Колдовство (гет)

"Браво, мадемуазель Идо.

Я сорвался с важной деловой встречи, преодолел сотни километров, лишь бы ни в коем случае не пропустить премьеру. Вижу, мой сценарий пришёлся по душе тому идиоту, что сидит в режиссёрском кресле. Даже не знаю, считать ли это за комплимент или окончательно впасть в отчаяние.

Сегодня вы превзошли себя, мой ангел музыки, а ваш голос в этот раз звучал, словно благословение небес. Потрясающе. Если бы нас не разделяли деловые отношения, я бы с превеликим удовольствием пал к вашим ногам и осыпал руки поцелуями, боготворя ваш талант.

Изабель, вы достойны обожания, восхваления, поклонения. И я готов молить небеса, чтобы каждый смог испить хоть каплю вашего совершенства.

Прошу, примите мои цветы. Они — лишь песчинка на фоне того, чем я готов одарить вас, лишь бы вы не переставали петь.

Изабель... вы не передумали перейти в мой театр? Нет? Тогда мне придётся впервые проявить грубость и украсть вас.

Я желаю вас. Желаю видеть вас в своём театре, слышать ваш голос, ловить ваш взгляд. Вы — образец невероятной женственности и непревзойдённого великолепия, и я не согласен с отведённой мне жалкой ролью вашего коллеги.

Я буду с трепетом ожидать вашего ответа, моя несравненная муза.

Ваш П.О."

Изабель вздохнула, проведя кончиками пальцев по письму, потом взглянула на себя в зеркало туалетного столика. Грим она уже смыла, сняла парик, и теперь её пышные каштановые кудри обрамляли усталое лицо. Повторно наносить макияж не было смысла — девушка планировала сбежать от поджидавших у чёрного входа поклонников, добраться до дома, принять душ и как можно быстрее лечь в постель. Она устала, но усталость была приятной и долгожданной.

В конце концов, она всю жизнь мечтала стать примой Opéra Garnier, и теперь мечта сбылась. Её признали, её любили, ей восхищались.

Её звали в другие театры.

И между строк признавались в пылких чувствах.

Нахмурившись, Изабель перечитала письмо ещё раз. П.О. был самым необычным её поклонником. Во-первых, он писал без ошибок, во-вторых, он дарил дорогие подарки, в-третьих, он был её коллегой и, наконец, в-четвёртых, с каждым письмом он отправлял посыльного, который не уходил без ответного письма. У Изабель обычно не было времени читать каждое послание, но с П.О. дела обстояли иначе. Ему приходилось отвечать сразу.

Нельзя сказать, что Изабель была против. Этот мужчина был интеллигентным, вежливым, галантным. Если бы он появился в её жизни в те годы, когда она была молоденькой студенткой, она бы точно не устояла.

Но Изабель для влюблённости чувствовала себя слишком старой и слишком чёрствой.

К тому же, она не была свободна.

Изабель взяла бумажный лист, украшенный по краям золотистым цветочным узором, ручку и начала:

"Мой дорогой друг.

Я бесконечно рада вашему вниманию. Вы слышали моё пение сотни раз, начиная с того момента, когда я играла фоновые роли, и потому мне вдвойне приятно, что я до сих пор могу вас чем-то впечатлить.

Вы ещё сомневаетесь в своём гении? Мсье, ваши сценарии — произведения искусства, а ваш новый "Господин Люпен" довёл меня до слёз. Я смеялась, я плакала, я переживала. И жила, пока читала ваши строки. И я желаю, чтобы мне и впредь давали только ваши работы.

Вы всегда были добры ко мне, и я благодарна вам за поддержку, за участие, за всё, что вы для меня сделали. Но больше наша невинная переписка продолжаться не может.

Я выхожу замуж. И подобным образом я себя компрометировать не могу.

Свадьба состоится 1 декабря, в 17:00 в Нотр-Даме. Приходите. Я вложила в конверт приглашение.

Спасибо за всё, мой самый дорогой друг. Прошу, будьте счастливы.

И прощайте.

Ваша И.И."

Выйдя из гримёрной, Изабель отдала письмо посыльному и ушла из театра, накинув на голову капюшон пальто. Простая маскировка, неинтересная, но крайне эффективная. Девушку не замечали, и этому она была рада.

Изабель села на заднее сидение автомобиля и только после этого выдохнула. Не говоря ни слова, водитель тронулся с места, направляясь к квартире примы. Разговаривать после работы Изабель не любила и не могла — от усталости она огрызалась и без конца язвила, желая только одного — чтобы её поскорее оставили в покое.

Глядя в окно, слушая тихий, мелодичный джаз, Изабель думала не о своём выступлении, а о П.О.. Как он отреагирует на её письмо? Наверное, разозлится и расторгнет все контракты с Opéra Garnier, либо сделает вид, что её свадьба для него ничего не значит. В худшем случае, начнёт хамить.

Ничего. Всё в порядке.

Не существует чего-либо такого, с чем Изабель не могла бы справиться. Тем более, если это — отвергнутый мужчина.

Изабель думала об этом всю дорогу, думала, поднимаясь по лестнице. Открыв дверь квартиры, она застыла на пороге.

Прихожая, четыре комнаты и даже кухня с ванной ломились от обилия чёрных, словно уголь, роз.

Толстые букеты стояли в вазах, лежали на мебели, на полу, на подоконниках. В квартире невозможно было сделать ни шагу, чтобы не наступить на толстый смоляной бутон. И от их сладкого, удушливого аромата саднило в горле.

— Хо... зяйка...

Горничная стояла посреди чернильно-чёрного цветочного безумия и была белее мела.

— Кристин, — выдохнула Изабель, дрожащим пальцем указывая на розы. — Как это понимать?!

— Клянусь, хозяйка, я не сошла с ума! — воскликнула девушка. — Я стояла в прихожей. Т-т-только закончила с ужином. Моргнула — и кругом это... этот... этот ужас!

Изабель сжала челюсти, вперив в горничную взгляд. Девушка потупилась, утирая слёзы, пряча в ладонях пунцовое лицо.

— Пожалуйста, поверьте мне! Мадемуазель Идо, вы же знаете, я бы никого к вам не пустила.

Изабель медленно выдохнула.

— Знаю, Кристин. Не волнуйся. Я верю тебе.

Изабель подошла к тумбе, взяла пальцами чёрную розу, вгляделась в цветок. Обычный бутон, обычный стебель, обычные шипы, до крови уколовшие палец. Странно, но девушка не боялась, что они могут быть отравлены.

Тот, кто собирался её отравить, не стал бы настолько заморачиваться.

Хуже всего: Изабель знала, каким образом розы оказались в её квартире.

Это магия. Прима ясно чувствовала её едва уловимый след, ощущала остатки ауры другого мага.

И, раз он смог пробраться к ней в дом, превратить её жильё в оранжерею, ещё и выбрал розы чёрного цвета, значит, ничего хорошего ждать не стоит.

Как невовремя.

Изабель нахмурилась, глядя на цветок. Мгновение, и он слабо засветился в её пальцах, сгорел, оставив в воздухе облачко сладкого дыма.

— Хозяйка?..

— Ты проверяла другие комнаты?

— К... конечно.

Изабель вздохнула. Она не любила отчитывать прислугу, но порой крепкое словцо было необходимо для эффективного нравоучения.

— А должна была вызвать полицию или хотя бы позвонить мне.

— Я хотела! Но вы пришли, когда я взяла трубку!

Любопытно. Изабель не видела других машин возле дома, не заметила, чтобы кто-то выходил из подъезда.

Что это за магия?

— Ясно, — прима оглядела свою квартиру. — Собери вещи. Мы переночуем в гостинице. После сменим замки на дверях и окнах.

Кристин кивнула, до сих пор дрожа от ужаса.

От магии эти меры не помогли бы, но по крайней мере могли бы успокоить горничную.

Чёрт.

Уже в автомобиле, Изабель нервно теребила рукава пальто, рассуждая, кому из магов могла перейти дорогу.

Она не помнила, чтобы хоть один из них был в её окружении. Ни от кого из Opéra Garnier она не чувствовала мистической энергии, ни от кого из друзей, ни от кого из семьи своего жениха Филиппа де Шаньи.

Но вот охотники на магов живо интересовались примой.

Интересовались, желали избавиться и пытались скомпрометировать. Увы, у инквизиторов были веские основания думать, что Изабель связана с магией, были косвенные улики и свидетельства очевидцев.

А у Изабель были веские основания слать их к чёртовой матери.

Нужно будет связаться с этими шавками и натравить их на мага, который вломился в квартиру примы.

Ненадолго это переключит их внимание и снимет подозрения с Изабель.

Ненадолго.

* * *

— Если вы обычный человек, мадемуазель Идо, то о магии вам знать не стоит.

— Я — обычный человек, который с ума сходит от страха! И если вы не скажете мне, ЧТО это такое, клянусь Богом, судиться с вами буду и я, и мой жених!

Охотник на магов Блез Бувье смерил её долгим, равнодушным взглядом. Чёрные глаза, чёрные волосы, бледная кожа, серые круги под глазами. Он был изнурён — как и все инквизиторы. Изабель слышала, что они тренировались по несколько часов в сутки, соблюдали пост, неустанно молились и вообще придерживались множества ограничений.

Магия казалась им необузданными эмоциями, разрушительной силой, попыткой уподобиться Создателю, и потому охотники противостояли ей даже в мелочах.

Блез потёр затылок, оглядывая комнату.

— Нас никто не слышит?

— Здесь только я.

— Ладно, слушайте, ОБЫЧНЫЙ человек мадемуазель Идо, — он прошёл, пнув один из букетов носком ботинка. — Это точно магия. Хотите знать, какая? Есть пара предположений. Во-первых, маг мог пройти к вам сквозь стены или, что хуже, открыть портал и перенести розы. Во-вторых, он мог вырастить, на месте не отходя от кассы. Ну и, в-третьих, вашу горничную могли одурманить, вот она ничего и не помнит.

— Ни один из этих вариантов не успокаивает меня.

— О чём я и предупреждал, — Блез убрал руки в карманы. — Слушайте... кто знает ваш адрес?

— Никто. Даже мой жених.

— Всегда приятно быть первым.

Изабель закатила глаза.

— Не переживайте. Сдержать магию можно, можно её укротить, побороть. И ни одна сволочь, возомнившая себя богом, не откроет портал в стенах вашей квартиры. А если и откроет, то окажется в ловушке.

А ещё это означало, что квартира превратится в глухую зону, где будет невозможно творить магию.

Прекрасно.

Безопасное, уютное и полное спокойствия гнёздышко. Нужно всего лишь впустить в него инквизицию.

— Сколько? — спросила она.

— Обижаете, мадемуазель. Безопасность гражданских превыше денег.

Прима выразительно закатила глаза.

— К чёрту. Я скоро переезжаю. Делайте с этой квартирой, что хотите, только поймайте того, кто вломился в мой дом. Я уже мечтаю увидеть этого психопата за решёткой.

— Разумеется, мадемуазель, — Блез задумчиво улыбнулся. — Ну а вы... оглядывайтесь почаще.

— ...зачем?

— Вдруг за вами появится чья-то мрачная тень?

Изабель одарила его долгим взглядом.

— Вдруг, — продолжил Блез, — у вас из рук начнёт бить солнечный свет? Магия долго дремлет в людских телах, а потом вырывается из-за страха, ярости, горя, обиды... и превращается в ужасное оружие.

Пелена шока прошла, ярость поутихла, и сейчас девушка, наконец-то, по-настоящему испугалась.

— Мы же не хотим этого, мадемуазель Идо?

* * *

Каждый вечер Кристин молилась.

О магии она не знала совершенно ничего, и Изабель не собиралась посвящать тревожную девчонку в эту тему. Ничего. Спать будет крепче. Да и, поделись с ней Изабель всеми тайнами, горничная наверняка бы их разболтала. Скорее всего — полиции.

Верующие вообще всегда спешили устранить тех, кому подчинялась природа. Так было всегда.

Прима пригубила чаю, окинув взглядом кухню.

До свадьбы Изабель решила пожить в съёмной квартире — в мансарде, находящейся на седьмом этаже. Да, тесно, да, такое жильё недостойно примы Opéra Garnier. Но, во всяком случае, проклятый маг ни за что не подумает, будто капризная певица снизошла бы до такого посредственного жилья. К тому же, в студенческие годы Изабель жила в мансарде, так что теперь испытывала к ним некоторую ностальгическую нежность.

А ещё здесь были узкие окна. Не пролез бы даже ребёнок.

Блез Бувье был уверен, что маг пробрался к ней в квартиру через портал, но Изабель ему не верила. Кристин бы заметила это. Портал мало создать, через него нужно было произнести два грузовика цветов. Розы не появились бы по щелчку пальцев.

Значит, кто-то вошёл через дверь или окно, а после применил магию. И, раз следов взлома не было, значит у него был ключ или отмычки.

Думая об этом, Изабель на ночь подпирала стулом ручку двери мансарды.

— Я молюсь, — негромко произнесла Кристин, когда они сели ужинать, — чтобы ваша свадьба прошла без происшествий, госпожа, молюсь, чтобы мсье де Шаньи защитил вас от всякого навязчивого поклонника.

Навязчивый поклонник...

Изабель пожала плечами.

— Они недолговечны. Пока я молода и могу петь, поклонники будут всегда. Интересно, когда же они исчезнут? Когда мне стукнет 30? 35?

— Госпожа, — нахмурилась Кристин. — Не говорите так. Вы замечательный человек.

— Когда я пела в хоре, когда была на двадцать килограммов больше, никто меня не замечал. Всем было плевать на мою замечательность, — она невольно улыбнулась. — Вот такие они. Мужчины.

Кристин часто заморгала, вглядываясь в её лицо.

— Но как же Филипп, госпожа?

— Думаешь, он особенный? — Изабель вздохнула. — Надеюсь, я успею сколотить состояние до нашего развода.

Кристин ахнула.

— Нельзя с такими мыслями готовиться к свадьбе!

— В этой жизни нельзя делать только одно — полагаться на других. Остальное допустимо.

Горничная покачала головой, закрыв глаза. Она была не согласна с хозяйкой, но и возразить не смела — была для этого слишком робкой, слишком скромной.

Воцарилась тишина, которую разбавляли только капающий кран и тиканье часов.

— Госпожа, — спустя какое-то время нарушила молчание Кристин. — Вы проведёте девичник?

— Пошло оно всё к чёртовой матери.

Горничная побледнела и быстро перекрестилась. Изабель поднялась из-за стола, прошла из кухни в свою комнату. Она была огорчена и из-за переезда налегке, и из-за вломившегося к ней в дом мага, и из-за...

К чёрту.

Оборвавшееся общение с П.О. её тоже в какой-то степени огорчало. Пускай, этому мужчине было интересно только её симпатичное личико, пускай, он часто не видел границ дозволенного, но он был невероятно талантлив, вежлив, в некоторых письмах он давал дельные советы. И никогда не требовал ничего взамен. Просил только сообщать о следующих выступлениях.

Изабель была почти очарована его одержимостью.

Но ничего не поделаешь. Кто-то должен был поставить точку в этом бессмысленном общении. Пускай это будет она.

Ей не привыкать быть антагонистом.

Дождь за окном усиливался, барабаня по крыше мансарды, в углу слышалось мерное тиканье часов. Изабель переоделась в ночнушку, легла в постель, закрыла глаза.

Она долго не могла заснуть и в полуяви-полусне ей мерещилось, будто бы часы тикали слишком быстро, а потом и вовсе прекращали идти.

* * *

Неделя до свадьбы пролетела мгновенно.

Из-за постоянных репетиций и показов у Изабель не было времени ни испугаться нового этапа в своей жизни, ни увидеться с Филиппом. Ещё в начале отношений она предупредила его, что работа для неё на первом месте, и что график примы Opéra Garnier можно назвать убийственным. Филипп принял это.

А ещё постоянно шутил, что даже со своей свадьбы Изабель сбежит в театр.

Что ж, вполне возможно. Если продюсер вдруг захочет её увидеть, или если другая актриса решит заболеть...

Девушка крутила пальцами тонкое помолвочное кольцо, сидя в кресле визажиста. Её пышные, непослушные кудри сейчас были красиво уложены, подчёркивая сердцевидную форму лица; визажист кисточкой наносил насыщенную розовую помаду ей на губы. Изабель умела краситься, но в день свадьбы решила себя побаловать. И не ошиблась. Её лицо сейчас было особенно симпатичным, невинным, безмятежным.

Жаль, того же нельзя сказать о душе.

Свадебное платье за день до торжества доставили в мансарду. Сделанное на заказ, ручной работы, стоящее, как приличный автомобиль. Честно говоря, Изабель предпочла бы избежать подобных трат, но...

Но ей требовалось произвести на новую родню впечатление. Требовалось пустить пыль в глаза, показать, что она с Филиппом не из-за денег и статуса.

После этого можно будет расслабиться и наслаждаться сытой и размеренной жизнью жены богатого идиота.

Кристин, приодевшись и прихорошившись к торжеству, помогла госпоже надеть свадебное платье, застегнула его на спине. Пышное, воздушное, оно открывало плечи, идеально подчёркивало стройный стан, тянулось за девушкой шлейфом.

Глядя на себя в зеркало, Изабель невольно коснулась пальцами лица, будто не узнавая.

До чего же нежной она была, до чего же миловидной.

Ничего. Всё это недолговечно.

— Вы сегодня сразите всех, хозяйка, — просияла Кристин.

Изабель пожала плечами, взяв букет невесты, полный розовых роз.

И помертвела, найдя среди них чёрный бутон.

— Кристин...

Горничная вскинула брови, подошла и от ужаса не сдержала крика. Изабель глубоко, часто дышала, веля себе сдерживаться. Глаза обожгло слезами, но она не позволяла им пролиться. Нельзя. Нельзя поддаваться страху, нельзя его показывать и, в конце концов, нельзя испортить макияж.

Ублюдок. Как?! Как ты пробрался в новый дом?!

Стиснув зубы, она вытащила розу, швырнула её на пол и растоптала.

Это не помогло унять вызванный страхом гнев, не помогло справиться с нервами, с эмоциями.

Не помогло справиться с силой.

Чёртова сила обожгла вены, потянулась к рукам, наполнила их свинцовой тяжестью. Стиснув зубы, Изабель подавила порыв коснуться розы и обратить её в пепел — она знала, что в таком состоянии могла утратить контроль и запросто сжечь всю мансарду.

Вдох-выдох, девочка. Вдох-выдох.

Соберись. Ты прима Opéra Garnier, а не пугливый подросток, ты без пяти минут жена. Тебе нельзя поддаваться тому, что в тебе скрыто.

Стало немного легче. Изабель стиснула кулаки, потом разжала пальцы. Прошло. Жар в руках исчез.

Чёрт. Ещё одно потрясение, и у инквизиторов будут все основания избавиться от Изабель.

Девушка закусила губу, вспомнив о Блезе Бувье. Подойдя к телефону, она сняла трубку и раздражённо прокрутила на диске номер своей старой квартиры.

Она собиралась наорать на охотника на магов так, чтобы у него волосы на голове зашевелились бы.

Но Блез не ответил.

Изабель перезвонила ещё раз и ещё, но слышала только длинные гудки.

Инквизитор мог отойти с поста, мог сейчас быть занят, мог просто не отвечать. Но девушке от его молчания стало только тревожнее.

Кристин тряслась, как осиновый лист, глядя на госпожу. Изабель вздохнула, закрыв глаза.

— Спокойно. Сегодня мы будем целый день в толпе гостей, а после поедем к Филиппу. Я не брошу тебя здесь одну.

— Г... г... госпожа...

— В его доме нас никто не тронет, — Изабель подошла к девушке, сжала её ледяные ладони. — Мы будем в безопасности. Обещаю.

В глазах служанки замерцали слёзы. Сжав зубы, глядя на спокойное лицо госпожи, она с трудом подавила эмоции, не позволяя себе заплакать.

Такая успокаивающая уверенность тяжело давалась Изабель.

На самом деле из-за этой чёрной розы в её душе что-то оборвалось. Настолько, что она не могла без страха вновь взять букет невесты.

Её преследовали. Кто-то настойчивый, озлобленный, со своим персональным розарием.

Что, чёрт возьми, значат чёрные розы? Изабель дарили синие, красные, белые, розовые... но не чёрные.

Она вновь почувствовала волну липкого страха, когда с улицы раздался гудок автомобиля.

— Пошли, — выдохнула Изабель, сверля взглядом Кристин. — Об этом — никому ни слова.

Сжав губы, Кристин кивнула.

Сколько бы Изабель ни изображала спокойствие, а в машине она постоянно нервно оглядывалась по сторонам. Она пропустила мимо ушей комплимент от водителя, не расслышала его вопросов. Ей казалось, будто её преследовали все чёрные автомобили Парижа. И, стоило хоть одному из них проехать за ними всего лишь пару улиц, прима начинала паниковать.

Чёрт.

Она скрипнула зубами.

Филипп защитит её от всего нормального.

Но с магом ему не справиться.

Все маги, которых Изабель встречала на жизненном пути, были эксцентричны, с невыносимыми характерами, несдержанными и неосторожными. Их не интересовали деньги, им были не нужны материальные блага. Да и зачем им всё это, если при желании с помощью магии можно легко ограбить банк?

Изабель сжала кулаки, разжала пальцы. Ладно. Решено. Если этот ублюдок собрался помешать её счастью, Изабель сорвёт с себя маску, покажет, на что способна.

Она давно решила, что никто и ничто не отберёт у неё право на достойную жизнь.

Нормальную жизнь.

С этими мыслями Изабель вышла из автомобиля. И невольно улыбнулась, взглянув на величественный, ужасающий и грозный Нотр-Дам. Рядом с белоснежным собором прима всегда чувствовала себя крошечной, незначительной. Так было, когда она, будучи маленькой девочкой, приходила на репетиции церковного хора; так было, когда она, будучи студенткой, репетировала у древних стен и молила Бога, чтобы ее приняли в Opéra Garnier; так было и сейчас, когда она стала примой.

Неудивительно, что Изабель захотела выйти замуж именно здесь.

Нотр-Дам всегда приносил ей счастье. Пусть принесёт и сейчас.

Кристин вошла в собор первой и оповестила собравшихся, что невеста прибыла. Изабель прерывисто выдохнула, закрыв глаза, веля себе успокоиться. По-хорошему, к алтарю её должен был вести отец, но сейчас его не было на торжестве. Впрочем, как и матери.

Изабель специально не высылала им приглашения.

Перед примой открыли двери брат и отец Филиппа — Рауль и Жозеф де Шаньи. Изабель натянуто улыбнулась им и кивнула, крепче впившись в букет невесты. Она старалась понравиться семейке, но получалось, откровенно говоря, плохо.

Разве что, Рауль с недавних пор подолгу задерживал на ней взгляд, часто приходил в театр, часто задерживался у чёрного входа.

Не такая симпатия была нужна Изабель.

Орган заиграл свадебный марш, и этот звук, отразившись от многотонных стен, возносил в небеса сердце Изабель. Она любила этот инструмент, хотя сама так и не научилась играть, любила слушать мелодии на нём, любила закрывать глаза и представлять себя лёгкой, беззаботной птичкой, у которой не было никаких проблем.

Сквозь вуаль она улыбнулась Филиппу. Мужчина, не сдержав чувств, склонился и поцеловал её пальцы. Его рука ощутимо дрожала, а на глаза навернулись слёзы.

Он был до того поглощён любовью, что с трудом сдерживал эмоции.

Изабель не могла сказать о себе того же.

— Вы задержались, мадемуазель Идо.

— Прошу прощения, мсье де Шаньи, — ответила она тем самым томным, глубоким голосом, от которого у него всякий раз перехватывало дыхание. — Я спешила, как могла.

Если бы ещё не чёрная роза в букете...

— Не беспокойтесь. Без вас мы бы точно не начали.

— И тут не обойтись без примы? — она повела плечом. — Никуда без меня.

Приблизившись, он шепнул ей на ухо.

— Я соскучился.

— Я предупреждала, — улыбаясь, она провела ладонью по его лицу и вздрогнула, услышав вдалеке громкое тиканье часов. — Скучать мы с тобой будем регулярно.

Он невесело кивнул и перевёл взгляд на священника. Служитель храма стоял в белой мантии перед аналоем, на котором было раскрыто святое писание. Мужчина так и лучился добродушием.

Священник что-то говорил, но Изабель не слышала его.

Крепче стиснув букет, она слушала далёкое тиканье часов. Ей казалось, что они отбивали ненормально медленный ритм.

Ритм похоронного марша.

Изабель бесшумно вздохнула, на мгновение закрыв глаза.

Это всё стресс. Ей кажется.

Ей кажется.

Тик-тик-тиктик-тик-та-ак-та-а-ак.

Господи...

— Сын Божий, Филипп де Шаньи, готов ли ты взять дочь Его Изабель Идо в свои законные жёны?

— Да, святой отец, — ответил Филипп, и его голос был полон искренней нежности.

Изабель содрогнулась, когда священник посмотрел на неё. Чёртовы часы с грохотом отсчитали ещё секунду, от чего у девушки бешено застучало сердце.

— Дщерь Божья, Изабель Идо, согласна ли ты..?

Он не успел закончить фразу, когда девушка подалась вперёд, чтобы ответить. Она вдохнула поглубже, открыла рот и...

— Нет.

Изабель застыла.

Это сказала не она.

Этот голос принадлежал мужчине. Он прозвучал в храме громовым раскатом, заставив присутствующих вздрогнуть и беспокойно озираться по сторонам в поисках нарушителя.

И тут же все вперили взгляды в высокого мужчину, стоявшего у входа.

Он был во всём чёрном, и эту черноту никак не разбавляли краски цветных витражей собора. Чёрные сюртук, рубашка, галстук, брюки, туфли, цилиндр. Чёрная маска на лице, чёрная трость в руке.

Единственной цветной деталью были золотые часы на длинной тонкой цепочке. Мужчина захлопнул их крышкой и убрал во внутренний карман пальто.

Элегантно оттолкнувшись от стены, он взвалил на плечо огромный, больше самой Изабель, букет.

Чёрные розы.

Увидев их, девушка была готова свалиться в обморок.

Незнакомец прошёл к ним навстречу. Изабель перестала дышать. Вся её решимость развеялась в прах от его давящей ауры, от его витавшей в воздухе сокрушительной силы.

Изабель чувствовала инстинктивный страх слабого перед сильным.

Нужно бежать! Нужно прятаться! Нужно..!

— Мадемуазель Идо, — произнёс мужчина, одарив её надменной, натянутой улыбкой. — Как вы прекрасны.

Акцент.

Незнакомец говорил медленно, размеренно и создавалось ощущение, будто французский ему подчинялся с трудом. Он не произносил слова в нос, его "р" были слишком грубыми.

Немец.

— Как это понимать?! — вспылил Филипп. — Кто вы такой?!

— Guten Abend, Herr Chagny, — он небрежно бросил букет на пол, к ногам Изабель. Девушка невольно попятилась назад. — Позвольте поздравить вас. Вы очаровали самого ангела музыки.

Изабель похолодела.

Так её называл в своих письмах только один человек.

П.О. протянул руку Филиппу и тот, растерявшись, рефлекторно ответил ему рукопожатием.

— Не касайся.., — только и успела прохрипеть Изабель.

Губы П.О. прорезала жестокая, зловещая улыбка. От его прикосновения молодое лицо Филиппа мгновенно покрылось глубокими морщинами, светлые волосы поседели и выпали, крепкая фигура стала дряблой, хилой, отвратительной. Молодой мужчина за пару секунд превратился в дряхлого старика.

Он не сразу ощутил изменения. Филипп часто заморгал (видимо, в пожилом возрасте у него развилась дальнозоркость), потом невольно взглянул на свои руки, содрогнулся от непривычной, простреливающей боли в костях.

И от шока не смог издать ни звука.

— Wie schade, — в голосе П.О. играло преувеличенное сострадание. — Бедный старик, ему осталось жить всего месяц. Жизнь так несправедлива...

— Вы, — Изабель стиснула зубы. — Это же вы! Всё вы!

П.О. не ответил и приблизился к девушке. Изабель осеклась, проглотила возражения, сделала шаг назад, потом ещё и ещё. И, наконец, подхватив подол платья, рванула к выходу — так быстро, насколько ей позволяли высокие каблуки.

Но, стоило ей добежать до дверей, стоило почувствовать ветерок с улицы, как перед ней появился П.О.

Изабель врезалась в мужчину, не успев затормозить, и упала бы, если бы он не придержал её за талию.

В панике девушка воззвала к своим силам, направила их в руки. Ладони засияли, тепло накалило воздух, но ничего не произошло.

— Спите, Изабель, — мужчина произнёс это мягко, ласково, почти заботливо. — У нас много дел.

Она чувствовала, как его магия проникла в неё, как её силы стихают, успокаиваются, перестают подчиняться. Голова откинулась назад, тело ослабло от странного воздействия. Она в самом деле засыпала.

Помогите...

Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!

Но гости были до того шокированы произошедшим с Филиппом, что не видели их.

Не видели, как мужчина в чёрном поднял чужую невесту на руки.

Как толкнул ногой двери собора.

И как ушёл, прижимая Изабель к себе.

Засыпая, Изабель видела, что мир вокруг двигался слишком медленно, слишком вяло.

Исчезли звуки. Осталось лишь невыносимое и бесконечно долгое тиканье часов.

Тик...

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Сны Изабель часто были тревожными.

Порой во снах она проваливалась под лёд в тёмные воды, порой её преследовали, а она убегала и с трудом двигалась, порой ей снилось, что она связана по рукам и ногам.

Часто девушка просыпалась посреди ночи и от ужаса боялась пошевелиться. Ей приходилось какое-то время убеждать себя, что она в безопасности, дома, что ей ничто не угрожало.

Но сейчас она не была дома.

Кровать, на которой лежала девушка, была слишком просторной, слишком мягкой. Шёлковые одеяла, простынь... откуда? Ещё и так сладко пахло розами.

Розы.

Изабель подскочила на кровати. Воспоминания вернулись выстрелом в голову.

Где она?!

Её похитили! Её совершенно точно похитили!

Тяжело, шумно дыша, она огляделась по сторонам в поисках опасности.

Чья-то спальня.

Кровать была настолько широкой, что Изабель чувствовала себя на ней крошечной. Пол устлан тёмными коврами, на стенах не было окон, только картины. Из мебели здесь были камин, диван с низким столиком, рабочий стол, ломящийся от книг и бумаг, пианино.

Изабель перестала дышать, когда её взгляд остановился на алых розах. Толстые букеты лежали у кровати, стояли на тумбочках, словно кто-то хотел окружить девушку яркими цветущими бутонами.

Как же она хотела вышвырнуть каждый.

Изабель шевельнулась и только сейчас обратила внимание, что на ней по-прежнему было её свадебное платье. Но не было туфель. Их сняли и поставили у кровати.

Ах, как заботливо!

Неужели нельзя было позаботиться о ней и без похищения?!

Стиснув зубы, она приказала себе успокоиться. Паниковать будет потом, сейчас главное — выбраться и позвать на помощь.

К тому же, один раз она уже поддалась панике. Испугалась настолько, что силы не подчинились ей, оставили её. И вот теперь она в большой беде из-за своей же слабости.

Непростительно.

Изабель попыталась подняться с кровати, спустила ноги и тут же оступилась. Мышцы ослабли, их сковало ноющей болью.

Этот ублюдок и её состарил?!

В панике Изабель коснулась своего лица, принялась его ощупывать, дотронулась до шеи. Она тщательно искала морщины, но не нашла ни одной.

И не заметила, как в комнату бесшумно вошёл мужчина.

— Fräulein Ido...

Ни скрипа двери, ни шума шагов, ни шороха ткани. Он умел быть абсолютно незаметным. Изабель похолодела и замерла.

— Вы знаете, кто я? Узнали ли вы меня?

Стиснув зубы, Изабель подскочила, схватив с тумбочки тяжёлое пресс-папье и выставив его перед собой, как оружие.

Так себе оружие.

П.О. из чистой вежливости поднял раскрытые ладони.

— Мой тайный поклонник, — процедила она, взывая к своим силам. — Ты, скотина, писал мне после каждого выступления! Ты присылал посыльного! Ты — П.О.!

Он невесело улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Richtig.

— Я не говорю на твоём гавкающем языке!

— В этот раз пылкая эмоциональность не поможет, Fräulein Ido. Поставь пресс-папье, сядь и прекрати пытаться использовать магию. Это бесполезно.

Изабель не пошевелилась. П.О. сделал шаг ей навстречу, и тогда рука девушки дрогнула. Она швырнула в него пресс-папье что было сил.

Потом в ход пошли букет роз, ваза, настольные часы — всё, что попадалось под руку.

Не сработало.

Что бы ни бросала в него Изабель, любой предмет делал дугу в воздухе и возвращался на место.

Она продолжала, пока он не оказался слишком близко. После этого Изабель набросилась на него с кулаками, но не смогла нанести даже одного удара. П.О. схватил её запястья, убрал их за спину девушки и обнял за плечи.

Обнял, крепко прижав её руки к телу, так сильно, что Изабель было трудно не только двигаться, но и дышать.

Девушка застыла, ощутив одновременно тошноту и липкий стыд. П.О. был так близко, что она чувствовала его дыхание, осязала твёрдые мускулы под одеждой.

Вот он и показал своё истинное лицо. Не её голос ему был нужен, а её тело.

Все мужчины одинаковые.

— Я же сказал. Бесполезно.

Зажмурившись, она попыталась вывернуться, изгибалась в его руках, боролась, даже в своём беспомощном положении пытаясь его ударить.

Прима взывала к магии, впервые в жизни молила могущественную силу о помощи.

Но от ужаса её способности спрятались, затаились в глубинах сердца.

Изабель сдалась не сразу. Лишь когда совсем выдохлась, обессилела, когда его объятия стали невыносимо тесными. Девушка стиснула кулаки, всхлипнув и обмякнув в его крепких руках.

Её трясло, слёзы сами собой катились из глаз.

— Пожалуйста, — прошептала она, давясь рыданиями. — Не надо. Я просто певица...

— Не просто певица, — его голос звучал спокойно, даже мягко. — Лучшая из лучших, meine Freude.

Его хватка ослабла. Мужчина больше не прижимал Изабель к себе так тесно, что она не могла дышать. Сейчас одной рукой П.О. мягко обнимал её плечи, а второй — гладил по волосам.

Изабель закрыла лицо ладонями, будто бы пряча слёзы, а на деле — обдумывая ситуацию.

Что же делать?

Что случилось с её силами? Где они?!

— Fräulein Ido, — вновь оборвал тишину он. — Я понимаю, как это выглядит. Но уверяю, ты в безопасности. Я не трону тебя.

Все вы обещаете не тронуть.

— Ты меня похитил! Со свадьбы! Ты убил моего жениха! — она подняла на него взгляд, отстраняясь. П.О. без возражений отпустил её. — Это ты называешь "в безопасности"?

Изабель утёрла слёзы, прежде чем окинуть мужчину взглядом. Он снова был в чёрной маске на половину лица, снова его волосы были аккуратно зализаны назад, снова весь строгий, выдержанный, мрачный.

Он был старше её. Быть может, на двадцать лет или больше. Она была молода, без единой мимической морщинки, в то время как его виски уже посеребрила седина.

Старый сумасшедший маньяк. Потянуло на свежую кровь?

— Я могу предложить тебе куда больше, чем то ничтожество, за которого ты собралась выйти из чистого отчаяния.

Из чистого отчаяния. Да что он мог о ней знать?!

Изабель хотела по привычке потереть помолвочное кольцо на пальце, но не нашла его. Украшение сняли.

Какой же наглый ублюдок!

— Я не просила тебя, — процедила она, — о помощи.

— Но нуждалась во мне, — парировал мужчина. — Изабель, что привлекло тебя в этом идиоте? Деньги? Авторитет? Статус? Или возможность спрятаться от инквизиции?

— Какое. Тебе. Дело? — она побагровела от гнева. И сильнее всего девушку выводили из себя не его тон, не небрежность, и не надменный, оценивающий взгляд. Её бесило, что каждое его слово было правдой. — Раз я такая меркантильная тварь, для чего было меня похищать?!

Уголок губ П.О. дёрнулся, его взгляд стал злее, презрительнее.

— Потому что твой талант встречается раз в столетие. А ты собралась похоронить его в семейной жизни с мерзким, избалованным ублюдком, который превратил бы тебя в такое же отвратительное существо.

— Ты ничего о нём не знаешь.

— Можно подумать, ты знаешь о нём что-то, кроме размера его кошелька.

Это было метко. Изабель с трудом подавила в себе желание подойти к П.О. и дать ему звонкую пощёчину.

Но сдержалась. Вновь оказаться в капкане его объятий ей совершенно не хотелось.

— Филипп ни за что не похитил бы меня.

— Верно, — хмыкнул П.О., не сводя с неё взгляда. — Для такого нужна решимость, которой не было и не будет в избалованных слизняках.

У Изабель опустились руки.

А на что она рассчитывала? Сумасшедшие не понимают, что они безумны, вот и этот мужчина не видел ничего экстраординарного в похищении.

— Так, — выдохнула она. — Я хочу домой. Немедленно.

— Auszuschließen, — мягко произнёс он. — Ты не на прогулке, Fräulein Ido. Ты похищена.

— Спасибо. Я обратила внимание.

П.О. пропустил сарказм мимо ушей.

— Для начала я хочу показать, ради чего ты здесь.

Ради насильственного секса с одним престарелым импотентом?

— Твой талант расцвёл и оформился в Opéra Garnier. Там же он и застопорился. Ты чудесно поёшь, Изабель, но утратила искру, потеряла азарт, — он убрал руки за спину. — В Clessidra ты обретёшь утраченное.

Изабель опустилась на кровать. Стоять и слушать фанатика она была не в состоянии.

— А если я не хочу азарта? — она вздохнула. — Если я хочу спокойной и тихой жизни со своим спокойным и тихим мужем?

— Тогда ты дура, — просто, без изысков ответил он. — И единственное, что с тобой можно сделать — повесить.

Прима подняла на него взгляд, сощурившись. Она не до конца верила, что мужчина способен причинить ей вред.

И всё же, когда он только шагнул навстречу, она подскочила, отошла в сторону, стараясь держаться подальше.

Магия, чёрт тебя дери, где ты?!

— Я видел, как сияли твои глаза, когда ты пела в хоре, — П.О. убрал руки за спину. Изабель замерла. — Видел, как выкладывалась даже в самых крохотных ролях. Но, достигнув вершины, ты разочаровалась.

Изабель стиснула зубы.

— Моя жизнь касается только меня! И меня точно не интересует мнение престарелых маньяков!

П.О. посмотрел на неё, приподняв бровь. Изабель горделиво вскинула голову, скрестив руки на груди.

Быть может, она похищена, слаба, не способна контролировать силу, но сломать себя она не позволит ни одному психопату в маске.

— Verstanden, — кивнул он. — Как я мог забыть, что тебя интересует мнение только одной категории людей — тупых и богатых баранов?

— Тебя. Это. Не. Касается.

Он отмахнулся от Изабель, точно от назойливого насекомого.

— Что ж, хорошо. Мои слова не убедят тебя, поэтому придётся показать, — он прошёл к гардеробу, открыл тяжёлые створки. — Скажи, что бы ты надела в театр? Готичное, нежное, изящное..?

Изабель сжала подол своего свадебного платья, сверля взглядом спину мужчины.

— Если моим спутником будешь ты, я предпочту прийти в картофельном мешке.

П.О. медленно, выразительно вздохнул. Изабель хмурилась, глядя на него. Переодеваться в логове этого ненормального она не собиралась.

— Будет исполнено.

Он громко щёлкнул пальцами, и магия заискрилась в воздухе, стала плотной, осязаемой. Девушка не сразу поняла, что менялось от его воздействия.

Только когда её фата пожелтела, потом посерела, а потом почернела и сгнила, она сообразила, что произошло. Вскрикнув, Изабель сбросила с себя разлагающуюся ткань, выпрыгнула из превращавшегося в слизь платья.

— Ты...

— Мешок в ванной, — сказал П.О., не оборачиваясь. — Оденься, если не собираешься прийти в зрительный зал голой.

Дважды просить не пришлось: Изабель — совершенно голая — рванула в ванну и захлопнула за собой дверь.

На вешалке висел самый настоящий мешок.

На ощупь он был колючим, неудобным и пах землёй. В нём были прорези для рук и головы, так что отдалённо он даже был похож на платье.

Вот только это всё ещё был мешок.

И, стоя без одежды в чужой ванной, Изабель сверлила вещь презрительным взглядом.

Очень смешно, П.О.. Просто обхохочешься.

Похитить женщину и вырядить её... в это! А нельзя поступить, как все классические психопаты — с последующим изнасилованием и убийством?

Изабель закрыла глаза, проведя ладонью по лицу, потом взглянула на себя в зеркало.

Ну и вид.

Голая, растрёпанная, испуганная, с чёрными дорожками от туши на щеках. Подойдя к раковине, Изабель смыла макияж, который должен был выглядеть великолепно, и за который она отдала кучу денег.

А теперь Филипп стар и её жизнь пошла прахом.

Чёрт бы побрал этих сумасшедших поклонников.

Изабель вновь взглянула на мешок. Ну уж нет, такую дрянь она надевать не будет, и пусть П.О. хоть сто раз угрожает ей смертью и старостью.

Но когда дверь в ванну со щелчком открылась, Изабель за секунду нырнула в проклятый мешок.

Не хватало, чтобы этот психопат увидел её голой!

П.О. окинул Изабель оценивающим взглядом, потирая подбородок. Он молчал, в то время как Изабель смотрела в сторону, багровея от гнева.

— Wunderbar, — наконец, произнёс мужчина. — Твою женственность ничем не уничтожить. Даже постыдными тряпками.

— Скажи честно, — процедила девушка, впившись в него взглядом. — Зачем я здесь?! Тебе нужны деньги?!

— У меня свой театр.

— Ты собрался кого-то шантажировать?!

— Wofür?

Изабель не поняла слова, но смысл уловила. Эта причина тоже не подходила.

— Тогда... я. Тебе нужна я.

Он улыбнулся с таким видом, будто прима была глупым ребёнком, который наконец-то решил простую задачу.

— Ну и какого дьявола ты медлишь? — голос девушки звучал сдавленно, когда она говорила это. — Давай. Украл уже, что-то сотворил с моими силами. Сделай это.

— Сделать... что?

— Неужели я должна это произносить?! — вспылила она. — Давай уже... повали на кровать... овладей. И покончим с этим.

Изабель густо покраснела, когда П.О. расхохотался.

— Оставь свои фантазии при себе. Ты не настолько хороша.

Девушка заскрежетала зубами, хотя внутренне хотела от стыда провалиться сквозь землю. Лицо и уши горели, и теперь на коже не было макияжа, способного это скрыть.

Тихо. Нельзя поддаваться гневу. Успокойся.

В конце концов, перед тобой мужчина. Не так важно, что он говорит. Важнее то, как он реагирует, как смотрит, вздрагивает ли от твоего присутствия.

Вспомни его письма. Он же практически признавался в чувствах, но никогда не говорил об этом напрямую. Он слал розы и подарки.

Он устроил шоу на свадьбе.

Может врать сколько угодно. Изабель знала правду.

— Вот как? — она сощурилась, скрестив руки на груди. — Больше я не ангел музыки?

Мужчина сделал шаг вперёд. Девушка насторожилась, отступила в сторону. Она не знала, на что он был способен, а потому боялась.

А способен он был на всё.

— Ты посчитала, — произнёс П.О., схватив приму за запястье, когда она попыталась сбежать из ванной, — что я называю тебя ангелом из-за красивой внешности?

— Мне говорили и более изысканные комплименты, — огрызнулась она, — лишь бы пригласить на свидание!

— О, — он хмыкнул. Изабель выкручивала руку, дёргала ею, но освободиться не получалось. Хватка мужчины была несильной, но твёрдой. — Что ж, знай. Быть может, твои глаза пленят, быть может, твоих губ хотят коснуться, твои руки хотят целовать...

П.О. выдержал паузу, сжав губы, всматриваясь в лицо примы.

У него карие глаза. Карие, мрачные, какие-то до боли грустные, но при этом красивые. Странная особенность для маньяка.

Изабель решила запомнить её — для полиции.

— Но мне ты глубоко омерзительна, — его акцент стал сильнее. — Ich hasse dich, — он вздохнул, — mein Herz.

Изабель стиснула зубы, наконец, высвободив руку.

— Оскорблять меня не за чем, — огрызнулась она, уходя, оправляя на себе проклятый неудобный мешок. — Майнхерц. Сам-то чем лучше? Извращенец, маньяк, психопат...

— Fräulein Ido.

— Что?!

— Ты закончила сборы?

— Задницу я твою закончила, — процедила она.

— Was? Was hast du gesagt? Я не расслышал.

Изабель промолчала, стиснув кулаки.

Ну же, магия! Сейчас или никогда!

Сосредоточившись, она часто задышала, взывая к своим силам. Девушке, как и подозревала инквизиция, подчинялся опасный и смертоносный солнечный свет.

Она не выбирала себе способности. Просто они однажды проснулись и принялись уничтожать её привычную жизнь, подобно тому, как любопытный ребёнок сжигал с помощью лупы и солнечного луча муравьёв.

И сейчас они бы были как никогда кстати!

Сейчас. Они. Были бы. Кстати!

Стиснув зубы, Изабель направила ладонь на П.О., направляя в руку поток сверхъестественной мощи.

Ничего.

Прима напрягла каждый мускул тела, сосредоточила мысли.

Провал.

П.О. со снисходительной ухмылкой наблюдал за ней, убрав руки за спину.

И какого чёрта он вёл себя так беспечно?! Силы Изабель страшили самих инквизиторов! Она опасна, напугана до чёртиков и готова убивать! Так что П.О. либо полный идиот, либо...

...либо сильнее и опаснее её.

— Что с моими силами?!

— Рядом со мной они тебе не нужны.

Изабель такой ответ не устроил. Она сжала и разжала пальцы, вновь взывая к магии.

Ничего.

Она вскрикнула, когда мужчина схватил её за запястья, когда развёл их в стороны. П.О. подошёл к ней слишком быстро, слишком внезапно.

И оказался слишком близко.

На расстоянии шёпота.

Изабель боялась даже вдохнуть. Его глаза прожигали её насквозь.

Сколько же в них было ярости...

— Ты в Германии, — прошептал мужчина. Их губы практически соприкасались. — Нас до сих пор ненавидит весь мир. Ты не знаешь языка, у тебя здесь нет денег, нет здесь знакомых, нет статуса, нет ориентиров, нет даже нормальной одежды.

— И по чьей вине? — стиснула зубы девушка.

— Из-за тебя, — в его глазах вспыхнули искры ярости. — Ничего этого не было бы, если бы не ты.

Изабель задохнулась от гнева.

— А если бы я не выходила замуж? Что тогда?!

— Ты бы всё равно была здесь, — процедил П.О.. — Я уже заплатил за тебя круглую сумму руководству Opéra Garnier. Они уже расторгли с тобой контракт в одностороннем порядке.

Изабель побледнела.

— ...что?

— Ты думала, репетиции с тобой отменили из-за свадьбы? — мужчина хмыкнул.

— ...ублюдок, — она тяжело дышала, задыхаясь от эмоций. — Я жила этим!

— И была готова променять свою жизнь на брак с ничтожеством?!

— Нет, мать твою! Я должна была выйти за тебя!

Это подействовало. П.О. стиснул её запястья, почти причиняя боль, но с ответом не нашёлся. От злобы на его скулах заходили желваки.

Он отпустил её руки, но не для того, чтобы освободить Изабель. Мужчина грубо сжал пальцами её волосы, дёрнул голову назад, приблизившись. Девушка от неожиданности застыла.

Казалось, он был готов поцеловать её, но остановился в самый последний момент.

— Я дарил тебе розы, — прошептал он, — я восхищался твоим талантом, я боготворил твой голос. Лишь им я воспевал дифирамбы. Так с чего ты решила, что нужна мне? Ты — вульгарная, мерзкая, отвратительная стерва.

П.О. отстранил её так резко, что Изабель не удержала равновесия и упала на кровать.

Она скрипнула зубами.

— Так крал бы пластинки из магазинов, а не певиц со свадьбы.

Мужчина не ответил, сощурившись. Быть может, он не разобрал слов, быть может, ему было нечего сказать.

Неудивительно.

И кого он пытался убедить в своей холодности? Её или себя?

— Пошли.

— Никуда я не пойду.

— Schnell!

Изабель побледнела. Чёртов лающий язык — от него прима вздрагивала, пугалась, внутренне сжималась.

П.О. сжал её руку, дёрнул на себя. Изабель выругалась, когда он, не обращая внимания на её сопротивление, потянул девушку к выходу.

И, стоило им выйти из комнаты, полной роз, как воздух наполнили звуки музыки, гул толпы, шорохи одежд, смех. Они шли по длинному, узкому и тёмному мраморному коридору, в то время как приглушённая какофония доносилась из-за толстых стен.

Да где они?!

Но мужчина не собирался отвечать. Когда Изабель пыталась остановиться, он дёргал за руку сильнее, совершенно не обращая внимания на её сопротивление. Она спотыкалась, шипела, натыкаясь босыми ступнями на мелкие камушки, ругала спутника.

Но он не реагировал. И упрямо тянул, сколько бы прима ни пыталась вывернуться, сколько бы ни боролась, сколько бы ни упиралась в проёмы.

И, когда П.О. грубо вытолкал её из мрачных коридоров в основное помещение, Изабель застыла.

Это был холл театра.

Холл большого, величественного театра, потолок и пол которого украшали цветные мозаики. В тёмных стенах драгоценными камнями переливались цветные витражи окон, всюду горели свечи, всюду стояли пышные букеты разноцветных роз. Играл оркестр, и гости в дорогих костюмах и платьях танцевали под музыку.

Изабель шагнула назад, но спиной упёрлась в П.О..

— Я не могу показаться в этом! — в ужасе произнесла она, встретившись с мужчиной взглядом. — Я прима! Меня не должны видеть такой!

— Всё могло быть хуже, mein Herz.

— ...хуже?

— Ты могла потребовать мусорный мешок, — он выдержал паузу, ухмыляясь. — И я бы не смог тебе отказать.

Она тяжело дышала, не найдясь с ответом. Запоздалая паника, непрошенные слёзы и ужас осознания подбирались к ней, минуя плотную пелену шока.

Разозлившись на себя, она толкнула П.О. в сторону, подошла к двери, из которой они вышли, но упёрлась в глухую стену.

Ни дверной ручки, ни петель, ни стыков. Лишь ровная, гладкая стена.

— Что-то потеряла, meine Liebe?

Изабель простояла мгновение, глядя на стену.

После чего подхватила подол мешка и рванула к выходу со всех ног.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Нельзя сказать, что Изабель убежала далеко.

Стоило ей приблизиться к тяжёлой деревянной двери, ощутить холодный ветер с улицы...

Как что-то дёрнуло её за шею, придушило. Словно она была собакой на поводке, а хозяин резко потянул его на себя, не позволяя питомцу убежать.

Изабель сопротивлялась, тянулась к выходу, но тут её дёрнули слишком сильно. Едва не падая, шатаясь, она шла за поводком.

Пока снова не упала в объятия П.О..

Изабель скрипнула зубами. Для "не влюблённого" он слишком часто её лапал!

— ...какого?

— Моя сила ограничивает тебя в перемещениях, meine Seele. Я создал вокруг тебя пару временных петель, которые и возвращают тебя ко мне, — хмыкнул мужчина, глядя ей в глаза и накручивая на палец её кудри. — Сейчас ты можешь отойти на пять метров. Убежишь ещё раз — будет два. И так, пока не научишься хорошо себя вести.

Он склонился и прошептал.

— Либо, пока ты не прилипнешь ко мне.

От его наглости у Изабель перехватило дыхание.

— Слушай, ты, — процедила она, — хамская немецкая скотина...

— Нет, слушай ты, — парировал П.О., пальцем проведя по щеке примы, сжав подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Ты актриса. А значит ты сыграешь, покажешь мне своё мастерство. И сейчас ты будешь горделивой и безупречной даже в своих лохмотьях.

Изабель попыталась вырваться из захвата. Быть так близко к мужчине было невыносимо, но П.О. оказался гораздо сильнее.

Единственное, чего она смогла добиться — развернуться. В ответ мужчина крепко прижал девушку спиной к себе.

Так было ещё страшнее, но по крайней мере он не видел ужаса в её глазах.

— Давай, — глухо, низко, с угрозой произнёс он ей на ухо. — Докажи, что я не ошибся, выложив за тебя состояние.

Он медленно зарылся носом в её кудри. Изабель похолодела.

— Иначе расплатишься телом.

Она не ответила, перестала шевелиться, чувствуя, как от ужаса всё внутри сжалось. Изабель не помнила, чтобы хоть раз в жизни ей было настолько страшно — она всегда была образцом смелости и нерушимого спокойствия.

Но сейчас её трясло.

С трудом совладав с собой, она, наконец, выдавила:

— И что же мне играть?..

— Мою спутницу, — прошептал он. — Великолепную приму парижской оперы.

— В мешке?! — прошипела она.

— Ты выступала и полуголая, едва прикрытая лохмотьями в роли нищенки. Смущаться не должна.

И почему Изабель не удивило по каким признакам ему запомнилась эта роль?

Но тогда на ней хотя бы было нижнее бельё!

Стиснув зубы, девушка крепко сжала кулаки, стыдясь своей наготы. Вокруг столько людей, все одеты с иголочки, каждый подчёркивал свой статус и состояние. А она стояла посреди бала даже без обуви.

— А теперь, — П.О. выпустил девушку из захвата и, проведя пальцами по её плечам, спустился к руке, поднёс к лицу и поцеловал костяшки пальцев. — Потанцуй со мной.

Что ещё попросишь? Может, в задницу тебя поцеловать?

Изабель прикусила язык, сдерживая рвущиеся наружу слова. Этот извращенец согласится на всё — лишь бы поставить приму на место.

Она вздохнула, глядя в его глаза.

П.О. приказал ей сыграть приму. Пора бы войти в образ.

— Я не танцую с незнакомыми мужчинами.

— Я настаиваю.

С этими словами П.О. притянул её к себе, опустив ладонь на талию. И снова он оказался слишком близко, снова на расстоянии вздоха.

— Разве я могу быть вам незнаком? Я ваш самый надёжный друг.

В гробу она видала таких друзей.

— Вы — сплошная тайна, — ответила Изабель, легко, без стеснения кружась с ним в танце. В Opéra Garnier она часто танцевала, так что сейчас тело двигалось само — умело, грациозно, изящно. — Как мне к вам обращаться... мсье?

Его губы прорезала холодная усмешка.

— Das Phantom der Oper. И никак иначе.

Хоть что-то в этом лающем языке было знакомым и похожим на родной французский.

Призрак Оперы, значит.

— Похоже на псевдоним клуба фетишистов.

Изабель прикусила губу. Слова от страха и раздражения сами собой сорвались с языка.

Впрочем, так ли она была далека от истины? Он не снимал маски, он привязал приму на магический поводок, сделал её слабой и вообще не раз прижимал к себе, обездвиживал, демонстрировал силу. К тому же, он был каким-то... ухоженным, роскошно одевался, носил только чёрное, гладко зачёсывал волосы назад, а ещё от него приятно пахло.

Пахло розами и дымом.

Запах, который будет преследовать Изабель в кошмарах, если она выберется отсюда живой.

Иными словами, мужчина каждой мельчайшей деталью показывал, что готов в любую секунду принять участие в оргии.

Призрак Оперы улыбнулся, глядя ей в глаза. В этот раз лукаво, коварно... похотливо.

— Мне льстит, что рядом со мной ты думаешь только о зове плоти.

Как будто ты об этом не думаешь!

Тварь! Маньяк! Извращенец!

Девушка прерывисто вздохнула, с трудом сдерживая гнев.

Она прильнула к нему в танце, проведя рукой по плечу, и зашептала на ухо, поднявшись на носочки.

— Трудно быть приличной с тем, кто оставил меня без белья.

Изабель хотела поставить его на место, хотела уколоть в ответ, но вновь забыла, с кем имела дело. Как только она попыталась отстраниться, Призрак крепче прижал её к себе.

Он смотрел ей в глаза с такой свирепостью, что прима потеряла дар речи.

Для других гостей театра будто бы ничего не произошло. Со стороны казалось, будто бы странная парочка в порыве страсти теснее прижалась друг к другу.

Как же близко он сейчас был.

Лицо Изабель запылало, руки задрожали, к горлу подступила тошнота. Чёрт! Что если этот ненормальный решит взять её прямо на полу?!

Она отвела взгляд, признавая позорное поражение.

— Ничего бы не случилось, — прошептал Призрак, проведя ладонью по её лицу, носом зарываясь в волосы. Изабель зажмурилась, пытаясь не завизжать от ужаса, — если бы ты сразу согласилась стать моей...

Он мягко, почти заботливо коснулся губами её лба. Девушка замерла, застыла.

— ...примой, — выдохнул Призрак, мягко сжимая её плечи. — Идём. Скоро прозвенит третий звонок.

Звонок... какой ещё звонок?

Конечно. Они же в театре.

Призрак вёл её за собой по коридорам, держа за руку, минуя просторные залы, поднимаясь по лестницам. Изабель покорно шла, порой спотыкаясь на негнущихся ногах.

И не могла поверить, что всё это происходило с ней.

Похищение? Одержимый маньяк-убийца? Могущественный маг? Ещё и извращенец с садистскими наклонностями?!

Нет. Это происходит не с ней. Этого не могло произойти с ней!

Она не в Германии. Это всё ловушка инквизиции. Это розыгрыш от Филиппа. Сейчас он ворвётся в театр, даст по зубам этому типу в маске и, наконец, спасёт её!

Так ведь? Она была ему небезразлична! Она приложила немало усилий, чтобы вскружить ему голову! Она так старалась, чтобы заполучить возможность вить из него верёвки!

Девушка не верила, что всё пошло прахом.

Призрак сел на мягкий диван ложи, усадив Изабель рядом с собой. На всякий случай она отодвинулась как можно дальше.

Девушка сжала подол мешка, стараясь игнорировать задумчивый взгляд мужчины. Она смотрела куда угодно: на гигантскую хрустальную люстру над зрительным залом, на сцену, на собирающихся зрителей в роскошных одеждах — но только не на него.

— Тебе нужно поесть.

Изабель сжала зубы.

— Мне нужно домой, — взорвалась она, тыча в него пальцем, — в ванну, в свою кровать, в квартиру, на работу! И мне точно нужно держаться подальше от тебя!

Призрак выразительно вздохнул. Прима, тяжело дыша, дрожа от ярости, молилась только об одном.

Пусть её услышат.

Пусть хоть один здешний зритель знает французский!

Пожалуйста! Пусть её поймут, пусть помогут!

Но никто не обратил внимания...

Изабель перевела взгляд на партер. От обиды и беспомощности ей вновь захотелось плакать.

Больше он ей ничего не говорил. Призрак подозвал работника, что-то сказал ему на своём гавкающем языке, после чего парень удалился. Изабель хотела было рвануть за ним, но быстро отказалась от этой идеи.

Из-за магии она и в самом деле прилипнет к Призраку, а потому нужно быть осторожнее.

— Можешь плакать, умолять, кричать, mein Herz, при любом работнике моего театра. Они в курсе, что ты похищена.

Изабель промолчала.

Парень вернулся с подносом на колёсиках, на котором стояло накрытое крышкой блюдо. Он поклонился Призраку, улыбнулся ему.

А потом Изабель схватила его за руку, заставив посмотреть на своё красное от слёз лицо.

— Пожалуйста, помогите мне! Меня похитили!

Немец склонил голову набок, глядя на неё.

— Entschuldigung, ich spreche kein Französisch.

— Ме-ня по-хи-ти-ли, — Изабель максимально чётко выговаривала каждый слог. — Вызови полицию, чёрт тебя дери! По-ли-ци-я!

Она верила. Нет. Она хотела верить, что это слово звучит схоже и в немецком!

Парень посмотрел на Призрака, после чего рассмеялся, что-то сказал ему и поспешил уйти.

— Wie ich schon sagte.

— Заткнись...

Он снял крышку. На большом круглом блюде кто-то аккуратно разложил многочисленные закуски из мяса, рыбы, птицы, рядом — поджаренные хлеб и взбитое масло. С нижнего яруса столика Призрак вытащил шампанское из ведра со льдом и разлил по бокалам.

Изабель хотела проявить гордость и вышвырнуть блюдо в зрительный зал, но прекрасно помнила, что произошло с теми предметами, которые она кидала в Призрака. Он всё вернёт обратно.

Временные петли, чёрт их дери.

К тому же, у неё от одного вида еды заурчало в животе.

— Угощайся.

— Надеюсь, хотя бы шампанское отравлено, — огрызнулась она, протянув руку к хлебу.

Деревянные ножи для масла, вместо вилок — зубочистки. В качестве оружия можно использовать только бутылку от шампанского, но Призрак предусмотрительно держал её рядом с собой.

В какое же дерьмо она вляпалась.

Вздохнув, Изабель нехотя жевала хлеб. В Opéra Garnier её заставляли соблюдать строгую диету, чтобы девушка влезала в корсеты, выглядела юной и привлекала мужскую аудиторию.

А теперь театр её предал, а диеты подарили навязчивого поклонника.

Она не планировала есть много, но после первого укуса голод стал волчьим. Изабель забирала закуски с блюда, обещая себе, что следующая — точно последняя, и не исполняя обещания.

Призрак наблюдал за ней, пальцем поглаживая ножку бокала.

— Что? — процедила прима.

— Auf diesen Moment warte ich schon eine lange Zeit.

Он произнёс это так мягко, так нежно, что Изабель насторожилась.

— Я просто пожелал тебе приятного аппетита.

Иди к чёрту.

Изабель жевала закуски, даже когда в зале погас свет, когда зажглись софиты.

В ложе было прохладно и потому, наплевав на этикет, прима убрала босые ноги под себя.

— Тебе дать мой плащ?

— Попробуй, — огрызнулась девушка, — и он полетит в партер.

Не говоря ни слова, Призрак снял верхнюю одежду и бросил плащ в Изабель. Поначалу она действительно хотела его вышвырнуть, но быстро передумала. Ей было зябко, да и нужно же чем-то прикрыть этот идиотский мешок.

— Вот и сиди, — проворчала девушка, — мёрзни.

Стоило ей набросить на себя одежду, как её тут же окутал запах дыма и роз.

Как унизительно.

Представление началось. Сытая, согретая Изабель осовело смотрела на сцену. Ужас, паника и страх уступили место отупелому шоку, и потому, не думая о побеге или нападении на мужчину, девушка уставилась на сцену.

И действие её заворожило.

Она узнала сюжет — его ставили в Opéra Garnier, а либретто к постановке им прислал П.О.. И Изабель играла в нём главную роль.

Она попыталась вызвать в себе отвращение к его работам и не могла. В своих письмах девушка не лгала, когда утверждала, что жила, пока читала и репетировала его сюжеты.

В сущности только в эти моменты она и жила.

Здесь, в Clessidra, постановка выглядела иначе. За одни декорации Призрак, должно быть, выложил не меньше пары сотен миллионов. А костюмы? Они были великолепны. По сравнению с ними дорогостоящие наряды Opéra Garnier казались постыдными тряпками, а украшения — сверкающими стекляшками. Изабель закусила губу.

Сколько же зарабатывает эта немецкая сволочь, чтобы так обдирать продюсеров?! Постановки должны окупаться и приносить неслыханный доход!

Изабель сжала кулаки. Он этим хотел её заворожить? Большими деньгами?

Что ж, он знает, на что давить. Вот только даже миллионы франков не стоили того, чтобы она терпела его общество.

Но действие продолжилось. И когда диалоги сменились пением, Изабель перестала дышать.

Смешанный хор звучал, как спустившиеся с небес ангелы, пробирая до мурашек. Сопрано завораживало, гипнотизировало, точно пение древнегреческой сирены, баритон же звучал дьявольски, соблазнительно, игриво.

Изабель обняла себя за плечи, неотрывно следя за действием.

Она не понимала языка, но для постановки этого и не требовалось. Танцы, жесты, интонации и поступки были универсальны как для немцев, так и для француженки.

И только сейчас она поняла, о чём на самом деле был сюжет.

Не о двух влюблённых, живущих в разных мирах, а о Жизни и Смерти.

Изабель бросило в жар от этой мысли.

Действие разворачивалось стремительно, бешено, драма нарастала. И прима, неоднократно игравшая в этой постановке, должна была уже привыкнуть ко всему. Но не могла.

И потому, когда занавес опустился, когда объявили от антракте, Изабель ёрзала от нетерпения.

— Итак.., — произнёс Призрак. — Как тебе?

Восхитительно.

— Ничего бездарнее в жизни не видела, — огрызнулась девушка.

Она посмотрела в сторону, проведя ладонью по пылающему лицу, когда Призрак Оперы смерил её взглядом.

И почему такой невероятный талант достался сумасшедшему ублюдку?!

— Каждому из артистов, — произнёс мужчина, скрестив руки на груди, — давно перевалило за сотню лет.

...чего?

— Clessidra построен на... особом месте, которое позволило мне создать вокруг театра временную воронку, — ответил он. — Ты писала мне, что не веришь в свой талант. Писала, что я исчезну, стоит тебе хоть на пару лет постареть.

Он это запомнил?

— Здесь никто не стареет, — продолжил мужчина. — Но если хочешь, для тебя я отменю этот эффект. И покажу, что даже на девятом десятке ты будешь сражать наповал.

— Состаришь меня так же, как Филиппа?

Призрак закатил глаза, проигнорировав её вопрос.

— Лучше взгляни на свой контракт.

Он протянул ей папку с бумагами. Изабель выдернула её у него из рук, резко открыла, едва не разорвав.

Сначала Изабель читала по диагонали, но, когда её взгляд остановился на гонораре, девушка перестала дышать. Только после этого она нахмурилась, вчитываясь в каждую строку, старательно выискивая мелкий шрифт.

— Мне удалось тебя впечатлить?

— Не могу найти пункт, по которому обязана терпеть твоё общество.

Он хмыкнул, не ответив. Изабель до боли прикусила губу.

— Такую сумму я посчитал справедливой оценкой твоего таланта, — мужчина вновь окинул её взглядом. — Ты... прекрасно поёшь, великолепно играешь. И достойна петь перед лидерами государств, а не перед вульгарной толпой.

У Изабель запылали уши. Призрак хвалил её неоднократно... но вживую он казался невероятно искренним. Его акцент звучал сильнее, его голос становился глубже и ниже, а во взгляде загоралось пламя.

Девушка не ответила, ещё раз перечитав контракт.

Нет. Это неправда. Это не могло быть правдой.

— К чему такие жертвы?

— Я уже сказал...

Изабель не позволила ему договорить. Она бросила папку на пол, приблизилась к мужчине, оседлала его.

И, пока решимость не оставила её, поцеловала.

Призрак не сопротивлялся. Напротив, его руки скользнули по её талии, бедру, крепко стиснули девушку в тесных объятиях. Ему потребовалась секунда, чтобы прийти в себя от потрясения и ответить на поцелуй.

У Изабель закружилась голова.

Ей было до того страшно, что она едва не теряла сознание. В то же время, если ей нужна была свобода, она готова была пойти на всё.

...но с каким же пылом он целовался. Не совладать.

Никак не совладать!

Она оборвала поцелуй, жадно хватая ртом воздух.

— Давай же, — прошептала Изабель, губами касаясь его уха. — Прекрати этот фарс... мы оба знаем, чего ты на самом деле хочешь...

Девушка зарылась пальцами в его жёсткие волосы, прерывисто дыша.

— Давай... сделай это... охлади страсть и, наконец, отпусти меня.

С жаром выдохнув, он повернул голову, вновь обхватив губами её губы, вновь обжигая её своей лаской. Девушка зажмурилась, пытаясь отыскать в себе отвращение к нему, гадливость, неприязнь.

Но от его близости, его прерывистого дыхания, его тесных объятий ей было не по себе. Никогда прежде с ней так не обращались. Филипп всегда был учтив, боязлив, контролируем, неопытен: его Изабель всегда держала на расстоянии.

А этот...

Призрак подался вперёд, роняя девушку на мягкий диван, склонившись над ней, словно хищник над добычей.

А этот был опасен. Крайне опасен.

Изабель задрожала, чувствуя вес его тела, его изучающие, ловкие руки, его требовательный поцелуй.

Чёрт...

Это неправильно.

Она должна была чувствовать отвращение, ужас, ненависть.

Но вместо этого терялась в острых ощущениях.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Её губы сводили его с ума.

Жаркие, мягкие, желанные. Призрак давно жаждал коснуться их, ощутить их вкус, поймать губами срывающийся с них стон. И потому он целовал жадно, требовательно, и никак не мог сполна насладиться моментом.

Изабель дрожала, изгибалась под ним, с трудом дышала. Её тело, такое гибкое, изящное, упругое, обещало ему неслыханные удовольствия.

О, как же он этого хотел, как же сильно манила его эта женщина.

Но всё же...

Призрак нахмурился, сильнее вдавив Изабель в мягкий диван, поцеловав её грубее, более сердито. Не выдержав, девушка выдохнула с громким стоном.

Достаточно.

Он оборвал поцелуй, стиснув её запястья, крепко прижав их к сидению. Она, содрогаясь всем телом, с трудом могла дышать.

Не в силах отстраниться, он закрыл глаза, коснувшись губами нежной шеи.

Как же она прекрасна.

Жаль, Изабель выбрала не его.

Воспоминание об этом отрезвило мужчину. Он глухо вздохнул и приказал себе улыбнуться, прежде чем заговорить.

— Мне льстит твоё желание стать моей женщиной.

— Ха... хах...

— Раз так этого хочешь, то мы обязательно станем любовниками, — промурлыкал Призрак, отстраняясь. Не хватало, чтобы она ощутила сквозь одежду то, насколько он был заинтригован её выходкой. — Разумеется, это не входит в мои обязанности, но ради твоего голоса...

Он склонился, коснувшись губами её уха.

— Я готов каждую ночь... перерабатывать.

Изабель напряглась, изогнулась, пытаясь освободить руки.

— Какого чёрта ты медлишь? — процедила девушка. — Сделай это!

Хмыкнув, Призрак выпустил ее руки из захвата. И, когда Изабель подалась вперёд, чтобы снова напасть, он небрежно толкнул её на диван.

Девушка упала, её пышные волосы разметались по сидению.

И от этого зрелища он и в самом деле захотел поддаться вожделению.

Она стиснула зубы, обдав его ненавидящим взглядом. Мужчина лишь холодно хмыкнул, опустив ногу на ногу.

Кто бы мог подумать? В письмах Изабель была такой нежной, меланхоличной, печальной, а в реальности оказалась озлобленной, грубой, крайне опасной стервой.

— Ублюдок...

— Wirklich? И почему же я стал ублюдком? Потому что отказался взять доступную девку?

Изабель задохнулась от ярости. Она стискивала зубы, сжимала обивку дивана, вперив в него пылающий от гнева взгляд. Казалось, будто девушка решала, каким из доступных способов могла убить мужчину и выбирала самый болезненный вариант.

Вот только она его уже убила.

— Отпусти меня, — процедила прима. — Немедленно. Отпусти. Меня. Домой. Я в жизни не подпишу твой чёртов контракт. Даже если там будут указаны миллиарды.

Он холодно хмыкнул, переведя взгляд на сцену.

— Чем я отличаюсь от того дегенерата, за которого ты хотела выйти?

Изабель нахмурилась и набрала в лёгкие побольше воздуха для ответа, но Призрак жестом оборвал её.

— Я предлагаю тебе всё то же, и даже больше, — ответил он. — Хочешь больших денег — забирай. Нужны крыша над головой, сбережения, счёт в банке — пожалуйста. Поклонники? Получишь. Признание? Запросто. Драгоценности и дорогие одежды? Дам. Более того, всего этого ты добьёшься сама. А сможет ли то ничтожество подарить тебе вечную молодость? Раскроет ли все грани твоего таланта? Научит пользоваться силой? Защитит от инквизиции? Отвечай.

Изабель от злобы скрипела зубами, глядя на него. Если раньше в её глубоких голубых глазах была сплошная ярость, то сейчас Призрак Оперы видел сомнения.

Он прекрасно знал, что её беспокоило.

— Можно подумать, ты защитишь.

— Здесь работает много магов, — ответил он. — До моего театра не доберутся ни правительство, ни продажные ублюдки в робах.

Изабель умолкла. Всё ещё сгорая от стыда и ярости, она плотнее закуталась в его плащ, пряча под ним стройную фигуру.

Господи... не слишком ли он груб с ней?

Нельзя выплёскивать на неё свою обиду. Нельзя быть таким резким. Чёрт. Разве её выбор не был логичным? Разве хоть одна в мире женщина согласилась бы пойти за тем, кого никогда в жизни не видела? Неудивительно, что Изабель выбрала кого-то, кто вился рядом, кто выпячивал богатство и статус.

Кого-то, кому не приходилось прятать под маской уродство.

— Я ничего не требую взамен, — произнёс он, опустив ладони на навершие трости. — Тебе не нужно ни заискивать передо мной, ни быть моей любовницей. Только работать. Здесь. Под моим руководством.

Изабель вновь промолчала. Призрак вздохнул, ничего не добавив, и в глубокой тишине дождался начала второго акта.

Действие снова её увлекло. Девушка рядом с ним кусала губу, вздрагивала и порой от волнения переставала дышать. Ей нравились его работы — мужчина хорошо это знал, потому что либретто к этой постановке он писал специально для своей капризной примы.

В последнее время ему было плевать на реакцию зрителей, овации и восторженные отзывы.

Но если она смеялась из-за его сценариев, плакала или в письмах жарко спорила с ним, Призрак считал это самой красноречивой похвалой.

Он провёл пальцем по губам, ощущая на них жар её поцелуя.

Если она ещё раз сделает нечто подобное, Призрак точно потеряет над собой контроль.

И на какое-то время будет счастлив.

Действие близилось к концу. Плечи Изабель задрожали, она натянула высокий воротник на лицо, пряча слёзы. Она обняла себя за плечи и в такой позе казалась до боли нежной, хрупкой, ранимой.

Призрак хотел обнять её, утешить. Но не смел даже коснуться её руки.

Если он сейчас сделает это, она только разозлится.

Поэтому он подождал, пока Изабель не успокоится. Отгремели аплодисменты, опустился занавес, зрители разошлись. Только после этого девушка, наконец, совладала с собой.

Совсем одни. В тихом, огромном зале.

— Изабель.

Она глубоко вздохнула, наконец, взяв себя в руки.

— Что?

Её голос звучал безжизненно, бесцветно, замученно.

— Желаешь прогуляться? Свежий воздух тебе не повредит.

— Да... наверное.

Призрак поднялся, протянул ей ладонь. Изабель обдала его тяжёлым взглядом и встала с дивана самостоятельно.

Когда её босые ноги коснулись пола, он вновь почувствовал прилив нежности к этой злой, спесивой ведьме.

Наверное, следует предложить ей переодеться.

Впрочем... нет. Нельзя показывать ей, что она ему небезразлична.

Она этим воспользуется.

— Следуй за мной, — произнёс мужчина. — И постарайся не отставать, если не хочешь, чтобы временная петля сжалась ещё теснее.

Изабель в ответ только нахмурилась.

— Fräulein Ido? Ты не сыплешь оскорблениями? Я не узнаю тебя.

Прима тяжело вздохнула.

— Я напугана, не знаю, что делать, меня лишили магии и шанса бежать, — она плотнее закуталась в плащ. — У меня нет ни денег, ни одежды, ни личного пространства. И сейчас у меня совершенно не осталось сил бороться с твоим безумием.

Призрак хмыкнул, крепче сжав рукоять трости.

— Я обезумел всего один раз, моя дорогая Изабель, — его голос зазвучал холодно, глухо, бесцветно. — Als ich von Ihrer Hochzeit erfuhr.

— Ненавижу. Твой чёртов. Мерзкий. Гавкающий. Язык.

— Тебе придётся его выучить, — он сощурился. — Будем занимать по часу в день, и через пару месяцев ты уже сможешь излагать свои мысли на немецком.

— Терпеть тебя пару месяцев? Я не хочу тратить на тебя ни минуты.

— Пару часов назад, — Призрак коснулся пальцем своей губы, — ты продемонстрировала обратное.

Изабель закатила глаза, всунув руки в карманы плаща.

— Folge mir.

Призрак развернулся и направился к выходу из ложи. Он шёл достаточно быстро, лишая Изабель и шанса среагировать вовремя.

В конце концов, почему бы не затянуть временную петлю ещё уже?

Но девушка всё же успела рвануть за ним следом.

Мужчина вёл её по длинным коридорам с мягкими коврами, по винтовым лестницам, мимо запертых и притихших кабинетов. Сквозь цветные витражи в помещения лился холодный свет зимней луны, кутая в своём сиянии старый театр.

Изабель старалась держаться к нему поближе, беспокойно оглядываясь по сторонам. Здание было "с характером", и потому любой гость, оказавшийся в нём, чувствовал присутствие чего-то таинственного. Театр общался с посетителями скрипами дверей, шорохом портьер, смотрел на них глазами статуй и портретов, пел им вместе с завывающим снаружи ветром. Не будь он пропитан магией, он бы всё равно внушал гостям трепет.

Изабель прекрасно это чувствовала. Не могла не чувствовать — с её-то магическим потенциалом.

Маги ощущают мир тоньше и часто видят то, на что не реагирует сознание обычного человека, — истинную природу этого безумного мира.

Наконец, Призрак ключом открыл дверь в комнату под крышей и впустил Изабель первой.

Девушка перестала дышать, едва шагнув внутрь.

Под сводами треугольной крыши, пышно цвели тысячи, десятки тысяч роз. От лоз до высоких кустов, от крошечных бутонов до пышных соцветий, от бледных и нежных, до чёрных, словно ночь.

На последних Изабель задержала взгляд, потом подняла его на Призрака, нахмурившись.

— Я назвал этот сорт "Musik der Dunkelheit", — он хмыкнул. — И мне потребовалось... сорок лет, чтобы вывести розы настолько совершенной черноты.

— Чтобы замусорить ими мою квартиру?

— Это было немного расточительно, но для твоего таланта мне ничего не жалко.

— Талант, — голос Изабель прозвучал с издёвкой, граничащей с желанием разрыдаться. — Ты до полусмерти напугал мою служанку. Какой ещё, мать твою, талант?

— Великолепный, несравненный, блистательный, — он накрыл ладонями рукоять трости. — Тот, которому я не позволил бы загнить в браке.

— Кого ты пытаешься обмануть? — процедила она. — Себя или меня?! Я помню каждое твоё письмо! Я получала твои подарки! Признай уже, что тебе нужен не мой голос!

— Продолжай, — произнёс он, закрыв глаза, прерывисто дыша. — Твои высокие ноты всегда были совершенны.

Изабель вновь побагровела. Не думая, она схватила мотыгу и как следует замахнулась.

Ещё секунда, и она бы точно ударила его.

Вот только этой секунды у неё не было.

Изабель замедлилась, её частое дыхание стало протяжным, её простые движения теперь занимали часы, если не сутки. Казалось, будто она пыталась преодолеть пелену плотного воздуха.

Призрак позволил себе пару секунд полюбоваться свирепым выражением её красивого лица. Потом, неторопливо обойдя девушку, он аккуратно разжал её пальцы, забрал инструмент и убрал в шкафчик, закрыл его на ключ.

Вновь осмотрев застывшую Изабель, мужчина убрал её кудри с плеч, подошёл сзади и заломил её руку за спину. Второй ладонью он крепко сжал подбородок девушки, задрав её голову вверх. Только обездвижив её, он вновь запустил время.

Изабель дёрнулась и застыла в полном замешательстве. Она попыталась выбраться из крепкого захвата, но не смогла даже пошевелиться.

— Ты, — процедила она, — подонок...

— Ты можешь попытаться навредить мне, — спокойно, без эмоций произнёс Призрак. — Можешь попробовать убить. Пытайся, действуй. Вот только за этим последует наказание.

Он отпустил из захвата челюсть Изабель, провёл ладонью по её бедру, задрав мешковину чуть выше колена. Грубый материал тут же почернел, стал мягким и начал разлагаться.

Изабель простонала с отвращением, вновь попыталась вырваться из захвата, но не вышло. После этого она сжала руку мужчины у себя на бедре и убрала её. Вот только разложение мешковины это не остановило.

Изабель не могла дышать от ярости и бессилия. Призрак поначалу ликовал, довольный такой реакцией.

А потом вспомнил, насколько она опасна.

— Ну? — Изабель выпрямилась, взглянула ему в глаза, прижалась к нему спиной. Мешок распался достаточно, чтобы обнажить её стройные ноги. — Прямо тут?

— Was..?

— Наказывай уже, — огрызнулась девушка. — Думаешь, я боюсь тебя?! Ты, чёртов выродок, гори в Аду вместе со своим театром, своими силами, своими розами и своими погаными манер..!

Изабель застыла и задрожала, когда Призрак крепче сжал её запястье, когда коснулся губами её губ. Поцелуй вышел невинный, целомудренный, учтивый, но сработал, как крайне эффективная угроза.

Она боялась его. Как бы ни храбрилась, в какое бы отчаяние ни впадала, девушка была в ужасе. И кричала она лишь потому, что была бессильна что-либо сделать.

Изабель зажмурилась и отстранилась. В этот раз она не продолжила поцелуй.

— В ложе ты была раскованнее.

Стиснув зубы, она взяла себя в руки.

— Пожалуйста, — тише, через силу произнесла Изабель. — Отпусти меня. Я всё для тебя сделаю. Я не стану жаловаться полиции. Я буду приезжать сюда с гастролями. Я стану твоей любовницей, чтоб тебя! Даже если это опорочит мою репутацию. Только, пожалуйста, верни меня домой. Умоляю...

На последнем слове голос предал её, дрогнул. Девушка всхлипнула, опустила голову, пряча эмоции, дрожа от подавленного гнева, обиды и безысходности.

— Я никогда не выйду замуж. Я даже не посмотрю на другого мужчину. Только отпусти. Пожалуйста.

Он разжал её ладонь, освободил Изабель из захвата. Тяжело дыша, она запахнула на себе плащ, пряча наготу.

— Я этого не сделаю.

— Скотина, — процедила она. — Я хочу домой! Вер-ну-ться домой!

— К чему? Одинокой квартире, в которую ты сбежала, чтобы быть подальше от семьи? Работе, в которой ты разочаровалась? Долгам? Инквизиции? — он хмыкнул. — Очнись, Изабель.

Ей было нечего ответить. В своих письмах она часто извинялась за излишнюю откровенность, часто рассказывала о наболевшем. Призрак прекрасно понимал, что кроме него — загадочного и далёкого друга по переписке — ей было не с кем поговорить.

— А может, мне нравится моя жизнь? Жизнь без помешанного на контроле, магии и раздеваниях урода.

— Жизнь, летящая в пропасть? Ты в курсе, что инквизиция готовилась арестовать тебя под любым, даже незначительным предлогом?

Изабель подняла на него взгляд.

— Ты лжёшь.

— Вот как? — он закатил глаза. — А теперь ответь, не они ли излишне давили на тебя? Не они ли следили за каждым твоим шагом? Не они ли установили в твоей квартире камер больше, чем в любом полицейском участке? Я видел каждую. Туда я заглянул за час до того, как прийти к тебе на свадьбу.

Девушка вновь промолчала. Она смотрела на него, раскрыв ясные, покрасневшие от сдерживаемых слёз глаза, и была сейчас белее мела.

— Теперь ты строишь из себя принца-спасителя? — огрызнулась она. — Верни мне магию, и я испепелю каждого придурка в робе.

— Что же не испепелила раньше? — он нахмурился, взяв трость, упираясь ею в пол. — Кто бы тебя остановил?

— В отличие от чудовищ, убивающих людей направо и налево и старящих их на собственной свадьбе, я не психопатка, — она вновь стиснула зубы. — И своей репутацией я дорожу.

Призрак вновь закатил глаза.

До чего же упрямая. Какая же невыносимая, упёртая, озлобленная стерва. И почему именно ей достался такой невероятный талант? Почему именно она из всех певиц стала настолько выдающейся?

Почему именно она заставила биться его мёртвое сердце?

Другая на её месте уже бросилась бы в его объятия, благодарила бы, вцепилась бы в него мёртвой хваткой.

Если же свою благодарность Изабель могла выражать только руганью, то Призрак был сыт ею по горло.

Ни один разговор ни к чему не приведёт. Нужно либо нападать на девушку, запугивать, повелевать ею и заставлять работать на себя.

Либо просто владеть ею.

Призрак закрыл глаза и покачал головой.

— Пошли. Хватит с тебя экскурсий.

— Разорви петлю, и я спокойно уйду, найду посольство...

Но мужчина не ответил. Подойдя, он схватил Изабель под локоть и дёрнул на себя. Она попыталась сопротивляться, отстраниться, но значительно уступала Призраку в физической силе.

Она ругалась, но Призрак не слушал и молча вёл девушку за собой. Будучи страшно упёртой, она и сейчас пыталась бороться, кричала на него, звала на помощь, но никто её не слышал.

Или делали вид, что не слышали.

Он втолкал её в свои покои, запер дверь изнутри. Изабель, злобная и взъерошенная, перевела на него взгляд.

— Ванная комната знаешь где, — бросил он, стягивая с рук шёлковые перчатки. — Приведи себя в порядок, завтра у тебя первый рабочий день.

— Я. Не подписывала. Контракт.

Он закатил глаза и сел в кресло, опустив ногу на ногу, бросив на Изабель оценивающий взгляд.

— Я уже сказал, что у тебя есть выбор. Либо ты становишься здесь певицей, либо отрабатываешь телом, и первый вариант для меня предпочтительнее. Но свободы ты не получишь ни в одном из них, — он выдержал паузу. — Так будет лучше для тебя.

Изабель скрестила руки на груди, посмотрев в сторону.

— То есть, только один вариант?

— Ja.

— И... что будет, если ты нарушишь условия? Что будет, если заставишь свою проститутку петь?

— Я никогда не нарушаю условий.

— И всё же? Ты тоже человек. Какой бы бездушной скотиной ни был.

Призрак долго смотрел на неё, прежде чем ответить. Изабель в её положении искала пути отступления, выход, надежду, и потому изворачивалась, словно ядовитая змея. Она хотела сбежать, не зная, как быстро она полюбит и этот театр, и местного зрителя.

Но, раз ей нужен был лучик света в подземелье, Призрак обязан был его дать.

Она привыкла бороться за всё в своей жизни. Пусть борется за свободу.

Даже если этой свободы ей в конечном итоге никто не предоставит.

Пусть видит успокоение и смысл жизни в бессмысленной битве.

— Если я заставлю свою любовницу петь или если я соблазню свою певицу, значит контракт недействителен. Сможешь разорвать его и бросить мне в лицо.

Он не думал, что ложь подействует, однако лицо Изабель посветлело. Впервые с момента их встречи.

— И что же ты выберешь?

Девушка на мгновение опустила взгляд, потом приблизилась к мужчине, обошла его по кругу, ладонью медленно проведя по плечу. Сорвать маску она не пыталась — уже хорошо. Да и у неё всё равно ничего бы не вышло.

Склонившись, Изабель шепнула ему на ухо:

— Я буду петь для тебя. Но каждый день я буду тянуть из тебя деньги, устраивать тебе скандалы и требовать того, чего даже ты не сможешь выполнить, — она улыбнулась, проведя пальцем по его челюсти, заставив посмотреть себе в глаза. — И будь уверен. Раз ко мне в руки попался один богатый идиот, то и второго я разорву на части.

Она выпрямилась, развязав пояс плаща, бросила его Призраку.

— Говоришь, временная петля ограничивает меня в перемещении? Тебе же хуже. Ты даже не сбежишь в другую комнату.

Мужчина смотрел на неё немигающим взглядом.

— Я не буду запирать дверь в ванную.

Сказав это, девушка сбросила с себя плащ и царственной походкой прошла в ванную комнату. Призрак оставался спокойным ровно до того момента, пока дверь за Изабель не закрылась.

После он поднялся, тяжело дыша, чувствуя дрожь во всём теле. Стиснув зубы, он приказал себе успокоиться, достал золотые часы из кармана, взглянул на циферблат. Стрелки шли в нормальном ритме, но двигались против часовой.

Чёрт.

Нужно успокоиться.

Он старый, уставший, раненный своим же колдовством маг. Одной нахальной девице ни за что не сломить его.

Призрак не станет тешить её гордость своей страстью. По крайней мере, не в первый же день.

Но, когда она запела в ванной — своим громким, прекрасным, поставленным голосом — у него закружилась голова.

Призрак зарылся пальцами в волосы, сидя за столом, слушая её великолепные арии. Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться, и не мог.

Похоже, справиться с ней будет тяжелее, чем он думал.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Изабель думала, что сможет сломать своего похитителя и сбежать из Clessidra в первую же ночь.

Она вышла из ванной в одном полотенце, которое швырнула в Призрака, прежде чем переодеться в полупрозрачную ночнушку. Откуда у мужчины полный гардероб женской одежды подходящего Изабель размера девушка не стала спрашивать.

Откинув за плечо мокрые кудри, она принялась втирать в лицо крем, громко распеваясь.

Мужчина не реагировал.

— Что? — она хмыкнула. — Уже не нравится мой голос? Он больше не вызывает восторгов и аплодисментов?

Призрак перевёл на неё равнодушный взгляд, держа пальцами перьевую ручку.

— Со сцены звучишь лучше. В квартире — как недорезанная собака.

Изабель не должна была реагировать, ей следовало закатить глаза, отмахнуться от Призрака, отвернуться.

Но она сжала губы, умолкла и принялась расчёсывать мокрые волосы.

В своих письмах он всегда был честным критиком, иногда наставлял её, иногда давал советы, порой ругал. Похвала от него, его восхищение были для Изабель наградой. Призрак был строг, но объективен, из-за этого у девушки не возникало ощущения, будто он льстил ей, как большинство поклонников.

Её голос был тем немногим, что Изабель любила в себе, тем, что любили другие, тем, что могло привлекать людей, когда от красивого лица и тела останутся только воспоминания.

Недорезанная собака.

Неужели так плохо?

Неважно. Раз голос его не соблазнил, нужно использовать проверенные варианты.

— Я совсем не хочу спать, — произнесла она, фальшиво улыбаясь. — Почему бы тебе не... утомить меня как следует?

— В Германии рабочий день начинается в восемь утра. Театралов это тоже касается.

— И что с того? — Изабель опустилась на кровать. — Один раз придёшь невыспавшимся. А сейчас иди ко мне.

Призрак окинул её долгим, тяжёлым взглядом, после чего щёлкнул пальцами. Девушка кокетливо приспустила с плеча лямку, не сводя взгляда с мужчины, но спустя пару секунд без сил свалилась на кровать. Её глаза закатились, веки отяжелели, и глубокий, внезапный сон придавил своей тяжестью.

Проснулась Изабель уже ранним утром.

В комнате было темно, только через витражи под потолком проникали крохотные лучики света, пахло розами и дымом, а рядом, под одним с ней одеялом лежал Призрак.

Изабель скрипнула зубами, глядя на него. Мало того, что этот извращенец любил уничтожать на ней одежду, так ему ещё и нравилось против воли заставлять её спать.

Не просто извращенец, но и с замашками папика-деспота.

— Guten...

Девушка со злобы протянула руку к его лицу, сжала пальцами маску и со всей силы сорвала.

По крайней мере, Изабель показалось, что она её сорвала.

Она чувствовала тепло чёрной маски, её гладкую поверхность, её вес. Но в то же время в руке ничего не было, да и лицо маньяка по-прежнему было скрыто.

Призрак в ответ стиснул пальцами её волосы и с такой силой дёрнул их назад, что Изабель вскрикнула. Зажмурившись, она изогнулась, вцепилась в его руку, пытаясь выбраться.

Он повалил её на подушки, навис сверху, не выпуская из захвата её кудри.

— Есть вещи, которые я не позволю даже тебе, — тихо, сквозь зубы произнёс он. — Сбежать. Убить себя. Выйти замуж. И сорвать. С меня. Маску.

— И что же там? — огрызнулась девушка. — Шрамы? Ожоги? Или ты просто стесняешься своих морщин?

— Тебя не должно волновать, что я скрываю. Работай на меня. Пой мне. И не приближайся.

— Отпусти меня, ублюдок, — процедила она.

— Зачем? Безвредной ты мне нравишься больше.

Изабель изгибалась и хотела уже ударить его, но Призрак опередил её намерение. Он склонился ниже, приблизился, и от жара его дыхания девушка застыла.

Воспоминание о вчерашнем поцелуе, о захватах и угрозах мгновенно ожило в памяти.

— Tut mir leid, ich bin unhöflich, — прошептал он. — Nur keine Angst. Alles gut. Ich liebe dich.

Говоря это, он смотрел в её глаза. Изабель замерла. Его речь действовала на неё, словно заклинание. Девушка прислушивалась к тону голоса, но не могла распознать эмоций мужчины. Она не понимала значения слов, и от этого становилось ещё страшнее.

Он угрожал убить её? Он приказывал идти работать? Он мог сказать что угодно! Немецкий был настолько чужд для француженки, что она не распознала бы даже признания в любви!

Призрак отпустил её, отстранился. Изабель поднялась, до боли сжимая зубы.

— Ты со мной в одной кровати спишь. И просишь не приближаться?

Мужчина вновь перевёл на неё взгляд.

— Уже захотела приблизиться? Что ж, за всё в жизни нужно платить, mein Herz. За глупость ты расплатилась жизнью жениха. За твой талант я расплачиваюсь немецкими марками. Магия тоже требует платы, — он выдержал паузу. — Как и мои тайны.

Изабель посмотрела в сторону.

Тайны. Неплохо. Всё это можно будет использовать против него же самого.

— И какой же ты хочешь платы?

— Равнозначной. Отвечаешь честно на мои вопросы, я отвечаю честно на твои, — он поднялся с кровати. Спустя мгновение его поза сменилась, на мужчине теперь вместо бархатного халата был элегантный чёрный костюм с красным галстуком и алой розой в нагрудном кармане пиджака. — И, будь уверена, я знаю, когда ты лжёшь.

Изабель моргнула, оценивающе глядя на него.

— У тебя весь гардероб такой яркий, цветастый? Не мог бы ты одеваться скромнее? У меня уже в глазах рябит.

— Тебе я тоже приготовил великолепное чёрно-красное платье. Оно ждёт тебя в ванной.

Девушка закатила глаза, без предупреждения сбросив с себя одеяло. Призрак поспешил отвернуться, но всё же не успел. Он заметно напрягся, оправляя на шее галстук.

Изабель улыбнулась, приблизившись к нему со спины.

— А бельё ты тоже мне приготовил? Или сегодня я снова выйду в театр без него?

Призрак взглядом игнорировал сам факт её существования.

— Своими намёками ты можешь соблазнить только зелёного школьника, mein Liebe, — его голос звучал ровно и спокойно, сдержанно. — У меня было столько женщин, что твои попытки больше похожи на лепет младенца.

— Какие попытки? Такие?

Изабель мягко коснулась его плеч, прильнула к нему со спины, обняла. Призрак замер.

— Уверен, что сам можешь мне солгать?

— Не льсти себе, — просто ответил он. — Ты красива, изящна и талантлива, но бурных чувств во мне не вызываешь.

Она не ответила. Просто скользнула лёгкими, невесомыми прикосновениями по его торсу, закрыла глаза, вдыхая ароматы дыма и роз. Медленно скользя ладонями по его телу, она пыталась сквозь одежду почувствовать следы от ран, крупные шрамы, воздействие магии.

Ничего. Только жёсткое тело, твёрдые мышцы и жилы.

Совсем не такой, как Филипп. Во всём грубый, резкий, наглый и вероломный. Хищный. Не тот тюфяк, с которым Изабель раньше имела дело.

Что же ей делать? Как сбежать?

А если и получится сбежать, где гарантия, что Призрак не станет её преследовать?

Она зажмурилась, стиснув зубы, водя пальцами по его плоскому животу, задевая пуговицы рубашки. Нельзя бояться. Никак нельзя. Как только окажется дома, запрётся в комнате и всласть насладится истерикой и нервным срывом.

— Как тебя зовут? — шёпотом спросила она.

— Это неважно.

— Не любишь своё имя? — подхватила девушка. Нужно разговорить его, смягчить, заставить утратить бдительность. — Я тоже своё не люблю. Мне всегда хотелось быть... Вивьен Ренуар.

Он глубоко вздохнул.

— Почему?

— А почему ты стал Призраком? — она попыталась улыбнуться. — Ты потребовал платы, а сам платить отказываешься.

— А ещё я потребовал не приближаться. Поэтому убери руки с ремня.

Изабель послушалась, но не до конца. Кончиками пальцев она игриво водила по низу его живота.

Что же ещё у него спросить? На что он смог бы ответить?

— Сколько тебе лет?

— А это тебе зачем?

— Ты старше меня, и я хочу знать, насколько. Я гожусь тебе в дочери?

— 158. Я родился в 1823 году, ещё при Габсбургах.

Изабель вздрогнула, замерла, застыла, не до конца расстегнув нижнюю пуговицу его жилета.

Сколько? 158?

Впрочем, чему она удивлялась? Солнечные маги старели медленно, а те, кому подчинялось время, явно умели без конца себя омолаживать.

— Удивлена?

— И чем же тебя заинтересовала я? Глупенькая, молодая певичка... которая ещё и звучит, как недорезанная собака.

Он сжал её руки, стоило Изабель кончиками пальцев проникнуть ему под одежду, повернулся к ней лицом и, глядя в глаза, поцеловал бледные ладони. Девушка сощурилась. Она искала в его лице смятение, похоть, вожделение, но не увидела ничего, кроме мрачной строгости.

Да из чего он создан? Из титана?

— Я читал твои письма. Каждое. Ты в отчаянии, напугана и сломлена, но далеко не глупа.

Лицо Изабель приобрело бордовый оттенок. Она отдёрнула руки.

— С чего ты взял, что их писала я? На каждое твоё письмо отвечала моя служанка!

— Та трусливая Närrin, не способная связать и двух слов, не задохнувшись?

— Она добрая, милая, работящая, и она ни за что не вывела бы меня из себя. В отличие от некоторых.

Изабель горделиво отвернулась и прошла в ванну, громко хлопнув дверью.

— Кусок сволочи, — тихо процедила она, шагая в душ. — Который из себя ничего не представляет.

Она собиралась долго, в четыре раза растягивая каждое действие, долго крутилась перед зеркалом, долго расчёсывала кудри. Но, когда Изабель вышла, Призрак сидел за книжкой, за окнами ещё не занялся рассвет, а на часах не прошло и минуты.

— Ты в курсе, что я тебя ненавижу?

— Wie schade, — он вздохнул. — Weil ich verrückt nach Liebe.

— Какого чёрта ты там прогавкал?!

— Это значит, что я ненавижу тебя втрое больше, — с этими словами он поднялся, вернул книгу в шкаф. — На уроках и репетициях запоминать придётся очень и очень многое...

— А нахрен пойти не хочешь? — огрызнулась девушка. — Что значат твои "херц" и "либе", которыми ты меня постоянно называешь?

— Узнаешь на уроках, — он оправил на себе пиджак, взял трость. — А теперь пойдём. Нас ждут на сцене.

— Не так быстро! — Изабель пригрозила ему пальцем, держась от мужчины на расстоянии. — Я хочу быть в равных условиях.

— О?

— Как будет "тварь" на немецком?

Он приподнял бровь и с ухмылкой ответил:

— Schatz.

— Шатц, — процедила она. — Теперь пошли.

— Так просто? Без скандалов и драк?

— Я надеюсь, что среди персонала найдётся кто-то адекватный, кто поможет мне убить тебя и сбежать.

Призрак хмыкнул, глядя на неё, после чего взял фонарь и вышел из комнаты, протянув девушке руку. В этот раз она приняла его помощь — Изабель не хотела споткнуться на высоких ступеньках и переломать себе все кости.

И, выйдя из комнаты, она обернулась, взглянула на запертую дверь.

Этот мужчина... богат. Неприлично богат, к тому же, наделён опасной магией.

Почему он живёт в театре? С его деньгами он мог поселиться во дворце. Он мог отстроить себе дворец!

Изабель неоднократно слышала, что немцы живут на работе, что они не люди, а роботы, отлаженные механизмы, существующие только для изматывающего труда.

Потом она перевела взгляд на мужчину.

Он не желал расставаться с маской, взбесился, когда Изабель попыталась её сорвать. Почему же?

Пока они шли по бесконечным лабиринтам, Изабель прокручивала в памяти сегодняшнее утро, но никаких значимых выводов не сделала.

Нужно пристальнее следить за ним, нужно внезапнее нападать. И нужно говорить правду.

К чёрту. Если это поможет ей сбежать, пусть Призрак знает, с каким ничтожеством связался.

Они вышли в холл. Изабель окинула взглядом разноцветные витражи, ощутила холодный ветер, врывающийся в единственное открытое окно. Аромат роз, пропитавший театр, слился с морозной свежестью.

Барельефы и мозаики изображали мужчин и женщин в масках, животных, птиц, светила... Со вчерашнего бала никто не убрал из холла цветущие розы.

С одной стороны, театр казался таким же строгим и сдержанным, как католическая церковь, с другой — он был изящным, пускай и мрачным, древним, давящим, внушающим трепет.

Как же здесь красиво.

Изабель вздохнула, остановив взгляд на витраже с изображением Солнца.

Это темница. Красивая, дорогая, идеальная, но всё же темница.

Изабель обязана из неё вырваться.

— Нравится? — спросил Призрак. — Всё, что ты видишь, строилось с нуля. По моему проекту.

Девушка вздохнула.

— Теперь понятно, почему от каждой детали веет безвкусицей.

Мужчина скосил на неё взгляд. Изабель отвернулась. Он понял, что она солгала, и ей не хотелось видеть хитрый блеск в его тёмных глазах.

— Если бы ты сообщила мне о своей свадьбе чуть раньше, я предложил бы сыграть её здесь, в Clessidra.

Девушка вновь посмотрела на него.

— И зачем?

— Тут легче избавиться от свидетелей.

Она закатила глаза, в то время как Призрак задумчиво, невесело улыбался.

— Ты убил человека, с которым я долго строила отношения. Не расскажешь мне, почему же от этой новости я не пускаюсь в пляс?

— Разве? Вчера в ванной ты голосила во всю свою мощь. И пела ты явно не похоронные романсы.

Изабель покраснела. Впервые за долгое время ей стало по-настоящему стыдно.

Вчера она пела всё самое эротичное, что приходило на ум, всё самое пошлое и вульгарное. Она ожидала, что мужчина не выдержит и ворвётся к ней сразу после арии "La femme fatale", но этого не произошло.

В итоге он остался холоден и равнодушен, а она — пристыжена.

Но Призрак был прав. Вчера, пытаясь бороться за свою свободу, она действительно забыла про Филиппа.

Если вообще переживала о нём.

— Идём.

Мужчина тронулся с места так резко и быстро, что Изабель не успела опомниться. Едва она поняла, что нужно идти, как временная петля вновь сдавила шею, натянулась, стала душить.

И вновь швырнула девушку в объятия Призрака.

Она перестала дышать. Мужчина же хмыкнул, опустив ладони ей на талию.

— Изабель... кажется, я предупреждал о своей магии.

— Ты сам сорвался с места, — процедила она. — Тебе не кажется, что для того, у кого я "не вызываю бурных чувств", ты слишком часто ко мне жмёшься?

— Вот какие выводы ты делаешь? — с этими словам он принялся накручивать прядь её волос себе на палец. — Не приписывай мне то, что испытываешь сама.

— Я?! Я тебя ненавижу!

— Неужели? Не ты ли вчера оседлала меня, раздевалась при мне, пыталась соблазнить? — он хмыкнул. — Раз так хочешь, можем повторить то, чем мы занимались в ложе.

Призрак долго смотрел ей в глаза, потом скользнул взглядом к губам, к шее. Вчера он всё-таки оставил на её коже засос. Грубое животное.

Изабель коварно улыбнулась и подалась вперёд, навстречу. Призрак остановил её, надавив пальцем на губы.

— Петля сжалась, — холодно, без прежнего лукавства произнёс он. — Постарайся больше не медлить.

Девушка нахмурилась, глядя на Призрака и, прежде чем мужчина успел отстраниться, выпустить её из объятий, грубо оттолкнула его.

— Ты мог привязать меня к своей квартире и не плеваться пафосом, — она едва не рычала от стыда и унижения. — Мерзкая скотина! Маньяк! Schatz!

Призрак схватил её за руку, не позволив далеко уйти. Сильно, твёрдо, почти причиняя боль.

— Не так быстро, — произнёс он. — Ты же не хочешь стать ко мне ещё ближе?

Изабель стиснула зубы, опустив голову. От гнева её плечи дрожали.

— Давай договоримся, — мужчина обошёл девушку, опустил руку на плечо, заставив посмотреть себе в глаза.

Он на мгновение замер, увидев в её голубых глазах мерцающие слёзы.

— Во время репетиции я увеличу диаметр петли до десяти метров, — его голос звучал спокойно, ровно. — И если ты сегодня не будешь капризничать, то и впредь сможешь отходить на десять метров.

Изабель нахмурилась и жестом смахнула его ладонь со своего плеча.

— Быть с тобой честной, не капризничать, — она закатила глаза. — Ты похитил приму парижской оперы, так что с тобой я буду вести себя, как захочу.

Хмыкнув, Призрак невесомым жестом убрал прядь волос за ухо Изабель, из-за чего она заметно задрожала. Более эффективного способа заставить её заткнуться не придумал ещё ни один режиссёр.

— Ты такая храбрая, такая мужественная, неистовая, — прошептал мужчина. — Но это всего лишь маска, которую легко сорвёт даже слабый ветер.

Изабель сделала шаг назад, глядя в сторону и сжимая кулаки. Возразить ей было нечего, особенно когда сердце колотилось от ужаса, а тело тряслось, словно в лихорадке.

Призрак окинул её задумчивым взглядом, после чего снова подал руку.

— Идём. Пора работать.

Изабель не сжала его ладонь, демонстративно скрестив руки на груди, но без лишних возражений пошла следом.

Репетиция проходила в том же зале, что и вчерашний концерт. Изабель огляделась. Зрительный зал вмещал, должно быть, тысячу человек, и вчера он был полон.

— Вчера была премьера? — не удержалась Изабель.

— Моего "Люпена" мы ставим не первый год, правда, иногда я переписываю сценарий, — Призрак хмыкнул. — К нам приезжают и из других стран, другие режиссёры ставят свои версии этой оперы, пишут свои дешёвые сценарии. Но права на неё я продал только Opéra Garnier.

Не первый год и полный зал...

Изабель закусила губу, промолчав.

Она подняла взгляд к потолку, задержала его на гигантской хрустальной люстре. Сколько в ней тонн? Пять? Шесть?

Будь у Изабель её силы, она бы с удовольствием расплавила крепление и обрушила бы эту махину на Призрака.

Оркестр поднялся с мест, стоило мужчине подойти ближе, артисты тут же остановили репетицию.

Они приветствовали его... приветствовали поклонами и реверансами.

— Guten Morgen meine Damen und Herren! — прогремел Призрак, заставив Изабель вздрогнуть. — Heute feiert unser Theater ein freudiges Ereignis! Die Leadsängerin der Opéra Garnier Isabelle Ido ist endlich zu uns gekommen. Beifall!

С этими словами он прошёл к Изабель, протянул ей руку. Нехотя она подала ладонь.

Нужно быть послушной. Всего пару часов быть послушной.

Улыбнувшись, мужчина мягко поцеловал костяшки её пальцев. Артисты аплодировали и что-то радостно восклицали на немецком.

— В Clessidra нет француженок, — продолжил Призрак. — Кроме тебя и одного несравненного дарования. Знакомься, Изабель.

Он подошёл к дирижёру. Женщина была одета в строгий чёрный костюм и завязала длинные чёрные волосы в такой тугой пучок, что у неё, наверное, натянулась кожа на лице.

— Мадлен Жири.

Сердце Изабель упало.

Она похолодела, когда мадам Жири обернулась, ответила Призраку улыбкой, позволила поцеловать руку.

На двадцать... нет, на тридцать лет моложе. Но те же величественные черты лица, тот же холодный взгляд голубых глаз, те же грациозные жесты, та же возвышенная аура.

Когда Изабель была маленькой девочкой, она восхищалась звучным, полётным меццо-сопрано Мадлен Жири. Каждый раз после возвращения из театра, она пыталась петь её арии и каждый раз её тоненький голосок больше напоминал визги умирающего животного.

Когда Изабель подросла и начала петь в хоре, слава Мадлен Жири гремела во всю мощь.

Когда Изабель поступила в консерваторию, Мадлен Жири была её преподавателем академического вокала. Изабель старательно училась, у неё были лучшие результаты на курсе, и всё же она и не надеялась, что Мадлен запомнила её или хотя бы обратила внимание.

Никто не верил в Изабель, в том числе и она сама. Никто её не замечал. Никому не были нужны её таланты, когда она сама была больше похожа на бегемота, чем на женщину.

— Я так давно не слышала родную речь...

— Мадам Жири, — прохрипела Изабель, сжимая пальцами подол юбки. В её голосе слышались слёзы. — Вы же умерли. Я... я была на ваших похоронах. Я положила цветы на вашу могилу.

— Мадемуазель Идо, похороны так легко сфальсифицировать.., — Мадлен перевела взгляд на Призрака. — Мне в этом помог наш маэстро.

По щекам Изабель побежали слёзы.

— Ну что вы? Я вас так расстроила своим воскрешением из праха?

— Нет, что вы? — Изабель опустила взгляд, часто дыша, тщетно пытаясь взять себя в руки. — Я... я просто...

Она провела ладонью по лицу. Мадлен была так спокойна, так хладнокровна, и явно не подозревала, что смогла своим талантом изменить чью-то жизнь.

И разрушить чью-то семью.

— Мадам Жири... вы были невероятны на сцене Opéra Garnier.

— Спасибо, дорогая, — женщина улыбнулась, поклонившись. — Вижу, у меня подросла достойная замена.

Изабель мотнула головой, сморгнув слёзы.

— Я всегда мечтала стать такой же, как вы, — выдохнула она. — Понятия не имею, как примой стала эта безмозглая выскочка Бланш Бувье.

Глаза Мадлен округлились, на мгновение она забыла, как дышать.

Изабель сжала губы и перевела взгляд на Призрака.

— Я хочу выйти. На пару минут. Пожалуйста.

— Natürlich.

Мужчина вновь подал ей руку и впервые она была благодарна ему за это. Изабель стиснула его ладонь и шла следом, на каждом шагу боясь упасть.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Изабель вышла на просторный балкон театра, прислонилась к каменным перилам. Декабрьский ветер тут же обдал её холодом, пробрал до костей, но она этого не замечала. От эмоций её лихорадило.

Призрак вышел следом. Он шагал бесшумно, как убийца, но Изабель знала, что он рядом — поняла это по застывшим в воздухе снежинкам.

Сморгнув слёзы, она огляделась. Низкие дома без изысков и украшений, прямые улицы, всё выдержано в светлых, спокойных тонах. И от всего веяло серьёзностью и почти религиозной строгостью.

Только сейчас она поверила, что оказалась в Германии.

— Ты знал?

— Что именно?

Девушка провела рукой по лицу. Подавленные воспоминания толпились в голове, боролись за право проявиться, ожить и добить сломленную Изабель.

— Она была моей учительницей.

— Вот как? Что ж, я слышал её приёмы в твоём пении, — он прислонился спиной к перилам. — Оказывается, она хороша в преподавании.

Изабель обняла себя за плечи.

— Ученица превзошла учительницу.

Похвала вызвала у девушки новые неконтролируемые слёзы.

— Изабель...

— Не смотри, — сдавленно, глухо произнесла она. — Заткнись. Тебя это не касается.

Он не ответил. Вместо этого мужчина снял пиджак и, подойдя к девушке со спины, укрыл её плечи. Изабель попыталась сбросить одежду.

И тогда Призрак крепко обнял её, обездвижил.

— Сейчас, — прорычала она, извиваясь, пытаясь выбраться, — не время для твоих домогательств!

— Я тебя выкрал, — произнёс он, не реагируя на попытки Изабель освободиться, — я предложил тебе дом, работу, славу и вечную молодость. Я спас тебя от худшего решения в твоей судьбе. Так что твои проблемы касаются и меня тоже, Изабель.

Она топтала ему ноги, дёргалась, изворачивалась, пыталась его оцарапать, но безрезультатно. Призрак не ослабил хватки.

Изабель сдалась только когда обессилела. Всхлипнув, она вновь провела рукой по лицу, утирая слёзы, глядя в пустоту перед собой.

— Я из-за неё начала петь, понял?! — голос Изабель сорвался на рык. — Услышала её в первый раз... увидела в "Демоне"... и с ума сошла от восторга!

Рыдания душили её. Ей потребовалось сделать усилие, чтобы голос звучал внятно.

— Чтоб ты провалился с этой музыкой! Чтоб ты провалился со своим театром! Пойти в музыкальную школу — вот худшее решение в моей судьбе!

Она закусила губу, содрогаясь от спазмов рыданий, ненавидя себя за собственную слабость. С трудом дыша, Изабель плакала и никак не могла остановить рвущиеся наружу слёзы.

Она так привыкла играть, привыкла быть другими людьми.

Но когда кто-то обращал внимание на неё саму, когда видел её настоящую, это было невыносимо.

Даже служанке она не позволяла увидеть того отвратительного, ничтожного человека, которым всегда была.

Изабель успокоилась не сразу. И единственный свидетель её истерики не выпустил её из объятий, не пытался успокоить.

Он был рядом.

Был рядом, не позволив девушке спрятаться в укромном уголке.

— Можем возвращаться, — всхлипнула она, потирая озябшие пальцы. — Я больше не поддамся эмоциям.

— Кто сказал, что я тебя отпущу?

Изабель закатила глаза.

— И как ты собрался репетировать?

— Это подождёт.

— Нет, не подождёт. Я просыпалась в такую рань не для того, чтобы...

— Что у тебя стряслось?

Изабель сжала губы. Этот вопрос она неоднократно видела в письмах и всякий раз он вызывал у неё странную реакцию. Что у неё стряслось... С одной стороны, это не его дело, с другой — девушка в глубине души всегла была рада, что кто-то замечал её переживания.

— Ты собрался быть моим начальником. Какого чёрта ты лезе...

— Что. У тебя. Стряслось?

Изабель содрогнулась, её сердце на секунду остановилось.

— Я не хочу об этом говорить.

— А рыдать на каждой репетиции ты хочешь? — он вздохнул. — Deine Tränen haben mir auch wehgetan. Расскажи мне. Пожалуйста.

Изабель вздохнула. Об этом она не рассказывала никому, даже Филиппу, хотя ближе его у неё никого не было.

Настолько она была скрытной.

— Проболтаешься ей — я тебя убью. Не знаю как, но убью.

— Изабель... я стар, равнодушен к мирскому и погружён в магическое искусство. Надёжнее меня только немецкая марка.

Девушка закатила глаза.

— И что ты хочешь знать? Да, я пошла в музыкальную школу. Моя мать почему-то решила, что я гений, а потому толкала меня на различные конкурсы, заставляла петь на праздниках, пыталась пропихнуть на телевидение. Я столько выступала, что почти не помню занятий в обычной школе. Отец был иных взглядов. Он хотел, чтобы я выступала и пела без давления, — Изабель мотнула головой. — Но это была лишь капля в море их разногласий. И вот, каждый раз прихожу я с концерта... а дома крики, битая посуда, ругань.

Призрак молчал.

— Твоя очередь.

— Что?

— Тайна за тайну, — пробурчала девушка. — Я помню наш уговор. В отличие от тебя.

Мужчина глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

— Ты спрашивала об имени, почему я стал Призраком и что у меня под маской. Ни на один из этих вопросов я не хочу отвечать.

Он выпустил её из объятий. Изабель повернулась к Призраку лицом и набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы как следует на него наорать.

— Моё лицо ранено моей же магией, — отчеканил он, — и этого ужаса тебе лучше никогда не знать. Призраком я стал, потому что мне есть за что ненавидеть самого себя. Тебе это должно быть хорошо знакомо.

Лицо Изабель вспыхнуло.

— А зовут меня, — мужчина вздохнул. — Эрик фон Виттельсбах.

Лицо девушки стало совершенно пунцовым.

— Тебе необязательно было отвечать на всё! Я не просила об этом!

Призрак только лукаво улыбнулся, глядя на неё, и от этого Изабель задрожала, впервые за долгое время почувствовав себя уязвимой.

— Это аванс. Ты ведь не всё мне рассказала.

— Всё!

— Изабель, — он выдержал паузу. — Распавшаяся семья — это больно, но в твоём возрасте с этим можно смириться и двигаться дальше.

Девушка сжала кулаки.

— Тебя нелегко заставить плакать. Ты проявляешь силу духа после похищения, утраты магии и даже оставаясь со мной наедине, — он встретился с ней взглядом, заставив приму вздрогнуть. — С твоим пением замешана чья-то смерть, не так ли?

Его голос звучал спокойно и вкрадчиво. Какое-то время Изабель смотрела ему в глаза, но вскоре отвела взгляд.

— Вот как? Об этом ты не рассказывала.

Девушка промолчала.

— Мадлен связана с этим?

— Нет, — тихо произнесла Изабель. — Она... она и не помнит о моём существовании. Я — никто. Всегда была никем.

Мужчина приподнял бровь, но девушка лишь покачала головой.

— Не лезь ко мне. Я не хочу обсуждать своё прошлое. Тем более, с тобой.

Он хмыкнул.

— Как знаешь, — он надел пиджак, застегнул его, глядя на неё равнодушным взглядом. — Если ты закончила хныкать, пойдём. Нам пора.

Этот ответ Изабель устроил больше, чем если бы Призрак начал её уговаривать открыть правду.

— Сейчас диаметр петли — два метра.

Услышав это, девушка послушно рванула следом за мужчиной, стараясь не отставать ни на шаг.

* * *

Когда Изабель запела со сцены, Призрак сидел в зрительном зале. Уговорить её взять микрофон и исполнить арию на французском было несложно: во-первых, девушка стремилась раствориться в работе, во-вторых, хотела поставить мужчину на место, показав всё своё мастерство.

У неё вышло. С первых мощных, высоких нот у него закружилась голова, а после её глиссандо от неё и вовсе отлила кровь. Мужчина скрестил руки на груди, опустил ногу на ногу, закрываясь, не желая, чтобы спесивая девчонка увидела его эмоции.

Она и без того слишком часто их вызывала.

Когда ария завершилась, Мадлен села рядом с Призраком и заговорила на немецком:

— Маэстро... даже не знаю, что сказать.

— Говори прямо. Она не понимает тебя.

Мадлен глубоко вздохнула.

— У неё бешеная сексуальная энергия, чудовищная. С такой харизмой ей нужно либо умерить пыл, — она задумалась, приставив руку к подбородку, — либо петь в дуэте с теми, кто обладает таким же потенциалом. В Clessidra нет никого настолько же агрессивного.

Призрак промолчал. Он смотрел на Изабель задумчивым, мрачным взглядом и думал лишь о том, как она великолепна в свете софитов. Каштановые кудри переливались золотом, глаза сверкали, а сама она была истинным воплощением искусства — капризной, непокорной, но такой притягательной.

Он специально выбирал для неё чёрное платье с красными вставками, чтобы Изабель не так сильно будоражила его чувства. Увы. Эта женщина была желанной даже в картофельном мешке.

Словно чувствуя его смятение, девушка спустилась со сцены, подошла к нему с Мадлен.

— Мой голос не подходит вам?

Мадлен ответила после недолгой паузы.

— Как давно вы стали примой, мадемуазель Идо?

— Два года назад.

— А сколько всего вы пели в Opéra Garnier?

— Двенадцать лет, — ответил Призрак. — Первые четыре года — в хоре.

Изабель обдала его долгим, хмурым взглядом.

— Двенадцать лет, — вздохнула, качая головой Мадлен. — И всего два года. Вы были правы, маэстро. Opéra Garnier действительно кишит кретинами без ушей, глаз, мозгов и чувства вкуса.

Изабель не сводила взгляда с мужчины, он, не мигая, смотрел ей в глаза. Почувствовав себя неуютно рядом с парой, Мадлен поклонилась и поспешила вернуться к оркестру.

— Ты не мог этого знать, — наконец, прервала тишину Изабель. — Я не говорила тебе о хоре.

— И что с того? Думаешь, я заметил тебя только после того, как ты стала примой? — Призрак хмыкнул. — Я слал тебе цветы и письма и до этого.

Она закатила глаза. По девушке было легко понять, когда она была смущена — Изабель всякий раз стремилась скрыть свои эмоции за злобой, высокомерием и недоверием.

— Ладно, — она вздохнула. — Как я выступила?

Призрак только собрался ответить, как девушка вновь напала. Она оказалась слишком близко и, хитро улыбаясь, села ему на колени.

Мужчина мгновенно напрягся и попытался отстраниться. В этот раз Изабель действительно застала его врасплох, в то время как он ещё не успел успокоиться после её выступления.

Девушка обняла его одной рукой, пальцами провела по линии челюсти, заставив посмотреть себе в глаза.

— Ого, — она коварно улыбнулась, поёрзав бёдрами, прижавшись теснее. — Ты настолько впечатлился?

— Слезь с меня.

— Что ещё попросишь? — Изабель прильнула губами к его уху. — Давай. Я сделаю что угодно, когда меня так красноречиво хвалят.

Призрак встретился с ней взглядом, пытаясь взять себя в руки. И как поставить её на место? Огрызаться? Он проявит трусость. Магией? Эффективно, но банально.

Поэтому он решил применить лучший приём защиты — нападение.

Мужчина провёл ладонью по её колену, медленно скользнул по бедру, забираясь под юбку. Изабель торжествующе улыбнулась.

— Я ещё не брал женщину на глазах её учительницы.

Это подействовало. Девушка коротко вздохнула, напрягшись в его руках.

— Останови время, — прошептала она. — И давай... вырази всё своё восхищение.

— Зачем? — он закрыл глаза, прильнув губами к нежной шее, вдохнул аромат волос. — Неужели прима стесняется, когда на неё смотрят?

Он задержал ладонь на её бедре, водя по нему большим пальцем, сжимая так крепко, что на бледной коже остался красноватый след от ладони. Изабель была мягкой, податливой в его руках, манящей...

Невольно мужчина мягко прикусил её плечо, заставив девушку вздрогнуть, сдавленно простонать и отстраниться, выскользнуть. Призрак не противился.

В этот раз он победил. Вот только преимущество осталось за девчонкой, и если она решит неожиданно запеть, начнёт к нему приставать, он точно не выдержит.

Он обожал её, боготворил, терял голову от любви... и всё же, если Призрак поддастся соблазну, то он будет обязан сделать с Изабель такое, что она больше не сможет спокойно сидеть.

Слишком эффективно она выводила его из себя.

Он окинул девушку долгим взглядом, задержал его на её бёдрах и пустил волну своей разрушающей магии. Внешне ничего не поменялось, однако Изабель вздрогнула, ощутив изменения.

— Как же ты меня с этим доконал, — вздохнула она, сжав подол юбки. — Чёртов фетишист.

— Я предупреждал о наказаниях, — невольно он коснулся пальцем губ, которые до сих пор жгло от жара тела Изабель. — К тому же... ты передумала быть послушной?

— Я хорошо работаю и выполняю все твои поручения. О перерывах речи не было, — она вскинула голову, посмотрев на Призрака свысока. — И только попробуй сказать, что тебе мой флирт не нравится.

Изабель не стала ждать ответа. Она резко повернулась на каблуках, намеренно сильно взмахнув юбкой, и вернулась на сцену.

Чёртова стерва.

Следующие несколько часов Мадлен подбирала для Изабель дуэт. Она заставляла её петь с мужчинами, с женщинами, с детьми, и всякий раз оставалась недовольна результатом. Призрак был с ней солидарен.

Теперь он понимал, что так насторожило его дирижёра: Изабель попросту была жадной до внимания. С кем бы она ни выступала, девушка давила любого своей харизмой, блистала, затмевая всё вокруг.

Солнце во плоти, ничего не скажешь. Магия из неё бьёт ключом, даже если её подавить.

В какой-то момент Призрак поднялся с кресла и прошёл к сцене, поднялся на неё. Мадлен замерла с палочкой в руках, Изабель скосила на мужчину злобный взгляд.

— Может, мне не так уж и нужен твой театр? В Opéra Garnier не было проблем с кастингом.

— А ещё у инквизиции не было проблем с поиском солнечной магички, — его голос не выражал эмоций. — На сцене ты становишься лёгкой, удобной, сияющей мишенью, mein Herz.

Она закатила глаза.

— Как-нибудь я разберусь с этим сама, mein Schatz.

Ещё никогда и никто на его памяти не вкладывал в нежные слова столько яда.

— Мадлен, — произнёс мужчина, настраивая стойку микрофона. — Приступай. Я спою с ней.

— Ты в слове "сплю" ошибся.

— На работе ты должна думать только о работе.

— На этой работе я думаю только.., — она выдержала паузу, пальцами проведя по юбке, — о том, что бы я сделала со своим начальником за его отвратительное поведение.

Оркестр заиграл.

— Порой я думаю о том же самом в отношении тебя, Изабель.

— Но..?

— Но ты только и умеешь храбриться, — он хмыкнул. — А на самом деле женщины, трусливее тебя, я не встречал.

Он не сказал ничего особенного, однако лицо и шея девушки побагровели от ярости. Впрочем, она вздрагивала и от критики, и от замечаний, и от оскорблений.

Конечно. Прима во всём должна быть совершенством, и горе тому, кто собьёт корону с её головы.

Какой же слабой и хрупкой она была на самом деле...

Закрыв глаза, Призрак взял микрофон и запел, слушая мелодию, свой голос, контролируя его. Он давно не выходил на сцену, и звук собственного вокала, звучащего из колонок, будил давние воспоминания.

Его часть завершилась. Он прождал десять секунд, пятнадцать, но Изабель так и не запела.

Мужчина встретился с ней взглядом.

Изабель побледнела, задрожала, крепко сжимая кулаки, часто дышала, её ясные глаза засверкали от слёз. Его голос о чём-то ей напомнил? Что-то воскресил в её душе?

Скрипнув зубами, она вновь надела маску озлобленной фурии, схватила микрофон и запела. Всё ещё прекрасно, всё ещё непревзойдённо, и всё же — иначе.

Мадлен улыбнулась, глядя на Призрака из-за пюпитра. Она определилась с дуэтом для Изабель.

Всё прошло, как он и рассчитывал.

Не зря же он так часто писал ей советы, подговаривал дирижёров и режиссёров и на расстоянии тренировал её исполнение специально под себя.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Как и любое ужасное чудовище, Изабель становилась активнее с приближением ночи.

Ужинать она согласилась только тесно прижавшись к Эрику и периодически, в перерывах, касалась губами его шеи, ключиц, забираясь пальцами под рубашку.

Она всерьёз решила заняться своим освобождением.

— Десерт должен быть после основных блюд, — как можно равнодушнее произнёс мужчина.

— Десерт? — девушка улыбнулась, растёгивая его рубашку пуговица за пуговицей. Своей магией Эрик заставлял их застегнуться обратно, правда контролировать силы было всё сложнее. — Скорее... перец. Жгучий.

Улыбка Изабель была лукавой, игривой, соблазнительной, взгляд горел желанием, тело под тонкой тканью платья опаляло его своим жаром. Эрик смотрел на неё, накручивая кудри себе на пальцы, думая лишь о временных петлях, теории магии, первичном хаосе — и ни о чём больше.

Когда Призрак Оперы попытался выпить вина, Изабель впилась поцелуем в его губы, стоило ему отнять от них бокал. Эрик прерывисто вдохнул, стиснув девушку в объятиях, подавшись вперёд, едва не роняя на стол. Изабель изогнулась в его руках и судорожно простонала.

Когда она была так близко, ему было просто забыть, что Изабель выбрала не его, что была равнодушна к нему, что он не смог покорить её ни талантом, ни письмами, ни ухаживаниями.

Сделав над собой усилие, мужчина отпрянул от её губ, но Изабель не торопилась выпускать его из объятий.

— Ну же, Эрик, — промурлыкала она, прильнув к нему. — Ты не настолько ледышка, каким хочешь казаться.

— С чего такие выводы?

— Я читала твои письма, — чувствуя, что мужчина не отторгал её, девушка коснулась губами его уха, — видела работы. Твой взгляд выдаёт чистое, оголённое желание. Эрик... давай. Будь грубым со мной, накажи за наглость, заставь кричать от боли. Овладей мной.

Никогда прежде он не подвергался подобным испытаниям. Изабель стала настойчивой, спесивой, наглой, и теперь страх владел ею в меньшей степени.

Возможно, стоило обходиться с ней грубее? Как следует припугнуть? Это заставит её поумерить пыл, угомониться.

А ему подарит долгожданный покой.

— Заставить кричать, значит?

— Именно. Давай. Не нужно медлить, заставь меня умолять о пощаде.

Не сводя взгляда с её лица, Эрик провёл рукой по её бедру, сжимая его, наслаждаясь мягкостью тела, его упругостью. Потом, рывком перевалил девушку через колено и, проведя по ягодицам, задрал юбку и со всей силы шлёпнул.

Изабель вскрикнула от неожиданности, взвилась, но Эрик держал её крепко.

От второго звонкого шлепка она стала ругаться, материлась, брыкаясь сильнее.

После третьего он её отпустил. Изабель отпрыгнула, как ошпаренная, красная от стыда, оправляя задранную юбку.

— А теперь веди себя прилично, — он поправил галстук на шее. — Пока я не достал ремень.

Изабель схватила со стола бокал и в сердцах плеснула остатки вина в лицо Эрика. Он закрыл глаза. Алая жидкость стекала по маске, лицу, пропитывала рубашку, волосы, пиджак.

В этот раз он не отмотал время назад, позволил девушке отомстить. И от успеха, от вида содеянного она пришла в неподдельный ужас.

Эрик взял полотенце и промокнул им лоб, скулу, подбородок. Изабель боялась дышать.

— Раз ты закончила с ужином, отправляйся спать.

— Ты, — процедила девушка, — мерзкая тварь. Как. Ты. Посмел?!

— Посмел что? — с этими словами Эрик поднялся и бросил полотенце в Изабель. — Ты сделала выбор. А значит моей любовницей ты не станешь.

По крайней мере, до того момента, пока в самом деле не вспыхнешь страстью.

Она не ответила. Всё ещё сгорая от стыда, она аккуратно сложила полотенце вдвое, потом скрутила его в жгут и, замахнувшись, попыталась ударить Эрика.

Её импровизированное оружие тут же обратилось в прах, не достигнув цели.

Изабель прерывисто вздохнула и, подойдя, влепила Призраку Оперы звонкую, болезненную, отдающуюся в висках пощёчину.

Она ушла в ванну, громко хлопнув за собой дверью, включила воду.

Эрик глухо вздохнул, услышав её глухие, сдерживаемые всхлипы.

* * *

Расследовать похищение Изабель Идо святая инквизиция начала почти сразу же, хотя не отличалась скоростью принятия решений. Причиной их спешки стали показания свидетелей и жертвы чьей-то агрессивной магии, которые в неполные тридцать выглядели глубокими стариками.

Одной жертвой был гражданский, второй — инквизитор. Вот инквизиция и зашевелилась.

Теократы назначили главой расследования молодого кардинала Жиля Жакоте.

Он прибыл из Ватикана поездом, отчитался о своём визите перед местными инквизиторами и лишь после прибыл в Нотр-Дам на место преступления, а после — в Opéra Garnier.

Низкоранговые инквизиторы сопровождали его — обязаны были сопровождать. В следствии всегда пригодятся рабочие руки, зоркие глаза и чуткие уши.

Однако Жиль слишком долго работал среди французских инквизиторов и совершенно не верил в их умственные способности.

Он был в перчатках, когда изучал рабочее место Изабель Идо. Вся её косметика была разложена в полнейшем хаосе, в котором могла ориентироваться только сама хозяйка. Комната всё ещё хранила аромат её духов.

Жиль опустил в пластиковый пакет пару вещиц — взять отпечатки пальцев.

— Ваше Высокопреосвященство, — обратился к Жилю инквизитор. — У нас есть пальчики мадемуазель Идо.

Это насторожило Жиля.

— Неужели? — он открыл верхний ящик стола. Письма. Отлично. Кардинал повертел в руках конверт, но не увидел имени отправителя. — И в чём провинилась мадемуазель Идо, что ей пришлось пройти дактилоскопию?

— Ваше Высокопреосвященство, она подозревается в самом опасном виде магии.

— О? Гравитация? Погодные аномалии? Искривление пространства?

— Солнце. Она подозревается в подчинении света Солнца.

— Серьёзное обвинение. Доказательства?

Инквизитор в ответ лишь покачал головой, пока Жиль читал одно из писем.

— Тогда какого Дьявола вы, идиоты, не сводили глаз с возможно невиновной девушки, когда у вас под носом был маг времени?!

Голос Жиля гремел, отражался от стен, пробирал насквозь. Его выражение лица осталось неизменным, спокойным, но в глазах сиял гнев такой силы, что инквизитор перед ним задрожал.

Кардинал развернул к нему письмо.

— Раз вы устроили за ней слежку, — медленно произнёс Жиль, — досматривали, проверяли, собирали данные. Раз вы не сидели, сложа руки, скажи мне, как вы, недоумки, проглядели Палача Одина?

Палач Одина, Песнь Обречённых, Плач Обманутых, Призрак Оперы — не так важно, какое имя носил этот маг, он почему-то предпочитал инициалы "П.О."

Жиль называл его проще.

Поехавший Обмудок.

И пусть хоть кто-то попробует оспорить это прозвище.

Жиль не получил ответа, на который, впрочем, и не надеялся. Скорее всего, Палач знал о слежке за девушкой, а свои письма оставлял либо с помощью магии, либо отправлял неприметного посыльного. Он не первый десяток лет скрывался от правосудия, для него не проблема быть незаметным.

Но почему его заинтересовала Изабель Идо? Если она действительно солнечная магичка, то похищать её попросту глупо. Магия Солнца не просто так подверглась запрету, а магов преследовали не из идиотской прихоти. Солнечные маги опасны как для других, так и для самих себя, и при недостаточном самоконтроле испепелят всё на своём пути.

Жиль нахмурился, читая очередное письмо.

Этот ублюдок всегда был красноречив, но в письмах к Идо он превзошёл себя. Сколько комплиментов, какой слог, какое неподдельное обожание...

А не слишком ли стар Палач для такой пылкой страсти? Её в каждом письме было столько, что если бы через письма можно было заниматься сексом, Идо была бы неоднократно изнасилована.

Жиль бы даже украл пару способов обольщения, если бы не решил полностью посвятить себя служению религии.

Интересно, что отвечала ему Идо? На секунду Жиль понадеялся, что она была с Палачом пренебрежительно холодна, что растоптала его гнилое сердце острым каблуком.

Впрочем, раз маг похитил её со свадьбы, это было недалеко от истины.

Мелочному злорадству Жиля не было пределов.

"Дорогой друг, сейчас вам, неискушённой молодой женщине, не дано понять той силы, с которой вы завладели моими мыслями. Ваш голос обаял меня, покорил, возродил из пепла мою давно умершую душу и с беспощадной жестокостью заставил жить, творить ради вас, с нетерпением ждать волнительной минуты встречи".

Жиль скривился, бесшумно передразнив Палача.

"Не передать словами, в какое отчаяние я впадаю, когда вас, мою богиню, моего ангела музыки, моё ослепительное счастье заменяют в самый последний момент.

Но об этом прекрасно знает ваш режиссёр. Я несколько часов не оставлял его в покое из-за вас, Изабель. Вы простудились, потому что этот напыщенный идиот лишил вас сна и отдыха.

Надеюсь, эта самодовольная пустышка передала вам от меня цветы и скромный символический подарок с пожеланиями скорейшего выздоровления".

Жиль нервно хохотнул, когда из следующего письма узнал, что скромным символическим подарком оказалось колье с красными бриллиантами.

"Сияют, словно кровавые слёзы, не так ли, мой ангел? Ими обливается моё сердце, когда меня лишают возможности слышать ваш голос.

Рекомендую вам следить за своим здоровьем и не болеть, иначе я продолжу вас баловать своим "смущающим" вниманием.

К колье прекрасно подойдут серьги, не так ли?"

Если бы Палач не перешёл на официальный тон и не заговорил про уроки вокала, Жилю пришлось бы пойти в храм и помолиться за спасение своей души.

Иначе Создатель отвернулся бы от него, если бы услышал все изощрённые пожеланиях смерти.

Кардинал вытянул наугад ещё один конверт из общей кучи.

"Мне льстит, что вы стали питать ко мне интерес, Изабель. Поток ваших вопросов занял целых три листа. Признайтесь, моё либретто настолько впечатлило вас, что вы перестали испытывать холодное равнодушие к автору?

Друг мой, мне нравится ваше рвение. Раз вы так желаете... сблизиться со мной, я позволю вам сделать это.

Но только в своём театре.

Вообразите, мадемуазель Идо, до каких вершин творческого экстаза вы способны взлететь. Только представьте, как в едином порыве сольются ваш голос и мой гений. Сколько страсти, сколько невыразимого великолепия, сколько пылких чувств способны передать вы своим артистизмом? О, вы сами не представляете, на что способны, мой ангел музыки. Я с удовольствием помогу вам познать себя.

Дайте лишь знать мне, что хотите работать в Clessidra, и я навеки ваш".

Какая удача.

Clessidra... слово итальянское, но это ни о чём не говорило. Театр мог находиться хоть в Африке — П.О. любил и умел вводить в заблуждение.

Но, что хуже и коварнее всего, театр мог существовать не в этом времени.

Жиль хорошо понимал, как работала магия Палача. У него были причины изучить его возможности.

Свидетели говорили, что у человека, ворвавшегося на свадьбу, был сильный акцент. Каждая его "р" была звонкой, рычащей, он даже не пытался как-либо смягчить её. Русский, немец или итальянец? Нужно выяснить.

Жиль собрал все письма и отдал приказ разузнать, где находится этот чёртов театр.

Палач всегда прятался на виду у инквизиции, а значит его заведение должно быть широко известно.

Спасибо за помощь в следствии, мадемуазель Идо.

Скоро вас освободят и проверят на наличие магии.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

После нервного срыва Изабель потребовался всего день репетиций с Эриком, чтобы понять, насколько сильно она ненавидела этот проклятый театр.

И целая неделя, полная яростных скандалов, чтобы дать понять Эрику, насколько сильно она ненавидела его самого.

Он и Мадлен репетировали по двенадцать часов каждый день, добиваясь от Изабель идеального немецкого произношения, нужных эмоций, нот, движений тела. И эти движения в основном заключались в прикосновениях к ненавистному мужчине.

Как же отвратительно.

Да, он пел так, что у Изабель подкашивались ноги, да, он был чистым, ухоженным, от него приятно пахло. Но, чёрт возьми, какой же он моральный урод!

Изабель поклялась себе, что когда вернётся домой, будет сжигать магией все розы, что попадутся ей на пути.

А пока нужно каким-то образом соблазнить эту сволочь. Всего один раз переспать с ним — и бежать. Домой, во Францию, в свою квартиру, где всегда было спокойно, уютно и светло.

И где ни одна надменная, самодовольная скотина не смела её отшлёпать.

— Ты сегодня непривычно тих...

— ПОШЁЛ К ДЬЯВОЛУ!

Эрик вздохнул.

— Что ты будешь на ужин?

— СКОТИНУ В МАСКЕ, НАФАРШИРОВАННУЮ ЕГО ЖЕ АКТЁРАМИ!

Изабель тяжело дышала, глядя на него, крепко сжимая кулаки. Больше давать себя в обиду она не собиралась и потому сейчас готова была убить мужчину, если бы он к ней приблизился.

Таким поведением его не соблазнить.

С другой стороны, если убить Эрика, проблема исчезнет.

— Маэстро? — спросила Мадлен, опустив дирижёрскую палочку. — Вы в состоянии продолжать?

Мужчина вперил в девушку долгий, тяжёлый взгляд.

— Отложим до среды, — ответил он. — Мы с Fräulein Ido прогуляе...

— НИКУДА Я С ТОБОЙ НЕ ПОЙДУ!

Он сощурился и сделал пару шагов назад. Изабель скрипнула зубами, заставив себя волочиться следом. Эрик надменно улыбнулся в ответ на её гнев.

— Sie können gehen, — произнёс он, обратившись к артистам. — А с тобой я хочу поговорить.

Изабель демонстративно закатила глаза, но ничего не ответила. Что мог сказать ей этот урод? Извиниться? Не помешало бы. Правда, Изабель не обещала, что не плюнет ему в лицо во время речи.

— Надень, — произнёс мужчина, пройдя с девушкой в гардеробную. Он развернул пальто и держал его за плечи — так, чтобы девушке было удобно его надеть. — На улице холодно, ты простудишься.

Изабель вырвала вещь из рук мужчины и надела её, отвернувшись. Когда она повернулась, Эрик уже был в чёрном пальто и цилиндре.

Как бы сильно девушка его ни ненавидела, но этот ублюдок действительно был хорош собой. Элегантный, стильный, следящий за собой. Филипп был ему не ровня.

Изабель тряхнула головой. Эта мысль ей не понравилась, она была опасной, ненужной, неправильной.

С таких мыслей начинается симпатия.

— Ну и? — девушка поправила воротник своего мехового пальто. Такую вещь она бы не купила и на шесть своих гонораров. — Где ты решил меня выгулять? Неужели на крыше? Не забудь скинуть меня с неё.

— Есть одно место, предназначенное специально для громких скандалов, — ответил он. — Это ресторан с глухими стенами. Правда... там будет не очень комфортно, если тебе до сих пор больно сидеть.

Изабель вспыхнула.

— Слушай сюда, сволочь...

Но договорить девушка не смогла. Эрик шагнул ей навстречу, стиснул пальцами волосы и заставил заткнуться поцелуем.

Изабель настолько этого не ожидала, что перестала дышать от его наглости. Прежде Эрик не целовал её по своей инициативе — только если она нападала, дразнила или сама на него вешалась.

Но сейчас он целовал грубо, сердито, жадно, прикусывая губу. Изабель задрожала, зажмурившись, стиснув пальто у него на груди.

Но, что хуже всего, помимо страха и слабости во всём теле она чувствовала возбуждение.

Когда Эрик оборвал ласку, Изабель едва не рухнула, со стоном хватая ртом воздух. Он прижимал её к себе, и это было опасно — не хватало, чтобы мужчина через одежду ощутил её слишком резкое, слишком неправильное желание.

— Я так устал от тебя, — прошептал он, касаясь губами шеи. — Замолчи. Просто замолчи.

— Отпусти меня уже, — едва соображая, схватившись за плечи мужчины, произнесла она. Голова кружилась, мысли затуманились, всё её существо требовало продолжения — и Изабель было страшно поддаваться этому чувству. — Найди себе... другую певичку.

Эрик не выпускал её из объятий, он замер, точно принимая решение. Изабель стискивала его пальто и никак не могла успокоиться.

Чёрт.

В сексе нет ничего настолько экстраординарного, что могло бы вызвать подобные эмоции. Тем более, если это секс с престарелым, наглым, психованным извращенцем.

И всё же Изабель осознавала, что если бы он повалил её на пол гардеробной, если бы взял в этом дорогущем пальто, если бы продолжил так же целовать, ей было бы плевать на всё. Даже если бы их застали посторонние.

Даже если бы это была Жири!

Плохо дело. Она уже сходит с ума от заточения.

Эрик выпустил Изабель из объятий. Девушка ничего не ответила, но и ругаться перестала. Она молчала всю дорогу до ресторана, вперив взгляд в окно и игнорируя существование мужчины.

Она была занята кое-чем более важным: Изабель мысленно ругалась сама с собой и убеждала себя, что это наваждение вызвано одиночеством, похищением и бог знает чем ещё, но никаких чувств у неё не было и быть не может!

Но когда в ресторане, сидя за столиком, Эрик взял её за руку, сердце Изабель пропустило удар.

— Не смей. Меня. Лапать.

Призрак Оперы взглянул ей в глаза и не пошевелился. Девушка не отняла руку.

Он решил вообще её не слушать? А что ещё он решил сделать без её согласия?!

— У тебя есть какие-нибудь пожелания?

Изабель злобно мотнула головой, решив, что голос выдаст её смятение.

Всю неделю она желала этому мужчине смерти в муках, всю неделю огрызалась с ним, скандалила, язвила. Всю неделю думала только о способах сбежать от него, избавиться.

И теперь, когда он приблизился сам, девушка поняла, что барьер, который она выстроила между собой и им, дал глубокую трещину.

Такой мужчина не мог не нравиться женщинам. Умён, остроумен, привлекателен, талантлив, богат... в него бы любая вцепилась мёртвой хваткой.

А ещё он сумасшедший, и от него периодически болит задница.

Ну, для кого-то и это плюс.

— Сядешь поближе?

— С чего бы? — насторожилась Изабель.

— Я был излишне холоден с тобой, — Эрик задержал взгляд на её лице. — Жесток, несправедлив, резок. Хотя ты действительно меня привлекаешь. Будет честно, если ты получишь шанс на побег.

Будь у Изабель магия, она бы не пожалела сил, чтобы испепелить его.

— Решил сдаться после недели совместной жизни с примой? — она ядовито усмехнулась. — А с Филиппом я встречалась полтора года, и он, как видишь, был счастлив.

— Полтора года, а ты так и осталась к нему холодна, — хмыкнул Эрик. — Но после недели со мной, mein Herz...

— ...я всё ещё желаю тебе смерти, mein Schatz.

— Будь хорошей девочкой и сядь ближе.

— Потерпишь меня ещё. Не развалишься.

Изабель отвела взгляд первой, с хмурым видом уткнувшись в бокал вина.

Было бы правильно сесть поближе, прильнуть к нему.

Нет. Не сейчас. Нельзя сейчас к нему приближаться, особенно когда мысли девушки были в таком смятении, в таком раздрае.

Но, когда Эрик сам придвинулся к ней, глоток вина попал не в то горло. Девушка поперхнулась, выплеснув жидкость на своё платье и белоснежную скатерть. Изабель поднялась, чтобы хоть как-то убрать беспорядок, вытереть, хотела застирать пятно, но...

— Сядь. Я всё исправлю.

Она сжала подрагивающие руки.

На самом деле она сбегала не от него, а от эмоций, не так ли? Верно. Но почему она сбегала? Ещё в юности она приучила себя никого не бояться, смело идти вперёд, смотреть опасности в глаза.

И теперь ей было страшно? После похищения и домогательств до мужчины?

Это просто смешно.

— Сядь.

Она подчинилась. Эрик был близко. Снова. И впервые ей было страшно даже поднять на него взгляд.

Не хватало, чтобы он видел, как сильно её задела его выходка.

Пятна исчезли, стоило ему повести пальцами в воздухе.

— Когда ты вернёшь мою магию? — произнесла девушка, чувствуя, что тишина стала невыносимой.

— Пока не станешь спокойнее и хладнокровнее, магии тебе не видать, meine Liebe.

Она закатила глаза, глядя в сторону.

Когда в их комнату, отделённую от остального помещения глухой стеной, вошла официантка, Эрик сделал заказ. За неделю жизни вокруг вечно гавкающих немцев, Изабель начинала понимать отдельные слова и пару фраз. К несчастью, немцы разговаривали быстро, и к их темпу тоже нужно было привыкать.

Как же Изабель скучала по родному дому.

Она вздохнула, закрыв глаза.

— Больше не пытаешься сбежать?

— Я не хочу с тобой разговаривать, — отчеканила девушка. — Ты мне ненавистен.

— Что ж, ты мне тоже, — сказав это, он поднёс пузатый бокал к губам. — Но не я решил заключить эту идиотскую сделку.

Изабель нахмурилась, стараясь не шевелиться. Слишком острые эмоции вызвал его поцелуй в гардеробной.

— Можем разорвать твой контракт прямо здесь, — томно, мягко произнёс мужчина, от чего по коже девушки пробежали мурашки. — На диване. Не запирая дверь. И без презервативов.

— Кто я по-твоему? — вздохнула Изабель. Раньше она бы вышла из себя за подобные слова, но сейчас в её голосе звучала только бесконечная усталость. — Оперная певица или дешёвая проститутка?

Вновь повисло молчание. Девушка чувствовала на себе тяжёлый, задумчивый взгляд мужчины. Он сидел совсем близко, на таком расстоянии, что его можно было коснуться, напасть на него, поцеловать. Но у Изабель не было на это сил.

Она и оттолкнуть-то его боялась без риска выдать душевные переживания.

— Ты всё ещё мой ангел музыки, — ответил Эрик, осушив бокал. — И я с каждым днём всё сильнее попадаю под твои чары.

В этот раз Изабель встретилась с ним взглядом.

На что он рассчитывает? От таких признаний она начнёт действовать смелее, станет чаще нападать, пока он в конечном итоге не сдастся.

— Чары... я же только и делаю, что без конца ругаюсь с тобой.

— Гениальность никогда не сопровождается покладистым характером.

— Гениальность, — она закатила глаза. — Если я из штанов выпрыгивала, чтобы быть лучше остальных, это не значит, что я гениальна.

— Как переменчиво твоё настроение, — Эрик мягко улыбнулся. — Всё утро ты кричала, ругалась и бесилась на меня, а сейчас жаждешь от меня комплиментов.

— Не нравится — кради более покладистую певичку.

— Отнюдь, — он опустил взгляд на её руки. С недавних пор Изабель перестала потирать палец, на котором носила помолвочное кольцо. — Твои эмоции продиктованы не скукой или глупостью, а холодным расчетом, застарелой болью, страхом быть самой собой. Почему мне это не должно нравиться?

— Страхом быть собой, — повторила она. — Более настоящей, чем сейчас, я уже не буду.

Эрик вновь выдержал паузу, глядя на неё.

— Однажды я получил письмо от одной известной оперной певицы, — он подался вперёд. — Она думала, что мы никогда не встретимся вживую, а потому позволяла себе некоторую откровенность. Она убеждала меня, что мои эмоции навеяны её ролями, что она сама — наискучнейший в мире человек. Потом она писала, что среди ролей начала терять себя, забывала, где кончался персонаж и начиналась она, принимала его чувства за свои. Я был покорён такой отдачей.

Изабель сверлила взглядом стол, сжав подол юбки.

— Сколько же боли тебе причинили, что ты так надёжно спряталась за масками, Изабель?

Девушка молчала.

— Ты убедила себя, что мужчины влюбляются в твои роли, в твой сценический образ, — он заговорил тише. — Но вот он я. И я видел твой гнев, твои слёзы, твоё упрямство, твои обиды. Твои, а не прописанные в роли. И только твои.

Изабель вздрогнула, повернувшись к нему. Обычно Эрик говорил о чувствах намёками, оборачивал всё в красивые метафоры, но сейчас был странно прямолинеен.

Она должна была этим воспользоваться, должна была действовать, спасаться, бежать.

Но на деле девушка дрожала от собственной беспомощности.

И, стоило Изабель встретиться взглядом с Эриком, как её сердце пропустило удар.

— Ich liebe dich.

Девушка вновь вздрогнула и в панике отвела взгляд в сторону, впервые за долгое время краснея от смущения. Смысл слов был очевиден — знать немецкий для этого не требовалось.

— Ты... ты что такое говоришь? — пролепетала она, схватившись за ворот платья. Изабель хотела отсесть дальше, но Эрик прижал её к краю. — Я... я в шесть раз тебя младше... У нас нет ничего общего! Я... я... ты мне даже не нравишься!

Голос дрогнул на последней фразе. Девушка закусила губу, тяжело дыша от волнения, а мужчина улыбнулся, вглядываясь в её лицо.

— Что случится, если я снова тебя поцелую?

— Клянусь жизнью, — с трудом ответила она, — сделаешь — и я воткну нож тебе в глаз.

— Какая жалость, — Эрик подался ближе, — я люблю риск.

— Не см...

Изабель упиралась, жмурилась, крепко сжимала челюсть, пыталась оттолкнуть мужчину. Вот только он был гораздо сильнее.

Его объятия были такими крепкими, что девушка не могла пошевелиться. Но целовал он с такой нежностью, таким пылом, что Изабель вновь стало страшно.

Такой смелый, такой дерзкий и решительный.

Не влюбиться бы в него...

Закрыв глаза, Изабель пыталась представить рядом с собой Филиппа и не могла. Тщетно она пыталась вызвать в себе отвращение к Эрику, возненавидеть его за объятия, за страсть, за признание в любви. Но ничего не получалось.

Да что с ней?!

Ей удалось вырваться из его рук только когда охватившее её напряжение стало совсем невыносимым. Тяжело дыша, Изабель обошла стол, обняв себя за плечи, и отвернулась, чтобы не выдать своего волнения.

Плохо. Очень плохо.

Ей начинало нравиться быть с ним.

Но, что хуже всего, Изабель бы взбесилась ещё сильнее, если бы он не поцеловал.

Филипп всегда побаивался её угроз. А этот...

Изабель вздрогнула, когда Эрик вдруг оказался рядом, поднёс к губам её руку, поцеловал трясущиеся пальцы.

— Ты всегда так дрожишь? — с улыбкой произнёс он.

— Иди. К чёрту.

— Или? — он притянул девушку к себе за талию. Она тут же взвилась. — Я достаточно терпел твой отвратительный характер. Имею право на долгую, приятную и сладкую месть.

Дыхание сбилось, жар снова ударил в голову, лишая Изабель способности мыслить здраво.

— Раз я такая сука, чего же ты меня терпишь? Избавься, побереги нервы.

Он ухмыльнулся, глядя на неё свысока, и от этого её сердце забилось чаще.

— Ты ненавидишь меня, презираешь, отталкиваешь, — прошептал Эрик, склонившись, мягко перебирая пышные кудри. — Но если я сдамся, забуду тебя, найду другую певицу, ты начнёшь мстить.

— С чего бы? — Изабель сжала его руку, отстраняясь. — Я стану воплощённым спокойствием. В мире не будет женщины, равнодушнее меня.

— Тебя уже предавали, не так ли?

Она ответила спустя долгое мгновение.

— Вот ещё. Я — Изабель Идо, прима парижской оперы. Мужчины становились в очереди, лишь бы подарить мне свои жалкие букетики.

Он улыбнулся, глядя ей в глаза, и девушка моментально отвернулась.

Да как у него это выходит?

Смотрит в душу, ухмыляется, всегда такой спокойный и выдержанный.

А у неё сердце выписывает кульбиты.

— Ты мне задолжала две правды, Изабель.

Скотина. Сволочь. Идиот. Психопат. Гнида.

— А ты мне задолжал извинения, — она с яростью отстранилась. — Ты не имел права обращаться со мной, как с ребёнком!

— Тебе я задолжал только выплаты за неделю работы. А за тот небольшой... инцидент ты уже отомстила.

Он коснулся ладонью щеки, напоминая о пощёчине. Изабель скрипнула зубами, до боли сжимая кулаки.

— Ты меня унизил, поэтому я унижу тебя в ответ, — её взгляд был острее ножа. — Что под маской?

— Изабель, — он вздохнул, закрыв глаза. — Моя магия ранила меня, я уже гово...

— Что. Под. Маской? — девушка дышала тяжело, вновь рискуя вспылить и начать бросаться посудой. — Я ничего тебе, скотина, не скажу, ни одного слова правды, пока ты не покажешь мне своё лицо.

— Какое это имеет отношение к тебе? — в его голосе зазвенела сталь. — Я её не снимаю. Никто и никогда не увидит того, кем меня сделала магия.

Изабель скрестила руки на груди, лукаво улыбнувшись. Наконец-то. Наконец-то она смогла вывести эту ледышку из равновесия.

— А что такое? Боишься унижения? — девушка горделиво вскинула голову. — Око за око. Не нужно было ни красть меня, ни лапать своими ручищами.

Когда вошла официантка с подносом, Эрик и Изабель едва ли не испепелили несчастную девушку взглядами. Вздрогнув, она торопливо извинилась, поставила на стол заказанные блюда и поспешила вновь оставить этих двоих наедине.

Изабель нахмурилась.

Какое ей было дело, что под маской у этого идиота? Её гордость была задета — да, но по сути это ничего не значило. Как только она окажется на свободе, её не будут волновать ни Эрик, ни его тайны.

Ни к чему злиться на него. Он того не стоил.

Нужно сохранять достоинство.

— Конкретно тебя я бы с удовольствием облапал ещё не раз.

Вспыхнув, Изабель разразилась руганью, моментально забыв про сохранение достоинства. Она не сдерживалась, в красках описав интеллектуальную неполноценность Эрика, его генетические дефекты, сексуальную немощь, а также подробно изложила, куда засунула бы все его партитуры, письма, и куда ему идти с его уроками немецкого.

Закончив, она тяжело дышала, чувствуя себя совершенно обессилевшей.

— А теперь заткнись и слушай внимательно.

Эрик, как обычно спокойный и невозмутимый, отчитал её с не меньшим красноречием, описав, что и в каких позах она бы сделала за деньги, прочитал лекцию об отсутствии у неё мозгов, подробно прошёлся по каждой её попытке затащить его в постель и подытожил всё рассуждениями о том, откуда она появилась на свет и куда ей отправляться с её выходками.

У Изабель пылали уши.

— Я тебя ненавижу, — процедила она. — Надменная, сволочная гнида.

— Наши чувства взаимны, Fräulein Ido.

Они умолкли. Ей было нечего сказать, и после очередной вспышки гнева девушка чувствовала лишь тягостную усталость. Она опустилась на диван, откинувшись на спинку, мечтая только об одиночестве.

Эрик сел как можно дальше. Изабель чувствовала на себе его разгневанный взгляд.

— Отпусти меня уже, — выдохнула она. — Сам видишь... ни ужиться, ни работать вместе мы не можем.

— Rechts...

— Давай разойдёмся по-хорошему. Пока это ещё возможно.

Изабель посмотрела на него, не дождавшись ответа. Лицо Эрика ничего не выражало.

— Ты делаешь выводы всего по одной неделе работы, — он вздохнул. — В пятьдесят лет ты поймёшь, насколько это ничтожный срок.

— Я с тобой за неделю вымоталась, словно за год. Как и ты — со мной.

Не ответив, мужчина открыл новую бутылку вина и разлил его по бокалам. Изабель не пошевелилась.

— Эрик...

— Я всего лишь прошу тебя быть искренней, Изабель. После этого я решу, оправдана ли твоя спесивость, и нужна ли ты мне вообще.

Она взяла бокал пальцами, вздохнув, пригубила вино. Терпкое, пьянящее, приятное.

Почти как его поцелуи.

— Я всё ещё могу тебя соблазнить и не говорить всей правды. Ты сам сказал, что неравнодушен ко мне.

— Да. К моему несчастью, это так.

Девушка закатила глаза.

— Покажи мне, что под маской, — вновь произнесла она. — И я тоже решу, оправдан ли твой мерзкий характер, и нужен ли мне такой начальник.

Эрик тяжело, медленно вздохнул.

— Ты не отстанешь?

— Я жажду справедливости.

— Тогда снимай.

Изабель насторожилась.

— Так просто? Без речей, что я об этом пожалею?

— Ja, — он хмыкнул. — Знаешь, я подумал, что после этого зрелища ты перестанешь лезть ко мне в штаны. Поверь, моё лицо отбивает любое желание.

Изабель колебалась недолго и, подойдя, она осторожно сняла с мужчины чёрную маску.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Изабель ожидала, что её охватит ужас, хотела наигранно закричать и этим втоптать в грязь гордость мужчины, намеревалась даже упасть в обморок.

Но, взглянув на его лицо, ощутила лишь болезненную грусть.

Она уже видела, как маги ранили себя своими же силами. Происходило это либо от неумения контролировать дар, либо в пылу сражения — когда сверхъестественная мощь выходила за пределы допустимого. Таких магов инквизиция боялась больше всего и стремилась от них избавиться.

Ведь, если маг не боится причинить вред даже себе, что говорить о других?

Она видела магов с ожогами, видела обварившихся кипятком, окаменевших, без частей тел или органов.

Но рана Эрика отличалась.

Левая половина его лица была обыкновенной, даже привлекательной. Зрелый мужчина, тщательно следящий за своим внешним видом.

Но правая давно стала скелетезированными останками. Из-за уголка губ белели зубы, острая скула, челюсть, лоб, висок. Рана была неровной, рваной, поэтому правый глаз чудесным образом не пострадал и крепился к глазнице здоровыми тканями.

Изабель смотрела на него, сжимая маску в руке. Эрик скосил взгляд в сторону.

— Und?..

Девушка встретилась с ним взглядом. Она должна была насмехаться или кричать — так было правильно, так можно было задеть его самолюбие.

Но даже у неё не хватало на это совести.

— Она... болит? — только и спросила Изабель. — Если я коснусь, ты это почувствуешь?

— Нет. Нервные окончания мертвы.

Изабель сжала губы, переминаясь с ноги на ногу.

— Как это случилось?

Эрик скосил на неё взгляд и подался вперёд, чтобы отобрать маску. Но Изабель сделала шаг назад.

— Шоу уродов окончено.

— Эрик...

— Теперь понимаешь, почему я писал тебе письма, а не приходил лично? — процедил он, поднявшись с дивана, нависая над Изабель. — Понимаешь, почему выкрал тебя? Я могу всё. В моей власти само время. У меня есть и деньги, и люди, и таланты. Но я не могу. Быть. Как все.

Девушка вздрогнула, когда Эрик выхватил маску из её похолодевших пальцев, надел её перед зеркалом.

Изабель не знала, что сказать. Она лишь обняла себя за плечи, глядя в сторону.

Девушка не хотела думать, сколько боли и отчаяния испытал мужчина из-за своей раны. Но при этом не думать об этом не могла.

— Знаешь, — Изабель вздохнула. — Мне следовало бы высмеять тебя. Оскорбить. Нахамить.

Эрик промолчал.

— Но я не могу. Какой бы сволочью ты ни был, не твоя вина, что сила вышла из-под контроля, — она сделала паузу, глядя в пустоту перед собой. Изуродованное лицо до сих пор стояло перед её мысленным взором. — Я... Боже... мне жаль...

— Жаль чего? Что ты увидела меня? — он хмыкнул, и в этот раз его лицо излучало сплошную злобу. — Время всегда можно обратить вспять.

— Мне жаль, что с тобой это произошло! — взорвалась Изабель. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить такую боль! Мне жаль, что тебя отвергли, и поэтому ты прячешься под маской. Мне, скотина, жаль! Мне! Сука! Очень! Жаль!

Эрик вскинул бровь от таких слов сочувствия.

— Я не бессердечная тварь, — она нахмурилась. — Я знаю, что такое магия. Знаю, что от неё больше бед, чем пользы.

Мужчина не ответил.

— Филипп уродливее.

— Что..?

— Ты слышал. Филипп, весь такой домашний, ухоженный, всегда сытый и живущий в комфорте, уродливее. Для меня, — она вновь вздохнула. — Я бы убила его. Год-два совместной жизни, и я бы сожгла его. Потому что не смогла бы больше терпеть его рядом с собой.

Изабель посмотрела на него. Взгляд Эрика больше не был мрачным, в нём было гораздо больше задумчивости, хитрого блеска, коварства.

Как обычно.

Никакой невыносимой грусти человека с черепом вместо лица.

— Да, я его ненавидела, — сказала Изабель, когда молчание затянулось. — Ему нужна была красивая певичка. Как и тебе. Все вы, мужчины, одинаковые.

— Неужели?

— Хочешь опровергнуть? Ты бы и не посмотрел на меня, когда я училась в консерватории.

Эрик хмыкнул.

— У тебя были очаровательные пухлые щёчки.

Изабель застыла. Пухлыми её щёки больше не были. Они теперь пылали от стыда.

— Ты за мной с рождения следил, чёртов маньяк?

Эрик приблизился, вглядываясь в её лицо.

— Впервые я тебя услышал... полагаю, когда ты только начинала выступать в Opéra Garnier, — он едва заметно улыбнулся. — Хор ангелов. Ты в белоснежном платье, с крыльями, твои глаза воздеты к небу. Второе сопрано. Пела громче и ярче всех. И все неумёхи в хоре ориентировались на твой голос.

Изабель отвернулась, не желая выдавать смущения.

— Как видишь, такому, как я, плевать не внешность.

— Господи... да иди ты к чёрту.

Он сжал её руку и накрыл второй ладонью.

— Теперь ты должна мне три правды, Изабель.

Да пошёл ты...

— Спрашивай уже.

Эрик не торопился. Он наслаждался моментом, стоя рядом с девушкой, глядя ей в глаза, касаясь. Словно до этого дня он не подбирался к ней слишком близко.

— Будь я твоим мужем, ты бы сожгла меня на второй год брака?

Она задрожала, встретившись взглядом с мужчиной, вспомнив его жуткую, незаживающую рану.

— Ты мне шагу сделать не даёшь, — выдохнула она. — Лишил меня работы, дома, магии. Как я тебя сожгу?

— И всё же?

У Изабель ком подступил к горлу.

Да. Правильный ответ — да!

— Нет.

Она зажмурилась, мотнув головой, высвободив руку из захвата, но отойти ей не удалось. Эрик притянул её к себе за талию.

— Но, клянусь Богом, если ты остался бы таким же невыносимым козлом, я бы сожгла тебя на третий!

Он ухмылялся, глядя ей в лицо. Последнее его не убедило, не заставило умерить пыл и отстраниться. Эрик знал, что это было ложью.

И Изабель знала, что это было ложью.

Он был слишком надёжен, слишком могуществен, слишком... слишком...

Слишком хорош, не так ли?

Нет. Нельзя так думать. Он всё ещё похититель, убийца, маньяк и сумасшедший.

А ещё он глубоко несчастный человек с истерзанным телом, душой и чувствами.

Как, должно быть, ему было больно...

Улыбка Эрика с каждой секундой становилась всё более лукавой. Приблизившись, он опустил вторую ладонь на плечи девушки, зарылся носом в кудри, вдыхая аромат. Изабель не сопротивлялась, хотя должна была.

Впервые в жизни она чувствовала себя такой растерянной рядом с мужчиной. Впервые не знала, что нужно делать.

Оттолкнуть его — очевидно. Но на это у неё не было ни сил, ни желания.

— Две правды, Изабель.

Она нахмурилась, скосив взгляд в сторону, в то время как Эрик принялся перебирать пальцами её волосы.

— Тебе нравится, когда я так близко?

— У меня нет выбора.

— Это не ответ.

— Ты можешь спросить, о чём угодно! Моё прошлое, мои тайны! Какого чёрта ты спрашиваешь о такой ерунде?

Он промолчал, глядя ей в глаза, вновь улыбаясь. Их губы снова оказались слишком близко друг к другу, на расстоянии вздоха.

— Нравится, чёрт бы тебя побрал, — Изабель опустила руки ему на плечи, с вызовом взглянув в глаза. — Но если бы у меня был выбор между бежать от тебя и пасть в твои объятия, я бы не выбрала второе.

Она говорила твёрдо и уверенно, контролируя голос.

И всё же, её решимость колебалась.

Эрик провёл костяшками пальцев по её скуле. Изабель с хмурым видом уклонилась от прикосновения.

— И последняя правда.

У Изабель упало сердце.

— Ну?..

— Твой первый мужчина. Каким он был?

Лицо Изабель посерело.

— Я не хочу о нём вспоминать.

— Ты о многом не хочешь вспоминать, многое пытаешься скрыть, умолчать, забыть, — с этими словами он сжал её руку и поднёс к губам. — Но пришло время исповеди.

— Исповеди, — передразнила девушка. — Тоже мне святой отец.

Он вновь лукаво улыбнулся.

— Чтобы стать учеником мага, mein Herz, мне пришлось принять святой сан, — с этими словами Эрик просунул палец под рубашку и вытащил серебряный крестик на цепочке. — И по сей день я остаюсь глубоко религиозным.

Изабель коснулась крестика. Ничего необычного в нём не было — обычное распятие.

Вот только драгоценные камни, которыми оно было инкрустировано, почернели. Девушка коснулась того, что был в форме слезы.

— С ним связана одна грустная история.

Изабель подняла взгляд на Эрика, хмурясь.

— Какая религия позволила тебе красть человека и удерживать его силой?

— Та же, что и позволила мне возлюбить ближнего своего. Даже если этот ближний изо всех сил сопротивляется.

Опять. Опять!

Изабель смотрела на него, тяжело дыша, пока Эрик припал губами к её ладони.

— Ich warte, Изабель.

Она хотела на него наорать, но вопреки своей воле поджала губы, задрожала.

— Мне нечего тебе сказать, — девушка прерывисто вздохнула, закрыв глаза. — Это было давно. Я оставила прошлое позади.

Эрик молчал достаточно красноречиво, чтобы Изабель снова взбесилась на него.

— Он мной воспользовался — ясно?! — она скрипнула зубами. — Мы встречались год. А потом... он ушёл... сразу после первого раза. К другой.

Девушка провела ладонью по лицу, глядя в сторону. Слез не было, застарелая рана больше не кровоточила, сердце больше не рвалось на части.

Оно вообще больше не было способно на переживания. Предательство давно заставило его ожесточиться, превратило сердце юной, доброй и наивной девушки в осиное гнездо.

Изабель никому об этом не рассказывала, но сейчас слова, которые прежде могли довести её до истерики, легко сорвались с губ.

— И ты посчитала, что это из-за тебя. Что ты недостойна быть любимой.

После этих слов слёзы всё же обожгли её глаза. Девушка смахнула их тыльной стороной ладони.

— Ничего я не считала. Я была дурой. Сама виновата.

— Всё в точности, как я и сказал.

Вместо ответа Изабель всхлипнула. Мужчина опустил руки ей на плечи и мягко, по-отечески поцеловал в лоб.

— Время можно обернуть вспять. Можно всё исправить.

— Нет, — зажмурившись, она закрыла руками лицо, пряча слёзы. — Я уже узнала, какие вы, мужчины, сволочи. И не хочу переживать это во второй раз.

— Изабель...

— Хочешь сказать, что ты лучше его? — с этими словами она отстранилась. — Давай. Удиви меня. Скольких женщин ты обманул, предал? Только честно. Сколько женщин попали в твой театр через койку? Сколько раз ты был женат? Тебе 158, ты должен был пережить, как минимум, трёх жён.

Он невесело улыбнулся, не сводя с неё взгляда.

— Те женщины, с которыми я делил ложе, питали ко мне взаимный интерес, — Эрик прислонился поясницей к столу. — Нам нужно было только одно. Грубый секс без каких-либо обязательств.

Как откровенно он об этом говорил. Изабель нахмурилась.

— Сколько у тебя детей?

— Ни одного. Жизнь нежеланного ребёнка слишком тяжела. Я никого не обрёк на такую участь.

Девушка умолкла, опустив руки.

— С тобой будет иначе.

— Я не собираюсь рожать тебе детей!

— Но собираешься соблазнить меня и делаешь это с похвальной настойчивостью, — в его глазах отразилось странное, пугающее веселье. — С тобой и только с тобой я не буду принимать никаких мер предосторожности.

Изабель напряглась. Прежде она и не пыталась представить, как будет действовать в постели с ним. Ей казалось, что всё произойдёт грубо, быстро, болезненно.

Но сейчас она была убеждена, что с Эриком всё будет не так просто.

И что после ночи с ним она вряд ли сможет его забыть.

— Вижу, ты совсем пала духом, — он склонил голову набок. — Хочешь немного... расслабиться?

От этого вопроса Изабель не ожидала ничего хорошего.

— Каким же образом?

— Мы на свидании. Здесь глухие стены. И мягкий диван.

— Нет!

— Я всего лишь покажу, что тебя ждёт, — он примирительно поднял раскрытые ладони. — Без секса. Пока что.

Пока что.

Извращенец. Гадкий психопат и извращенец.

С другой стороны, а что он мог сделать? Чем удивить? Он всего лишь немецкий священник из прошлого века, и в его молодости мужчине и женщине даже просто держаться за руку считалось неприличным.

И, если он сейчас поддастся слабости, Изабель сможет бежать.

Её руки подрагивали, когда она прошла мимо мужчины и опустилась на диван, оправив подол платья.

— Тебе нужно прыгнуть выше головы, чтобы я хоть что-то почувствовала.

Эрик сел рядом, не дав ей ни секунды, чтобы передумать, вновь оказавшись слишком близко.

— Давно пора убедиться, что я умею совершать невозможное.

Он опустил руку ей на бедро, сжав подол платья, и прикусил нижнюю губу девушки, прежде чем грубо, властно, требовательно поцеловать.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Эрик не хотел обрывать долгий, полный чистого желания поцелуй. Изабель прильнула к нему, сжала его плечи, отвечала на ласку с таким жаром, будто в самом деле желала его, жаждала его тела так же сильно, как и он жаждал её.

Она стала по-настоящему опасной.

Либо после своего признания Эрик чувствовал себя раскованнее рядом с ней, либо на нём сказывался стресс после недели, полной бесконечных ссор... какой бы ни была причина, каждое прикосновение девушки опаляло пламенем обнажённые нервы, каждый вздох обжигал его кожу, каждое движение губ воспламеняло.

Когда она была так близко, когда так тесно прижималась и стискивала в объятиях, скрыть желание было невозможно.

Впрочем, как и ей.

Нет. Так нельзя. Иначе она выиграет в их маленькой сделке. Ни к чему тешить её гордость.

Эрик медленно опустил Изабель на диван, навис над девушкой, стиснул её запястья и прижал к сидению. Изабель выгнулась под ним, заёрзала.

И вскрикнула, когда мужчина коленом упёрся в её промежность.

Чёрт.

Эрик закрыл глаза, губами скользнув к шее Изабель. Его прошиб холодный пот, тело от напряжения и желания стало неповоротливым.

Он хотел напугать её, раздразнить, поставить на место, но в итоге сам угодил в ловушку. В который раз эта женщина, такая страстная, такая желанная, такая восхитительная, затуманила его разум, воззвала к простейшим, низменным инстинктам.

Как же сильно он жаждал её, как же ему хотелось лишить её одежды, пасть в её объятия, предаться чувственным удовольствиям.

Но нет. Не время. Не сейчас.

К сожалению.

Изабель извивалась в его руках, в то время как Эрик целовал её плечи, прикусывал их, оставляя алые следы на бледной коже. Она вновь вскрикнула, когда сквозь одежду он провёл языком по мягкой груди.

Потрясающе.

Быть так близко к ней, вдыхать аромат её тела, быть причиной её вожделения... до чего же это невероятно. Выдохнув, Эрик укусил чувствительную кожу сквозь ткань платья и лифчик.

Изабель томно застонала, бёдрами сжав его ногу.

— Убери, — выдохнула она, дрожа всем телом. — Прошу... убери... к... колено...

Он не услышал. Вместо этого мужчина надавил сильнее и создал у рук девушки временные петли. Он отпустил её запястья, скользнул руками по телу, наслаждаясь мягкостью и упругостью волнующих форм. Изабель не могла пошевелиться. Она вздрагивала, выгибалась, надеясь избежать его прикосновений, изворачивалась, но спрятаться и скрыться у неё не получалось.

Это ловушка для обоих, в которой обнажились тёмные желания каждого.

— Я хочу тебя, — тихо, шёпотом произнесла Изабель. — Эрик... Эрик...

Призрак Оперы вздрогнул.

Очередная уловка? Или эта надменная Афина настолько распалилась, что уже не возражала против страстной любви?

Мужчина взглянул ей в лицо. Голубые глаза сверкали, губы часто хватали воздух. Она не играла — по крайней мере, сейчас.

Эрик склонился, в который раз накрыв поцелуем её губы. Сегодня он так устал от её скандалов, что решил как можно чаще заставлять её заткнуться лаской. Изабель гораздо слабее его, сопротивляться не сможет.

Да и, судя по её поведению, не захочет.

Не прекращая поцелуй, ладонью он медленно провёл по внутренней стороне её бедра, аккуратно, боясь спугнуть, пробрался выше. Изабель лишь томно простонала ему в губы и вздрогнула, стоило ему мягко сжать горячую промежность.

Она оборвала поцелуй, откинувшись назад.

— Твою мать... чёрт...

Не этих слов он ожидал от возлюбленной, но возражать не стал. Сквозь тонкую ткань белья он ясно чувствовал, насколько горячей и влажной стала Изабель от его действий. И это подавляло любое недовольство.

Он вновь припал губами к её груди, пальцами ритмично сдавливая чувствительное место. Изабель металась, вздрагивала, задыхалась от эмоций, а её громкие стоны были слаще любых, даже самых плотных нот, когда-либо звучавших со сцены.

Изабель убьёт его, если узнает, что сейчас он играл на ней Лунную сонату.

Впрочем, а кто ей расскажет?

Эрик прислушивался к её телу, наслаждался им, сходил с ума от желания, вожделения, похоти. И всё же, должен был сдерживаться. Как бы тяжело это ему ни давалось.

Даже когда Изабель была такой доступной, такой согласной на всё.

Даже когда она, вскрикивая, содрогалась от экстаза, когда потеряла контроль над собой, со страстью произнося его имя.

Изабель...

Сколько ещё мук ты способна причинить?

Эрик целовал её долго, освободив её руки. Изабель тут же прильнула к нему, стиснула в крепких объятиях, обвила ногами торс.

Невыносимо.

— Тише, Изабель, — шепнул мужчина, вновь хамовато ухмыляясь, несильно, но твёрдо отстраняя от себя девушку. — Ты была против опасного секса. Забыла?

Она не сразу ответила, не сразу поняла, что он сказал. Прима смотрела на него с таким обожанием, будто никаких скандалов, ругани и взаимной ненависти между ними не было.

Всегда бы так.

— Давай, — он склонился к её уху, вдыхая аромат волос, — запомним этот момент. И всякий раз, когда ты будешь грубить мне, я буду щёлкать пальцами.

Он выдержал паузу.

— И вновь дарить тебе оргазм. Раз за разом. Пока не надрессирую.

Эрик перебирал пальцами её кудри. Изабель после секундного замешательства вновь прильнула к нему, коснулась губами уха.

— Себе же хуже делаешь.

Мужчина закрыл глаза. Она была права. Девушка после вспышки удовольствия станет спокойной, расслабленной, а он будет взвинчен.

Тяжело дыша, она никак не отпускала его из объятий.

— Ты умеешь обращаться с женщинами, святоша, — пальцами Изабель скользнула ему под рубашку, расстегнула верхние пуговицы. — А теперь дай мне показать, что я могу.

Девушка приподнялась, склонилась над ним, вновь решительно оседлала мужчину.

— Так хочешь сбежать, — прошептал Эрик, — или просто соскучилась по пылкому сексу?

Вместо ответа Изабель стянула платье через голову.

Она носила кружевное бельё. Тонкое, полупрозрачное, подчёркивающее соблазнительные формы.

Спустя секунду Изабель расстегнула лифчик.

— Это уже слишком.

— Да? — девушка теснее прижалась к нему, взяв его лицо в ладони, сорвав с него маску. — Всё, как ты любишь.

Её взгляд вновь стал взглядом хищницы — свирепой и необузданной, готовой на всё ради своих целей. Она поцеловала его с такой злобой, будто пыталась причинить боль.

— Клянусь, — выдохнула Изабель, ёрзая на нём, прижимаясь к телу обнажённой грудью. — Если ты и сейчас ускользнёшь, я...

Эрик щёлкнул пальцами.

Изабель схватила его за плечи, вновь сорвавшись на крик. Девушка задрожала в его руках, закусила губу, выгнулась. Её напряжённое лицо стало расслабленным, лишённым всякой мысли, нежным.

— Ещё? — оборвал тишину он, стоило ей немного прийти в себя.

Изабель упёрлась лбом ему в плечо, пытаясь отдышаться.

— Я что.., — выдохнула она, — совсем не возбуждаю тебя?

— Возбуждаешь.

— Тогда какого... какого чёрта? Почему ты мучаешь и себя, и меня?

— Оденься.

— Вот ещё.

Изабель выпрямилась, сидя на нём верхом, посмотрела ему в глаза.

— Отвечай, — произнесла она. — Правду. Какого чёрта ты медлишь?

Эрик опустил руки ей на талию, подавшись вперёд, наслаждаясь жаром её дыхания.

— Ты любишь борьбу, — прошептал он. — Тебе без неё скучно.

— Хороший ответ, но я ему не верю.

Мужчина улыбнулся.

— Ты хочешь сбежать. Ну а я всего лишь не хочу отпускать свою обаятельную французскую Miststück.

— Суку? Слушай сюда, мудозвон...

— Ты делаешь успехи в немецком, — он принялся мягко накручивать её волосы на пальцы. — Что ещё ты успела выучить?

Прикусив губу, девушка провела пальцем по линии его уродливого шрама, склонилась к уху и томно, с придыханием произнесла.

— Ich möchte deinen Schwanz küssen.

Эрик не сдержал смешок.

— Кто тебя этому научил?

— Ты меня знаешь, — прошептала Изабель. — Если я чего-то хочу, я найду способ это получить. Даже если это надменный, равнодушный немец, ради которого мне нетрудно выучить пару грязных фраз.

Девушка вновь прильнула к нему, губами коснувшись шеи.

— Не щёлкай пальцами. Мы не будем считать... это... сексом.

— Ты так сильно распалилась, mein Herz?

— Я просто хочу отомстить, mein Schatz, — Изабель провела ладонями по его груди, животу, сжала ремень на брюках. Эрик её не останавливал. — И хоть раз увидеть тебя беспомощным.

Она была серьёзной, мужчина не увидел ни намёка на наигранность или ложь. И если прежде в её взгляде были только гнев, смятение и страх, то теперь Эрик заметил в нём зарождающуюся нежность.

Изабель провела пальцем по выступающему бугру на брюках, мягко сжала его ладонью. Эрик напрягся, откинувшись на спинку дивана, но при этом стараясь сохранять невозмутимый вид.

Изображать равнодушие достаточно просто, если у тебя нет половины лица.

— Ну что? — хмыкнул он. — Убедилась, что я не импотент?

— Ещё не совсем, — с этими словами она расстегнула ширинку и мягко улыбнулась. — Нужно рассмотреть поближе.

Изабель спустилась на пол и теперь стояла на коленях между его раздвинутых ног. Эрик не сводил с неё взгляда.

Прима игриво улыбнулась, вытащив из-под одежды давно отвердевший член. Мужчина напрягся от её прикосновений к чувствительной плоти.

Если бы она знала, как часто вызывала у него настолько сильное желание, её взгляд стал бы ещё более надменным.

Не сводя взгляда с лица Эрика, Изабель припала мягкими губами к горячей головке. И, стоило ей это сделать, мужчина в самом деле почувствовал себя беспомощным.

Ей не требовалось прилагать усилий, чтобы его пробила дрожь. А ему с большим трудом удавалось оставаться холодным, равнодушным, скучающим.

Нельзя тешить её гордость. Никак нельзя.

— Надеюсь, ты не любишь кусаться.

Изабель не ответила. Она провела языком по головке, словно пробуя на вкус, прежде чем вновь коснуться губами.

Дыхание сбилось. Эрик провёл ладонью по здоровой половине лица тазом невольно подавшись навстречу девушке. Разум оставлял его, мысли мешались, от каждого движения Изабель удовольствие пробивало всё тело электрическими разрядами.

С чего он стал таким чувствительным? Сказывалась одержимая любовь к этой женщине или нервное напряжение от её характера?

Неважно. Эти вопросы вылетели у него из головы, стоило ей обхватить его губами и глубоко погрузить в рот.

Он не сдержал стона, мягко сжал её пышные волосы. Изабель действовала неумело, слишком осторожно, слишком робко.

Она никогда не делала подобного.

Эрик невольно улыбнулся, мягко, но настойчиво направляя голову девушки.

— Ну и кто тут беспомощен?

Изабель была слишком занята, чтобы ответить. Да, она была неопытной, но любопытной, и потому изучала его языком, губами, нежными руками. Иногда девушка поднимала взгляд на мужчину, чтобы понаблюдать за его реакцией.

И реакция была. Эрик уже не отдавал отчёта своим действиям, его дыхание было частым, поверхностным, с губ срывались томные стоны, он вздрагивал, словно подобное с ним тоже происходило впервые. Изабель ласкала его всё смелее, быстрее, настойчивее, будто сама получала удовольствие от процесса.

Она замедлилась, только когда довела его до пика наслаждения. Глядя на него, девушка замерла, глотая его семя.

Тяжело дыша, она медленно поднялась, села ему на колено и салфеткой стёрла с губ размазанную помаду. Эрик закрыл глаза, откинувшись на спинку дивана, пытаясь успокоиться.

Невероятно.

До чего же невероятно предаваться похоти с любимой женщиной.

Изабель опустила голову ему на плечо, сжав пальцами бокал вина.

— Любовь моя, — прошептал он, зарывшись носом в её кудри. — Что на тебя нашло?

Она пригубила вино, загадочно улыбнувшись.

— Ты так меня бесишь, но.., — она сделала ещё глоток. — Ладно, вот тебе ещё одна правда. Пальцы у тебя... что надо.

— И не только они.

Изабель подалась навстречу, когда Эрик поцеловал её шею, мягко прикусил плечо.

— Завтра мы снова будем ругаться, — выдохнула девушка. — И не надейся на поблажку.

— Будешь выводить меня из себя, mein Herz, и я с радостью напомню, сколько магии в моих пальцах.

Изабель встретилась с ним взглядом, опустив ладонь на грудь мужчины.

— Тебе самому-то... понравилось?

— Сегодня, — он коснулся большим пальцем её губ, — твой рот был для меня как наказанием, так и наивысшим блаженством.

Она улыбнулась, после чего несильно прикусила его палец.

— Мог бы и отпустить меня, раз так доволен.

Эрик ответил не сразу, глядя в её глаза.

— Свою богиню? Изабель... мы только начали.

В привычной ситуации девушка бы на него наорала. Сейчас же её глаза засверкали, лицо стало алым. Она прикрылась руками, только сейчас вспомнив, что на ней не было одежды.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

После... свидания Эрик стал наглее.

Он часто целовал Изабель, часто касался, обнимал и, если никто не видел, лапал. Девушка пыталась на него наорать, ударить, но мужчина каждый раз просто поднимал руку и складывал пальцы особым образом, будто собирался ими щёлкнуть.

И порой в самом деле щёлкал.

Скотина.

Насквозь извращённая, озабоченная, наглая скотина.

И как она могла не только кончить от его ласки, но и сама отласкать его?

Как-как? Она его хотела. Жаждала его грубых прикосновений, его настойчивости, его агрессивной ласки. Никто и никогда прежде не проявлял к Изабель такой обжигающей, жуткой, такой похотливой страсти.

И потому на его поцелуи она отвечала, даже если после нехотя отталкивала от себя.

И в его объятиях прима чувствовала себя невыносимо счастливой.

Тем не менее, Эрик медлил. Даже когда Изабель едва не напрыгивала на него от желания.

Он каждый раз отстранялся. И каждый раз намеренно либо щёлкал пальцами, либо оставался холоден.

Сволочь.

Из-за его хамоватой ухмылки, из-за его наглого поведения и из-за вспыхнувшего желания Изабель в первую ночь после свидания легла спать в одной прозрачной ночнушке. Потом стала ложиться спать только в узких трусах. А после — и без них. И, чтобы Эрик вообще не мог сомкнуть глаз, Изабель тесно прижималась к нему со спины, закидывала на него ногу.

Она знала, что он взбудоражен. Мужчина попросту не мог скрыть своего вожделения — и никакие временные петли ему не помогали.

И всё же, Эрик продолжал оставаться недотрогой, хотя Изабель уже с ума сходила от похоти. Но, как бы развратно она себя ни вела, в ответ мужчина оставался холоден и непреклонен.

После очередного отказа девушка в ярости влепила ему пощёчину, после чего Призрак Оперы в очередной раз щелкнул пальцами. Девушка закусила губу, жмурясь, оттягивая вниз подол юбки, едва способная стоять на дрожащих ногах.

В тот момент она так разозлилась, что решила игнорировать мужчину и полностью сосредоточиться на работе. Да, он умеет доставлять небывалое удовольствие, да, он невероятно хорош в интимных ласках. Но какой в этом смысл? Зачем Изабель любовник, с которым секс случается, как день рождения — раз в году?

Да и какой, к чёрту, любовник?

Она сбежит. Спрячется. Скроется. А забыть Эрика ей поможет сила воли, новый ухажёр и новая квартира где-нибудь в Америке.

А пока... немецкий, сцена, розы в оранжерее, которые Эрик каждый день тщательно осматривал, обрабатывал, поливал, подрезал. И, назло девушке, пока он ухаживал за розарием, время вне его замедлялось. Мужчина мог провозиться со своими кустами часов шесть, но в мире не проходило и минуты.

В это время Изабель брала с собой немецкие словари, выписывала слова, заучивала их. Её достало, что немцы вокруг без конца о чём-то тарахтели, смеялись, обсуждали, а она не могла связать и двух слов и сказать хоть кому-то, что её похитили.

Да и ей нужно было отвлекаться.

В противном случае она рисковала влюбиться в этого надменного урода.

За стеклом розария хлопья снега зависли в воздухе, солнце играло лучами в сосульках, но внутри было тепло. Изабель сидела со словарём и тетрадкой в кресле, шёпотом повторяя слова на гавкающем языке.

Она погрузилась в это настолько, что не заметила, как Эрик подошёл со спины, убрал её волосы за плечо и поцеловал в щёку.

Изабель вздрогнула, но решила не обращать на него внимания.

Пусть катится к чёрту. Он сам слишком часто отшивал её.

— Brauchst du Hilfe?

Изабель закатила глаза и громко захлопнула словарь.

— Если ты закончил, я хочу вернуться к репетициям.

— Можешь сделать перерыв. Ты великолепно поёшь на немецком. Будто родилась не во Франции, а в Герм...

— Я. Хочу. Вернуться. К репетициям. Что в этом непонятного?

Эрик вновь улыбнулся, глядя на неё. Изабель ненавидела и этот взгляд, и эту чёртову улыбку.

— Конечно. Только для начала поцелуй меня.

Девушка сощурилась, сделав шаг ему навстречу.

— Wenn die Hunde mit dem Schwanz bellen, — процедила она, вглядываясь в его глаза. — Ты меня раздражаешь.

Вместо ответа мужчина приблизился сам и, как бы девушка ни сопротивлялась и ни отстранялась, поцеловал её. Изабель зажмурилась, стиснула зубы, но это не помогло. И, стоило ей сдаться, как его ласка, несмотря на обиду, вновь пробудила в ней желание.

Боже, только не это...

Оторвавшись от её губ, Эрик мягко поцеловал её в лоб, не выпуская из объятий. Изабель тяжело дышала, не понимая, какая из эмоций сильнее остальных бушевала в её сердце. Она была зла на него, была в отчаянии, желала его или чувствовала рядом с ним себя бесконечно одинокой? Пожалуй, всё и сразу.

Слишком много чувств для одного надменного урода.

Изабель молчала, крепко сжав губы, дрожа в его руках.

— Когда я впервые тебя увидел, мне захотелось вывести новый сорт роз, — произнёс Эрик, перебирая пальцами её волосы. — Чтобы вспоминать твой невероятный голос пока я здесь, в Германии, а после — смотреть на цветы, пока я перечитываю твои письма.

Изабель не хотела его слушать.

— Я потратил много лет на селекцию, но сейчас, когда я смотрю на эти розы, вижу в них твою красоту, твою непокорность, твоё очарование, твоё изящество, — он улыбнулся. — И твой строптивый, волевой характер.

Девушка смотрела в пол, игнорируя его.

— И, думаю, — Эрик заговорил тише, более вкрадчиво, — моя роза уже созрела для того, чтобы я сорвал её цветы.

Изабель подняла на него взгляд.

— Пошёл к чёрту.

Мужчина мягко улыбнулся, прижимая её к себе за талию, пальцами касаясь подбородка. И, чем дольше он вглядывался в глаза примы, тем сильнее она переживала, что он заметит в них подавляемые чувства.

Да какие здесь чувства? Она просто сошла с ума. Обезумела так же, как и он.

Эрик склонился к её уху, вдохнул аромат волос и прошептал:

— Dich hat niemand gefragt.

Изабель оттолкнула его, сделала три шага назад, зашла за горшок с пышным кустом розы. Паршивая защита, но лучше, чем ничего.

— Сегодня Новый год, — произнёс Эрик, переведя взгляд на стекло розария. — До премьеры с тобой остался всего месяц.

Новый год... 31 декабря.

Это значило, что уже месяц она жила в чёртовой Германии, и никто не пришёл ей на помощь. Это значило, что за месяц ей вскружил голову тот, кого она ненавидела всей душой.

И это значило, что Филипп уже умер.

Её шанс на беззаботную жизнь богатенькой дряни умер от старости благодаря одному одержимому уроду.

Изабель отвела взгляд, скрестив руки на груди.

Теперь во Франции у неё действительно ничего не осталось.

— Мы встретим его вместе, — продолжил он, улыбаясь. — Пожелания?

Держаться подальше от тебя и твоего чёртового театра.

— Я хочу напиться, — вздохнула Изабель, проведя рукой по лицу. — Хочу смотреть всю ночь фильмы. На французском. Хочу увидеть рассвет через нормальные окна, а не через витражи.

Она закрыла глаза, сжав губы. Этот поток слов грозил закончиться истерикой.

Что ей делать? Безработной певичке, которой попросту некуда бежать...

— Как пожелаешь, — ответил Эрик. — Но и у меня к тебе просьба.

Изабель скрипнула зубами.

— Сегодня ночью ты покажешь мне свою магию. Во всей красе. Договорились?

Девушка забыла, как дышать. Её руки опустились.

Почему?

Почему он давал ей столько шансов бежать? Потому что хотел поиздеваться? Потому что действительно намеревался от неё избавиться? Потому что, стоило ей поддаться слабости, он потерял к ней интерес?

Но, даже если это так, разве она не должна радоваться? Не должна цепляться за любую возможность освободиться?

Изабель обняла себя за плечи, отвернувшись.

Она ненавидела себя. И как только у неё хватило мозгов понадеяться, что эта сволочь будет непохожим на других мужчин?

— Изабель?

— Во всей красе, говоришь? — она скривилась. — Не переживай. Увидишь.

Эрик уловил тон её голоса. Он всегда был довольно чутким к перепадам её настроения.

Он едва заметно улыбнулся.

— Не беспокойся. Я продолжу контролировать каждый твой шаг, — мужчина медленно приблизился, обойдя розы. — И не позволю тебе даже в лишний раз вздохнуть.

Призрак Оперы говорил так томно и вкрадчиво, что Изабель вновь почувствовала приливающий к щекам жар.

— А что ещё ты мне не позволишь? — огрызнулась она. — Может, есть и спать?!

Эрик улыбнулся, оказавшись совсем близко.

— Ты права. Спать тебе сегодня я не позволю.

Изабель закатила глаза.

— Значит, это всё? Мы условились: как только займёмся сексом, ты меня отпустишь.

— Кто тебе сказал, что это будет секс?

Девушка приподняла бровь. Мужчина обошёл её со спины, склонился ближе к уху и прошептал:

— Это будет грубое, жёсткое, извращённое, — он сжал её ягодицы, заставив Изабель вздрогнуть, — изнасилование.

Он убрал ладонь слишком быстро, чтобы Изабель успела дать ему пощёчину, взял её за руки, поцеловал костяшки пальцев.

— Идём работать?

Пальцы Изабель задрожали, пока она смотрела в эти карие глаза. Она должна была привыкнуть к его поцелуям, объятиям, к тому, как близко он каждый раз подбирался. Должна была — и не могла.

Каждое прикосновение было подобно разряду тока.

— А если я тоже хочу... этого? Что тогда? Даже не посмотришь на меня?

— Даже если ты в самом деле хочешь меня, ты никогда этого не признаешь.

Изабель скрипнула зубами, глядя на него. Действительно, в подобном она упорно не признавалась даже самой себе.

— Я три недели не могла тебя соблазнить, — произнесла она. — А ты решил получить желаемое с первой попытки?

Эрик улыбнулся, пальцами проведя по её подбородку.

— А я месяц не спал из-за тебя. Знаешь, о чём я думал всё это время?

— Знать не хочу.

— О том, как ты будешь голосить, ругаться, огрызаться, пока я, — его улыбка стала коварнее, — вдалбливаю тебя в стену.

Изабель моментально умолкла. Прежде Эрик не был настолько злым, напористым, никогда не разговаривал так агрессивно.

Она боялась не его.

Она боялась, что ей понравится его свирепость.

— Пошли. Пора работать.

Работать? С мыслями, что он собирался её "изнасиловать"? Почему бы не сделать это прямо сейчас?

— Или хочешь сразу приступить к делу?

— Да пошёл ты.

Вот ещё. Не так быстро. Она мучилась три недели, желая повторить их свидание, а он собрался заполучить её в своей душной оранжерее. Потерпит.

Думая об этом, Изабель прошла к выходу, выбрав для этого свою лучшую походку — ту, с которой она отыгрывала соблазнительниц и роковых женщин.

Она знала, что Эрик не сводил с неё взгляда. И всё же, сейчас он оставался невозмутим. Впрочем, как и всегда.

— У меня есть ещё одно пожелание на эту ночь, — произнёс он и не позволил девушке ответить. — Надень чулки, перчатки, платье с низким вырезом, меховую шубу, туфли на шпильках. Побольше бриллиантов, поменьше макияжа.

— А ты не охренел со своими требованиями?

— Ты всё равно выйдешь из театра в этом, — Эрик хмыкнул. — Но если будешь срывать с себя ненавистные вещи, я... с удовольствием понаблюдаю.

— Ты уже насмотрелся на меня. Ничего нового ты не увидишь.

— Когда смотришь на музу — каждый раз, как первый.

Изабель закатила глаза, но не ответила. Муза. Что ж, в этом была доля правды. В последнее время Эрик действительно много работал над новым сценарием и одновременно сочинял музыку на стихи. Он сразу сказал, что эта работа написана для его с Изабель дуэта.

Взглянув на ноты, девушка решила, что Призрак Оперы просто хотел вывернуть её наизнанку прямо перед зрителями.

И как бы она ни высмеивала его сценарий, как бы ни ругала и ни хамила, Эрик знал, что всё это было натужно и лживо.

Его тексты, как обычно, слишком метко задевали её чувства.

И почему такие таланты не могли достаться кому-то адекватному?

Изабель шла с ним к сцене. Она так часто волочилась за ним следом, так упорно держалась рядом, что подозревала: если он уберёт временную петлю, она этого даже не заметит.

И ещё она больше не испытывала паники и отвращения, оказываясь в его объятиях.

Когда Эрик взял её за руку, Изабель едва заметно сжала его ладонь.

Она сошла с ума. Она. Сошла. С ума.

Не так уж и плохо. Всё-таки, лучше быть сумасшедшей, чем по уши влюблённой.

Когда они подошли к сцене, Мадлен уже начала репетицию. Теперь они были заняты вторым актом, в котором у Изабель с Эриком было три арии.

Только вчера она поняла, что Эрик играл Локи, а она была его валькирией.

Костюмы для них тоже уже сшили. Эрик будет носить чёрную кожу с зелёным отливом, а она вырядится в ангела.

Зациклился же он на её роли ангела...

Увидев мужчину с девушкой, Мадлен остановила репетицию, обернулась к ним.

— Маэстро, — произнесла она, вдруг перейдя на французский. — Нас посетила страждущая душа.

Страждущая душа. Только бабушки могли так разговаривать.

Ах да...

— Wer ist das?

— Мсье Жакоте, прошу вас, представьтесь нашему директору Призраку Оперы.

Жакоте. Ещё один француз?

Парень поднялся с кресла в первом ряду партера. Высокий, но не грузный, мускулистый, но не раздутый от обилия мышц. Длинные светлые волосы он собирал в хвост на затылке.

И по тому, какой была его осанка, по его походке, Изабель заподозрила, что это не вокалист и не актер. Это военный человек.

Он был в выглаженной белой рубашке, прямых брюках и... перчатках. Зачем ему перчатки?

— Здравствуйте, — улыбнулся парень, подойдя, протянув ладонь Эрику для рукопожатия. — Я Жиль Жакоте.

Мужчина не пожал руки.

— Что привело полицейского в мой театр?

— Чем я себя выдал?

— Ничем. Я блефовал, — Эрик хмыкнул, а Жиль напряжённо сомкнул челюсти. — И всё же? Я попал в точку, а значит вы не обременены музыкальным образованием, не обладаете артистизмом и пластикой. Что привело вас в мой театр?

Жиль нахмурился и отвёл взгляд в сторону, скрестив руки на груди.

— Вам же не только актёры нужны, но и техники, обслуга? А я могу помочь с декорациями.

— Каким образом?

Жиль скосил взгляд на Эрика, на Изабель, сощурился и понизил голос.

— У меня... есть магия. И довольно сильная.

— Продемонстрируйте.

Жиль поначалу опешил, но быстро взял себя в руки. Он перевёл взгляд на сцену, глубоко вздохнул, опустил ладонь на сердце и закрыл глаза.

— Прости меня, Отец наш небесный, ибо я грешен...

Изабель перестала дышать. Она смотрела во все глаза, как парень поднёс к губам крестик, висевший у него на шее, как поцеловал его, как снял перчатки и ловко запрыгнул на сцену...

Инквизитор! Это долбанный инквизитор!

Она перевела взгляд на Эрика. Сказать ему? Или промолчать и дождаться, что инквизитор развалит чёртов театр по камешку?

Нет. К черту. Полицейскому Изабель бы ещё доверила свою жизнь, как и военному, как и прокурору. В своей ситуации она доверилась бы даже решительному уголовнику!

Но только не инквизитору.

Этим псинам она бы не доверила даже охранять свои туфли.

— Эрик, — прошептала она. — Это инквизитор.

— Да. Притом, неплохой. Кардинал, на счету которого двадцать три больших экзорцизма. Тебе это о чём-то говорит?

Изабель сжала губы. Это значило, что каким-то образом Жиль Жакоте лишил жизни двадцати трёх магов.

— И ты позволишь ему остаться? — прошипела она. — Я бы никому вреда не причинила своими силами, но эти мрази отравляли мне жизнь.

— А если он прибыл, чтобы спасти тебя от похитителя?

Изабель закатила глаза, отвернувшись, выхватив руку из его ладони. Она хотела отойти, чтобы скрыть смятение, подавить ярость.

Но Эрик обнял её со спины и поцеловал в шею, заставив девушку ахнуть.

Только сейчас она заметила, что в зале стало тихо не из-за умолкнувших артистов, а потому что мужчина остановил время.

— Прекрати, — простонала Изабель, пытаясь отстраниться, выскользнуть. Бесполезно. — Мне неприятно.

— Лгать мне ты не способна.

Зажмурившись, она выгибалась и отталкивала его, но от жара его поцелуев, дыхания, от наглых и уверенных движений девушку затрясло.

— Ну же, Изабель, — прошептал Эрик, крепко стискивая её в объятиях, тесно прижимая к себе. — А если Жакоте в самом деле пришёл спасти тебя?

Девушка простонала, изогнувшись, чувствуя, как от его рук, от поцелуев под кожей разгоралось пламя.

Ей должно быть страшно, его ласка должна вызывать отвращение, но Изабель с трудом дышала и закатывала глаза от желания.

Невыносимо.

— Пошёл он к чёрту.

— О? Я не ослышался?

— Мммм... хаааах.., — Изабель протянула руку, коснулась пальцами маски мужчины, попыталась сорвать, но не вышло. — Прекрати. Я... я... я никогда не... буду в долгу... у поганого инквизитора.

Изабель зажмурилась и попыталась сдержаться, когда Эрик щёлкнул пальцами. Но оргазм после долгого и тягостного воздержания вышел таким невыносимо ярким, что девушка вскрикивала, содрогаясь от спазмов наслаждения. Её звучный, сильный голос эхом отражался от стен.

Эрик крепко сжимал её в объятиях, покрывая мягкими поцелуями шею, плечи, ладонями пробираясь под платье. Сегодня он решил не скрывать вожделения.

Тяжело дыша, Изабель откинула голову назад, закрыв глаза. Ноги не держали её, всё тело стало до того чувствительным, что девушка вздрагивала от малейшего движения.

— Как же потрясающе ты поёшь.

— Скотина, — жалобно простонала она.

— Продолжай. Сегодня я хочу, — он поцеловал её за ухом, зарывшись носом в волосы, — слышать эти ноты всю ночь.

Изабель ненадолго умолкла, переведя взгляд на застывших в неудобных позах людей.

— Извращенец.

— Безусловно.

— Мерзкий озабоченный червь.

— Абсолютно точно.

— Я тебя ненавижу.

— Ты меня обожаешь. Я — лучшее, что с тобой случалось. Я — твоя страсть, твоё желание, твоя похоть, твоя люб...

Изабель повернула голову и поцеловала Эрика, стиснув воротник его рубашки. Не лучший способ заставить его заткнуться, зато самый действенный. От губ девушки Призрак Оперы каждый раз отстранялся с трудом.

Как же ей хотелось его придушить.

Когда Эрик всё же оборвал поцелуй, его дыхание сбилось, а объятия больше напоминали стальные тиски.

Он нехотя отошёл, обдав Изабель пылающим взглядом, отошёл, оправив на себе рубашку.

И запустил время.

Девушка невольно поправила на себе одежду, всё ещё чувствуя жар его ладоней на обнажённой коже.

— Приступайте, мсье Жакоте, — прогремел Призрак Оперы.

Инквизитор кивнул, повёл пальцами, согнул их определённым образом.

И из его рук вырвалась плотная магия с едва заметным фиолетовым свечением.

Сначала Жиль, размашисто, точно жестикулируя, создал из воздуха высокую каменную стену на сцене, потом добавил изящные парапеты, башни с острыми шпилями. Парень отпрыгнул в сторону, и там, где были его ноги, раскинулось крохотное озеро с двумя лебедями, состоящими из чистой магии.

Изабель закусила изнутри губу, вытаращившись на сцену. Жиль создавал пейзаж — это был строгий готический замок с крохотным садом. И, что более важно, это не было иллюзией. Все предметы имели вес, были осязаемыми и плотными.

И это инквизитор? Верные псы викария считали эту способность такой же опасной, как и солнечный свет, которым обладала Изабель.

Жиль управлял абсолютной защитой. Непробиваемым щитом.

Рядом с его декорациями можно взрывать бомбы: театр рухнет, а его магию это даже не поцарапает.

Но в атаке эти силы бесполезны.

Жиль виртуозно вырисовывал магией скачущих коней, которые по взмаху его руки превратились в белоснежных голубей. Взмахнув крыльями, птицы разлетелись по залу.

Артисты аплодировали ему, касались декораций, взбирались на них. Жиль же казался недовольным. Скосив взгляд на Призрака Оперы и Изабель, он закрыл глаза, сосредоточился.

И создал их фигуры в полный рост у алтаря. На Изабель было свадебное платье, а Призрак Оперы был одет...

...в тот же сюртук, в котором похитил её со свадьбы.

— Льстец, — произнёс Эрик.

Жополиз — перевела Изабель.

— Как тебе, mein Herz?

Девушка скосила взгляд на мужчину, потом на фигуры, держащиеся за руки. Что тут скажешь? Вместе они смотрелись неплохо, как чёрное с белым, как тьма со светом, как грех с чистой душой.

Это раздражало. Учитывая, что на самом деле друг другу они не подходили.

Но инквизитор должен убраться отсюда к чёртовой матери. А потому нужно показать ему, что Изабель находилась здесь по своей воле.

— Мы созданы друг для друга, mein Schatz.

С этими словами Изабель подошла, поцеловала мужчину в щёку, незаметно для других ущипнув его ладонь. Ей нужно было хоть как-то избавиться от гнева.

Эрик ответил ей лукавой улыбкой, от которой сердце Изабель подпрыгнуло.

Он снова что-то задумал.

— Вы приняты, мсье Жакоте, — ответил он. — Мадлен проводит вас в вашу комнату. Ich bedanke mich für eure Arbeit. Auf Wiedersehen.

Оркестр поблагодарил его, встав с мест, артисты со счастливыми лицами потягивались, расслабляясь. Жиль же заставил свою магию исчезнуть и надел перчатки, растирая пальцы.

— А репетиция? — спросила Изабель.

— У нас с тобой есть дела поважнее, — ответил Эрик, большим пальцем надавив ей на нижнюю губу. — И я буду только рад, если ты начнёшь сопротивляться.

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore

Платье с открытыми плечами, длинные перчатки, чулки, бриллианты, сверкавшие, словно пролитые слёзы. Глядя на себя в зеркало, Изабель подкрашивала губы красной помадой.

Она прихорашивалась не просто так. Изабель уже настроилась на долгий, яростный и в какой-то степени болезненный секс и решила, что мужчина запомнит его на целую вечность.

Мужчина, который целый месяц оставался стойким к её домогательствам, похитивший её, убивший её жениха и насильно удерживающий возле себя.

Изабель ненавидела его, и в то же время страстно желала.

Ничего, её сумасшествие вылечат, как только она вернётся домой.

Эрик, видимо, был того же мнения, и поэтому вырядился в чёрный костюм, расшитый красной нитью, вставил алую розу в нагрудный карман. Как обычно, он зализал волосы назад, надел маску. Изабель окинула его с ног до головы. Встреться они при других обстоятельствах, она бы сказала Эрику, что ей нравился его стиль.

— Ты собрался на похороны?

Призрак Оперы улыбнулся, взглянув на себя в зеркало, оправив чёрный галстук.

— Ты любишь мужчин в строгих костюмах. Это один из твоих самых безобидных фетишей.

— Неужели? — она закатила глаза. — И что ещё ты успел вычислить?

— So, — его голос звучал спокойно и буднично. — Тебе нравятся мужчины постарше, ты моментально возбуждаешься, когда кто-либо оказывается опытнее и профессиональнее тебя. О, ещё ты терпеть не можешь, когда с тобой нежничают. Ты из тех, кто предпочитает, чтобы их отшлёпали.

— ...да пошёл ты.

В ответ Эрик обернулся и, подойдя, звонко шлёпнул её по ягодице. Изабель вздрогнула, вскрикнула и почти успела дать ему пощёчину.

— Можешь не стесняться своих желаний, — он перешёл на шёпот. — Потому что я хочу воплотить каждое.

Он провёл пальцем по подбородку Изабель, заставив девушку посмотреть себе в глаза. Она спокойно выдержала его взгляд.

— Сегодня, мой ангел музыки, я собираюсь сделать с тобой много всего ужасного... отвратительного... грязного, — он сжал её руку и поцеловал костяшки пальцев. — Можешь начинать молить о пощаде.

Изабель ухмыльнулась, сощурившись.

— Говоришь так, будто я не видела тебя голым. Ты меня ничем не удивишь.

— Мне нравится твоя самонадеянность. Поэтому давай обозначим правила игры.

Эрик подошёл к столу и взял толстую ярко-красную верёвку.

— Сегодня я даю тебе полную свободу. Как только выйдешь из театра, к тебе вернётся магия, временная петля разомкнётся, я больше не буду иметь над тобой власти.

— В чём подвох?

— Я остановлю время во всём Берлине. И у нас будет прекрасная возможность поиграть в прятки.

Изабель приподняла бровь.

— Сможешь сбежать — так тому и быть. Ну а если я всё же тебя найду — ты моя. Связанная, свирепая и сопротивляющаяся.

Он выдержал паузу, крутя в руке верёвку и глядя на девушку сверху вниз.

— Согласна?

— Я не смогу убегать с верёвкой.

— Она появится у тебя на руках, как только я тебя поймаю. Я создам временную петлю.

Остановка времени во всём городе и петля. Откуда у него столько магии?

— Итак?

Либо сбежать, либо отдаться ему самым унизительным способом из возможных?

Изабель повела шеей, медленно подойдя к мужчине.

— Ну и зачем всё это? Мы же можем просто прийти в отель, напиться и потрахаться.

— Можем, — с этими словами он медленно обошёл девушку со спины, завёл назад её руки и туго стянул запястья верёвкой. Она охнула, но не сопротивлялась. — Но, во-первых, ты будешь разочарована. А, во-вторых, я предлагаю тебе самой выбрать место для нашего первого раза. Весь город в твоём распоряжении.

Он приблизился, шепнув на ухо.

— Хоть стол канцлера Германии.

Изабель закусила губу, глядя перед собой. Верёвка всё туже стягивала её руки, и теперь пошевелить ими девушка не могла, как бы ни пыталась.

Эрик коснулся губами её шеи, поцеловал за ухом, вдыхая аромат волос. Девушка выгнулась в его руках, шумно дыша.

— Какого цвета на тебе бельё?

Она хмыкнула, закрыв глаза.

— Сам посмотри.

Мужчина скользнул ладонью по её груди, к талии, рывком повернул Изабель лицом к себе. Она ахнула, едва удерживая равновесие со связанными руками.

Эрик прижал её к стене своим телом и, глядя в глаза, скользнул ладонью по бедру, пробираясь под вырез платья.

Он ничего не обнаружил. Да и не должен был.

Тяжело дыша, Изабель с торжеством наблюдала, как в его карих глазах разгоралось пламя.

— Ты ведь тоже фетишист, — произнесла она, закинув ногу ему на бедро. — И я тоже знаю, чего ты хочешь.

Эрик хмыкнул.

— Я готов пасть на колени перед твоей наблюдательностью.

С этими словами он и в самом деле спустился вниз, оставив долгие поцелуи на груди, на животе. И, глядя на девушку снизу вверх, мужчина осторожно отодвинул ткань её платья.

Изабель закатила глаза и изогнулась, когда он коснулся губами самого чувствительного места в теле, когда провёл языком по клитору, целуя его со всей возможной страстью.

Девушка часто задышала. Эрик медленно, тщательно исследовал её, пробовал, изучал. И дразнил. В который раз. Она прекрасно знала, как сильно он любил доводить её до пика удовольствия и не давать желаемой разрядки.

И всё же, языком и губами он пользоваться умел. Выгибаясь, Изабель откинула голову назад, отдалённо слыша свои же стоны.

Он отстранился, когда девушка уже дрожала от невыносимого желания.

— Если ты... прямо сейчас... не продолжишь...

— Тише, Изабель, — он поднялся и провёл языком по влажным губам. — Тебе ещё убегать и прятаться.

— Развяжи меня, — она подалась вперёд, накинулась на мужчину. — И убегать придётся, скотина, не мне.

Эрик провёл пальцем по её подбородку, заставив посмотреть себе в глаза.

— Я даю тебе шанс на побег. Но ты, судя по всему, страшно хочешь остаться.

— Я хочу, чтобы ты, сволочь, взял меня. Здесь и сейчас!

— Тогда убегай. Так быстро, как только сможешь. Прячься, скрывайся, исчезай, — он приблизился. — Я всё равно тебя найду.

Изабель сверлила мужчину взглядом, когда он открыл свои золотые часы. Стрелки постепенно замедлили ход, пока совсем не остановились.

Эрик перевёл взгляд на девушку.

— Десять минут форы, — он щёлкнул пальцами, и верёвка пропала с её рук. — Eins, zwei...

— Эрик, — она нахмурилась. — Можешь поискать меня в своей постели. Прямо. Сейчас.

— Drei. Vier. Fünf...

Изабель закатила глаза, но спорить в этот раз не стала. Десять минут, да? Ну что ж, раз Эрик так хочет позволить ей сбежать, она обязана воспользоваться шансом.

В то же время она так сильно ненавидела этого мужчину, что было бы досадно не переспать с ним.

Он запомнит её надолго. Она станет лучшей женщиной в его жизни. Обязана ею стать. Чтобы этот психопат ни о ком другом больше не смел даже думать.

Изабель перешла на бег. В платье, которое держалось на ней только силой мысли, и на высоких каблуках двигаться было сложно. Эрик затеял откровенно нечестную игру.

Зато вернул ей магию. У Изабель было преимущество.

Выйдя из театра, Изабель вдохнула морозный воздух полной грудью. Она впервые за месяц оказалась одна и так далеко от Эрика. Наконец-то. Одиночество. Свобода.

Свобода вместо сводящей с ума близости.

Снежинки застыли в воздухе. Изабель коснулась их ладонью, из-за чего они сдвинулись, а в пелене снегопада остался чёткий след её руки.

Изабель сосредоточилась, направила магию в руку. Солнечный свет вырвался из ладони плотной яркой волной жара. Снег растаял, но золотой свет застыл во времени и перестал распространяться.

Ясно. Магией нужно пользоваться с умом. По ней девушку легко выследить.

Изабель огляделась. Куда идти? Она не знала Берлина, хотя и жила здесь уже месяц.

Неважно.

Главное — не стоять на месте.

Она спустилась по мраморным ступенькам, перешла на быстрый шаг, а после — на бег. Всё вокруг стихло, замерло: люди застыли в неестественных позах, машины остановились на полном ходу, весь Берлин погрузился в молчание и неподвижность. Даже ветер стих.

И в этой тишине каждый шаг Изабель звучал громко, словно выстрел.

Чёрт.

Нужно за эти десять минут убежать как можно дальше.

Где он точно не будет её искать?

Изабель вбежала в подворотню, прошла под низкую арку, проскользнула мимо тесно прижатых друг к другу домов. В узкие переулки Изабель выборочно пускала солнечные лучи. Ночью её магия быстро иссякала, а потому следовало её беречь, если она хотела сбежать домой.

Хотела ли?

Конечно! Но сперва эта надменная тварь поймёт, кто здесь главный.

Изабель забежала в жилой дом, прикрыла за собой дверь, но не закрыла её полностью, чтобы не поднимать лишнего шума. Она убежала достаточно далеко от театра. Берлин огромен, найти одну беглянку в нём будет сложно.

Её сердце замерло, когда она услышала в мёртвой тишине шаги мужчины. Он двигался как-то слишком спокойно, неторопливо.

И при этом медленно приближался.

Закусив губу, Изабель перевела взгляд на соседнее здание. Добежать — не проблема, вот только чёртовы туфли издавали много лишнего шума.

А ещё не проблема — долететь до крыши.

Всего четыре этажа. Когда Изабель осваивалась с силой, когда научилась ею пользоваться, она летала и выше, и дальше.

Солнечный свет распространится по округе. Ну и что? Эрик может остановить время, но летать он ещё не научился.

И, пока девушка принимала решение, шагов стало больше.

Сначала топали две пары ног, потом — три, четыре...

Как он это делает?

Неважно. Его магия — гремучая смесь всего самого опасного, направленная на похищение и уничтожение.

Изабель сняла туфли и, бесшумно ступая по холодному асфальту, перемещалась в темноте. Она направила тепло Солнца к ногам, благодаря чему не чувствовала холода сквозь тонкие чулки.

Как вдруг...

Треск разбитого стекла оглушил её. Изабель вздрогнула и обернулась, выглядывая из-за угла.

В доме, где она пряталась секунду назад, лопнули и взорвались все стёкла разом.

Глаза Изабель округлились.

Эрик точно собирался поиграть с ней в прятки, а не убить? Или он хотел вычислить её по крику? Не дождётся!

На раздумия не было времени. Схватившись за подол платья, Изабель, не разбирая дороги, помчалась в новое укрытие.

И едва не влетела в двух Эриков.

Она вовремя затормозила, затаила дыхание, скрылась.

Ублюдок.

Он ведь и не планировал играть честно.

Изабель прижалась спиной к стене и огляделась, тяжело дыша. Потом быстро перебежала в другое место, проскочила под голыми деревьями и затаилась в ресторане, полном веселящихся людей.

Какую же жуткую картину они собой представляли. Застывшие улыбки, расслабленные позы, но при этом они не дышали и не двигались. Точно выставка в доме восковых фигур.

Изабель закусила губу и прошмыгнула к запасному выходу, огибая людей.

Не время об этом думать. Этот ублюдок обнаглел настолько, что сейчас медленно загонял девушку в угол. А значит у неё было два выхода.

Либо бегать от него до самого рассвета.

Либо спрятаться в том месте, где он не сможет овладеть ею, дождаться рассвета, восполнить силы и бежать.

Изабель отдышалась, прежде чем снова выбежать на улицу.

Тихо. Так тихо, что Изабель слышала собственный бешеный пульс. Эрики стихли, потеряв след.

Где же прятаться? Какое место точно не понравится брезгливому, избалованному и вредному немцу?

Помойка? Отвратительно. Кабинет стоматолога? Нет. Да и где она будет его искать?! Забегаловка? Газетный киоск? Морг? Кладбище?

Взгляд Изабель остановился на шпиле церкви.

Эрик — ревностный католик. Порой Изабель замечала, как он молился, крестился, а среди книг в его комнате было зачитанное до дыр священное писание.

Он точно не осквернит похотью церковь.

Изабель огляделась и сделала бесшумный шаг к зданию, потом ещё и ещё. После, забыв об осторожности, она рванула к тяжёлым дверям, сбила замок зарядом солнечного света.

И услышала за спиной топот десятков преследователей.

Она с грохотом захлопнула за собой дверь, вбежала в полупустой, освещаемый светом Луны неф. Хор замер в немом пении, прихожане опустились на колени у скамеек. Пастор, горящие свечи, запахи ладана и камфоры, образы святых.

Он не сможет. Только не здесь. Не сможет. Не сможет...

Не сможет ведь?

Услышав, как дверь открылась, Изабель рванула к алтарю.

И тут же рухнула на гладкий мраморный пол, потеряв равновесие. Её руки вновь связало за спиной тугой, толстой верёвкой.

Тяжело дыша, она повернулась к Эрику. Пот градом катился по лбу, мышцы гудели от долгого бега. Изабель попыталась подпалить верёвку, но не вышло. Магия исчезла.

— Погоди! Не зд..!

Эрик опустился на колени, стиснул пальцами волосы Изабель, рванул назад и грубо, словно желая причинить боль, поцеловал в губы. Он сорвал с груди платье, стиснул её ладонью, сдавил сосок.

Изабель вскрикнула и попыталась его ударить, вывернуться. Но не вышло.

Она дрожала, когда Эрик оторвался от её губ. Изабель хватала ртом воздух, изгибалась, а мужчина скользнул долгими, жаркими поцелуями к груди, лизал её, прикусывал.

Изабель зажмурилась, сгорая от стыда.

Такое место... и столько людей вокруг...

— Эрик, — она едва не всхлипывала. — Мы же... мы же в церкви!

— Прости. В следующий раз я буду в рясе.

Вздрогнув, она принялась сильнее упираться, выкручиваться, извиваться, но мужчину это только раззадоривало. Что бы ни делала девушка, он лишь сильнее вжимал её в пол, грубее ласкал, заставляя вскрикивать, дрожать.

И желать его. Чёрт возьми, Изабель хотела его! Хотела этого грубого мужлана, который вечно норовил её отшлёпать.

Как же она ненавидела его в этот момент. За свою беспомощность, за ту свирепость, с которой он ласкал её, за медлительность, за бесстыдство...

Эрик хотел насытиться, оторваться за месяц воздержания. И потому сжимал её бедра с такой силой, что на них явно оставались синяки.

Изабель была в восторге, несмотря на стыд.

Наконец-то. Наконец-то, она проломила его оборону.

— Ich wollte schon lange an deinen luxuriösen Titten lutschen.

Что бы он ни сказал, от его интонации Изабель вспыхнула.

Эрик задрал её платье, вновь впившись в губы голодным, сердитым поцелуем. Изабель следовало его ударить, пнуть коленом, но вместо этого она обхватила ногами его торс.

— Я тебя ненавижу, — выдохнула девушка ему в губы.

— Я тебя презираю, — ответил он.

Изабель низко, утробно простонала, когда Эрик, вцепившись в бёдра, медленно вошёл в неё. Закусив губу, она крепко сжала верёвки, тазом подаваясь навстречу мужчине.

А ведь она ждала. Долго ждала. И теперь намеревалась как следует на нём отыграться за своё унижение.

— ...fließst wie eine Schlampe.

— Козёл...

В ответ Эрик звонко шлёпнул её по ягодице. Изабель вскрикнула, выгнулась, теснее прижимаясь к мужчине.

— А что... такое? — она хватала ртом воздух с каждым сильным, глубоким толчком. — Что-то... не так?.. Святой... отец?..

Её слова превращались в глубокие, несдержанные стоны. Каждой клеточкой тела Изабель чувствовала злобу мужчины, ярость, смешанные с желанием. Он не хотел своей свирепой, почти животной любовью привязать приму к себе. Он хотел наказать её, хотел безраздельно владеть ею, подчинить.

Изабель закатывала глаза, задыхаясь от восторга.

Ей не нравилось. Ей не мог нравиться секс с ним. Она просто изголодалась по ласке, истосковалась в одиночестве.

И потому сейчас на холодном полу ей было так жарко рядом с отвратительным ей мужчиной.

Он гнался за ней. Он поймал её. И теперь... теперь..!

Стоны Изабель сорвались, стали невыносимо высокими, нежными, протяжными.

Эрик не щёлкал пальцами. Не мухлевал.

А Изабель в его руках содрогалась всем телом, испытывая небывалое, головокружительное наслаждение. Она нашла губами его губы, подалась вперёд, запечатлевая на них поцелуй.

Как же она проклинала своё тело за такой красноречивый, скорый оргазм.

Как же в эти секунды она обожала Эрика.

— Тише, дитя, — прошептал мужчина, ненадолго замедлившись, став нежнее к ней, мягче. Он покрывал поцелуями её грудь, шею, плечи, позволяя девушке слегка успокоиться. — Пастор только начал...

Изабель дёрнула руками, но верёвка не поддавалась.

В противном случае она бы отвесила ему пощёчину.

Изабель лишилась рассудка.

Эта мысль вертелась у неё в голове, когда она, обессиленная и измученная, засыпала в гостинице в объятиях Призрака Оперы.

За окном брезжил поздний зимний рассвет, номер освещало только тусклое сияние трещащего телевизора, рядом спал любовник.

Любовник, которым девушка никак не могла насытиться.

После того, как он грубо овладел ею в церкви и освободил от верёвок, Эрик запустил время и дождался завершения службы. Изабель наблюдала то за ним, то за хором и прихожанами, чувствуя, что готова провалиться со стыда. Мужчина же наслаждался их пением и игнорировал любые просьбы уйти, даже когда Изабель набросилась на него с кулаками.

Тогда она и поняла, какой он отвратительный садист.

Но стоило им оказаться в такси, как девушку вновь охватило волной дикого возбуждения. Не стесняясь таксиста, не обращая на него внимания, Изабель целовала Эрика, обнимала, касалась, пробираясь под одежду, умело ласкала его рукой. Он не возражал. Лишь иногда томно шептал на немецком о том, насколько она горяча и как сильно ему понравилось целовать её грудь.

Настолько, что следы его поцелуев нельзя было скрыть глубоким декольте.

Кое-как они добрались до ресепшена, забрали ключ от номера.

После чего Эрик взял её в лифте, едва за ними успели закрыться двери.

Без предупреждения, без какой-либо нежности, без подготовки. Грубо, резко и с риском быть пойманными.

И Изабель, задыхаясь от эйфории, кончила где-то между шестым и седьмым этажами.

До номера они добирались с трудом, в основном потому что боролись друг с другом. Изабель срывала с него одежду, Эрик в ответ шлёпал её, лапал, кусал, прижимал к стене, обездвиживал.

Когда мужчина схватил её в номере, вдавив лицом в стену, девушка не была уверена, что они закрыли входную дверь.

Когда они оказались в постели, Изабель срывающимся голосом потребовала, чтобы он снял маску. В этот раз он подчинился.

И уснул он тоже без маски.

Изабель смотрела на него замутнённым взором. Всё тело ныло: у неё ни разу в жизни не случалось так долго и по многу раз заниматься сексом. Грубым, звериным сексом без какого-либо намёка на романтику. И ей хотелось больше. Она не могла пошевелиться, но если бы Эрик снова напал на неё, девушка бы не сопротивлялась.

Ей было до того хорошо, до того сладостно, что у Изабель не было сил ненавидеть Эрика.

Вместо этого она решила его полюбить.

Не навсегда, ненадолго, несильно. Совсем чуть-чуть.

Полюбить, а после возненавидеть, как она планировала сделать с Филиппом после замужества.

Изабель уснула, окутанная ароматом дыма и роз. И в этот раз её сны были спокойными, светлыми, тёплыми.

Такую гармонию в последний раз она чувствовала в давно ушедшем детстве. Когда не было ни музыки, ни предательств, ни обезумевших родителей.

Ни смертей.

Изабель проснулась, когда пошевелился Эрик. Он всегда был ранней пташкой, всегда вставал в шесть утра, несмотря на усталость и загруженность.

И потому девушка схватила его за руку.

— Спи, — ответил он. — Я позабочусь об обеде.

Она покачала головой, сильнее сжав запястье мужчины, потянув его к себе. Спустя секунду Эрик всё же лёг рядом, поцеловал Изабель в лоб, обнял. Девушка закрыла глаза, нежась в его объятиях.

Больше она не злилась на себя за подобное проявление чувств. Всё происходящее казалось таким настоящим и естественным, что не вызывало даже ни намёка на агрессию.

Ей было хорошо рядом с похитителем.

Рядом с галантным, своенравным, дерзким, упрямым, язвительным похитителем, который к тому же был дьявольски хорош в сексе.

Изабель поцеловала его, пальцами проведя по раненной половине лица. Эрик ответил на ласку, мягко перебирая её кудри.

— Какая же ты горячая, — прошептал мужчина.

— Продолжим? — улыбнулась она, прикусив губу. — Кажется, ты уже в силах стоять.

— Я, — он хмыкнул. — Но не у меня.

Всего сутки назад Изабель закатила бы глаза и огрызнулась бы с ним. Сейчас она закинула ногу на его бедро, теснее прижавшись к мужчине.

— Почти поверила.

— Изабель, за месяц с тобой я научился быть стойким и невозмутимым.

— Разучивайся.

— Зачем? Моя прима любит чрезмерное внимание?

— Твоя прима, — с этими словами Изабель взобралась на Эрика сверху, — хочет отыграться за весь месяц, который прожила, как монашка.

Мужчина даже не старался смотреть ей в глаза, его взгляд всё время скользил ниже, впивался в обнажённую грудь. Руки он опустил на бёдра девушки, сжимая их так же крепко, как и прошлой ночью.

Изабель скользнула пальцем по его ране на лице, по шее, по груди. И заметила на теле множество мелких белесых шрамиков, словно от многочисленных порезов, ожогов...

Эрик вздохнул, заметив замешательство на лице девушки.

— Прежде ты этого не замечала.

— Прежде ты при мне не раздевался, — ответила она, обводя пальцем обширную рану у сердца. — Откуда это?

Он молчал, большими пальцами водя по бёдрам Изабель, глядя ей в глаза.

— Эрик, — произнесла она. — Ты каждый раз мою душу наизнанку выворачивал, но о тебе я не знаю совершенно ничего.

— Ты знаешь моё имя. Не каждый может этим похвастаться.

— Откуда. У тебя. Шрамы?

Мужчина вздохнул и приподнялся, ладонями скользя по телу девушки. Изабель сжала его руки и заставила остановиться.

Остановиться, пока у неё снова не слетела крыша.

— Изабель, — он невесело хмыкнул. — Тебе это покажется нелепым.

— Рассказывай.

— Мы не в подходящей для диалога позе.

— Зато в подходящем для диалога настроении.

Девушка нахмурилась, сжала руки Призрака и прижала к простыне. Пружины прогнулись под их весом, матрац качнуло.

Эрик какое-то мгновение смотрел ей в глаза, прежде чем нагло, похотливо улыбнуться. Изабель было несложно понять, о чём он думал.

— Рассказывай, чёртов извращенец, — прошептала она, почти касаясь его губ. — Потому что я тоже хочу... поскорее оседлать тебя.

Не сдержавшись, Изабель поцеловала Эрика, мягко прикусив губу — как постоянно проделывал он. Девушка чувствовала, что без такого небольшого поощрения мужчина вовсе не заговорит.

А ей хотелось знать больше.

Впервые за всё время их общения ей не терпелось раскрыть все его тайны.

В ответ Эрик выскользнул из её захвата, стиснул Изабель в крепких, жарких объятиях.

Она оборвала поцелуй, пальцем провела по его губам.

— Я обижусь, если ты снова уйдёшь от ответа.

— Ты весь месяц то обижаешься, то бесишься, mein Herz. Я привык.

Изабель нахмурилась, попыталась отстраниться, но Эрик не позволил сделать этого.

— Тебе знакома моя фамилия? — с этими словами он поцеловал ладонь девушки. — Слышала что-нибудь о Виттельсбахах?

— У тебя приставка "фон" в фамилии. У тебя аристократическое происхождение?

Он кивнул.

— И? Как же аристократ стал священником?

— Когда ты из семьи потомственных дворян, у тебя лучшее образование, лучшая медицина, лучшие условия жизни, — он принялся накручивать на палец прядь волос девушки, его голос звучал устало. — И, конечно, дворяне знают то, о чём крестьяне лишь догадываются. Моя семья знала, что магия существует. И, быть может, по этой причине сила пробудилась в двух близнецах. Схожих внешне, разных внутренне.

Изабель смотрела ему в глаза, щурясь.

Ей было сложно выносить одного Эрика, а тут выяснилось, что их когда-то было двое.

Впрочем... когда-то давно и она пришла в этот мир не одна.

Вот только...

— Магия — это власть, могущество, сила, — Эрик хмыкнул. — Магия — это гарантия роскоши для всякого, кто ею обладает. А дети — послушные инструменты родителей, которые должны принести им больше власти. Дети не должны обладать волей, своим мнением, ясным сознанием. Это в них вырезается.

Эрик взял Изабель за руку и провёл её пальцами по рваному белесому шраму у себя на шее...

— Выбивается.

...по следу от ссадины на животе...

— Выжигается.

...по шраму у сердца.

— Но магией мало обладать. Ей нужно учиться. Долго, упорно, со старанием. Детям нашли учителя. Правда, он требовал, чтобы перед началом уроков дети приняли духовный сан. Один брат благодаря священному писанию прозрел, отвернулся от ужасной семьи, отказался от наследства и исчез. А второй был послушнее, смиреннее. И хитрее.

Изабель молчала.

— Он учился. Запоминал. Наблюдал. И понял, что у него в сутках больше часов, чем у остальных. Когда он научился скользить сквозь время, учиться стало легче и проще.

Пальцами мужчина водил по линиям на ладони девушки.

— Как ты понимаешь, мальчик был усердным, прилежным учеником у старого мага, — Эрик повернул голову, демонстрируя свой уродливый шрам на лице. — Даже лучшим.

— Господи... да на тебе ведь живого места нет.

— Wirklich? Что ж, за могущество нужно платить.

Изабель приблизилась, провела пальцами по челюсти мужчины, заставив посмотреть на себя. Ей нравилось смотреть в глаза Эрика — карие, глубокие, задумчивые. И головокружительно красивые. Она и прежде замечала, насколько они пленительны, как сильно завораживают, но всякий раз сопротивлялась его чарам.

Но сегодня это было невозможно.

Эрик приблизился и поцеловал Изабель, она подалась навстречу.

Как же было приятно любить его после всей той сводящей с ума, разрушительной, обжигающей ненависти.

И всё же, с трудом дыша, девушка отстранилась первой.

— Это же не всё, — произнесла она.

— И что же ещё ты хочешь знать?

Изабель опустила голову ему на плечо, прижалась к мужчине грудью, обнимая. Она делала так каждый раз, когда хотела что-либо получить.

— Как у тебя появился шрам на лице?

Эрик глубоко, протяжно вздохнул.

— Ты же понимаешь, что в ответ должна будешь рассказать, как сама обрела силу?

Она сжала губы.

— А ведь это было не с рождения, я прав? Магия проснулась после тяжёлой травмы, — мужчина мягко перебирал пряди её волос. — И это даже после стольких лет доводит тебя до слёз.

Изабель глубоко вздохнула.

— Об этом знают только я и мои родители.

— И что с того? Разве мы с тобой не живём, как семья?

Девушка хотела возразить, но в ответ только невесело улыбнулась, коснувшись губами одного из шрамов на его шее.

Действительно. Ругань, крики, слёзы, недопонимание.

Чем не семья?

— Рассказывай, — ответила она. — Я тоже расскажу. Обещаю.

— Вот так бы сразу.

Эрик обнял её, пальцами водя по спине, талии, опустился вместе с Изабель на подушку, накрыл их одеялом. Разговорившись, он совершенно забыл, что собирался отойти.

И Изабель была этому безумно рада.

Он не ушёл. Остался с ней, обнял, когда ей это требовалось, поцеловал в губы. Не пренебрёг ею, как это было с её первым любовником.

К тому же, Эрик не был целиком в её власти. Он остался по собственной воле, без просьб и приказов.

Она опустила голову на плечо мужчины, пряча улыбку, сжала его руку, сплетя пальцы.

— Перед началом обучения учитель поставил мне цель, — вздохнул Эрик. — Он дал мне камень. Бриллиант в форме слезы. Сказал, что я стану настоящим магом, как только смогу состарить его.

Он ненадолго замолчал, обнимая Изабель за плечо, гладя её шею, волосы.

— Моя магия... требует восполнения. Поэтому я крал годы жизни у всех, кого касался. Сначала — у прихожан. По году-два, не больше. Потом ходил принимать исповеди у заключённых, приговорённых к казни. Там я не сдерживался. А потом понял, что безопаснее и выгоднее всего красть годы у бессмертных. Этот исток не иссякнет никогда.

Изабель боялась даже дышать, лишь бы он не отвлёкся и не оборвал речь.

— Так что я научился замедлять время. Ускорять. Обращать вспять. Я мог вернуться в прошлое, мог создавать временные петли, мог что угодно омолодить, состарить, уничтожить. Мог даже изменить свой возраст. Но чёртов камень мне не давался. Чтобы превратить алмаз в графит требовались не сотни лет и не тысячи. А миллионы. Даже если бы я убил всех людей на планете, мне бы этого не хватило, чтобы уничтожить один чёртов камень.

— Но хватило одного бессмертного?

— Да, — Эрик хмыкнул. — Её мне хватило.

— Это... вампир?

— Почти. Это ангел. Один из древнейших представителей вида.

Изабель прильнула ближе.

— Итак... как ты состарил камень?

Эрик тяжело вздохнул, глядя в потолок. Рассвет занимался медленно, в номере всё ещё было темно. Девушка хотела, чтобы этот момент длился вечно.

— Я был в храмовом книгохранилище. Там обычно и проходили все уроки, — он потёр ладонью шрам. Изабель напряглась, глядя на то, как грубо Эрик касался оголённых костей. — Держал своего ангела за руку. Сосредотачивался. Взывал к могуществу. Я знал, что способен на большее. Чувствовал это. Но камень всё не старел.

Эрик поднял руку к потолку, повернул ладонь по часовой стрелке. Панели на потолке вздулись, пожелтели, обвалились, люстра проржавела и рухнула с петель, кирпич и железобетонные перекрытия рассыпались в пыль.

Потом мужчина повернул руку против часовой стрелки, вернув всё, как было.

Изабель видела его магию сотни раз, но сейчас искренне восхищалась его могуществом.

— Этот проклятый камень довёл меня до срыва. Я пытался его разбить, сломать, топтал его, впечатывал в стену. Но, словно в насмешку над моими стараниями, он оставался невредимым. Я мог всё. Мог изменить прошлое и будущее, мог не стареть. Но не мог выполнить первого задания учителя.

Девушка крепче обняла его.

— Я знал, что истинная мощь кроется в слепой ярости. Как в старой сказке про Зверя. Он отринул всё человеческое, забыл себя и стал чистой магией. Только Зверь пробудил все вулканы, а я...

Эрик ненадолго замолчал, подбирая слова.

— Меня заставили очнуться боль и собственный крик, — продолжил мужчина. — Знаешь... оказывается, когда кожа разлагается на живом теле, это... больно.

— Эрик...

— Храм был уничтожен. Превратился в каменный остов и гнилые руины. Прихожане, монахи, послушники — все мертвы, все за мгновения стали разложившимися трупами. Я узнавал их только по ладанкам.

Он снова ненадолго замолчал. Изабель уткнулась носом в его шею.

— Помню, что терял сознание и вновь приходил в себя. Помню, что из-за раны молил Господа о смерти, — Эрик закрыл глаза. — Когда, наконец, смог двигаться, я пытался добраться до своей кельи, но её больше не было. Я звал учителя, но в ответ слышал только эхо и вой ветра. А потом я нашёл скелет с его золотой ладанкой.

Изабель гладила его по волосам, надеясь хотя бы таким способом облегчить его боль.

— Среди этого хаоса я нашёл зеркало. Разбитое, но сверкающее, серебристое, — он вздохнул. — И пришёл в ужас от того, что увидел.

Девушка вновь поцеловала его в щёку.

— Но главным виновником моей трагедии был камень, — мужчина невесело улыбнулся, закрыв глаза. — В ярости я сжимал его так крепко, что он впечатался мне в ладонь.

Эрик взял с тумбочки свой нательный крестик, украшенный тёмным, с бензиновым отливом камнем в форме слезы. Изабель охнула.

— Да. Я выучил урок. И оно того не стоило.

Прима коснулась пальцем тёмной бриллиантовой слезы.

— Ты пытался их вернуть?

— Я не смог, — мужчина вздохнул. — Хотя для меня не проблема вернуть к жизни любого, кто умер после моего рождения.

Он улыбнулся после долгого, звенящего молчания.

— Тебя это тоже касается.

— ...что?

— О ком ты скорбишь, Изабель? — мужчина убрал руку под голову. — Давай вернём его.

— Ни о ком.

— Ты забыла наш уговор? Правда за правду.

— Это... отвратительная история.

Изабель закрыла глаза и уткнулась носом в грудь мужчины, надеясь, что он не будет продолжать распрос.

— Ну?

— Что ну? — она нахмурилась. — А если я буду снова истерить, ругаться, драться?

— Думаешь, я не привык?

— Думаю, что и ты, и я от этого устали. Почему мы не можем попросту помолчать?

Она игриво улыбнулась, проведя ладонью по плоскому животу Эрика.

— ...помолчать и продолжить заниматься любовью.

Призрак Оперы смотрел на неё долгое мгновение, после чего приподнялся на кровати и спустил ноги, намереваясь встать.

Изабель бросилась к нему, схватила за плечи, обняла, уткнувшись лбом в затылок. Отпускать Эрика она по-прежнему не хотела, вновь остаться в одиночестве для неё было невыносимо и горько.

Даже если он собирался отойти всего на минуту.

— Не уходи.

Он не ответил.

— Пожалуйста. Побудь со мной. Рядом. Я расскажу. Всё-всё расскажу. Обещаю.

Изабель не заметила, в какой момент начала всхлипывать.

— Прошу тебя. Я похоронила эту историю. Глубоко. Я... мне так больно вспоминать об этом. Дай мне время.

— Изабель... я могу ждать вечно. Но моё терпение быстро истлевает.

Она прерывисто дышала, содрогаясь от рыданий, крепче стискивая плечи мужчины.

— Обещай мне, — сдавленно, болезненно произнесла она. — Обещай, что не отвернёшься от меня, когда я всё расскажу. Обещай, что будешь рядом. Обещай, что найдёшь меня даже на том свете.

Эрик повернулся, взглянул ей в глаза. Изабель знала, что выглядела отвратительно: размазанный макияж, слёзы, раскрасневшееся, опухшее лицо. Однако мужчина смотрел на неё с такой нежностью, что девушка зарыдала только сильнее.

— Обещаю, Изабель, — сказав это, Эрик обнял её, прижал к себе, мягко поцеловал в лоб. — Даже в Аду и на Небесах тебе не будет от меня покоя.

Девушка зажмурилась, закусив губу, крепче сжав его плечи. Она ожидала, что он рассмеётся, позволит ей промолчать, не будет требовать исповеди.

Но он пообещал.

И теперь бежать было некуда.

— Я... я хуже, чем ты привык обо мне думать, — она стиснула зубы, пытаясь справиться с эмоциями. — Ты впервые убил, потому что сила вырвалась из-под контроля.

Изабель затрясло.

— А я уничтожала медленно. Осмысленно. И безжалостно. Я убивала, потому что надеялась, что однажды убьют меня.

Она провела рукой по лицу, вновь чувствуя слёзы на щеках.

— Ты спрашивал, кого я оплакиваю. Моя близняшка. Это была моя маленькая и сердитая близняшка.

Изабель не хотела отпускать Эрика, а потому ему пришлось вновь останавливать время. Для девушки не прошло и секунды, в то время как мужчина за это мгновение успел принести им различные закуски, фрукты, вино, десерт, свечи и даже букет роз.

Изабель была приятна его забота.

Поэтому она наорала на Эрика без усердия.

Он переоделся в белый халат, лёг рядом с девушкой. Продолжая ворчать, она опустила голову ему на плечо и с нежностью обняла.

— Твой бывший был в курсе, что ты ласковая, как железобетонный столб?

— Во-первых, моего бывшего убил ты.

— Говоришь так, будто это что-то плохое.

— Во-вторых, я просила тебя остаться.

— Я уже здесь.

— Это неважно, — с этими словами она откусила кусочек персика. — Я вообще не хотела, чтобы ты уходил.

Улыбнувшись, Эрик склонился и поцеловал её в губы. Изабель подалась вперёд, отвечая.

— Я найду способ заслужить прощение, Ваше Величество.

— Уж постарайся, — ответила она. — Потому что я ОЧЕНЬ расстроена.

Надувшись, она теснее прижалась к мужчине, закинула на него ногу, небрежным жестом сняла маску с его лица.

— Мне удобнее в ней, — произнёс Эрик.

— А мне больше нравится без неё.

— Малолетняя некрофилка.

— Старый педофил.

Она встретилась с ним взглядом и в который раз его глаза показались ей невыносимо красивыми.

Изабель провела пальцем по тонким губам мужчины, по подбородку, по шее, в то время как он ласково перебирал её кудри.

— Мы прервались, — прошептал Эрик.

Девушка тяжело вздохнула, когда мужчина протянул ей бокал красного вина. Она перевела взгляд на окно. В Берлине до сих пор была ночь, снег медленно падал крупными хлопьями.

Уютно, чёрт бы побрал и Эрика, и Берлин, и всю Германию в целом.

Ей так не хотелось вспоминать.

Но она должна была. Обязана.

Правда за правду.

Да и ей сегодня впервые за месяц хотелось быть честной с ним.

— Её звали Ивонн.

Изабель опустила взгляд. Она вспомнила, как в детстве они с сестрой одновременно смотрелись в зеркало. У обеих большие голубые глаза, непослушные кудряшки, пухлые щёчки, обе маленькие, полноватые, улыбчивые. Обе без пары передних зубов.

В тот день смотрелись в зеркало и решали, кто из них симпатичнее.

— Мы одинаковые, — произнесла Изабель. — Никто нас не отличал. Кроме родителей, конечно же.

Она немного помедлила.

— Ты тоже похож на своего близнеца?

Эрик кивнул.

— У Этьена голубые глаза, но в остальном мы идентичны.

Изабель пригубила вино, перевела взгляд на телевизор. Там по-прежнему шёл чёрно-белый фильм, которого девушка прежде не видела.

Тишина, полумрак, свечи и снегопад за окном. До чего же хорошо.

Изабель успела забыть, что мужчина, позаботившийся о такой приятной обстановке, похитил её.

Забыла, что новогоднюю ночь она провела в объятиях убийцы, сумасшедшего и психопата.

— Сначала мы были идентичными. Абсолютно. Одна и та же одежда, причёски, украшения, одни секреты на двоих, одни и те же игрушки. Нам даже нравились одни и те же мальчики.

Она осушила бокал, поморщившись. Вино было отличным, приятным, сладким, но от воспоминаний его вкус казался нестерпимым.

— И что же вас разлучило?

Изабель на секунду сжала губы.

— Музыкальная школа.

— О...

— Ивонн... у неё ничего не получалось. Она не могла петь, не слышала нот, не попадала в ритм. Она не расстроилась — музыка никогда ей не нравилась. Но как только меня приняли после первого же прослушивания, это вывело её из себя.

Эрик обнял её одной рукой. Девушка прижалась к нему, опустив голову на грудь.

Ей не хотелось рассказывать о том, как однажды, придя домой после занятий, увидела свои разорванные тетради, самое красивое платье было изрезано, а у любимого мишки была оторвана голова. Изабель было обидно до слёз, в то время как Ивонн заявила:

— Раз она лучше меня, у неё должно быть всё самое худшее. И наоборот. Всего поровну.

Родители всыпали ей ремня. Изабель с тех пор жила в своей комнате, которая запиралась на ключ, Ивонн — в своей.

И всё же, Изабель рассказала.

— Ты разозлилась на эту выходку, но не расстроилась.

Она подняла взгляд на мужчину, но он в ответ только мягко улыбнулся.

— Ты всегда злишься, когда тебе страшно, обидно или больно, — Эрик убрал прядь волос ей за ухо. — Даже когда я тебя похитил... Знаешь, если бы ты, mein Herz, изобразила бы беспомощность, расплакалась бы от ужаса, я бы отпустил тебя.

— ...серьёзно?

Мужчина кивнул.

— Я же не чудовище, — он коснулся губами её лба. — Но, к счастью, ты решила воевать со мной.

Изабель провела пальцем по его груди. Эрик продолжил после недолгой паузы.

— Это не значит, что я бы не преследовал тебя и не убил бы каждого, кто посмел бы после выступления подарить тебе цветы.

— Маньяк.

— Ja... этого не отнять, — он хмыкнул. — Итак, Ивонн...

Она посмотрела в потолок, наслаждаясь теплом мужчины, ароматом роз и дыма, его близостью. Ей было до того комфортно и приятно, что она не хотела, чтобы этот момент когда-либо заканчивался.

Особенно ей не хотелось, чтобы он заканчивался этим тяжёлым разговором.

— А что Ивонн? — Изабель закрыла глаза, когда Эрик принялся перебирать её кудри. Ей так понравился этот жест, что будь она кошкой, тут же замурлыкала бы. — Я не разговаривала с ней. Но, когда она что-то спрашивала, я пела каждый раз, чтобы побесить её.

— Жестокое дитя.

— Родители без конца хвалили меня, — продолжила девушка. — Они страшно гордились талантливой дочуркой. Ну а я этим пользовалась. Голосила всякий раз, когда Ивонн хотела подарить им поделку, показать оценки в школе или просто пожаловаться. Внимание родителей моментально переключалось на их звёздочку.

— Ты ужасно мстительна.

— Я любила того мишку, — она нахмурилась. — Его мне подарила бабушка перед смертью.

Игрушку Изабель зашила сама, в процессе исколов себе все пальцы. Нитки из него торчали во все стороны, уродливый шов периодически расходился, но своего единственного друга девочка упрямо не выбрасывала.

Это всё равно однажды сделала Ивонн.

— Это произошло сразу после того, как я впервые вышла на сцену, — произнесла она. — Ещё в школе. У меня была всего одна песня, но восторгов родителей было море.

А потому Ивонн рвала и метала.

— Она портила мою домашнюю работу, пускала обо мне сплетни в школе, из-за чего меня пару раз вызывали к директору, — Изабель закрыла глаза. — Со мной не хотели дружить. Мальчишки из-за гадких слухов пытались меня зажимать в углу.

— Изабель...

— Я не давала себя в обиду, — она пожала плечами. — Кусалась, дралась, одному особо настырному мальчишке сломала нос. Мою репутацию это не улучшило, зато меня больше не трогали. А потом я и вовсе перевелась в другую школу. Без Ивонн.

— Как же ты этого добилась?

— Я же юное дарование. Гений, которого мать таскала по конкурсам, на телевидение, радио, в театры... ко мне прислушивались.

А к Ивонн — нет.

Да и, честно говоря, родителям было не до одинокой девочки, переживавшей сложный период в жизни. Их брак трещал по швам: отец всё чаще терялся в работе, а мать без конца требовала от Изабель бесконечных недостижимых успехов. Как бы Изабель ни старалась, матери этого было мало, и восхищалась талантливой дочерью она только на людях.

А дома отчитывала девочку за ошибки в исполнении, которые скрупулёзно записывала в свой оранжевый блокнот во время каждого выступления.

— Меня трясло перед каждым выходом на сцену, — сказала Изабель. — А на уроках у меня случались истерики в особо сложных местах песен.

— Бедняга, — прошептал мужчина.

— Дома меня никогда не ждало ничего хорошего, — она закрыла глаза. — Отчитывавшая меня мать. Раздражённый отец. И Ивонн. На последней я и срывала свою злость и делала это с энтузиазмом.

Эрик хмыкнул.

— Ну кто бы сомневался. Ты всегда так взаимодействуешь с теми, кого любишь.

— Отстань, — девушка совершенно по-детски надулась. — Она портила мне жизнь, ну а ты лишил меня всего, что я так долго строила.

— Разве я говорил, что мне это не нравится?

Изабель подняла на него взгляд.

— Ты меня бесишь.

— Wie schade, — ответил он. — Потому что я тебя обожаю.

Прима расплылась в улыбке, крепче стиснув мужчину в объятиях.

— Что с ней случилось?

Изабель похолодела от этого вопроса, сжала губы, стиснув халат на груди Эрика.

— А что может случиться с ребёнком, которого душат зависть, одиночество и злоба? — она прерывисто вздохнула. — Ивонн хотела простого внимания. И потому нашла друзей.

Изабель до боли прикусила губу.

— Плохих друзей.

Она закрыла глаза, позволив слезам пролиться, уткнулась в твёрдую грудь Эрика, теснее прижалась к нему. Мужчина не отвергал её, не велел успокоиться, не перебивал — и это было так странно для Изабель, привыкшей преодолевать боль в одиночестве.

Тепло его заботы обжигало.

И, ощутив его, девушка впервые в жизни осознала, как сильно ей всю жизнь не хватало любви.

— В то время я уже ходила чуть ли не на каждый концерт Мадлен Жири, — Изабель дрожала, всхлипывая, в то время как Эрик мягко гладил её по спине, волосам, плечам. — Я пела её арии, подражала ей, мастерила такие же костюмы, как у неё.

Отцу было плевать на увлечённость дочери, он уже почти не посещал её выступления. Мама же подливала масло в огонь. Ей нравились вокальные данные Мадлен, но ещё больше ей нравилось, что она была золотым голосом Франции, знаменитостью, чьё имя гремело как на весть Старый свет, так и на Новый. Она мечтала, чтобы Изабель превзошла её.

И вот, после очередного похода в театр Изабель с матерью вернулись домой. Отец в такой поздний час уснул у телевизора.

А Ивонн нигде не было.

Изабель хорошо помнила ту ночь. Она была слишком маленькой, чтобы понять, что могло произойти с близняшкой. Но ей передалась тревога родителей, девочка слышала за стенкой их нервные шаги, их тщетные звонки в полицию, ругань друг с другом. И, когда никто не пришёл, чтобы успокоить её, объяснить, что происходит, ей становилось только страшнее.

— Она вернулась домой в четыре утра, — произнесла Изабель. — Пьяная. Побитая. И без пары предметов одежды.

Изабель нахмурилась. Сейчас она понимала, что родители должны были сразу же обратиться в полицию, дать показания, и спокойно попросить у Ивонн рассказать, что с ней случилось.

Но этого не произошло. Ивонн ругали, пока она не впала в истерику, и заперли в комнате.

— Мне... так страшно стало, — призналась девушка. — Это же близняшка моя. Моя сестра. И с ней случилось что-то плохое. А маме с папой было плевать.

Эрик мягко обнимал её, не говоря ни слова.

— Я подумала... подумала, что если бы что-то плохое случилось со мной, то они на меня тоже наорали бы, никто бы не помог мне, никто бы не поддержал, — выдохнула она. — И знаешь... в те дни со мной действительно произошло нечто очень плохое.

— Магия?

— Магия.

Это случилось после одного длительного, особенно тяжёлого урока. Изабель зашла в уборную, чтобы умыться, как её тут же скрутило от невыносимого жара в теле.

— Кран расплавился вместе с раковиной, кафель почернел, зеркало стекло на пол раскалённым металлом, — Изабель сжала халат у него на груди. — Я убежала. Схватила куртку, сумку и прыгнула в сугроб. Стало легче.

Сияние быстро пропало и долгое время не появлялось, так что Изабель не стала никому рассказывать о произошедшем. Да и кто бы ей поверил? Уж точно не родители и не учителя.

Единственное, что она могла сделать — быть осторожной и молиться, чтобы тот губительный свет не вернулся.

Но во второй раз Изабель обожгла Ивонн.

Близняшка сначала в ужасе смотрела на неё, едва не плача от ожога, обиды и шока. Изабель подпалила ей руку, прожгла толстый свитер и превратила в пепел её штаны и обувь.

Изабель испугалась больше, чем Ивонн. Она не знала, как это контролировать, не знала, что делать дальше. Сбежать или попробовать усилить эту странную вспышку, чтобы расплавить сестру, как кран и зеркало в уборной?

Но...

— К-как? Ты?! ТЫ?!

Изабель застыла, с подозрением глядя на Ивонн. С годами они утратили своё абсолютное сходство. Ивонн была тощей, с короткой стрижкой, больше похожая на мальчишку, в то время как у Изабель уже были пышные кудри и пышные формы.

В ту же секунду лицо Ивонн исказилось от гнева, она заскрежетала зубами и стиснула кулаки. От ожога ей было больно до слёз, но гораздо тягостнее ей было от осознания этой жуткой несправедливости.

Изабель была талантлива, любима, красива. Да ещё и с магией.

— Будь моя воля, — прохрипела девушка, повторяя свои же слова из давно ушедшей юности. — Я бы от всего отказалась.

Эрик мягко поцеловал её в лоб. Изабель закрыла глаза, смутно подозревая, что он — её единственная награда за все годы мучений.

Он — её печаль, её мучения, её злоба и все её страхи. Но в то же время он — её покой, её радость, её страсть, её защита.

Она задрожала от охвативших её эмоций. Эрик нашёл губами её губы, прильнул к ним, стискивая приму в крепких объятиях.

Изабель стало лучше от его ласки. По крайней мере, у неё не возникло желания капризничать, ругаться и наорать на мужчину за его допрос.

Ей впервые не хотелось кричать когда было больно.

— Что было потом? — шепнул он.

Изабель прерывисто вздохнула, проведя холодными ладонями по пылающему лицу.

— Не знаю, — она вздохнула, всхлипывая. — Ивонн окончательно закрылась. За пару месяцев до... до смерти она перестала ходить в школу.

Родители не знали об этом, а учителя не считали нужным сообщать. Ивонн была проблемным подростком, и потому её маленькая жизнь мало кого беспокоила.

Уже после похорон Ивонн следователи передали Изабель дневник Ивонн и просили её объяснить, что означали её "зашифрованные записи".

Но никакого шифра не было, а слова означали ровно то, что и было написано. Ивонн хотела обладать магией, как и Изабель, быть может, хотела стать даже могущественнее, талантливее, любимее.

Хотела, чтобы близняшка была в её тени. Чтобы Изабель узнала, каково это — быть никем.

— Когда я прочла это, — Изабель утёрла слёзы, которые без конца лились по щекам. — Мне так плохо стало. Хуже, чем в день похорон.

Девушка сжалась в клубок, погружаясь в своё самое мучительное, самое тягостное воспоминание.

Ивонн в гробу.

Белое платье, белые лилии, белый снег за стенами собора.

И только кожа Ивонн не была белой. Она была красно-чёрной.

Судмедэксперт сказал, что такое возникает при многочисленных ударах, переохлаждении.

И когда голову жертвы насильно долго держат в ледяной воде.

Изабель трясло, её всхлипы давно превратились в вой, крик, болезненные спазмы. Давняя боль рвалась наружу, душила, разрывала на части сердце, вновь ранила.

Прежде Изабель не плакала по сестре. Родители этого не позволяли — они боялись, что дочь выйдет на сцену с опухшим лицом и красными глазами.

Эрик не останавливал её, не успокаивал, просто обнимал, гладил по волосам, плечам. Он был рядом — такой сильный, надёжный и не требовавший от Изабель быть идеальной.

И потому сейчас девушка впервые в жизни позволила себе оплакать некогда дорогого человека.

Она ненавидела Ивонн за её выходки, она желала, чтобы сестра исчезла из её жизни, она огрызалась с ней и радовалась, когда родители пренебрегали мрачной девочкой. Но Изабель не знала, что Ивонн не станет так скоро.

И всё потому, что одна из близняшек в глазах родителей была лучше другой.

Изабель так и не простила себя за холодность к сестре, пренебрежение и отчуждённость.

Пока она голосила на сцене, кто-то расправился с Ивонн.

Кто-то топил её в реке, мучил, а холодная вода, зима и лёд довершили ужасную картину.

Вцепившись в халат Эрика, Изабель рыдала, пока окончательно не обессилела. Она думала, что эта боль давно оставила её, но, как оказалась, она просто отступила на второй план и все эти годы резала душу тупым ножом.

Когда слёзы иссякли, Изабель могла только хрипеть.

— Его не нашли, — едва слышно прошептала она. — Убийцу... не наш...

Больше выдержать Изабель была не в силах. Измученная, уставшая, она провалилась в глубокий и долгий сон без сновидений.