Я привык считать встречами с Мириэль посещения её в садах Вала Ирмо. Мать моего отца не показывала вида, что слышит нас, да и в целом, как я теперь понимаю, походила больше на труп, чем на живую Эльдиэ, но меня не покидало ощущение, что говорить с ней надо так, словно она сидит со мной на скамейке и просто задумалась о чём-то, поэтому не отвечает.
В детстве я не приходил один, соответственно, говорил не всё, о чём думал, в основном рассказывал, как порадовал папу успехами во всяческих не шибко важных делах. Я был уверен, что Мириэль нравилось это слушать — моя мама ведь обожает, когда её дети рады! Полагаю, мне хотелось бы попросить её вернуться, чтобы папа не грустил и стал добрее — при маме кто угодно ведёт себя лучше, чем без неё. Даже Карнистир!
Когда я вырос, мне захотелось уговорить Мириэль вернуться, чтобы Валар почувствовали смятение. Они ведь объявили её мёртвой, но далеко не все с этим утверждением согласились.
Теперь же... Я бы, наверное, просто сказал ей спасибо за отца. Я не знал Мириэль, но слишком хорошо знал Финвэ, чтобы понимать: родитель пошёл не в него. Я бы сказал Мириэль, что её легендарное упорство и талант стали примером для подражания многим поколениям эльфов, сказал бы, что нам тоже стало тошно в Благом Амане, и мы тоже выбрали путь отречения от жизни под опекой Валар. Я бы позвал её с собой.
Я рассказал бы, как погиб её сын, и, не сомневаюсь, гордость за Феанаро Куруфинвэ пересилила бы скорбь от его смерти. Я бы рассказал, как мы боремся против того, от кого пришлось убегать эльфам священных берегов Куивиэнэн. Я бы сказал, что сражаемся мы с именем её сына на устах. Мы славим его, идя в бой и побеждая, его пламенный дух — дух нашей борьбы. Я сказал бы, что для нас Феанаро Куруфинвэ, сын Мириэль Териндэ, вечно жив.
Думаю, нет ничего важнее т
аких слов.