Смерть Кощея (гет)

Похоже, на «летающей тарелке» то были все-таки прожекторы, не смотровые окна. Потому что окон как таковых на борту НЛО я не видел вовсе. Не было их ни в той круглой комнате, куда нас с Валей затянуло через отверстие в днище, ни в коридоре, ни в небольшой комнатенке, куда меня конвоировали после неудачной схватки с киборгом.

Последний, кстати, на сопровождение новых пленников в узилище не разменивался. Не начальственное это дело. А похожий на Кена ходячий истукан, не иначе, считался начальником над всеми устройствами и механизмами «летающей тарелки». Ибо кому как не ему. Ни людей, ни других киборгов, на людей похожих, я на борту за время краткой прогулки не заметил. А вот техники здесь хватало. Автоматизировано было все, что можно автоматизировать. Для всего же остального в распоряжении «Кена» имелась команда роботов, сходством с человеком не наделенных. По причине узкой специализации, не иначе, и проистекающей оттого примитивности.

Роботы-конвоиры препроводили нас в эту комнатенку, приняв из рук в руки (хе-хе, простите за каламбур) у тех рукастых механизмов, что удерживали меня и Валю у стен в круглой комнате. Эти роботы тоже располагали двумя парами больших металлических рук, а вот головой оборудованы не были. Да и туловища имели размеры более чем скромные. Мне, например, эти роботы даже до плеча не доходили. Даже с учетом колес, на которых они передвигались.

Так и вели нас, несчастных — стоя за спиной, удерживая за плечи и талию своими непропорционально большими руками; катились на своих колесах, нас легонько, но настойчиво подталкивая перед собой.

После того, как нас втолкнули в комнатенку без окон и там оставили (дверной проем в стене буквально затянулся за конвоирами, будто его и не было) прошел час, может полчаса. Судить трудно — когда нечем заняться, время тянется медленнее. Так или иначе, нам дали немного передохнуть, а затем в стене вновь возник проем, в который прошел… нет, проехал опять-таки на колесах еще один робот.

Выглядел он более хрупким, чем конвоиры и был выкрашен в белый «больничный» цвет. Последняя ассоциация оказалась верной. Один из манипуляторов робота оканчивался иголкой, с помощью которой он взял у нас образцы крови. Сперва, разумеется, попросив нас протянуть руки.

Голос у него, лившийся из динамика на верхушке корпуса, был мягким, но ощутимо неживым, синтетическим. Чем напомнил говорок лингвистических модулей, отнятых, кстати, треклятыми руками, выросшими из стен. Впрочем, необходимости в ЛНМах, как оказалось, уже не было. Нейросети на борту НЛО были не хуже наших, да и преодолевать с их помощью языковой барьер едва ли мы, в НИИИНиПТе додумались первыми. Так что говорил робот-медик уже на неплохом русском языке.

Кровь нашу он перелил здесь же, не отходя, что называется, от кассы. В крепившиеся к туловищу (или правильнее говорить «к корпусу»?) пробирки с помощью капельницы, которую держал другим манипулятором. Больше похожим на человеческую руку.

Прихватив нашу с Валей кровь на анализ, робот укатил прочь, однако вскоре вернулся… а может, то пожаловал его коллега. Как бы то ни было, но робот-медик все тем мягким голоском велел Вале следовать за собой. А просьбу свою подкрепил фактом присутствия робота-конвоира — тот не преминул въехать в проем следом за ним.

Валю увели, и я остался — валяться на узкой койке, глядя в безупречно-чистый потолок, наедине с собственными мыслями. Невеселыми мыслями, в лучшем случае вызывавшими горькую усмешку.

Какими же наивными казались теперь наши с Валей рассуждения — об уязвимости «летающей повозки», о том, как бы я попробовал сбить ее стрелами, о необходимости приземления этой посудины хотя бы для дозаправки. Нужна та же дозаправка (на Земле!) кораблю, преодолевшему без нее не один световой год.

Но кто ж знал, что инопланетяне, по слухам гонявшие над Землей на «летающих тарелках» да похищающие людей, занимались тем же самым и в древние времена? Конечно, почему бы и не заниматься. Кто запретит-то? Но вот представить, что столкнемся мы здесь не абы с кем, а с гостями из глубокого космоса, ни мне, ни Вале отчего-то и в голову не пришло. Хотя опять же — стоило бы. Услышав если не про «летающую повозку», так хотя бы про «невидимые веревки», деревенских девушек утянувшие.

Правда, даже догадайся мы — что толку? Возможностей бороться с летательным аппаратом, продуктом столь высоких технологий, у нас все равно не было. Не уверен, что против летающих тарелок даже современная ПВО действенна.

С другой стороны, конечно, есть плюс — крохотный, правда. Нам больше нет необходимости принуждать «летающую повозку» к приземлению. Теперь мы, так сказать, в одной плоскости с ее хозяином. Сделавшимся для нас оттого более досягаемым, чем был, пока мы топтали землю.

Но опять же, толку-то? Ближе, чем в нашу первую встречу, в круглой комнате, я к нему подберусь уже вряд ли. Да и тогда — хоть и сумел достать гада мечом, но ущерб, как он сам сообщил, оказался незначительным. То есть, второй подобной попытки не стоит и предпринимать.

А что стоит?

Против этого ходячего изделия инопланетных технарей однозначно помог бы другой атрибут научной фантастики — бластер. Желательно, на максимальной мощности. Один выстрел — и от киборга осталась бы горстка пепла да почерневшие обломки металлического остова. Но если бластера нет?..

Увы, опыт просмотра фантастических фильмов не подсказывал мне ничего обнадеживающего. В том же «Терминаторе», что героя «железного Арни», что антагонистов его получалось упокоить только переплавкой. Ну, или ядерным взрывом — особенно если киборгу не повезло оказаться в его эпицентре.

Да только, увы, на это рассчитывать приходилось еще в меньшей степени, чем на то, что бластер обнаружится хотя бы под койкой.

Конечно, синхронизация с временным потоком могла уже достичь значения, при котором у нас бы получилось удрать с помощью пультика. Но… увы и здесь. Протянув руку к карману джинсов, я лишний раз убедился, что и этот способ нам недоступен. Заветный девайс успела вытащить одна из треклятых рук, выросших из стены.

Пока я размышлял, вернулась, на ходу одергивая и поправляя одежду, Валя. С лицом сердитым, но, как мне показалось, не лишенным некоторого мрачного торжества. Плюхнулась на соседнюю койку.

— Ох, и бомбанет, чувствую, у этой тупой железяки, — проговорила девушка со злорадством, — нехило бомбанет. Когда поймут, что я им не подхожу… если уже не поняли.

— В смысле? — отозвался я, и Валя закатила глаза.

— Ну, как там Мило говорил, — отвечала она, — господину этому так называемому нужен кто? «Созрели уже, но с парнями еще ни разу». Вроде так?

Я кивнул, а девушка продолжила:

— Ну, так вот, Аличек, дорогой. Из этих двух условий я смогла выполнить разве что первый пункт. В смысле, созреть — созрела, но вот вниманием парней не пренебрегала. Уж поверь. Железяки вот не поверили, проверить предпочли. А проверку я не прошла. Ах, пича-а-алька!

И она картинно вплеснула руками с деланной скорбью и в жесте, и в голосе, которым была произнесена последняя фраза.

— В смысле — «проверить предпочли»? — нахмурился я, приподнимаясь с койки. — Они что… ковырялись… в тебе?

— Блин! Дуралекс! — вспыхнула Валя и, подскочив на ноги, заходила по комнатушке. — Тебе что, больше поговорить не о чем? Если любопытно, учебник по анатомии человека из универовской библиотеки полистай. Ну, когда вернемся.

От меня не укрылось это «когда» вместо более ожидаемого «если», оброненное девушкой. Как будто она не сомневалась в нашем возвращении домой и вообще в благополучном исходе этой истории.

Комментировать, впрочем, эту оговорку я не стал.

— Да не в любопытстве дело, — зато молвил я, — просто… ну не нравится мне… что… с тобой… хм, обошлись так.

— Я т-тебя умоляю, — произнесла Валя, остановившись, — подобный осмотр для меня не первый. А что тебе за беда, вообще непонятно.

Затем, вопреки последнему слову, она, кажется, что-то все-таки поняла. И раздраженно хмыкнула.

— Или… это то, о чем я подумала? — начала девушка, уперев руки в бока и глядя на меня почти с вызовом, стоя в пол-оборота. — Никак решил наш Дуралекс Отелло из себя разыграть? И из-за кого? Из-за роботов гребаных, которые даже не мужчины! А потом… когда вернемся — ты, небось, даже к гинекологу меня ревновать будешь? Не, чувак, так не пойдет. Много на себя берешь. Вот своди в ЗАГС сначала. Тогда и ревнуй, к кому хочешь… хоть к столбу фонарному.

Внезапно часть стены снова разошлась проемом, пропуская на этот раз не очередного металлического работягу, а самого здешнего кибернетического главнюка, похожего на Кена. Притом, что открылся проем неслышно да еще у нее за спиной, Валя каким-то своим чутьем не пропустила момент открытия. И успела сесть на койку, положив руки на колени.

Ну чисто примерная школьница при виде входящего в класс учителя. Или такая же примерная девочка в детском лагере во время визита вожатой в спальню. Типа, не подумайте плохого, мы не хулиганим, постели заправлены. А то, что не спим, так просто отбоя еще не было.

Киборг вошел, сверкая все той же бессмысленной улыбкой, стереть которую с его неестественно-безупречной физиономии мне хотелось более всего на свете. Впрочем, когда он заговорил, стало ясно, что определенный смысл в его улыбчивости имелся — по крайней мере, на этот раз. Потому что явился «Кен» сообщить добрую весть.

— К сожалению, — начал он, обращаясь лично к Вале, — вы не представляете интереса для нашей исследовательской программы в силу особенностей физиологического состояния.

О том, кому именно стоило бы сожалеть, киборг не уточнил.

— Кроме того, — продолжал он, — ваш язык не соответствует ни одному из местных наречий. И как показал анализ крови с сопутствующим изучением генотипа, гиперборейское происхождение в вашем случае крайне сомнительно.

«Опять это слово!» — не мог не заметить я, вспомнив, что этот искусственный ублюдок при первой нашей встрече назвал меня «гиперборейцем». Жителем Гипербореи. Вроде так называлась некая мифическая страна, наподобие Атлантиды, но я точно не помнил. Решил, что при случае у Вали спрошу. Она лучше меня в мифологии разбирается.

— Установлена крайне низкая степень сродства, — продолжал вещать киборг, — возникающая обычно в результате нескольких поколений смешанных браков. Тогда как объектами нашей исследовательской программы являются девушки исключительно гиперборейского происхождения, без инородных примесей.

От пассажа этого, в котором живых людей назвали какими-то «объектами» за версту несло гнилым душком из могил нацистских преступников — даром, что еще не родившихся. Как и от формулировки «инородные примеси».

— С учетом вышесказанного, — «Кен» подводил итоги, — а также на основании анализа покроя одежды, нехарактерного для местного населения, и наличия среди изъятых у вас предметов изделий, очевидно являющихся продуктами высоких технологий, сделан вывод, что вы не являетесь аборигеном Гипербореи, а представляете неизвестную нам высокотехнологичную цивилизацию. Во избежание возможного обострения отношений с вашей цивилизацией вы будете возвращены в ту же точку, откуда были перемещены на борт исследовательского судна. Разумеется, вам будут возвращены изъятые вещи. Для компенсации возможного морального и материального ущерба, нанесенного вам, можете обратиться с соответствующим заявлением в Совет архонтов в Посейдонисе.

Еще одно название, зело меня озадачившее. «Посейдонис» — он ведь назван в честь древнегреческого бога морей Посейдона, не так ли? Только что-то я не припомню среди полисов славной Эллады города с таким названием. Тогда что это? Не планета же! Сильно сомневаюсь, чтобы жители какого-то далекого мира у далекой звезды назвали свою родину в честь божества каких-то инопланетных дикарей, которые даже еще до луны не добрались.

Но это значило, что «тарелка» прибыла не из глубин космоса, как можно было подумать. Но построена где-то на Земле. Где-то, где еще в эту реликтовую эпоху преуспели на ниве технологического прогресса.

Поневоле вспомнился «остров на полуденном пути», неоднократно упомянутый колдуньей.

— От имени руководства исследовательской программой приношу вам свои извинения, — меж тем подвел киборг черту под разговором с Валей, — прошу следовать за мной.

С этими словами он сделал шаг в сторону проема.

— Стоп! — возмущенно окликнул его я. — А насчет меня — как? И девушек похищенных… из местных?

Киборг остановился и повернул ко мне свое лучащееся улыбкой лицо — как мне показалось, с неохотой. И произнес следующее:

— Представительницы коренного населения Гипербореи будут доставлены в исследовательский центр программы, поскольку провести все предусмотренные программой исследования в полевых условиях не представляется возможным. Так же не представляется возможным сделать однозначных выводов в отношении вас. С одной стороны вы тем более не можете быть полезны нашей исследовательской программе и, подобно вашей спутнице, не являетесь аборигеном Гипербореи. Однако с другой стороны вами выказаны признаки агрессии и в этой связи вы можете представлять угрозу для всей программы. Притом, что уже нанесенный вами ущерб оборудованию исследовательского судна не является значительным, оценить предел возможного ущерба с вашей стороны не входит в мои полномочия. В этой связи отчет по данной ситуации направлен руководству программы, которое и примет в отношении вас окончательное решение.

«Казнить нельзя помиловать», — вспомнилась мне фраза из какой-то сказки; фраза, смысл которой менялся на противоположный в зависимости от того, где поставлена запятая.

Фраза вспомнилась — и мне от возникшей ассоциации сделалось стремно.

— Ну, ни фига себе! — возмутился я. — Может, хоть пультик пока вернете? Ну, такое устройство, которое у меня из кармана вытащили.

Чем черт не шутит — вдруг синхронизация уже восстановилась. И мы с чистой совестью улетучимся прямо у киборга из-под носа.

— Сожалею, — сообщил, однако, тот с все той же, не свидетельствующей о хотя бы капле сожаления, улыбкой, — но одно из устройств, изъятых у вас, может представлять интерес для нашей науки, поскольку принцип его действия незнаком.

— Ну, зашибись! — рявкнул я, соскакивая с койки. — Как вы там говорили? Обострения отношений там у себя боитесь? Так они сильно обострятся, если вы меня не отпустите. Так обострятся, что мы ваши «тарелки» ракетами все посшибаем. Мы можем. Потому принцип действия наших устройств вам и не понятен, что мы более развитые. Не так ли?

«Кен» на это даже ухом своим кибернетическим не повел. Снова повернулся к открытому проему, как бы говоря: мое дело маленькое, я всего лишь тупая железяка с примесью органики.

— Не кипешуй, — прошептала мне на ухо подошедшая ко мне Валя, положив руку на плечо, — все ништяк, я нас вытащу.

А в ответ на мой удивленный взгляд, без всяких слов сказавший, сколь неожиданным стало ее заявление, добавила:

— На азимовские законы робототехники надеюсь. Вместе с советом колдуньи.

«Но она же посоветовала полный бред!» — хотелось выкрикнуть мне, но Валя уже подбежала к киборгу и окликнула его.

— Подожди…те, — были ее слова, и «Кен» обернулся, — скажите… вам ведь, ну… как искусственному организму, полагается подчиняться человеку? Исполнять требования человека?

— В той степени, в какой это не наносит ущерба исследовательской программе и не мешает исполнению моих обязанностей в рамках исследовательской программы, — немедленно последовал его ответ.

— И на вопросы мои ответить можете? — спросила Валя, вроде как уточняя.

— За исключением вопросов, касающихся секретных сведений об исследовательской программе, — отвечал киборг.

— Шикарно! — воскликнула Валя и перешла к делу. — Тогда ответьте на вопрос. Идет по улице лысый ежик. Сколько ему лет?

Я при этих словах едва с койки не свалился. Уж, по крайней мере, был готов за голову хвататься. И подавился бы, если б было чем. Ну что за ахинею она несет?!

— Поскольку лысые ежи встречаются чрезвычайно редко, — начал «Кен», — возраст облысения должен существенно превышать среднюю продолжительность жизни, составляющую от двух до пяти лет в зависимости от биологического вида…

На миг Валя оглянулась на меня, одарив торжествующей улыбкой. Так мог улыбаться рыбак, заметивший поклевку. Еще с подобным выражением лица персонаж какого-нибудь голливудского фильма мог воскликнуть «Gotcha!», что значит «Попался!»

— Так и знала, — еле слышно прошептала девушка, — бедняга тоже формальной логикой ограничен. Как один знакомый Дуралекс, в ученые метящий.

Затем обратилась к киборгу, обрывая его рассуждения вслух:

— Не трудитесь. Лысому ежику восемнадцать лет. Призывной возраст, в армию забирают. Вот в военкомате и обрили. Я же не говорила, что он естественным образом облысел.

На миг «Кен» замер, уставившись Вале в лицо. Не то переваривал полученную от нее информацию, не то завис, переварить оную не в силах.

Затем спросил:

— А разве животные подлежат военной службе?

— О, когда большая война кого только не призывают, — отмахнулась от этого неуклюжего возражения девушка, — потому это и называется «всеобщая мобилизация».

— А вы много знаете случаев призыва ежей на военную службу? — допытывался «Кен». Хоть голос его и звучал по-прежнему искусственно и бесстрастно, но вроде появилось в том, как он говорил, какой-то… признак жизни, что ли? Что-то вроде недоверчивости.

— Ну, нет, конечно! — Валя хмыкнула. — И большие войны, к счастью, не так часто бывают. И из ежиков до восемнадцати лет доживают немногие. Вы же сами назвали среднюю продолжительность жизни в несколько лет. Но уж если бы дожил какой-нибудь еж до восемнадцатилетнего возраста, его бы, естественно, призвали. По крайней мере, в случае всеобщей мобилизации. На то ведь она и всеобщая.

Вроде приняв такое объяснение, киборг снова, как ни в чем не бывало, повернулся к проему. Но Валя не сдавалась.

— Погодите! — воскликнула она. — Еще вопрос. Буратино дали три яблока. Два он съел. Сколько яблок осталось у Буратино?

— Элементарная арифметическая задача, — сказал, как отрезал киборг, — три минус два, равняется единица. Одно яблоко.

— А вот и нет, — таким же безапелляционным тоном возразила девушка. — Их может быть сколько угодно. Разве я говорила, что у Буратино не было ни одного яблока до того, как ему дали три?

На этот раз зависание «Кена» длилось немного дольше. Где-то пару мгновений. И я, кажется, начал понимать Валину тактику. Чушь и невнятица даже для человеческого мозга далеко небезвредна. А уж для искусственного разума, строго-рационального, она разрушительна пуще ржавчины для железа.

Будь «Кен» просто автоматом с заранее заданным программным кодом, старания девушки прошли бы даром — выносящие мозг задачки он бы просто не воспринял, как не мог бы воспринять никакую новую информацию.

Однако киборг управлялся явно нейросетью. Причем наверняка более продвинутой, чем наши ЛНМы. И теперь сильная сторона нейросети по сравнению с обычным софтом превратилась в слабость. Чушь проникала в нейросеть, под видом новой информации нейросетью усваивалась. Подрывая и расшатывая выстроенные в ней логические цепочки.

Между тем Валя уже прибегла к тяжелой артиллерии.

— Летели два крокодила, один зеленый, другой на север, — произнесла она с подчеркнуто-серьезным видом, отчего я еле сдерживался, чтобы не заржать, — сколько стоит пьяный ежик, если тени исчезают в полночь?

И снова «Кен» завис, уже не пытаясь ни отвечать, ни хотя бы рассуждать на тему. Несколько секунд прошло, прежде чем он изрек:

— Недостаточно данных для анализа. Указаны не все условия задачи. Дать ответ невозможно.

— Это для вас невозможно, — произнесла девушка с по-прежнему нарочито серьезной миной, — а ответ прост. Зачем мне холодильник, если я не курю?

— Это был следующий вопрос?.. — киборг проговорил каким-то нехарактерным для себя, неуверенным голосом. — Или ответ на предыдущий?

— Одно другому не мешает, — важно изрекла Валя, — это и ответ. И вопрос. А вот полная формулировка вопроса… ну, чтоб вы не упрекали, что не все условия задачи приведены. Летят два крокодила, один синий, другой налево. Зачем не холодильник, если я не курю?

Я буквально живьем представлял, как эти бессвязные фразы ядом растекаются по кибернетическому мозгу, разрушая представления о причинно-следственных связях, в него заложенные. И вызывая новое зависание.

— Поскольку крокодилы не имеют крыльев, — еще пытался сопротивляться «Кен», — полет их возможен при гравитации, близкой к нулевой. То есть, дело должно происходить в невесомости. Например, на околоземной орбите.

— А вот и нет! — воскликнула Валя, перебивая его. — Вы что, ни на один вопрос ответить не в состоянии? Даже на такой элементарный? Летят два крокодила один красный другой синий, Так, сколько лет лысому ежику, если Буратино засверлился три года назад?

— Непонятен… смысл… условий… задачи, — киборг теперь говорил как робот в старых фантастических фильмах: медленно, сбивчиво и как будто с трудом, — но лысому ежику восемнадцать лет, потому что его обрили в рамках призыва на военную службу.

— Ага, щас! — как сквозь зубы процедила Валя. — Я же не говорила, что это тот же самый ежик, что и в первом вопросе. А у этого иголки сами выпали… от радиации. И еще вопрос. Стоит четырехэтажный дом, в каждом этаже по восьми окон, на крыше — два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по два квартиранта. А теперь скажите, в каком году умерла у швейцара его бабушка?

Киборг дернул головой как боксер, получивший удар в челюсть. Затем произнес:

— Не понимаю… смысла… этих… вопросов. Позвольте… встречный вопрос. Зачем вы спрашиваете, если сами знаете ответ?

— О, и на этот вопрос я легко отвечу, — расплылась Валя в улыбке, — а ответ прост… вот и он. Все дело в том, что для всех будет лучше, если вы, уважаемый, перейдете… в спящий режим. Для этой вашей исследовательской программы — прежде всего.

И замолчала, выжидающе уставившись на «Кена». Ждал и я, понимая, как рискует девушка, ведь этот ход ее мог и не сработать. А вопрос уже стоял «пан или пропал».

Потянулись секунды, которые хотелось в нетерпении подогнать. Молчали мы; молчал и киборг, явно что-то решая. А потом, наконец, глаза «Кена» закрылись, осточертевшая улыбка превратилась в бессмысленную гримасу. И киборг осел на пол, растянувшись… ноги выставив прямо в проем.

В проем, оставленный открытым. И теперь открывавший нам путь к свободе.