Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Разговор с Невиллом вышел тяжёлый. Друг упрямо отказывался понимать хоть какие-то аргументы. Кэрроу были понятным злом, но злом мелочным, а Лестрейндж был тем, кто убил его родителей. Да, они были живы, безумцы томились в Мунго десятилетия, но лучше бы они были мертвы. Все четверо, кого тогда схватили Авроры, были виноваты в пытках, так решил Визенгамот, и Тео не собирался уговаривать принять другую точку зрения своего друга.

Лестрейндж действительно ещё несколько дней отравлял школу своим присутствием. Когда он появлялся со своей тонкой улыбочкой за преподавательским столом, оттуда демонстративно уходили Макгонагалл, Хуч и Спраут. Когда он шёл по коридору, смолкали любые разговоры. Когда он появился на трибуне квиддичного матча… та трибуна даже в самые решающие моменты пыталась смешаться с обстановкой, не крича и не подбадривая своих квиддичистов.

Всё кончилось в завершение недели. В гостиную вновь наведался декан, на этот раз — смертельно бледный, и пригласил префекта Монтегю следовать за ним. Арнольд был занят своими делами, он обнимался с красивой четверокурсницей, которой уже было пятнадцать лет, но оправил рубашку и пошёл за Слагхорном. С того дня его никто не видел.

В пятницу же Снейп представил нового преподавателя по Защите. Им оказался Август Руквуд, рябой мужчина родом из Хогсмида, который не скрывая носил на своей левой руке метку. У него недоставало пальцем, он хромал и ненавидел ирландский язык, но как преподаватель он в первый же день сыскал осторожную приязнь студентов. Методично и спокойно, не разделяя учеников школы на магглорождённых, полукровок и чистокровных он излагал материал как лектор, колдовал как заправский аврор, не срывался на крик и не использовал Непростительные как наказание.

В субботу новый маг, вернее, колдунья так же заступила на пост Смотрителя замка вместо давно канувшего в лету и забытого всеми Филча. Это была высокая моложавая женщина со строгой шевелюрой, неизменно носившая строгое платье со строгой воспитательской миной. Её звали миссис Пинкертон, колдовала она с помощью вечно носимого с собой зонтика-трости с изогнутой ручкой, и пауки, облюбовавшие Хогвартс, должны были жутко невзлюбить её манеру борьбы с ними.

В первый же день Теодор зашёл в выделенные ей покои познакомиться по предложению декана — в конце концов, у старшего префекта и смотрителя было больше общего, чем могло казаться со стороны. Они мило побеседовали о том, как устроена школьная жизнь — миссис Пинкертон оказалась даже и рада, по её словам, что «восточный ветер не может сдуть её из Британии». Её страшили разве что бомбы, в первую очередь, навозные. Поёжившись внутренне от воспоминания из начала сентября, когда маггловские птицы убили сотни рыбин в Чёрном озере, Теодор заверил её, что навозных бомб действительно в замке не было.

Иначе бы Кэрроу в этом навозе утонули.

Единственным, что показалось Теодору странным — кроме привычки миссис Пинкертон колдовать зонтиком, будто палочки у неё не было, — был её отстранённый взгляд на стену за ним. Когда чай был выпит, он смог разглядеть, на что же она так внимательно смотрела, не отрывая взгляда, каждый миг, пока он был в её покоях. Это были деревянные часы на стене, но все три стрелки их замерли в одной точке, на полуночи.

Впрочем, у каждого уважающего себя мага были свои собственные глупости. Тео вот видел кошмары про исчезнувшего Монтегю и бил себя по рукам за попытку лишний раз поправить галстук, Терри смешно краснел при виде Паркинсон, а Джинни прекрасно накладывала Летучемышиный сглаз, в чём убедилась почему-то Кэти Белл.

* * *

Дни стали идти равномерно.

Теодор учился — и даже теперь посещал ЗоТИ, по понедельникам посещал Визенгамот, репетировал с другими студентами уже теперь всамделишно «Депонию», патрулировал замок, гулял с Джинни, готовился к экзаменам, писал статью… с последним он закончил к середине ноября. Жёсткую цензуру имени близнецов Кэрроу директор Снейп отменил, заменив её запретом на любые посылки — только письма. На выходе в Хогсмид и по возвращении миссис Пинкертон, словно обосновывая свою фамилию, со строгим видом досматривала каждого студента, тыкая в его сторону зонтиком.

Блейз был очень недоволен, когда что-то из контрабанды, которая была ему нужна, миссис Пинкертон забрала и уничтожила у Роди Ситона.

И всё же, отмена драконовских мер по проверке всей корреспонденции позволила Тео отправить законченный материал мистеру Уингеру совиной почтой прямо из Хогвартса. Конверт с семью исписанными листами сова уносила с укором во взгляде: письмо вышло не из лёгких.

Сам текст Теодор озаглавил как «Экономика Магической Британии: Тогда и Сейчас». Это, в его понимании, позволяло скрыть истинную политическую подоплёку материала под налетом экономического исследования, хотя, конечно же, не снимало вопроса тем, что он затрагивал в тексте. Лестрейндж сказал ему прямым текстом, что знает, о чём Тео писал свои мысли, но он был не единственным лицом в Британии, кто имел политический вес.

Уингер ответил достаточно быстро. Уже через два дня он прислал короткую записку о том, что скорректировал материал и хочет встретиться для обсуждения того, что получилось. Теодор, разумеется, не мог ответить не согласиться на это и уже в ближайшую субботу отправился в Хогсмид ради этой встречи.

Миссис Пинкертон выпустила их с Джинни без каких-либо трудностей, а, дойдя до поселения, они расстались и разошлись в разные стороны: девушка в компании приятельниц и сокурсниц отправилась на поиски косметических средств, что нет-нет, а стали появляться в продаже уже к Хэллоуину, а юноша — на поиски Уингера. Тот, как и в прошлый раз, окликнул его со спины, сидя на заборе как на жёрдочке.

— Мистер Нотт! — жизнерадостно поприветствовал его мужчина. С прошлого раза бывший аврор и нынешний пресс-секретарь беглого магната обзавёлся усами; едва ли это могло сделать его внешность менее приметной. — Рад вас видеть! Пойдёмте скорее, у нас не так много времени.

Через несколько минут пути и десяток пустых отрывистых реплик они оказались в том же закрытом магазине, а затем в рабочем кабинете мужчины. Портьеры были раздвинуты, но лёгкие занавески перекрывали доступ к окну, а магия, искрившаяся на них, свидетельствовала, что чары мешали подсматривать снаружи за происходящим.

Теодор расположился в удобном кресле напротив Уингера. Тот, не мешкая, едва опустившись в уже своё кресло, пододвинул папку с листами к Тео. Это была его собственная статья — но она была написана не прытко пишущим пером с помарками, вписанными Ноттом неаккуратно от руки, а каким-то неведомым заклинанием, словно то письмо Карамеди. «Маггловские чары», — вспомнил Теодор, и очарование красотой слитно стоящих чёрных буковок, идеально ровных строк и прозрачно читаемого, словно напечатанного в газете текста, пропало. Вместо того, чтобы читать предложенные бумаги, он задумался — ведь материалы газет набирались именно таким же шрифтом; так почему же его в который раз удивлял такой же стиль текста на обычной бумаге? Ужель ли это была сила привычки?

— Как вам название? — вывел его из размышлений голос Уингера. Теодор даже вздрогнул и сосредоточился на том, что видел своими глазами. Насквозь немагическая (вот! Вот, в чём дело! Ни следа магии!) бумага начиналась с больших букв.

«ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ПРОТЕСТАМ ПРОТИВ ПРАВ СКВИБОВ: ЧЕГО ЛИШИЛСЯ КАПИТАЛ БРИТАНИИ. АНАЛИЗ ТЕОДОРА НОТТА, ЛОРДА ВЫСОКОГО ВИЗЕНГАМОТА».

— Мне кажется, это несколько чересчур, — осторожно заметил Нотт. — Да, я говорил о том, что сквибам нужна возможность интеграции в магический мир, нужно становиться широкими потребителями продукции нашего капитала, но в текущих реалиях…

— Мхм, — Уингер поджал губы. — Шеф сказал, что стоит сделать броский заголовок. Такой, чтобы у Дельфийского клуба был повод опереться на эти тезисы и бросить их в лицо противникам. Ведь фактура подобрана изящная! Не подкопаешься!

Теодора такая прямая лесть не смутила. Конечно, ему было приятно услышать похвальбу, но он отдавал себе полный отчёт — эта похвальба не стоила и единого Люмоса, ведь Кингсли и Муди были абсолютно правы. Карамеди использовал его как инструмент для своих интересов, пользуясь его несмышлённостью, но не в его позиции было отказываться от такого трамплина.

— Благодарю, Талботт, — сухо ответил он. — Мне тоже показалось, что двукратное падение числа посетителей магических состязаний за полвека — достаточно веский аргумент. Быть может, стоит и в заголовок вынести именно это?

По данным, проанализированным Теодором, выходило, что пик британского квиддича по числу матчей и зрителей приходился на конец тридцатых. Тогда в Британии магглы не были столь бесчисленны, а маги не пострадали от войн и беспорядков, от драконьей оспы и ухудшения воздуха, от бесчисленных строек и внутреннего раздора. Динамика была строго отрицательной — по «индексу квиддича» авторства Нотта выходило, что доход всей Лиги был половинным от того, что она же зарабатывала в тридцатых, с поправкой на постоянное удорожание большинства видов магического сырья. Мантикоры размножались раз в пять лет, а убивали их сильно чаще, покойный Магнус был тому свидетелем…

— И как бы это звучало? — фыркнул мужчина. — «Британские колдуны потеряли треть доходов за шестьдесят лет»? Бросьте. Это вызовет ажиотажные слухи, что Министерство отнимает доход у честных магов, и тогда-то нам с вами несдобровать. Тикнесс кто угодно, только не дурак, и ещё одну палочку у своей спины он терпеть не станет. Достаточно Ирландии.

— Все так часто о ней говорят, что не верится, что там что-то происходит, — хмыкнул Теодор.

— Вы зря смеётесь, мистер Нотт, — Уингер наклонился вперёд и опёрся руками об стол. — Шестеро из тех, с кем я учился и кого знаю по аврорату, погибли, а ещё трое ранены. С обеих сторон. Тот, кого нельзя называть, раздал палочки и дурман-траву этого негодяя Торна всем люмпенам Англии, чтобы они подыхали там за него. Скоро не останется магов и в Ирландии, и в Англии, это борьба не на жизнь. Всё поставлено на кон.

Слова собеседника убедили Теодора в том, что происходившие в Ирландии события занимали всех в Британии гораздо сильнее, чем всё, что было в Хогвартсе.

— Впрочем, — сменил гнев на милость Талботт, — Тикнесс и наш союзник. Он отменил налоги бизнесу лояльных Визенгамоту магов, и мы, как члены Дельфийского клуба, его поддерживаем. Поэтому вредить ему не станем.

— А сквибы, значит, никому не станут костью в горле? — усмехнулся Теодор.

— Миссис Амбридж и магглорождённых так щадит, что за два месяца сломала две палочки у старых пьянчуг, — усмехнулся пресс-секретарь главы Британской лиги квиддича. — И ничего, самые рьяные ревнители чистой крови утираются и молчат. Как сказал один мой приятель, обтекают. Это ведь невыгодно самому Министерству, там работает не одна сотня грязнокровок. Пожирателей уже меньше, чем было в августе, и вы тоже вносите посильный вклад, мистер Нотт. Они слабеют, их союзников выбивают, и наши сквибы едва ли сподвигнут их на большее, чем решительная тирада в ваше лицо от кого-нибудь из членов Нижнего Визенгамота.

Теодор не думал о таком разрезе. Из слов Уингера выходило, что ему самому, да и его покровителям, было выгодно то, что происходило в Ирландии. Об этом же говорил и Лестрейндж, не то усмехаясь ему, не то издеваясь над ним. Блохи и кот… чем дольше шло противостояние, тем больше активных радикалов оставалось калеками и не могло защищать своего Лорда.

— В таком случае, я согласен на вашу идею с названием, — нехотя сказал Теодор. Ему всё ещё не нравилась эта мысль, но с аргументами можно было согласиться.

— Тогда читайте дальше, мистер Нотт! Читайте дальше, — рассмеялся выпускник Райвенкло. Подумав об этом, Тео скривился — Флитвик так пристально смотрел на него после занятий, что дальше игнорировать его было нельзя. А ведь его помощь точно была нужна — миссис Паркинсон не дала бы протащить в замок зелья от Принца! Когда-то ведь он должен был их закончить?

Думая в первую очередь о других насущных проблемах, которые он игнорировал, Теодор бегал взглядом по чёрным символам букв. Уингер вставил в самое начало измышлений краткую, на два предложения, историческую ремарку — про выступления за права сквибов от партии молодых политиков-прогрессистов, поддержанных с континента и из-за океана и разогнанных местными консерваторами, заодно сместившими министра.

Тут и там Уингер поменял то слово, то два, но от этого мысль и акценты в тексте оказались расставлены совершенно иначе.

Тео хотел написать, что экономика Британии — и квиддич, как один из ключевых эффективных показателей её состояния, наиболее популярный спорт, традиционно играемый на уровне лучших сборных мира, — отражали упущенные возможности. Объективные проблемы, случившиеся в прошлом, Теодор трактовал как данность, как факты, как непреложную истину: Гриндевальд вёл войну, захватив контроль над разумом харизматичных магглов Германии, чтобы уничтожить всех магглов планеты; Тёмный лорд пришёл к лидерству в разобщённом сообществе родовитых консерваторов как тёмная (ха-ха) лошадка и амбициозная фигура с невзрачным прошлым, которой хотели сыграть, но которая добилась большего, чем ждали; многие маги погибли в кризисных событиях, умерли от старости (те, кто родился в расцвет Викторианства), эмигрировали за Канал или за Океан, в конце концов не родились. Трактовал как факт — и указывал, что влияние этих событий было бы меньше, если бы магическое сообщество занялось вовлечением сквибов в экономику, малоимущих — в спонсируемое Министерством образование, эмигрантов — к возвращению.

Талботт же всё перевернул с ног на голову. Теперь уже следствием появления сплочённого движения радикалов-консерваторов называлось ужесточение политики Министерства, массовая эмиграция магов в МАКУСА, множественные послабления в торговле и сношениях с магглами, принятые Банголд после падения Лорда — и разорение ещё большего числа магов вследствие.

Он словно сказочник-злодей искусно подменил те смыслы, что вкладывал Теодор, оставив неизменной фактологию. Огранил и заострил все те мысли и чувства, что Нотт вкладывал в свой текст, обнажив всю болезненность ситуации в Британии. Дочитав опус до конца, Тео понял, что сам для себя осознал гораздо больше, чем сухие и голые цифры подсчётов и собственные плоские выводы из них во время написания первой версии статьи.

Это был труд, публикация которого позиционировала Теодора Нотта как мага, с болью в сердце радеющего за успехи и силу магической Британии вопреки всем испытаниям, свалившимся на неё. Труд, в котором он предлагал такую реформу, как права сквибов, крайней мерой, спасательным кругом, что мог бы хоть чуть изменить ситуацию. Наравне с расширением уже действовавшей неофициальной стипендиальной программой целевого обучения в Школе Хогвартс его имени.

— Ну, как? — с затаённым торжеством спросил Уингер. — Впечатления.

— Это… более основательно, чем то, что написал я сам.

— Бросьте. Вы подарили нам алмаз, а мы огранили его в бриллиант. Осталось лишь опубликовать и тем наполнить его магией.

Нотт задумался, подходящий ли вариант «Придира», где публиковали бредни про розовых пчёл с луны и тараканов, за которыми обожали охотиться книззлы. «А есть ли альтернатива?» — подумал он и печально мысленно заключил: «Нет».

— У Лавгуда, да?

— Да, именно так. Ноябрьский выпуск… ну, вы знаете, прошёл Хэллоуин, и в целом… хандра осенняя… не будем выходить в нём, — слегка замялся мужчина. — Там Ксенофилиус уже запланировал рассуждения про панталоны Мерлина, про загадку пиковой дамы и про то, какой вред популяции клобкопухов принесёт распространение в нашей стране большеуха апельсинового.

«Полный бред», — подумал Теодор. Апельсиновый большеух водился в Африке, этот паразитарный вид не мог терпеть приморские ветра и его популярность в Магической России была преувеличена из-за просочившегося к магглам сюжета.

— Да, наши умозаключения будут выглядеть странно в таком ряду, — согласился Теодор. — Тогда…

— К Рождеству, да. Будет специальный выпуск, Ксено должен расстараться. Про Дары Смерти сквозь века — ходят слухи, что они в этом веке все вернулись в Англию, про следы конунга Иккинга и его дракона Свирепозубого в разорении Линдесфарна, ну и про наше время. Загадочная гибель сразу двух профессоров Хогвартса не на шутку взбудоражила одного из его преданных авторов, уж не знаю, кто этот мистер Сойер. Мне кажется, будет смотреться вполне уместно, — с довольным видом закончил Талботт.

Теодору ничего не оставалось, как кивнуть. Уингер был молод и напорист, на любое слово Тео он находил два, но было в нём что-то такое, тянущее и одинокое. Он, казалось, был исключительно командным игроком, угодливым исполнителем, готовым выполнить любую задачу, но не брать на себя тяжесть принятия решений единолично.

«И слог у него хороший», — решил Теодор.

Они распрощались на доброй ноте. Уингер пообещал прислать Тео финальную версию рукописи в начале декабря и договорился прибыть по возможности на премьеру постановки. Почему-то Нотту казалось, что этому аврору-журналисту понравится история от Луны Лавгуд.

* * *

Воскресенье ознаменовалось прилетевшим на крыльях самой обычной сипухи посланием от Эдуарда Принца.

«Дело сделано! Да-да? Нужно больше золота!»

Собственно, больше ничего на свёрнутой в свиток пергаментной бумаге и не было. Указанием на то, что отправителем был именно затейник Эдуард, Теодор счёл маленькую корону у буквы «Д» и большую «Е» в «сделано». Он не был сыщиком-пинкертоном, не был Шерлоком Холмсом, но такие явные намёки считать мог.

Посвятив воскресенье общению с приятелями и репетиции — на которой обнаружилось, что Луна втихую продолжала писать свою историю, обраставшую совершенно идиотическими подробностями навроде какого-то плавучего мусорного острова, и Тео пришлось вступить с ней в конфликт, — в понедельник он, под надзором миссис Пинкертон, покинул пределы замка под проливным холодным дождём.

Визенгамот заседал вновь рассматривал судебные дела в тот понедельник. Судили ирландских аристократов, примкнувших к «армии сопротивления», и судили их, разумеется, за нарушение Статута. Хотя самих ирландцев Теодору было ни капельки не жаль — всем своим гордым и независимым видом они являли претензию на разъединение соединённых земель, всплывшие в ходе прений подробности его очень заинтересовали.

Ирландские маги были, что для Тео звучало достаточно неожиданно, истреблены в ходе распространения христианства на острове в раннее Средневековье среди магглов. Добили их норвежские викинги, покорившие на краткое время все берега Северного моря. Драконьи всадники, «драконорождённые», как их называли сами скандинавы, на своих Норвежских горбатых сожгли тех немногих разобщённых смельчаков, что посмели кинуть вызов их владычеству.

Самым неожиданным было, что Годрик Гриффиндор был из числа последних ирландских магов, и именно гибель его братьев в битве при Маг Фемене, где ни одна из сторон не победила, но маги ирландцев почти все погибли, привела его к основанию Хогвартса вместе с добрыми магами из других частей Британии. Слизерина — странника из Уэльса, Хаффлпафф — шотландской ведьмы, Райвенкло — колдуньи с южных берегов.

Но и обучение в Хогвартсе не помогло ирландцам, так как уже при Генрихе Втором англичане и норманы, среди которых почти наверняка были и предки Теодора, Нотты, начали покорение Ирландии, длившееся много десятилетий и уничтожившее все немногие старые семьи.

Вся ирландская магическая аристократия была лишь номинально ирландской. Это были потомки и бастарды магов Англии и только Англии, покорявших и покрывавших ирландских сельских девок годами и столетиями. Конечно, от такой характеристики ирландцы не просто кривились, а кидались в драку, и один из них даже получил рану от палочек одного из стражей в одеждах Пожирателей смерти.

Всё закончилось вынесением приговора: двоих аристократов из рода Доннов приговорили к сотне плетей и Поцелую, а третьего — к полусотне Плетей. За нарушение Статута в виде применения маггловского оружия, полученного от магглов — а, следовательно, незаконно. Приговор претворять в жизнь в зале Визенгамота не стали, но от одной мысли и вида струхнувших аристократов Тео потерял аппетит, а потому отправился позже вечером по знакомому адресу в Лидсе голодным.

Дверь в мансарду Эдуарда Принца ничуть не изменилась. Да и в целом мало что изменилось — дверь так же открылась с мороком, Теодор так же зашёл внутрь, а Принц порхал над тремя котлами по центру и мурлыкал себе под нос в тон колдорадио. Впрочем, это была уже совершенно другая песня — что-то задорное про то, как всех соединяет любовь. Следующие слова в этой же мелодии заставили Теодора покраснеть.

Чтобы сосредоточиться, он деликатно покашлял, привлекая внимание Эдуарда. Это не помогло.

— Эдуард, добрый вечер… — начал было Тео, но осёкся. Принц пел про свободную любовь и восславлял, эээ, революцию, дёргая телом в ритм, но не замечал (или делал вид, что было более вероятно) вошедшего юношу.

Теодор сложил руки на груди и с недовольным видом дождался, пока композиция не кончится.

— …вы прослушали песню о революции, раскрепощающей наше сознание, — захрипел из динамика подозрительно знакомый голос, настолько знакомый, что Нотт аж поперхнулся.

— Теодор, ты уже здесь! — обратил на него внимание мужчина. Движением руки он отключил звук радио и танцующим шагом за пару мгновений оказался рядом с ним, пристально своими чёрными глазами, мерцающими в полумраке помещения, глядя на Теодора. Юноша аж отступил на полшага назад от такого напора. — Да! Я закончил твой заказ. Вышло не совсем то, что я ожидал, но в чём-то даже и лучше! Пойдём.

Он схватил его за руку и, вместо того, чтобы куда-то идти ногами, аппарировал вместе с Тео. Нотт приземлился, с трудом стоя на ногах; его тошнило, и если бы в желудке было хоть чуть-чуть еды, он бы опорожнился.

— У тебя… вообще… есть лицензия?

— А? Нет, это Севви меня научил, — улыбнулся, показав свои кривые зубы, едва различимые в холодном голубоватом сиянии рун, начерченных на стенах. — Мы в его лаборатории, кстати. Здесь прохладно, так что долго задерживаться не будем — забирай свои бочки и проваливай.

— Что? Погоди-погоди, Принц! Я ещё не согласился с тем, что ты сделал. И вообще, что значит, что не вышло то, что ты ожидал?

Он резко развернулся на каблуках к нему. Его отросшие кучерявые волосы, словно щупальца медузы Горгоны, придавали хищный вид.

— Не все ингредиенты можно заменить, — спокойно пояснил он. Этот спокойный тон казался обманчивым, ведь фигура Эдуарда Принца была напряжена, как натянутая струна. — Я попытался и кое-чего достиг, но Лонгботтомы и Торны не дают замену голштинским травам Кротервейсов или техасским Гингем. Поэтому пришлось экспериментировать, благо, материала стало больше. Последствия Барьера удивительны.

— Последствия? Ты о том, что теперь мы полностью закрыты от импорта, даже контрабандного, всех мало-мальски магических предметов? — невесело усмехнулся Теодор.

— Поговори об этом на очередном собрании болтунов своего Визенгамота, — отмахнулся Эдуард, состроив неприязненную мину. — Я исследователь, я зельевар, и я говорю, конечно же, о магических последствиях. Магия копится и бурлит, освобождаясь внутри границ Барьера, обретает физическую форму! В Шеффилде даже стали торговать кристаллами, что собирают в полях у старых источников егеря, будь они неладны.

Теодор вспомнил, как ему явился кусок красного кристалла, сверкавший жёлтой магией изнутри.

— Моему знакомому чуть не оторвало руку, зато взгляни, какой отменный взвар вышел, — забыв о своем напряжении и злобе на непрошенные сомнения, тоном абсолютно увлечённого фанатика начал рассказывать зельевар. Он поднял крышку с остуженного латунного чана в виде бочки, обшитого снаружи лентой, открыв вид на ярко-оранжевую, густо-янтарную жидкость, медленно вращавшуюся вокруг центра чана.

— И что это за бурда? — безыдейно протянул Тео. Зельеварение не было его коньком и пристрастием, он всегда сторонился этого вида магической деятельности, но точно знал, что полезных зелий такого цвета в программе пяти курсов Хогвартса не было. А вот вся основа, полезная для жизни магов, была.

— Это модификация одного польского рецепта на гранитной смеси и засохшей до камня крови двадцати молодых пегасов… пегасов у нас нет, а вот кровяной кристалл, что заживляет раны прикосновением, маги находят на местах старых битв уже месяц. Земля источает магию, — со значением поведал он. — Я назвал его «Ласточка Принца». Изначально он был «Lastochka».

— И что, он как… не знаю, рябиновый отвар? Рябины разве нет в наших краях?

— Там нужна сон-трава, а здесь сон-трава дерьмо, надо флорентийскую, — отмахнулся Принц. — Но вообще этот элексир лучше! Он лечит любые травмы, переломы, отсечения, кости, даже бакулюм!

Тео содрогнулся, представив, на ком он проверял их. Но вообще-то…

— А на ком ты проверял это?

— Как это! На добровольцах. В первую очередь — на себе!

Он закатал рукав своей рубашки и показал почти незаметный шрам чуть ниже локтя.

— Это моя вторая левая рука, — похвастался он. Теодору стало не по себе. — Первую я сварил в одном неудачном эксперименте. А это вот я назвал «Шотландской Кошкой».

Следующий чан, кажется, бронзовый, явив мерцающую зелёным жидкость тёмного цвета.

— И что это такое? — уныло спросил Теодор.

— Позволяет прекрасно смотреть в темноте, — пояснил зельевар. — А если перед употреблением закинуть туда засахаренный глаз арахнида, то маг становится полностью невидимым! Как у Уэллса, читал? Но всего на час.

Герберта Уэллса Теодор читал, но только «Войну миров». Совершеннейший бред — так ему показалось тогда. Впрочем, провоцировать на объяснения не хотелось, и Тео просто кивнул. Невидимость была полезным свойством для разных нужд, взять хотя бы его поход в тот самый день.

— Это всё? — спросил Тео. Ультимативное заживляющее и невидимость — неплохой дуэт сам по себе.

— Ещё есть пара бесполезных отваров, но они бесполезны, — развел руками Принц. — И тридцать галлонов Напитка живой смерти. И два — живой воды.

— Живой воды?

— В теории она должна молодить стариков, но стариков у меня под рукой не оказалось, — он пожал плечами. — Берёшь?

Теодор отказался от живой воды и напитка живой смерти. Деньги были потрачены если не впустую, то очень сомнительно, да и найти применение этим настоям пришлось бы искать очень осторожно. Помфри не стала бы применять то, в чём не была уверена, а риск ошибиться в дозировке мог привести к самым дурным последствиям.

Принц, ничтоже сумняшеся, присел на корточки и указал на бумажку, наклеенную совершенно по-маггловски на обшивку каждого чана. Тео последовал его примеру и прочитал, какие дозировки были проверены и против чего, после чего мысленно отказался от предубеждений в пользу зельевара.

— Ты предлагаешь, эээ, аппарировать? — спросил, коснувшись с волнением ворота, Нотт. Время приближалось к совсем позднему, а ему нужно было ещё поужинать в Хогвартсе. Бочки стоило оставить в Актоне, в Нотт-Холле, по крайней мере пока, но быстро их туда был единственный способ доставить.

— Конечно! Я и сам их сюда притащил именно так. Подхватывай и прыгай, а потом за следующей. Они лёгкие.

Тео попытался поднять хотя бы одну — и не преуспел, настолько тяжёлой она оказалась. Эдуард неприятно рассмеялся, после чего Нотт, плюнув на предосторожности, палочкой наложил чары облегчения веса и действительно обхватил бочку, прижав её к себе.

Миг — и он чуть не завалился вперёд уже в Нотт-холле.

Обстановка неуловимо изменилась. Томас явно обживал старое семейное гнездо Теодора. Тут и там висели какие-то плакаты, у него не было времени вглядываться, а со второго этажа, со стороны комнат Нотта, виднелся свет и слышалась какая-то музыка.

Тео поставил бочку и тут же аппарировал обратно, повторив действие вновь. На шум второй аппарации в гостиную вышел уже и самолично единственный обитатель дома Ноттов, Дин Томас, опасливо прикрывавшийся палочкой. На его голову были надеты большие наушники («Странно, — подумал Тео, — он что, так боится сквозняка?»), а музыка стихла.

— Нотт? — со смесью опаски и облегчения поприветствовал его бывший друг. — Фух. Ты бы хоть предупреждал!

— Это мой дом, — напомнил Теодор. — Я могу заявиться в любой момент, а ты в гостях. Что, так холодно? — сменил он тут же тему, кивая на головной убор.

Темнокожий парень, которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать, замялся и ничего не ответил. Тео не стал мешкать, решив поставить запечатанные бочки в отцовскую спальню, куда не заходил уже много лет. Он прошёл мимо Дина, словно бы остолбеневшего от действий Теодора и даже почему-то зажмурившегося, и через короткий коридор попал в давным-давно разорённую спальню.

Увиденное его поразило. Там, где была когда-то кровать, стоял здоровенный стол с каким-то аппаратом, смутно похожим на колдорадио антенной. На столе стояла зажжённая лампа, под которой, под стеклом, лежали какие-то бумаги. Рядом с лампой на столе стоял закреплённый на штативе странный мохнатый цилиндр, который был отвёрнут в сторону. Его и странный аппарат соединял маггловский шнур. («Провод», — вспомнил Тео).

Тео подошёл ближе и зажёг Люмос. Глаз выхватил самую верхнюю строку, заполненную косым почерком.

«Дин, расскажи сегодня про зверства троллей в предместьях Дублина. Трое погибших, двести раненых, Пожиратели их контролировали явно. Как, — следующие несколько слов он не разобрал, — тебя любят и шлют профу письма. У.»

Нотт почувствовал, как внутри закипает неконтролируемая ярость.

Он резко развернулся и встретился глазами с Дином. Тот зашёл за ним, убрав палочку, и всем своим видом выражал покаяние.

— Это что? — зло процедил Теодор.

— Радиоточка, — тихо произнёс темнокожий.

— Какая, в задницу, радиоточка?

— Радио Сопротивления, — ещё тише сказал магглорождённый колдун.

— Ты что тут устроил, а? Воспользовался моим гостеприимством и вот такое сделал? Ты понимаешь, как это меня может подставить?

Дин Томас молчал, опустив голову. Теодору пришла мысль сжечь всё, что он видит, но она отступила тут же. Ему в голову пришёл план.

— Значит так, Томас. Я не знаю, с кем ты общаешься и кто твои кураторы в этом нелёгком деле сопротивления, но передай им мои условия. Ты можешь продолжать, но как только выйдет «Придира» перед рождеством, вы разберёте мою статью построчно. Критикуй, поливай помоями, устрой дискуссию, мне плевать. Важно только, чтобы вы её, и лучше бы не один раз, пережевали по косточкам. Понятно?

— Д-да, Тео.

— Клятва.

— Н-но я не могу!

— Можешь.

— А если они откажутся?

— Кто, Фред и Джордж? Передай им, что я буду крайне рад получить в таком случае отступные в виде своей доли прибыли от их бизнеса прямо на это же Рождество.

Томас сконфужено умолк. Тео догадывался, что во многом Орден Феникса живёт за счёт тех денег, которые ушлые Форджи успели заработать и не поделиться с Тео. Если верить Лестрейнджу, их ещё и магглы поддерживали, но конвертация маггловских фунтов в галлеоны была запрещена, а гоблины вовсе неохотно обслуживали магов как таковых.

Перетаскивая бочки и собирая плесень для Принца, Теодор постепенно успокоился и с удовлетворением оценил последствия такой находки. Конечно, если бы вдруг чары Фиделио спали с Нотт-холла, кто-то бы наверняка смог установить, что именно отсюда вещает радио, но пока они держались и ничего им не угрожало. Бесплатное продвижение его мыслей на широкую, скептическую к курсу официальных властей аудиторию было очень кстати.

Оставалось немногое — конвертировать это продвижение мыслей в продвижение власти, но для этого нужно было повергнуть «кота».

Уже подходя к Хогвартсу Теодор понял, что даже Эдуард Принц слушал маггловскую музыку на колдорадио, которую комментировал именно что Дин Томас.