не обязывающему разговору. Никто не хотел озвучивать свои страхи, но все думали об одном и тоже: «Что ждёт их дальше?». Вика хотела бы поговорить с Эйлин, но та на её вопросы не реагировала. Возвращение Тобиаса вернуло всех на эту грешную землю. Он, увидев их на кухне, безумно удивился, Вике показалось, что он не ожидал их больше увидеть, но, тем не менее, он был рад, что ошибся в своих опасениях.

— Эйлин! Северус! Боже, как я рад вас видеть, — будто очнувшись от собственных мыслей, Тоби подошёл к ним и нежно обнял супругу с сыном.

— Папочка, я скучал, — казалось, не веря собственным словам, тихонько произнёс Северус.

— Я тоже сынок. Я тоже, — а потом резко опустился на колени, — прости меня, я так испугался. Я так боялся, что потеряю тебя и твою маму. Я знаю, что я не должен был даже думать о том, чтобы поднять на тебя руку, я правда не знаю, что на меня нашло. Ты самый дорогой для меня человек, и то, что я смог остановиться, меня не оправдывает, но я хочу, чтобы ты знал: я сожалею.

— Я знаю, папа, — уверенно произнёс Северус, а потом, подумав, добавил. — Ты не виноват, это всё магия.

Пожалуй, это было главной его ошибкой, после этой фразы эмоции на лице Тобиаса стали стремительно меняться: искреннее раскаянье переросло в еле сдерживаемый гнев.

— Магия значит, — с тихой угрозой в голосе произнёс Тобиас.

— Северус, иди к себе, почитай, — попыталась выгнать ребёнка из-под линии огня Вика. То, что они оказались правы в своих подозрениях, в данный момент её совсем не радовало, скорее наоборот.

— Но мам...

— Иди, — прикрикнула на ребёнка Вика, и мальчик довольно быстро поднялся вверх по лестнице. А Тобиас поднялся с колен и перевёл разгневанный взгляд на Вику.

— Магия, значит. Это всё из-за этой долбанной магии, — начал заводиться Тобиас. — Из-за того, что ты грëбанная ведьма, я чуть тебя не потерял. А если бы ты там сдохла, что бы делал я?

— Эйлин, блин, помогай, — растерянно попросила Вика у соседки по голове, стараясь отвлечься от гневной, не совсем связной проповеди мужчины.

— Что делать? — недоуменно спросила Эйлин.

— Как его успокоить? — Вика решила, что за три года таких не контролируемых приступов агрессии у женщины должен был быть какой-то план Б.

— Никак... — в шоке сказала та, не понимая, что от неё вообще хотят.

— Офигенная помощь, блин, — мысленно возмутилась Вика и стала думать. Как успокоить разбушевавшегося мужчину? Что она делала, когда отец напивался? Она пряталась в комнате, как Северус сейчас. Но ведь, наверно, должен быть другой путь. Должен. Вике сейчас отчаянно не хватало гугла с его ответами на все вопросы. Его, увы, не было, так что приходилось выкручиваться самостоятельно. Пока Вика размышляла над тем, как привести мужчину в чувство, он заводился всё больше и больше и постепенно приближался к ней.

Вика отходила и постепенно приближалась к стенке, откуда идти будет некуда. Ей нужно отвлечь мужчину от себя, ей нужен эффект неожиданности. Отлично, чем она может удивить разгневанного мужчины? В голове не было ни одной свежей мысли. Вика в панике осмотрела кухню, под рукой не было ничего такого, чем можно было хоть как-то защититься, если он дойдёт до рукоприкладства. Стоило Вике отчаяться, как глаза наткнулись на стакан с недопитой Северусом водой. Но как ей поможет стакан? Если им ударить, он, скорее, разобьëтся, и мужчина только ещё больше разозлится. Тобиас, тем временем, всё ближе и ближе подходил к ней и, судя по всему, уже готовился к тому, чтобы её ударить.

Вика тяжело вздохнула, мысленно пожелала себе удачи и резко выплеснула воду ему в лицо.

Мужчина явно не ожидал подобного, и на секунду на его лице проступило удивление, но он быстро взял себя в руки и начал возвращаться к исходному состоянию неадекватного психопата. Вика решила не дожидаться, что будет дальше, и прижалась к его губам. Да, может быть, глупо и самонадеянно, но это единственное, что пришло ей в тот момент в голову.

На удивление это сработало. Мужчина на секунду оторопел, а потом сам прижался к ней и углубил поцелуй. Эйлин в её голове была полностью растеряна и разрывалась от двояких чувств — то ли наехать на изменницу, то ли поблагодарить за близость. Но, благодаря ей, Вика узнала много новых английских матов. Тобиас же тем временем распалялся, и руки его постепенно опускались всё ниже — сначала на талию, а потом и вовсе на ягодицы. Вика ещё не готова была к такой их близости, да и выяснить все хотелось здесь и сейчас, так что она оторвалась от мужчины, убедилась, что гнева он больше не испытывает, и села по другую сторону стола.

— Поговорим?

— Да, — произнёс он твёрдо, но почти сразу после этого, опустив глаза, добавил: — Прости. Я сам не понимаю, что на меня нашло.

— Я — знаю, — Вика сжала губы. — Но мы не будем произносить это слово. Чтобы оно снова не нашло.

Он горько усмехнулся.

— Как такое вообще могло случиться? Это ты… Ты что-то сделала со мной? — его голос дрогнул, в нём было больше страха, чем обвинения.

— Ага. Конечно, — Вика вскинула бровь. — Я тайный мазохист, мечтаю, чтобы на меня кричали, били, унижали. Это всё, о чём я думаю каждый день.

Сарказм резал по живому, но он не ответил.

— Ты изменилась, — выдохнул он.

— Это плохо? — её взгляд был прямой и острый.

— Пока не знаю.

Вика вздохнула, решив отвести разговор в более конструктивное русло:

— Но ты ведь помнишь, раньше такого не было. Не было в начале. Когда мы только поженились — всё было иначе. Что произошло? Что изменилось?

— Я… не знаю.

— Постарайся. Что случилось в тот день, когда ты впервые поднял на меня руку?

Он замолчал. Сжал кулаки. Было видно, как он борется с собой.

— Кажется… мы тогда отмечали юбилей завода.

— В ресторане? Были только свои?

— Нет. Были и другие люди.

— Кто-то подходил к тебе из незнакомцев, что-то спрашивал?

— Наверное… — он нахмурился. — Я не уверен.

— Вспомни. Кто это был?

— Мужчина. Кажется. Я не помню.

— Как он выглядел? Что говорил?

— Не знаю… Я не помню! — его голос дрогнул, и он сжал виски, словно что-то внутри него начинало давить. Тяжесть, туман, боль.

Вика подошла, обняла его, аккуратно прижалась.

— Всё. Не мучай себя. Не надо.

— Ему подойдёт зелье, которое ты варила? — мысленно спросила она у Эйлин.

— Должно подойти… — неуверенно отозвалась та. — Оно в верхнем ящике.

Вика быстро достала флакон. Через несколько минут дыхание мужчины стало ровнее. Он успокоился.

— Но я не об этом хотела говорить, — мягко начала она.

— О чём тогда?

— Когда я была в больнице, ко мне пришёл мой отец. Он хочет забрать нас с Северусом к себе.

— А ты? — спросил он осторожно.

— Не знаю. А ты хотел бы, чтобы мы ушли?

— Нет. Конечно, нет. Но… — он отвёл взгляд. — Но там же вам будет лучше. Не будет неадекватного меня. Будет ваша…

— Тсс… — Вика подняла палец к губам. — Не говори. Не думай об этом. Особенно о ней.

— Там у тебя будет всё — безопасность, возможности. Ты сможешь развиваться. Северус тоже.

— Но там не будет тебя, — озвучила мысли Эйлин Вика.

Молчание.

— Ты хочешь остаться? Эйлин, — он взял её руки, нежно и пронзительно. — Я люблю тебя. Всегда любил. Прости меня… пожалуйста.

Он поцеловал её — осторожно, будто боялся сломать.

И в этот момент в комнате раздался голос:

— Родители! А мы кушать будем? Я голоден! — на пороге стоял, судя по всему, подслушивающий Северус, на лице у него была детская серьёзность, которая резко контрастировала с тем, что происходило минутой ранее.

— Конечно, — улыбнулась Вика, вытирая глаза.

— Так… мы остаёмся? — с надеждой спросил он.

— Остаёмся, — твёрдо произнесла Вика, как будто поставила внутреннюю точку. — Осталось только сказать об этом Октавиусу.

И как по сигналу, раздался стук в дверь.

Вика внутренне вздрогнула. Искренне надеясь, что это Лекси — они давно не виделись, и подруга вполне могла прийти к ней в гости, чтобы выяснить, что происходит. Но, увы, у порога её ждал совсем другой человек

— Лукреция? — Вика невольно нахмурилась. — Что ты тут забыла?

— Привет… — нерешительно начала та. — Пустишь? Я… хотела извиниться. И… предупредить.

— Ну… проходи, — осторожно кивнула Вика, всё ещё не понимая, к чему это.

Лукреция вошла быстро, как будто боялась, что её передумают впускать.

— Прости. Я правда не хотела, чтобы всё вышло так. Я думала, что делаю правильно, что помогаю. Я не знала, что всё обернётся против тебя. Лис рассказала мне всё… и я пришла извиниться.

— Ладно, — выдохнула Вика, сдерживая эмоции. — А предупредить… о чём именно?

— Судя по всему, обо мне, — раздался спокойный, тяжёлый голос позади.

Дверь открылась — и на пороге возник Октавиус.

— Пиздец, — мысленно одновременно произнесли Эйлин и Вика.

Кажется, впервые они были согласны друг с другом.