Красное солнце сгорает дотла (гет)

Примечания:

Ох ребятки мне ТАК СТЫДНО аааа D:

Меня не было так долго, но у меня есть оправдание — я правда была завалена со всех сторон! Выкроилась свободная минутка (а вернее минутка, когда я просто не хочу делать ничего, что связано с учёбой — настолько оно мне приелось), и я тут же побежала дописывать эту главу. Вычитку сделала, но пб включена — не исключено, что что-то не заметила.

Надеюсь, глава порадует вас, а следующая выйдет быстрее (у неё хотя бы давно есть черновик)! Очень вас люблю!

— Может, и мне всё-таки пойти?.. — предложил младший из братьев, когда дверь их хатки захлопнулась. Они были внутри, пока ведьма ждала их у леса. Джордж был готов сейчас же взять самое необходимое и двинуться вместе с братом на поиски волшебного цветка, но….

— Нет, Джорджи, — улыбнулся Фред. — Зачем так рисковать? А за домом кто смотреть будет? Уж лучше так: я — там, ты — здесь. Каждый на своём месте.

…конечно, его близнец был твердолоб.

— Оставляешь меня, как бабу на хозяйстве, — поджал губы Джордж. Его, похоже, больше всех пугало это расставание. Что-то неспокойное, тревожное зарождалось внутри. И это даже немного пугало. — И вообще, твоё место здесь, Фредди!

— Ой ли… — задумчиво протянул вдруг тот, отчего брат его воззрился на него с нескрываемым изумлением. — Не в том суть, братец. Не в том суть…

Джордж был готов поспорить.

Но Фред вышел за порог, едва обняв брата на прощание. Почти ничего не сказал, остерегаясь новой ссоры и, может (если только совсем немного), что уйти будет тяжелее, задержись он дольше. Лишь, как всегда, подарил эту косую улыбку. (Этим и кормись, братец. Питай своих демонов страха.) И пропал среди деревьев.

Джордж дольше, чем было бы нужно, смотрел им вслед. А потом, поймав себя на этом, отступил к двери, не оборачиваясь, вошёл в хатку и заперся. Обернулся. Обернувшись, оглянулся. Впервые в родном доме было так тихо… и пусто. Это их расставание сильно отличалась от обычных. Наверное, разница была в томящем страхе.

Так и начались долгие дни (или недели? — Джордж перестал считать время в какое-то мгновение) одиночества юноши.

Джордж сильно скучал по брату. Ещё никогда похлёбка не казалась такой безвкусной, вечера — скучными, а одиночество таким звенящим. Джордж с верной тоской ожидал возвращения близнеца и даже совсем немного завидовал и ему, и его спутнице. Они, по крайне мере, были вместе. И как бы, возможно, он ни сомневался в ведьме (всё же опасений в нём было куда больше, чем в родном брате, хотя бы потому, что Джордж так и не понял, по какой причине Фред решил пойти), отчего-то её история об отце вызвала у него искреннее сопереживание. Но он ни в коем случае не переставал переживать за Фреда.

Первую долгожданную весточку Джордж получил от него уже на следующий день от их разлуки. Юноша даже не успел толком соскучиться и подивиться умному ворону, вежливо постукивавшему в раскрытое окно. За недолгим изумлением последовала волна испуга и паники — на пухлой молодой ветке, которую Джордж нетерпеливо вертел в руках, было ясно высечено слово «опасность».

По крайней мере, одно было ясно как день. Треугольник с солнечным кругом по центру мог вырезать только один человек из ныне живущих. Предупреждение было от Фреда. Но какая опасность? Откуда? В порядке ли Фред? Ничего из этого близнец не удосужился донести. Предупредив, не постарался уважить беспокойства Джорджа, как делал обычно. Сплошные загадки… Джордж решил дождаться ещё одного, хотя бы крохотного, посланьица. Не мог же Фред в самом деле оставить его в неведении…

Но та молодая ветка была последним, что младший брат получил от старшего. Ворон больше не прилетал. Не было солнц в треугольниках. Только «опасность» и Джордж — один на один в глухой чаще.

Вскоре ему стало понятно, в чём дело. Джордж выходил на охоту вместо Фреда. Перерезанные верёвки и раздавленные ловушки говорили вполне себе красноречивей прочих слов. Наверняка Фред обнаружил то же самое. Какой человек занимался этим и с какой целью — стало новой загадкой. Очевидным было теперь одно: кто-то помышлял в их лесу с недобрыми намерениями — вот, в чём обстояла «опасность». Теперь угрожавшая ещё и младшему близнецу.

Джордж стал остерегаться каждого шороха, прислушивался к всякому вздоху дерева, хрусту ветки, шагам. Он старался найти следы тех, кто бесчинствовал в их лесу, и, как правило, находил. Только следы были незнакомые и странные — в земле и грязи были не отпечатки ботинок или ног, а будто огромных копыт с человеческую стопу. Но это было уже что-то. Лесник ухватился за эти необыкновенные отпечатки, как за последний шанс понять, что происходит. Но каждый раз он приходил в тупик: следы то обрывались на пустом месте, то мешались с чужими. Досада от очередных неудач кипела в Джордже, забывался страх.

А потом несколько дней лили дожди. Настолько могучие, что леснику почти не представлялось возможности выйти наружу. Такое подвешенное состояние ожидания, что кто-то вот-вот нападёт на незащищённый дом из тёмной чащи, нервировало его лишь сильнее. Джордж не мог заниматься мелкой работой — всё валилось из дрожащих рук. В эти дни ему оставалось лишь думать. Мысли тяготили ещё больше.

В итоге Джордж захворал: кашель с хрипом вырывался из его свинцового горла, недомогание доконало его в конец — несколько дней лесник пролежал на перине в лихорадке, пересиливая себя, чтобы принять кое-какие настойки.

Как только дожди стали стихать, он наконец покинул родную обитель, осточертевшую ему за последнюю неделю. Шатался по лесу, дыша горячо от возобновившегося жара и блестя голубыми глазами безумно, как дикий загнанный зверь в поисках угрозы. Пока солнце не село, сверкнув угасающими лучами сквозь изумрудную листву. И ни людей, ни владельца отпечатков копыт, ни следов посторонних Джордж так и не нашёл. И поломанных ловушек тоже больше не обнаружил. Как и дичи в них.

В лесу стало очень тихо — молчали звери, молчали птицы, сохраняли тишину и недвижимые деревья. Воздух словно замер, и лесник мог слышать биение распалённого в страхах сердца в собственной груди в этой давящей и нескончаемой тишине.

Добираясь домой на негнущихся ногах, почти в беспамятстве, Джордж снова думал о том, не попал ли Фред в передрягу ещё большую, чем задумывалось. Как у него получалось по обыкновению.

Положение его, больного и обезумевшего от тоски и страха, спасла внезапно нагрянувшая Луна. Она всегда приходила к ним раз в две недели за любыми интересными вещицами. Близнецы удобно сбагривали всякую найденную в лесу безделушку и бесхозную вещь в её белоснежные ручки. Порой даже выручая за это кое-какую сумму.

Он, распластанный в горячке на мокрой пуховой кровати, даже не совсем понял, что кто-то вошёл в его хату без предупреждения. (Предупреждение, конечно, было, да и не один раз, вот только Джордж ничего не особо слышал на тот момент, не особо видел, не особо чувствовал… всё у него работало не особо.) Лесник понял, кто и почему шнырял по его дому, только тогда, когда жар начал спадать. Луна, ни о чём не распространяясь, отпаивала его какой-то неведомой настойкой (какой точно не было в арсенале близнецов ранее).

Ему стало лучше спустя уже пару дней. Жар спал, силы постепенно восстанавливались. И гнетущего чувство одиночества и страха было порядком меньше. С тех пор Луна стала появляться в их с братом доме чаще, чем раньше. Может, ей было жаль Джорджа, может, ей тоже было одиноко… Ему не была важна причина. Было достаточно того, что теперь не нужно было сидеть днями и ночами в пустой хате и постоянно думать о том, жив ли Фред. Теперь, по крайней мере, Джордж был не один. Луна очень хорошо умела усмирять его мрачные, грузные мысли.

Спустя ещё неделю, уже выздоровев окончательно стараниями барышни, Джордж решил отправиться в город. Вестей от брата не было — в людях он надеялся, к счастью или к несчастью, узнать хоть крупицы информации. Может, видели его где в лесу?.. Или выходил он к людям?..

Джордж направился туда, где мог услышать хоть какие-то новости: харчевни, кабаки, пабы — любые скопления пьяных людей, любящих мелить языками.

Галдящая и возбуждённая толпа зевак, плотно обступившая доску с розыском, привлекла его внимание. Джордж почувствовал небольшой укол тревоги под ребром (может, это был чужой локоть?) и подумал, что, наверное, не будет лишним узнать причину аншлага, взглянув хотя бы глазком… (Всё же в забегаловках он не узнал ничего, что было бы действительно ценно для него.)

Джордж с трудом протиснулся меж чужих боков, подталкиваемый в хребет и живот отовсюду (не падая лишь потому, что люди стояли слишком плотно друг к другу). Оступившись, чуть не тюкнулся носом в чужую сальную головёшку (всё же рост у него и брата был выдающийся), но таки добрался до того места, где мог разглядеть хотя бы кусок картинки. Джордж бегло осмотрел чужие лица; их было всего пять. Тех трёх мужчин, что висели поближе к нему, он не признал. Один был с уродливыми шрамами поперёк хмурого лица, другой с кудрявыми жирными волосами и глазами, как у дикого волка (а Джордж не понаслышке знал такой взгляд), а третий и вовсе с двумя выступающими, словно у мыши, зубами на перекошенной мясистой морде. Нет, их Джордж никогда не видел. Но, быть может, именно о них предупреждал его Фред. Они вполне походили на разбойников.

С этими мыслями Джордж перевёл взгляд дальше — очертил глазами кудрявую гриву волос, окружающую свирепую девичью (девичью ли?..) физиономию, перешёл на следующего человека… а потом замер на горящих глазах, пламенном венце, перекошенном злобой лице и… этого оказалось вполне достаточно.

Даже за этим нечеловеческим выражением, даже за этой уродливой гневной гримасой… Джордж узнал его.

— Брат… — то ли шепнул тот, то ли крикнул — в любом случае, голос вдруг сел, и фраза застряла в дрожащей груди.

Гвалт чужих голосов, окружавших его, обрушился на него неожиданно громко — Джордж испугался всей душой, будто глухой всю жизнь вдруг смог слышать. Он дёрнулся всем телом — толпу повело следом за ним, но ему было плевать. Лесник дёрнулся снова, снова и снова, словно обезумевший конь, влекущий за собой тяжёлую телегу — люди, стоящие бок к боку, наклонялись вслед за ним, негодующие от внезапно резких и дёрганых движений со стороны. Надвинув капюшон на самые глаза (хватаясь за него, как утопающий за протянутую руку), Джордж карабкался и рвался на свободу — подальше от доски, будто прямо сейчас его заметят и повалят на грязную землю, а потом… предадут огню. Эта мысль жаром огрела его затылок, пришпорила страх — и Джордж, наконец-то, оказался вне толкавшейся своры людей.

Он споткнулся, погрязнув коленом в грязи, но поднялся в тот же миг и, не отряхиваясь, рванул к городским воротам.

Голова его, переполненная ужасом и переживанием, мыслями о брате и том, что только что было увидено, горела и соображала с трудом — такой поток несвязных дум переполнял её! Джордж насилу мог сообразить, что нужно делать. Побыстрее сбежать из города и прятаться в хате! Или уйти куда-то! Но куда?! Соседи не возьмут на себя риск прятать его, а бежать-то больше и некуда — у них с братом не было семьи. Конечно, нужно хватать всё необходимое и убираться подальше. Вновь — куда? К брату, конечно!

Мысль сменяла одна другую, Джордж уже выстраивал свой дальнейший план, не особо задумываясь из-за паники о том, что делает сейчас. Он бежал по главной дороге, не разбираясь, кто его и как видит, хоть и в капюшоне, но бегущего во весь опор, будто от стражи. Вскоре, когда всё больше людей стали оборачиваться в его сторону, до лесника всё же дошло. Кто-то из прохожих огрел его таким осуждающим и подозрительным взглядом, что он вдруг встал, как вкопанный, неожиданно даже для себя.

Смутившись своей глупой легкомысленности (бежать как угорелый на глазах у всех?!), он опустил голову пониже, ощущая, как сердце бешено рвётся наружу, а горло сжимает страх. Спустя несколько мгновений Джордж, метнув взгляд по сторонам — на него смотрело всё меньше людей, понявших, что преследования нет, и потерявших интерес — и юркнул во тьму переулка. Стало с одной стороны однозначно лучше — здесь его видели куда меньше людей. Но с другой — теснота пространства вынуждала его нос к носу столкнуться с любым, кто надумает ходить, как и он, закоулками.

Тяжело дыша, Джордж двинулся вдоль стены, чуть не валясь с ног, и на одной силе мысли сдерживался от того, чтобы опереться о скользкий от нечистот камень. На пути ему встречались люди — в основном, пьяницы, пытавшиеся слепо углядеть лицо под капюшоном, дышащие перегаром, словно дракон — жаром. Только они не представляли ему угрозы — слипшиеся в корке глаза от непрекращающихся попоек и затуманенный пивом разум не позволяли этим прохожим запомнить его фигуру или хоть что-то сообразить. Сначала он столкнулся с одним человеком, попытавшимся ухватиться за его плащ, потом какая-то барышня предложила ему затесаться меж пыльных грязных ящиков за деньги, за ней неизвестного вывернуло наизнанку желчью ему под ноги — Джорджа чуть было не хватил удар.

И всё равно, ощутив, что теперь на него не косятся с подозрением, он вернулся к мыслям о побеге к брату. Как Фред? Что делает? Знает ли, что его ищут? Где скрывается? Где его искать?! Куда они с ведьмой пошли?! И следов ведь, поди, нет нигде — омыло дождём, затоптали звери и редкие путники! Ладно, он знает сторону, в которую они направились, догадывается, как мыслит его близнец и, соответственно, как тот привык передвигаться в лесу…

Да, Джордж, по крайней мере, знает, где начать. Но сперва нужно оставить послание Луне. Не заходить к ней (это опасно!), но как-то предупредить… Нужно обязательно сказать ей, что Фреда и, по совместительству, его идентичного брата ищут и что ему, Джорджу, нужно уходить. Да, сейчас это — главное. Сказать Луне…

Кто-то ухватил его за плечо и дёрнул с такой силой, что лесник от боли зубами заскрипел. В лицо ему, когда он поднял глаза, злобно всматривался неизвестный.

Помимо неприятной самой по себе морды, Джордж увидал огромной величины ожог, выступающий из-под рубахи и охватывающий большую часть головы. Глаза незнакомца горели бешенством и торжеством (и затаилось в них что-то, похожее на остережение), а улыбка с гнилыми зубами превращала лицо в подобие ужасной гримасы. Джордж с трудом сглотнул, понимая, что ноги отказываются нести его дальше, а тело не может и двинуться.

— А вот и ты… — прошипел мужчина, продолжая сжимать чужое плечо.

Джорджа отвели в мрачное и прогнившее место, именуемое тюрьмой. Содрали все пожитки: сумку, плащ, башмаки, бутыль — оставив при нём лишь одежду (что было брать с оборванного тряпья?) и бросили в темницу, куда даже солнце не светило. Было темно, сыро и страшно (кажется, последнее чувство за прошедшее время Джордж ощущал чаще всего, но оно так и не стало привычным). Склизкие камни под ногами морозили голые стопы, среди гулкой тишины из тёмных углов слышался то ли скрип, то ли шуршание, воспаляя воображение ещё пуще. Тогда до лесника наконец дошло, что происходило — его спутали с братом и собирались сжечь на костре вместо него.

Джордж упал там, где стоял, потеряв разом все силы и забыв, как дышать. Вдохи вырывались из его груди рвано, закружилась голова, возможно, потемнело в глазах — было сложно сказать, потому что и без того было не видно ни зги. Слёзы горячо катились по его холодным бледным щекам.

Он не был готов мириться с судьбой. Но просто не знал, что нужно делать… что он мог сделать. В округе не было ни единой души, готовой помочь ему. У него не было ничего, что помогло бы спастись… А что вообще могло бы этим быть?..

Что наступила ночь, Джордж понял по чужому храпу — рыцари спали на рабочем месте под мучительные стоны людей за решётками. Сам лесник так и лежал на полу ни жив ни мёртв. Смотрел во тьму и опять, как в невыносимые дни дождей в лесу, думал. Мысли отягощали его рассудок, уже слабо осознающий холод в ногах и спине и щипание на лице после слёз. Чувствующий только усталость. Сознание всё угасало.

Он думал о Фреде и о том, что, наверное, на время его брат будет в безопасности — вместо него ведь погибнет Джордж. На время, пока старший близнец вновь не найдёт приключений на свою дурную голову. Но Джорджу бы хотелось, чтобы он позабыл о своих сумасшедших затеях. Махнул рукой на приключения, на людей и на ту ведьму. Вернулся бы домой. Или в город. Джордж бы хоть в последний раз его увидел. Одному погибать — страшно… Хотя нет, не нужно. Тогда Фред точно будет в опасности, и его тоже убьют, когда поймают.

И всё же… хотелось Джорджу, чтобы брат вернулся домой. Пусть и не к нему, но просто — домой.

А ещё хотелось бы в последний разок взглянуть на их хатку, на озеро у холмов… на Луну. И, если бы только было можно, если бы только было у него это последнее желание перед Миром… объясниться. Не самому — то хотя бы письмом. Хотя писал Джордж, конечно, скверно — и строчки у него убегали, и слова всегда были с ошибками…

И всё же умирать — страшно. Ждать смерти, зная, что она придёт — ещё хуже.

— Ты Фред?

Джордж вдруг улыбнулся. Хотел было посмеяться — да смех застрял в пересушенном горле. Безумие накрыло его окоченевшее тело с головы до пят — он слышал голоса там, где их быть не могло.

— Ты ведь Фред.

Джордж с трудом поднял глаза и нахмурился, чуть не ослепнув от внезапного света. На миг (лишь на миг, потому что дольше не мог — слишком устал) он почувствовал раздражение — если бы он был Фредом, то его, Джорджа, тут бы не было, а, значит, Фред, его дорогой брат, погиб бы… Чего Джорджу, по-настоящему распластавшемуся на морозном даже для лета полу тюрьмы, не хотелось бы.

Опустив глаза ниже, чем полыхал факел, лесник, не желая снова глазеть в темноту, зацепился за сверкающую в полутьме рукоятку. Серебряная извивающаяся вокруг неё змея глазела на него в ответ изумрудным огнём.

«Странно, — подумал Джордж, — она совсем не двигается…»

— Если хочешь жить, Фред, — донеслось раздражённо и нетерпеливо, — поднимай задницу с пола и следуй за мной!

Шёпот был похож на змеиное шипение, и Джордж дёрнулся прочь из последних сил, остерегаясь инстинктивно. Вновь подняв глаза, когда факел двинулся в сторону скважины замка, он встретился с двумя голубыми льдинами.

Ты не умрёшь сегодня — уверяли они.

И Джордж задумчиво разглядывая кинжал со змеёй на ремне спасителя.