Колдовство (гет)

Изабель не хотела отпускать Эрика, а потому ему пришлось вновь останавливать время. Для девушки не прошло и секунды, в то время как мужчина за это мгновение успел принести им различные закуски, фрукты, вино, десерт, свечи и даже букет роз.

Изабель была приятна его забота.

Поэтому она наорала на Эрика без усердия.

Он переоделся в белый халат, лёг рядом с девушкой. Продолжая ворчать, она опустила голову ему на плечо и с нежностью обняла.

— Твой бывший был в курсе, что ты ласковая, как железобетонный столб?

— Во-первых, моего бывшего убил ты.

— Говоришь так, будто это что-то плохое.

— Во-вторых, я просила тебя остаться.

— Я уже здесь.

— Это неважно, — с этими словами она откусила кусочек персика. — Я вообще не хотела, чтобы ты уходил.

Улыбнувшись, Эрик склонился и поцеловал её в губы. Изабель подалась вперёд, отвечая.

— Я найду способ заслужить прощение, Ваше Величество.

— Уж постарайся, — ответила она. — Потому что я ОЧЕНЬ расстроена.

Надувшись, она теснее прижалась к мужчине, закинула на него ногу, небрежным жестом сняла маску с его лица.

— Мне удобнее в ней, — произнёс Эрик.

— А мне больше нравится без неё.

— Малолетняя некрофилка.

— Старый педофил.

Она встретилась с ним взглядом и в который раз его глаза показались ей невыносимо красивыми.

Изабель провела пальцем по тонким губам мужчины, по подбородку, по шее, в то время как он ласково перебирал её кудри.

— Мы прервались, — прошептал Эрик.

Девушка тяжело вздохнула, когда мужчина протянул ей бокал красного вина. Она перевела взгляд на окно. В Берлине до сих пор была ночь, снег медленно падал крупными хлопьями.

Уютно, чёрт бы побрал и Эрика, и Берлин, и всю Германию в целом.

Ей так не хотелось вспоминать.

Но она должна была. Обязана.

Правда за правду.

Да и ей сегодня впервые за месяц хотелось быть честной с ним.

— Её звали Ивонн.

Изабель опустила взгляд. Она вспомнила, как в детстве они с сестрой одновременно смотрелись в зеркало. У обеих большие голубые глаза, непослушные кудряшки, пухлые щёчки, обе маленькие, полноватые, улыбчивые. Обе без пары передних зубов.

В тот день смотрелись в зеркало и решали, кто из них симпатичнее.

— Мы одинаковые, — произнесла Изабель. — Никто нас не отличал. Кроме родителей, конечно же.

Она немного помедлила.

— Ты тоже похож на своего близнеца?

Эрик кивнул.

— У Этьена голубые глаза, но в остальном мы идентичны.

Изабель пригубила вино, перевела взгляд на телевизор. Там по-прежнему шёл чёрно-белый фильм, которого девушка прежде не видела.

Тишина, полумрак, свечи и снегопад за окном. До чего же хорошо.

Изабель успела забыть, что мужчина, позаботившийся о такой приятной обстановке, похитил её.

Забыла, что новогоднюю ночь она провела в объятиях убийцы, сумасшедшего и психопата.

— Сначала мы были идентичными. Абсолютно. Одна и та же одежда, причёски, украшения, одни секреты на двоих, одни и те же игрушки. Нам даже нравились одни и те же мальчики.

Она осушила бокал, поморщившись. Вино было отличным, приятным, сладким, но от воспоминаний его вкус казался нестерпимым.

— И что же вас разлучило?

Изабель на секунду сжала губы.

— Музыкальная школа.

— О...

— Ивонн... у неё ничего не получалось. Она не могла петь, не слышала нот, не попадала в ритм. Она не расстроилась — музыка никогда ей не нравилась. Но как только меня приняли после первого же прослушивания, это вывело её из себя.

Эрик обнял её одной рукой. Девушка прижалась к нему, опустив голову на грудь.

Ей не хотелось рассказывать о том, как однажды, придя домой после занятий, увидела свои разорванные тетради, самое красивое платье было изрезано, а у любимого мишки была оторвана голова. Изабель было обидно до слёз, в то время как Ивонн заявила:

— Раз она лучше меня, у неё должно быть всё самое худшее. И наоборот. Всего поровну.

Родители всыпали ей ремня. Изабель с тех пор жила в своей комнате, которая запиралась на ключ, Ивонн — в своей.

И всё же, Изабель рассказала.

— Ты разозлилась на эту выходку, но не расстроилась.

Она подняла взгляд на мужчину, но он в ответ только мягко улыбнулся.

— Ты всегда злишься, когда тебе страшно, обидно или больно, — Эрик убрал прядь волос ей за ухо. — Даже когда я тебя похитил... Знаешь, если бы ты, mein Herz, изобразила бы беспомощность, расплакалась бы от ужаса, я бы отпустил тебя.

— ...серьёзно?

Мужчина кивнул.

— Я же не чудовище, — он коснулся губами её лба. — Но, к счастью, ты решила воевать со мной.

Изабель провела пальцем по его груди. Эрик продолжил после недолгой паузы.

— Это не значит, что я бы не преследовал тебя и не убил бы каждого, кто посмел бы после выступления подарить тебе цветы.

— Маньяк.

— Ja... этого не отнять, — он хмыкнул. — Итак, Ивонн...

Она посмотрела в потолок, наслаждаясь теплом мужчины, ароматом роз и дыма, его близостью. Ей было до того комфортно и приятно, что она не хотела, чтобы этот момент когда-либо заканчивался.

Особенно ей не хотелось, чтобы он заканчивался этим тяжёлым разговором.

— А что Ивонн? — Изабель закрыла глаза, когда Эрик принялся перебирать её кудри. Ей так понравился этот жест, что будь она кошкой, тут же замурлыкала бы. — Я не разговаривала с ней. Но, когда она что-то спрашивала, я пела каждый раз, чтобы побесить её.

— Жестокое дитя.

— Родители без конца хвалили меня, — продолжила девушка. — Они страшно гордились талантливой дочуркой. Ну а я этим пользовалась. Голосила всякий раз, когда Ивонн хотела подарить им поделку, показать оценки в школе или просто пожаловаться. Внимание родителей моментально переключалось на их звёздочку.

— Ты ужасно мстительна.

— Я любила того мишку, — она нахмурилась. — Его мне подарила бабушка перед смертью.

Игрушку Изабель зашила сама, в процессе исколов себе все пальцы. Нитки из него торчали во все стороны, уродливый шов периодически расходился, но своего единственного друга девочка упрямо не выбрасывала.

Это всё равно однажды сделала Ивонн.

— Это произошло сразу после того, как я впервые вышла на сцену, — произнесла она. — Ещё в школе. У меня была всего одна песня, но восторгов родителей было море.

А потому Ивонн рвала и метала.

— Она портила мою домашнюю работу, пускала обо мне сплетни в школе, из-за чего меня пару раз вызывали к директору, — Изабель закрыла глаза. — Со мной не хотели дружить. Мальчишки из-за гадких слухов пытались меня зажимать в углу.

— Изабель...

— Я не давала себя в обиду, — она пожала плечами. — Кусалась, дралась, одному особо настырному мальчишке сломала нос. Мою репутацию это не улучшило, зато меня больше не трогали. А потом я и вовсе перевелась в другую школу. Без Ивонн.

— Как же ты этого добилась?

— Я же юное дарование. Гений, которого мать таскала по конкурсам, на телевидение, радио, в театры... ко мне прислушивались.

А к Ивонн — нет.

Да и, честно говоря, родителям было не до одинокой девочки, переживавшей сложный период в жизни. Их брак трещал по швам: отец всё чаще терялся в работе, а мать без конца требовала от Изабель бесконечных недостижимых успехов. Как бы Изабель ни старалась, матери этого было мало, и восхищалась талантливой дочерью она только на людях.

А дома отчитывала девочку за ошибки в исполнении, которые скрупулёзно записывала в свой оранжевый блокнот во время каждого выступления.

— Меня трясло перед каждым выходом на сцену, — сказала Изабель. — А на уроках у меня случались истерики в особо сложных местах песен.

— Бедняга, — прошептал мужчина.

— Дома меня никогда не ждало ничего хорошего, — она закрыла глаза. — Отчитывавшая меня мать. Раздражённый отец. И Ивонн. На последней я и срывала свою злость и делала это с энтузиазмом.

Эрик хмыкнул.

— Ну кто бы сомневался. Ты всегда так взаимодействуешь с теми, кого любишь.

— Отстань, — девушка совершенно по-детски надулась. — Она портила мне жизнь, ну а ты лишил меня всего, что я так долго строила.

— Разве я говорил, что мне это не нравится?

Изабель подняла на него взгляд.

— Ты меня бесишь.

— Wie schade, — ответил он. — Потому что я тебя обожаю.

Прима расплылась в улыбке, крепче стиснув мужчину в объятиях.

— Что с ней случилось?

Изабель похолодела от этого вопроса, сжала губы, стиснув халат на груди Эрика.

— А что может случиться с ребёнком, которого душат зависть, одиночество и злоба? — она прерывисто вздохнула. — Ивонн хотела простого внимания. И потому нашла друзей.

Изабель до боли прикусила губу.

— Плохих друзей.

Она закрыла глаза, позволив слезам пролиться, уткнулась в твёрдую грудь Эрика, теснее прижалась к нему. Мужчина не отвергал её, не велел успокоиться, не перебивал — и это было так странно для Изабель, привыкшей преодолевать боль в одиночестве.

Тепло его заботы обжигало.

И, ощутив его, девушка впервые в жизни осознала, как сильно ей всю жизнь не хватало любви.

— В то время я уже ходила чуть ли не на каждый концерт Мадлен Жири, — Изабель дрожала, всхлипывая, в то время как Эрик мягко гладил её по спине, волосам, плечам. — Я пела её арии, подражала ей, мастерила такие же костюмы, как у неё.

Отцу было плевать на увлечённость дочери, он уже почти не посещал её выступления. Мама же подливала масло в огонь. Ей нравились вокальные данные Мадлен, но ещё больше ей нравилось, что она была золотым голосом Франции, знаменитостью, чьё имя гремело как на весть Старый свет, так и на Новый. Она мечтала, чтобы Изабель превзошла её.

И вот, после очередного похода в театр Изабель с матерью вернулись домой. Отец в такой поздний час уснул у телевизора.

А Ивонн нигде не было.

Изабель хорошо помнила ту ночь. Она была слишком маленькой, чтобы понять, что могло произойти с близняшкой. Но ей передалась тревога родителей, девочка слышала за стенкой их нервные шаги, их тщетные звонки в полицию, ругань друг с другом. И, когда никто не пришёл, чтобы успокоить её, объяснить, что происходит, ей становилось только страшнее.

— Она вернулась домой в четыре утра, — произнесла Изабель. — Пьяная. Побитая. И без пары предметов одежды.

Изабель нахмурилась. Сейчас она понимала, что родители должны были сразу же обратиться в полицию, дать показания, и спокойно попросить у Ивонн рассказать, что с ней случилось.

Но этого не произошло. Ивонн ругали, пока она не впала в истерику, и заперли в комнате.

— Мне... так страшно стало, — призналась девушка. — Это же близняшка моя. Моя сестра. И с ней случилось что-то плохое. А маме с папой было плевать.

Эрик мягко обнимал её, не говоря ни слова.

— Я подумала... подумала, что если бы что-то плохое случилось со мной, то они на меня тоже наорали бы, никто бы не помог мне, никто бы не поддержал, — выдохнула она. — И знаешь... в те дни со мной действительно произошло нечто очень плохое.

— Магия?

— Магия.

Это случилось после одного длительного, особенно тяжёлого урока. Изабель зашла в уборную, чтобы умыться, как её тут же скрутило от невыносимого жара в теле.

— Кран расплавился вместе с раковиной, кафель почернел, зеркало стекло на пол раскалённым металлом, — Изабель сжала халат у него на груди. — Я убежала. Схватила куртку, сумку и прыгнула в сугроб. Стало легче.

Сияние быстро пропало и долгое время не появлялось, так что Изабель не стала никому рассказывать о произошедшем. Да и кто бы ей поверил? Уж точно не родители и не учителя.

Единственное, что она могла сделать — быть осторожной и молиться, чтобы тот губительный свет не вернулся.

Но во второй раз Изабель обожгла Ивонн.

Близняшка сначала в ужасе смотрела на неё, едва не плача от ожога, обиды и шока. Изабель подпалила ей руку, прожгла толстый свитер и превратила в пепел её штаны и обувь.

Изабель испугалась больше, чем Ивонн. Она не знала, как это контролировать, не знала, что делать дальше. Сбежать или попробовать усилить эту странную вспышку, чтобы расплавить сестру, как кран и зеркало в уборной?

Но...

— К-как? Ты?! ТЫ?!

Изабель застыла, с подозрением глядя на Ивонн. С годами они утратили своё абсолютное сходство. Ивонн была тощей, с короткой стрижкой, больше похожая на мальчишку, в то время как у Изабель уже были пышные кудри и пышные формы.

В ту же секунду лицо Ивонн исказилось от гнева, она заскрежетала зубами и стиснула кулаки. От ожога ей было больно до слёз, но гораздо тягостнее ей было от осознания этой жуткой несправедливости.

Изабель была талантлива, любима, красива. Да ещё и с магией.

— Будь моя воля, — прохрипела девушка, повторяя свои же слова из давно ушедшей юности. — Я бы от всего отказалась.

Эрик мягко поцеловал её в лоб. Изабель закрыла глаза, смутно подозревая, что он — её единственная награда за все годы мучений.

Он — её печаль, её мучения, её злоба и все её страхи. Но в то же время он — её покой, её радость, её страсть, её защита.

Она задрожала от охвативших её эмоций. Эрик нашёл губами её губы, прильнул к ним, стискивая приму в крепких объятиях.

Изабель стало лучше от его ласки. По крайней мере, у неё не возникло желания капризничать, ругаться и наорать на мужчину за его допрос.

Ей впервые не хотелось кричать когда было больно.

— Что было потом? — шепнул он.

Изабель прерывисто вздохнула, проведя холодными ладонями по пылающему лицу.

— Не знаю, — она вздохнула, всхлипывая. — Ивонн окончательно закрылась. За пару месяцев до... до смерти она перестала ходить в школу.

Родители не знали об этом, а учителя не считали нужным сообщать. Ивонн была проблемным подростком, и потому её маленькая жизнь мало кого беспокоила.

Уже после похорон Ивонн следователи передали Изабель дневник Ивонн и просили её объяснить, что означали её "зашифрованные записи".

Но никакого шифра не было, а слова означали ровно то, что и было написано. Ивонн хотела обладать магией, как и Изабель, быть может, хотела стать даже могущественнее, талантливее, любимее.

Хотела, чтобы близняшка была в её тени. Чтобы Изабель узнала, каково это — быть никем.

— Когда я прочла это, — Изабель утёрла слёзы, которые без конца лились по щекам. — Мне так плохо стало. Хуже, чем в день похорон.

Девушка сжалась в клубок, погружаясь в своё самое мучительное, самое тягостное воспоминание.

Ивонн в гробу.

Белое платье, белые лилии, белый снег за стенами собора.

И только кожа Ивонн не была белой. Она была красно-чёрной.

Судмедэксперт сказал, что такое возникает при многочисленных ударах, переохлаждении.

И когда голову жертвы насильно долго держат в ледяной воде.

Изабель трясло, её всхлипы давно превратились в вой, крик, болезненные спазмы. Давняя боль рвалась наружу, душила, разрывала на части сердце, вновь ранила.

Прежде Изабель не плакала по сестре. Родители этого не позволяли — они боялись, что дочь выйдет на сцену с опухшим лицом и красными глазами.

Эрик не останавливал её, не успокаивал, просто обнимал, гладил по волосам, плечам. Он был рядом — такой сильный, надёжный и не требовавший от Изабель быть идеальной.

И потому сейчас девушка впервые в жизни позволила себе оплакать некогда дорогого человека.

Она ненавидела Ивонн за её выходки, она желала, чтобы сестра исчезла из её жизни, она огрызалась с ней и радовалась, когда родители пренебрегали мрачной девочкой. Но Изабель не знала, что Ивонн не станет так скоро.

И всё потому, что одна из близняшек в глазах родителей была лучше другой.

Изабель так и не простила себя за холодность к сестре, пренебрежение и отчуждённость.

Пока она голосила на сцене, кто-то расправился с Ивонн.

Кто-то топил её в реке, мучил, а холодная вода, зима и лёд довершили ужасную картину.

Вцепившись в халат Эрика, Изабель рыдала, пока окончательно не обессилела. Она думала, что эта боль давно оставила её, но, как оказалась, она просто отступила на второй план и все эти годы резала душу тупым ножом.

Когда слёзы иссякли, Изабель могла только хрипеть.

— Его не нашли, — едва слышно прошептала она. — Убийцу... не наш...

Больше выдержать Изабель была не в силах. Измученная, уставшая, она провалилась в глубокий и долгий сон без сновидений.