Экстремальная медицина (джен)

* * *

«Учёный дельфин» судёнышком был небольшим и довольно-таки потрёпанным. Просто шторм он бы ещё пережил, не в первый, чай, раз, но вот напоровшись на не отмеченную в лоции подводную скалу, пошёл ко дну почти мгновенно. Впрочем, экипаж и большая часть научной группы спаслись, каким-то чудом сумев добраться до крошечного островка в полукилометре от места крушения, откуда их уже через несколько часов снял рыболовный траулер. Пропали без вести четверо, в том числе руководитель экспедиции Ален Робер и его жена. Поиски, организованные силами оказавшихся в районе крушения судов, ничего не дали, хотя продолжались больше недели, не смотря на по-прежнему паршивую погоду. Пока не стало окончательно ясно, что отыскать пропавших живыми шансов практически нет.

* * *

Из дневника Ромена Шасёра

То, что мои родители и Жанна с Аленом пропали без вести, Дагобер сообщил мне только тогда, когда поиски прекратились — и обычные, и магические. В тот момент я готов был его убить, но потом почувствовал благодарность. Нет ничего страшнее безнадёжной надежды, а то, что живыми их найти вряд ли удастся, было ясно с самого начала. Магическим службам, кстати, он и сообщил. Ради удобства родителей-симплитов школа ещё в начале столетия была легализирована как «частное учебное учреждение, работающее по экспериментальной программе», официальный адрес у неё имелся. Радиограммы для меня от родителей именно по нему передавали. Магическая-то связь в море практически не работает.

Дагобер же велел мне отправиться домой. На три дня. Особого смысла я в этом не видел, но подчинился. Ну правда, зачем? Даже похорон не было, какие похороны без тел? Разве что пореветь в обнимку с тётей Мадлен, чем я все три дня в общем-то и занимался. Она, кажется, была благодарна. Да и мне… ну, не то, чтобы легче стало, скорее я поверил в реальность случившегося. Осознал, что это правда, а не чья-то злая шутка. Я и раньше это знал, но… умом, что ли. А осознать… ну бред же! Мамины родители когда-то в море пропали, а теперь и они с отцом… бред. Не бывает!

А вот случилось.

Поминки мы всё же устроили. Я в первый раз в жизни надрался, понял, что не помогает, и решил так больше не делать. А на следующий день дядя Этьен велел мне возвращаться в школу, а Жану — в его Сельхозакадемию. Он нас вообще как-то всех встряхивал, что ли… и не то, чтобы сам меньше тосковал, просто делал это как-то иначе. Он же войну прошёл. Там, мама рассказывала, многому учишься. И терять — тоже.

В общем, вернулся я даже раньше, чем было велено. Шатоне довольно сухо и весьма кратко, за что я был ему крайне благодарен, выразил мне соболезнования, присовокупив, что, как он надеется, я всё же не посчитаю себя вправе манкировать уроками. Поскольку, продолжил он, получать от способного в общем-то ученика такие работы, как моё последнее эссе, ему просто-таки стыдно. Не говоря уже о практике… да, он понимает, последний месяц выдался для нас сложным и некоторое падение внимания можно понять, но не до такой же степени! Возражать я не стал, но обиделся. Никаких особых ляпов в эссе не было, а с первого раза у всех что-нибудь не получается, это вполне нормально и естественно. Стефан и Жан, которым досталось за компанию, возмутились вслух, правда, благоразумно дождавшись, пока куратор отойдёт подальше.

— Ну даёт Котяра, — первым начал Жан — Он что, с башни упал и головой стукнулся? Такой выговор за пару помарок!

Это он, положим, преуменьшил, но не сказать, чтобы сильно.

— Нет, это требует адекватных мер! — подхватил Стефан.

— Каких? — с опаской поинтересовался я, зная буйную фантазию друга. Обида-обидой, но Шатоне я уважал и делать ему гадости не хотел.

— Доказать, что он неправ, разумеется!

«Адекватные» по мнению Стефана меры потребовали от нас такого количества прочитанных трактатов и изнурительных тренировок, что к вечеру, который наступал не раньше полуночи, я засыпал на ходу и спал без сновидений. На погружение в чёрную меланхолию просто не оставалось времени, и в какой-то момент я неожиданно понял, что тоска по ушедшим не то, чтобы исчезла, но превратилась в… ну, нечто другое. Когда помнишь в основном не о том, что их больше нет, а о том, какими они были.

Заявленная цель наших занятий тоже была достигнута: на одном их уроков мы устроили целое шоу, сорвав аплодисменты класса. Шатоне в своей обычной ироничной манере кивнул: «Ну вот, это уже на что-то похоже», но явно был доволен.

То, что эти трое скорее всего сговорились, дошло до меня значительно позже.

Черновик письма я нашёл, разбирая родительский архив. Впрочем, «архив» — громко сказано, мы просто свалили в рюкзак всё, что обнаружилось в ящиках письменного стола. В бумагах могло найтись что-то важное, а в тот момент у меня не было ни сил, ни желания их рассматривать. Разбираться я взялся только тогда, когда дядя Этьен попросил глянуть, не попал ли туда сертификат на молоко. И на это письмо обратил внимание только потому, что оно было написано рукой мамы. Подумал: может, она просто не успела его отправить? Но, судя по всему, это был случайно не уничтоженный черновик. А вот текст... я прочитал его трижды про себя и потом зачитал вслух. Главным образом, чтобы уяснить, верно ли понял смысл:

«Уважаемый месье Гамов!

Я глубоко /зачёркнуто/ искренне /зачёркнуто, поставлен вопрос/ благодарю вас за честный /зачёркнуто/ откровенный /зачёркнуто/ подробный ответ. Вы правы. Действительно, то, что я слышала об этом методе борьбы с ликантропией /зачёркнуто/ излечения, слишком отличается от реальности. И я не решусь /зачёркнуто/ не стану даже говорить сыну о такой возможности, во всяком случае, в ближайшие /зачёркнуто/ до его /зачёркнуто/. Пусть если и узнает /зачёркнуто/. Прошу прощения за отнятое у вас время /зачёркнута вся фраза/. Извините, что напрасно вас побеспокоила.»

На этом текст обрывался.

Ребята переглянулись. Общую мысль, как всегда, озвучил Жан:

— Это надо так понимать, что всё же есть способ излечиться от ликантропии?

— И, судя по всему, крайне гадостный, — добавил Стефан.

— Скорее — опасный, — возразил Жан.

— Пожалуй, — подумав, согласился Стефан. — Опасный, да. Настолько, что твоя мама, Ромен, посчитала лекарство хуже болезни. И этот... как его там... с ней, кажется, согласен.

— Скорее она с ним, — уточнил Жан. — Кстати, что за странная фамилия, кто знает?

— Похожа на славянскую, — заглянув в листок, решил Стефан. — Ромен, что будем делать?

— А ты как считаешь?

— Я считаю, что решать тебе. Если хочешь узнать детали — можно поспрашивать, что это за тип такой, явно же не последняя спица в колесе! А потом написать ему и спросить, что там за метод. Или сразу поверишь, что гадость, и уточнять не станешь. Потому что, судя по всему, так оно и есть.

— Поищи, может там само письмо есть, на которое она ответ писала? — внёс дельное предложение Жан. К сожалению, письма неведомого Гамова среди бумаг не обнаружилось. Наверное, написав ответ, мама его уничтожила.

Подумав, я решил всё-таки узнать, кто такой этот господин, а там видно будет. Недели полторы мы рылись в разного рода литературе в поисках нужной фамилии, но ничего не обнаружили. Потом Жану пришла в голову мысль: коль скоро речь идёт о болезни и лечении, так надо узнавать у специалистов. Я отыскал в бумагах адрес маминого знакомого целителя и попросил о помощи — наплёл что-то про случайно услышанный разговор. Тот любезно пообещал помочь и некоторое время спустя написал, что кто-то из его коллег наткнулся на эту фамилию в рецензии на нашумевшую статью о Живой воде в «Вестнике целителя».

Дальше было проще. Мы написали в редакцию журнала и узнали, что искомый месье Гамов живёт в России, в городе Ленинграде, где заведует кафедрой Природной магии в Университете. Статью, кстати, мы тоже прочитали. Там говорилось в основном об опасности непрофессиональных суждений. Ярким примером, пояснял автор, является шумиха вокруг так называемого «Эликсира Корнеева», возникшая на основе случайно увиденного рядового, хотя, надо признать, весьма эффектного опыта, а также — сугубо рабочего названия «живая вода». С настоящей Живой водой, являющейся крайне редким природно-магическим явлением, этот эликсир пока что имеет весьма немного общего, да и свойства самой Живой воды молвой изрядно преувеличены. В результате безответственных действий не разбирающегося в науке, но излишне восторженного корреспондента, сетовал автор статьи, не только было введено в заблуждение международное магическое сообщество, но и оказался в ложном положении заслуженный научный работник...

— Так я не понял: эта самая Живая вода существует или нет? — спросил Стефан.

— А что тут не понять? — удивился Жан. — Забрёл к тамошнему зельевару какой-нибудь тип вроде нашей тёти Марты...

Мы дружно захихикали, поскольку историю с тётушкой Мартой уже знали в подробностях. Эта наивная дама, побывав в Болгарии, с ужасом рассказывала, что там, наверное, очень много вампиров — там ведь прямо в продуктовых лавках продают бычью кровь, а ещё медвежью и даже ослиную...

— Настоящая тоже существует, — решил Стефан. — И к нашему делу, чую, имеет непосредственное отношение.

— Почему?

— Потому, что это, — он заглянул в статью, — «редкое природно-магическое явление». А наш Гамов заведует кафедрой Природной магии. Да и слова «свойства молвой изрядно преувеличены» кажутся мне подозрительно знакомыми. В общем, надо идти к Дагоберу.

— Зачем? — удивился я. — Надо писать Гамову!

— А он тебя вежливо пошлёт или просто не ответит, — возразил Жан. — Ты несовершеннолетний, а твои родители от помощи отказались. Можно бы, конечно, и к Шатоне пойти, но у него связей явно меньше. Нет, Стефан прав, нужно просить директора.

Так мы и сделали.

Дагобер выслушал нас внимательно и пообещал написать Гамову. Пару недель мы изнывали от нетерпения, не решаясь спросить, выполнил ли он обещание. Как выяснилось — выполнил. Однажды вечером он вызвал нас всех к себе в кабинет и без обычных предисловий сообщил:

— Я связался с месье Гамовым, и он мне многое растолковал. Теперь я понимаю, Ромен, почему твоя мама не хотела даже говорить тебе об этом методе. И дело даже не в том, что метод научно не исследован, а документально подтверждённых случаев удачного излечения — считанные единицы. Не в том, что он смертельно — в точном значении этого слова — опасен. Не в том, что достать необходимые вещества крайне затруднительно. И не в десятке более мелких препятствий. Дело в одном непременном условии.

Он внимательно оглядел нас и неожиданно спросил:

— Вы сказки читаете?

Мы недоумённо переглянулись. Дагобер, впрочем, не ждал ответа. Он раскрыл лежавшую на столе книжку в яркой обложке и зачитал вслух:

— «... И сказал ему тогда верный конь: «Ты поклялся в награду за службу выполнить любое моё желание». «Я обещал это и выполню», — ответил рыцарь. И сказал ему конь: «Возьми свой меч и отруби мне голову!» Заплакал несчастный, ибо другом стал ему верный конь, но превыше всего была его верность клятве. Взмахнул он мечом и отрубил коню голову. И только он сделал это, обернулся конь молодым витязем и сказал: «Колдовство злой ведьмы обратило меня в коня, и если бы не твоя дружба — быть бы мне конём во веки вечные...»

Директор захлопнул книгу и закончил будничным тоном:

— Вот так, примерно. Хотя, конечно, в реальности всё гораздо сложнее, но главное отражено верно: ты должен умереть от руки лучшего друга. В волчьем обличии.

Дошло до нас не сразу. Первым сообразил Жан:

— Так вот в чём дело! Стефан, а ты ведь был прав — Живая вода очень даже при чём!

— Не о том думаешь, — буркнул Стефан, — Ну, да, убили-воскресили... убить-то кому-то из нас придётся, понял?!

— Да понял я, — помрачнел Жан. — Но ведь не насовсем убить? Это... ну, вроде как операция, ведь так?

И он с надеждой взглянул на Дагобера.

— По сути — так, — согласился тот. — Но не думаю, что от этого вам будет намного легче. И для начала Ромен должен решить, готов ли он сам рискнуть.

Все смотрели на меня. А я молчал.

Можно сто раз повторять, что лучше помереть, чем так жить. Но когда тебе действительно предложат помереть... даже если потом пообещают оживить — решится на это непросто. Тем более теперь, когда всё настолько изменилось. Когда в полнолуния я уже не один. Когда... когда я из-за дурацкой случайности чуть не стал убийцей! Вот о чём надо думать, а не о весёлых прогулках по горам в приятной компании. Ведь никто не даст гарантии, что ситуация когда-нибудь не повторится. Любопытных людей на свете много, и случайностей на свете много, и... но заставить ребят убивать? Даже зная, что убийство только кажется таковым?

Наверное, Стефан поймал мой взгляд, потому что сказал:

— Ромен, ты решай только за себя. А за себя мы уж как-нибудь сами решим. Хотя, что тут решать? Если ты скажешь «да» — я сделаю... постараюсь сделать всё, что требуется.

— Почему ты? — ревниво встрял Жан.

— Рыцарь был обязан своему коню, — ровным голосом пояснил Стефан. — Возможно, это важно. А долг перед Роменом только на мне.

— Ошалел? — пробормотал я. Нет, в какой-то степени он был прав, но...

— А кроме того, — неестественно небрежным тоном продолжил Стефан, — придётся ведь куда-то ехать и надолго, наверное. А мне это очень кстати, чем дальше, тем лучше. И хорошо бы до совершеннолетия, чтобы домой уже не возвращаться.

— Дела-а-а, — протянул Жан. Нет, мы понимали, что после той истории отношения Стефана с семьёй стали как никогда далеки от идеальных, но чтобы так... — А если твой папА запретит ехать?

Стефан мотнул головой:

— Пусть попробует! Короче, если ехать, то мне. А решать Ромену.

— Ладно, — сказал я, не слишком удачно изображая решительность, — если уж так, то поедем. Ну, то есть... в общем, я хотел бы попробовать, ну, хотя бы подробности узнать… но это же в Россию ехать надо, да? А мы несовершеннолетние, да и деньги… нет, я могу у дяди Этьена попросить, он даст, но тогда ему рассказывать придётся…

И ладно бы только ему. Хотя такой экстрим и он вряд ли одобрит. А вот если тётя Мадлен узнает… а они, между прочим, мои опекуны. Конечно, для магического мира опекуны-симплиты не указ, но мне самому… в общем, пусть бы лучше не знали.

Я вопросительно посмотрел на Дагобера. Он понимающе кивнул:

— Да уж, проблема. Да и Нуары такую поездку вряд ли одобрят и оплатят... Вот что, мальчики: если вам удастся продержаться до конца года на достигнутом уровне, я постараюсь организовать для вас поездку за счёт школьного фонда, как награду за выдающиеся успехи в учёбе. При условии, что они не будут сопровождаться столь же выдающимися безобразиями.

Стефан истово прижал руки к груди, всем своим видом говоря: «Да чтобы я! Да никогда!». Директор взглянул на него, усмехнулся:

— Ладно, посмотрим. Съездите, узнаете все подробности, а там видно будет.

На том и порешили.

* * *

О предполагаемой поездке все трое, не сговариваясь, решили молчать. Какой смысл обсуждать то, чего, может, ещё и не случится? А вот на то, что его заявление ребята оставят без комментариев, Стефан даже и не надеялся. И был прав.

— И что ты собирался делать на каникулах? — поинтересовался Жан, едва за ними закрылась дверь директорского кабинета. С нехорошим таким предвкушением поинтересовался.

— Работать, — буркнул Стефан. — А что не так-то? Есть работы, куда несовершеннолетних берут, я точно знаю!

— Есть, — охотно согласился Жан. — Только в магическом мире тебя мигом родителям сдадут.

— А в обычном — в полицию, — поддержал Ромен. — Потому как документов у тебя симплитских нет.

Стефан с подозрением посмотрел на них. Врут или правда? А книжках сбежавшие из дома девицы обычно попадали в беду, откуда их выручали благородные шевалье, а вот молодые люди прекрасно устраивались. Хотя… в книжках, надо признать, они в основном в армию шли и вообще это про прошлый век. А то и позапрошлый. Может, сейчас всё действительно иначе?

— А что, без документов нельзя?

— Можно, наверное, — вздохнул Ромен. — В криминальных районах. Только там тебе не понравится. И вообще, обидно даже. Что мы тебя, не приютили бы?

Стефан осознал, что сглупил. Ведь и правда обидятся. И даже справедливо. Потому как и сам на их месте обиделся бы. Теперь вот оправдывайся…

— Да у вас меня бы сразу нашли и домой отправили!

— Ха! — презрительно фыркнул Жан. — Так отец и дал бы! Короче, если вы в Россию не поедите — ты летом к нам и без разговоров!

— Замётано! — облегчённо согласился Стефан. И подумал, что с друзьями ему и впрямь сказочно повезло. Но лучше всё же поехать в этот, как его, Ленинград. Надо же узнать, как там всё на самом деле? Может, не так и страшно…

В любом случае, постараться стоило.