Раскаты Грома (джен)

Сначала Гарри почувствовал смятение и только затем злость.

Со вторым все было ясно. Гарри презирал трусость. Но трусость бывает разной: можно было остаться на поле боя и быть храбро разбитым на голову или «трусливо поджать хвост» и отступить, сохранив армию. А можно было как Дадли показывать неприличные жесты и оскорблять, но только на расстоянии, от страха получить наказание или в нос.

А вот смятение было вызвано возникавшими вопросами. «Что это вообще значит?» — Гарри поскреб бровь. Это походило на... клеймо. Очередную попытку задеть его. То, что бумагу приклеили каким-то заклинанием, вывело его из равновесия окончательно.

— Insendio.

Он к Мордреду, как говорили маги, сжег бумажку и потянулся к ручке.

— Черт! Вашу ж... — Гарри одернул руку от раскаленной ручки. — Вдох, выдох. Спокойствие, только спокойствие! Ventus.

Поток воздуха справился со своей задачей преотлично.

— Ну как тебе, Поттер? — окликнул его кто-то у самого выхода. — Эта надпись тебе, куда лучше подходит, не находишь?

Ноздри расширились. Захотелось чисто по-магловски втоптать его ногами в грязь и плюнуть в лицо.

— Верх изобретательности, — с неприязнью процедил Гарри. — Придумаете что-нибудь стоящее — позовите.

«Или весь факультет» — подумал Гарри, покидая гостиную. Вот только поставить на место всех разом было несбыточной мечтой. Куда больше надежд он возлагал на то, что слизеринцы ничего не успеют придумать за оставшиеся несколько дней. Экзамены все-таки сдавать предстояло всем.

— Все, пойдем. Грейнджер, не стой столбом, — бросил он, поравнявшись с гриффиндорцами.

— Гермиона, меня зовут Гермиона, — раздраженно сказала девушка.

— Для меня ты Грейнджер.

— Ты ведь понимаешь, что это не нормально, да? — взбрыкнула девочка. — Друзья не называют друг друга по фамилии. Ты ведь намеренно это делаешь, да?

— Мы не друзья, — твердо сказал Гарри. — Ты хоть понимаешь, что будет со слизеринцем с другом маглорожденным?!

— О, действительно? — ее голос зазвенел от сарказма. — Давай посчитаем: библиотека, прогулки, общий... ну, Невилл. По всем признакам это дружба. Твое упрямство не отменяет фактов, Поттер! А что будет, да ничего не будет, — не позволяя вставить и слова, продолжила Гермиона. — В Хогвартсе очень строго с дисциплиной. Ты хоть знаешь сколько правил в уставе школы?

— Какая... ерунда! Ты что где-то вычитала определение дружбы и зазубрила и его?! Тогда, — он едва заметно нахмурился, — «Друг — это человек, с которым можно молчать», — многозначительно сказал Гарри и повел бровями. — Невилл, а ты остаешься...

— Ремарк «Три товарища»? — в ее голосе мелькнула растерянность, а губы сложились в идеальное «о». — Я... не ожидала, что ты читал Ремарка, — затем Гермиона широко улыбнулась, почувствовав себя в своей стихии: — Он также писал, что одиночество — это независимость. Ты и с этим согласен?

— У меня было более чем достаточно времени чтобы читать книги в детстве, — раздраженно бросил Гарри, проигнорировав второй вопрос. — И в отличие от тебя я его читал не для того, чтобы выигрывать в спорах. Ты же даже сейчас все сводишь к книгам и цитатам. Ты говорила...

— Знаешь...

— В Хогвартсе строго с дисциплиной, — перебил он ее, сверкнув глазами. — Хм, а не на твоем ли факультете учатся близнецы?! Не бывало ли у вас вечеринок до четырех утра в гостиной? Не задирают ли у вас младших? Может, иногда на кухню посреди ночи гоняют?

— Ну, конечно, учителя не могут за всем уследить, но это не значит, что они ничего не делают, — она кивнула самой себе, — ты гиперболизируешь. К тому же есть старосты, тот же Перси просто отличный префект, он такого не допускает. А еще у вас есть профессор Снейп. Вот уж не думаю, что он спустит такое!

— Снейп...

— Профессор Снейп, — поправила его девочка.

— ...всего дважды был в нашей гостиной за почти четыре месяца. Стой, — вдруг прошипел мальчик, уперев руку в каменную кладку, тем самым перекрывая проход Невиллу и Гермионе. — Гриффиндорцы, — с отвращением произнес он.

— И что с того? — требовательно воскликнула Гермиона, ратуя за честь своего факультета.

— С того, что я один, а ваших громил четверо.

— Ты не один, Гарри, — тихо вклинился Невилл, прежде молчавший.

— Как будто вы поднимете палочку на своих друзей, — теребя рукав мантии, выплюнул Гарри.

— Если понадобится, то может и... — в глаза Невилла читалась стальная решимость.

— Что... Как... Ты думаешь, что наш факультет такой же?! — возмутилась Гермиона. — Да, у нас есть задиры. Но у нас нет... системы.

— Гермиона... — попытался вклиниться Невилл, но не был услышан.

— Нет молчаливого одобрения, когда задирают за то, кто твои родители, — продолжала девочка, — и это не наш факультет известен тем, что выводит соперников в квиддиче из строя еще до матча и просто так проклинает в коридорах. Ведь вне класса запрещено колдовать, а МакГонагалл строго относится к этому правилу. Она одного четверокурсника на два месяца наказала!

— Грейнджер, ты серьезно? — неверяще спросил Гарри. Все раздражение улетучилось, оставив лишь смесь недоумения и разочарования. Даже Невилл понимал, о чем он. — Неделю назад в коридоре были разборки между третьекурсниками наших факультетов. С палочками, кстати. Четыре дня назад на уроке истории была драка между первокурсниками, когда ты наябеднечала...

— Я не ябеднечала! Я просто знала, что профессор остановит ее!

— ...МакГонагалл, два дня назад кто-то проклял гриффиндорца МакЛуджина...

— МакЛаггена.

— Плевать. А на ужине кто-то подсыпал слабительный порошок в еду моего факультета. В отличии от вас у меня есть здравый смысл. Слыхала когда-нибудь такое слово, как эскалация?

— Слышала! — уязвленным тоном заявила Гермиона и махнула копной волос. — Удивлена, что ты такие слова знаешь. И вообще ведешь себя почти нормально, ну, по твоим меркам. Не раздражаешься из-за того, что мы просто дышим, — попыталась отыграться она.

В словах Гермионы была существенная доля правды. В волшебном мире Гарри стал вспыльчивым. Чертовски вспыльчивым. Раньше он мог, как ему казалось, подавить любую эмоцию любой силы. В Хогвартсе же стоило хоть капле гнева проникнуть в его разум, как магия внутри, точно подпитываемая замком или чем-то иным, начинала бурлить, каким-то образом распаляя его. Гнев могло вызвать все: несправедливость, пренебрежения, оскорбления, другие всяческие нападки. Но Гермионе каким-то образом удавалось комбинировать эти «методы».

— Заткнись! — негодующе воскликнул Гарри. Он тут же закусил губу, закрыл глаза, сделал глубокий, дрожащий вдох и выдох. Контролировать гнев в теории было проще, чем на практике, когда магия под кожей отзывалась на каждый всплеск колючим жаром. — Меня раздражаешь только ты, когда поучать начинаешь и выпендриваешься, что вся такая умная. Так что прекрати и пошли уже!

— Вот, — прозвучало тихо и сдавленно. Девочка отвернулась и сделал вид, что смотри на гобелен справа впереди. — Это больше на тебя похоже. Я... — она громко, по-детски всхлипнула, затем резко провела тыльной стороной ладони по носу и глазам, смахивая предательскую влагу. Гермиона закусила губу, сделала глубокий, неровный вдох и уставилась в точку над плечом Гарри. — Я не выпендриваюсь. Я п-пытаюсь... пытаюсь помочь. Хотя бы перестать грызться как кошка с собакой. Я думала, мы... можем быть друзьями. А ты... ты постоянно отталкиваешь. И я не понимаю почему! — ее голос все же сорвался на фальцет.

— Мне... — Гарри почувствовал, как внутри что-то противно екнуло. Стыд? К ней? Из-за чего? Это странное, липкое ощущение бесило. — Не нужна твоя помощь в учебе, — выдавил он, стараясь, чтобы голос звучал твердо, — или моей пессимистичности. И мы не станем друзьями. Я не могу себе этого позволить. Я и так изгой на своем факультете.

— И как далеко ты готов зайти, чтобы подружиться с факультетом? — она спросила тихо и таким тоном, будто он признался, что в прошлой жизни был Иудой. — Станешь смеяться, когда Малфой обзовет Невилла сквибом? Кивнешь, если кто-то назовет Рона предателем крови? — она сделала крошечную паузу, ее губы сложились в тонкую черту. — Будешь молчать, если твою маму назовут... грязнокровкой?

Грязнокровка... Его мать и похуже обзывали те же Дурсли. «Ненормальная», «чудовище», «чернь безработная» — наиболее мягкие из тех, что приходили на ум. За последние несколько месяцев Гарри дюжину раз пытался разобраться в том, как относиться к родителям.

Десять лет он их ненавидел. За то, что те умерли в автомобильной катастрофе, что оставили его у Дурслей без единого пенни за душой. Он стыдился шрама, полученного той ночью, отцовских волос, которые вздыбливались непокорной гривой, какую не могли укротить ни тетка, ни парикмахеры, и которые служили единственным весомым доказательством его «поттеровского» происхождения, а не того, что он был «нагулен» его «матерью-шлюхой». Стыдился, что такие люди вообще приходились ему родителями.

Тысячу раз ему втолковывали: раз он плод союза алкоголика-наркомана и проститутки, то неизвестно, какими болячками его наградили. Именно это было причиной, по которой ему нельзя было жить во второй комнате Дадли, сидеть на диване в гостиной или принимать ванну, а не душ.

А в этом мире все раз за разом рассказывают, какими чудесными, храбрыми, добрыми, умными героями они были. Будто упрекают его тем, что Гарри не был похож на людей, которых он и знать-то не знал. Может, ему стоит перестать пытаться изменить свое отношение к ним?..

— Не все слизеринцы такие, — отстраненно сказал он и холодно добавил: — Для той, кто столько книжек проглотила, мыслишь... удивительно примитивно.

В соседнем коридоре Гарри заметил полтергейста Пивза. Тот напевал без сомнения не самые благопристойные частушки, по-своему понимая рождественское настроение. Последнюю неделю Пивз пребывал в блаженном настроении из-за нарастающего хаоса и вносил в него свою лепту.

Наступила колючая пауза. Гермиона шумно вздохнула и уткнулась в свою сумку, делая вид, что ищет пергамент. Невилл переводил взгляд с нее на Гарри и обратно. Его пальцы теребили край мантии.

— Перестаньте, — вырвалось у него вдруг, тихо, но с непривычной резкостью. — Пожалуйста. Вы оба... вы же...

Он замолчал, глотая воздух, и посмотрел прямо на Гарри.

— Ты мой друг, — четко сказал Невилл, не отводя взгляда. — И она пытается быть другом. А вы... вы разрываете меня пополам. Я не хочу выбирать.

Гриффиндорец не стал ждать ответа и просто потупился. А Гермиона прежде, чем вновь заговорить, выпрямилась и резко вскинула подбородок.

— Ч-через неделю... первый экзамен, — она отвернулась к Невиллу, не глядя на Гарри. — Думаешь, ты готов, Невилл?

— Да, — Невилл перевел взгляд с Гарри на Гермиону и ослабил алый галстук на шее. — Мне кажется, я действительно хорошо... могу хорошо справиться с трансфигурацией. И ну... ты помогла мне с теорией, и вроде бы все превращения у меня тоже выходят. Выходили. Так что «У» думаю получу. Бабушка, конечно, хотела бы, чтобы я справился лучше, но...

Гриффиндорец говорил медленно и этого времени хватило девочки, чтобы окончательно взять себя в руки. По крайней мере внешне.

— «У»? Глупости, Невилл. Я уверена, что меньше, чем «ВО», ты не получишь, — она ободряюще кивнула. — Хотя я тоже так волнуюсь из-за всех этих экзаменов. В прежней школе у нас только годовые контрольные были в конце года, и от них не зависело переведут ли вас в следующий класс или нет. Нет, ну это, конечно, и правильно, ведь если ты не усвоил программу первого курса, то какой тебе второй, верно? Но сдавать семь экзаменов каждые полгода — это очень много! А ведь с третьего курса их будет двенадцать! Ну, вернее от девяти, просто Перси рассказывал, что всего можно взять двенадцать дисциплин, а я хочу узнать все о магии и думаю, что возьму все предметы. Ведь если другие справляются, то и я смогу, — она перевела дыхание. — Больше всего я боюсь экзамена у профессора Снейпа, он иногда так смотрит на меня, так смотрит...

— А ты перестань подпрыгивать на его уроке с поднятой рукой, — проворчал Гарри, пока Невилл пытался усвоить все то, что сказала Гермиона. Та покраснела. — И он хотя бы не заикается. Даже представить не могу, как бы проводил экзамен Квиррелл со своим «П-потт-тер».

— Тебе стоит уважительнее относиться к нашим учителям, — упрекнула она так обыденно, словно и не было между ними той перепалки.

— Квиррелл уже не наш учитель. И вообще с ним что-то было не так. Помните тролля? Я спрашивал у профессора Слагхорна, так вот он никак не мог сам проникнуть в замок. На Хогвартсе установлена очень сильная и древняя защита, думаю сам Квиррелл его зачем-то и привел. Он единственный не был в Большом...

— Что за вздор! — шумно выдохнула Гермиона и замотала головой. — Даже если ты и прав, то, во-первых, не было еще и мистера Филча с профессором прорицаний, кажется, и ты не подумал, что тролля могли впустить раньше, но он заблудился, и Квиррелл на самом деле столкнулся с ним? Но я думаю, что ты вообще не прав. Раз эти чары такие древние, то они могли ослабнуть, вот тролль и забрел в замок. Я читала...

— Ну раз ты «читала», то знаешь, что эти чары подпитываются учениками и учителями школы и не могут ослабнуть. И как ты тогда объяснишь, что у меня шрам болел от него, а? — спросил Гарри и прикусил язык.

— У тебя болел шрам? Тот самый? — она резко развернулась и потянулась рукой, пытаясь откинуть волосы со знаменитой молнии.

— Не прикасайся ко мне! — Гарри отшатнулся, а девочка слегка смутилась.

— Я читала, что шрамы от темных проклятий время от времени приносят дискомфорт. А как он у тебя болел? Что ты чувствовал? Жжение? Пульсацию? И ты уверен, что он на профессора Квиррелла реагировал?

— Гермиона, прекрати, — прервал ее Невилл, отчего-то выглядевший неловко.

— Он не всегда болел при Квиррелле, — начал Гарри уже злившийся, что вообще заговорил об этом. — Вернее он всегда болел если рядом был Квиррелл примерно до середины октября, а иногда болел, даже если его рядом не было. Но, с тех пор как он уволился, шрам ни разу не болел.

— Это... странно, — признала Гермиона, — но это еще ничего не доказывает. А история с троллем... — она внезапно фыркнула.

— Что?! — рявкнул оскорбленный Гарри.

— Да нет, просто вспомнила один фантастический рассказ Джулиана Хаксли, — она с легкой улыбкой покачала головой, снова специально или нет выводя Гарри из себя. Он ущипнул кожу на запястье.

— Чем ты будешь заниматься на зимних каникулах, Невилл?

— О, я буду помогать дедушке Элджи работать в теплице! — с энтузиазмом поделился он. — Он заказал несколько редких говорящих растений из Центральной Америки и обещал мне показать.

— Разве он не твой дядя? — спросил Гарри.

— Нет, — Невилл замялся, — он мой двоюродный дедушка, но просит называть его «дядей». Может он мне даже покажет мандрагору или визгоперку. На самом деле существует довольно много растений, издающих звуков.

— Это здорово, Невилл, вот в магловском мире такого не бывает, — поделилась Гермиона. — Я тебе очень завидую. А у вас большие теплицы?

— Ага. С Хогвартсом, конечно, не сравнится, здесь целых восемь теплиц! У нас их шесть. В них ну... разный климат, и от того насколько там тепло и влажно зависит, какие растения там живут, — поведал гриффиндорец.

— А как работают эти... климатические заклинания? — заинтересовался Гарри.

— Не знаю, — пожал плечами Невилл. — И это не совсем заклинания, бабушка в них не сильна. Там специальные руны...

— Руны на это способны?! — выпалила Гермиона. — Те самые, которые мы будем изучать с третьего курса? — ее голос зазвучал громче и чуть выше.

«Ну началось! — мысленно застонал Гарри. — Как Невилл вообще ее терпит?!»

— Грейнджер, у вас еще почти час до следующего урока, лучше... — он запнулся, но лишь на мгновение, — расскажи, чем сама будешь на каникулах заниматься.

Девочка смущенно улыбнулась, а Гарри молчаливо посочувствовал Невиллу, которому не удастся сбежать от ее расспросов.

— Мы поедем в Грецию, — ее глаза засияли, — мы примерно раз в полтора года ездим на каникулы за границу. Когда мне было девять родители отвезли меня в Ирландию. Я видела замок в Дублине, которому почти восемьсот лет! Его построили в 1204 году по приказу английского короля. Но большую часть времени мы провели в портовом городе Голуэй. Там такие потрясающие соборы и замки! Улицы очень красивые мощеные, набережные и мосты, которым — подумать только! — сотни лет!

— Здорово, — тихо сказал Невилл. — Я вот никогда не был... ну, не в Британии. Бабушка очень переживает, что со мной что-то приключится. Я же очень неуклюжий и вот, — он пожал плечами.

— Она одумается, — девочка похлопала его по плечу. — Я очень жду, когда мы окажемся на берегу моря. Я слышала, что Эгейское море такого красивого небесно-голубого оттенка, — она принялась активно жестикулировать. — А еще что оно очень чистое.

— А ты, Гарри, что будешь на каникулах делать? — неуверенно спросил Невилл. Его друг лишь пожал плечами, а его лицо выглядело странно пустым.

— Я остаюсь в Хогвартсе, — спокойно сказал Гарри, любуясь заледеневшим Черным озером.

* * *

Приближалось Рождество, а с ним и триместровые экзамены. Больше всего Гарри тревожили травология, зельеварение и ЗОТИ: на первых двух ему впервые предстояло работать в одиночку, а вести защиту от темных искусств стал Снейп, вечно недовольный первокурсником.

В середине декабря после очередной метели замок оказался погребен под толстым слоем снега, а Черное озеро покрылось тонкой коркой льда. В тот же день произошло первое снежное сражение между львами и барсуками, в котором больше всего пострадал лесничий Хагрид, просто проходивший мимо.

В подземельях совсем похолодало — вырывавшийся изо ртов пар белым облаком повисал в воздухе, и слизеринцы, позабыв о своей чопорности, передвигались исключительно быстрым шагом. Стены в коридорах так и вовсе обледенели, а окна в промерзших аудиториях дрожали и звенели под ударами ледяного ветра. Все с нетерпением ждали каникул.

За неделю до начала каникул профессор Снейп повесил на доске объявлений лист, в который следовало записаться, чтобы остаться в замке на каникулы. Гарри совершил опрометчивый поступок, записавшись сразу. Как оказалось, кроме него в замке не оставалось ни одного слизеринца. И целую неделю лист с одной-единственной его фамилией провисел на доске, что не осталось незамеченным ни сплетницей Паркинсон, ни Малфоем.

Тяжелее всего приходилось на занятиях Слагхорна, чьи уроки зельеварения проходили в самых холодных подземельях. Школьники, рискуя получить ожоги, старались прижиматься к бурлящим котлам, чтобы согреться. Не спасали и чары профессора Слагхорна.

— Поверить не могу, что кто-то останется в школе на рождественские каникулы, потому что дома их никто не ждет, — произнес Драко Малфой во время экзамена по зельям так, чтобы его не услышал преподаватель. — Бедные ребята, мне их та-ак жаль…

Произнося эти слова, Малфой смотрел на Рона Уизли. Крэбб и Гойл гаденько захихикали. Уизли весь побагровел. После памятного матча, в котором Гриффиндор умудрился не проиграть, Малфой пользовался любым поводом, чтобы поддеть рыжеволосого, чьи братья были загонщиками в команде львов.

— Да как ты смеешь! — зашипел Уизли. Он выхватил палочку. — Slugulus Eructo!

Зеленый луч вырвался из его палочки, полетел в сторону Малфоя, но, наткнувшись на призрачную преграду, рассеялся.

— Это будет отработка, мистер Уизли, — с печалью в голосе сказал Слагхорн, все еще не убирая палочку. — Я сообщу профессору МакГонагалл. А теперь за работу! У вас еще четверть часа.

Гарри опустил голову и с окаменевшим лицом принялся разглядывать свою мутно-коричневую бурду вместо зелья Виггенвальда. Он в точности знал рецепт — их всего-то к экзамену нужно было знать шесть штук, — и был уверен, что если не идеально следовал ему, то очень близко к идеалу. Гарри украдкой посмотрел на соседний котел Забини. Тот, едва скрывая самодовольную усмешку, разливал по флаконам идеальное, переливающееся изумрудным светом зелье. Провал был не просто ошибкой. Он был загадкой, щелчком по носу от самой магии, которая, казалось, отворачивалась от него в самый неподходящий момент. Эта неудача стала далеко не первой. С начала полноценной войны между Гриффиндором и Слизерином в его жизни наступила черная полоса.

Все началось с известия, что ни перья гиппогрифов, ни навоз лунтелят нисколько не интересовали Селвина. Все аптеки и фермерские магазины обеспечивали себя таким товаром сами, потому специальные мешки, которые заказал Гарри оказались без надобности. Затем настали очередные нападки слизеринцев, из-за которых хотелось взвыть со словами «Ну как так-то?! Нормально же жили и друг друга не трогали!». К ним присоединились гриффиндорцы, движимые мстительными порывами они хотели, чтобы кто угодно (желательно с зеленым галстуком) «ответил за все». В отличие от них слизеринцы ни разу не поднимали на него палочку — Ламент был не в счет, свое прозвище «варвар» он получил не просто так.

Встреча с Хагридом второго дня лишь подтвердила худшие опасения. Войдя в хижину, Гарри едва успел отпрыгнуть — из темноты на него с шипением выплеснулся сноп искр, едва не опалив мантию. Норберт, теперь размером с большую собаку, сидел посреди комнаты, объев половину стула. Хагрид, с опаленной бровью, пытался задобрить его целым окороком.

— Растет, здоровый! — объявил он. — Только вот... дыру в полу прогрыз. И Клык его боится.

Гарри молча смотрел, как дракончик одним укусом дробил берцовую кость. Тот рос не по дням, а по часам. Уже через две недели он рисковал не поместиться в хижине лесничего или спалить ее вместе с хозяином, чего Гарри никак не мог допустить.

Словно в насмешку над настоящими проблемами Гарри не мог решить что и кому дарить на Рождество. Вот взять, к примеру, директора. Должен ли он ему что-нибудь дарить? Тот в конце концов вытащил его с Тисовой, пообещал разобраться с приемной семьей и вернул отцовскую мантию. И мальчик был благодарен ему и проникся доверием, хотя ни в мыслях, ни вслух не говорил об этом. Но можно ли дарить директору подарки? Не будет ли это выглядеть как попытка подлизаться? Похожие сомнения одолевали его и о Слагхорне с Хагридом.

После долгих раздумий Гарри заказал лимонные дольки для директора, ананасовые для Слагхорна и перчатки из драконьей кожи для Хагрида. Дороже всего обошелся последний подарок — почти за десять галлеонов, еще и мерки было нелегко снимать с кухонных варежек великана, на которых красовались подпалины — очередное напоминание о Норберте. Зато теперь Гарри не чувствовал себя должником за летний подарок лесничего.

Как только прозвенел колокол, Гарри сдал экзаменационное зелье, закинул сумку на плечо и поспешил библиотеку. С подсказкой профессора зелий он наконец выяснил, где искать книжки о «Ночном Рыцаре».

Грохот фолиантов заставил его оторваться от чтения.

— Вот, — раздался звонкий голос Гермионы, которая, кажется, утащила за раз половину книжной полки. — Я не все успела прочитать о шрамах о проклятьях, ты ведь просмотришь их, и я потом расскажу, что сама узнала, хорошо? — она с надеждой глазела на него.

Гарри окинул взглядом стопку и в который раз пожалел, что проболтался об этом. Ее затуманенный взгляд на шрам-молнию порядком его достал.

— Ладно, я их прочитаю, — смилостивился он, про себя признавая, что девочка иногда бывает полезной. Ему и самому хотелось во всем разобраться, да времени не было. — Спасибо, Грейнджер, — выдавил он из себя, когда Гермиона выжидающе посмотрела на него.

С сияющей улыбкой девочка убежала готовиться к отъезду на Хогвартс-экспрессе.

* * *

Из-за вьюги за окнами в замке было темнее обычного, и даже в учительской, обычно залитой светом, царил тревожный полумрак. Все стулья были заняты — последний педсовет перед каникулами всегда был самым нудным.

Голова болела так, что уже не помогали и зелья. Все-таки не стоило оставлять отчеты и экзаменационные работы на последнюю ночь. Северус поймал на себе кислый взгляд МакГонагалл и с усмешкой вспомнил, как ставил «В» ее любимице Грейнджер.

О да, с каким сладострастием он выводил эту букву! Теперь Минерва не сможет тыкать его носом в свои летние пророчества о будущей отличнице. Нашлась вторая Трелони! Вечно у нее мисс Грейнджер то, мисс Грейнджер это. Тьфу! Даже у терпеливой Помоны начало дергаться веко при упоминании этой всезнайки.

Очередной приступ мигрени заставил его поморщиться. У выражения лица Минервы была и другая причина. Вражда между их подопечными достигла таких масштабов, что вспоминались ранние восьмидесятые. Все началось с, казалось бы, глупости — ничьей в квиддичном матче. Задеть факультетскую гордость детей проигравшей войну стороны удалось с лихвой, и то, что начиналось с взаимных оскорблений и нескольких сглазов, быстро набирало обороты. Ни он, ни Минерва не уделяли своим ученикам достаточно времени. И дело тут вовсе не в безответственности.

На носу был декабрь, знаменовавший собой экзамены, сдачу отчетности по ученикам, а в случае Минервы и по финансам, встречи с попечителями и сотрудниками отдела магического образования, а еще поступил новый заказ на противоожоговые мази якобы для нужд Больничного крыла, а на самом деле от широко известного бородатого затейника (хотя на язык просились менее лестные слова). И теперь Северус все чаще ловил себя на том, что прислушивается к бурчанию Филча о былых временах и наказаниях, способствовавших тому, что дети соблюдали правила как шелковые.

— ...Северус, а вы что скажете? — обратился к нему Дамблдор.

— Я присоединяюсь к мнению коллег, — автоматически отозвался Снейп, даже не вслушиваясь в очередную ерунду об промежуточных отметках.

На каникулы рвалась не только детвора. Перестукивающая костяшками пальцев Бабблинг не даст соврать. Авось к началу января «война» рассосется сама собой.

— Мы обсуждали характеристику одного вашего подопечного, мистера Поттера, — с упреком в голосе произнесла Минерва.

С начала учительской деятельности Северус не раз поражался тем, как много тащила на своем горбу замдиректора. Благодаря ей школа едва ли нуждалась в директоре. Но вместе с этим она верила, что каждому под силу трудиться с такой же самоотдачей, и терпеть не могла рассеянности и на уроках, и на подобных собраниях. Северусу же уже приелось мусолить успехи первокурсников, и даже фирменный взгляд декана Гриффиндора на него не подействовал.

— На моем экзамене Поттер получил «В», поразительная удача при его уровне подготовки, — с нарочитой скукой начал Северус. — Но в целом личность без выдающихся способностей. Постоянно пренебрегает теорией и теоретическими дисциплинами. В делах факультета не участвует.

Он развел руками, наблюдая за вспыхнувшим недовольством в глазах Минервы. Учитывая фамилию обсуждаемого, он мог бы устроить настоящий разнос. Но директор еще в сентябре наложил вето на все предлагаемые взыскания, намекнув, что любая информация о Поттере должна согласовываться лично с ним. Минерве, разумеется, об этом знать не обязательно.

То, как невозмутимо покивали головой все остальные, кроме разве что добродушных Спраут с Флитвиком и Слагхорна, пуще прежнего доказывало, что за ходом собрания уже мало кто следил.

— А как мальчик проявил себя у тебя, Гораций? — Дамблдор запустил руку в бороду, и его взгляд стал чуть более пристальным.

— Таланта к зельям у него нет, — с досадой пробурчал встрепенувшийся Слагхорн. — Теорию подтянул к концу семестра, но практика... — он пожал плечами.

— А вне занятий? — настойчиво продолжил директор. — Мне показалось, вы несколько сблизились с мистером Поттером.

— Мистер Поттер... любознательный ребенок, — губы Слагхорна расплылись в улыбке, отчего двойной подбородок затрясся. — Интересуется историей замка, магическими существами, обществом в целом... Настоящий слизеринец! — добавил он и закивал со знающим видом.

— Ах, Гораций, — Дамблдор широко улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. — Я рад, что ты не позволил предрассудкам и теням прошлого повлиять на себя.

— Что ты имеешь в виду? — Слагхорн насторожился, и его улыбка мгновенно исчезла.

— Я о том, что мальчик говорит на языке змей, — все с тем же добродушным выражением лица выдал Дамблдор.

На секунду в учительской воцарилась тишина, столь же гулкая и ледяная, как в склепе. Чашка с чаем в пухлых пальцах Горация Слагхорна дрогнула, пролив каплю эля на бархатный жилет. Его лицо, мгновение назад умиленное, стало цвета школьного мела. Профессор МакГонагалл резко обернулась к директору, но Альбус Дамблдор уже вставал из-за стола, а его фиолетовая мантия мягко шуршала.

— Ну, а на этом, пожалуй, все, коллеги! — весело объявил он. — С наступающим Рождеством!

«Напьюсь. Сегодня точно напьюсь. Пока есть возможность, — подумал Северус. — Пока не растрезвонили. Чертов старый паук».

* * *

Двадцать первого декабря внезапно наступили каникулы, и слизеринская гостиная опустела. Теперь Гарри без каких-либо трудностей мог занимать кресло у самого камина и читать в тепле и уюте, но отчего-то это не приносило прежней радости.

Большой зал постепенно готовился к празднику. На стенах уже висели гирлянды из остролиста и омелы, а дюжина елей стояли на равном удалении друг от друга от входа в зал до самого профессорского стола. Без елочных украшений они выглядели тоскливо, но мальчик был уверен, что профессор Флитвик вскоре это исправит.

С отбытием Хогвартс-экспрессе этим утром все факультетские столы опустели. Сидя за столом с зелено-серебряной скатертью, Гарри украдкой разглядывал других учеников. За столом Гриффиндора сидели четыре рыжеволосые макушки клана Уизли, столько же ребят было за столом Рейвенкло и всего двое хаффлпаффцев.

Без занятий и вечно мелькающих разноцветных галстуков Хогвартс стал еще серее обычного. И теперь Гарри куда лучше понимал причуды Хагрида, круглый год обитавшего на границе Запретного леса. От такой скуки и он бы тоже завел гиппогрифов, фестралов или по крайней мере лукотруса.

— «Москва разыгрывает азиатскую карту: Кремль усиливает дестабилизацию Юго-Восточной Азии — начал читать Гарри своему единственному слушателю. — С победой коммунистов в гражданской войне на Филиппинах красная лихорадка...»

— Мяу.

— Согласен, так себе название. «... вплотную подобралась к Таиланду и Малайзии. Лидер Индонезии...»

— Мяу! — кошка вильнула хвостом задев его газету.

— Тебе не нравится Индонезия? — спросил Гарри. — Я слышал они в шестидесятые просто убили всех своих коммунистов...

— Мяу, — подтвердила кошка.

— Зато теперь у них не будет гражданской войны. Наверное, — миссис Норрис осуждающе посмотрела на него. — Не смотри на меня так! Я просто пытаюсь искать плюсы, раз уж я «пессимистичный», — он скривился и отложил газету. Снежинки за окном будто вальсировали под волшебную мелодию.

— Знаешь, когда я был маленьким, — его голос, до этого звучавший с привычной циничной издевкой, внезапно дрогнул. Он замолчал, сглотнул. — ...мне казалось, что коммунисты они, ну «хорошие», — кошка наклонила голову, словно на самом деле внимательно его слушала. — Глупо, да? — он фыркнул, но фальшиво. — Я думал, что если Британия станет коммунистической, то мне дадут вторую комнату Дадли, будут так же вкусно кормить. Может даже дарить подарки, — Гарри сглотнул комок, невесть почему образовавшийся в горле. — И что вообще всем будет хорошо. Ты вот знала, что Тэтчер уволила каждого девятого британского шахтера? Или что, когда подорожала нефть пять лет назад, она стала отключать электричество после 22:30? Я слышал, как те... Петуния жаловалась Вернону, что такое уже случалось раньше, в ее детстве⁽¹⁾, — он умолк, во рту пересохло. Что-то холодное и тяжелое опустилось на дно желудка. — А потом... потом мне один человек рассказал, что случилось в Кампучии⁽²⁾...

Гарри понимал, что все его познания — это лоскутное одеяло, сшитое из обрывков взрослых разговоров, новостных выпусков по телевизору, газетных статей и его собственных догадок. Он слышал об Африке по телевизору — сплошные непонятные названия и войны, которых, казалось, было больше, чем стран. Дикторы говорили о гражданских войнах в Анголе и Эфиопии таким усталым, привычным тоном, словно это были сводки о плохой погоде.

Взрослые бы наверняка только фыркнули, заслышав, как одиннадцатилетний мальчик рассуждает на эту тему. А может он и в самом деле ничего не понимал и был глупым ребенком. Кто знает?..

Но самое страшное было не оказаться дураком. Нет. Пугали вспышки картинок, которые сами собой складывались в пары, как в школьной задачке на сопоставление. Джунгли Вьетнама — и сверкающие небоскребы богатой Японии. Тихое безумие в Кампучии — и гулкая напряженность на границе двух Корей. Целые страны, целые континенты враждовали друг с другом, как школьные банды, только вместо синяков оставались руины и сводки погибших. И за всем этим угадывались два огромных, безликих силуэта — СССР и США. И самое ужасное — это тихая, нарастающая уверенность где-то под ложечкой, что все эти войны, союзы, сбитые самолеты и солдаты в джунглях — это не просто так. Что они готовятся. Разминаются. И когда-нибудь эта Холодная война перестанет быть холодной.

Кошка спрыгнула со стола, забралась к нему на колени и принялась мурлыкать. На душе стало чуточку спокойнее, вспомнились коты миссис Фигг, которые тоже были к нему добры, и Гарри бездумно принялся гладить миссис Норрис.

— Спасибо, — ломким голосом сказал он спустя несколько минут. — Тебя хозяин не хватится?

Кошка ободряюще мурлыкнула, и Гарри в очередной раз задал себе вопрос, как он это понял. Миссис Норрис он прежде вне компании мистера Филча никогда не видел, и потому Гарри опешил, когда кошка незаметно увязалась за ним в библиотеку и запрыгнула на стол, через секунду, после того как сам мальчик занял это место.

— Пойдешь со мной на улицу? — внезапно спросил слизеринец и подумал, что, наверное, вот так, разговаривая с животными, и становятся сумасшедшими, как старик Олливандер.

— Ладно-ладно, — быстро сказал Гарри, когда та зашипела. — А если я понесу тебя в руках? — хвост миссис Норрис стал раскачиваться из стороны в сторону, и мальчик воспринял это как согласие.

Он подхватил кошку и помчался в сторону подземелий. Стоило Гарри приблизиться к ступенькам, как миссис Норрис спрыгнула и прогнулась в спине.

— Ну, сама так сама, — проворчал Гарри, оскорбленный таким недоверием. Призрак женщины средних лет, пролетавший рядом, удивленно обернулся на эту реплику. — Я между прочим не живодер.

Гарри подумал, что не прочь завести себе еще одно животное. Никта прилетала только на завтрак — с ней не поболтаешь.

«Хорошо бы змею, — замечтался он, — хотя миссис Норрис тоже как будто понимает меня».

Молчаливая поддержка отчего-то прельщала его больше человеческой.

— Кажется здесь я проклял Данна, — задумчиво поделился Гарри на середине лестницы. Кошка в ответ зашипела на него. — Да, он тот еще ублюдок. Эй! Ты чего?! Чертова... — компаньон завхоза, оказалось, разозлилась на него самого, и Гарри с трудом увернулся от ее когтей. — Ладно! Не горячись! На самом деле я тоже не совсем прав, — выдавил Гарри после паузы. — Слизеринцы друг на друга палочку не поднимают. Это вроде как правило, — он поднял взгляд. — Ты ведь все еще пойдешь со мной?

Так они и поплелись в сторону гостиной. Кошка вальяжной походкой и, словно хвастаясь, тем какой у нее длинный и пушистый хвост, а Гарри украдкой поглядывая на вспыльчивое животное.

— Ты же знаешь, что вор — не вор, пока не пойман, да? — глумливо спросил Гарри уже в подземельях. — А там свидетелей не было. Если б все было так просто, настучал, и человека наказали, то Малфой бы туалеты вылизывал с твоим хозяином. Ну то есть твой хозяин следил бы, а не... У него вообще язык без костей, и как в рожу еще не дали?.. Да Малфою, не Филчу! Тьфу на тебя! — про гриффиндорца, разозлившего его и схлопотавшего за это проклятье парализации, он рассказывать не рискнул.

Миссис Норрис так уверенно прошла внутрь гостиной, что Гарри невольно задумался о том, при каких обстоятельствах она тут бывала раньше.

«Вот нахалка!» — восхитился Гарри, когда кошка вошла в его комнату без спроса.

Кошка подошла к чемодану, придирчиво обнюхала и, обернувшись, обвиняюще мяукнула.

— А вот это уже тебя не касается! — отрезал Гарри, надевая зимнюю мантию и перчатки. — Пошли, обещаю, что не стану закапывать тебе в сугроб.

Он со смешком подхватил ее на руки, на этот раз наплевав на сопротивление животного. Портреты, встречавшиеся у них на пути, с интересом смотрели им в след.

— Не обращай внимания, — проворчал Гарри. — Они все так иногда делают, видишь ли, я — знаменитость. Первые дни вообще глаз с меня не сводили, потом привыкли. Прав был Снейп. Слава — это еще не все. Это как толстенная дверь в пустом банковском сейфе... Наверное, я несу чушь.

Выйдя за пределы замка, Гарри на мгновение застыл, ослепленный и покоренный. Хогвартс и его окрестности преобразились. Заснеженные горные пики сияли на солнце алмазной крошкой, а темные ели, сгибаясь под тяжелыми снежными шапками, казались сказочными исполинами. Воздух был чист, хрустально-прозрачен и обжигал легкие морозной свежестью. Озеро лежало отполированным сапфиром в оправе из серебряного снега. Снег скрипел под ногами упругим, мелодичным хрустом, а мир вокруг утонул в гробовой, величественной тишине, которую не нарушал даже ветер. Это была не просто зима. Это была застывшая магия.

— Красиво, — прошептал Гарри, и его слова повисли в воздухе маленьким облачком пара. Миссис Норрис на его руках махнула хвостом, будто говоря: «Конечно. А ты думал, я согласилась бы гулять в уродливом месте?» И они пошли дальше, оставляя на девственном снегу две параллельные нити следов, единственное свидетельство жизни в этом царстве льда и снега.

* * *

Рождественским утром Гарри проснулся поздно. Он пропустил завтрак и почти опоздал на обед. Небо было снова пасмурным. Серым, почти без единого просвета и едва различимым сквозь густо падающие хлопья снега.

Гарри не любил Рождество. Оно никогда не было для него праздником. В этот день у Дурслей он из года в год помогал тетке с готовкой примерно до полудня, а затем его запирали в чулане без обеда и тем более ужина до следующего утра. Праздничное застолье предназначалось Дурслям, толстенной Мардж и тем гостям, которым не посчастливилось застрять в доме №4 на Рождество. Ну, а все подарки были для Дадли.

А потому Гарри очень удивился, когда на своем столе обнаружил блестящую коробку и сверток, завернутый в коричневую оберточную бумагу, на которой неровными буквами было написано: «Гарри от Хагрида». Внутри была флейта грубой работы — скорее всего, Хагрид сам вырезал ее из дерева. Гарри поднес ее к губам и извлек из нее звук, похожий на уханье совы. В коробке же был подарок от Невилла — волшебные сладости.

После обеда Гарри снова засел в библиотеке, читая какую-то книгу, но в общем-то не вчитываясь, а просто желая убить время до ужина.

Рождественский пир был вне всяких похвал. Факультетские столы сдвинули к стене, и все оставшиеся ученики сидели за одним столом. Ели были украшены различными игрушками и гирляндами, а с волшебного потолка падал наколдованный снег.

На столе красовались дюжина жирных индеек, горы жареного и вареного картофеля, миски с зеленым горошком и соусники, полные мясной и клюквенной подливки, а также башни из волшебных хлопушек. Эти фантастические хлопушки не имели ничего общего с теми, которые производили маглы. Дурсли обычно покупали эти жалкие подобия, на которых сверху было надето нечто вроде убогой бумажной шляпы, а внутри обязательно лежала маленькая пластмассовая игрушка. Хлопушка же, которую опробовали близнецы Уизли, не просто хлопнула, но взорвалась с пушечным грохотом и окутала их густым синим дымом.

За учительским столом тоже было весело. Альбус Дамблдор сменил свой остроконечный волшебный колпак на украшенный цветами котелок и весело посмеивался над анекдотами профессора Флитвика про ирландских лепреконов и американских ведьм. Профессор Снейп, сидевший по другую сторону от него, был мрачнее тучи — профессор Спраут лично водрузила ему на голову красный колпак с зеленым бубенчиком. Заметив взгляд первокурсника, директор едва заметно, приподнял свой бокал с лимонадом.

Вслед за индейкой подали утыканные свечками рождественские пудинги. Те были с сюрпризом — Перси Уизли чуть не сломал зуб о серебряный сикль, а одному барсуку достался лишь кнат. Тем временем Хагрид без устали подливал себе вина и становился все краснее и краснее, и наконец он поцеловал в щеку профессора МакГонагалл. А она смущенно порозовела и захихикала, не замечая, что ее цилиндр сполз набок.

А за окнами Хогвартса, беззвучно и неумолимо, продолжал падать снег.

1) В 1973 году такое действительно было. В 1986 — нет. Как и катастрофы на Аляске и нефтяного кризиса. Про шахтеров правда, но, разумеется, вырвано из политического контекста тех лет. — Прим. автора

Вернуться к тексту

2) Здесь Гарри подразумевает геноцид в Камбодже при коммунистическом правительстве в 1975-79 годах, когда по приблизительным оценкам было уничтожено от четверти до трети населения страны. — Прим. автора

Вернуться к тексту