Десятая Арка (джен)

Он не знал, как здесь оказался, не знал где находится, и сколько времени прошло. Гарри было больно и страшно, больно настолько, что сознание мутилось и то и дело почти оставляло его. Он не мог открыть глаз, или же так только казалось, но вокруг стояла чернота, двигаться тоже не получалось. А ещё холод, настолько сильный, что временами жгучий как огонь…

Больно… Слишком больно, больно до крика, но даже звуков нет. Темно и пусто… Кто он, где он? Кружится, кружится…Он или пространство? Кто знает, но его кружит в плавном засасывающем водовороте. В голове пусто, хоть он и не знает есть ли у него голова или просто кажется. Глухая пустота… Но почему мысли то и дело цветными всполохами мелькают в пустоте? Раздваивается, растекается, теряя себя

Как же больно, больно. Когда это закончится? Помоги мне хоть кто-нибудь, убери холод. Он жжёт, он выдирает внутренности. Где ты пламя? Ты покинуло, бросило, бросило меня. Почему ничего не слышно? Я ослепла, нет, я не могу ослепнуть!

Конец связи — нелепая мысль вспыхивает рваным обрывком

Пробуждение далось тяжело, почти мучительно. Самым худшим ощущением была сильнейшая головная боль, стискивающая голову стальным обручем. Он какое-то время просто лежал, тупо пялясь в белый потолок. Выдох-вдох, на выдохе боль немного отступила, и Гарри перевернулся на живот, уткнувшись лбом в подушку. Всё произошедшее ночью казалось нелепым ночным кошмаром, если бы не одно но. Кошмары уходили, как только сон покидал разум, растворялись в ощущениях и звуках нового дня. Уже через несколько секунд он и вспомнить не мог, что же так напугало и заставляло сердце бешено молотиться, а тело покрыться потом. Сейчас он помнил, помнил каждую секунду бессвязной реальности, в которой чувствовал себя лишь чьим-то придатком, осколком сознания притаившемся в чужой голове. Все ощущения были слишком яркими, реалистичными, словно только стоило подумать и они мигом услужливо всплывали из отдела памяти чужого мозга…

Он доплелся до ванной и тихо ужаснулся — из зеркала на него воззрился угрюмый призрак. Черные волосы напоминали воронье гнездо, вокруг глаз яркая чудная чернота, а взгляд настолько полоумный, что так и хотелось взять самого себя за руку и заботливо отвести в отделение для душевнобольных. Сейчас ему было банально страшно — он был готов поклясться, что в его памяти таких воспоминаний пи всём желании не найдёшь. Всплыли намеки и обрывки фраз прошедших дней. Гвен больна, Гвен почти не колдует, Гвен пьёт гору зелий… Теперь он посмотрел на это под другим углом. «Что же случилось» — растерянно спросил он у замогильного отражения. Больше Гарри не разделял оптимизма Саадер по поводу действия зелья, если оно было призвано свести подопытного с ума, то явно отлично действовало в своём направлении. Он хотел выстроить хоть слабую хронологию, понять важнейшие события в жизни мира и самого себя, самой себя, в общем самих себя, а не сойти с ума. В доме вновь царила странная как для Норы тишина, даже внизу не слышны были голоса. Гарри осторожно высунул голову из-за двери и всмотрелся в пустой коридор. Никого. Он уже начал нервничать и лихорадочно придумывать причины, когда подскочил от резкого звука удара. Что-то увесистое шарахнуло по стеклу небольшого коридорного окна, заставив его загудеть. Гарри не долго думая открыл створку и его тут же оглушил гневный вопль миссис Уизли.

— Джонатан! Ты что такое вытворяешь? Сколько раз тебе повторять!

— Ну мам… — почти что детское протяжное нытьё вторило её голосу.

Отскочив от окна, Гарри быстро захлопнул его обратно — во всяком случае, ответ на вопрос он получил. Немного постояв в коридоре, он вернулся в комнату. Торопливо стягивая пижаму Гарри раздумывал, что он скажет Саадер и скажет ли вообще. Первичная слабость отпустила его, и теперь Гарри считал своё решение бросить эту затею истерическим и надуманным. Он вполне себе жив и даже невредим, ну а кошмарам по ночам ему не привыкать. Вон сколько его преследовало кладбище и пустые глаза Седрика, при этом ничего кроме подорванной психики эти сны не давали. Он попытался собрать воедино рваные шаткие видения из сна и постепенно понял, что настолько туманными и сумбурными они были из-за полубредового состояния самой Гвен. Что ещё можно было ожидать от затуманенного сознания тяжелобольного человека? Закончив одеваться, Гарри решил спуститься вниз и поискать Рину или близняшек как вариант.

Яркое солнце на какое-то время даже ослепило его, и он близоруко щурился стоя на пороге. Мелодичное пение птиц почти полностью заглушал нестройный хор из воплей куриных несушек и громкого высокого голоса миссис Уизли. Гарри разглядел оживление у дальних сарайчиков и направился туда.

Громко чихая и отмахиваясь рукой от испуганно метушащейся моли, рыжий паренёк вытащил из сарая очередной полуразорванный мешок. Он плюхнул его на землю, подняв клуб едкой серой пыли. Рыжеволосая девушка, скучающе опиравшаяся на перекосившийся косяк, ругнулась и прикрылась тусклым магическим щитом.

— И что в этом мешочке за сокровища? — скептично вопросила она.

Джонни досадливо пожал плечами, ожесточенно почесывая зудящий нос. Он ненавидел эти так называемые уборки, итогом которых было банальное перетаскивание хлама туда-сюда. Но ещё больше он ненавидел свою извечную роль ишака, начисто лишенного возможности колдовать. «Ты несовершеннолетний» — категорично заявляла мать, но разве это когда-нибудь останавливало Рину и близнецов? Да и вообще родители капитулировали, фактически закрыв глаза на то, как дочери колдуют у них под носом. Не в силах контролировать старших дочерей мать все усилия направила на него — не честно! Ну и что он младший и единственный мальчик, это ведь не значит, что ему теперь за всех отдуваться. Джонатан ненавидел порой себя и свой характер, всегда мягче и послушнее сестер в итоге он превратился в «правильного и послушного мальчика». Но если он не такой неугомонный, как сестры это ведь не значит, что им можно помыкать. Но, похоже, для семьи ещё как значит. Джонни уныло вздохнул, прикидывая сколько дней осталось до начала сентября. Он просто обожал школу за ту свободу, что она дарила, не требуя ничего особого взамен. Уж лучше занятия и противные преподаватели, чем мать, вечно нависающая как коршун. Вот и сегодня: ну что он такого сделал, подумаешь — по старому квофлу разок ударил. Ну, отразился мяч в окно, но оно то зачарованное! И спасибо Рине, хоть вступилась за него, а то головомойка неизбежно бы растянулась на год. В любом случае к сестре он относился гораздо теплее…

Ринальда Уизли ненавидела так называемые уборки всей душой — никогда ей не доводилось принимать участие в столь бесплодном и нелогичном действе. В итоге после нескольких часов копания в пыли, грязи среди довольно неприятных вещей всё отправлялось назад в сараи под девизом «пусть ещё полежит, а вдруг пригодится». Её брат выглядел словно узник приговоренный к заключению в Азкабане, что не удивительно. Бедняге вечно доставалась роль грузового транспортного средства. Ей нравилось это маггловское определение, ещё давно высказанное Гербертом. И вот сейчас очередной непонятный мешок плюхнулся в траву, подняв гадкую удушливую пыль. Она привычно помянула кое-чью мамочку и закрылась щитом словив на себе обиженно-досадливый взгляд брата. Бедный Джонни ещё вчера ныл ей, что хочет поскорее в школу. Нашёл удивительным своё желание? Глупый, она тоже хотела в школу. Бездействие подобно смерти, она слишком быстро уставала от тусклой монотонной рутины. Рина не просила у судьбы тягостные и смутные времена, она просила лишь движение. Без него быстрая и чистая река превращается в стоячий пруд, а затем и вовсе в болото. Нора — нечто по пути от пруда к болоту…

Гарри издалека разглядел весьма странную картину и, подходя, удивился ещё больше. Как-то раз ему удалось подсмотреть одним глазком передачу на безупречном экране телевизора Дурслей. Там показывали весьма занятные сцены из жизни старьёвщика. То, что делалось возле сарая сильно наминало задний двор у дома старьёвщика. Горы мусора, часть высыпалась на траву, часть выпала из мешков, коробок и ящичков. Посреди этого мусора с кислой миной стоял Джонни, с отвращением рассматривая содержимое какого-то мешка. Недалеко от брата со скучающе-отстранённым видом маячила Рина. Он подошёл ближе, осторожно ступая по замусоренной траве. Рина обернулась на звук и приветливо улыбнулась.

— Присоединяйся, полезно посреди лета подышать чистым и свежим воздухом

— Да уж, — пробурчал Гарри, яростно потирая зудящий нос. Подойдя вплотную к Рине он тихо спросил:

— Это что? Газовая война по волшебному?

— Мою мать не исправить, ты же знаешь. Каждый год одно и то же, никуда не деться, никому не спастись, — так же тихо ответила Рина.

— Мам, иди сюда! Что с этим делать? — недовольно крикнул Джонни, вертя головой в поисках матери.

Миссис Уизли появилась из-за покосившегося на один бок сарая, ещё более растрепанная чем обычно. Она внимательно рассматривала кучу на траве какое-то время, затем вынесла вердикт:

— Нужно перебрать и посмотреть что ещё пригодно, — Джонатан при этих словах едва не взвыл, округлив глаза.

Рина лишь слабо скривилась, глядя на Гарри с выражением «А я же тебе говорила». Тут Молли заметила скромно молчавшего Гарри и тут же сменила тон.

— Гвен, доброе утро, ты хочешь завтракать?

— Э-э, нет, совершенно пока не хочу, спасибо. Давайте здесь сначала разберёмся

Некоторое время они вручную разбирали содержимое кучехлама под чутким руководством миссис Уизли. В какой-то момент она вспомнила о срочном деле на кухне и отлучилась. Джонатан тут же облегченно вздохнул и отбросил обломки старой шкатулки. Рина же моментально извлекла палочку прямо из рукава, решительно нацелив её на невзрачный мешок. Гарри хихикнул, поняв, что мешок исчез по причине применения обычного заклятия исчезновения. Он уверенно потянулся за своей палочкой — уж с этим он планировал справиться. Рина восприняла этот жест совершенно естественно и спокойно заметила:

— Убираем самые мелкие предметы, их труднее всего из года в год таскать. Всё равно она и на сотую часть не знает, что тут за хрень лежит

Гарри старался шептать заклинание как можно тише, не привлекая внимания Рины. Он искренне недоумевал, откуда можно было взять такое количество хлама и зачем его хранить. Обломки и полуразломанные остова шкатулок, магические игрушки, полуистлевшие тряпки, кухонная утварь и давно испорченные безделушки, использованные пузырьки из под зелий и даже колченогий стул — далеко не полное содержание странного Гарриного улова. Он исправно накладывал заклятие на всевозможную мелочёвку, и вскоре их стараниями куча уменьшилась как минимум на треть.

— Тревога, — шикнул Джонни, всё это время зорко высматривавший мать.

Палочка Рина моментально была спрятана назад в рукав, а сама она с самым чинным видом принялась перебирать хлам. Гарри полускрытый кучей мусора провозился дольше, но убежище надежно скрыло его манипуляции от зорких глаз миссис Уизли. Она быстрым мелким шагом, шелестя залатанными мантиями, подошла к Рине и Джонатану, возившимся с огрызком метлы.

— Ну, это можно выбросить, а вот это, хм, нет, ещё не время. Вытряхните хорошенько и сложите назад. А вдруг ещё пригодится, — вынесла она вердикт под немыслимые кривляния сына, стоявшего у неё за спиной.

Спустя час они с Риной сидели на садовой скамейке, просто болтая ни о чём под теплым летним солнцем. Джонни, как только закончилась возня с хламом, унёсся не хуже нибмуса — 2000, явно боясь, что вновь получит работу как младший по должности. Впрочем, Рина заметила, что совершенно не зря. Гарри же растворился в том простом незамысловатом разговоре — внутри так…тепло и уютно. В те минуты чужая подруга из чужого мира казалась ему невероятно близкой и родной. Его спокойную негу прервало появление мистера Уизли, вывалившегося между садовых деревьев. Колдун подошёл к ним, как всегда встрепанный помятый. Рина довольно сдержанно поприветствовала отца, Гарри же наоборот улыбался совершенно искренне. Он не мог понять, почему Рина держалась столь холодно и отчужденно, ему даже виделся странный молчаливый упрек в её взгляде. Она с непонятным раздражением заметила:

— Сегодня к сожалению предстоит вытерпеть небольшой балаган. Ну ладно, пошли оденемся, куда деваться то.

Гарри молча последовал за ней, пытаясь представить, что сегодня его ожидает. Они, практически не переговариваясь, натянули простые черные мантии и спустились вниз. В гостиной царила очень напряженная обстановка, Молли бросала на мужа полные раздражения и плохо скрываемой досады взгляды, а Артур лишь отводил глаза в сторону. Ему было неприятно видеть столь сильный разлад между четой Уизли и совершенно непонятно что послужило причиной этой холодной войны. Артур, заметив их, заметно приободрился, словно надеясь скрыться за как бы веселой болтовнёй с подростками от давящей угрюмой тяжести повисшей в комнате. Гарри поддержал его в этом фарсе, безумно тяготясь ситуацией в их семье. Он привык, вернее вынужден был привыкнуть к вражде между чужими или просто нелюбящими друг друга людьми, но здесь… Он и сам не знал, отчего было настолько больно. На лице Молли тоже появилась ужасно искусственная улыбка — неужели она только надеялась обмануть своих разумных и внимательных детей — и она потянулась поправлять мантию Гарри. Сам Гарри понятия не имел куда они направляются и зачем, но правило наблюдать и не высказывать никаких эмоций уже было усвоено в полной мере.

Зеленый порошок заставил его хрипло закашляться, вихрь понёс многострадальное тело по запутанной каминной сети. Когда болтанка закончилась, ему понадобилась минута, чтобы просто прийти в себя и открыть глаза. Рина всё это время крепко держала его за руку.

Гарри удивился, он даже изумился, но после последних событий это место не могло поразить его слишком сильно. Он даже сдержал недоуменный возглас и не позволил бровям поползти вверх. Гарри ненавидел игру и притворство.

Но когда встал вопрос о самой возможности жить… Когда под угрозой оказалась его жизнь. А ведь он не хотел её терять, пусть короткую и нелепую, пусть лишенную многих благ и радостей, но ставшую такой ценной в свете последнего года. Жизнь он любил гораздо сильнее, волей неволей став участником древней пословицы. Когда-то он прочитал её в потрепанной книге, списанной в макулатуру, такие глупые и странные слова. Девятилетний Гарри лишь фыркнул и выбросил дурацкую книжонку.

«Добро и зло, тьма и свет. Ты был праведен и отличал даже с завязанными глазами первое от второго, всегда выбирал правильный путь, верное решение. А потом пришла судьба и поставила пред весами. И на одной чаше легла жизнь, а на второй правильность и честь. И ты потянулся к жизни, ибо вне её нет ни света, ни тьмы». Гарри сам того толком не замечая играл в сложной и химерной игре, ничуть несравнимой с гоблинской. Пока что просто плывя по течению, просто пытаясь выжить и спастись, но стал её частью и принял условия. Он выбрал жизнь.

Они стояли на нулевом этаже больницы имени Мунго. Гарри ничуть не сомневался, что это именно она и ничто другое. На нулевом этаже располагался огромный транспортный камин, в котором едва ли не каждые несколько секунд появлялись и исчезали люди. Они торопились вверх по широкой лестнице, часть с повреждениями и ранами, часть обвешанные пакетами. Его едва не сбил колдун с жутко обезображенным лицом, лилово-фиолетовым и раздутым, голося, он расталкивал остальных магов, сопровождаемых их ворчанием и недовольством. Гарри был благодарен Рине за её крепкую уверенную хватку на своём запястье, она решительно проталкивалась в толпе, таща его за собой.

Оглушенный и дезориентированный он вздохнул от облегчения, когда они, миновав бесчисленные ступени, поднялись на пятый этаж. Неснимаемые проклятия и порчи — он узнал это отделение, вот только не мог понять почему они здесь. Артур попытался остановить целителя, но тот лишь отмахнулся, явно негодуя, как посмели беспокоить столь занятую персону. Миссис Уизли моментально перехватила лекаря и, недобро сощурив глаза, что-то спросила резким голосом нетерпящим возражений. Целитель дернулся и сник, затем повел женщину за собой. Рина уверенно помчалась за ними, не отпуская руку Гарри. Целитель остановился у палаты и услужливо открыл дверь, тут же ретировавшись. К счастью Гарри Рина пошла вслед за матерью, иначе она бы увидела его шокированное лицо. В небольшой палате с магическим окном стояла лишь одна кровать. Человек лежащий на ней обладал восковой желтизной, настолько мертвенной, что казался живым покойником. Довольно длинные волосы клочьями лежали на подушке, заостренные бесцветные черты отдаленно напоминали человека, которого Гарри успел полюбить. Ремус Люпин. Гарри с трудом подавил вскрик, рванувшийся наружу, и теперь ошеломленно смотрел на большую восковую куклу, вытянувшуюся на безжизненно-белой постели. Молли осторожно коснулась впалой щеки Люпина и неловко отдернула руку.

— Всё такой же холодный, — её взгляд был по детски беспомощным.

Артур неуверенно окликнул её.

— Я думаю, Гвен хочет побыть здесь одна…

Как ни странно она почти сразу поспешила к выходу, бросив на Гарри неприятный жалостливый взгляд. Он не любил такие, лишний раз подчеркивающие, что с тобой всё кончено и ты смертельно болен или обречён. Рина легко коснулась запястья теплыми пальцами и выскользнула из палаты вслед за родителями. Он был безумно благодарен им за это. Кресло стояло рядом с кроватью совсем не зря — тело опустилось в него ватной куклой. Гарри обхватил голову руками, молча смотря на одного из последних близких людей в своём мире. Он не шевелился, даже не дышал, совершенно не походя на живого человека. Многочисленные шрамы на левой половине лица причудливыми буграми и рвами избороздили тонкую желтовато-прозрачную кожу. Глаза глубоко ввалились, и казалось, даже сморщились за тонкими голубоватыми веками, волосы местами полностью выпали, обнажая гладкий блестящий череп. Но он всё смотрел не в силах отвернуться, точно загипнотизированный. Дрожащие пальцы легли на грудную клетку. Она казалась твердой как камень и холодной, биение сердца не слышалось. Не чувствовалась пульсация крови и на запястьях. В какой-то момент Гарри показалось, что это ужасный розыгрыш и перед ним мертвое тело усопшего. Но мертвых не держат в больницах, эта мысль держала его эмоции в узде. И снова чудовищный черный провал в памяти, снова незнание. Что с ним? Почему он здесь? Задавать вопросы некому, но он и не хотел услышать ответы именно на них. Придёт ли в себя Ремус, очнется ли? Гарри смотрел и не ощущал что перед ним живой человек. Он неловко попытался взять его за руку, но застывшие пальцы казались выкованными из железа, холодные и скрюченные. Дверь в палату тихо приоткрылась, и он встретился со спокойным взглядом больших голубых глаз.

— Сюда сейчас придёт главный лекарь отделения, — Гарри кивнул, вставая на непослушные ноги — ему не хотелось видеть никого постороннего.

Он тихо вышел из палаты лишь раз оглянувшись на подобие человека. Рина поманила его за собой и они, пройдя по коридору, свернули в нишу с окном. Рина села на маленький жесткий диван, а Гарри прошел к окну. Он молча смотрел невидящим взглядом на неестественно кукольный пейзаж за магическим окном. Мыслей не было ровно как и эмоций, то ли он слишком устал и наступил предел, то ли просто впал в тупую прострацию. Он даже обрадовался, когда Рина резко крутанулась, выглядывая в коридор.

— Что-то у лекаря больно странная морда, пойду послушаю что там

Гарри кивнул и вновь отвернулся к окну. Несуществующая бабочка порхала на фоне ядовито голубого ненастоящего неба. Мираж, иллюзия, красивый морок. Сейчас весь мир вокруг казался ему таким же ненастоящим и кукольным, вот только куклы бывают и уродливо-химерными. Он обернулся на звук шагов, уже готовясь спросить Рину, но в нишу прошла девочка. Она тихо всхлипывала, ожесточенно вытирая глаза рукавом мантии и, похоже, не видела ничего вокруг. Закрыв лицо руками, она тяжело упала на диванчик. Светло-русые волосы растрепались и неряшливо падали на плечи, круглое красное от слез лицо выражало глухое отчаяние. Украдкой присмотревшись к ней Гарри понял, что она не младше его, просто мягкие черты и голубовато-серые по-детски наивные глаза сильно простили её. Девочка мотнула головой, неожиданно для Гарри ударив себя по лицу. Этот жест видимо успокоил ее, и она, громко шмыгнув носом, потянулась за палочкой. Применённое ею заклятие осушило влажные от слез щеки и глаза, но не убрало припухлость и красноту. Моргнув, она рассеяно посмотрела на место у окна и наконец заметила Гарри. Она вздрогнула и дрожащим голосом пролепетала:

— Гвен? Я тебя не увидела, прости меня, — она запнулась, яростно потирая глаза ладонью, — прости меня за то, что я тогда обозвала тебя бездушной сволочью, прости. Я просто дура, я…

Она вновь протяжно всхлипнула и умолкла. Растерянный Гарри лишь молча таращился на неё, не в силах сообразить в чём дело. Неожиданно девочка стала казаться ему странно знакомой, и ощущение становилось всё сильнее.

— Ты была права, когда сказала мне те слова. Я просто хотела до последнего верить и даже не потому, что надеялась на чудо. Просто, понимаешь, я столько лет слышала одно и то же. «Новелла ты должна быть достойной памяти своих родителей, Новелла ты позоришь наш благородный род, Новелла ты не имеешь права на такие позорные слезы, это же твои родители, Новелла как тебе не стыдно их бояться, Новелла ты должна, должна, должна», — она вновь умолкла, с силой сжимая волшебную палочку.

— И вот я вечно надеялась, что произойдёт чудо, и они вернуться, заберут меня и будут просто любить. Просто говорить, что я самая-самая хотя бы для них. Не за внешность, магические силы или успешность, просто так… Но это была пустая мечта, несбыточная, глупая. Их давно нет, они действительно умерли много лет назад. И знаешь, я ведь и сама понимала, что это лишь нелепые надежды, но когда ты так сказала, я просто взбесилась. Просто ты забрала мою мечту окончательно и когда я кричала на тебя, на самом деле я знала и понимала, что ты говоришь правду. И это ещё больше выводило. А сегодня, я просто устала, окончательно устала. Устала изображать, что мне это хорошо даётся. Я больше не могу их видеть, — она вскочила, путаясь в собственной мантии, и подошла к Гарри ближе.

— Я, я не могу на неё смотреть, он ещё ладно. Знаешь если хорошенько представить, то можно вообразить что это лишь статуя. Просто статуя, сидит себе неподвижно и не смотрит на тебя. Но она.. Эти волосы, они выпадают, лезут клочьями, светится кожа такая желтая и тонкая как у мумии. Когда она движется её голова болтается словно кто за ниточку тянет, и этот рот всегда приоткрытый… Но самое ужасное это глаза. Они вроде бы живые, но когда смотришь в них, то видишь лишь пустоту, такую засасывающую пустоту, стеклянную, тупую. Даже когда смотришь в глаза мыши там больше жизни и сознания. А ещё она мычит и хватает меня пальцами. Они липкие, вечно липкие, но она просто хватает всё подряд. У детей не может быть такого детства, они не должны видеть родителей…такими, такими жуткими мертвыми мумиями, безумными со стеклянными глазами. Их невозможно любить. Но я и не ненавижу их, Гвен, я просто устала. Устала смотреть, устала видеть. А она что камень, просто непробиваемая, но я то не такая! Я больше не хочу сюда приходить, но как я могу отказаться, — она прервала свой монолог и вдруг вздрогнула, словно окончательно очнулась.

— Прости меня за этот дурацкий треп, я не имею права вешать на тебя даже часть своего дерьма, прости.

— Новелла, — Гарри наконец понял своё ощущение, он узнал мальчика, вечно неуклюжего и стеснительного, вечно под властью грозной бабушки. Он не знал, что сказать и ещё меньше понимал сам, но испытывал острую потребность просто что-то ей сказать, успокоить.

— Прости, прости. Я побегу, там она ждёт меня, я же выбежала, будто в туалет. Прости, — спотыкаясь и размахивая руками, она вбежала в коридор, скрывшись из виду.

Его немой шок прервала Рина, позвавшая Гарри. Он шел рядом с ней словно заведенная механическая игрушка, слушая её в пол-уха.

— Если бы не влияние сама знаешь кого, Ремуса бы не стали лечить. А так они хоть делают вид, но если подвести итог пустого словесного поноса этого лекаря, то пока всё без изменений. Только ждать и всё, — Рина при этих словах скривилась, и Гарри даже понял почему.

Энергичная и деятельная она ненавидела ожидание, основанное на простом плавании по течению без возможности менять и приближать результат. Раздражение от бессилия было очевидно в её холодно-насмешливом тоне. Они спустились на нулевой уровень к камину, где уже топтались супруги Уизли. Они стояли вполоборота к друг другу на почтительном расстоянии. И если Артур бросал на жену виноватые взгляды, то Молли демонстративно смотрела в другую сторону. Они снова нацепили нелепые улыбки предназначенные для «хрупкой детской психики» Рины и Гарри. Гарри не понимал к чему этот фарс, ведь если и ему их отношения были очевидны, то, что можно говорить о Рине и других детях…

Уже в Норе Гарри долго плевался и чихал — похоже, у его иного Я была стойкая непереносимость летучего пороха. В ванной он долго умывался и полоскал рот, гадкая крупа скрипела и на зубах. Мистер Уизли умчался на работу практически сразу после их возвращения, Джонатан видимо окопался в своей комнате. Рина что-то жевала на кухне, в отличие от Гарри на аппетит она редко жаловалась. Он с облегчением натянул домашнюю мантию Гвен, во всяком случае, она не надувалась как парус от движений и не стреноживала, обвиваясь вокруг лодыжек. Он не спеша спускался в гостиную, когда услышал скрип входной двери. Гарри резко ускорился, слетев с лестницы легкой и быстрой лаской. Сам он и не заметил небрежную ловкость собственных движений.

Чуть щуря глаза от резкой смены освещения на пороге застыл высокий красивый юноша в длинной коричневой мантии. Солнце ярко высветило его силуэт, золотыми отблесками вспыхивая в каштановых кудрях.

— Герберт, — коротко, но довольно пробормотала Рина, вставая со стула.