Под сенью крыльев (джен)

Примечания:

В японском нет мата, но в русском есть, а это значит что? Что было бы преступлением его не использовать)

День был ветреный. Высокие тонкие сосны медленно покачивались, издавая громкий, сухой треск. Маленькие тощие березки в небольшом отдалении слабо шелестели серебристой листвой. В ветвях то и дело громко скрипела жизнерадостная сорока. Солнце, едва-едва взошедшее, золотым отблеском легло на нежно-розовый горизонт и светило так нежно, что Конан хотелось отбросить все и подставить лучам лицо на краткий миг. Напрасное, глупое желание. Не место и не время было для подобного.

Они с Мадарой пришли на эту глухую поляну, окруженную густыми зарослями калины, не так давно. Конан тут же сбросила плащ и аккуратно сложила у корней березки.

— Отличница, блять…- пробормотал он глухо, небрежно откидывая свою верхнюю одежду прямо на землю.

Он сегодня был не в настроении, заметила Конан, вставая в стойку. Не то что бы у него было много причин веселиться, однако она никогда не видела его и таким мрачным. Не могла же она знать, что этот день был особым для него. День, когда все началось в его истории.

Конан могла лишь прокручивать в голове последние несколько дней, в течение которых практически ничего не происходило, кроме как перемещения Мадары в поместье Иакавы, где содержались под домашним арестом три его младших дочери. По возвращении Мадара пренебрежительно заявил о том, что в жизни не видел более халтурной охраны, и она успокоилась. Значит, будет легко. Сейчас же, за день до назначенной миссии по освобождению, он вдруг стал сам не своим.

Его первое движение Конан едва не проморгала, и успела отскочить буквально за полсекунды до мощного удара ногой в бок. Она сжала зубы от быстро накатившей злобы и тут же атаковала его, пытаясь подловить и нанести удар посерьезнее. И, надо сказать, у нее могло это получиться. Мадара сыпал градом сильных ударов, но все каких-то беспорядочных, не имеющих какой-то конкретной цели, и уворачиваться, пытаясь зайти ему за спину, ей было не так уж и сложно.

По крайней мере, она так думала до того момента, пока в очередном сближении противник ловко не уклонился от удара в шею, а потом резко дернувшись вниз и в сторону, не вскинул руку, целясь ей в глаз. Конан заметила этот выпад слишком поздно. У нее получилось лишь немного отшатнуться, и это сгладило удар, но не сделало его хоть сколько ни будь менее болезненным. Густым, буйным потоком из рассеченного века хлынула кровь, заливая глаза и лицо.

Конан отпрыгнула, увеличивая расстояние между ними. Нужно было чуть-чуть времени чтобы сгруппироваться, но Мадара его ей не дал, тут же пытаясь зарядить ей в висок. Конан увернулась, щурясь, смаргивая кровь с ресниц и пытаясь снова сосредоточиться на бое. В гневе сжались зубы. Будь она чуть осторожнее, не оказалась бы сейчас в такой ситуации.

Она встряхнула голову и снова отступила, отбиваясь от Мадары. Тот же, как будто почувствовав вкус крови, стал еще более быстрым, нанеся пару ударов по правому бедру и икре. Конан зашипела от боли, но выждала момент, подпустила его ближе и крепко схватилась за отворот кэйкоги Мадары скрещенными руками, пытаясь с силой притянуть к себе и придушить. Однако противник тоже не дремал. Одним слитным и быстрым движением он двинул ей в печень, но Конан вовремя отпрянула. Мадара, не отставая, устремился за ней. Удары справа, слева, вот он пригнулся, убирая с траектории атаки Конан свою голову и тут же, видя, что она открылась, резко схватил ее за отворот и перекинул через плечо.

Конан застонала от боли и попыталась встать, но Мадара уже сел на нее, собираясь разнести ее лицо в щепки. Она уже не думала, за нее работали рефлексы — не делая попытки выбраться, Конан подтянула его к себе и с ходу ударила головой в переносицу противника. Тот ненадолго растерялся, чем и воспользовалась Конан, переворачивая их и занимая его место. Она успела пару раз ударить его в лицо, с мстительным удовольствием наблюдая за тем, как появляется кровь в уголке губ и из носа, но Мадара быстро ее с себя спихнул, садясь и отряхиваясь. Конан лежала рядом, обессиленная, с тяжелым, лихорадочным дыханием. Спарринг закончился.

— Знатный…бой, — прохрипел Мадара, прижав разбитый нос к плечу.

— Бой, как же… — еле слышно откликнулась Конан, морщась от боли.

И правда. Это с натяжкой можно было назвать боем. Скорее уж дракой уличной шпаны. Но, несмотря на это, Конан чувствовала какое-то облегчение. С мрачным удовлетворением она смотрела на то, как Мадара пытается остановить кровь, а потом тоже села, вытянув одну, ногу и подогнув под нее другую, и принялась приводить себя в порядок. Запахнув кэйкоги и надежно повязав болтающийся на соплях пояс, она занялась своими ушибами и ранами, полученными в бою.

Медицинские ниндзюцу не были ее специализацией, однако еще Джирайя-сенсей посоветовал ей научиться им, и даже принес пару свитков, порекомендованных ему сокомандницей, которая сама была медиком. Эти небольшие знания много раз ей помогали. Пригодились и сейчас. Конан быстро залечила все и уставилась на Мадару, все еще пытающегося остановить хлещущую из носа кровь. Сложно было поверить, что он, прожив столько лет, не выучил хоть какое-нибудь маленькое дзюцу для исцеления. Но эта мысль, словно вода сквозь пальцы, утекла куда-то в небытие, не оставив и круга на озере ее сознания. Конан молча подошла и отбросила руку Мадары, собираясь залечить нос. Он не сопротивлялся.

Закончив, Конан отошла и удивленно покачала головой. Она не могла не восхититься его уровнем контроля чакры. Несмотря на быстрый темп боя, на боль, на напряжение, он не дал слабины, не сбросил свое хенге, оставаясь точно таким же, каким был до боя.

— Нам пора возвращаться, — напомнил Мадара, посмотрев на наручные часы с кожаным ремешком.

— Я в курсе, — ответила Конан, причесывая растрепавшиеся мокрые волосы пальцами рук.

Дойти до березы и забрать плащ было делом даже не минутным, секундным, поэтому она не спешила. Наконец, она была готова. Мадара, увидев это, подошел и крепко взял ее за руку, вовлекая в вихрь техники. Поляна опустела. Через пару секунд они оказались дома.

В спальне было сумрачно и тихо. Занавески были задернуты, а кровать заправлена. Рядом, на столике, лежала рама, на которой Конан тренировалась в контроле. Убрав ее в ящик стола, она вышла, направляясь в ванну. Спустя некоторое время, одевшись в строгую черную юбку с широким поясом и простую хлопковую рубашку, она спустилась вниз, готовиться к открытию.

Как-то незаметно дела в лавке отошли полностью к ней. Мадара, пропадавший днями, казалось, вовсе не обращал внимания на то, чем она тут занята. А занята она была тем, что искала покупателей и налаживала логистические цепочки, знатно порушенные недавно закончившейся войной. В этом вопросе ей, как ни странно, помогла госпожа Си Ши, переписка с которой стала незаметной обыденностью для нее. Раз или два в неделю, Конан, используя специальные чернила, не дающие никому постороннему что-либо прочитать, писала госпоже в Аме. Ей были не нужны почтовые службы и курьеры, у нее был свой способ, придуманный и испытанный уже давно. Когда чернила высыхали и исчезали, она складывала лист в бумажного журавля, а потом сосредоточенно складывала печати змеи, птицы и концентрации. Журавлик тут же, подхватываемый невидимыми нитями чакры, взлетал и уносился к дому.

Техника не была сложной, но времени на ее разработку было потрачено много. Самое простое одновременно самое сложное, это Конан знала не понаслышке. Она помнила, как долгие годы назад ночами не спала, все думая, в каких концентрациях смешать чакру земли и воды так, чтобы вышла бумага? Какие печати использовать, чтобы усилить и сконцентрировать чакру? Эти мысли не давали ей, четырнадцатилетней девочке тогда, покоя. Яхико в те дни волновался и уговаривал отказаться от столь амбициозной идеи.

— Мне кажется, никому из нас еще не достает ни опыта, ни ума браться за изобретение новых техник, Конан, — сказал он тогда, виновато потупив взор.

Яхико поддерживал ее во всем. Но не в затянувшемся на год безумии.

— У тебя и так выходят отличные техники земли и воды, не пойму, зачем тебе еще и это? Не лучше ли пока работать с тем, что есть? — продолжил он, протягивая ей руку, чтобы она смогла встать.

Они недавно проводили спарринг, и Конан с треском его проиграла. Как и несколько предыдущих, чего раньше никогда не случалось. Сказались и общая усталость от частого истощения чакры, и недосып, и бытовые проблемы, которые падали на их юные головы каждый день. Конан насупилась и отвернулась, первый раз в жизни не принимая помощь Яхико и самостоятельно поднимаясь с влажной земли.

— Ты обижаешься? — спросил Яхико взволнованно, не давая ей увернуться и уйти.

— А как ты сам думаешь? — Конан отвечала резко, не делая и попытки смягчить голос. — Посмотри на меня. Я похожа на идиотку, что стала бы тратить время впустую? Я вижу у этой техники потенциал, понимаешь? В бумаге все. Есть тысячи способов ее использовать в бою.

— Может быть. Но это все весьма далекая перспектива, — заметил он твердо, — а твоя чакра нужна здесь и сейчас, Конан. На этих землях развелось столько мрази, что быть начеку и с полным запасом сил, это гораздо приоритетнее, чем спускать все на технику, не дающуюся тебе целый год.

Конан презрительно фыркнула. Да что он мог понимать? По расчетам Конан бумага не должна была ни гореть, ни намокать, но при этом на ней можно было спокойно рисовать, если то было необходимо. По сути, бумага должна была стать живым воплощением ее самости, доказательством того, что она не слабачка, предназначенная лишь для лечения и роли походно-полевой жены.

Но нельзя было сказать, что только этим все и заканчивалось. Конан росла в семье деда-художника, и не было преувеличением сказать, что это оказало на нее громадное воздействие. Она нуждалась в хоть каком-либо творческом процессе. И, раз она связала свою жизни с ремеслом шиноби, для нее это самое творчество было как раз в том, чтобы сначала найти себя в многочисленных техниках, а потом, используя полученный опыт, самой произвести что-то новое, непохожее ни на что другое.

Но как было объяснить это другу, если она сама в полной мере не понимала тогда своей настойчивости по этому вопросу? Лишь гораздо позже, когда Яхико не стало, она поняла это. Каждый день она прокручивала в голове воспоминания, связанные с ним, и думала, думала, думала. И, что случалось гораздо чаще, до боли в сердце, жалела.

О многом, и в том числе о том, что не разговаривала с Яхико после этой ссоры целый месяц. Это был первый раз, когда они настолько серьезно разошлись во мнениях. Но, как это чаще всего и бывало, Нагато их примирил.

Конан грустно улыбнулась, вспомнив это. Она вдруг со всей ясностью ощутила, насколько сильно скучала по Нагато. Однако, совершенно внезапно ход ее мыслей нарушил звук дверного колокольчика, оповестившего о том, что кто-то пришел. Конан подняла голову от накладной, которую она рассеянно проглядывала, и увидела перед собой улыбающуюся Миу Ивасаки. Рядом, оглядываясь, стоял Сен Хи, с которым она встречалась не так давно в парке.

— Вы меня явно узнали, госпожа Сюин, — смешливо заметила Миу, снимая тонкие кружевные перчатки.

— Так и есть, — не стала отпираться Конан, с любопытством разглядывая гостью. — Чем могу помочь, госпожа?

— Ах, Сен Хи сказал, что здесь продают очень редкие сорта чая. Хочу порадовать своих гостей на следующем заседании салона. Что порекомендуете?

Конан легко, располагающе улыбнулась. Она за эти дни успела неплохо изучить их ассортимент. Работника они пока не нашли, поэтому Конан пока управлялась одна. Но работенка была не шибко пыльная и трудная. Но торговле, как и во всем, требовалось упорство и преданность делу. И то, и другое у нее были.

— Какие вам нравятся чаи? — спросила она, — белые, черные, желтые?

— Обычно я пью только черный чай из Страны Огня. Даже не знаю сорт, — рассмеялась Миу, обнажив маленькие белые зубы.

Конан достала несколько мешочков с чаем и показала ей, приглашая оценить аромат и структуру, попутно рассказывая о каждом виде.

— Смею посоветовать сначала крупнолистовой пуэр шу. Он мягкий, прекрасно бодрит и придает сил. У нас есть сорт Да Шу, со сладковатым привкусом, но если любите кислинку, могу предложить сорт Юн Жэн, с кизилом и смородиной. Еще могу предложить…

Сен Хи, сначала скучающе стоящий у двери, в конце концов тоже подошел, с любопытством наклоняясь к каждому мешочку. Миу повернулась к нему:

— Что думаешь? Мне нравится сорт Гунтин с молочным привкусом, но хочу что-нибудь еще взять, попробовать.

— Берите Юн Жэн, я такой пробовал. Его необычный вкус точно удивит этих ваших жлобов.

Миу рассмеялась снова и повернулась к Конан.

— Запакуйте нам два этих чая, пожалуйста, — сказала она, доставая кошелек.

— Погодите, госпожа, — отозвалась Конан, залезая под прилавок и доставая короткие квадратики желтой декоративной бумаги, — сейчас я достану вам инструкцию для заваривания…

— Их еще и каким-то особенным образом заваривать надо? — удивилась Миу.

— А как без этого? Нужна специальная толстостенная посуда, либо посуда из исинской глины. В ней вкус раскрывается совсем иначе, поверьте мне.

Миу хмыкнула, и передав в руки Сен Хи упакованные квадратики чая, расплатилась. Но, несмотря на это, уходить не спешила. Она оперлась о прилавок и внимательно посмотрела на Конан.

— Что-то еще, госпожа? — невинно поинтересовалась Конан, замечая смешинки в голубых глазах Миу.

— Да. Кроме крепкого бодрящего чая мне еще нужна подружка. Не соблаговолите принять приглашение на следующее мое выступление? Мы могли бы посидеть после выступления в одном ресторанчике. Мне там как раз скидку делают…

На этих словах Миу хитро подмигнула, и Конан, неожиданно для себя поняла, что не может удержаться от улыбки. Не искусственной, подходящей случаю, а настоящей. Эта девушка с простой светлой косой на плече, была словно лучик весеннего солнца на стекле. Очарование, которое она излучала, было огромно.

— С большим удовольствием, — согласилась Конан, — однако должна предупредить, что со мной будет супруг.

— Ах, этот старик, что с вами сидел… — протянула Миу чуть с отвращением.

Конан иронично подняла брови. Реакция девушки позабавила ее. Порой, в своих мыслях она звала Мадару точно так же.

— Это проблема?

— Что вы! Просто хотелось посидеть в чисто дамской компании.

— Постараемся избавиться от него, — заговорщически заметила Конан, ухмыльнувшись.

Миу звонко, не стесняясь, прыснула. Кажется, Конан теперь понимала, почему к ней все так тянулись. Миу была легкой на подъем и веселой. Но этого было мало во все времена. Нужна была сногсшибательная харизма. И у нее она была.

— Так, когда ваше следующее выступление?

— Уже завтра, — отозвалась Миу и, порывшись в сумочке, протянула ей билеты.

Конан заметила, что их два. Значит, Миу все же знала о том, что их двое. Она скосила глаза в сторону Сен Хи и еле заметно кивнула ему. Он открыл дверь.

— Что ж, до встречи, милая Сюин, — помахав на прощание, Миу ушла.

Остаток дня прошел ровно и без каких-либо происшествий. В девять пришла помощница Хе, которая помогала ей с клиентами и с товаром, а потом, отработав свое, ушла в шесть часов. Конан закрыла лавку и вместе с Рю поужинала.

Мадара пришел к часу ночи, когда Конан уже спала. Услышав шаги на лестнице, она тотчас же поднялась, накинула халат и села в кресло, ожидая, пока он войдет.

— Ну что… — спросила, было, Конан, но увидев, в каком состоянии Мадара, замолкла на секунду, широко раскрывая глаза от потрясения.

— Просто заткнись, — прошипел Мадара, сбрасывая с себя окровавленную рубаху и начиная рыться в большом шкафу.

— Что произошло? — проигнорировав его, все же задала вопрос Конан. — На тебе живого места нет. Что у тебя с рукой? Боги…

Ее проигнорировали. Мадара, взяв новый комплект одежды быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью напоследок. Конан со вздохом опустилась на кровать и стала ждать. С напарником могло случиться только одно — сильный шиноби, охраняющий юных дочерей господина Иакавы. А это уже наводило на мысли о том, что с эти самым господином не все в порядке. Конан сжала голову и напряженно выдохнула. Надо было написать Нагато.

Она уже, было, поднялась, собираясь достать бумагу из секретера, но тут в комнату вошел Мадара. Все еще побитый, но уже куда свежее.

— Что ты делаешь? — прокаркал он, недовольно осматривая всю ее фигуру.

— Подумала, что Нагато должен узнать об этом.

— Нагато должен сидеть на заднице ровно и заниматься канализацией Аме, — грубо оборвал ее он, — сам разберусь.

— Что с девочками?

— Все переправлены в Аме, что еще может с ними быть.

Конан недовольно сжала губы. Она ненавидела, когда ей кто-то грубил. Этот же подонок регулярно занимался таким. Почему бы не ответить тем же?

— А, вот оно как, — деланно закивала головой она, — прекрасная работа. Продолжай в том же духе, может такими темпами я тебя скоро в гробу увижу.

Мадара свирепо посмотрел на нее. Он, и так уязвленный тем, что кто-то его так оттаскал, был явно не готов выслушивать еще и издевку от нее. Он сделал пару шагов к ней и встал почти вплотную.

— Если бы мы были не здесь, ты бы уже валялась с разъебанной башкой под мостом, — с ненавистью отчеканил он, сжимая кулаки.

Конан ухмыльнулась прямо ему в лицо и, наклонилась еще ближе, прямо к уху.

— Не могу бояться слабаков, — почти нежно прошептала она и увидела, как от бешенства зрачки у него расширяются, а дыхание становится частым, сильным.

Она оттолкнула Мадару и отошла к окну, давая ему время успокоиться. Несмотря на всю эту неоднозначную и настораживающую ситуацию, Конан испытала поистине, ни с чем не сравнимое удовольствие, кинув ему его же слова.

— Один-один, — наконец, произнес Мадара, присаживаясь на стул.

— Так что случилось?

Напарник ненадолго замолчал, видимо пытаясь привести мысли в порядок, а потом начал свой рассказ.

— Я прибыл туда не так давно, к половине двенадцатого, сразу после дел в городе. Нашел девочек, быстро их проинструктировал. Он же появился тогда, когда я начал перемещать третью. Какой-то шиноби из Ивы. Очень быстрый. Вот и зарубились, как видишь. Ваш Иакава не все вам рассказал, видать, — заметил он, рассеянно проведя рукой по затылку. Кровь на руке заставила его поморщиться.

— Гребаный придурок, — ворчливо пробурчал Мадара, вставая, чтобы направиться в ванную.

— Стой, куда пошел, — сказала Конан, а потом кивнула на то место, откуда он встал, — сядь, помогу. Вряд ли завтра хочешь своим дружкам в таком виде показаться.

Тот без слов повиновался. Конан хмыкнула.

— Я найму его, — спокойно сообщила она Мадаре, залечивая рану на его голове.

— Если я его не убью, — не оценил он такую перспективу.

— Думаю, ему меньше всего стоит опасаться твоего клинка.

Мадара страдальчески вздохнул, а потом замолк, не разводя очередного спора.

— И все же, я думаю, что надо написать Нагато. Такого сильного шиноби не поставили бы на охрану каких-то девчонок если бы не было чего-то важного.

— Обойдемся без этого. Возьму тебя завтра и отправимся к Иакаве на рандеву. Этот слизняк все расскажет.

Конан закатила глаза.

— Завтра уже здесь, — заметила она, отходя от него. — Надо это сделать как можно скорее. Давай часам к восьми. Приходила Миу, пригласила на сегодняшнее представление.

— Боги, — с вселенской усталостью протянул Мадара, откидываясь на постели. — Можно без меня?

— Ты вообще-то ревнивый муж, тебе нельзя без меня и шагу сделать.

— Может наоборот? — скривился он, разглядывая потолок.

— Нет, — оповестила его Конан, — а теперь проваливай с кровати. Мне нужен сон.

Мадара вздохнул и поднялся. Конан отчего-то была уверена, что его ночь будет наполнена не сном, а анализом того, что произошло в поместье Иакавы. Все-таки любой проигранный бой для шиноби это повод, чтобы задуматься о своем профессионализме. Для Конан это было так, и для него, скорее всего, тоже.

Однако, что-то ее беспокоило, какая-то мысль все равно ускользала от нее, пряталась в глубине подсознания, как юркая маленькая змейка, уворачивающаяся от охотника. Конан не могла разгадать в чем дело и проворочалась из-за этого полночи, уснув лишь перед самым рассветом.

Мадара, сидящий на кухне, мрачно цедил саке из запасов. Кажется, ему представилась возможность убедиться, что ментальная закладка была не лишней в их совместной работе с Конан. К черту сомнения.

Примечания:

С новым годом, дорогие читатели. Пусть богиня удача всегда сидит на вашем плече и ведет вас!