Фиктивный брак (гет)

Воздух в общей комнате приюта гудел от детских голосов, смеха и редких вспышек неумелой магии — то ложка взлетит к потолку, то плюшевый нюхль начнет чихать разноцветными искрами. Драко Малфой стоял у дверного проема, чувствуя себя до нелепого неуместным.

Это был его первый визит сюда. Он вообще не должен был здесь оказаться. Час назад Джинни, обычно собранная и предсказуемая в их совместном быту, вдруг резко подскочила, пробормотала что-то невнятное про «дела» и умчалась из дома с такой скоростью, словно за ней гнались дементоры. В ней было что-то… странное. Скрытное. И Драко, движимый внезапным, необъяснимым даже для самого себя любопытством — или, может, подозрением? — наложил на нее простое следящее заклинание и последовал за ней спустя несколько минут. Он ожидал чего угодно — тайной встречи, сомнительной сделки в Лютном переулке, даже очередного сеанса оплакивания Поттера в каком-нибудь тихом пабе. Но это?

Он стоял и наблюдал за своей женой в ее совершенно неожиданной стихии. Джинни Уизли сидела на полу, окруженная стайкой ребятишек лет пяти-семи, и с серьезным видом обсуждала преимущества скоростных метел перед семейными моделями с маленьким белобрысым мальчиком, крепко прижимавшим к себе потрепанную игрушечную метлу. На ее губах играла теплая, искренняя улыбка — та, которую он почти никогда не видел дома.

Кто мог знать? Кто мог, Мерлина ради, предположить, что Джиневра Уизли, героиня войны, младшая сестра лучшего друга Поттера, последние три года регулярно ходила в этот забытый Министерством приют и помогала осиротевшим детям всем, чем только могла? Драко был уверен — никто. Ни ее шумная, вездесущая семейка, ни сам Поттер со своей гриффиндорской правильностью, ни тем более он, ее фиктивный муж. Для всего магического мира она была просто Джинни Уизли — бывшая девушка Гарри Поттера. Та самая, которая, по бесконечным слухам и сплетням в «Ежедневном Пророке», никак не могла отпустить свою первую любовь и следила за четой Поттеров. Образ страдающей, сломленной алкоголички, тоскующей по герою так прочно приклеился к ней, что никто и не пытался заглянуть глубже.

А она, оказывается, все это время… вот так просто приходила сюда. Читала сказки, играла в плюй-камни, вытирала чужие слезы, чинила сломанные игрушки. Без пафоса, без репортеров, без ожидания благодарности.

Драко стоял в тени дверного проема, одетый в безупречно скроенную темную мантию, которая кричала о статусе и деньгах в месте, где самым ценным была пара целых носков или лишняя порция пудинга. Он старался держаться незаметно, чувствуя себя не просто неуместным, а словно подглядывающим за чем-то очень личным, ему не предназначенным. Дети то и дело бросали на него любопытные, слегка опасливые взгляды. Этот контраст — между той Джинни, которую он видел сейчас, и той, которую знал или думал, что знал, — сбивал с толку, вызывая странную смесь раздражения и… чего-то еще. Чего-то похожего на уважение.

Маленькая темноволосая девочка с огромными карими глазами, которую Джинни звала Лилианой, подбежала к ней и дернула за рукав.

— Джинни, смотри! Я нарисовала! — она протянула немного помятый пергамент, на котором фиолетовыми чернилами была изображена кособокая фигурка с огненно-рыжими волосами, держащая за руку… кого-то очень бледного и угловатого с желтыми волосами. — Это ты и… он? — девочка неуверенно ткнула пальчиком в сторону Драко.

Джинни взглянула на рисунок, потом на Драко, и в ее глазах мелькнула лукавая искорка.

— Очень похоже, милая, — она ласково потрепала девочку по волосам. — Особенно он. Видишь, какой… представительный?

Драко едва заметно поморщился. «Представительный» — это она еще мягко сказала. На рисунке он больше походил на бледную палку с соломенной метелкой вместо головы.

— А он поиграет с нами? — спросил другой мальчик, тот самый, с метлой, с надеждой глядя на Драко. — Он умеет летать? У него есть метла? Наверное, очень быстрая?

Драко замер. Играть? С ними? Он не играл с детьми. Никогда. Что он должен делать? Он бросил растерянный взгляд на Джинни, ища спасения.

Девушка поднялась на ноги, отряхивая платья.

— Драко сегодня просто смотрит, — мягко сказала она детям. — Он немного… стесняется. Но летать он умеет, да, мистер Малфой? У него очень быстрая метла. Может, в другой раз он даже покажет.

Ее походка была уверенной, но во взгляде читался вопрос. Она подошла вплотную, понизив голос так, чтобы слышал только он.

— Следишь за мной, Малфой? — в ее голосе не было злости, скорее… насмешливое любопытство. Она явно догадалась, что его появление здесь не было случайным совпадением.

Драко отвел взгляд, чувствуя, как краска медленно заливает шею под воротником мантии. Он действительно чувствовал себя идиотом. Мерлин, что ответить? Что повел себя как ревнивый дурак, шпионя за собственной женой, потому что ее внезапный уход показался ему подозрительным?

— Я похож на пугало с их рисунка… — пробормотал он, ухватившись за спасительную соломинку смены темы и кивнув в сторону пергамента, который Лилиана оставила на столе.

Джинни слегка качнула головой, ее губы тронула тень улыбки. Она прекрасно поняла его маневр, но решила не давить.

— Немного, — согласилась она, все еще улыбаясь. — Но это комплимент, поверь. Ты рядом со мной на рисунке. Значит, для них ты уже не совсем чужой.

— Меня это радует, — произнес он тихо, сам удивляясь своей неожиданной искренности. Слово чужой вдруг показалось ему неприятным.

Он снова посмотрел на детей, потом на нее. Здесь, среди этих сирот, невольных жертв войны, в которой его семья сыграла такую мрачную роль, его привычная броня из цинизма и аристократического высокомерия давала трещины. Он чувствовал себя уязвимым, и это ощущение было одновременно пугающим и… странно освобождающим. Видеть ее такой, настоящей, занятой делом, которое явно шло от сердца, а не по принуждению, заставляло его по-новому взглянуть и на нее, и на их странный союз.

Она отошла обратно к детям, которые тут же облепили ее, наперебой рассказывая о своих маленьких новостях. Драко остался стоять у стены, наблюдая. Он видел, как она успокаивала плачущего малыша, как смеялась над чьей-то шуткой, как терпеливо объясняла правила игры в плюй-камни. Он видел в ней не ту дерзкую гриффиндорку, которую помнил со школы, и не ту напряженную, настороженную женщину, с которой решил связать себя узами брака. Здесь была другая Джинни — спокойная, сильная, нужная.

Он вспомнил пустые, гулкие комнаты Малфой-мэнора, тишину, которая давила после войны. Здесь тоже была своя боль, своя потеря, но она была… живой. Переплетенной со смехом, надеждой, неуклюжими рисунками и мечтами о быстрых метлах.

Лилиана, девочка с рисунком, снова подошла к нему. Она ничего не сказала, просто протянула ему криво слепленного из глины снитча, у которого одно крыло было заметно больше другого. Драко смотрел на глиняный шарик в ее маленькой ладошке, потом на ее серьезные глаза. Он медленно, почти неверяще, протянул руку и осторожно взял поделку. Глина была еще чуть влажной и прохладной.

— Спасибо, — выдохнул он почти беззвучно.

Девочка робко улыбнулась и убежала обратно к Джинни.

Драко повертел глиняный снитч в пальцах. Он был нелепым, кривым, но почему-то… настоящим. Гораздо более настоящим, чем многое в его собственной жизни. Он поднял взгляд на Джинни. Она смотрела на него, и в ее взгляде читалось что-то новое — не жалость, не упрек, а сложное сочетание удивления и… тепла?

Детский смех и болтовня казались далеким фоном, как шум прибоя. Его взгляд был прикован к Джинни. Она сидела на низенькой скамеечке, поправляя бант на кукольном платье для маленькой девочки, и терпеливо отвечала на бесконечные вопросы кудрявого мальчугана. Солнечный луч, пробившийся сквозь высокое окно, зажигал ее волосы огнем, и на мгновение Драко показалось, что она сама — источник этого света в сером, казенном помещении.

Он смотрел на нее, и что-то внутри него сдвинулось, словно огромный, заржавевший механизм провернулся с оглушительным скрежетом. Это началось не сегодня. Оно копилось месяцами, незаметно прорастая сквозь ледяную корку его самообладания.

Вспыхнула память: промозглый ветер, рев шторма, крошечный, продуваемый всеми ветрами островок, куда их занесло во время стычки с бывшими друзьями Драко. Джинни, бледная, раненая, дрожащая от холода и боли в его руках. Он помнил отчаяние, сдавившее горло, когда ее дыхание стало прерывистым, помнил животный страх потерять ее — не фиктивную жену, не Уизли, не щит для его репутации, а ее.

Новые фанатики, считавшие его предателем крови и идеалов, видели в Джинни удобную мишень. Каждый раз, когда приходили вести об очередной вылазке, когда мракоборцы сообщали о новых угрозах, ледяные пальцы сжимали его сердце. Он усиливал защитные чары вокруг их дома до паранойи.

И сама Джинни. Ее упрямство, ее смех, который мог быть теплым, как летний день, или язвительным, как удар хлыста. Ее внезапная забота — кружка горячего чая, оставленная для него поздно вечером, когда он возвращался из Министерства, или то, как она молча залечивала его мелкие раны после очередной неудачной тренировки по дуэлям, которую он устраивал сам для себя. Ее стойкость. Ее нежелание видеть в нем только Малфоя, бывшего Пожирателя. Она видела его, Драко, со всеми его недостатками и темным прошлым, и почему-то… оставалась рядом. Не только потому, что так было нужно по условиям их сделки. Было что-то еще.

Он смотрел на нее сейчас, окруженную детьми, такую живую, такую настоящую, и осознание накрыло его с головой, как ледяная волна, от которой перехватывает дыхание.

Не просто симпатия. Не просто уважение, которое он неохотно начал испытывать. Не просто привычка делить с ней пространство.

Это была любовь.

Отчаянная, иррациональная, всепоглощающая. Любовь к этой рыжей гриффиндорке, которую он когда-то презирал. Любовь, которая выросла на каменистой почве их фиктивного брака, подпитываемая страхом, опасностью и ее собственным, неукротимым светом. Она пустила такие крепкие корни в его душе, что вырвать их было уже невозможно. Мысль об этом была одновременно и освобождающей, и ужасающей. Он, Драко Малфой, наследник древнего чистокровного рода, полюбил Джиневру Уизли. Безумно. До дрожи в руках, державших этот нелепый глиняный снитч.

Он сжал его чуть крепче. Мир вокруг сузился до одной точки — до женщины, смеющейся с детьми. И впервые за долгие месяцы их странного союза он понял, что фиктивным в их браке осталось только название. Его чувства были пугающе реальны. И что с этим делать, он не имел ни малейшего понятия.

Джинни подняла голову, их взгляды встретились через всю комнату. Ее улыбка слегка дрогнула, словно она уловила что-то в выражении его лица. Она медленно поднялась и направилась к нему, оставляя детей под присмотром одной из воспитательниц.

— Все в порядке? — спросила она тихо, подойдя ближе. — Ты какой-то бледный. Даже бледнее обычного.

Драко с трудом отвел взгляд, уставившись на свои ботинки.

— Все нормально, Уизли, — голос прозвучал хрипло. — Просто… душно здесь. Пора идти.

Но когда он поднял глаза, чтобы встретить ее изучающий взгляд, он знал, что лицо уже предало его. И, возможно, впервые он не был уверен, хочет ли скрыть то, что она могла там увидеть.

Обратная дорога из приюта прошла в густом, напряженном молчании. Джинни чувствовала исходящее от Драко беспокойство, но он был непроницаем, как никогда. Его обычная холодная отстраненность сменилась чем-то более темным, почти лихорадочным. Он коротко попрощался с ней у дверей спальни, сославшись на дела в кабинете, и исчез, оставив ее с чувством необъяснимой тревоги.

В своем кабинете Драко не зажег свет. Он подошел к окну, глядя на темнеющий сад. Образ Джинни в приюте, окруженной детьми, такой живой и теплой, смешивался в его сознании с другим, куда более страшным воспоминанием. Остров.

Он снова видел это: серые, неприветливые скалы, хлещущий ледяной дождь, вой ветра. Джинни, лежащая на песке, ее лицо — восковое, неестественно бледное. Кровь, темная и густая, пропитавшая ее тонкую сорочку. Он помнил, как отчаянно пытался остановить кровотечение, как его руки дрожали, а магия была бессильна. И тот ужасный, застывший в вечности миг, когда ее прерывистое дыхание вдруг прекратилось. Всего на несколько секунд, показавшихся ему адом, прежде чем её сердце забилось снова.

Он никогда не забудет этот момент. Никогда.

Грегори Гойл. Тупой, ведомый Гойл, который всегда плелся за ним. Теперь Гойл мстил. Мстил за смерть Винсента Крэбба в Выручай-комнате во время Битвы за Хогвартс. Драко считал Крэбба и Гойла друзьями, но сейчас тупая, слепая ярость Гойла была направлена на него. И на Джинни.

Он сжал кулаки так, что костяшки побелели. Гойл был не один. Нотта и Пэнси Паркинсон — чудом удалось поймать. Но не Гойла…

Драко содрогнулся. Он не остановится. Он попытается снова, и следующий раз мог оказаться удачливее. Он видел это в пустых глазах Гойла.

Нет. Он не мог ждать. Он не мог снова рисковать Джинни. Мысль о том, что он может потерять ее по-настоящему, была физически болезненной. Осознание любви, накрывшее его сегодня в приюте, теперь превратилось в холодный, цепкий страх. Он должен был найти его первым. Обезвредить. Остановить.

Но как? Он мог использовать свои связи, деньги, остатки влияния Малфоев. Но это было медленно, ненадежно. Но ему помогал Рон Уизли.

Уизли был не просто братом Джинни, он был детективом. И, как бы Драко ни было неприятно это признавать, Уизли был хорош. Упрямый, дотошный, с каким-то шестым чувством на неприятности и темную магию. Он был одним из лучших следопытов в Британии. И главное — он сделает все, чтобы защитить сестру.

Мужчина разжал кулак. Глиняный снитч оставил на ладони прохладный, пыльный след. Этот кривой, неказистый подарок от девочки из приюта вдруг стал символом того, что он должен защитить. Не статус, не имя, не фиктивный брак. А настоящую, живую, упрямую, рыжеволосую женщину, которая каким-то непостижимым образом стала для него всем.

* * *

Холодный, влажный ветер гулял между темными громадами складов, неся с собой запах гниющей рыбы и тины Темзы. Моросил мелкий, противный дождь, превращая пыльные булыжники под ногами в скользкую кашу. В глубокой тени арки, заваленной гниющими ящиками, затаились двое.

Драко Малфой нетерпеливо переступил с ноги на ногу, плотнее кутаясь в темную мантию. Он ненавидел это. Грязь, холод, томительное ожидание и, хуже всего, вынужденное соседство с Рональдом Уизли. Месяц. Целый месяц они гонялись за Грегори Гойлом, после того как им, не без помощи Полумны и ее странных методов отслеживания магических эманаций, удалось довольно быстро схватить сначала Пэнси, а потом и загнанного в угол Нотта. Но Гойл, тупой, как пробка, Гойл, оказался на удивление изворотливым и осторожным, словно крыса, чующая ловушку. Он постоянно менял укрытия, заметал следы, и этот захудалый склад был их последней надеждой — наводка от одного из сомнительных информаторов Уизли.

— Он точно появится? — прошептал Драко, вглядываясь в темноту переулка напротив. Это была уже третья их засада за неделю, и нервы были на пределе. Каждый шорох заставлял его вздрагивать, каждый час ожидания казался вечностью. Образ Джинни, ее улыбка в приюте, ее бледное лицо на острове — все смешивалось в лихорадочном калейдоскопе у него в голове.

— Мой источник надежен, — так же тихо ответил Рон, не отрывая взгляда от противоположного конца переулка. Он выглядел уставшим, под глазами залегли тени, но в его позе чувствовалась привычная для бывшего мракоборца, а ныне частного детектива, сосредоточенность. — Сказал, Гойл должен встретиться здесь с контрабандистом, чтобы раздобыть ингредиенты для темных зелий. Он загнан в угол, Малфой. Ему нужны ресурсы. Он придет.

— Если только твой надежный источник сам не сдал нас Гойлу, — язвительно заметил Драко.

— Этот источник больше боится меня, чем любит Гойла, — отрезал Рон. — Просто сиди тихо и жди. И не высовывай свою платиновую башку, если не хочешь спугнуть его раньше времени.

Драко поджал губы, но промолчал. Он ненавидел признавать это, но Уизли разбирался в этом грязном мире выслеживания лучше него.

Прошло еще полчаса тягучего, нервного молчания, нарушаемого лишь капелью дождя и далеким гудком речного судна. И вдруг Рон напрягся.

— Там, — шепнул он, кивнув в темноту.

Из-за угла склада медленно высунулась грузная фигура. Человек огляделся, нервно переминаясь с ноги на ногу. Даже в тусклом свете далекого фонаря были видны тяжелые черты лица, бегающие глазки и общая аура загнанного зверя. Грегори Гойл. Он выглядел еще хуже, чем Драко его помнил — осунувшийся, небритый, в грязной, потрепанной одежде.

Гойл сделал несколько шагов в переулок, снова огляделся и нетерпеливо посмотрел на часы. Он явно кого-то ждал.

— Сейчас, — скомандовал Рон. — По моему сигналу. Ты слева, я справа. Не дай ему колдовать. Обезоружить и связать. Живым.

Драко кивнул, сердце заколотилось где-то в горле. Палочка сама легла в руку.

Рон выждал еще несколько секунд, затем резко выдохнул:

— Вперед!

Они выскочили из укрытия одновременно. Гойл, услышав шум, резко обернулся. Увидев их, он на мгновение замер от ужаса и изумления, а потом его лицо исказила слепая ярость.

— Малфой!

Он не стал тратить время на слова. Его палочка взметнулась, посылая в их сторону какое-то багровое проклятие. Рон выкрикнул «Протего!», создавая щит, который с треском отразил заклинание в стену склада, оставив на кирпичах обугленный след.

— Экспеллиармус! — выкрикнул Драко, но Гойл неуклюже увернулся, и обезоруживающее заклинание пролетело мимо.

Гойл понял, что в открытом бою ему не выстоять против двоих. Он развернулся и бросился бежать обратно по переулку, к лабиринту складов.

— За ним! — крикнул Рон.

Началась погоня. Скользкие булыжники, темные углы, перепрыгивание через мусорные баки и кучи проржавевшего металла. Гойл был тяжелым, но бежал с отчаянием загнанного в угол животного. Он петлял, пытаясь скрыться в тенях, пару раз наугад посылая назад проклятия, которые Драко и Рон легко отбивали.

— Он бежит к воде! — крикнул Рон, когда они выскочили на открытую площадку перед одним из причалов. — Не дай ему добраться до лодок!

Драко, используя свою квиддичную скорость и ловкость, рванул вперед, обгоняя Рона, и выскочил наперерез Гойлу, преграждая ему путь к деревянным мосткам.

— Стоять, Гойл! Все кончено!

Гойл резко затормозил, тяжело дыша. Его глаза безумно метались между Драко перед ним и Роном. Он был в ловушке.

— Ты предал нас всех, Малфой! — выплюнул он, поднимая палочку. — Предал Лорда! Предал Крэбба! Ты заплатишь! Ава…

Он не успел закончить.

— Экспеллиармус! — крикнул Рон.

— Инкарцеро! — одновременно выкрикнул Драко.

Палочка Гойла взлетела в воздух и упала на мокрые доски причала. В тот же миг толстые веревки выстрелили из палочки Драко, намертво спеленав грузную фигуру Гойла, который с глухим стуком повалился на землю.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием всех троих и шумом дождя. Драко смотрел на поверженного Гойла, и волна холодного, звенящего облегчения прошла по телу. Все. Кошмар закончился. Угроза нейтрализована. Джинни в безопасности.

Рон подошел и пнул палочку Гойла подальше. Затем посмотрел на Драко. В его взгляде не было ни тени прежней вражды, только усталость и мрачное удовлетворение.

— Порядок, Малфой, — сказал он, кивнув на связанного Гойла. — Теперь можно вызывать авроров. И можешь идти домой. К Джинни.

Драко медленно опустил палочку. Он посмотрел на Рона, потом на барахтающегося и сыплющего проклятиями Гойла, и впервые за этот долгий, мучительный месяц почувствовал, что может дышать полной грудью.

— Да, — сказал он тихо. — Пожалуй, так и сделаю.

* * *

Дождь все еще монотонно барабанил по стеклу, но здесь, в тихой спальне, его звук был приглушенным, почти убаюкивающим. Драко тихо прикрыл за собой дверь, стараясь не издать ни звука. Он был насквозь промокшим, одежда липла к телу, несло сыростью и затхлым запахом доков, но он не спешил в ванную. Он подошел к кровати.

Джинни спала. Ее огненные волосы разметались по подушке. Лицо было умиротворенным, ресницы отбрасывали легкие тени на щеки в слабом свете ночника, который она всегда оставляла включенным. Девушка дышала ровно, размеренно. Вид ее спокойного сна после всего напряжения и страха последних недель, после отвратительной погони и поимки Гойла, подействовал на Драко как бальзам. Ледяное напряжение, державшее его в тисках весь этот месяц, начало медленно отступать, сменяясь глубокой, всепоглощающей усталостью и чем-то еще… теплым и острым.

Он стоял у кровати, не в силах отвести взгляд. Больше месяца они охотились за Гойлом. Месяц он жил в постоянном страхе, что опоздает, что не сможет ее защитить, что кошмар с острова повторится, но уже без шанса на спасение. Теперь все было позади. Гойл пойман, Пэнси и Тео тоже под стражей. Угроза миновала. Она была в безопасности. Здесь. В их доме.

Он медленно опустился на колени у кровати, чтобы быть ближе, чтобы лучше видеть ее лицо. Он осторожно, боясь разбудить, протянул руку и убрал прядь волос, упавшую ей на щеку. Кожа была теплой, живой. Он вспомнил ледяную бледность ее лица на острове, и его пальцы едва заметно дрогнули.

— Я не позволю больше никому тебя обидеть, — прошептал он так тихо, что слова были едва слышны даже в ночной тишине. Голос был хриплым от усталости и пережитых эмоций. — Никогда. Я защищу тебя. Всегда буду рядом. Я… я не оставлю тебя, Джинни. Слышишь? Никогда. Я люблю тебя.

Он не ожидал ответа. Он говорил это больше для себя, закрепляя обещание, данное самому себе в тот момент, когда он понял, как много она для него значит. Он смотрел на нее, на ее безмятежное лицо, и понимал, что этот фиктивный брак давно перестал быть для него просто сделкой. Она стала его миром, его якорем, его смыслом.

Джинни не спала. Она проснулась от тихого щелчка двери, от ощущения его присутствия в комнате. Она чувствовала его взгляд, тяжелый, пристальный. Она лежала неподвижно, боясь пошевелиться, боясь спугнуть этот момент необъяснимой близости. А потом она услышала его шепот.

Каждое слово отзывалось в ее сердце глухим ударом. «Никогда не обижу». «Защищу». «Не оставлю тебя». «Я люблю тебя». Это были не пустые фразы. Она слышала в его голосе абсолютную искренность, глухую усталость и… любовь.

Внезапно все встало на свои места. Ее собственное раздражение на него, которое сменилось неохотным уважением, потом симпатией. Ее необъяснимая тревога за него во время его поздних возвращений, ее странное чувство уюта, когда он был рядом, молча читая в кресле напротив…

Она любила его.

Осознание было таким же внезапным и ошеломляющим. Она любила Драко Малфоя. Не того заносчивого мальчишку из Хогвартса, а этого сложного, язвительного, но такого отчаянно защищающего ее мужчину, который стоял сейчас на коленях у ее кровати, давая ей безмолвные клятвы.

Он чуть не погиб, защищая ее на том острове. Он рисковал всем, выслеживая Гойла и его дружков. Он делал это для нее.

В груди разлилось тепло, смешанное с легкой дрожью. И вместе с осознанием любви пришло другое, неожиданное, но такое сильное желание. Она вдруг с абсолютной ясностью поняла, чего хочет больше всего на свете. Она хотела не просто быть с ним, не просто снять с их брака ярлык «фиктивный».

Она хотела ребенка. Его ребенка. Маленькое существо, которое стало бы живым доказательством того, что их чувства настоящие, что из пепла войны и старой вражды может родиться что-то светлое и прекрасное. Ребенка, который унаследовал бы его светлые волосы или ее рыжие. Ребенка, которого он будет защищать так же яростно, как защищал ее.

Она продолжала лежать неподвижно, с закрытыми глазами, чувствуя, как слезы подступают к глазам от переполнявших ее эмоций. Драко еще мгновение постоял рядом, затем тихо поднялся и направился в ванную.

А Джинни осталась лежать в тишине, слушая шум дождя и биение собственного сердца, которое теперь знало правду. Она любила своего мужа. И она хотела от него ребенка. И завтра, или послезавтра, когда он немного отдохнет, она найдет способ ему об этом сказать.