Стереть твой номер (гет)

Прошло несколько недель после инцидента на пикнике. Отношения в компании, как ни странно, стали только крепче. Тиори держалась на расстоянии, общаясь со всеми ровно, но холодно, и больше не делала выпадов в сторону Люмин. Люмин же, наоборот, окончательно расслабилась. Она больше не чувствовала себя под микроскопом. Она была своей.

В один из вечеров Скарамучча повёл её в новое место — не в их привычное кафе, а в модный, шумный бар в центре города с неоновыми вывесками и громкой музыкой.

— Решил сменить обстановку, — сказал он, перекрикивая бит. — Не всё же нам киснуть с пирогами Томы.

Люмин было неуютно, но она доверяла ему. Рядом с ним она чувствовала себя защищённой даже здесь. Они сели за маленький столик в углу, и он рассказывал ей какую-то забавную историю про преподавателя, а она смеялась, искренне и легко. В этот момент они были просто парой, и весь мир с его сложностями, казалось, остался за стенами этого бара. И в этот момент в их уютный мир ворвался хаос.

— Скара? Какого чёрта, это ты?!

Громкий, наглый голос заставил их обоих обернуться. К их столику направлялась компания из четырёх человек — двое парней и две девушки. Они выглядели так, словно сошли со страниц модного журнала: дорогие кроссовки, продуманная небрежность в одежде, уверенные, чуть насмешливые взгляды. Это были те самые люди с той злополучной вечеринки.

Скарамучча на секунду замер, а потом его лицо изменилось. Ушла мягкость, которую Люмин так привыкла видеть. Вместо неё появилась старая, хищная, чуть циничная ухмылка. Это был Скарамучча из другого времени.

— Дотторе. Я уж думал, тебя посадили, — бросил он парню, который кричал.

— Не дождёшься, — тот рассмеялся и бесцеремонно придвинул стул к их столику. Остальные последовали его примеру, мгновенно окружив их. Атмосфера за столом изменилась.

Разговор вспыхнул мгновенно, как короткое замыкание. Он был быстрым, полным внутренних шуток, отсылок к каким-то старым событиям и имён, которые Люмин слышала впервые. Она сидела молча, пытаясь уследить за нитью, но это было всё равно что пытаться читать сразу десять книг одновременно.

Её методы здесь не работали. Нельзя было «изучить» эту компанию. Они не обсуждали сериалы или музыку. Они говорили о людях, вечеринках, каких-то сумасшедших поездках, перебивая друг друга и смеясь так, словно никого вокруг не существовало.

Скарамучча был в своей стихии. Он острил, язвил, парировал их выпады с той же скоростью. Люмин видела, как он ожил по-новому. Это была другая энергия — более резкая, более дикая. Он был частью этого урагана.

Девушка, высокая блондинка по имени Синьора, наконец обратила на Люмин внимание. Она смерила её скучающим взглядом с головы до ног.

— А это кто с тобой, Скара? — спросила она, даже не обращаясь к самой Люмин. — Новенькая? Миленькая. Она разговаривает?

Скарамучча бросил на Люмин быстрый взгляд.

— Это Люмин. И да, она разговаривает, когда есть с кем.

Укол был направлен в сторону Синьоры, но Люмин всё равно почувствовала, как её щёки заливает краска.

Разговор тут же переключился на другую тему. Дотторе начал рассказывать, как они собираются на выходные в загородный дом с огромным бассейном.

— Ты с нами, Скара? — спросил он. — Как в старые добрые. Вспомним, как мы в прошлый раз…

Дальше последовала история, которую Люмин слушать не хотела. Она сидела и чувствовала, как становится невидимой. Скарамучча, увлечённый разговором, казалось, забыл о ней. Он не держал её за руку. Он не смотрел на неё. Он был там, с ними, в их общем прошлом, где для неё не было места. Через полчаса, которые показались ей вечностью, Дотторе встал.

— Ладно, мы в соседний клуб. Скара, ты с нами? Не кисни тут.

Скарамучча на секунду замялся. Он посмотрел на Люмин, словно только что вспомнил о её существовании. В его взгляде было что-то вроде извинения, но оно было мимолётным. Зов старой жизни был слишком силён.

— Идите, я догоню, — бросил он им.

Когда они ушли, за столиком снова стало тихо. Но это была уже не уютная тишина, а звенящая пустота.

— Прости, они немного… шумные, — сказал он, но звучало это неискренне.

— Ничего, — тихо ответила Люмин. — Ты пойдёшь к ним?

Конечно, Люмин надеялась, что он захочет остаться с ней и провести запланированный вечер, но в то же время не хотела показаться контролирующей девушкой. Скарамучча посмотрел на неё, не подозревая о её внутренних метаниях. Он не стал уговаривать её пойти с ним. Он знал, что она не впишется. И, возможно, впервые он не захотел тратить силы на то, чтобы помочь ей вписаться. Было проще пойти одному.

— Хм, думаю, да. Ты доберёшься до дома сама? — спросил он. — Я вызову такси.

— Да.

— Ладно. Тогда… напиши, — он встал, наклонился, быстро и почти формально поцеловал её в щёку и пошёл к выходу, не оглядываясь.

Люмин осталась сидеть одна за столиком в шумном баре. Она видела, как его силуэт слился с толпой его старых друзей у выхода. Они смеялись, кто-то толкнул его в плечо. Он был снова одним из них.

* * *

Люмин плохо спала. Она проснулась с тяжёлой головой и неприятным осадком в душе, который не растворился за ночь. Первым делом, по дурной привычке, она потянулась к телефону. Ни одного сообщения от Скарамуччи. Ни «я дома», ни «доброе утро». Ничего.

Она открыла соцсети, и сердце ухнуло. Прямо наверху, в кружочках сторис, сиял его аватар. Она колебалась секунду, а потом нажала.

Первое видео. Шумный, забитый людьми клуб. Мигающий свет стробоскопа выхватывал из темноты смеющиеся лица. Камера тряслась, музыка гремела так, что динамик телефона хрипел. Скарамучча снял себя — растрёпанный, с блестящими от веселья глазами, он кричал что-то, чего было не разобрать за шумом.

Второе видео. Он уже не снимал себя. Камера была направлена на ту самую блондинку, Синьору. Она танцевала на барной стойке, запрокинув голову, а толпа внизу ей аплодировала.

Третье видео. Групповое селфи. Скарамучча в центре, одной рукой обнимает за плечи Дотторе, другой — Синьору, которая прижималась к нему слишком близко. Все смеялись, показывая в камеру какие-то знаки. Они выглядели как стая. Единый, живой организм, в котором не было места для посторонних.

Люмин закрыла приложение, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Это было не просто подтверждение того, что ему было весело. Это была наглядная, яркая демонстрация мира, в котором ей нет места. Мира, который, судя по всему, ему очень нравился.

В этот момент телефон завибрировал. Сообщение в общем чате их компании.

Итто

СКАРА, ТЫ ИЗМЕННИК!

Тома

Итто, что случилось в семь утра?

Итто

Я СЕЙЧАС СТОРИСЫ ЕГО УВИДЕЛ! ОН ВЧЕРА В КЛУБЕ ТУСИЛ! С КАКИМИ-ТО ЛЕВЫМИ ЛЮДЬМИ! А НАС ЧЕГО НЕ ПОЗВАЛ??? @Скарамучча

Люмин смотрела на сообщение Итто, и её накрыла сложная волна чувств. С одной стороны, было приятно, что не она одна почувствовала себя «за бортом». С другой — это выносило их личную проблему на всеобщее обозрение.

Синобу

Может, потому что он не хотел видеть, как ты пытаешься залезть на барную стойку и ломаешь себе ногу?

Итто

Я БЫ НЕ СЛОМАЛ! Я ГРАЦИОЗНЫЙ!

Чат наполнился их обычной перепалкой, но главный вопрос Итто остался висеть в воздухе. Люмин видела, что Скарамучча онлайн. Он читал сообщения. Но не отвечал. Она отложила телефон.

«Это нормально, — сказала она себе, как мантру. — Это нормально — иногда проводить время не со своей второй половинкой. Это нормально — иметь разных друзей. Это нормально».

Она повторяла это снова и снова, пытаясь заглушить неприятный, холодный червячок сомнения, который ворочался внутри. Но чем усерднее она себя убеждала, тем громче звучал внутренний голос, который шептал совсем другое:

«А нормально ли, что он даже не написал тебе? Нормально ли, что он выставляет это напоказ, зная, что ты увидишь? Нормально ли, что он игнорирует не только тебя, но и своих друзей?»

Она встала и пошла заваривать кофе, пытаясь отвлечься. Но образ из сторис — его смеющееся лицо рядом с той девушкой — стоял у неё перед глазами. И она понимала, что дело не в ревности. Дело в дистанции. Прошлой ночью она впервые почувствовала её физически. А сегодня утром — увидела её в пикселях на экране своего телефона. И эта дистанция, казалось, только росла.

Часы показывали почти полдень. Люмин уже успела убраться в комнате, прочитать главу из учебника и трижды проверить телефон. Тишина. В общем чате Итто ещё пару раз безуспешно «тегнул» Скарамуччу, пока Синобу не велела ему прекратить спамить.

Люмин сидела у окна, глядя на улицу, и чувствовала себя глупо. Она уже почти смирилась с мыслью, что он не напишет. Что прошлый вечер был началом конца, и это его способ дать ей понять, что всё кончено. Её разум, склонный к драматизации, уже нарисовал самые мрачные сценарии. И тут телефон завибрировал.

Скарамучча

Доброе утро. Только проснулся.

Два коротких предложения. Ни извинений, ни объяснений. Просто констатация факта. Сердце Люмин сделало кульбит — смесь облегчения и укола обиды. Не успела она придумать, что ответить, как телефон снова завибрировал. На этот раз — уведомление из общего чата.

Скарамучча

@Аратаки Итто, угомонись. Я спал. И не звал вас, потому что это была спонтанная встреча со старыми знакомыми, а не съезд клуба «Почитателей талантов Аратаки Итто».

Его ответ был в его типичном язвительном стиле. Для друзей это было сигналом, что всё в порядке, и можно продолжать подкалывать друг друга.

Итто

ДА У МЕНЯ ПОКЛОННИКОВ БОЛЬШЕ ЧЕМ У ТЕБЯ!

Тома

Скара, ты как? Голова не болит?)

Скарамучча

Болит. Особенно от воплей Итто в чате.

Переписка потекла в привычном русле. Итто возмущался, Тома пытался всех примирить, Синобу молчала. Скарамучча отвечал коротко и лениво, как человек, который только что очнулся после бурной ночи.

Люмин смотрела на всё это, и её чувства были смешанными. С одной стороны, он ответил. Он не игнорировал её. Её панические мысли о том, что он её бросил, оказались просто… паническими мыслями.

С другой стороны, его ответ был до ужаса обыденным. Он просто спал. Для него прошлый вечер не был чем-то из ряда вон выходящим. Это была просто весёлая ночь. Он не видел в этом проблемы. Ни в том, что оставил её одну. Ни в том, что не написал. Ни в том, что не позвал друзей. Это было в порядке вещей для него.

Она снова открыла их личный чат. Сообщение «Только проснулся» так и висело без ответа. А что на него можно было ответить? «Хорошо повеселился?» «Как твои старые друзья?» «Почему ты оставил меня одну?»

Любой из этих вопросов прозвучал бы как упрёк. А она не хотела быть той девушкой, которая упрекает. Она же сама себе вчера твердила, что это нормально. Она напечатала самый нейтральный ответ, который смогла придумать.

Люмин

Понятно. Хорошего дня.

Это было холодно. Холоднее, чем она хотела. Но это было единственное, что она могла написать, не выдав своей обиды и тревоги. Его ответ пришёл почти мгновенно.

Скарамучча

И тебе. Увидимся вечером?

Приглашение. Всё как обычно. Он предлагал встретиться, будто ничего не произошло. И Люмин поняла, что для него действительно ничего не произошло. Вся драма, все её переживания, все ночные разговоры с Кэ Цин — всё это существовало только в её голове.

Люмин смотрела на экран телефона, на короткий вопрос «Увидимся вечером?». Сердце сжалось. Часть её хотела написать «нет», хотела показать свою обиду, заставить его задуматься. Но другая, гораздо более сильная часть, цеплялась за эту фразу как за спасательный круг.

«Он хочет меня видеть, — шептала эта часть. — Значит, всё хорошо. Я просто снова всё надумала».

Отказ от встречи был бы как раз таким поспешным выводом. Это было бы объявление войны, к которой она была не готова. Она сделала глубокий вдох и напечатала ответ.

Люмин

Да, конечно😊

Она добавила смайлик-улыбку, чтобы сообщение не выглядело таким же холодным, как предыдущее. Это была маленькая ложь, крошечная маска, но она казалась необходимой.

Скарамучча

Отлично. Зайду за тобой в семь.

На этом переписка закончилась. Весь оставшийся день Люмин провела в странном, подвешенном состоянии. Она пыталась убедить себя, что всё в порядке. Он был уставший после вечеринки, поэтому был немногословен. Он зовёт её на свидание, значит, она ему по-прежнему важна. Вся ситуация — просто недоразумение, раздутое её склонностью к излишнему анализу. Она повторяла это себе, как заклинание.

Но когда пришло время собираться, она поймала себя на том, что подходит к этому процессу с несвойственной ей тщательностью. Она долго стояла перед шкафом, перебирая одежду. Не слишком ли просто? Не слишком ли скучно? Она вспомнила девушек из его компании — их смелые наряды, их уверенность. Она посмотрела на свои скромные джинсы и уютные свитера.

Внезапно ей стало казаться, что она недостаточно яркая. Недостаточно интересная. Она сделала макияж чуть выразительнее, чем обычно, нанесла на губы помаду, которой почти не пользовалась. Когда она посмотрела на себя в зеркало, то увидела немного чужого человека. Девушку, которая очень старается соответствовать.

«Что я делаю?» — промелькнула паническая мысль. Она ведь уже прошла это. Она научилась быть собой в его компании. Почему сейчас она снова пытается надеть маску?

Ответ был прост и неприятен. Потому что теперь она соревновалась не с Тиори, которую знала и понимала. Она соревновалась с призраками из его прошлого, с яркими и громкими людьми из мира, который был ей чужд. И она чувствовала, что проигрывает.

Ровно в семь в дверь позвонили. Люмин открыла. На пороге стоял Скарамучча. Он выглядел свежим и отдохнувшим, на нём была его любимая чёрная куртка, и он улыбался своей обычной ленивой ухмылкой.

— Привет, — сказал он, его взгляд скользнул по ней. Он задержался на её лице на долю секунды дольше обычного. — А ты сегодня какая-то… нарядная.

Это был не комплимент. Это была констатация факта. Он заметил её усилия. И это почему-то заставило Люмин почувствовать себя ещё более неловко, словно её поймали на чём-то постыдном.

— Просто такое настроение, — соврала она, натягивая улыбку.

— Ясно, — он кивнул. — Пойдём? Я умираю с голоду.

Он взял её за руку. Его ладонь была тёплой и знакомой. Всё было как всегда. Но когда они вышли на улицу, Люмин не могла отделаться от ощущения, что между ними что-то изменилось. Словно тонкая, невидимая плёнка отделила их друг от друга. И она отчаянно боялась, что он тоже это чувствует.

Они шли по вечерней улице. Свет фонарей ложился на тротуар, создавая длинные тени. Скарамучча что-то рассказывал о своих планах на сессию, но Люмин его почти не слушала.

Она знала, что если не скажет сейчас, то не скажет никогда. Обида накопится, превратится в молчаливый упрёк и отравит всё. Она остановилась. Скарамучча, пройдя пару шагов, тоже остановился и обернулся.

— Эй, ты чего?

Она сделала глубокий вдох, собирая всю свою смелость в кулак.

— Скара, — начала она, и голос, к её удивлению, прозвучал твёрдо. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Валяй, — он удивлённо вскинул бровь, но подошёл ближе, готовый слушать.

— Если честно, — она заставила себя посмотреть ему в глаза, — мне было неприятно, что ты вчера бросил меня одну в баре.

Она ожидала чего угодно: извинения, раздражения, удивления. Но его реакция была совершенно иной. Он искренне не понял.

— Бросил? — переспросил он, и в его голосе не было ни капли вины. — Погоди. Я спросил, доберёшься ли ты до дома. Ты сказала «да». Я предложил вызвать такси. Я тебя не бросал, Люмин. Ты сама согласилась уйти.

Его логика была безупречной. И от этого становилось только хуже. Он перевёл её эмоциональную претензию в плоскость сухих фактов, где он был абсолютно прав.

— А что я ещё должна была сказать? — в её голосе прорвалось отчаяние. — Сказать «нет, не уходи, останься со мной» на глазах у твоих друзей? Устроить сцену? Ты же видел, что мне было некомфортно. Ты всегда это видишь.

— Видел, — легко согласился он. — Поэтому и не потащил тебя с собой в клуб. Я подумал, что тебе лучше поехать домой, в твою тихую, уютную норку, чем мучиться там ещё несколько часов. Я думал, я поступаю правильно.

Он говорил это абсолютно искренне. В его картине мира он проявил заботу. Он избавил её от неприятной для неё ситуации.

Люмин почувствовала, как её захлёстывает волна бессилия. Они говорили на разных языках. Она — на языке чувств и намёков. Он — на языке действий и фактов.

— Правильно было бы уйти вместе со мной, — тихо сказала она.

Он посмотрел на неё так, будто она предложила что-то совершенно абсурдное.

— Почему? Я не видел тех ребят сто лет. У каждого должна быть своя жизнь. Почему я должен был срываться и уходить с вечеринки, если ты просто устала и захотела домой? Мы же не сиамские близнецы.

Он не понимал. Он действительно не понимал. Для него это были два отдельных события: 1. Люмин устала и поехала домой. 2. Он остался веселиться с друзьями. Он не видел между ними той связи, которая была так очевидна для неё.

— Дело не в том, что ты остался, — она отчаянно пыталась донести свою мысль. — А в том, как ты это сделал. Ты просто… развернулся и ушёл. Будто я — это просто пункт в твоём расписании, который закончился.

— Так, стоп, — его тон стал холоднее. — Начинается. Опять эти твои сложные конструкции. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, Люмин. Я должен был упасть на колени и умолять тебя остаться? Или с трагическим лицом отказаться от встречи с друзьями и поехать провожать тебя до самой кровати? Этого ты хотела?

Его слова были язвительными, но под ними скрывалось искреннее недоумение. Он не знал, как реагировать на её претензии, потому что не видел для них оснований.

— Я хотела, чтобы ты просто подумал обо мне! — воскликнула она, и её голос дрогнул.

— Я и подумал! — так же горячо ответил он. — Я подумал, что ты взрослый человек и можешь сама решить, когда тебе уйти! Я не твоя нянька!

Они стояли посреди улицы и смотрели друг на друга. И впервые Люмин увидела не просто стену непонимания, а целую пропасть. Пропасть между её потребностью в эмоциональной поддержке и его прямолинейным, логичным взглядом на мир.

Разговор, который должен был всё прояснить, только запутал их ещё больше. Он не считал себя виноватым. А она не могла перестать чувствовать себя обиженной. И выхода из этого тупика не было видно.

Он смотрел на неё с искренним недоумением, готовый к очередной порции её «сложных конструкций». Но Люмин сделала глубокий вдох и сменила тактику. Она не будет говорить о чувствах. Она будет говорить о фактах.

— Хорошо, — сказала она неожиданно спокойно. — Давай без эмоций. Давай по порядку.

Скарамучча удивлённо приподнял бровь, но промолчал, готовый слушать.

— Пункт первый: кто меня вчера позвал гулять? Ты. Кто выбрал место и привёл меня в тот бар? Тоже ты. Значит, ты изначально планировал провести этот вечер со мной. Верно?

— Верно, — он слегка нахмурился, но кивнул.

— Пункт второй: приходят твои друзья, и ты, поговорив с ними, резко меняешь свои планы и уходишь с ними в клуб, оставив меня одну. Это тоже факт.

— Я тебя не…

— Ты ушёл, а я осталась, — прервала она его, не давая сбить себя с мысли. — Это называется «оставил». Факт, — она сделала паузу, глядя ему прямо в глаза. — А теперь анализ ситуации. Я понимаю, что они появились спонтанно. Это форс-мажор. Но у тебя был выбор. Ты мог бы сказать им: «Ребята, рад вас видеть, давайте встретимся на выходных, сегодня я занят». Ты мог бы пойти с ними на ту вечеринку в субботу, например. Но ты выбрал отказаться от планов со мной в пользу планов с ними. Ты выбрал их.

Она говорила так, словно защищала диссертацию. Чётко, логично, без слёз и упрёков. И это, похоже, подействовало на него сильнее, чем любые эмоциональные всплески. Он слушал её, и его обычная язвительная ухмылка медленно сползала с лица.

— Ты променял наш вечер, который ты сам же и запланировал, на спонтанную вечеринку. И ты даже не видишь в этом проблемы. Вот что меня задевает. Не то, что ты веселился, а то, что наши планы для тебя оказались менее важными, чем их внезапное предложение.

Она закончила. В воздухе повисла тишина. Она изложила всё по пунктам, не оставив ему лазейки, чтобы свести всё к её «излишней эмоциональности». Она говорила на его языке.

Скарамучча молчал дольше обычного. Он смотрел куда-то в сторону, на огни проезжающих машин. Впервые за весь разговор он выглядел так, будто действительно задумался.

— Я… — начал он и осёкся. — Я не смотрел на это так.

Это было не извинение. Но это было признание. Признание того, что её логика имела смысл.

— Для меня это было просто… старые друзья, старые привычки, — продолжил он, всё ещё не глядя на неё. — Мы всегда так делали. Срывались, меняли планы. Это было нормой. Я просто… по инерции. Не подумал.

«Не подумал». Вот оно. Ключевое слово. Он не хотел её обидеть. Он просто не подумал, что его «норма» может быть для неё оскорбительной.

Люмин почувствовала, как тугой узел внутри неё начал понемногу развязываться. Она не добилась извинений, но добилась большего — понимания. Он услышал её.

— А теперь подумай, — сказала она уже мягче.

Он наконец посмотрел на неё. В его взгляде больше не было ни раздражения, ни насмешки. Была лишь тень чего-то, похожего на сожаление.

— Ладно, — сказал он тихо. — Пожалуй… ты права. Это было хреново с моей стороны.

Это было самое близкое к извинению, на что он был способен. И для Люмин этого было достаточно.

— Пойдём уже поедим, — сказал он, чтобы сменить тему и прервать неловкую тишину.

Они молча дошли до небольшого ресторана, который выбрал Скарамучча. Напряжение немного спало, но неловкость всё ещё витала в воздухе. Когда официант принёс им меню, Люмин отложила своё в сторону.

— Скара, — начала она, когда они остались одни. Он поднял на неё вопросительный взгляд. — Можно я ещё кое-что спрошу?

— Если это не очередной пункт из твоего обвинительного акта, то валяй, — проворчал он, но уже без прежней язвительности.

— Это не обвинение. Просто… любопытство, — она постаралась, чтобы её тон звучал как можно более нейтрально. — Как вечеринка?

Он на секунду удивился вопросу.

— Как обычно. Шумно, много алкоголя, дурацкая музыка. Ничего особенного.

— Я видела твои сторис, — сказала она прямо, и он слегка напрягся. — Как так получилось, что та девушка… Синьора… на стол залезла?

— А, это. Она всегда так делает, когда выпьет лишнего. Спорит с кем-нибудь на деньги, что сможет протанцевать на барной стойке и не свалиться. Вчера вот спорила с Дотторе.

— И что, выиграла? — спросила Люмин, искренне пытаясь понять логику этого мира.

— Конечно, — усмехнулся он. — Она почти всегда выигрывает. У неё практика большая.

Он говорил об этом как о чём-то совершенно обыденном. Как о прогнозе погоды. Для него в этом не было ничего дикого или шокирующего. Это была просто… Синьора.

— А ты… — Люмин колебалась, задавая следующий вопрос, самый болезненный. — Ты был с ней в сторис. Вы обнимались.

Скарамучча посмотрел на неё, и на этот раз в его взгляде появилось что-то похожее на понимание. Он, кажется, наконец-то начал осознавать, что именно её задело.

— Люмин, — сказал он медленно, подбирая слова. — Синьора — это… Синьора. Она так общается. Она обнимает всех. Парней, девушек, барменов, столбы. Для неё это как «привет» сказать. Там нет никакого подтекста, это просто её стиль. Если бы она хотела со мной флиртовать, поверь, это выглядело бы совсем по-другому. И уж точно не попало бы в сторис на всеобщее обозрение, — он помолчал, а потом добавил, глядя ей прямо в глаза: — Мы с ней когда-то пробовали встречаться. Давно. Не продержались и недели. Мы бы поубивали друг друга. Слишком похожи.

Это было неожиданное и очень важное признание. Он не просто объяснил ситуацию, он поделился с ней частью своего прошлого, к которому она так боялась его ревновать. Он показал ей, что бояться нечего.

— Понятно, — тихо сказала Люмин. И на этот раз это было не холодное «понятно», а тёплое. Она действительно поняла.

Она поняла, что его старый мир — это не угроза. Это просто… другой мир. С другими правилами, другими привычками, другой нормой. Мир, который казался ей пугающим и враждебным, на деле был просто набором эксцентричных людей со своими странностями. И он, Скарамучча, был его частью.

— Она тебе не нравится, да? — вдруг спросил он.

Люмин честно ответила:

— Она меня пугает.

— Меня тоже, если честно. Поэтому я и сбежал от них ко всем вам — занудам и ботаникам.

Он подмигнул ей, и лёд между ними окончательно треснул. Они сидели в уютной тишине, которая наступила после его объяснений. Люмин медленно размешивала сахар в своём чае, обдумывая всё, что он сказал. Его мир больше не казался таким враждебным, скорее — хаотичным и непонятным, как абстрактная картина.

— Скара, — она снова подняла на него глаза. Он выжидающе посмотрел на неё, уже готовый к любому вопросу. — Последнее. Честно. Они… они что-нибудь спрашивали обо мне? — голос её был почти шёпотом. — После того, как я ушла.

Это был самый важный для неё вопрос. Спрашивали ли? Заметили ли её отсутствие? Или она действительно была просто предметом мебели, как ей показалось? Скарамучча на секунду задумался, восстанавливая в памяти события прошлой ночи.

— Спрашивали, — ответил он.

Сердце Люмин замерло в ожидании.

— Дотторе спросил: «Куда делась твоя тихоня?». Что-то в этом роде. Я сказал, что ты поехала домой, потому что у тебя, в отличие от нас, есть мозг и инстинкт самосохранения, — он усмехнулся своей фирменной ухмылкой. — А Синьора сказала, что я наконец-то нашёл себе кого-то приличного и теперь стану скучным, — он сказал это легко, как забавный факт, но для Люмин эти слова были откровением.

— То есть… их это не удивило? Мой уход?

— Люмин, — он наклонился к ней через стол, и его голос стал серьёзным. — Пойми одну вещь про таких людей, как они. Им по большому счёту всё равно. Они живут в своём собственном урагане. Люди входят в их жизнь, выходят из неё — это для них норма. Их удивило бы, если бы ты, как Синьора, залезла на стол и начала танцевать. А то, что тихая, милая девушка не захотела идти с ними в клуб в час ночи, — это самая логичная и предсказуемая вещь в мире. Они это отметили, посмеялись и забыли через пять минут. Они не думают о тебе. Ни плохо, ни хорошо. Они вообще о тебе не думают. Всё это — твои страхи, обиды, анализ — существует только у тебя в голове. И, как оказалось, у меня, — он откинулся на спинку стула. — Так что можешь выдохнуть. Для них ты — «приличная девушка Скарамуччи». Не больше и не меньше. И это, поверь, в их системе координат — почти комплимент.

Люмин медленно выдохнула. Она почувствовала, как последняя капля напряжения покинула её тело. Он был прав. Она сражалась с ветряными мельницами. Она строила теории заговора там, где было лишь поверхностное любопытство и тотальное безразличие.

— Понятно, — сказала она. И улыбнулась. На этот раз — по-настоящему.

Она больше не чувствовала себя проигравшей в битве с его прошлым. Потому что никакой битвы и не было. Был лишь её страх. И она, кажется, только что его победила.

Скарамучча смотрел, как меняется её лицо — как напряжение уступает место облегчению, а потом и искренней улыбке. Он был почти уверен, что инцидент исчерпан.

— И чего ты так зациклилась на этом вечере? — спросил он уже более расслабленно, с оттенком своей обычной дразнящей манеры. — Устроила целое федеральное расследование из-за одной дурацкой вечеринки.

Он ожидал, что она смутится или отшутится в ответ. Но Люмин вдруг снова стала серьёзной. Она смотрела на свои руки, лежащие на столе, а потом подняла на него глубокий, немного печальный взгляд.

— Если честно… — начала она тихо, и её голос был полон незнакомой ему уязвимости. — Я, наверное, боюсь. Постоянно боюсь, что мы слишком разные, — она выдохнула, и вместе с воздухом вырвались все те мысли, которые она так долго держала в себе. — Ты — как тот бар. Громкий, яркий, полный людей, энергии. А я — как тихая библиотека в воскресенье утром. И вчера я это увидела так отчётливо. Ты вошёл в тот бар, встретил своих друзей и стал… собой. Той версией себя, которая идеально вписывается в этот шум и хаос. А я просто сидела рядом и понимала, что я из другого мира. И мне стало страшно. Мне страшно, что однажды ты устанешь от моей тишины. Что тебе надоест моя «библиотека», и ты поймёшь, что на самом деле тебе всегда хотелось быть там, на «вечеринке». Что я — это просто временная передышка, а не твой настоящий дом. Вчера я испугалась, что этот день настал.

Она замолчала. Всё было сказано. Самый её главный, фундаментальный страх был озвучен и лежал теперь между ними на столе, хрупкий и беззащитный. Скарамучча молчал. Он смотрел на неё, и его лицо было непривычно серьёзным. Вся его язвительность, вся ирония слетела, как ненужная шелуха. Он видел перед собой не девушку, которая устраивает сцены из-за ерунды, а человека, который доверил ему свой самый большой страх. Он протянул руку через стол и накрыл её ладонь своей.

— Люмин, — сказал он тихо, и его голос был непривычно глубоким. — Я провёл в этой «вечеринке» всю свою жизнь до тебя. Я знаю там каждый угол, каждый дурацкий трек, каждое лицо. И знаешь что? Это скучно. Это одно и то же, по кругу, — он сжал её руку крепче. — А потом появилась ты. Твоя «библиотека». И я впервые за долгое время захотел сесть и почитать. Потому что в тебе, в твоей тишине, больше интересного и настоящего, чем во всём их шуме вместе взятом, — он усмехнулся, но на этот раз без насмешки. — Да, я иногда скучаю по хаосу. Да, я могу сорваться на вечеринку. Но возвращаться я всегда буду хотеть сюда. К тебе. Потому что здесь, — он легонько коснулся пальцем её виска, — происходит всё самое интересное. Мы разные. И слава богу. Если бы ты была такой же, как я, мы бы уже давно сожгли этот город дотла. А так… — он пожал плечами, — мы его уравновешиваем.

Люмин смотрела на него, и на губах уже играла улыбка. Это было самое важное, что он когда-либо ей говорил. Он не просто развеял её страхи. Он показал ей, что то, что она считала своей слабостью, он считает её главной силой.