Железная маска Трианглета (гет)

— Горено, — мрачно спросил я, — ты записи стёр?

— Да, хозяин Миромекано.

— Отключи тогда все внутренние камеры.

— Не считаю это разумным, хозяин Миромекано...

— Я сказал, отключи! Быстро! Чтобы никто не мог смотреть, даже ты!

— Вы делаете ошибку, хозяин Миромекано, — заметил робот, но больше не возражал. Я сел в углу прямо на пол, Горено стоял рядом — терпеливый бессловесный страж.

Я ругал себя последними словами. Идиота кусок! Не мог промолчать, зачем-то полез объясняться. А теперь Джан обиделась.

И насчёт попытки ее поцеловать она все верно поняла. Нет, я бы, наверное, не решился. Но мысли такие были, мне даже казалось, что она не против, а она была против. И ещё меня раскусила, прежде, чем я сам понял, чего хочу.

Но с разговором про камеры я сглупил, как никогда. В походах все намного проще, идёшь вечером к ручью мимо палатки девчонок и орёшь, отвернувшись: "Я не смотрю!", а они хохочут. Да и вообще к концу похода народ разбивался на парочки, только я торчал один.

Посмотрели бы они на меня сейчас, мои однокашники. Небось, похлопали бы снисходительно по плечу — да, Миро, опять ты не при делах.

Да раньше и не так уж мне хотелось быть при делах. Не было у нас на курсе такой, как Джан.

Верил ли я в ее императорское происхождение? Я и сам этого не понимал, а подумав, посчитал это просто неважным. Ее могли обмануть, она могла что-то не так понять. То, что она из семьи торри, неудивительно, даже у нас на курсе добрая половина из бывших школ резерва. Главное не это. Главное — что она не может бежать с острова. Будь это мое ухо, я бы просто его отрезал, а красивая девушка наверняка будет в шоке от такого предложения.

Я потрогал свое ухо, подумал, и решил, что тоже вряд ли бы легко с ним расстался. И потом, устройство может отреагировать как на попытку взлома и взорваться. Хорошо, что у меня хватило ума ей это вслух не предложить.

Потом я посчитал, сколько дней я уже тут. Три, с самым первым — четыре. Мало. Меня хватятся и начнут искать дней через десять. Начнут ли? Паук, может, и не начнет, а вот Клад непременно будет беспокоиться. Так что помощь придет. Надо продержаться. Говорить ли об этом Джан? Обрадуется ли она, что сюда прибудут спасатели с Круглого континента? Но молчать тоже нельзя, она совсем перестанет мне доверять...

...как будто теперь она меня вообще слушать станет.

Скверно, что тут пираты, и недавно околачивались настоящие сторонники империи, озлобленные и задумывающие пакость. Или месть. Власть они никогда не вернут и сотня уцелевших принцесс им в этом не поможет. Но вот нам они могут навредить, в этом я Джан верю.

Хотя их как раз тут нет! И как они вернутся, если лаборатория работает странно?

Именно на этой моей мысли Горено вдруг прогудел:

— Опасность, хозяин Миромекано!

Я вскочил. И тут сбоку выскочила Джан. Я не успел обрадоваться. Она быстро прошептала:

— Скорее, скорее!

Я вслух ничего не спросил, но, наверное, на лице у меня было красноречиво написано: "Что скорее?"

— Бежим, — шепнула она, озираясь. Схватила меня за руку и потащила. — Только тихо!

Я ничего не понял, но шел, стараясь хотя бы не топать. Горено даже с грузом двигался совершенно бесшумно.

— Куда мы?

— Наверх!

— Лаборатория заработала?

Она не ответила. Люк открылся, меня ослепило яркое солнце.

— Ну? Быстрее!

Она взлетела по лестнице первой, остановилась, поджидая нас. И тут меня осенило.

— Горено, пока мы ещё здесь, закрой доступ изнутри к камерам наружу! Пусть никто не сможет их просмотреть, кроме тебя!

— Сделано, хозяин Миромекано.

Камни нагрелись за жаркий день, море сверкало и переливалось. О, как же не хватало этих красок и чистого воздуха в подземелье! А мы там пробыли меньше суток.

На пляже спиной к нам стоял человек. Он не глядел в нашу сторону и не видел — я надеюсь — как мы скатились с каменного холма в заросли.

Там было влажно, несмотря даже на жару. Густая листва закрывала солнце. У пальм земля была чистой, здесь, в густых кустах, надо было ещё найти относительно свободное место.

Когда мы его нашли и сели перевести дух, я посмотрел на Джан, Горено на нас обоих, а сама Джан уставилась в заросли, будто там было что-то полезное.

— Ну? — не выдержал я. — Что там было?

Джан вздохнула.

— Мукдене. И Гончонси.

— То есть двое? — на имена у меня память всегда была так себе, я не помнил, чем, по ее рассказам, запятнала себя эта парочка.

Она посмотрела удивлённо.

— А кто ещё нужен? У них был лучевой пистолет!

Я промолчал. Двое... С двумя, возможно, Горено бы справился. И мы сейчас спокойно ждали бы в укрытии, а не сидели в кустах, как звери в ловушке.

— Ты хочешь что-то сказать? — она теперь смотрела виновато, и я улыбнулся:

— Да все будет хорошо! Тут остров тропический, прятаться можно до конца времен, а меня обязательно начнут искать, так что через несколько дней помощь придет! Еда у нас есть, как-нибудь протянем. А на базе мы бы попались этим Мукчонси или как их там зовут.

— Мукдене и Гончонси. Ох... Слушай, они же увидят нас оттуда! Они же могут наблюдать!

— Не могут. Я сказал Горено отключить камеры. Они не увидят ни нас, ни пиратов.

Она просияла, подалась вперёд, мне даже показалось, что она сейчас обнимет меня на радостях — но чего не случилось, того не случилось.

— Правда? Но он же от нас не отходил!

— Правда. Он подключился к центру управления базой. Но вот тут связь не работает. Так что мы тоже не можем видеть, где враги, и надо быть начеку. Но у Горено идеальные слух и зрение. И в лесу очень удобно и легко прятаться. Никто нас не найдет!

— Неизвестно, какие поисковые системы есть у этих людей, хозяин Миромекано, — Горено как всегда все испортил.

— Были бы, они бы давно их использовали! — быстро сказал я. Джан испуганно смотрела то на меня, то на Горено. — А вообще я думаю, нам надо взять языка.

— Что взять? — удивилась Джан.

— Языка... Поймать кого-нибудь из пиратов. И расспросить, что они тут забыли и собираются ли уплывать.

— Как это можно сделать? — она посмотрела очень сурово.

— Ну... Я уверен, Горено сможет. Я же не предлагаю убивать безоружного человека. Просто спросить.

— А если он не захочет говорить?

Я на миг задумался. Действительно, что тогда делать? Пытать, что ли? Да ну, ерунда полная... Но ответ нашелся быстро.

— Припугнуть. Горено робот. Люди иногда боятся роботов, без всяких на то оснований.

— А если этот не испугается? И что с ним делать потом?

— Будет с нами ждать, пока не прибудет помощь, — буркнул я.

Горено неожиданно тоже оказался против:

— Не думаю, что это целесообразно, хозяин Миромекано. Если прибывшие на остров люди заметят, что кто-то из них пропал, они будут искать его и могут обнаружить нас.

Мой план разваливался на глазах. Языка хорошо брать, когда ты готов его... э-э... утилизировать.

Я пожалел, что мы не отправили в измельчитель страшную находку из лаборатории. Те двое угловатых наверняка уже все обшарили и нашли половину тела в криокамере. А значит, поняли, что на базе был кто-то кроме Джан, ведь не сама же она открыла лабораторию и перетащила покойника.

— Ну хорошо, а как вы тогда собираетесь узнавать, что это за люди и какие у них планы?

— Подслушать? — предложила Джан. — Тут густые заросли, а робот... Горено ведь прекрасно слышит.

— Ага, — сказал я мстительно. — Они же будут говорить о своих планах, специально встанут рядом с густыми кустами и все подробно разболтают. Как по заказу!

Джан обиделась, хотя и старалась не подавать виду. Мы немного поспорили, в итоге решили совсем идею с языком не отметать. Если вдруг кто-то из пиратов ("Да почему ты думаешь, что это пираты, Миро?") будет проходить мимо нас в уединенном месте, то почему бы не задержать его и не расспросить. А специально вылавливать кого-то мы не будем.

Потом мы стали обсуждать, оставаться ли нам здесь или перебраться в другую часть острова. Конечно, перебегать с места на место не стоило. Нас могли заметить. Но тут было слишком уж близко к пляжу и скалам, велика вероятность, что кто-то из пиратов полезет именно в этот участок леса, и не один, а дружной компанией.

Большинством голосов в моем лице при двух сомневающихся решили все же перебраться к ручью, к западной стороне. Там была вода, которой мы н запаслись, там лес тоже был густым, там находилось старое кладбище, если пираты им заинтересуются, нам удобно будет за ними наблюдать. А ручей в качестве источника воды им не нужен, у них на подлодке наверняка есть опреснители.

— Они же заметят, как мы будем идти по лесу, — слабо возражала Джан. Ей самой не очень нравилось это место, в основном из-за близости базы.

— Горено заметит и услышит их быстрее! Он же услышал тех двоих, что проникли на базу?

— Видите ли, хозяин Миромекано, — начал объяснять Горено. — Я различил звуки голосов, которые отличались от голоса хозяйки Джан, а так же услышал шаги. Но дело в том, что на базе не было посторонних звуков. В лесу их предостаточно. Тихие шаги и голоса могут потеряться за шелестом листьев, даже для моего слуха. Разумеется, в большинстве случаев я вовремя замечу опасность, но некоторый риск все равно остаётся.

— Ты все услышишь, Горено! — сказал я так убедительно, как только мог. — И мы будем осторожны. Это тропический лес. Тут можно пройти в паре шагов от человека, и он не увидит ничего, кроме веток.

И мы пошли. В принципе, можно было бы и остаться на месте — воду легко добыть, выкопав глубокую яму во влажной почве. Но мне уже хотелось движения, это давало хоть какую-то иллюзию, что я что-то решаю. С Джан, видимо, было то же самое, а может, она боялась, что я брошусь в море и уплыву, если останусь рядом с пляжем.

В прошлый раз мы с Горено дошли до ручья быстро, сегодня путь занял намного больше времени, ведь мы пробирались по лесу, обходя открытые места, путаясь в лианах, траве, кустах, спотыкаясь о корни деревьев и не имея возможности даже переговариваться. Наконец, мы нашли ручей, и нашел его я, но особой радости не испытал — потому что провалился в воду по колено. Джан тихо ахнула, Горено вытащил меня на берег за шкирку. Листья и трава тут были влажными, земля дышала прохладой и прямо-таки кричала о близости источника, — и что ж я не был осторожнее?

— Горено, все в порядке, — прошипел я, хотя все было далеко не в порядке — густая листва не пропускала солнце, запасной одежды у меня не было, ни высохнуть, ни костер развести, ни переодеться... Максимум, обувь снять. — Ты слышишь голоса или шаги? Есть тут кто, кроме нас?

— Рядом нет людей с подводной лодки, хозяин Миромекано, — еле слышно ответил робот.

— Миро, тебе нужно высушить одежду, — прошептала Джан. — Ты можешь заболеть.

— Высохну и так, здесь очень жарко, — ответил я. А ведь жарко было не очень, и вообще, дело шло к вечеру. — Вот что нам надо, так это набрать воды и кинуть туда обеззараживающие таблетки. Кипятить ведь нельзя.

Мы дружно решили поменьше есть и пить, даже не ради экономии продуктов, а чтобы пореже отлучаться. Нам предстояло долгое и невеселое ожидание, но если я твердо знал, что меня будут искать от университета, то Джан просто терпеливо ждала неизвестно чего и не задавала вопросов. Удивительный все же народ — жители Треугольного континента! Мне захотелось как-то ее отвлечь и развеселить.

— Джан, представь, эти двое сейчас небось пароли подбирают...

— Кто? — встрепенулась она.

— Ну эти... На базе. Они подбирают пароли, а ведь они не роботы! Голову сломают, ничего не сделают!

— А, Мукдене и Гончонси!

Ее взгляд помрачнел.

— Пусть подбирают, — сказала она чуть громче, чем прежде. — Когда умирала Магни, Мукдене совсем не сочувствовал, а ещё врач! А ей было так худо, у нее даже волосы выпадали пучками...

Я вдруг вспомнил, как на первом курсе сдавал химию. Мне как раз попалась тема про тяжёлые металлы, мы с моей приемной мамой разговаривали про отравления красками...

— Волосы выпадали, говоришь?

— Да, просто отваливались, как сухая трава. А что?

— Она ничем не могла отравиться? Волосы выпадают при отравлении таллием.

У Джан окаменело лицо — мелькнула мысль, что она стала похожа на собственный портрет тушью, с четко обрисованные линиями, с резким контрастом межу светом и тенью.

— Я про это не думала, — прошептала она. — Не хотела думать, хотя все сходилось, все. И еду он ей принес, и не хотел, чтобы она ехала с нами. Но не убийца же он, а ещё я думала, что нет такого яда... Это я виновата. Я подозревала, что ничего хорошего во всем этом нет. И не поговорила с Магни, тупо слушалась старших.

— А он это...

— Господин Джинг.

Она положила руки на колени и смотрела прямо перед собой.

— И они такие же, оба. Я им больше не верю. Никому. Им было наплевать и на меня, но это их дело. А вот то, что им было наплевать на матушку, я не прощу.

Она по-прежнему смотрела в одну точку — такие лица бывают у людей, когда те боятся заплакать.

— Джан, — попросил я. — Расскажи мне о ней, о твоей матушке. Какая она была?

Не был я ничем лучше этих угловатых, меня тоже не очень интересовала неизвестная мне женщина, просто хотелось, чтобы Джан за разговором отвлеклась от своего горя.

Она закрыла лицо руками.

— Что рассказать? — голос из-за скрещенных пальцев звучал глухо, да ещё мы оба старались говорить как можно тише. — Я помню свою родную маму, но Магни тоже моя мать. Она была со мной почти всю мою жизнь, да она и была моей жизнью. Она жила ради меня. И верила, что не только спасает чужого ребенка, но и делает благое дело для страны.

— Жаль, что вы все эти годы торчали в такой глуши...

Она отняла руки от лица.

— Где ещё мы могли жить, в любом городе нас бы узнали. Даже когда я выросла. Ее лицо ведь тоже мелькало в новостях. И наверняка ей велел так поступить господин Джинг. А он же мог управлять волей...

— На столько лет?

— Я теряла память на тринадцать лет, — напомнила Джан. — Мог и ее заставить думать, что переезд из деревни смертельно опасен. Но я не знаю, не знаю... Она была сильной. Умела стрелять, умела водить машину. Я не могу ни того, ни другого.

— Научишься! Выберешься с острова и научишься!

Она коснулась своего левого уха:

— Тот, кто установил это, мертв. Как я теперь уплыву...

— То, что сделал один человек, всегда сможет повторить другой. Договоримся с Трианглетом. Найдем. Может, этих заставим, как их там, которые на базе.

— Они убили Магни, — сказала, как воздух разрезала, и отвернулась. Ещё вчера она считала этих людей своими, а меня чужим. Сейчас же сделала совершенно неожиданный вывод. Нет, для меня это было очень даже хорошо, только вот теперь она была несчастна и терзалась несуществующей виной.

— Волосы могли выпадать по любой другой причине!

— Мне уже все равно. Главное, они могли это сделать, и не пожалели бы. Ни ее. Ни меня. Ни страну. Они не хотят возвращать империю, они хотят править сами. И я не думаю, что нужна им. Джинг считал, что я им пригожусь, а они так не думали, я знала.

— Я думаю, он все же был привязан к тебе, — почему-то мне показалось, что такая мысль ее хоть немного утешит. — Не просто использовал. Ведь никаких доказательств у него не было, только слова. Анализ ДНК? Ну, это анализ на родство...

— Я знаю. Я не дикая.

— Я просто уточнил. Если у вас есть малограмотные рыбаки и крестьяне, они могут просто не знать, что это такое. Как бы нищей толпе можно было доказать, что ты из императорской семьи?

— А стал бы кто спрашивать нищую толпу? Скорее, им важна армия... Но у меня как раз есть письмо от моего деда!

Она отвернулась, вытащила откуда-то из внутреннего кармана аккуратно сложенный лист бумаги и показала мне.

— Так ты и правда... — начал я и понял, что опять ляпнул глупость. Джан посмотрела печально:

— Так ты мне не веришь, да?

— Верю! В любом случае я тебя тут не брошу!

— Может быть, это обман. Мне сказали, что это он написал и передал своим сторонникам. До того, как его вынудили совершить самоубийство. Среди его охраны был надёжный человек, возможно, как раз кто-то из них.

Я развел руками. Похоже, строить догадки не мое.

— Можешь посмотреть, — Джан после некоторых сомнений протянула мне письмо. — Но аккуратно. Поддельное оно или нет, у меня больше ничего не осталось от семьи.

Я взял сложенный лист за самый край, чтобы не испачкать грязными руками. Бумага была очень тонкой, но плотной, видимо, с добавлением специальных волокон. Она не истрепалась и чернила не выцвели. Увидев аккуратно выведенные группы сложнейших значков, я немедленно преисполнился глубокого уважения к покойному императору. Это же надо так писать! Да он деньги мог бы рисовать, если бы захотел, и сделал бы это не хуже печатного станка. Но вот мне перевести иероглифы... Я сделал умное лицо, кивнул и вернул письмо Джан.

— Я тебе в любом случае верю, не знаю, поверит ли народ. Но тебе ведь это и не нужно?

— Мне — нет, но им — да. А у нас простой народ привык слушать высших, а ещё привык верить всяким указам и распоряжениям. Кстати, — на ее губах мелькнула улыбка, — письмо ведь может прочитать Горено.

— Да, конечно. Пусть читает.

У Горено руки были чистые. Он с достоинством развернул бумажный лист. На мгновение замер, пояснил:

— Я слушаю, нет ли чужих голосов поблизости, — а потом негромко начал читать: — Я, император Хуан-Ди...

С первых слов мне страшно захотелось спать, как от любых казённых документов. Мы и так были измучены, а теперь глаза закрывались просто сами собой. А ведь меньше суток назад приплыла пиратская подлодка, и сколько событий уже произошло, всего за один день!

Горено меж тем читал, я с трудом улавливал общий смысл. Император повелевал Хуоджан, дочери дочери своей, десятой деве в семье, исполнить высший долг...

Я перестал разбирать слова, передо мной возник Паук, он смотрел сердито и даже грозил пальцем. Знаешь, старый дурень, мне уже плевать на диплом, здесь такое творится, подумал я, и тут до моего сознания донёсся голос Джан:

— В смысле — читать дальше? Разве это не все?

Я немедленно проснулся.

— Помимо обычного письма, которое я прочитал, здесь есть записи симпатическими чернилами, — ответил Горено. — Поэтому я спрашиваю, читать ли мне и эти записи.

— Какими чернилами?

— Симпатическими. Эти чернила невидимы в обычных условиях, но чувствительны к нагреву.

— Так жечь костер нам небезопасно, — вмешался я, не подумав. Горено поднял листок, чуть сильнее сжав его пальцами. Через мгновение четкие иероглифы стали бледнеть и выцветать, бумага пожелтела, на ней появились новые линии — коричневые, фиолетовые, со слегка неровными краями.

— Этот эффект даёт нагрев, — произнес Горено. — Более сильную дозу излучения я выдать не могу. Но ее хватило.

Джан взяла у него письмо — очень осторожно, за уголок.

— Моя маленькая девочка...

Она задержала дыхание, всхлипнула и замолчала. Протянула листок Горено и махнула рукой.

— Вы хотите, чтобы я продолжал чтение? — спросил Горено вежливым тоном. Джан кивнула и низко опустила лицо. Чудом пробившийся сквозь густую листву солнечный блик заиграл на ее волосах.

Горено взял письмо очень аккуратно, обеими руками, с двух сторон, чтобы не смазать надписи, и начал читать:

— Моя маленькая девочка.

Я не знаю, сколько сейчас тебе лет. Но если ты читаешь эти строки, значит, письмо тебе передали, и ты догадалась о наличии секретного слоя. Если ты читаешь его, значит, ты жива. Наверное, ты слышала обо мне немало худого. Я не буду оправдываться. У каждого своя правда и свои основания так говорить. Правителем я и впрямь был неважным, иначе не случилось бы того, что случилось. Сейчас мне жаль, что я был плохим дедом.

Горено читал медленно, размеренно, не меняя интонаций. Но мне все равно казалось, что я слышу не его голос, а другой — старческий, глуховатый, бесконечно усталый...

— У меня осталось мало времени. Мало для жизни и ещё меньше, чтобы написать это письмо. Но именно сейчас, когда я перестал быть императором и впервые в жизни стал человеком, я по-настоящему свободен. И поэтому желаю тебе жить долго, моя маленькая Хуоджан. Постарайся прожить так, как считаешь нужным сама, и будь счастлива, насколько возможно, потому что это единственная настоящая свобода для каждого человека.

Горено замолчал. Было тихо. Ветра не было, листья не шелестели, только слабо журчал ручей. Джан сидела, не поднимая головы. Потом еле слышно шепнула:

— Но ведь это они подделать не могли, правда?

Я не знал, что ответить. На курсе меня считали идеалистом, но мое поколение много чего насмотрелось, и я был уверен, что сыграть на чувствах и манипулировать люди могут легко. Именно потому, что трудно поверить в такой запредельный цинизм. Но Джан этого говорить не стоило.

— Я уверен, что он тебя любил. И жалел именно о том, что не был хорошим дедом. А ещё, подумай, стоит ли ли имперцам подделывать именно такое письмо? — эта мысль только что самому мне пришла в голову. — Ведь он фактически освободил тебя от обещания помогать им. Он написал, живи, как хочешь, будь счастлива, а не передай им власть и уйди в тень. Стали бы они такое писать? Скорей, наоборот, требовали бы подчиняться им и выполнять все. Кстати, что значит уйти в тень?

— Серебряная башня... Она стояла на окраине столицы, я читала про это только мельком. Я даже не знаю, не разрушена ли она. Там всегда жила десятая дева в семье, когда становилась взрослой. Но сначала я была слишком мала, чтобы об этом думать, а потом мне было не до того.

Я промолчал. Жизнь в башне, пусть она хоть алмазная, это явно так себе жизнь.

Джан тоже ничего не говорила, и я дышал через раз — пусть побудет в покое. Если она окончательно определится, пусть определится сама. Не было слышно ничьих шагов или голосов, будто все покинули остров, и мы сидели тут одни. Смолкли и птицы — уже опускался вечер. Только листья шелестели, мягко, убаюкивающе...

Я проснулся внезапно и сам. Ничего мне перед этим не снилось, просто пришло осознание, что я, похоже, задремал, и надолго. Была ночь. Негромко стрекотали насекомые, попискивали птицы или какие-то ночные животные. Было очень темно. Отсюда не было видно моря. Я сел, покрутил замлевшей шеей. Рядом угадывался силуэт Горено, а ещё слышалось тихое дыхание. Джан тоже уснула, она лежала почти вплотную ко мне. Наверное, прилегла согреться. Ночью душно, но не так жарко.

— Горено, все в порядке?

— В полном, хозяин Миромекано. Если не считать того, что мы находимся в опасном месте. Хозяйка Джан велела вас не будить, а потом заснула сама. Это объяснимо. Вы оба бодрствовали последние сутки.

Я проверил, не высохли ли мои ботинки (не высохли, чего и следовало ожидать), осторожно, чтобы не разбудить Джан, достал бутылку воды, сделал глоток. Все же я болван. Мы выбрали скверное место, отсюда не видно море, я не знаю, что делают пираты и не замечу спасателей, если они все же приплывут.

— Хозяин Миромекано, — тихо произнес Горено. — Я слышу шаги. Сюда приближается человек, он далеко, я не знаю, куда он идёт. Наш разговор он пока не слышит. Но если он выйдет на наш участок берега и углубится по течению ручья в лес...

— Горено, это наш шанс!

Чертыхаясь, я напяливал в темноте невысохшие ботинки.

— Пойдем! Если этот человек один, ещё идёт ночью... Мало ли, искупаться пошел, утонул, если его хватятся, подумают так...

— А если он не собирался купаться, хозяин Миромекано? — резонно спросил Горено.

— Что случилось? — послышался испуганный голос Джан.

— Все в порядке! Мы идём брать "языка"! Оставайся на месте!

— Нет! Я с вами!

Я не стал возражать. Действительно, опять я сперва ляпнул, потом подумал — у нас не было надёжного убежища, а торчать одной в темноте страшно. Хотя Горено бы непременно нашёл Джан, но за это время можно и с ума сойти от переживаний. Мы с ней схватили друг друга за руки, как пара испуганных детей.

Если бы не Горено, мы бы не вышли из леса до утра. Но он вел уверенно, мы даже на острые ветки ни разу не напоролись — ну, почти. Выживальщик без царапин не выживальщик.

В общем-то, я бы согласился идти так и дольше, и держал Джан за руку, но мы неожиданно быстро вышли вдоль русла ручья к побережью. Море переливалось в звёздном свете. Берег был мокрым и рыхлым, никого рядом не было. Но не почудилось же Горено?

Робот вытянул руку, и я увидел на фоне морской поверхности человеческий силуэт. Он стоял на одном месте, затем медленно зашагал от нас — видимо, человек шел по плотному песку, но заметил изменившийся характер берега и решил не рисковать.

— Он уходит, хозяин Миромекано, — еле слышно произнес Горено. — Я бы советовал оставить все, как есть.

Я быстро прошептал:

— Должны же мы знать, что тут творится! Действуй! Только не причиняй ему вреда!

Роботы двигаются быстро. Я уже потом подумал, что вообще-то этот человек — пират, и у него могло быть оружие. Но все произошло мгновенно. Горено преодолел расстояние, отделявшее нас от незнакомца, за один миг. Может, какое-то сопротивление этот бедолага и оказал, я ничего не заметил. Горено вернулся к нам через считанные мгновения. В темноте казалось, что он стал толще — но, разумеется, робот просто нес "языка" перед собой. Тот не брыкался, то ли был без сознания, то ли счёл сопротивление бессмысленным.

Я молча указал рукой в лесную чащу, и мы пошли обратно — уж не знаю, той ли дорогой или другой, в темноте обычный человек вообще ничего не мог понять. Не знаю, дошли ли мы до места нашего привала — я споткнулся, свалился куда-то на переплетение жёстких корней и взмолился:

— Все, Горено, стой!

Мы остановились, все. Горено замер и больше не производил никакого шума. Джан перевела дыхание и присела на траву позади меня, шепча что-то на своем языке. Я вытащил из кармана маленький походный фонарик — света он давал не больше, чем пара светлячков. Зато и внимания не привлечет, и с берега нас не заметят...

Горено все ещё прикрывал незнакомцу рот своей широкой ладонью. Фонарик осветил короткий ёжик волос, худое лицо, острые скулы, глаза, в которых не было страха. Нашим пленником оказался трианглетец — молодой ещё человек, лет тридцати с небольшим или чуть старше, невысокий и щуплый.

— Послушайте, — сказал я самым убедительным голосом (получилось не очень), призвав на помощь все свои познания в языке угловатых. — Мы не причиним вам вреда. Мы только хотим знать, кто вы и зачем вы здесь. Если вы не будете громко говорить... — дальше я не знал, как пообещать, что мы его освободим, если он не будет шуметь. Попросить переводить Горено? Но не испугается ли он робота?

Человек, видимо, понял, опустил веки и слегка кивнул.

— Горено, пожалуйста, освободи его.

У незнакомца был строгий рот с тонкими губами и жёсткими морщинками, сбежавшими от ноздрей. В голове мелькнуло, что лицо у него выразительное, и я бы с удовольствием написал его портрет, но — потом...

Руку с плеча человека Горено, однако, не убрал.

— Будьте добры, скажите... — начал я, но сзади послышался шорох. Джан, которая до сих пор сидела тихо, вдруг подскочила и кинулась на шею к незнакомцу:

— Учитель! Вы!