Новая Кровь (джен)

Драко сидел на своей кровати, не желая вылезать из-под одеяла туда, где над ним вновь будут смеяться. Воспоминания о прошлом дне были слишком свежи, мальчику казалось, что смех студентов, тыкающих в него пальцами, до сих пор звенит в ушах. Это было ужасно, отвратительно, чертовски омерзительно! Никогда Драко еще не испытывал такого унижения, ему было страшно даже выходить в гостиную Слизерина, в которой точно найдется парочка студентов, которые не преминут вспомнить произошедшее. От волнения у мальчика сводило живот, а ведь выбираться все равно придется — у него нет уважительной причины, по которой он мог бы отсутствовать на занятиях.

— Драко, — мрачным голосом позвал сокурсника Теодор, уже полностью собравшийся и готовый к новому учебному дню, — уже пора идти.

Нотта бесило то, что виновник всего этого безобразия, лично противный ему, вновь ушел безнаказанным, хотя в школе каждый знал, кто именно организовал подобную шутку над наследником Малфой. Вот только проблема была в том, что доказать это никак не удавалось, так как даже на проверку палочка равенкловца оказалась чиста от заклинаний, которые могли бы устроить нечто подобное, а свидетелей творимой Эвансом магии не было. И Драко, тогда опозоренный перед всеми, не выдержал давления толпы, потому, разрыдавшись, попросту сбежал в спальню и не выходил оттуда до сих пор. Вообще, Теодора особо не волновало состояние Драко, которого он презирал и даже в каком-то смысле ненавидел. Нотт на самом деле ненавидел очень многое. Он ненавидел овсянку по утрам, он ненавидел причитания Паркинсон и нытье Малфоя, он ненавидел своего до тошноты любящего отца и безумную, обрекшую Тео на мучения лишь одним своим существованием, мать. О, и Эванса он тоже ненавидел и, если бы у него была возможность безнаказанно уничтожить мальчишку, он бы ею незамедлительно воспользовался. Но, к сожалению, влияние Ноттов не столь велико для того, чтобы замять нечто столь масштабное, что, несомненно, организовал бы слизеринец.

Вновь обратив внимание на трясущуюся от страха тень, которой являлся Драко Малфой, Теодор снова почувствовал прилив омерзения, когда он понял, что это разгребать придется ему. А ведь какое громкое имя у этого слабовольного мальчишки — Малфой! Наследник древнейшего и благороднейшего рода, сын человека, занимающего второе место по влиятельности в стране. А сам на деле всего лишь пустышка, маменькин сынок. А ведь если бы у Нотта была подобная сила за спиной, он бы смог делать, что пожелал бы! И никакой Эванс бы…

Вздрогнув всем телом, слизеринец не смог, не захотел давить сумасшедшую ухмылку, которая кривой линией пересекала его лицо. Она превращала детские черты в уродливую маску, тем самым на мгновение отражая то, что Александр Нотт предпочел скрыть, как и многие другие до него.

Безумие ребенка, который унаследовал зависимость от болезненного наслаждения, приносимого страданием других.

— Драко, — тихим и мягким голосом позвал своего сокурсника мальчик, сменив пугающую гримасу на безмятежно улыбающуюся подделку, а блондин на кровати испугано замер, — он заплатит, слышишь? Теперь настал твой ход… и ты не можешь не ответить достойно.

* * *

Том Риддл с усмешкой вспомнил, как с наследника Малфоев слетела вся одежда во время завершающей части прощания с Люциусом. Момент, который был идеально подобран, благодаря чему мальчишка прочувствовал, что же значит на самом деле смех толпы над тобой. Как оказалось после, Колдуэлл и другие учителя остерегались, что нечто подобное случится, за что получили от лорда Малфоя, но те надеялись на отсутствующее благоразумие организатора шутки, которого знают все, но чью вину доказать никак не могут. Том знал, что у Гарри Эванса и Драко Малфоя были какие-то свои трения, которые, как оказалось, постепенно перешли в игру «кто ударит больней». И, судя по всему, благодаря этой выходке, Эванс лидирует с большим отрывом. Вот только Риддл знал, что вряд ли надолго. Люди такого склада характера, как сын Люциуса, никогда не прощают подобного и, что более печально, не очень адекватно оценивают степень сообразности наказания с чьим-то проступком. Потому… Темный Лорд бы не сильно удивился, увидь он во втором полугодии сломленную пустую игрушку, которая когда-то была излишне самоуверенным равенкловцем, что не умел выбирать себе противников.

* * *

Гарри был собою в крайней степени доволен. Шутка прошла так, как надо, его противник просто размазан по игровому полю и нескоро соберет себя в кулак, так что негласно победителем в этом маленьком соревновании стал именно Эванс. При вспоминании о краснеющем лице Драко, о его потерянном и, одновременно с этим, испуганном взгляде, о медленно наворачивающихся слезах… Гарри передернул плечами, чтобы сбить сладкую дрожь, пробежавшуюся по спине. Что может быть лучше, нежели абсолютная победа? Пожалуй, только счастье матери.

Сейчас будет завтрак, уже половина студентов стянулась к Большому Залу, а остальная пытается доспать еще хотя бы несколько минут или медленно бредет по коридорам, как и равенкловец.

А Люциус Малфой не сделал ему ничего. Гарри знал, что такой человек мог бы запросто безнаказанно сотворить прямо на месте что угодно, и ему бы ничего не было. Но, по видимому, тот не считал нужным вступаться за сына в таком случае. Хотя Эванс не мог не заметить тот полный презрения и предупреждения взгляд, который был направлен на него после того, как лорд Малфой лично проверил его палочку. Откуда же Люциусу было знать, что заклинание было сотворено с помощью палочки Падмы Патил, которая стояла тогда прямо перед ним, заманчиво положив палочку в карман мантии, откуда та и выглядывала, буквально прося ее использовать. Вытащить ее незаметно было делом простым, ведь все были отвлечены, а Гарри имел определенный опыт в карманной краже в виду определенных причин.

Но, как бы то ни было, вина Эванса недоказуема. А на нет и суда нет.

На секунду зажмурившись от резко контрастирующего с полутьмой коридоров ярким Большим Залом, Гарри вошел внутрь и удивленно замер. Буквально у входа стоял тот, кто, по ожиданиям равенкловца, должен был сегодня остаться в кровати зализывать раны собственной гордости и самолюбия, а сейчас… сейчас прямо перед ним стоял спокойный внешне Драко, и только Эванс, похоже, заметил странную тень злорадной улыбки на лице мальчика, когда тот обратил внимание на Гарри, к тому же, казавшийся невозмутимым, Малфой буквально излучал какое-то… предвкушение, то, что ощущал сам равенкловец, когда старательно планировал очередную пакость блондину и его припевалам. Ощущение терпеливого ожидания, когда даже будоражащее сознание возбуждение от опасности отступает на задний план, оставляя лишь чистую и незамутненную ясность мысли и расслабленную негу абсолютного спокойствия. Так Эванс себя чувствовал, когда какой-то его непростой план постепенно выполнялся точно по расписанию, приводя к желаемому результату без единой осечки.

И это, идущее от недавно только ревущего и трясущегося от стыда Малфоя, настораживало. Ничего хорошего это для Гарри точно не значит.

Настороженно наблюдая за окружением из-под челки, мальчик медленно поплелся к столу своего факультета, мысленно настраивая себя на крайнюю степень подозрительности. Вспомнить только тот парализующий порошок, кинутый ему прямо в лицо, как Эванса пробирала дрожь невнятного, но очень неприятного чувства, которое заставляло его поджимать живот и напрягать пальцы. И равенкловец искренне надеялся, что это не страх.

Не мог же Драко так быстро прийти в себя после такого сокрушительного провала? Или Гарри что-то не учел и не принял в расчет?

* * *

Астрономия — предмет потенциально интересный, но очень уж он завален мутной теорией, которую выучить довольно сложно из-за большого количества специальной терминологии. К тому же, этот урок больше ориентирован на зубрежку, нежели на запоминание информации через практику, каким образом, к примеру, обучает детей на Трансфигурации МакГонагалл, чей предмет также отличается сложностью теоретической составляющей.

Тем не менее, несмотря на то, что Гарри направлялся на урок Астрономии, мысли его были заняты вовсе не попытками вспомнить координаты той или иной звезды в созвездии Змееносца. Почему-то Малфой не предпринял каких-либо более очевидных для него шагов, оставаясь в тени. Конечно, Эванс признавал, что изменчивость поведения и нестандартное мышление может быть у каждого, но вот схематичность поведения также у всех имеется, так что Драко, исходя из его предыдущих ответов на шутки, в основном предпочитал вредительствовать зельями или порошками с интересными и не очень эффектами. И если Малфой хочет, чтобы его репутация не упала окончательно ниже плинтуса, ему необходимо в ближайшие сроки организовать «наказание» для зарвавшегося полукровки, что выглядело бы показательно для других студентов, так что Гарри не сильно бы удивился, если бы он, допустим, внезапно упал в обморок прямо за завтраком или что-то наподобие. А двухдневное затишье… нервировало.

А еще напрягал Нотт. Теодор в принципе не казался Эвансу нормальным в том плане, в каком понимается это слово обычными людьми. Что-то звериное и жестокое проскальзывало в поступках и словах мальчика, что не очень нравилось Гарри. И то, что Нотт достаточно близко общается с Драко для того, чтобы носить в глазах общественности звание «друг», также не добавляет уверенности в том, что Эванса поджидает.

* * *

С трудом разлепив глаза, Гарри попытался осмотреться, но голова у него кружилась неимоверно, из-за чего мальчик даже не мог понять: в вертикальном он или горизонтальном положении. В ушах мальчика что-то без перерыва звенело или же пищало — понять сложно было, но также он уловил рядом с собой какой-то тихий гул, будто небольшая группа людей что-то в полголоса обсуждает.

Решив пока не дергаться без надобности, равенкловец прекратил попытки открыть глаза или каким-то другим образом показывать окружающим его людям, что он в сознании. Гарри чувствовал угрозу, идущую от них, потому он пока не слишком хотел привлекать внимание, а, для начала, осознать, как он вообще попал в такую ситуацию.

Пытаясь хоть как-то привести в порядок мысли и подступающую панику, он выкинул из головы на время мысли о виновнике его нынешнего положения и решил восстановить события этого дня. Напряженная мыслительная деятельность с четко поставленной целью помогала отвлечься от плохого самочувствия. Итак… На завтраке ничего необычного не было, ему даже ничего не подмешали в еду, это точно. Зельеварение и История Магии прошли как обычно и без эксцессов. Обед был спокойней некуда. Была небольшая стычка с Панси Паркинсон, но ничем, кроме обидных слов, они не перекидывались. И… был Нотт, который странно чему-то ухмылялся, когда толкнул его плечом на входе в кабинет Астрологии. Ладно, первая странность — игнорирование нагло толкнувшего его Высочество полукровки. В обычном своем настроении Теодор бы обязательно что-нибудь едкое да произнес. Дальше опять уроки, ничем не отличающиеся от обычных. И долгая, изнуряющая домашняя работа и подготовка длиннющего эссе, заданного профессором Чар, затянувшаяся до самого отбоя. А потом…

Гарри не сдержал болезненного стона, ведь его голова будто бы была набита ватой до отказа, мальчику казалось, что его череп взорвется прямо тут и сейчас. Он тут же заткнулся, прикусив губу до крови, чтобы немного отвлечься от головной боли, но было уже поздно — его заметили.

— О, глядите-ка, маленький орленок очнулся, — пропел чей-то нагловатый голос, насмехаясь.

Тут же Эванс почувствовал, как некто с силой дернул его за волосы, заставляя, по видимому, поднять голову, из-за чего все окружающее его пространство завертелось с новой силой, и мальчик ощутил подкатывающую к горлу тошноту. Голова закружилась с новой силой, а распахнутые глаза, силящиеся разглядеть хоть что-то, сильно слезились, потому окружение выглядело размытым, будто Гарри наблюдал за всем через толстый слой матового стекла. Новый болезненный стон слетел с его сжатых губ.

— Больно? — С этими словами его голову еще и потрясли, все также тянув за волосы.

Попробовав снова рассмотреть что-то, Гарри смог, наконец, смахнуть лишнюю влагу с ресниц, и обнаружил, что находится, судя по отсутствию окон в пыльном помещении, в одном из кабинетов в подземельях, что оптимизма никак не внушало. Тут Эванс заприметил стоящие в углу две низенькие по сравнению с теми, что были рядом, фигуры, одна из который сверкала блондинистой, почти белой шевелюрой.

Малфой?

Тут голова Гарри резко дернулась в сторону, запоздало Эванс почувствовал боль от удара, очевидно, кулаком. Скула немедленно начала гореть и саднить.

— Эй, не молчи, мальчишка! — Усмехнувшись, сказал уже другой голос.

Равенкловец ожидал, конечно, от Драко мести, но вовсе не мог предположить, что блондин решиться на… такое.

— И… — с трудом выплевывая комки звуков, складывающиеся в слова, поинтересовался Гарри, — что ты мне предлагаешь… говорить? — не смог удержать издевательской ухмылки по окончанию фразы мальчик. Избиение — не так страшно, считал он.

За этим последовала череда ударов, от которых, непонятно почему — видимо, магии и тут нашли применение — он не терял сознание. В лицо, в живот, в грудь, снова в лицо. Эти удары не должны были нанести серьезные увечья, но должны были принести боль. И вдруг, вместо завершающего удара в челюсть, чья-то твердая рука крепко схватила Гарри за подбородок, заставляя смотреть в горящие странным безумным огоньком глаза.

— Тебе, я посмотрю, смешно, да, смазливый мальчик?

Драко же, наблюдающий эту сцену с наносным безразличием, скрывавшим излишнюю нервозность и неуверенность в его решении, с тревогой отметил, что Гарри Эванса отвязали от жесткого стула и бросили на пол, наступая со всей силы на предплечье, будто бы стремясь растереть в порошок хрупкие кости.

И тогда послышался первый вскрик, заглушивший противный и оглушающий хруст ломающихся костей.

Гарри с коротким смешком сплюнул накопившуюся кровавую слюну изо рта и приподнял голову, смотря точно в глаза высокому парню из, очевидно, Слизерина. Тот, недовольно цыкнув, наступил выпачканной в пыли туфлей мальчику на голову, давя каблуком на висок, будто бы втирая лицо равенкловца в каменный пол. Эванс не особо переживал по поводу сломанной руки — такие переломы мисс Хартбриф в два счета поправляла игрокам в квиддич, так что и ему поможет. Правда… идущее от издевающейся над ним тройки, возможно, семикурсников сумасшедшее веселье и странное, непонятное предвкушение откровенно пугало и настораживало мальчика.

А Теодор, стоявший рядом с напуганным Драко, лишь довольно ухмылялся, наблюдая за тем, как Эванса сосредоточенно бьют в живот ногами, отчего с губ мальчишки вырваются короткие болезненные вскрики, по видимому, старательно им заглушаемые. Нотт фыркнул, еще больше веселясь от осознания наличия попыток жертвы быть упрямой — Эванс не понимает, что это только еще больше заведет парней, издевающихся над ним. Слизеринец чувствовал, как у него по венам течет раскаленная лава при рассматривании искажавшегося от страданий лица, а позвоночник будто бы оплела огненная лента, дыхание Нотта участилось, а глаза захотелось раскрыть как можно шире под приливом будоражащего возбуждения и воодушевления. Избиение ему казалось… завораживающе прекрасным.

Малфой скосил взгляд на своего соседа по комнате, который, похоже, настолько увлекся происходящим, что даже подался вперед, чтобы рассмотреть сам процесс поближе и, чего уж там, самому участие принять. А вот Драко было не по себе, ему казалось, что что-то идет упорно не так, как должно было бы. Эта затея ему нравилась все меньше и меньше. Изначально он принял эту идею с радостью, он ухватился за нее в надежде в своих же глазах реабилитироваться через унижение и боль Эванса, но… Ему самому сейчас было страшно. Идея Нотта не была такой уж новой и необычной, по крайней мере, избиения особо наглых магглокровок периодически, но случались. Тогда Драко, не смущаясь, схватился за предложение, согласившись, чтобы Теодор обо всем договорился. Но… но…

Он всем своим существом ощущал, что попал в клетку с дикими зверьми.

И до одури страшно наблюдать за тем, как знакомые тебе вполне себе милые люди превращаются в жаждущих крови чудовищ.

Заметив краем глаза что-то странное, Драко очнулся от своих размышлений и, обратив внимание на творящееся перед ним безумие, удивленно расширил свои глаза, понимая, что тут не просто что-то не так, тут начинает идти все совершенно не по плану!

— Стоп! — Крикнул Малфой, тем не менее, не рискуя подходить к старшекурсникам, — мы о таком не договаривались! — Продолжил он, резко махнув рукой и обратив взгляд на руку одного из парней, в которой блестело что-то явно острое, чем, без сомнения, собирались резать.

— А что тебя не устраивает, мелочь? — презрительно хмыкнув, спросил один из них, неприятно ухмыльнувшись, — все именно так, как и планировалось. Все, что угодно, кроме сексуального насилия и непоправимых травм.

— Что? — Драко показалось, что что-то внутри него ухнуло вниз. Он растерянно повернул голову к Теодору, но тот, чему-то довольно улыбаясь, спокойно подпирал стенку. — Нотт? — Прищурив глаза, переспросил блондин.

— Все идет так, как оно должно, — с какой-то ненормально нежной улыбкой ответил Малфою однокурсник.

И в помещении, над которым висит звуконепроницаемый купол, раздался вопль.

Гарри казалось, что его жгут огнем. Места, где эти чертовы ублюдки проводили лезвием, просто горели, будто на рану плеснули кислоты. Создавалось впечатление, что кожа расслаивалась, стоило этим тварям хотя бы поднести нож к его, Гарри, руке ближе. И эти чертовы эмоции, эти чувства… Безумие, веселье, наслаждение и возбуждение. Эвансу казалось, что его мозг напичкали битым стеклом, будто кто-то засунул ему в рот осколочную гранату. Сознание резало сумасшествием мучителей, глаза ослепли от непрекращающейся боли и дикой волны страха, что напала на мальчишку, когда кто-то крепко стиснул ладонями его голову, фиксируя.

— Какие красивые глазки… — полубезумно прошептал парень, склонив свое лицо практически вплотную к лицу Гарри.

Другая пара рук схватила его руки, но насильников было всего трое, потому мальчик, всхлипнув от боли в порезанных конечностях, резким движением дернул ногами, забрыкался, пытаясь освободиться из плена. Чертыхнувшись, парень, что был сзади и держал его за предплечья, опрокинул равенкловца на пол животом вниз и сел тому на спину, заломив руки, в то время как его напарник, державший голову, поудобнее схватив ладонью достаточно сильно отросшие волосы Эванса, сжал их в кулаке и резко дернул вверх, предоставляя товарищу с ножом в руке место для работы.

Драко, упав на колени, расширившимися глазами смотрел, как кончик блестевшего ножа медленно приблизился к глазу Гарри и плавным движением вошел внутрь.

Это был даже не крик или вопль, не всхлип или плачь. Из горла мальчишки вырвался хриплый сип, будто он был удивлен, шокирован и раздавлен. Он, что-то прохрипев, как будто бы не мог и звука издать, дернулся всем телом и, на мгновение застыв, заорал в голос.

И Драко, испуганный, вторил ему своим воплем, полным непонимания и горечи:

— Хватит! Хватит-хватит-хва… — но ему не дали договорить, парень, что держал в руке нож, раздраженно отстранился от своей жертвы и, подойдя к паникующему слизеринцу, схватил того за шиворот.

— Не мешал бы ты, мелочь, — прошипел тот, угрожающе тряхнув рукой с ножом, — или ты хочешь присоединиться к твоему приятелю, которого ты же, позволь заметить, нам и вручил?

— Н-нет…

Рыкнув, старшекурсник отбросил от себя плачущего ребенка, и вернулся к своей жертве.

— Тогда заткнись.

Душа в себе всхлипы и смотря на то, что творилось прямо перед ним, Драко понял, что не может. Не может молчать. Потому он, резко почувствовав прилив сил в ногах, рванул из класса прочь, не обращая внимания ни на что и стараясь не слышать безудержный хохот Теодора, полный неуместного и пугающего веселья.

— Продолжайте, — хищно блеснув глазами, дал отмашку Нотт фыркнувшим что-то недовольно в ответ парням.

И новый крик нарушил тишину.

* * *

Гарри, не понимая, где он находится, дернул рукой, которая мгновенно отозвалась болью во множестве мест, отчего мальчик что-то прошипел, но, вместо более-менее внятных слов, из его рта вышло только хрипение. У него болело абсолютно все, но, при этом, ему казалось, что его сознание было где-то на глубине Черного Озера — настолько оглушительна для него оказалась пустота в собственной голове. Ни одной эмоции, будто он в не тающем льду. И боль, много боли, особенно в глазах.

Внезапно мальчик услышал чей-то полузадушенный вскрик. Кто-то всхлипнул и завизжал. Тут же послышался гомон множества голосов, которые что-то обсуждали, оживленно перекрикивая друг друга.

Эванса будто по голове ударили, он почувствовал… все. Страх, веселье, отчаяние и насмешку, отвращение и пренебрежение — все это, идущее ото всех к нему, душащее его.

И боль, много боли.

— Бедный мальчик, что произошло?!

Но Гарри слышал, воспринимал все иначе.

— О Господи, что здесь делает это отвратительное существо?! — Казалось ему.

Голоса, множество голосов, окружавших его, они шептались, кричали или смеялись над ним.

А еще воспоминания. О, Гарри бы все отдал, лишь бы не помнить. Лишь бы перестать чувствовать. Лишь бы…

Кто-то испуганно вскрикнул, когда обнаружил, что валяющийся на полу изуродованный до неузнаваемости мальчик, все это время пытавшийся привстать, обездвижено упал и больше не двигался.

Примечания:

Как и обещалось, новые главы выходят по воскресеньям. Эта писалась очень тяжело, когда я закрывала Ворд, мне казалось, что меня просто выжали.