Я знаю, что вы сделаете этим летом (гет)

Воцарившееся недолгое молчание нарушило многозначительное «о» Дивины. Там, где дева иного склада ощутила бы себя польщённой, Уэнсдей полыхала от досады, чувствуя себя точно под прицелом ярких софитов, жадно выделяющих малейшее мимическое изменение в лице, вызванное эмоциями, которые ведьма не хотела испытывать. Лучше быть под прицелом лазерных винтовок, чем испытывать эту раздражающую щекотку чужого внимания. И этот дурацкий румянец, обличающий её неравнодушие, будь он проклят…

Невинная беседа начала обретать неожиданно лирический подтекст.

— Перестал рисовать портреты и взялся за лепку? — полюбопытствовала Баркли, не сдержав ехидства, от которого неловкости только прибавилось. Несмотря на то, что Йоко пихнула под столом подругу, подзуживающая фразочка уже сорвалась с губ сирены и покатилась по склону настроений, подобно снежному кому обрастая последствиями.

— И что с того? Прекрасен любой вид искусства, — Ксавье пожал плечами, с тщательно сдерживаемым недовольством глядя на Бьянку. Танака упреждающе взглянула на неë, однако особого эффекта это не возымело: что-то в словах Торпа настолько задело себялюбивую сирену, что держать язык за зубами у неë уже не получалось.

— Говорят, что искусство — это сублимация желаний, — изобразив задумчивость, Баркли коротко хмыкнула. — Не жалеешь, что приходится столько… Сублимировать?

Художник, до этого момента пытавшийся держать себя в руках, покраснел, напряжëнно сжимая ладони в кулаки, и ледяным голосом процедил:

— Даже если и жалею, это не твоего ума дело, Бьянка.

Для Аддамс это стало последней точкой, за которой начиналось кипение, не предназначенное для посторонних глаз в связи с риском вытекания оных. Не размениваясь на деликатность и какие бы то ни было объяснения, ведьма встала из-за стола и резко повернулась к происходящему спиной, торопливым шагом покидая место событий в неизвестном направлении. В конце концов, куда бы она ни пришла, там точно будет спокойнее, чем в этой инсталляции Содома и Гоморры в лицах. Даже в котле с кипящим маслом для грешника будет комфортнее… С другой стороны, она ведь не раз говорила, что лучше бы Ксавье жалел об их знакомстве. Почему же теперь, когда он почти напрямик заявил об этом, ей захотелось сбежать?

— Уэнс! Эй, Уэнс! — Торп безуспешно пытался уловить мелькание миниатюрной фигурки среди оживлëнно болтающих постояльцев гостиницы. — Уэнс, я ляпнул лишнее, прости… Я ведь даже не это имел в виду! Я не… Да где же ты?

Раздосадовано потирая ладонью щеку, Ксавье остановился, озираясь вокруг с отчаянным желанием высмотреть ведьму и чувствуя, как внутри всë просто полыхает от досады на самого себя. Если Уэнсдей Аддамс не хочет, чтобы еë нашли, едва ли у него это получится… Но это не значит, что он не попробует.

Призвав на помощь всю свою наблюдательность и остатки ещё толком не восстановившихся сил, Торп наскоро прошерстил гостевую зону первого этажа, однако интуиция подсказывала ему, что здесь ему Аддамс уже не отыскать. Кое-как вспомнив, какой номер заняли Энид и Уэнсдей, он взбежал на нужный этаж, где несколько минут безуспешно барабанил в дверь комнаты, делая паузы только тогда, когда кто-то проходил мимо, чтобы не привлекать лишнее внимание: уж что точно не хотелось делать традицией, так это допросы полиции и аресты.

— Я же знаю, что ты где-то здесь, Уэнс, — негромко проговорил Ксавье, прижимаясь к двери лбом и прикрывая глаза. Досада на самого себя отчаянно жгла его изнутри. Всё, что от него требовалось, — это такая же прохладная реакция, как у Аддамс, с которой она обычно реагировала на любые завуалированные выпады... И тогда не было бы этой глупо, неправильно выстроенной фразы, камнем ударившей в стену пока ещё хрупкого стеклянного домика их с Уэнс взаимодействия.

Ксавье не считал, сколько раз набирал еë номер, надеясь услышать мелодию звонка из гостиничного номера и убедиться, что его несносная ведьма там, просто не желает его видеть, но Уэнсдей Аддамс точно в воду канула. Оставалось лишь надеяться, что в фигуральном смысле, а не в буквальном.