Один человек и один город (гет)

* * *

Я бы ни за что не смог сегодня вечером отвязаться от Эсты, если бы и ему, и мне не нужно было заниматься делами. Добровольно на себя принятыми, а значит, неизбежными. Но уходил он в темноту неохотно. Словно ждал, что окликну. Позову назад. А заодно повинюсь во всех прошлых прегрешениях и принесу клятву рыцарского служения на благо всех и вся.

Тьфу.

С картой жить стало намного легче: можно было определить наиболее удобную траекторию движения и перемещаться по Низине там, где много людей и света. В Лимбо такой проблемы уже не вставало, потому что светло было везде. Даже в закоулках, где не слышалось ни вздоха живого существа.

Третий раз наткнувшись на одного и того же водителя, можно было с уверенностью заключить, что он намертво приписан к маршруту. Который традиционно закончился на остановку раньше официального кольца. Впрочем, зная, куда идти, я добрался до места работы за считанные минуты. Намного быстрее, чем показалось днем. Так что, остановкой больше, остановкой меньше — невелика разница.

Приближение ночи заметно изменило Воловий мыс. Практически до неузнаваемости.

Шум. Гам. Лязг. Ор. Ничего похожего на мертвую тишину Вилла Баха посреди ночи. Мимо то и дело проносятся машины, разумеется, устаревших конструкций, разумеется, гремящие всеми сочленениями и, а заодно заливающие улицу светом надсадно-ярких фар. За заборами, днем казавшимися оградой забытого кладбища, стоит галдеж. Людской. Пересменка у них, что ли? Все вокруг стрекочет, звенит, жужжит, визжит. Жизнь, одним словом. Настоящая.

Во дворе мусорной конторы все тоже било ключом. В том числе и гаечным. А жареным пахло намного сильнее, чем в первое мое посещение. Почти невыносимо. Но оно и не удивительно: двигатели-то заработали.

Толстушка Долорес поймала новоявленного работника взглядом еще на самом входе, а потом ухватила и за рукав. Чтобы не убежал раньше времени? В любом случае, ухватила крепко. Приволокла в подсобные помещения, где торжественно вручила ключ от шкафчика для личных вещей и комплект спецодежды. Условно-чистой.

— Давай, поторапливайся! Еще надо познакомить тебя с напарником.

Уходить на время переодевания или отворачиваться она не стала, живо напомнив любопытничающую Лил. С той лишь разницей, что невинности в изучающем взгляде было куда как меньше. Вообще не наблюдалось. Хорошо хоть, облизываться не встала. Только вздохнула. Глубоко и мечтательно.

— Готов?

Лавируя между машинами и людьми в комбинезонах, похожих на выданный, разве только с разными узорами «камуфляжных» мусорных пятен, мы пробрались в один из углов машинного двора. К мерно бухтящей колымаге. В сизой дымке с привкусом горелой кукурузы обнаружился невысокий паренек, беспрерывно и смачно двигающий челюстями. Смуглый, тощий, с зачесанными назад и чем-то до глянца намазанными волосами, он выглядел заморышем. Но конечно, сам о себе был лучшего мнения.

— Вот, принимай напарника.

Взгляд в ответ мне достался просто убийственный. И ни одного словечка. Только очередное движение челюсти.

— С сегодняшнего дня… То есть ночи, обе смены отрабатываете. Хватит сачковать!

Ага, кажется, понимаю, из чего проистекает недовольство. В одиночку парню приходилось напрягаться меньше? Что ж, отличная причина для ненависти.

— И смотри мне, не обижай новенького.

— А что, сеньора глаз положила?

Голосок у него оказался под стать внешности. С претензией, но неудачной. Но Долорес на вызов не отреагировала.

— Сеньора предупреждает: учудишь что, снова будешь ездить один. Только количество смен обратно уже не уменьшится.

На меня посмотрели еще раз. С явным обещанием будущего неотвратимого возмездия. А потом парень вразвалочку пошел к кабине.

— Ну ладно, мальчики, дальше ищите общий язык сами, — толстушка хлопнула меня по плечу и еще раз выразительно погрозила пальцем назначенному напарнику, высунувшемуся из окна кабины.

Не думаю, что это возымело действие, но приглашение, хоть и нелюбезное, прозвучало:

— Залезай.

Напряжение рук сообщило, что неплохо бы возобновить тренировки тела, раз уж дух из меня почти вышел. Подтягивания, по крайней мере. Да и отжимания. Высоковато каждый раз так ползать. Ну да ладно. Наловчусь понемногу. Хотя с моими габаритами скакать вверх-вниз обезьянкой…

Когда двигатель взревел в полную силу, я все-таки зажал уши. Под торжествующе-насмешливый взгляд напарника.

Наверное, это было самым ужасным: шум пополам с дребезгом, добирающимся до костей. Невозможно поверить, что несколько десятилетий назад других средств передвижения не существовало, и каждый, кто куда-то собирался поехать, терпел все эти неудобства. С другой стороны, предки явно были закаленнее потомков. Привычнее к невзгодам. Может, именно поэтому разразившийся катаклизм не стер человечество с лица земли. Силенок не хватило…

Разговаривать друг с другом мы не стали. Звук мотора обмену словами не способствовал, обоюдного желания тоже не наблюдалось. Так что, до первого остановочного пункта на маршруте я был предоставлен самому себе и городским пейзажам, проплывающим за окном кабины в ритме волн, болеющих Паркинсоном.

Часть увиденного уже не вызывала чувства новизны, а значит и интереса. Заборы, заборы, заборы. Серые, желтые, оштукатуренные. Запыленные кусты по сторонам дороги. А потом вдруг как-то резко начался город. Жилой.

Правда, с такого ракурса я Вилла Лимбо никогда не видел. Оказалось, за выставочным фасадом прячутся задние дворы, тихие, уютные, заполненные зеленью и всякими милыми безделушками, предназначенными для семейных и дружеских посиделок. А вот оград не было: полосы ажурных кованых узоров, высотой до колена, не в счет. И получалось все то же самое, что в Низине. Один в один.

Эх, люди, да вы похожи больше, чем можете себе вообразить! За что же тогда боретесь?

Рев мотора чертовски плохо подходил к царящей вокруг идиллии. Но когда я настроился на раздраженные реплики и гневные взгляды, наступила тишина. Не абсолютная: потрескивание и прочие слабые механические шумы оставались в наличии, и все-таки по сравнению с последней четвертью часа…

А машина, кстати, продолжала двигаться. И примерно через минуту до меня дошло, почему. Гибрид. Просто не магнито-электрический, а с участием дизеля. Но штука в том, что заряда аккумуляторов хватает ненадолго. Тем более, для такого громоздкого сооружения.

— И как часто нужно подзаряжаться?

От меня ждали другого вопроса. Не знаю, какого, но скорее всего личного. Например, касательно родословной напарника. И даже не вопроса, а утверждения. Поэтому коротышка в ответ только растерянно хлопнул глазами.

— На Лимбо хватит или скоро снова будешь включать свою шарманку?

Смуглый палец ткнулся в приборную панель. Туда, где разными цветами горели индикаторы.

— Машина сама скажет.

Логично. Технике виднее.

В тишине обозревать окрестности стало намного приятнее, но долго бездельничать не пришлось: тормоза у мусоровоза были отнюдь не электромагнитные, и резкая остановка основательно встряхнула все, что находилось в кабине. Меня в том числе.

— Приехали! На выход!

Рядом с очередной низенькой загородкой, как раз около калитки, стоял короб. Кажется, деревянный. Похожий на шкаф или большой сундук.

— Смотри, первый и последний раз показываю.

Прежде, чем откинуть крышку короба, напарник потянул за какие-то рычажки, замаскированные под декоративные нашлепки. Секунду спустя я понял, зачем: лежащий в коробе мешок таким способом сам себя запаковывал. Запечатывал входное отверстие.

— Теперь его можно брать и нести.

Сказано было с нажимом. В том смысле, что брать — моя задача.

Весил мусор не тяжелее бурдюков с водой, разве что, носить его было не слишком удобно. Впрочем, пройти несколько шагов до опущенного ковша — какая проблема? Коротышка нажал кнопку на пульте, и бумажный мешок перевалился внутрь кузова.

— Все понятно?

— Да вроде.

— Это еще не все.

Он вытянул из ящика на боку машины новый мешок, вставил в крепления и закрыл короб.

— Вот теперь порядок.

А важный-то какой… Словно не мусор убирает, а пылинки с королевской мантии стряхивает.

— Тебе нравится твоя работа?

Он дернулся. То есть вздрогнул.

— Что за вопрос?

Вот взял бы и отшутился. Или промолчал. Зачем так напрягаться?

А, кажется, понимаю. Все Долорес, будь она неладна, со своими намеками. Парень считает, что раз я на короткой ноге с диспетчером, стало быть, не просто так здесь очутился. Может, вообще доносчик. Выявляю неблагонадежных мусорщиков.

Тьфу.

— Да просто спросил. Посмотрел на тебя и спросил. Нельзя?

Теперь он догадался презрительно промолчать. Ну и славно. А потом буркнул:

— Дальше отправляемся.

Рывок в кабину. Несколько сотен футов поездки. Новая остановка.

Здесь загородка чуть повыше, и ажур совсем незатейливый. А задний дворик расчерчен клумбами чуть ли не по линейке. В имении садовник никогда не позволил бы себе такой «правильности» планировки. Потому что преступление перед природой. Потому что искусственно и скучно. Впрочем, мода на дикую красоту явно еще не добралась со склонов до Вилла Лимбо, и здешние обитатели черпают представление о прекрасном по аляповатым глянцевым журналам.

— Сейчас сам пробуешь.

Ага. Проверка. Как там тянуть надо? Кажется, так и… Так? Заедает что-то. Ладно, дернем посильнее. Вот. Сработало.

С виду мешок в коробе ничем не отличался от своего собрата с предыдущей остановки, но едва я потащил его наружу…

Он не стал смеяться. Напарник. Громко, по крайней мере. Ну а мне было не до смеха, когда застежка в самый неожиданный момент разошлась, и все, что лежало внутри, брызнуло в разные стороны. Разлетелось, то есть: слава Господу, мусор здесь оказался скорее сухой, чем мокрый. Но пятна… Пятна он тоже умел делать. Повсюду.

— Сила есть, ума не надо, да?

Конечно, коротышка заблаговременно отодвинулся подальше. Так, чтобы успеть запрыгнуть в кабину и закрыться там, если понадобится. Можно подумать, я бы его побил за такую подставу! Хотя… Нет. Надоело делать то, чего от меня ожидают.

— А у самого с первого раза получилось?

Он помолчал, но все-таки признался:

— Не-а.

Подручные средства для уборки в машине присутствовали. В полном комплекте. Видимо, подобные происшествия были не редкостью даже для опытных мусорщиков.

Помогать мне напарник не стал. Облокотился о борт, закурил самодельную сигару и всем своим видом изображал удовольствие от отдыха, пока я…

Пахло отвратительно. Смесью просроченного парфюма, прокисшей творожной запеканки и скошенного газона, который не успели убрать до дождя. Везде, где мусор успел полежать, на мостовой, а заодно и на моем комбинезоне, расплылись плохо сохнущие лужицы, похожие на масло. Или что-то вроде того. Но если с дорожным покрытием можно было справиться сухим шампунем, прилагающимся к совкам и метлам, одежду… А, какая разница?

Хотя бы припорошил. Теперь промокнем салфеткой. Что ж, почти чисто. Запах, правда, по-прежнему сильный. Химический. С ароматом цветов и конфет. Жуткая сладкая гадость. Неизвестно даже, что хуже, мусор или это. О, плюс я еще и вспотел.

Вообще-то, на улице было вполне сносно. Почти свежо. Но учитывая, что комбинезон, как раз на случай всяких неожиданностей вроде моего первого «подвига», был в отдельных местах пропитан чем-то, не пропускающим влагу и воздух, несколько минут активного движения сделали свое черное дело.

Уффф! Так намного лучше. Проветрюсь. Надеюсь, добропорядочных жителей не смутит мой оголенный торс? Мне-то стыдиться точно нечего.

— Новые лица на заднем дворе?

Я не поверил ушам. Пока не обернулся. Но и тогда с трудом удержался от желания протереть глаза.

Никто сейчас не смог бы угадать по облику сеньориты Байас ее профессию. Никаких косметических средств, подчеркивающих природную привлекательность, волосы, собранные в хвост, мешковатый домашний халат. Никуда не делась только грация, с которой Магдалина прошествовала к калитке, напоминая, что в той, прошлой жизни, у меня именно сегодня утром мог бы состояться очередной урок из сферы определенных отношений между полами.

— И не просто лица…

В ее взгляде не было узнавания. Как и у всех остальных. Но в отличие от сенаторской угрозы, маминой мольбы и рассеянности священника, Магдалина смотрела на меня с интересом. Первой из моих «старых знакомых».

Что она видела? Да кто ж ее знает. Правда, можно было заподозрить сеньориту в близорукости: зачем иначе так близко подходить, почти утыкаться мне в грудь?

— Здесь жарко, правда?

Узкая ладонь скользнула по коже. Против течения ручейка пота.

— В доме есть полотенца. Их можно намочить и…

Все та же Магдалина, каждую черточку которой я знаю наизусть. И совсем другая. Инициативная. Целеустремленная. Женщина, предпочитающая не принимать, а отдавать.

— Это не займет много времени.

Очень надеюсь. С одной стороны, иногда приятно и чуточку помедлить, но с другой…

Привычка? Режим, выработанный многими месяцами? Отчаянное желание еще раз ощутить невероятность произошедшего? Да какая разница?!

Она все поняла раньше меня, и поход в дом был отложен. До лучших времен.

* * *

Было горячо. Было быстро. Как мне казалось. Но напарник выразительно стучал по запястью, когда я возвращался. И корчил грозные рожи.

— Я не буду за тебя отдуваться, даже не думай!

— Так мог бы вмешаться. Поторопить, скажем.

Надо же, такое невинное предложение, а глаза выразительно закатываются под потолок:

— Вмешаться? Да это ж почище богохульства будет!

О как. Отчетливо повеяло Хэнком с его безмерным уважением к прекрасной половине человечества. Правда, тут скорее имеется в виду уважение совсем другого рода. Как говорится, не желай другому того, чего себе бы не пожелал. Особенно в отдельные моменты жизни.

— Извини, оно само собой… получилось. Я не собирался отлынивать от работы.

— И еще как получилось!

Теперь смотрим мечтательно? Хорошо, что не на меня, а в пространство.

— А ты скорый парень. Из наших еще никто так далеко не забирался.

Из «наших»? А, понятно. Из мусорщиков. Но значит, попытки были?

— Надо-то было всего ничего, оголиться… Эх, если б раньше знать!

Или я после милой шалости с Магдалиной плохо соображаю, или… Он имеет в виду, что сеньорита Байас флиртует с теми, кто приезжает забирать ее мусор? Бред какой-то!

— Погоди. Повтори еще раз.

— Что повторять? Я ж не попугай.

— Эта красотка заглядывается на… На уличных рабочих?

— А на кого ей тут смотреть, кроме нас? Ты округу хорошо видишь? Здесь все что-то прячут друг от друга. Или прячутся.

С точки зрения логики, возможно, так оно и есть. Но разве человеческие душа и тело живут согласно научным рекомендациям?

— Я не о том. Ты не понял. Женщина, с которой… Она знаешь, чем занимается днем?

— А то не знаю! Ублажает богатеев. И вообще любого, кто заплатит нужную цену.

— Вот! Во-первых, услуги не бесплатны. Во-вторых… Представляешь, с какими людьми она встречается?

Коротышка презрительно фыркнул, не снисходя до ответа.

— Они не просто богаты. Они еще и красивы. А сеньориту почему-то тянет к…

Стоп. Может, причина именно в этом? Насмотревшись за день на красоту, начинаешь искать уродство? Для остроты ощущений?

— Эх, ты… — меня снисходительно хлопнули по плечу. — Это ж проще простого!

— Ты о чем?

— Ни одна женщина не сможет устоять перед мужчиной в форме. Самая верная истина!

Военные-то тут причем? Или он имеет в виду униформу? Да, точно. Но тогда…

— Значит, каприз?

— Чего-чего?

Неудачно подобрал слово? Конечно. Лексикон у мусорщиков явно примитивнее, чем у университетских профессоров. Зато никто не прикрывается красивыми словами: с тобой либо будут разговаривать прямо, либо промолчат.

— Заводит ее это. Форма.

— Ага.

— И не только ее, да?

Парень слегка замялся.

— Всякие есть…

Впрочем, парой секунд спустя градус недоброжелательности вернулся на прежнюю отметку:

— Я других не покажу. И не мечтай! А то часу на маршруте не прошло, а он уже самую сладкую конфетку украл!

Карта города, которую коротышка вытащил из бардачка, была истыкана маркерами. Красным, зеленым и синим. Разноцветные точки выстраивались друг за другом причудливо изломанными линиями и, видимо, как раз описывали наш «маршрут». Только точки. Ни цифр, ни букв.

— Вот сюда пока заворачивать не будем… — бурчал напарник, изучая карту. — Надо переждать, а то… Лучше с этого края начать.

Со стороны он напоминал стратега, размышляющего над планом грядущей битвы. С той лишь разницей, что был кровно заинтересован в исходе каждого «боевого» эпизода.

— Все, сообразил, как и что. Задержимся чуток: может, обед придется пропустить.

Это печально. Хотя, учитывая нос, забитый запахами гнилых цветов, о еде жалеть рано. Все равно не почувствую ни удовольствия, ни насыщения. И второе, пожалуй, важнее.

— А все по твоей милости!

Ну да. Виноват. Признаю.

На электрическом ходу машина двигалась с места плавно, без дрожи и раскачивания, но надолго аккумуляторов не хватало: едва удавалось выскочить на широкую улицу, коротышка переключал режимы, и по кабине начинали плыть ароматы жареного. Кстати, куда более приятные, чем все остальное, понюханное мной с начала рабочей смены.

У некоторых домов мне даже не позволили выйти из машины. Должно быть, тамошние хозяйки имели ту же слабость, что и сеньорита Байас. Правда, в отличие от меня коротышке не везло: окна и двери оставались безмолвными и безжизненными.

Магдалина, Магдалина… Так вот какой секрет ты хранила за чопорным выражением лица и выверенными до мелочей манерами? Высокомерная с сильными мира сего и послушно-податливая в руках последнего, хм, бродяги? Забавно. Это знание может пригодиться. Могло бы. А впрочем, лучше не вытаскивать его на свет божий. Предупреждать кого-то о проделках сеньориты? Вот еще! Франсиско Ллузи никто и слушать не будет. А Франсуа Дюпон побрезгует говорить с вами. Предпочтет тихо посмеиваться, глядя на то, как требовательные к чистоте всего и вся клиенты переступают порог «Каса Магдалина».

С картой коротышка сверялся довольно часто. Бормоча что-то о количестве поворотов и прочих ориентирах на местности, тогда как достаточно было взглянуть на табличку с названием улицы и…

— Ты не умеешь читать?

Он сделал вид, что вопрос предназначался кому-то другому.

— Не учился в школе?

— Тебе-то что?

Да ничего. Но за рулем-то не я нахожусь.

— Как тогда разбираешься в приборах?

— А чего в них разбираться? И так все понятно! По цветам видно.

Угу. По цветам. Панели с красочными секторами, обозначающими подготовительные, рабочие и опасные зоны. В принципе, наглядно. Только цифры и буквы… Они как-то надежнее.

— Нечего тут читать.

Пожалуй. На электромагнитных моделях управление и вовсе почти интуитивное. И все-таки, это означает, что…

— А тебе не предлагали на курсы пойти? Мне вон сразу предложили. Сеньора Долорес.

Коротышка хмыкнул:

— Да уж понятно, что ты у нее в любимчиках.

— А я собираюсь пойти.

— Да и на здоровье!

— А ты не хочешь?

На меня посмотрели с хитрым прищуром.

— В друзья набиваешься?

Чтобы подобраться к твоим охотничьим угодьям, конечно же. Ага. Сплю и вижу.

— Думай, что хочешь. Только уметь читать и писать все-таки неплохо.

Он отвернулся. Уставился на дорогу. Но молчал недолго.

— Читать, писать… Негде мне это делать. И незачем. Кому надо, пусть те в своих закорючках и копаются! Я с машиной так разберусь. По картинкам.

— А деньги?

— Что деньги?

— Вдруг с жалованьем обманут?

— А не надо обманываться, вот и все. Ты когда в контору приходишь, тебе сразу говорят, сколько заплатят. Согласен — остаешься. Мало — идешь дальше.

До новой конторы, пока не услышишь сумму, которая покажется достаточной? Разумно. И если ты хороший работник, долго ходить не придется. А может, и вовсе проведешь на одном месте всю жизнь. Как Консуэла, например. Вот ее сын, Карлито, явно попытается забраться на ступеньку повыше. Всеми правдами и неправдами. В моем присутствии это, правда, у него бы черта с два получилось! Но теперь за пронырами в сенаторском доме приглядывать некому.

— А читать научишься, еще прочтешь что-нибудь… И никто не поверит, что будешь молчать.

Это точно. Однако, напарник-то у меня соображает хорошо. Надо будет иметь в виду. Первое впечатление снова ввело в заблуждение.

— Так что с курсами сам смотри. Я тут не советчик.

И посмотрю. Интересно узнать, что за штука. В отчетах муниципалитета статья расходов на образование всегда находилась где-то посередине, а значит, либо услуги учителей пользовались спросом, либо…

И почему меня это волнует? По инерции. Необходимость быть осведомленным. Привычка обо всем иметь представление, достаточное для принятия решения. Я ее специально вырабатывал, готовясь к… К тому, что не случилось. Что ж, зато теперь есть шанс лично поучаствовать в городских социальных программах. На собственном опыте все изучить. На собственной шкуре прочувствовать.

— Эй, ты куда?

Карта, разложенная поверх приборной панели, указывала, что на маршруте оставалась еще одна точка, но машина почему-то свернула в сторону. На последнем перекрестке перед конечным остановочным пунктом.

— В объезд, что ли?

Ни слова в ответ. Только напряженные пальцы крепче вцепились за руль.

— Разве мы не должны там забирать мусор?

Заострившийся профиль. Закушенная губа.

— Да остановись уже!

Может, грамотность и не самая нужная вещь для жизни, но когда читаешь что-то полустертое, вроде «контур аварийного торможения», сразу понимаешь, зачем нужен этот рычаг.

— Ты руки в моей машине не распускай!

Большую скорость мусоровоз развить не успел, поэтому шишек мы не набили. А лезть в драку коротышка поостерегся. Пусть и очень хотел.

— А что это у тебя язык вдруг отсох? Я же спросил. Просто спросил.

Он хлопнул ладонями по рулю:

— Молчу? Значит, так и надо!

У каждого свои тайны, это понятно. И возможно, такие, которые стоит защищать. Но если положено что-то делать, нужно делать. Иначе все полетит к чертям. Сначала каждый гражданин закроет глаза на какую-нибудь мелочь, а потом государство рассыплется, как карточный домик. И заново законы придется насаждать не проникновенным словом, а огнем и мечом. Коротышке не понять: в школу не ходил, лекции по новейшей истории не слушал. А вот меня рассказы о последнем крахе общественно-политической системы весьма впечатлили.

Многие знания, многие печали, да. Особенно для тебя самого.

— Можешь объяснить спокойно? Без надрыва?

Очередной взмах руками. Будем считать это приглашением к разговору.

— На карте отмечена еще одна остановка, верно?

Кивок. Недовольный.

— А почему мы туда не едем?

Молчание.

— Повздорил с жильцами?

— Не твое дело.

Не хочет там показываться? Ладно. Но я-то ни с кем не воюю.

— Хорошо, сам схожу.

— А ты хоть знаешь, куда?

Ого. Не ответил — выплюнул., как он это выплюнул…

— Дом точно найду. А раз он отмечен на нашем маршруте…

— Я ее просил. Просил же! Не один раз. Много.

Ее? Начальницу, то есть?

— О чем?

— Она нарочно все это затеяла… Надо было держать язык за зубами. Крепко держать. И тогда ни одна гнида бы…

А с самим собой он общается искреннее. Душевнее. Внимательнее и терпеливее.

— Не подашь назад? Хотя бы до поворота?

Коротышка чертыхнулся, сплюнул очередной шмоток своей жвачки прямо на мостовую и тронул машину с места. К перекрестку. Чтобы остановить ровнехонько на углу. До дома, отмеченного на карте, оставалось пройти несколько десятков футов.

— Ну, жди тут. Я быстро.

— Не зарекайся.

Откуда такой скептицизм? Всего-то и нужно, что подойти, забрать мешок из короба и вернуться обратно. Женского общества мне сегодня уже хватило.

Двор, приближения к которому так упрямо избегал мой напарник, ничем не отличался от всех предыдущих. Отличались его соседи. Домовладения вокруг: их заборы были куда выше, чем я успел привыкнуть. Даже выше головы. И совершенно глухие. Где-то за счет пальмовых циновок, где-то благодаря густой растительности. Кто-то хотел от кого-то отгородиться? Похоже. Но зато тому, от кого отстранялись, удалось здорово сэкономить на ограде.

Короб нашелся там, где положено, только оказался пустым. Абсолютно. Я бы понял, выудив на свет божий незаполненный мешок, но его не было. Никакого намека на бумажную тару ни внутри, ни снаружи. Странно. Здесь не мусорят? Может, и вовсе никто не живет?

Последний вопрос не прозвучал вслух, но ответ раздался.

— Семь ударов ножа, семь касаний стали. Алой кровью сочатся из тела печали.

Густой голос. Некрасивый, но звучный. Женский.

— Семь ударов кинжала, семь узких ран. За порой наслаждений ждет боли пора.

Тихий ритм барабана, оттеняющий каждое слово. И шлепают по натянутой коже ладонью. Мягко. Любовно. Почти гладят.

— Семь отказов, семь шрамов пятнают меня. Семь вулканов исполнено страстью огня.

Я бы постучал в дверь, но дверей здесь не было. Полоски ткани, чуть подрагивающие на ночном сквозняке. Белые, как штукатурка стен.

— Есть кто дома?

Пение оборвалось вместе со вздохами барабана. Кануло в мертвую тишину. А потом белизна дверной занавеси разорвалась, пропуская…

Она была черной. Женщина. Та, что пела. Обитательница дома. В Санта-Озе довольно много жителей, в жилах которых течет кровь африканских предков. Правда, она давным-давно и благополучно смешивается с другой, превращая эбеновое дерево в насыщенный загар. Но родители певуньи, вышедшей мне навстречу, очень бережно хранили черноту… э, чистоту породы.

— Прошу прощения за беспокойство, сеньора.

Она не шелохнулась, изучая меня взглядом. Ни одна складочка белоснежного одеяния не дрогнула.

— Я могу забрать ваш мусор?

Глаза мигнули. Сверкнули белками.

— Емкость у калитки. Вы ее не используете по назначению? Это упростило бы жизнь всем нам.

— А тебе твоя жизнь кажется сложной?

Говорила она так же звучно, как пела. С легкой хрипотцой разве что.

— Сеньора, я говорил о…

— О жизни всех. Вместе. Я поняла.

— Ну и славно. Так где ваш мусор?

Голова с короткими кудряшками склонилась чуть набок.

— Жизнь всегда проста. Слишком проста, чтобы ценить ее по достоинству. Она бывает послушной, услужливой, готовой выполнить любую прихоть. Как хорошая жена. Но когда все, что нам нужно, раз за разом оказывается рядом, стоит только протянуть руку… Мы протягиваем ее не для ласки, а для удара. Что ж удивительного в том, что даже самая верная супруга однажды перестает терпеть побои?

Это было сказано не мне. В пространство. То, которое в силу стечения обстоятельств я сейчас занимал. Но сказано было незабываемо. Отпечатывалось в сознании. То ли за счет силы самого голоса, то ли подбора интонаций. И почему-то вдруг захотелось повторить все услышанное. Слово в слово. Один раз. Второй. Третий . Под шепоток барабана.

— Сеньора?

— Она не уходит, пока не прогонишь. Сам. Только домашняя кошка становится дикой. Но ее можно приручить заново, если захочешь. Стоит лишь захотеть. И это не сложнее, чем жить.

У хозяйки этого дома не все дома? В смысле, проблемы с ясностью рассудка? Тогда понятно, чего избегает коротышка. Но разве нас не учат на каждой воскресной проповеди, что блаженные духом нуждаются в помощи, особенно если неспособны о ней попросить?

— Что насчет мусора, сеньора? Его нехорошо раскидывать. Вы же так не делаете?

То же мне, блюстители порядка. Знают, что у женщины не все в порядке в голове, так могли бы следить получше. Объяснять. Приучать, в конце концов.

— Соберем его? Только покажите, где, я и сам справлюсь. Покажете?

Белки снова сверкнули. Немного тусклее, чем в первый раз. Но смешливее.

— Я не так беспомощна, как бы тебе хотелось думать. Могу постоять за себя. И за дом.

Звучность куда-то пропала. Ушла, как вода в песок. Голос, который я слышал теперь, принадлежал совершенно обычному человеку, слегка усталому и чуть раздраженному.

— Конечно, сеньора. Я не буду входить, если это вас… вам неприятно. Просто вынесите мусор ко входу.

— Мусор…

Она что, впервые слышит это слово?

— Мусор?

А смеяться-то зачем? Да еще так заразительно.

— О, прости… Прости. Я не ждала, что…

— Это я видел. Какие-то проблемы с заправкой мешков? Если нужно починить, наверняка можно… Отправить заявку. Как-то так. Спрошу у диспетчера, чтобы все было точно.

— Откуда ты взялся?

— Ниоткуда. Первый день работаю, всего не знаю.

— Всего? Это уж точно. Иначе не пришел бы сюда. Ко мне на двор.

Игры в таинственность начинают напрягать. Неужели так трудно взять и объяснить, что к чему? А потом уже строить из себя… Хотя после объяснений сохранять прежнюю загадочную мину, конечно, уже не получится.

— Я обещал напарнику не задерживаться.

— А я мешаю тебе выполнить обещание?

То пугает, то кокетничает. Женщина, что с нее взять? Даже мусор заполучить и то не удается.

— Еще раз прошу прощения, сеньора. Доброй ночи.

— Погоди. Раз уж зашел…

Пакет стоят прямо за дверным проемом. Не дальше. Не слишком большой, не особенно тяжелый. Но не менее ароматный, чем другие.

— Его было бы лучше держать на улице.

— Чтобы вся улица дышала кровью и давилась страхом?

Кровью? Так вот, что за запах примешивается к прочим. Но страх-то тут причем?

— Разве упаковка недостаточно герметичная? В смысле, если ее закрыть, как полагается, пахнуть не будет. Не должно.

Она посмотрела на меня. Неподвижным пронзительным взглядом.

— Хороший мальчик. Плохой мальчик. Снова хороший и снова плохой. Оборот колеса, и все повторяется. Шаг влево, шаг вправо, а надо бы вперед… Но круг замкнулся. В самом начале времени. Нерушимый навеки… Он может только расти или чахнуть. Только так. И только по воле своего хозяина. Она есть, эта воля. Есть сила. Почему же границы круга до сих пор так узки?

Хрип в голосе нарастал с каждым словом, пока не превратился в самый настоящий скрежет. Это немного пугало, но не настолько, чтобы бросаться в бегство. Тем более, с пакетом, который грозил в любой момент выскользнуть из рук и оставить на комбинезоне новые грязные пятна.

— Доброй ночи, сеньора.

Бормотание еще долго неслось мне вслед, совсем неразборчивое, но настойчивое. И даже за перекрестком цепочка странных фраз не пожелала оставить в покое мой слух. Теперь уже внутренний.

Мешок с мусором полетел в кузов, вопрос — в меня:

— Обошлось?

— Что должно было обойтись?

Коротышка сощурил глаза, рассматривая мое лицо. Как будто искал в нем признаки чего-то особого. Потом выдохнул, то ли с облегчением, то ли разочарованно:

— Значит, обошлось…

— Странная женщина.

— Ага.

— И странно, что за ней не приглядывают. Такие могут в один момент взять и стать буйными. И тогда будет слишком поздно. По крайней мере, для соседей.

— Угу.

* * *