21,55,01 (джен)

По пути домой я зашел в секонд-хенд. Без верхней одежды жилось тяжело, а ходить в одежде Дениса не радовало. Мое «я» уменьшалось с каждой минутой, пока его кожаная куртка облепляла меня.

Я вышел из магазина в приподнятом настроении и, что немаловажно, в новой зеленой толстовке — куртка уместилась в пакете. Надеть толстовку со сломанной рукой было тяжело, но у меня получилось. Не в первый раз снимал и надевал одежду со сломанными конечностями. В больнице смена трусов стала вопросом жизни и смерти.

В магазине синие «сестры подруги» манили меня, от одного взгляда на них в памяти просыпались воспоминания о «погибшей» толстовке. Но я выстоял. Не изменил себе — купил толстовку — и не запятнал память о прошлой — выбрал другой цвет. Зеленый занимал второе место в списке любимых, поэтому я думал не долго. На новой толстовке была красная надпись «Japan» и тории того же цвета.

Покупка обошлась в полторы тысячи рублей. На секунду промелькнула мысль бросить все и навестить мусорки под домом, где я жил. Наверняка бы нашел одежду попроще и подешевле. И того же качества! Всю дорогу до кассы жаба душила меня, а чутье вопило о преступной растрате. Будь на моем месте Теодор до приезда в Лягушево, он бы обошел магазин одежды стороной. Но походы в пятерочку приглушили внутреннего жмота. И как показал опыт: достаточно для покупки за полторы тысячи.

Кроме секонд-хенда, я забрел в «Магнит косметик». Не за косметикой. Я искал зубную пасту и новую щетку — по той же причине. Вещи Дениса постепенно убивали меня. Да, они принадлежали мне и на обратной стороне, и на обычной. Но знание о том, что когда-то ими пользовался старший брат, нависало на шее многотонным грузом.

Я зашел в поместье и сказал Наде, что со мной все хорошо, что изгнание отменили. И направился домой.

Когда ключ провернулся в замке входной двери два раза, я зашел в квартиру. Лучи дневного солнца струились через окно на кухне, поэтому свет в коридоре не включал. Внимание сразу привлек трупик голубя на пороге кухни. Перья торчали в разные стороны, туловище приплюснутое, лапки лежали в двух сантиметрах от тела, на месте головы растекалась розовая кашица.

Сердце ушло в пятки в ту же секунду. В голове завертелись, закружились вопросы: почему, зачем, какого черта? Но через миг их оглушил наиважнейший — как? Как он выбрался из клетки? Как он пролетел через белую границу вокруг клетки? Как он, черт возьми, умер?

Я кинул пакет с покупками на шкафчик для обуви и сорвался с места. Забежал в уличных кроссовках на кухню.

Там под обеденным столом меня ждал еще один. Точь-в-точь, но с другими ранами: крылья и голову отсекли от туловища и разложили рядом. Если первого словно раздавила машина, то второго убили намеренно и вдоволь поиздевались после смерти. Ни стыда, ни совести. На стуле нашелся третий мертвец. Живодер усадил его, как куклу во время детского чаепития, разрезал брюхо и забил его солью. Сам обеденный стол преобразился. Черную древесину покрывали светлые следы. Казалось, игрушечные человечки устроили на столе гонку на игрушечных машинках, а резиновые шины заменили на металлические с шипами. Иначе и не объяснишь длинные волнистые линии. Не водил же кто-то по столу ножом? На такое не хватит никакого терпения.

Клетка нашлась на дальнем краю стола. Ее накрывала черная ткань. Белая граница из мела обводила клетку — я начертил ее на всякий случай, чтобы черт не сменил облик и не сломал «темницу». Рядом лежали кучки розовых органов. Должно быть, голубиных. В воздухе витал запах гнили и смерти. Он был слабым. Так пахло мясо, которое только-только начинало портиться.

Внутри клетки что-то глухо щелкало и трещало, будто шестеренка билась о металлические прутья, будто разваливалась от трения.

Я подошел ближе на цыпочках.

Как зритель в преддверии развязки, окружающий мир онемел: ни визга шин с улицы, ни разговоров соседей за стеной, ни скрипа мебели. Лишь удары моего сердца и прерывистое дыхание.

Взглядом ощупал границу круга. Она цела. Клетка заперта, а черная ткань не тронута. Или я сошел с ума, или…

Я цокнул и сжал пальцы на правой руке в кулак. Замахнулся для удара по столу, но одернул себя. Когда-нибудь она доведет меня до ручки.

Произошедшее напомнило о словах Мечтателя. Про три способа выжить новичку на обратной стороне и про выводы, к которым я пришел после его рассказа о происхождении Скрытых. Или перехитрить их, или склонить голову. Третьего не дано. Я без раздумий выбрал первое. Но Мечтатель посеял зерно сомнения. Как обмануть того, кто старше меня на сотни лет? Как угрожать тому, кто веками пугал моих предков? Мне казалось, что я победил мару. Загнал ее в угол, воспользовался слабостью и вынудил принять поражение на моих условиях. Но нет. Вернее, не совсем. Она превратила разгромное поражение в ничью и шаг за шагом оборачивала его в уверенную победу. Свою победу. Когда-нибудь моя воля ослабнет от ежедневных кошмаров. Когда-нибудь мара подчинит меня. Ведь она — Скрытый с сотнями лет за плечами. А я — мистик-новичок, бывший «оккультный бомж.

Я набрал полные легкие воздуха и медленно произнес:

— На окнах сетка. Голуби бы не залетели в квартиру.

Трупики птиц нахохлились, вздулись, как шарики от напора воды, и лопнули облаками серой пыли.

Взгляд запрыгнул на стол, на следы от ножа.

— Квартира была закрыта. Домушники бы перевернули все вверх дном, но остальная мебель цела.

Порезы, казалось, услышали меня. Светлые следы задрожали, зашипели, словно змеи, и поползли сначала к краям, а затем по ножкам вниз. Стоило им коснуться белой плитки на полу, они истончились и пропали.

К миру вернулся голос. С улицы за окном донеслись звуки проезжающей машины и вой ветра. Кроткие, но все же.

Я посмотрел на клетку, открыл рот, чтобы развеять последнее видение мары. Но, похоже, оно исчезло само. Треск шестеренки сменился отборным матом вперемешку с курлыканьем. Черт застал меня врасплох. Он выкрикивал слова, которых не знал даже я. И это говорило о многом. Уверен, сожители по приюту спутали бы его маты с «заморскими» словами или со старорусскими песнями.

— Шаврикъ недоделанный! Слышь меня! Ответь быстро! — не затихал он ни на секунду.

— Здесь я. Хватит кричать. Соседи же услышат.

— Ой, — пискнул черт тоненьким голоском. И завопил со всей силы: — Твоя беда, фофанъ! Гоните его! Он режет девок! Насилуют! Помогите!

— Мне нужны человеческие годы, — выпалил я в надежде утихомирить его.

— С радостью! Гони свободу и свою голову. Мое предложение в силе до конца года. С превеликим удовольствием выдам все за твою свободу, бездарь говноротый.

— Мне нужны два года, а не пятьдесят пять.

— Неа, по частям не отдам. Я ж не дурак, как ты.

Я помассировал правый висок. Голос черта звучал как сигналка машины: громко и раздражающе. Впервые встречаю кого-то с настолько противным голосом. Я-то думал, что хуже прокуренного хрипа не найти.

— Верни… — начал он, но я перебил его.

— Ты теряешь карму, — прошипел сквозь зубы. — Минута за минутой. Мне даже интересно, что случится, когда ты залезешь в долги.

Черт стих. От его молчания по коже пробежали мурашки. Молчание болтливого дурака не к добру.

— Не доводи до такого, — прошептала из-за спины мара.

Я подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся.

Она находилась в проходе. Кукла в черном костюме сидела на детском трехколесном велосипеде. Лицо было бледным, глаза красными, на пухлых щеках завивались красные спирали, волосы черные и растрепанные. На шее красовался алый бантик. Мара выглядела знакомо. Вроде я видел эту куклу в каком-то фильме, но не припоминал в каком.

— Не доводи до такого, — повторила она, и нижняя челюсть куклы запрыгала вверх вниз. — Когда он достигнет края, придет Ничтожный. Когда придет Ничтожный, я пересеку белую границу.

— Он не поступит так, — выпалил черт в клетке. — Только глупец…

— Не спеши с выводами, — вмешался я. — Мне осталось жить меньше года. А в конце года придет Ничтожный. Если не найду годы жизни, мне конец в любом исходе.

В голове зрела задумка. Мара очень вовремя появилась, а ее слова — намеренно или нет — напугали черта. И меня заодно. Мне требовалась сила. Любой, даже слабый источник подойдет. Раз я уже связался с чертями, использую их. Пройду по дорожке, которую выложила передо мной эта женщина. Всего чуть-чуть. Пару шажков.

— Но я разрешу тебе… — начал я и осекся. Чертовы обещания! — … За разрешение оставаться в квартире полагается плата.

В памяти ожили слова Мечтателя о первом способе выжить на обратной стороне:

«Заключай выгодные сделки, обманывай, угрожай, зарабатывай себе имя среди Скрытых».

Угрозы были для меня крайней мерой. Границей, за которой заканчивалась совесть. Но я чуть не распрощался со свободой. Вплотную подошел к незавидному концу. Все из-за упертости. Ведь я хороший парень. По крайней мере, вел себя так два года кряду. И я ошибался. Будь я решительней. Будь я подлым и мерзким, как эта женщина… Воспользовался бы Амбрагарудой или запер бы в похожей клетке мару. Если бы я изначально смотрел на Скрытых как на инструменты, возможно, не попал бы в ловушку в пятиэтажке.

С меня довольно. К черту совесть, к черту манеры, к черту доброту.

— Скаредъ! Ты нас погубишь! Скажи ему, он же не в своем уме!

Кукла закрутила педали, и велосипед тронулся с протяжным скрипом. Она объехала меня за спиной, остановилась перед столом. Мара не проронила ни слова. Лишь дергано повернула на меня бледную голову. Во взгляде стеклянных глаз читалось немое послание: «продолжай».

— Я должен пятьдесят пять лет. И недавно выяснилось, что я умираю, — сказал я. — Мой конец в любом случае будет мучительным. И я могу забрать за собой столько Скрытых и мистиков сколько захочу.

Пустые угрозы с приправой из горькой лжи. Как учила эта женщина. Перед плетением паутины вранья узнайте, что известно жертве. Найдите все источники знаний и отрежьте их или подкупите, или запугайте, или исказите. Когда жертва останется одна, начните с правды, которую знает жертва. Медленно добавляйте ложь, пока границы не сотрутся окончательно.

Она не говорила это напрямую, но урок считывался с ее поступков и советов. После восьмого дня рождения Кати эта женщина рассказала ей, как обольщать мальчиков: все — от яркого стиля одежды и до открытых заигрываний.

«Мужчины любят, когда хвалят их ум и смекалку, — объясняла она. — Начни с малого. С мимолетной лести. Будь осторожна. Иногда лесть попадает в ущербность и вскрывает старые раны».

— Эй, малец, — спокойно произнес черт.

Из его голоса выветрились чувства. У меня пересохло во рту, а кожи коснулся жар. Казалось, стены квартиры рухнули, как карточный домик, и за ними раскинулась бескрайняя пустыня. Ни травинки. Лишь песчаные дюны и барханы. Здесь, под палящим солнцем, меня ждала только смерть. Долгая и неминуемая.

— Я уже встречал таких прохвостов. Я капал на мозги солдатам, пока ты еще не родился. Я портил пайки, раскидывал по земле гильзы и прятал лопаты. А когда достойные из достойных сходили с ума, перебегал к противникам и делал то же самое с ними. Моя Пляска растягивала войны. Мы превращали людей в животных. Питались их ранами как телесными, так и душевными. Тебе не обмануть меня. Ведь там, в моем царстве, я видел твое истинное лицо. Пугливого ребенка.

— Ты… — запнулся я. Голос истончился и замер в шаге от визга. — Ты не прав.

— О, я знаю, о чем молвлю. Прекрасно знаю, — усмехнулся он. — Ты запер меня в клетке, очертил мелом и угрожаешь самоубийством. Ты в тупике. И загнал тебя в него я. Я содрал со старой раны кожу и показал насколько ты жалок. И теперь твой скудный разумишко волнуют мысли о силе. Они чешут, чешут, чешут и чешут его изнутри. Чешут до крови. Я чувствую запах ран. Две оставили черти. Одну моя рабыня. Те, что на груди, дохлый бог зеркал. Те, на лице, думаю, ткачиха кошмаров. Я слышу их песни! Раны поют мне серенады, молят, чтобы разодрал их.

Черт! Меня не только раскусили, но и осадили. Какого черта Скрытые такие умные? Мало того что он разбил меня в пух и прах, он оставил в пламенной речи ловушку. Про две раны, которые нанесли черти. И не прогадал. Мысли то и дело возвращались к ним. Так и тянуло спросить: о каких ранах идет речь?

Как эта женщина договорилась с Амбрагарудой и тем, вторым, кто носит книги? Как вынудила их подчиняться себе?

Ладонь сама прикрыла рот, а взгляд вонзился в пустоту между мной и клеткой. Мне нужна сила, опора, хотя бы рыхлая земля под ногами. Морок не подходил. Видения запросто разбивались вдребезги неверием и сомнениями. Отражения из Зазеркалья держались дольше — в них труднее заметить подвох. Но все же. И то, и то обман. Фальшь, а не настоящая сила.

Как вынудить Скрытого поделиться могуществом? В голову не приходило ничего дельного, поэтому я поставил точку в нашей игре:

— Ты теряешь карму, — полушепотом произнес я, приобнимая себя одной рукой. — За разрешение нужно платить.

— Предлагаю тайны, свои знания, — сказал черт. — Я прожил долгую жизнь. Меньше, чем Матерь, но дольше тебя. И знаю много полезного.

— Меня не подкупить знаниями.

— Они полезны, — вмешалась в разговор мара.

Я повернулся к ней и подскочил. Вместо куклы чревовещателя на велосипеде, рядом со мной стоял парень с черными растрепанными волосами и в синей толстовке. На месте глаз зияли красные дыры, а по щекам спускались кровавые слезы. Он прожигал взглядом клетку.

— Во все времена знания были острейшим клинком и прочнейшим щитом. Моя госпожа, моя любимая госпожа умерла из-за своей недальновидности, — сказала мара и «посмотрела» на меня. — Не совершай ее ошибку.

Мои губы сжались в тонкую линию, зубы заскрипели.

Знания — понятие растяжимое. Считался ли рецепт бутерброда с яйцом знанием? Схрон пятилетних детей — тайной? Вот-вот. И мара склоняла меня к согласию. Ненавязчиво, слегка-слегка. Она не говорила напрямую, лишь подталкивала к «верному» выбору.

Эта женщина всегда говорила, что союзники порой опаснее злейших врагов. Забавно, как я записал мару в союзники, стоило ей подыграть моим угрозам. Ее намерения мне не ведомы. Для мары я — подлый пленитель, а она — жертва. Наш договор обещает ей свободу через год, и, похоже, мара желает прихватить должное — глаза и силу — с моего согласия или без. Поэтому она подгрызает волю и рассудок своими ужасами, поэтому предлагает невыгодную сделку. Мое порабощение для нее вопрос времени. Времени, которого у Скрытых предостаточно.

Мысли натолкнули меня на одну идею. Проверю ее позже.

— Мне нужна сила, — сказал я. — Знания мне ни к чему.

— Мечтай, — фыркнул черт.

— Ладно, — пожал я плечами и развернулся к выходу в коридор.

— Эй! Мы не закончили!

— Ты не хочешь давать мне свою силу, а я не согласен ни на что другое, — обернулся я к обеденному столу. — Не я же теряю карму. Поговорим позже. Думаю, время играет в мою пользу.

— За мной придет Ничтожный! Он убьет всех нас!

— Конечно. Когда ты погрязнешь в долгах, разумно будет избавиться от тебя. Я не могу обещать, но… — задумался я. Собрался с мыслями и сказал: — Будь на моем месте тот, кто может, он бы облепил клетку черными пакетами и закопал бы тебя глубоко под землей. К тому же, он бы очертил могилу белым мелом для уверенности.

— Я-я изголодаюсь по ранам! Стану Первобытным!

— Поэтому тебя бы вывезли из города и закопали в глухом лесу. Там, куда никогда не ступит нога человека. Тебе знакомо. Кажется, Александр назвал это Слепым пятном. Я не обещаю, но желаю счастливых десяти лет в ожидании своего конца. В одиночестве. В темноте. В маленькой клетке.

По пути в спальню я взял пакет с одеждой Дениса и своими покупками. Зашел в комнату, захлопнул дверь, кинул пакет на кровать, прыгнул к подоконнику и громко выдохнул. Мерзость. Угрозы отдавались горечью на кончике языке, а в мыслях, как сломанная пластинка, вертелись мои же слова. Недавно я воротил нос от угроз, мнил себя хорошим человеком, думал, что мы с этой женщиной стоим на разных концах стрелки морального компаса. Как же я ошибался…

Рязановы прокляты. Мы жили в яде с рождения. Росли и наблюдали за ней, учились ее приемам. Удивительно, как Наде удалось сохранить себя. Сохранить доброту и чуткость. Сохранить тепло в сердце. Возможно, это и значило быть любимицей у этой женщины. Только Наде она позволяла цвести под лучами солнца, пока мы барахтались в помоях.

— Ничего, — прошептал я себе. — Я спасу ее любой ценой. Пройду через ад, покроюсь ранами и сгнию изнутри, но спасу. Если для нее мне придется пойти на сделку с совестью, я сделаю это без задних мыслей. Ведь иначе в этом мире не выжить.

Слова не облегчили груз на плечах. Напротив, ржавые цепи потяжелели в разы. Но от признания прояснилось в уме. Я увидел еще один отрезок пути. Ее пути. Грандиозной задумки, дороги, что приведет меня к незавидному концу и Надиному спасению.

Она оставила квартиру Дениса как есть. Не уготовила ловушек в поместье — если не считать запрет на посещение большинства комнат. Но она ненавидела меня сильнее братьев и сестер. Эта женщина относилась с большей теплотой к булыжнику на дороге, нежели к родному сыну. Она знала, что я захочу спасти Надю, знала, что ради сестры пойду на многое. И воспользовалась этим. Надя тонула в болоте, а я медленно вытягивал ее с помощью каната. В этом и заключалась месть этой женщины. Она испортила канат и взамен оставила проволоку с шипами. Чтобы спасти Надю, мне нужно вновь стать Рязановым. Вновь окунуться в помои, в которых задохнулись Миша, Катя и Денис. Я сбежал два года назад, и теперь «вернулся».

— Раз ты так этого хочешь, «мама», — сказал я. — То я снова стану Рязановым.

Я вытащил из пакета черную кожаную куртку Дениса и прильнул к двери. Хотел повесить куртку на крючок в коридоре, но одернул себя. Не время. Пускай черт поварится в собственном соку. Иногда наши собственные мысли неотличимы от острых кольев. Зайду к нему вечером, а сейчас…

Уселся за кресло и включил компьютер Дениса. Не пользовался им с той злосчастной ночи.

Хоть я и «вернулся», но покорно следовать в ловушку этой женщины не спешил. Голова раздувалась от вопросов и несостыковок. Она растила детей на убой, но почему-то помогала Денису защитить себя и затем убила собственными руками — по словам мары. Ничего не понимаю. Чем больше я узнавал, тем больше путался в происходящем. Пора расследовать ее причины. Возможно, так я пойму, что она уготовила для меня и спасу заодно и себя.

На мониторе отобразилась мультяшная девушка. Следом моргнули папки и файлы. Они усеяли весь рабочий стол и закрыли собой красивый фон. Через секунду открылся мессенджер, но я свернул его. Мой взгляд прилип к желтым листкам для заметок, которые рамкой обклеивали монитор. В прошлый раз у меня не хватило духу сдуть с них пыль, не хватило духу плюнуть в душу старшему брату. Не из-за уважения к человеку, а скорее из уважения к мертвецу. И сейчас я все так же сомневаюсь.

Денис бы не писал на листках секреты этой женщины, меня ожидали тайны самого Дениса. Личная жизнь, страхи, мечты, волнения и душераздирающий крик о помощи, что отпечатался в стенах квартиры. Что бы я не нашел — это разобьет мне сердце.

Я сорвал с правого нижнего угла листок. Он был квадратный и желтый. Помещался в ладони и прилипал пальцам. Одну из сторон покрывал слой серой пыли, и сквозь него просвечивались надписи. Едва-едва. Даже если присмотреться, не разобрать.

Я поднес листок к губам и подул. В воздух взметнулось облачко, но большая часть пыли осталась. Черт. Придется стирать пальцами.

Через секунду мне предстала надпись: «Меня зовут Денис Рязанов».

Бровь приподнялась сама собой, а губы искривились в немом вопросе: что? Я ожидал увидеть имя пользователя и пароль. Электронную почту, адрес сайта, который стыдно оставлять в истории браузера, что угодно, но не напоминалку.

Может, другой листок прольет свет?

Стер слой пыли, вытер пальцы об толстовку — потом постираю — и поднес листок к глазам.

Они округлились, когда взгляд коснулся слов: «Мой день рождения 05.10.2018». Какого…

Третья записка ошеломила не меньше: «Мои родственники». Ниже шел список из трех имен: Миша, Катя, Надя. На четвертое не хватило места. «Катя» придавила «Надю» к самому краю.

От другого листка у меня засветились глаза. Наконец-то! Хоть какая-то зацепка!

«Не доверяй маме. Она не договаривает».

Денис подозревал эту женщину. Чутье подсказывало ему, что она готовила что-то за его спиной. Не мудрено. Только полный дурак поверит этой женщине и подставит ей спину. Денис всегда был маменькиным сынком, но, похоже, приближение смерти отрезвило его. Показало «маму» в неприглядном свете и обличило ее ложь.

Остальные записки содержали бытовые мелочи: время завтрака, обеда и ужина, номера телефонов «мамы», Миши, Кати и Нади, собственный адрес и адрес семейного поместья. Но вот последняя записка оставляла много вопросов.

«Диск D», — виднелась кривая надпись на квадратном листке.

Если остальные напоминали Денису о чем-то, то и последняя тоже. Только о чем? Диск D… Я сразу взялся за мышку.

Знаний о компьютерах хватало, чтобы сказать наверняка — речь шла о нем.

Открыл проводник и нажал по надписи Компьютер. Перед глазами всплыло окно со списком дисков, в числе которых и нашелся Диск D.

В нем меня встретил список папок, что тянулся до края окна и продолжался ниже. Все названия были на английском. Думаю, это игры.

Пролистав вниз, я обнаружил папку «Хентай». Хоть интернетом я пользовался пару раз, но прекрасно знал, что такое «Хентай».

Я вздохнул. Мы с Денисом не были близки. Он круглыми сутками сидел в своей комнате, а я не отходил далеко от Нади. За всю жизнь мы и не поговорили-то ни разу. Даже не смотрели друг на друга. Я не знал его ни как человека, ни как старшего брата. Мы оставались незнакомцами до самого конца. Его конца. Но чем больше я узнавал о нем, чем больше погружался в его жизнь, тем сильнее на меня давил стыд. Возможно, поэтому я медлил, поэтому не лез в прошлое Дениса. Мной управлял страх. Чутье подсказывало: его отчаяние раздавит меня, прихлопнет, как назойливого комара. От одного взгляда на доску все внутри сжималось. И теперь я лез дальше. Денис уже стал для меня жертвой этой женщины. Еще чуть-чуть, и он преобразится в «бедного старшего брата». Еще чуть-чуть, и жизнь в его квартире станет пыткой.

Но без знаний мне не выжить. Забавно, чтобы спасти себя физически, нужно убить морально.

Я открыл папку, и одна за другой на экране высветились картинки с голыми мультяшными женщинами.

Что я искал? Очевидно, подсказку. Денис забывал отдельные мелочи, забывал события, забывал родных людей. Он выписал правила выживания на доске, потому что боялся забыть их. Боялся, что ошибется и умрет из-за пробелов в памяти. Он обклеил важными заметками монитор компьютера. И только на одной не было конкретной информации.

Выбор названия папки не был случайным. Оно приковывало взгляд. Уверен, эта женщина не знала слова «Хентай». В ней бы заиграло любопытство, и она бы без зазрения совести нажала на нее. Обнаружив сотни порно-картинок, эта женщина бы остановилась. Списала бы находку, как «коллекцию для выпуска пара». Но я нажал на случайную картинку с названием «Голодные мамочки.docx». Исключительно из-за веры в старшего брата.

Открылась программа LibreOffice, а за ней редактор документа. На первой строке виднелась дата 15.06.2018. А ниже:

Сегодня смотрел на авито гитары и пианино. Дорогие. Если переживу день рождения, выпрошу у мамы гитару. А когда устроюсь на работу, можно и подумать над пианино.

Хотелось посмотреть уроки по программированию и засесть за свою игру, но из-за сна у меня ужасное настроение и болит голова. Снова золотые дороги, высокие шпили и безликий чел в моих шортах и майке. Стоит и молча смотрит. Задолбал уже.

Утром под дверью нашел кошачий корм. Опять гребаный мужик с котом.

Слова Воровки лиц подтвердились. Мечтателя, правда, назначили палачом Дениса. Но что за «золотые дороги» и «высокие шпили»? Грезы? А безликий человек?

Закрыл документ и открыл другой. Они шли по дате: сначала старые.

21.07.2018.

Мама с Ними заодно! Сегодня зашел к ней. Хотел забрать книги из своей комнаты. И на подходе к дому услышал ее голос. Ну я подкрался. Обошел дом и остановился на углу.

Они сидели на террасе и мило болтали. Мама и цветной чел с тростью и котом. Не заметить его было тяжело. Он же как бельмо на глазу! Тем более в своем костюме. Из какого модного журнала он сбежал?

Они распивали чай. Разговаривали не как злостные враги, а как приятели. Коллеги по магическим хреновинам! На секунду я засомневался, что цветастый хотел меня убить, но потом услышал, как они обсуждали безлицего чела из моих снов! И я сразу вспомнил, что цветастый оставлял у двери записки с угрозами. Просил покончить с собой и советовал безболезненные способы. Вот ублюдок!

А мама? Теперь понятно, почему она не рассказывает, как дать отпор. Поэтому не говорит, как стать магом!

ОНА БРОСИЛА МЕНЯ НА РАСТЕРЗАНИЕ ТВАРЯМ!

Оставил на мониторе записку, чтобы помнить.

Я перескочил несколько файлов и открыл случайный.

05.08.2018

Я сломался. Не вынес этот кошмар. Мне снится один и тот же сон. Каждый день все хуже и хуже. У меня нет друзей. Маму волнует только Надя. А до меня ей нет дела. Сегодня я порезал себя. Левую руку. Пытался давить сильнее, чтобы разрезать как можно больше. Чтобы меня не спасли. Залил кровью раковину. Но в последний момент испугался. БЛЯДЬ! Я НЕ СМОГ ДАЖЕ УБИТЬ СЕБЯ!

Мне зашили левую руку. Сказали, останется уродливый шрам. Плевать. Все равно до конца года сдохну.

Я закрыл документ и откинулся на спинке кресла. Ожидания оправдались. Его отчаяние раздавило меня. В отличие от Дениса мое сердце грела надежда. У меня был выход, возможность дать отпор. Без понятия, каково это: изо дня в день ждать смерти. Слышать шепот из-за углов, жить в одной квартире с «домовым» и видеть, как удавка на шее сжимается все туже, туже и туже.

Взгляд прыгнул на левую руку. Там, под бинтами и гипсом, на запястье тянулся розово-красный шрам. Жизнь на улице давила на мозги не хуже этой женщины. Каждодневная борьба за выживание истощала, а перспективы не радовали. Я бросил школу, оставил позади подобие семьи и оказался один на один с безразличным миром. Ничего кроме бомжевания и смерти на холоде меня не ждало. Я нашел нож, вымыл его в реке и… Не важно. Боль была адская. Рука горела неделю после наложения швов. После этого я зарекся никогда не сдаваться. Не из-за сильной воли. Потому что умирать чертовски больно.

Я взглядом пробежал остальные документы. Денис любил молоко. А вернее, шоколадный молочный коктейль. В пятерочке он покупал большую упаковку «Чудо» и одну маленькую с трубочкой. По пятницам старший брат устраивал праздник в честь «пережитой недели». Денис угощал себя пачкой чипсов «Лейс из печи» со вкусом лисичек. Он мечтал стать разработчиком игр. И хотел играть на пианино. Он часами слушал одну песню на повторе и днями напролет смотрел аниме и читал, читал, читал и читал мангу. Должно быть, его коллекция в разы превосходила тайную библиотеку этой женщины. Чем больше я узнавал, тем больше останавливался во время чтения. Мой взгляд замедлялся, а внутренний голос звучал как у Дениса. Один в один. Поэтому от меня не ускользнула одна странность.

Мнение Дениса о смерти не раз менялось. Даже я бы сказал: менялось чересчур резко. В один день он рассуждал о конце, как о встрече с предками. На следующий сравнивал смерть с прыжком в неизвестность. Затем пускался в рассуждения о перерождении и Колесе Сансары. Его мысли прыгали с места на место, как резвая лягушка. Метались из крайности в крайность без видимой причины. Кто-то бы назвал такое безумием, но мне на ум приходило иное слово. Перебор. Как взломщик пробует комбинации на замке.

Денис писал про одинаковые сны почти в каждом документе. Возможно, через них Мечтатель проверял: какие идеи откликнутся в разуме старшего брата и завлекут сильнее. И, похоже, Дениса тянуло к освобождению. Долгожданному покою, концу долгого кошмара. Ведь после его мнение застыло на одном месте.

Правая рука залезла в карман джинсов и вытащила визитку Мечтателя.

Эта женщина обсуждала с ним убийство Дениса. Сомнений не было. Думаю, они свалили груз на плечи какого-то Скрытого. Того, кто приходил старшему брату во сне из ночи в ночь. Теперь понятно о чем говорила мара. Эта женщина действительно приложила руку к смерти Дениса. Но вопросы никуда не делись.

Я словно распутывал огромный клубок из разноцветных ниток. Одна через бантик переходила в другую, та соединялась с двумя другими, та вела к четвертой, пятой и шестой, а шестая… Пальца сдавили переносицу. Без записей не разобраться.

Вытащил из рюкзака блокнот с ручкой и выписал все, что знаю:

1. Эта женщина забрала у Миши, Кати, Дениса и Нади возможность стать мистиками.

2. Дети принадлежат родителям, поэтому она не стала Ничтожным после смерти.

3. Эта женщина участвовала в убийстве Дениса.

4. Чтобы спасти Надю, она оставила мне возможность стать мистиком. Почему я??? Чем больше мистиков, тем проще выплатить долг, разве нет??? Она дура?

Чуть подумав, вычеркнул последнее предложение. Она сволочь. Худший человек на земле, но не дура.

Я глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Солнце давно спряталось за горизонтом, небо накрыло черная пелена, а на улицы опустились сумерки. Чтение заняло слишком много времени. И я не сильно продвинулся.

Надеюсь, обстоятельства смертей Миши и Кати прольют больше света на планы этой женщины. Займусь ими завтра. А то глаза устали от компьютера.