Потерянные (джен)

Осень 2031 года.

Лос-Сантос.

Тревор Филипс отстреливал голубей у себя во дворе. И никто не мог ему и слова сказать по этому поводу. Марк для всех, он же Марчелло Версетти по документам, диву давался, как старый психопат смог устроить себе удобную жизнь. У него были связи, у него были деньги и у него был выход на базу наёмников, где полным-полно было информации обо всех, кто по ту сторону закона. И Марчи, конечно, тоже там оказался, достаточно быть внуком Томми Версетти. Тревор мог запросто сдать Марчи властям, Джеки, да кому угодно.

Тревор помог связаться с Абеле, тот был жив, но очень напуган и немногословен. Из того, что удалось выжать из деда, Марчи понял, что Джеки ищет и его, и наследство, а также конфликтует с другими кланами и партнёрами, отказываясь оставлять дела до общего сбора, отказываясь от выборов нового главы клана. Он уже считает себя главным и готов пролить кровь за этот титул. Несколько стычек банд уже было. И это только начало. За голову Джеки и Марчи готовы заплатить очень много. Всё, чего хотел парень — петь. Но быть ребёнком гангстера опасно для жизни и здоровья.

Было видно, что Рене куда меньше верит Тревору и уважает его, но она не сбегала. Он сказал ей что-то такое, отчего она побледнела и ушла в себя надолго. Марчелло не стал лезть с расспросами, он не собирался выстраивать дружеские отношения с наёмниками Тревора.

— Первое задание, ребята. Мне надо чтобы вы украли ракушку.

Рене и Марчелло переглянулись и прочитали в глазах друг у друга однозначное: «Что, блять?»

* * *

2017 год.

Неизвестно где.

Грейс потеряла счёт времени, она не знала, сколько она уже находиться неизвестно где, сколько ей ещё там быть. Она не была как все, и это напрягало. Других девочек привозили для того, чтобы они стали проститутками. Их продавали по всему миру за очень хорошие деньги. Иногда были и мальчики, но их чаще всего отправляли не на панель, а в качестве расходников террористическим группировкам и военным. Грейс не знала, кого как зовут, все использовали клички и позывные. Некоторое девочки делились своими настоящими именами и воспоминаниями, но Грейс не спешила к ним привыкать, ведь, как правило, спустя какое-то время этих подружек куда-то сплавляли. Грейс никому не продавали и почти не трогали, всем запрещено было к ней прикасаться.

У главного из киднепперов был внук или сын, лет семнадцати. Говнюк редкостный. Увидев его, Грейс вздрагивала, но молчала. А было о чём рассказать. Но она боялась потерять в глазах других взрослых свою значимость и ценность.

Этот парень, очень неудачная пародия на человека, делал вид, что он тоже взрослый. И он с чего-то решил, что ему можно больше, чем всем остальным, настоящим взрослым. Он зажимал Грейс, пока никто не видит, заставлял делать, чего она не хочет. И она делала, лишь бы он отстал, знала, что ей никто не поможет, а ещё и могут, чего хуже, убить за то, что она пожаловалась. Подумаешь, говорили ей другие девчонки, помацал да минет попросил, это не так уж страшно. Да, они рассказывали истории пострашнее, но тошнота не проходила при виде этого придурка. Грейс пряталась, так как ей становилось дурно. Она очень хотела, чтобы этот Хантер уже поскорее сделал с ней, что хотел. Будь что будет, лишь бы закончились эти издевательства и жизнь в неизвестности…

Грейс жила в разных комнатах и почти всегда — одна. Её переводили с места на место ночами и с завязанными глазами, чтобы она не смогла запомнить расположение комнат в помещении и плохо ориентировалась в случае побега. Мысли о побеге преследовали Грейс днём и ночью, но каждый план казался безнадёжным. Стены были слишком высокими, двери — слишком крепкими, а она — слишком слабой и напуганной.

Где же папа? Почему он не приходил за ней? Злость и отчаяние переполняли девочку, смешиваясь с отвращением к себе и ко всему миру. Она больше не могла выносить эту клетку, этих людей, эту жизнь. Она подозревала, что бывает в жизни несладко, но никогда и не думала, что сможет с этим столкнуться настолько близко. Девочка, которую все защищали и за которую ловили пули, оказалась беспомощной и предоставленной самой себе. Эта вымученная беспомощность уничтожала психику.

Иногда, в самые тёмные моменты, когда тишина давила на уши, а одиночество сжимало сердце, Грейс ловила себя на мысли, что смерть могла бы стать избавлением. Но где-то глубоко внутри, словно слабый огонёк, всё ещё теплилась надежда на свободу. Грейс только не понимала, какую цену за неё надо заплатить.

* * *

2000 год.

Либерти-сити.

— Слушай меня, мелкий засранец, слушай внимательно, — Каталина грубо схватила трёхлетнего мальчишку за подбородок и потянула на себя. Она с жестокостью смотрела в его глаза. Малыш чуть не упал, но не посмел заплакать, он уже знал, что будет только хуже.

— Да, мамочка?

— Слушай и запоминай, гнида: я твоя мамочка, и я самая лучшая, понял?

— Да, мамочка.

— Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, я лучшая, я самое, блять, пиздатое, что было в твоей сраной жизни, ты понял?

Мальчик с трудом кивнул, Каталина всё ещё держала его за подбородок.

— Скажи мне!

— Да, мамочка, я понял.

— Ты любишь мамочку?

— Да, я тебя очень люблю.

— Вот и живи с этим.

Каталина оттолкнула мальчика, он упал. Она никак не отреагировала на это, поднялась с колен и направилась к выходу из комнаты.

— А где папочка?

— Он сдох.

Каталина хлопнула дверью, мальчик вздрогнул и заплакал. Она так никогда и не сказала ему, что тоже любит его. После того разговора Каталина больше никогда не возвращалась.

Каталина изменяла Клоду постоянно, с того момента, как они перебрались в Либерти; с Мигелем Ла Вибора у неё начался роман в 1996 году. В 1997 году она в тайне от Клода родила сына, Мигель его обожал и любил. Семья Мигеля же холодно приняла ребёнка, потому что никто не любил Каталину. Каталине было всё равно, она не любила сына и занималась своими делами. Зато привязала Мигеля к себе ребёнком. Когда Мигель и Каталина погибли, мальчик остался на попечении брата Мигеля, но ребёнка тоже особо никто не любил. Его пытались отдать родне Каталины, но Цезарь и другие отказались принять малыша. Его звали Иниго Ла Вибора. Он вырос озлобленным, хоть и красивым, и, не зная всей правды о родителях, решил мстить. Себе и всем вокруг.

Лет через 10-12 Иниго нашёл газету с фото и статьёй о том, что труп Каталины нашли на дамбе. Никто и никогда не рассказывал ему, почему мама и папа пропали. Он попросил объяснений и поддержки у семьи, но те не дали ему внятных ответов и замяли тему. Спустя какое-то время Иниго связался с плохой компанией, чего и следовало ожидать. И естественно он попал в тот же бизнес, в каком крутились родители: оружие и наркотики. А потом Иниго сыграл по-крупному и стал партнёром людей, которые похищали и продавали людей, в основном детей и подростков. Для него уже в 18 лет не было ничего святого, а чем старше он становился, тем было только хуже.

* * *

2031 год.

Вайс-сити. Особняк Версетти.

— Я бы трахнул свою мать.

Иниго лежал на диване в кабинете Джеки Версетти и курил траву. Внезапно он выпалил это, Джеки поперхнулся. Иниго же вскочил и тут же вручил свой смартфон с фотографиями темноволосой бестии. Джеки никогда до этого не слышал про Каталину, он с интересом просмотрел фото. Красивая женщина, но по глазам видно, что бешеная. Не во вкусе Джеки.

— Ты больной, Иниго. Надеюсь, твоя мама этого не слышала.

— Она умерла, когда я был маленьким. Но я нашёл всё это, часами смотрел и думал, какая же она красавица. Её убили. Это несправедливо.

— Если ты её любил, то да, несправедливо.

— Ну ты-то пляшешь тут после смерти Томми?

— Я его не любил, напоминаю.

— И малыша Марчелло тоже?

— Тебе какое дело? У меня уже есть придурок, заменяющий мне сына. Это ты, Иниго.

Ла Вибора усмехнулся и поцеловал Джеки в макушку. Того передёрнуло, он оттолкнул Иниго.

— Ты же рад, что не на моём месте, — Иниго подошёл к окну и стал смотреть на бассейн на заднем дворе особняка. Там кувыркались какие-то полуголые девки, которых, похоже, он и вызвал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же смотришь на меня и

рад, что ты — это ты, а не я. Это, может быть, смысл моей жизни: вести себя так, чтобы люди смотрели на меня и были рады быть собой.