Золотая осень Гермионы Грейнджер (гет)

25. После отбоя

Несмотря на состоявшийся разговор, заставивший нас в очередной раз умыться слезами, а также на то, что больше всего мне хотелось спрятаться за пологом собственной кровати, мы начали собираться на праздник практически сразу. Разговор не клеился. Чувства были странными, противоречивыми: меня преследовала бесконечная неловкость, и в то же время я была бесконечно рада, что Джинни решила попробовать сохранить нашу дружбу.

Кое-как застегнув на себе жутко обтягивающее бордовое платье и с трудом удержавшись на высоченных каблуках, я взяла зеркало и уселась на кровать.

После умывания моя кожа была чистой и свежей. Такой же себя чувствовала и я: свободной от зависти, неудовлетворительных отношений, груза тайны за душой, без неразрешимых вопросов.

Вглядываясь в свое отражение, я видела белоснежный холст, на котором вольна написать, что только пожелается. Моя косметичка была небогата, но в ней нашлось все нужное: темно-коричневая тушь и графитная подводка, персиковые румяна и вишневая помада, которой я ни разу не отважилась воспользоваться с момента покупки.

И духи, конечно же, духи, с пряным запахом яблока, запеченного в карамели — спелого, с мякотью, полной сока.

Слой за слоем на мое лицо ложилась косметика, а меня не покидало ощущение, что здесь и сейчас переворачивается новая страница моей жизни.

Джинни решила отложить вопрос с предложением Гарри на потом — сегодня ей хотелось побыть просто девчонкой на Дне рождения лучшей подруги. По крайней мере, мне хотелось верить, что я все еще являюсь для нее таковой. Разумеется, приготовления не заставили нас забыть обо всех событиях дня полностью, но мы все-таки отвлеклись, и гостиную покинули в приподнятом настроении.

На первом этаже слышался гомон: с нашего побега прошло больше двух часов — ученики и преподаватели возвращались в замок. Мы успели проскользнуть в кабинет прежде, чем в подземелья спустились слизеринцы, и только заперев за собой дверь смогли выдохнуть и осмотреться.

Уж не знаю, как Луне удалось уговорить домовиков устроить для нас несанкционированное пиршество, но столы просто ломились от разных лакомств. Чего тут только не было: канапе с лососем, трехъярусный торт Прага, утыканный свечками, брускеты с бужениной, золотистая курочка…

Обходя столы, я не верила своим глазам — трапезы в Большом зале и то проходили скромнее.

— Как? — пораженно выдохнула я.

Кажется, Джинни стала оживать: хитро блеснув глазами, она ответила:

— Никто из домовиков не способен отказать просьбе от лица героини волшебной войны.

Я застонала:

— О Мерлин…

Пользоваться статусом ради нарушения школьных правил — это последнее, чего я хотела бы, и мое незнание меня не оправдывало.

— Да ладно тебе! — прыснула Уизли. — Когда еще нам доведется устроить такую грандиозную вечеринку, будучи школьниками?

Ну, в чем-то она, определенно, была права, а вскоре кабинет заполнился людьми, и последние сомнения рассеялись, вытесненные комплиментами, смехом, разговорами и музыкой.

Если поначалу кто-то чувствовал себя не в своей тарелке, то это быстро прошло. Как хозяйка вечера, я старалась сделать так, чтобы каждый чувствовал себя комфортно, и постоянно курсировала по кабинету, то и дело присоединяясь то к одной компании, то к другой. В общей сложности пришли порядка двадцати человек, но ощущение складывалось такое, будто сюда набилась половина школы.

У моих ног не было никаких шансов не устать, и через несколько часов непрерывного хождения, я присела на трансфигурированное по случаю кресло.

Без особого удивления я отметила, что Лаванда постоянно крутится возле Рона, явно смущенного ее вниманием. Однако несмотря на пунцовое лицо, в медленный танец он утянул ее без сомнений. Наблюдение за их неловкими перетаптываниями почему-то вызвало странное удовлетворение: будто бы все идет правильно, как надо.

На подлокотник кто-то присел, загородив своей тенью покачивающиеся силуэты.

— Ревнуешь? — послышался подозрительно знакомый голос.

Я резко обернулась, вскидывая лицо. Челюсть отвисла.

На подлокотнике моего кресла сидел… Драко Малфой собственной персоной!

Вид его был до того самодовольным и пафосным, что я сначала задохнулась от возмущения, и только потом шепотом воскликнула:

— Малфой?! Что ты тут делаешь?

Видимо, моя реакция невероятно его позабавила: он так рассмеялся, что чуть не сверзился с подлокотника. Пришлось схватить его за пиджак, чтобы он не расшибся — утирать ему сопли и объясняться с профессором Малфоем из-за синяков и шишек на лице драгоценного сыночка в мои ближайшие планы не входило.

— О-ох… Грейнджер, видела бы ты свое лицо! — он прикрыл глаза и приподнял брови, утирая слезы смеха костяшками указательных пальцев. — Знал бы, что ты способна на такое, то давно устроил тебе аттракцион неожиданностей…

Вот же… хорек! И как я его не заметила с самого начала?

Я закатила глаза:

— Единственная неожиданность, которую ты мог мне устроить, явно находилась бы у тебя в штанах.

Довольная собой, я подняла на него взгляд. Малфой смотрел на меня слегка приподняв бровь и явно ожидая чего-то.

Видимо, не дождался.

— М-да? — протянул он. — Действительно, если заглянуть ко мне в штаны, то можно удивиться. Оч-чень приятно удивиться, я бы сказал.

О.

О Мерлин!

Только сейчас до меня дошло, что я только что ляпнула. Лицо медленно, но верно залила краска. Стало жарко. Мне хотелось верить, что от стыда, а не из-за того, что на короткое, абсолютно ничего не значащее мгновение, я представила, как… нет! Стоять!

Уж не знаю, что Малфой разглядел в моих гримасах, но ухмылка у него стала слишком уж понимающей для человека, который просто беззлобно поддразнивает свою сокурсницу. С ужасом я поняла, что что-то в воздухе между нами изменилось. Да и сам воздух вдруг сгустился, стало тяжело дышать.

Совершенно странным, чересчур пристальным взглядом он смерил меня от макушки до пят, задерживаясь дольше, чем нужно, на губах, платье, каблуках. Я сглотнула. Невероятно, но под этим взглядом я почувствовала себя одновременно и абсолютно голой, и завернутой в это скользящее не-прикосновение как в жаркий кокон.

Малфой вдруг по-змеиному плавно наклонился к моим волосам — сердце бухало у меня где-то в висках — и сделал глубокий вдох. Я поняла это по тому, как натянулась рубашка на широкой груди прямо перед моим носом.

С удивлением я поняла, что Малфой теперь — кто угодно, но не тот белобрысый доходяга со Слизерина.

— Чудесно пахнешь, Грейнджер… отлично выглядишь.

Он вдохнул еще раз, и с еще большим ужасом — или томлением? — я поняла, что он откровенно наслаждается.

— С Днем рождения, красотка, — я почувствовала, как на колени скользнуло что-то прямоугольное, шуршащее оберточной бумагой. — Будь осторожна, когда будешь возвращаться после отбоя, и помни: я жду свой яблочный пирог.

На неясно-бессознательном уровне словосочетание «яблочный пирог» отчего-то окрасилось каким-то смутным подтекстом. В горле пересохло.

Я молча смотрела, как он неспешно поднялся и направился на выход. Медленно-медленно я опустила глаза вниз: на коленях, действительно, лежал подарок.

В моей голове больше не было никаких мыслей, кроме одного-единственного слова: «О-хре-неть» и звенящей растерянности. Я совершенно не представляла, что мне теперь с этим делать.

Вот что?

Подняв голову, я наткнулась на прямой взгляд Рона. Из противоположного угла на меня смотрела Джинни. Я обвела взглядом кабинет, и поняла, что на меня смотрели все, абсолютно ВСЕ.

Вот черт.

Примечания:

Город приватных писем — https://t.me/private_letters

Иногда городская легенда появляется на Чердаке — https://t.me/my_little_cherdak