Вечное сияние чистого чувства (гет)

Я не могу запомнить, что я тебя забыл.

Леонард. «Помни»

* * *

Обычно в году каким-то образом умещаются триста шестьдесят пять дней, каждый из которых длится по двадцать четыре часа. Все ровно, календари и часы не допускают ошибок.

Но на деле время постоянно меняет скорость своего хода, и для каждого человека одна и та же секунда может длиться в разы дольше отведенного ей срока, а может и пролететь в разы быстрее. Например, когда во время учебы в Хогвартсе Люциус пытался подготовиться к экзамену в последнюю ночь, бесценные минуты пролетали слишком быстро. Он не успевал изучить и половину подготовленных книг, а солнечные лучи уже проникали в спальню сквозь заколдованное окно. Как же хотелось тогда замедлить время, остановить его, а еще лучше — повернуть вспять! Однако сейчас подобного желания не возникало. Каждый проведенный в Азкабане день казался Люциусу вечностью. Каково это — вечность на повторе? Словно одна бесконечная секунда хлынула в камеру и накрыла Люциуса огромной волной. Время монотонно струилось по каменным стенам и стекало на пол… Оставалось лишь пытаться не утонуть в нем и задыхаться от безысходности.

Люциус даже не был уверен, что находится в Азкабане. Посещали мысли о том, что он, быть может, умер и сейчас находится в изощренном личном аду. Все возможно, и, находясь в самой ужасной из всех существующих тюрем, учишься все подвергать сомнению — ведь мозг нуждается в работе, необходима хоть какая-нибудь пища для ума — иначе можно свихнуться.

Больше всего Люциуса угнетала неизвестность. Ни холод, ни голод, ни даже дементоры, которые поначалу отравляли существование, не мучили его так сильно, как неизвестность. Что там, за толстыми каменными стенами? Что творится в его доме? Он не знал. Но при этом не сомневался, что ничего хорошего с его семьей не происходит. Чувствовал. Здесь, в сырой камере Азкабана, Люциус мог полагаться лишь на интуицию, потому что за все время, проведенное за решеткой, не получил от родных ни строчки. И он не винил в своем незнании ни жену, ни сына — было очевидно, что они не могут написать или навестить его. Именно «не могут», а не «не хотят».

Но в один день (или это была ночь?) Люциус все же освободился. Точнее, его освободили.

— Заключенный под номером Отал Ансуз пятьсот тридцать семь, на выход! — раздался однажды гулкий голос, разбавив давящую тюремную тишину. За ним последовал лязг отворяющейся металлической решетки.

Люциус тогда словно очнулся от долгого сна — ужасного кошмара. «Заключенный под номером Отал Ансуз пятьсот тридцать семь? Это я?» — задался он вопросом и за несколько растянувшихся в минуты мгновений успел пару раз подвергнуть сомнению существование нежданного конвоира. К счастью, сомнения в реальности его предполагаемого «спасителя» были напрасны, так как голос настойчиво повторил:

— На выход!

Люциусу не оставалось ничего другого, кроме как встать и проковылять на ослабших занемевших ногах к открытой решетке. Покинув камеру и приблизившись почти вплотную к смотрителю, он сумел разглядеть в темноте лицо незнакомца — и оно ничего не выражало. Этот безликий маг был долгожданным спасителем, будто Люциус не пил целую вечность, и тот принес ему живительной влаги. А он для конвоира — не более чем номер. Отал Ансуз пятьсот тридцать семь. Осознание того, что у него, узника, есть и долгое время был свой номер, добавило реальности происходящему.

Пока Люциус размышлял о цифрах, рунах, номерах и их значении, конвоир вел его по бесконечным коридорам Азкабана. Сейчас даже темнота, холод и сырость не так угнетали — пожалуй, он уже почувствовал затаившийся где-то поблизости запах свободы. А его действительно освобождали -Темный Лорд постарался, не иначе. Через добрый час передвижений по тюремным закуткам безымянный конвоир-освободитель снял с Люциуса тяжелые кандалы и сунул ему в руки порт-ключ — в виде обычного металлического ключа, массивного и со следами ржавчины. Разглядел он его уже после того, как перенесся домой, в мэнор.

Хотя… Дом — понятие относительное. Является ли домом родовое поместье, в котором ты пробыл большую часть своей жизни? Разумеется. А если в этом поместье вдруг поселились десятки Пожирателей во главе с Темным Лордом, ясность ума которого ставится под большое сомнение? Тут можно поспорить. Но для Люциуса Малфой-мэнор потерял былое очарование.

В голову даже закралась дикая мысль: а не лучше ли ему было бы остаться в Азкабане? По крайней мере, там вероятность смерти от руки какого-нибудь Пожирателя или даже от самого Волдеморта куда меньше. И самое главное — там, в камере, он находился в одиночестве. И не ощущал этого гнетущего, давящего чувства унижения. В тюрьме Люциус был никем, а потому и чувствовал себя ничтожеством — все логично. А тут, в мэноре, он хозяин. Так почему же ощущения не изменились? Почему ни он, ни кто-либо другой здесь не видят в нем главного? Даже Нарцисса, по всей видимости, перестала считать его главой семьи. Что ж, Люциус мог понять ее чувства, и теперь это было ему почти безразлично.

За то время, что он провел в тюрьме, Нарцисса, казалось, постарела лет на десять. Мешки под глазами, опущенная голова, спутанные волосы — сложно было узнать в этой поникшей женщине некогда блистательную леди с вейлами в роду. Люциус, конечно, тоже отнюдь не похорошел, но с ним дело ясное — Азкабан даже без помощи дементоров буквально высасывает из узников все силы — и физические, и духовные. А он был морально истощен куда больше, чем можно себе представить, и его так называемое освобождение нисколько не улучшило ситуацию, если не сказать наоборот — все стало только хуже.

Теперь Люциус не предполагал, теперь он знал точно. И все его самые худшие опасения стали реальностью. Он ежедневно сталкивался с Нарциссой, которая теперь походила на отражение себя прошлой в пыльном мутном зеркале с трещиной посередине. Встречался с Драко, когда тот приезжал домой на собрания Пожирателей. Жизнь Малфоев стала походить на существование в аду, и все из-за него. И он не представлял, что можно сделать, чтобы исправить ситуацию. Пока не представлял.

Люциус часто задавался вопросом: была ли ошибкой служба Волдеморту? Возможно, но сделанного уже не вернуть. Да и власть сейчас в руках у Темного Лорда, только глупец мог это отрицать. Так что даже в своем теперешнем положении Малфои были на стороне победителей, оставалось лишь проявить себя, показать, что они еще чего-то стоят. Необходимо вернуть былой авторитет. Тогда и только тогда можно будет вновь занять свое место рядом с власть имущими, по правую руку от Темного Лорда. Оставалось только найти ответ на главный вопрос — как? Что он мог сделать в сложившихся обстоятельствах? Люциус видел лишь один выход — ожидание. Фортуна всегда была на стороне Малфоев, и со временем удача повернется к нему лицом, иначе быть не может.

И опять дни шли один за другим, но ничего не менялось. Время словно вывернулось наизнанку, как и все вокруг. Одна лишь надежда скрашивала существование Люциуса. Надежда и память о былых временах, ведь еще совсем недавно у Малфоев в руках сосредотачивалась власть. Что-то пошло не так, и теперь они в самом низу, но долго это продолжаться не должно, это было бы против всех законов мироздания.

* * *

Все в очередной раз пошло не так. Люциус убедился в этом, когда лишился своей волшебной палочки.

Шло собрание Пожирателей, Темный Лорд говорил и говорил. Ему что-то отвечали. А Люциус?.. Люциус теперь уже думал не о том, как бы выслужиться перед «повелителем», а о том, как бы не ухудшить и без того плачевное положение своей семьи каким-нибудь опрометчивым поступком. Хватит с него ошибок, действовать нужно лишь тогда, когда появится достойный план, пока же стоит сохранять нейтралитет.

— Прежде чем я отправлюсь убивать Поттера, мне придется позаимствовать у одного из вас палочку [1], — услышал Люциус холодный голос с шипящими интонациями, и его самого словно обдало холодом. Еще бы, лишиться палочки — это еще хуже, чем лишиться собственного поместья и авторитета одновременно.

Разумеется, все молчали. Темный Лорд тем временем продолжил:

— Добровольцы отсутствуют? Ну что же… Люциус, я не вижу причин, по которым тебе может в дальнейшем понадобиться твоя палочка.

Эти слова оглушили. Не видит причин? Действительно?! Люциус хрипло переспросил, надеясь, что неверно расслышал:

— Мой Лорд?

— Твоя палочка, Люциус. Я хочу получить твою палочку.

Определенно, он понял все правильно, ошибки тут быть не могло. Но как он может отдать ему свою палочку? Это же невозможно!

— Я… — начал Люциус, но тут же замолчал. Невозможно подвергнуть себя и семью опасности, переча сильнейшему темному магу. Все остальное — возможно. Он медленно взял в руки трость — ту самую трость — и извлек из нее палочку. Внимательно посмотрел на змеиную голову с глазами-изумрудами, будто бы надеялся, что «хранительница» трости подскажет, что ему делать дальше. Но серебряная змея ничего не подсказала, и палочка перекочевала в руки Волдеморта, сопровождаемая тяжелым взглядом Люциуса.

Темный Лорд поднес палочку к своим красным глазам, внимательно осмотрел ее, а затем резким движением обломил змеиную голову. Вероломство! Где-то в дальнем закутке сознания Люциуса ожило воспоминание о том, как он купил эту трость. Все было так давно… и уже не имеет значения, поэтому он тут же захлопнул едва успевшую отвориться дверцу, не дав воспоминанию вырваться наружу.

— Из чего она? — спросил Волдеморт сразу же, как только затих хруст древесины.

— Из вяза, мой Лорд, — покорно ответил Люциус едва слышным шепотом. — А внутри… сердечная жила дракона.

— Хорошо, — произнес Темный Лорд, продолжая изучать палочку.

«Хорошо?! — выкрикнул внутренний голос Люциуса. — Да ни черта хорошего!» В этот момент его даже не заботила защита от легилименции, которой в совершенстве владел Волдеморт. А что еще он мог ему сделать? Убить?.. За крамольные мысли?

— Я вернул тебе свободу, Люциус. По-твоему, этого мало? Впрочем, я заметил, что и ты, и твои домочадцы в последнее время выглядите не очень счастливыми… Тебе что-то не нравится в том, что я присутствую в вашем доме?

И тут Люциус понял: даже без палочки и без власти ему все равно есть что терять. Его семья — то, ради чего он еще живет. Точнее, выживает.

— Ничего, мой Лорд, совсем ничего, — ровным голосом сказал он, стараясь ничем не выдать свои мысли, но на окклюменцию его сил уже не хватило.

— Какая ложь, Люциус! Почему это вы, Малфои, выглядите недовольными своей участью? Разве вы многие годы не твердили, что жаждете моего возвращения, моего прихода к власти?

— Разумеется, мой Лорд, — ответил Люциус, краем глаза видя подползающую к нему Нагини. Вот эта змея ему уж точно ничего хорошего не подскажет! — Мы жаждали этого — и жаждем сейчас.

Странно, но он говорил правду, хоть и отчасти. Полуправда, полуложь — что бы делал Люциус, не будь полутонов? Но он на самом деле не огорчился бы, узнав о смерти Поттера. Если посудить, каковы шансы этого мальчишки одолеть Лорда? Одолеть его снова? Они были близки к нулю. Впрочем, как и при первой их встрече, когда «избранный», будучи еще младенцем, совершил невозможное.

Но глупо надеяться на победу «светлой стороны», ведь даже после нее Малфоев не ждало ничего хорошего. Опять Азкабан? Увольте! Уж лучше пусть у власти будет Темный Лорд.

«Мы жаждали этого — и жаждем сейчас». Нет, Люциус не лгал, говоря это.

* * *

Драко приехал в мэнор на время пасхальных каникул. Люциус не мог понять — неужели в Хогвартсе обстановка еще хуже, чем здесь, если сын все же решил сменить школьные стены на родной дом? То есть на дом, который когда-то был ему родным, а сейчас от него осталось лишь название. Ведь в Хогвартсе сейчас всем заправляет Снейп, всегда готовый помочь Драко. Год, что Люциус провел в Азкабане, стал тому подтверждением. Северус рисковал собственной жизнью, согласился на Непреложный Обет. Конечно, у него имелись для этого свои мотивы. Но он помог Драко, убил Дамблдора, потеряв тем самым доверие Ордена. Безусловно, Северусу Снейпу можно доверять, пусть и не на сто процентов. И Хогвартс благодаря ему стал относительно безопасным местом для Драко. По крайней мере, в Малфой-мэноре сейчас уж точно менее спокойно. Но сын почему-то решил приехать, и Люциус не думал возражать или расспрашивать его о причинах или о делах в школе. Вообще не хотелось говорить. Он сроднился с одиночеством в последнее время — так было проще. Привычка, оставшаяся после тюремного заключения, сейчас помогала. Одному проще думать, проще не замечать свою беспомощность и несостоятельность.

Однако Драко сам пришел в кабинет, где Люциус обитал почти все время — он наложил на дверь легкие отвлекающие чары, и другие Пожиратели сюда не совались.

— Отец? — тихо спросил Драко, едва переступив порог. Конечно, ему и Нарциссе не составило бы труда найти кабинет, ведь они прекрасно знали мэнор. Но сын стал первым, кто пришел сюда за последние месяцы, не считая самого хозяина поместья.

— Да? — отозвался Люциус хриплым от долгого молчания голосом, жестом приглашая сына сесть в кресло напротив. — Что-то случилось?

— Нет, то есть не совсем. Я просто хотел поговорить о… о Темном Лорде, — слова явно давались ему с трудом. Драко выдержал длинную паузу, прикрыл глаза, собираясь с мыслями. А затем, будто решив отступиться в последний момент, спросил: — Отец, что мы будем делать дальше?

— Я не знаю, Драко. Пока не знаю, — отозвался Люциус после длительного молчания и с некоторой обреченностью прибавил: — Все сложно, да ты и сам понимаешь. Ты ведь уже взрослый.

Сложно было предстать перед сыном, показать свою беспомощность, находясь с ним вот так — один на один.

— Отец… Я хочу, чтобы ты знал, что мы не виним тебя ни в чем, — Драко словно прочел его мысли. — И мама… она… ей тяжело, но она держится. И она не считает тебя виновником всех наших бед.

— И кто же тогда виноват?

— Никто. Или все. Но ты виноват не больше остальных.

— Если ты на самом деле так думаешь, спасибо. А если и нет… все равно спасибо, сын, — тихим, но твердым голосом произнес Люциус, впервые за время беседы смотря прямо в глаза Драко.

Внутренний стержень Люциуса надломился, но не сломался окончательно, и этот разговор с Драко помог продлить его стойкость. Теперь будет проще выдержать последующие дни, недели, месяцы. Наверное, воспитание сына — единственное его стоящее достижение за долгие годы жизни. Служба Волдеморту? Борьба за чистоту крови? Приумноженные счета в Гринготтсе? Успешная работа в Министерстве Магии? Нет, все это было напрасно, не стоило ровным счетом ничего. Но, к сожалению, он поздно это понял.

* * *

У Люциуса было слишком много проблем в настоящем, так что он легко позабыл о том, что терзало его в прошлом. Он не тревожил демонов из своей юности до тех пор, пока они самолично не напомнили о своем существовании. Пока она не напомнила о себе.

Он впервые увидел Гермиону Грейнджер со времен операции в Отделе Тайн. Девчонка выглядела довольно потрепанной и не особо чистой, но это была она. Люциус не мог забыть эти глаза — точь-в-точь такие, как у Джин! Очень странно… Но он почему-то был убежден, что невообразимая схожесть ему не мерещится, что это не последствие длительной изоляции. Ведь он заметил знакомые черты давно, больше года назад, еще до Азкабана. Магглорожденная Гермиона Грейнджер. Ее родители — магглы. Джин вполне могла бы быть ее матерью, если судить по возрасту, но, как всегда, части мозаики не хотели складываться в единую картину. И пока что Люциус видел перед собой грязнокровку Грейнджер, практически точную копию Джин Браун, какой та была лет двадцать назад, в компании дружков-гриффиндорцев, разумеется. Рыжий Уизли и… Поттер? Некто с раздувшимся до невероятных размеров лицом, в ком сложно было узнать Мальчика-Который-Выжил, если, конечно, не заметить, что с ним его верные друзья — выходец из семейки магглолюбцев и грязнокровка. Неплохая компания. Удача, что егеря привели их в мэнор.

— Это Поттер?! — допытывалась Беллатрикс у Драко.

Люциус наблюдал за этим молча, он привык ни во что не вмешиваться в своем доме, а потому лишь краем глаза смотрел на стоящую поодаль Грейнджер, на которой больше никто не задерживал взгляд. Конечно, Поттер как всегда в центре внимания, пусть и с неузнаваемым лицом. «Наверное, это действие жалящего заклинания», — подумал Люциус, но вслух ничего не сказал.

— Н-не знаю… Не уверен, — ответил Драко. Был заметно, что он опасается смотреть на Поттера, словно боится узнать его.

— Драко, если мы передадим Поттера в руки Темного Лорда, нам все простят, — мягко проговорила Нарцисса.

— Давайте-ка не будем забывать, кто его поймал на самом деле, а? — с угрозой проговорил Фенрир.

— Конечно, — покорно отозвалась Нарцисса. Она, равно как и муж, смирилась со своим положением, хоть и не теряла надежду на лучшее будущее для себя и своей семьи.

Люциус задумался. Он стоял, слышал отголоски спора, но мысли его были далеко. Что будет, если они все же узнают в пойманном Поттера и вызовут Темного Лорда? Тот явится, уничтожит мальчишку… а потом и Уизли, и Грейнджер. Если Грейнджер убьют, а при таком раскладе ее точно убьют, то он никогда не сможет разгадать загадку, не сложит все кусочки мозаики воедино. Надо постараться сделать так, чтобы девчонка не пострадала. Или хотя бы осталась в живых, ему необходимо с ней поговорить. Может, Грейнджер — приемная дочь, и ее настоящие родители вовсе не магглы, а волшебники. Тогда их можно найти. Возможно, отыскать нужно будет Джин. Пусть тут все и строилось лишь на догадках и домыслах, но более логичная и обоснованная теория пока не желала появляться.

Из размышлений Люциуса вырвал неожиданно громко раздавшийся треск, в воздухе полыхнуло красным.

— Stupefy! — взвизгнула Беллатрикс, посылая заклинания в егерей. — Stupefy! Stupefy!

Сложно устоять под такой атакой, и ее противники вынуждены были смириться с поражением — трое из четверых так и упали, где стояли, а четвертый, Фенрир Сивый, рухнул на колени. Беллатрикс с перекошенным от ярости бледным лицом подскочила к оборотню, сжимая в руке меч Гриффиндора. Люциус не имел не малейшего понятия, откуда в его доме взялся этот меч, реликвия Хогвартса.

— Где вы взяли этот меч? — прошипела Беллатрикс, вырвав волшебную палочку из обмякшей руки Фенрира.

— Он был у них в палатке, — прохрипел тот. — Отпусти меня, я сказал!

Беллатрикс взмахнула волшебной палочкой, освобождая оборотня, и стала осматривать меч, внимательно изучая рукоятку. Никогда еще Люциус не видел ее такой сосредоточенной.

— Пусть пленников запрут в подвале, а я пока подумаю, что нам делать, — проговорила она, закончив осмотр.

— Нечего распоряжаться в моем доме, Белла! — подал голос Люциус. Нельзя давать этой сумасшедшей власть, когда дело касается Грейнджер. Он должен сначала убедиться, что девчонке ничего не угрожает.

— Ты даже не представляешь, какая опасность нам грозит, Люциус! — завизжала Беллатрикс. — Сивый, веди их в подвал! Всех, кроме… Кроме грязнокровки.

— Нет! — услышал Люциус голос Уизли. — Лучше меня, меня оставьте!

Никогда прежде он не думал, что будет согласен с кем-то из этой рыжей семейки. Беллатрикс, очевидно, думала иначе — она размашисто ударила парня по лицу, а после пообещала с нескрываемым злорадством:

— Если она умрет во время допроса, тебя возьму следующим.

Она явно собиралась пытать Грейнджер, все складывалось еще хуже, чем изначально. Люциус бросил беглый взгляд на испуганную девчонку. Нет, она не сумела скрыть свой страх за глупой маской безрассудной гриффиндорской отваги. Нет, только не от него. Казалось, перед ним стоит Джин, которую он знал всю — до мельчайших подробностей, у которой не было от него секретов. Которая была ему дорога, как никто другой. И которую он так старательно забывал — из раза в раз, от одного непрошеного воспоминания к другому. Неужели ему сейчас придется смотреть на то, как ее пытают? Пусть это никакая не Джин, но все же…

«Я позабочусь о том, чтобы тебе никогда больше не было больно», — всплыли в памяти Люциуса его собственные слова. Как же давно он это говорил!

— Это мой дом, и я не допущу здесь пыток… При моих сыне и жене, — заявил он, глядя Беллатрикс прямо в лицо. В ее темных глазах и правда мелькало безумие, Люциус едва сдержал дрожь, представив, на что способна эта сумасшедшая.

— Ты потерял право голоса в «своем доме», когда лишился волшебной палочки!

— Ошибаешься. Пусть их отведут в подземелье, нам надо дождаться указаний Лорда. Или тебе виднее, что делать, чем Повелителю?

— Разумеется, нет! — выкрикнула Беллатрикс чересчур поспешно, и Люциус понял, что победил. — Пусть их ведут в подземелье, а я пока вызову Лорда!

Неизвестно, что бы вышло в итоге, пойди все по плану. Но обстоятельства сложились иначе, и как бы ни хотел Люциус поговорить с девчонкой Грейнджер с глазу на глаз, этому пока не суждено было случиться. Чертов домовик сумел освободить Поттера, а заодно и его дружков, среди которых была и грязнокровка, разумеется. Кто бы мог подумать, что охрана в лице Хвоста окажется такой ненадежной? Что ж, Грейнджер теперь вне зоны досягаемости, но она хотя бы жива. И Люциусу вновь оставалось лишь строить планы.

Только вот он вовсе не планировал того, что его жену убьет Волдеморт — ведь та солгала ему, сказав, что Поттер мертв. А вот сам он не успел попасть под горячую руку Темного Лорда, и оттого было особенно горько. И да, в планах Люциуса отнюдь не значилось очередное заключение в Азкабане...

______________________________________

[1] В этой главе прямая речь частично взята из «Даров Смерти», так как описываются те же события, что и в книге, хоть и видоизмененные.