Бравые домохозяйки на страже семьи (джен)

Автор не поддерживает теорию Дамбигада. Но считает Дамблдора прожженным политиком, преследующим свои, никому не известные цели. Это только моя версия, причем, только в этой истории, и к реальному положению вещей отношения не имеет.

Уставшая сова вернулась только утром. В пространном письме, написанном по всем правилам витиеватой личной переписки, свойственной аристократам, тетя сообщала, что сейчас она отдыхает на водах и вернется только к Рождеству. Но так как она слишком стара, чтобы лицезреть толпу галдящих племянников столь часто, предложила встретиться, как только старшие сыновья вернутся с каникул в Хогвартс. Молли, конечно, огорчилась, но хандрить было некогда — помимо привычной подработки, в ближайшее время ей предстояло выполнить много дел.

Дни рождения Перси и Джинни в августе открывали целую череду именин в ее семье. В октябре у нее самой, в ноябре у Билла, в декабре у Чарли, а в феврале у Артура. В марте у Рона, а в апреле у близнецов. И это не говоря о Рождестве и Хэллоуине, который они, как всякие англичане, тоже праздновали.

Свои дни рождения Артур и Молли никогда не отмечали, хотя мать и получила от детей обязательные поздравления и самодельные открытки, а от мужа маленький флакончик розового масла и нежный поцелуй в щечку. На большее просто не оставалось денег. Артур обычно получал что-то из новой одежды взамен старой, которая заметно поистрепалась за год, как, впрочем, и младшие дети, которым любая мелочь в дополнение к обновке в радость была, а вот на старших сэкономить не получалось. И Молли только порадовалась, что в этом году так много подрабатывала и мужа подключала, иначе непонятно, как бы они с Артуром потянули такие расходы.

Билла в этом году назначили старостой, и Молли купила ему от них с Артуром сову, о которой тот давно мечтал. Эта пернатая обошлась ей в три галлеона и два сикля из тех денег, что удалось сберечь на Ордене Феникса. С Чарли получилось сложнее. Парня взяли ловцом в факультетскую команду по квиддичу, и, помимо комплекта спортивной формы, ему требовалась метла. «Чистомет-7» стоил восемьдесят два галлеона, а форма — восемь, и если бы не смекалка Молли, семейство никогда бы не потянуло такого подарка. Да и то, сначала они подарили сыну форму, а на метлу наскребли только к Рождеству.

А учитывая то, что семья Уизли теперь не тратилась на покупку молочных продуктов и на рыбную лавку, так теперь удалось сэкономить и на мясной. Молли посчитала, что если рыбу можно приманить чарами, так и для мяса такой способ сгодится. Таким образом, Артур теперь, кроме рыбалки, раз в неделю ходил на охоту, и их кладовая пополнилась окороками, олениной, зайчатиной и дикими утками. Это внесло существенную прибавку в бюджет семьи за счет значительной экономии на продуктах. Конечно, по сути, Артур являлся браконьером, но не пойман — не вор, тем более, что он никогда не наглел и действовал аккуратно и быстро. Сначала он наотрез отказался это делать, пустившись в пространные рассуждения о жалости к бедным зверушкам, не понимая, как можно смотреть в доверчивые глаза, а потом хладнокровно убить живое беззащитное существо.

— А мне непонятно, Артур, как можно смотреть в глаза семерым беззащитным, полностью от тебя зависящим детям, которых нужно накормить и одеть. И кроме тебя этого никто не сделает, — жестко отрезала супруга. И Молли, одарив его презрительным взглядом, молча аппарировала, а спустя час появилась с увесистым кабаном с перерезанным горлом и десятком кроликов. Сгрузив добычу на заднем дворе прямо ему под ноги, быстро и мастерски освежевала тушки магией, заполнив три трансфигурированных таза мясом.

— Надеюсь, — холодно сказала супруга, — тебе достанет ума и смелости просолить его и повесить в сарай — ему нужно отвисеться. Иногда мне кажется, Артур, что именно я мужчина в нашей семье, — с горечью добавила она и ушла в дом, пока опешивший от такого поворота муж в растерянности застыл посреди двора, неверяще глядя на эту груду мяса.

Сама Молли заперлась в ванной, где ее вырвало, и пусть ничего вручную делать не пришлось — только «остолбеней» и «секо», но убивать впервые было страшно и противно. Что ни говори, но это не женское дело. Хотя, как любые аристократы, Пруэтты обожали охотиться, и вид подбитой живности, как и обязательная лисья травля в сезон, Молли не смущали. Отец брал ее с собой на охоту с тринадцати лет, поскольку она держалась в седле не хуже братьев. Ей ужасно нравились ее синяя амазонка и шляпа с вуалью совсем как у взрослой, возбужденная суета и повизгивание собачьей своры, нетерпеливо мельтешившей под копытами лошадей. Протяжный и в то же время задорный звук рожка. В манор на охоту всегда собиралось много гостей, большинство из которых, как потом оказалось, поддерживало политику Темного лорда. Но в то время, несмотря на политические разногласия, они были просто друзьями семьи и такими же аристократами — равными по положению и влиянию — люди одного круга. Но юная Молли в своем легкомыслии никогда не задумывалась о таких вещах. Ей просто нравилось мчаться по полям рядом с отцом и братьями, чтобы холодный ветер обдувал разгоряченное скачкой лицо, преодолевать препятствия. А если удавалось обставить некоторых зазнавшихся выскочек, с которыми училась в Хогвартсе, то и вовсе была счастлива. Охота — это единственное, что она искренне полюбила из всей этой аристократической дребедени. Но примитивное убийство дичи сильно отличалось от охоты, вместо азарта и радости вызывая гадливость и отвращение, а потом ей еще пришлось прибрать за собой, чтобы следов не обнаружили. Ведь почти все угодья в Англии были частные, и пусть по магическому закону она ничего не нарушила, но светиться перед магглами все же не стоило.

Шокированный Артур, видимо, сделал соответствующие выводы, а потом, увидев довольных домочадцев, и вовсе втянулся, проявил инициативу и подарил Молли пару лисьих шкурок, которые пошли на воротники жене и дочке. Молли оценила его энтузиазм и посмотрела более чем благосклонно, от чего Артура захватил азарт и дальше удивлять любимую супругу. Та не осталась в долгу, и мистер Уизли на Рождество получил новую мантию, подбитую волчьим мехом, собственноручно сшитую его благоверной. Так что с тех пор недопонимание между супругами на время забылось, и мир в семье был восстановлен.

Себе на день рождения Молли подарила набор зачарованных игл, которые сами шьют и чинят одежду магией и две пары вязальных спиц за баснословные восемь галлеонов. Одни вязали носки, шапки и шарфы, а другие — серьезные и сложные вещи и кружева. Она всегда мечтала о таком наборе, но средств на себя никогда не хватало, и даже если получалось накопить требуемую сумму, как всегда появлялось что-то более нужное, и мечту приходилось откладывать. Но в последний раз все получилось по-другому.

Деньги со своей подработки она тратила только на себя, справедливо полагая, что именно муж должен обеспечивать семью, и облегчать ему эту задачу не собиралась. И если одежду для себя она приобретала все еще неохотно, то на приятные мелочи и подарки денег не жалела.

В магазине волшебного рукоделия, помимо самого набора, она приобрела несколько модных журналов. А схемы для вязания, прилагавшиеся к набору спиц и крючков, обновлялись автоматически, подстраиваясь под магическую моду. Зато на самой пряже удалось существенно сэкономить, купив ее в обычном магловском магазине, как и ткани на мантии и одежду. Никогда еще в семье Уизли не справляли Рождество за таким богато накрытым столом и во всем новом, хотя, конечно, на обустройство дома денег ожидаемо не хватило. Но Молли на это и не рассчитывала.

Билл в этом году остался в Хогвартсе. Дело молодое — он теперь староста, да и Рождественский бал никто не отменял. Но прислал большое письмо, полное благодарности, — старший из детей даже не ожидал получить что-либо еще после осенних трат и был просто в восторге от своего подарка. Чарли приехал и при виде метлы просто потерял дар речи, в своих восторгах не зная, как отблагодарить родителей. Ну и конечно миссис Уизли связала всем шапки, шарфы, варежки, жилеты и фирменные свитеры. Не те уродливые и грубые, страшных цветов, с корявыми буквами на груди, а тонкие, модные и изящные, которые и чистокровному надеть незазорно будет, а то, что не из магической шерсти, так кто из школьников-то поймет, если подумать. Но тишь да гладь в семействе продержались недолго. На пятый день Рождества их навестил Дамблдор.

Артура экстренно вызвали на работу, пообещав двойную оплату, потому Молли не возмутилась и спокойно его отпустила. К вечеру он вернулся, но не один, а в компании. Старец сиял как начищенный медный таз, расточал добрые улыбки и, одобрительно кивая, оглядывал домочадцев цепким взглядом.

— Молли, девочка моя, рад тебя видеть в добром здравии, — радушно поприветствовал он недовольную хозяйку. — А я был по делам в Министерстве, встретил Артура, и он любезно пригласил меня на чашку чая. Ты похорошела и выглядишь довольной. Сразу видно, что муж хорошо заботится о тебе, — добавил он, усаживаясь на предложенный стул. — Я всегда знал, что вы замечательная пара и подходите друг другу, — с лукавой улыбкой покивал он, сверкая стеклами очков-половинок.

— Да, Артур удивительно внимательный и терпеливый муж, — согласилась женщина, разливая чай и пристально гипнотизируя тяжелым многообещающим взглядом притихшего супруга, — и всегда точно исполняет мои просьбы и пожелания. Бережет мой покой, — с намеком добавила она, тоже присаживаясь.

Потом последовали пространные монологи гостя о природе, погоде, детях, и когда Молли вынырнула из сонного марева, то увидела, что все домочадцы разошлись, и они с директором сидят вдвоем за столом над чашками нетронутого и давно остывшего чая. Причем, если женщина наверняка выглядела сонно, то Дамблдор откровенно плохо, хотя и пытался держать лицо.

— Прошу прощения, мистер Дамблдор, но я, пожалуй, пойду прилягу, — растерянно сказала Молли, — я все еще не совсем здорова. Но я позову Артура, и он составит вам компанию.

— Не стоит ради меня тревожить близких, — морщась ответил гость, — сам, надо сказать, несколько нездоров — кости ноют, на погоду, должно быть. Я пойду, а вы отдыхайте. Рад, что с тобой все в порядке, девочка моя, счастлив был повидаться, — добавил он и скрылся в камине. А Молли еще долго стояла, глядя на пламя, и гадала — зачем он вообще приходил, и почему ей так хочется спать? После чего и впрямь поднялась в спальню и прилегла, оставив разборки с мужем на потом.

В отличие от Молли, Альбусу не спалось. И не спалось еще двое суток, а суставы выворачивало так, что помог только эликсир на основе молока единорога и слез феникса. Но с ним такое уже бывало, правда не так сильно, как на этот раз. Наконец избавившись от боли, он лег в заботливо нагретую домовиками постель и погрузился в свои мысли. А подумать было о чем.

Как и все сильные и не безродные маги, он тоже имел дар. В его случае это был «Целитель разума». Надо сказать, что сам дар был не редок, и в той или иной степени встречался у всех древних семей. Например, тем же Малфоям с его помощью всегда удавалось выходить из неприятностей с минимальными потерями, поворачивать все к своей выгоде и убедить кого угодно в чем угодно. Если сказать проще — это дар плести словесные кружева, вкладывая в слова магическую силу, придающую всему сказанному убедительности, и вызывая доверие. Но Малфои владели неполным даром, что и определило их род занятий — политику и дипломатию. В то время как у Альбуса дар был полный и потому позволял делать из магов марионеток без всякого Империуса.

Но, вопреки расхожему мнению, запросто копаться у магов в головах и внушать им свою волю было затруднительно. Для этого требовалось доверие. Но прав был один мудрец, когда сказал, что «от ненависти можно защититься, а от любви нет». Директор был не глупее мудреца, потому не сверкал гневно глазами на своих политических оппонентов и грозно не потрясал кулаками, а вел себя благожелательно, предпочитая ласковые увещевания грубой силе. Его яркие мантии, бусики, колечки, колокольчики и другие магические атрибуты заведомо снижали критическую оценку, вызывая улыбку у его противников и настраивая их помимо воли на позитивный лад. Так что благодаря этим нехитрым (а на самом деле очень даже хитрым) приемам, многие хотели от него избавиться, но никто так до сих пор и не решился убить, хотя всем аристократам он был как кость в горле. Но разве можно поднять руку на этого чудаковатого старого идеалиста, который почти оторвался от реальности и вовсю твердит о всеобщем благе и любви. Короче, чистокровные его презирали, но признавали довольно опасным, хотя и не агрессивным, а вполне себе безобидным и чересчур назойливым стариком, портившим всем жизнь, но не со зла, а от несбыточной мечты сделать всех равными и счастливыми. Но все сходились во мнении, что этого блаженного старца лучше не злить — ведь Гриндевальд не принял его в расчет, на чем и погорел.

Вербовка адептов культа любви и блага проходила просто и незаметно. Дамблдор был очень тщеславен и предпочитал видеть в своих рядах людей исполнительных, но безынициативных — такими удобно было управлять, не жалко потерять и легко заменить. Он не гнался за большими деньгами и влиянием, как это сделал Воландеморт, делая ставку на аристократов и пуская их богатства на террор, а действовал хитрее. Те крохи, что несли ему орденцы, действительно все до кната шли на помощь нуждающимся, медленно и верно создавая для него репутацию не просто волшебника, твердившего о всеобщем благе, но и несущего его в массы в виде пусть скромной, но материальной помощи. Заботливого и мудрого политика, под чьей дланью все будут накормлены и не оставлены на произвол судьбы. И конечно же все думали, что средства на благотворительность он берет из своего кармана. Этот общеизвестный для любого магловского политика и очень действенный прием давал ему уже второе поколение верных последователей взамен тех, кто погиб в первое противостояние с Темным лордом.

Все разговоры он вел за чашкой чая под расслабляющий клекот феникса. Рукава яркой струящейся мантии размеренно колыхались, пока он, не переставая говорить, заботливо расставлял сладости на столе. Ткань лениво переливалась, а серебристые звезды мерцали. Для его гостя не было более безопасного и уютного места на свете, чем кабинет директора. Проявить участие и интерес, вовлечь в диалог, а потом свернуть на длинный монолог ни о чем, тем самым ослабить внимание, околдовывая, опьяняя. Внушить нужную мысль, вовремя тряхнуть бородой, чтобы колокольчики мелодично звякнули, возвращая в реальность и закрепляя внушение. Это целое искусство, неподвластное большинству. Дамблдора, на самом деле, давно не волновали ни власть, ни богатство, ни даже Дары Смерти — он был слишком стар и мудр для таких мелочей. Только игры разума. Внушить амбициозному мальчишке мысль, что он особенный. Равный взрослому сильному волшебнику — ему, Альбусу, поселив тем самым семена гордыни. Наблюдать, как семя развивается на благодатной почве, как дает всходы и что из него вырастает. Посмотреть, как в свою очередь подросший мальчишка передаст эстафету другому, запустив в жизнь новый круг. Добро сменяется злом, жизнь смертью — непрерывная череда эволюций, обнажающих души, показывающие кто чего стоит. Выживают сильнейшие. Это понимание истинного смысла жизни — настоящее искусство, доступное единицам, а в правду сказать — только ему одному. Люди такие предсказуемые и ведомые в своем большинстве, что даже скучно. Мысли Альбуса перешли на Уизли, и старец нахмурился, недовольно вглядываясь в темноту.

Старшего Уизли он встретил в Министерстве, когда был там по делам. Альбус, безусловно, слышал про несчастье, постигшее их семью, и сейчас жалел, что не придал этому событию должного значения и не вмешался раньше. А теперь время, увы, упущено. Артур тогда просил посмотреть жену, которая очень изменилась после потери памяти, но в то время вовсю шла подготовка Хогвартса к началу учебного года, и хоть директор сам этим не занимался, но некоторые дела требовали его личного присутствия. Так что, посочувствовав и обнадежив расстроенного мужчину, он благополучно забыл и о своем обещании, и о семействе Уизли. Но совершенно неожиданно ему о нем напомнила Минерва.

Женщина вернулась от Уизли в истерике, и Альбусу с трудом удалось ее успокоить. У его верной соратницы произошел когнитивный диссонанс — она пребывала в полной растерянности и не знала теперь, что и думать. С одной стороны, Уизли проявили недостойное сил Света себялюбие и отказались не только посещать собрания, но и помогать Ордену материально. Но с другой стороны, Минерва открыла глаза на то, что детей и в самом деле надо кормить и одевать, а живет многодетная семья и впрямь небогато. Женщина даже испытала доселе неведомое чувство стыда и смущения за свою новую мантию из шотландки, подбитую мехом, и добротные уютные покои декана, в то время как Нора выглядела настолько убого, несуразно и хлипко, что, казалось, первый же порыв ветра разнесет ее по полю. В общем, профессор Макгонагалл была одновременно зла, обижена, смущена и в полной растерянности. Так расстроена, что даже слабо реагировала на увещевания своего патрона, которому большого труда стоило ее успокоить и выпроводить восвояси.

Теперь Альбус ясно видел, что самые преданные и внушаемые члены Ордена, а в перспективе и еще семь новых кандидатов с семьями, ускользают у него из рук. С Молли от магического выброса спали все внушения, а скептицизм и недоверие помешали ему навесить на нее новые. Ему привычно удалось ввести ее в расслабляющий транс, но прочитать что-то глубже поверхностных мыслеобразов не удалось. Ее нестабильная магия, не поддерживаемая доверием, возмутилась и ответила неслабым ментальным ударом, хотя сама женщина этого даже не поняла. И хорошо еще, что вторженец отделался только головной болью и бессонницей, ведь оказалось, что Молли очень сильна. Кто бы мог предположить, что в банальной домохозяйке столько магической силы. С ней в будущем могут возникнуть проблемы. В любом случае, пока трогать ее не стоит — чревато, неизвестно что выкинет ее магия, если попытаться подкорректировать ей сознание еще раз. «Решено, — подумал Дамблдор, — оставим пока все как есть, а там, глядишь, память вернется, и все станет по-прежнему. И все же, — размышлял он, кряхтя переворачиваясь на другой бок, — почему ее голову занимают такие странные мысли?» Ведь единственное, что удалось ему рассмотреть, это большое стадо козлов. И у каждого было его лицо.

На следующий день Молли проснулась не в духе. Голова ныла, как будто она спала дольше, чем следовало. Да и общее состояние было довольно нервозным. Но дела сами себя не сделают, потому женщина привела себя в порядок и вышла. Спускаясь по лестнице, она на автомате кидала очищающие чары. Внезапно ей под ноги что-то стремительно бросилось. Тело Молли, ослабленное болью, среагировало мгновенно, и когда она поняла, что это была всего лишь крыса Чарли, было уже поздно. Женщина на минуту растерялась, а потом философски пожала плечами и продолжила свой путь. Она терпеть не могла крыс, считая, что в доме им совершенно не место, но ее привез из Хогвартса Чарли — спас ее от кошки на первом курсе, оставил себе и держал в клетке. Но Короста всегда как-то выбиралась и гуляла по дому. За что и поплатилась. И все же Молли было немного стыдно перед сыном, хоть она решила и не говорить ему ничего. Но раздражение требовало выхода, и Артура с утра совершенно справедливо ждала выволочка за то, что без предупреждения тот посмел вчера притащить к ним гостя.