Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — «Таня Гроттер и Локон Афродиты». После 7 главы, когда Таня сбежала с крыши.

Музыкальная тема: Space/M — Perseus

Таня медленно спускалась по бесконечным ступеням Башни Привидений. В голове словно на быстрой перемотке мелькали картинки и фразы случившегося. То, как Глеб стоял на шпиле с бокалом в руках, как просил её выпить с ним кровь вепря и как грозился спрыгнуть вниз, если она не согласится быть с ним.

Она была одновременно напугана и восхищена его готовностью к таким радикальным мерам. Но если в момент его слов в ней перевешивало чувство восхищения и собственной значимости, то сейчас, когда она с каждым шагом всё больше отдалялась от крыши, её переполнял страх.

Таня даже не заметила, как быстро её медленный шаг превратился в бег и она уже неслась по ступенькам, иногда перепрыгивая через одну. Когда на втором этаже она свернула за угол, то, не рассчитав скорость и вероятность присутствия здесь другого человека, врезалась в кого-то прямо с разбега.

Тотчас незнакомые руки крепко схватили её за плечи, удерживая от падения, и, когда Таня подняла голову, чтобы рассыпаться в извинениях, она увидела Медузию Горгонову, передние пряди которой уже успели возмущённо превратиться в змей и начать шипеть. Однако когда Медузия поняла, кто перед ней, змеи сразу же успокоились и снова приняли облик волос.

— Простите, я… — промямлила Таня, не зная, как оправдаться.

Медузия крайне не одобряла бег по коридорам и вообще шатания по школе в такое позднее время. Она знала о похождениях учеников и не раз любила уколоть этим на занятиях, заставляя отрабатывать изучаемый материал в усиленном режиме в качестве наказания за ночные гуляния. Но попасться Медузии… Они с Ванькой и Ягуном так не боялись быть замеченными Поклёпом, как Медузией.

Она всегда была понимающей, но дисциплину чтила выше всего остального. И Таня сейчас не была уверена, что выпускной станет достаточным оправданием для её нарушения.

— Ты цела? — звонко спросила Медузия.

В коридоре стояла абсолютная тишина. Таня обратила на это внимание, когда слова Медузии, сказанные с обычной интонацией, слишком громко прозвенели в этой тишине, эхом отскакивая от стен.

— Да, я в порядке. Простите, я не хотела, я просто не увидела вас, — начала было Таня, но тотчас замолчала, вновь встретившись со взглядом Медузии.

Казалось в её взгляде что-то мелькнуло, но Таня не успела понять, что именно. Однако преподавательница тотчас наспех осмотрела её, очевидно желая убедиться, что девочка не пострадала, и Таня только сейчас обратила внимание, что Медузия до сих пор так и не отпустила её плечи. И словно услышав мысли девочки, Медузия тотчас убрала руки, выпрямляясь и возвращая себе королевскую осанку.

— Пойдём-ка со мной, — сказала Медузия и пошла по коридору.

Спорить с Медузией было бесполезно, да и себе дороже. Переубедить её в чём-то, в чём она уже успела убедить себя сама, было бессмысленно, а вот разозлить её подобным поведением было очень легко. Медузия относилась к тому числу людей, которые требовали беспрекословного послушания. Если она просила пойти за ней, значит, в её голове уже чётко сложился последовательный план действий с такой же чёткой целью, который она не собиралась менять ни под каким предлогом.

За пять лет обучения, Таня могла похвастаться, она узнала Медузию, если не достаточно хорошо, то хотя бы неплохо, чтобы помнить о таких мелочах. Поэтому она, не сказав ни слова против, поплелась следом за ней.

Они долго шли по коридору, минуя один поворот за другим, пока не оказались рядом с кабинетом нежитеведения. Медузия небрежно щёлкнула пальцами, снимая все охранные чары, и дверь распахнулась, впуская ночных гостей внутрь. Таня на секунду подумала, что Медузия для личного разговора приведёт её в свою комнату, но доцент Горгонова слишком чтила личное пространство и предпочитала не смешивать работу с личной жизнью. Таня могла бы даже сказать, что Медузия разделяла эти две части своей жизни безупречно и ни у кого из других преподавателей не получалось сделать это лучше, чем у неё.

Тарарах, например, вообще не имел никакого понятия о личных границах. Его берлога была не просто его домом, но и доступным местом для посещения всем и в любое время. Добрый и общительный Тарарах любил, когда к нему приходили гости, и искренне не понимал, почему его берлога должна быть недоступной для других.

Академик Черноморов хоть и не впускал никого в свою спальню, но было известно, что она граничила с его кабинетом, в котором он иной раз проводил намного больше времени. Даже Великая Зуби делала исключения для некоторых студентов и давала дополнительные занятия в своей комнате.

Тане с Ягуном довелось даже побывать в покоях Поклёпа. Ваньки оба раза с ними не оказалось, когда они попались на ночной вылазке в Башне Привидений. Зато Тане с Ягуном тогда досталось по полной.

Однако в покоях Медузии никто никогда не был. Насколько Таня знала.

Сейчас, войдя в кабинет нежитеведения, она отчего-то почувствовала себя так спокойно и комфортно. Здесь она всегда особенно ощущала себя в безопасности, хотя на каждом уроке её и поджидало множество испытаний и опасностей. За столом Медузии стояли три ломика разного размера, а рядом парочка гробов, очевидно, подготовленных для следующего занятия с первокурсниками. В дальнем углу стояла пустая клетка. Когда-то именно такую клетку Медузия закатила в кабинет, представив им Агуха, сидящего внутри, кричащего очевидную нецензурщину и кидающегося угрозами. В тот день она научила Танин класс справляться с болотными хмырями.

В другом углу всё ещё стоял незапертый чемодан с продавленными внутрь металлическими полосами рун. Пару недель назад этот чемодан изрядно потрепал нервы всем пятикурсникам, однако же несдавших экзамен впервые за пять лет не оказалось, и Медузия, зайдя в кабинет ровно через час и увидев мирно сидящий класс, лишь одобрительно кивнула, чуть опустив подбородок, демонстрируя максимальное одобрение.

Этот кабинет хранил в себе слишком много приятных воспоминаний. Таня осознала это только сейчас. Она осознала и то, что как прежде уже не будет. На этом её детство заканчивалось. Больше не будет ночных скитаний по Тибидохсу, не будет смешных весёлых перепалок и шуток между белым и чёрным отделениями. Не будет больше ничего, что было ей так дорого. Дальше будет магспирантура, которая тоже пролетит со скоростью света, и она покинет это место, успевшее стать ей самым настоящим домом.

Таню вдруг поглотила грусть от подобных мыслей, и она, пройдя чуть вперёд, остановилась и развернулась назад. Медузия закрыла за собой дверь и лёгким взмахом руки наложила чары против подслушивания. Таню всегда восхищало то, как легко и непринуждённо колдовала Медузия. Она могла не произнести ни слова и лишь одним движением или щелчком пальцев вызвать искру. Пожалуй… Ей бы хотелось когда-то суметь так же…

Медузия повернулась к Тане и встретилась с ней взглядом. Они долго молчали, и Таня по старой привычке стала всматриваться в глаза Медузии. Отчего-то её это всегда успокаивало. Она рассматривала каждую чёрточку на радужке глаз и могла с поразительной точностью воспроизвести визуальный образ глаз Медузии по памяти.

Таня не могла понять, отчего именно глаза так привлекали её внимание. Может, потому что Медузия всегда была загадкой, которую ей хотелось разгадать, потому что не смотря на всю строгость, она была ей ближе? Или потому что у Тани глаза были такого же насыщенного зелёного цвета?

— Ты в последнее время слишком рассеянная и отстранённая. Что случилось? — внезапно нарушила тишину Медузия.

Слова её прозвучали тихо, а на лице тотчас появилось неприкрытое беспокойство. Она действительно переживала, и Тане даже на мгновение стало совестно, что она заставила её беспокоиться.

Подобная внимательность Медузии уже давно стала привычной, но Таню до сих пор удивляло, что из всех учеников она направлена именно на неё.

— Всё в порядке, я просто немного перенервничала перед экзаменами, — тихо отозвалась Таня.

Они обе знали, что это всего лишь отговорка. Однако Медузия не стала допытываться и лишь прошла вглубь кабинета, ближе к Тане, и встала напротив неё, опираясь бедром о парту. Таня неосознанно повторила её движение, вставая ровно напротив и также опираясь бедром о парту.

Зрительный контакт давно уже перестал пугать. Впрочем, как такового страха у девочки никогда не было, но в первые месяцы было некое опасение и неловкость смотреть в глаза строгой преподавательницы. Но довольно быстро это исчезло, и они обе с тех пор стали придавать немалое значение зрительному контакту. Таня не смогла бы уже вспомнить, в какой момент всё изменилось: когда Таня проснулась после истории с Титанами и увидела в череде преподавателей Медузию, которая, казалось бы, одними глазами излучала одобрение и чувство безопасности. Или же когда Таня впервые плакала в её объятиях, сидя в магпункте.

Так или иначе, смотреть в глаза друг другу давно уже стало неотъемлемой частью их бесед.

— Что так напугало тебя на верхних этажах, что ты бежала, не замечая ничего вокруг?

Этого вопроса Таня опасалась больше всего. Она не знала, как на него ответить. Ей не хотелось вспоминать о том, что случилось, и тем более говорить об этом. В самом деле, что она могла сказать Медузии? Что Глеб грозился спрыгнуть с крыши из-за неё? К чему это приведёт? Однако и ложь Медузия раскусит на подходе.

— Можно мы не будем говорить об этом? — едва слышно прошептала Таня.

Она не осмеливалась прежде оставлять вопросы Медузии без ответов, но сейчас отвечать на них было действительно выше её сил. У неё не было достойных ответов.

Медузия молчала около минуты, внимательно разглядывая Таню, а потом медленно кивнула.

— Можно, — просто ответила она. — Но я беспокоюсь. Ты правда выглядишь очень уставшей и отстранённой. Мне просто… Не хотелось оставлять тебя одну в таком состоянии там на лестнице.

— Спасибо. Я справлюсь. Я просто… немного расклеилась, но я буду в порядке.

Таня устало улыбнулась, но этого оказалось достаточно, чтобы Медузия кивнула, принимая её ответ, и больше не задавала вопросов. Они простояли в тишине очень долго и даже потеряли счёт времени, но никто из них не почувствовал неловкости. Почему-то с Медузией всегда было комфортно даже в тишине, которая вопреки всему не давила на них.

Так было… И так будет всегда…

— Мне страшно, — внезапно прошептала Таня, пристально смотря на Медузию.

Она никому не говорила о своём страхе. Даже Ваньке с Ягуном. Ей казалось это глупым, но это съедало её изнутри уже несколько недель.

Медузия молчала, очевидно давая Тане время, чтобы собраться с мыслями. Однако взгляд её вновь стал обеспокоенным. Таня на мгновение поймала себя на мысли, что за последний год Медузия как-то слишком резко поменялась в отношении неё. Она не смогла бы сказать, что именно изменилось, но иногда ей казалось, что она чаще за неё волновалась, чаще спрашивала, всё ли у неё в порядке, и чаще задерживала на ней свой взгляд.

Иногда Таня чувствовала себя особенной, поскольку никто больше так не волновал Медузию, как она. И в такие минуты она ловила себя на мысли, что этот факт греет ей сердце и она никогда бы не хотела что-то менять.

— Мне страшно заканчивать школу, — наконец продолжила Таня. — Я понятия не имею, что ждёт меня дальше. Тибидохс стал мне домом, и я не знаю, как смогу проститься с ним навсегда… Я понимаю, что меня ещё ждут годы в магспирантуре, но это не то же самое. Половина класса уйдут и больше не вернутся. Уроки больше не будут такими как прежде. Ночные исследования замка перестанут быть запретными. Да и какие вылазки, если мы уже давным-давно облазили замок вдоль и поперёк? — Она с тоской посмотрела на Медузию и грустно усмехнулась. — Детство уходит, и я чувствую, будто теряю всё, что мне было так дорого.

Медузия не спешила отвечать, обдумывая услышанное. Таня ждала. Она и вправду выглядела очень напуганной и сбитой с толку. Медузия поняла, что эти мысли крутились у неё в голове очень долго, прежде чем она осмелилась их озвучить. И она, как никто другой, понимала, какие чувства девушку терзали сейчас.

— Бояться перемен — это абсолютно нормально. Перемены не всегда меняют нашу жизнь к лучшему, но они всегда двигают нас вперёд, — туманно начала Медузия, а потом чуть склонила голову набок и слегка улыбнулась. — Когда я заканчивала обучение в Тибидохсе, меня тоже пугало будущее. Ты ведь уже знаешь, как я сюда попала?

Таня вспомнила всё, что показывали Чёрные шторы перед тем, как сгинуть в Колодце Посейдона. Она до сих пор видела солнечный блик, отразившийся от начищенного меча, и то, с какой лёгкостью он отрубил голову молодой девушке. Она помнила надменное выражение лица юноши в крылатых сандалиях. Помнила, как змейки на отрубленной голове безжизненно свисали, не в силах больше ничего сделать. И каждый раз, когда она вспоминала увиденное, ей становилось не по себе.

История Медузии поразила её больше остальных. Она всегда чувствовала какое-то глубокое единство с ней и оттого сопереживала ей больше. Тане казалось, что Медузия настрадалась больше остальных. И теперь её холодное поведение не казалось чем-то противоестественным. Она знала, что если бы испытала такое предательство сама, то больше никогда в жизни не смогла бы подпустить никого близко к себе. Вероятно, она бы стала затворницей и больше ни с кем бы не заговорила.

— Да, — тихо промямлила она, стыдливо отводя взгляд.

Она не знала, была ли осведомлена Медузия, насколько детально Таня знала её историю, и оттого ей было неловко говорить об этом. Медузия ничего на это не ответила, сделав вид, что даже не заметила её смущения, и сама не выказала никакой реакции относительно её осведомлённости. Лишь продолжила то, о чём уже начала говорить.

— После Греции Тибидохс стал моим домом на долгие годы, и уходить мне, собственно, было некуда. Магспирантуру тогда ещё не открыли, и приближающееся окончание обучения казалось мне Концом Света. Я тогда изрядно перенервничала, и Ягге потом отпаивала меня успокаивающими настойками. Это помогло мне спокойно сдать все выпускные экзамены, но, когда всё закончилось, осознание скорого отъезда настолько сильно меня поглотило, что я проплакала в подушку весь вечер и ночь. Когда на следующее утро Сарданапал нашёл меня, чтобы поговорить, вид у меня был не очень презентабельный.

Медузия усмехнулась давним воспоминаниям, и Таня поразилась тому, насколько легко она рассказывала о своём прошлом ей.

— Я по сей день не знаю, правда ли он планировал сказать это раньше, или мои опухшие и покрасневшие глаза заставили его это сделать, но в то утро он предложил мне остаться в Тибидохсе и изучать нежитеведение более углублённо с последующей перспективой заняться преподаванием. — Медузия замолчала на целую минуту, как будто погружаясь ещё глубже в свои воспоминания, а потом продолжила: — И я осталась… Сначала просто изучала нежитеведение, потом изобрела некоторые из заклинаний, которым обучаю своих учеников по сей день. А потом я стала преподавателем и занимаюсь этим до сих пор.

Таня вдруг подумала, что, возможно, она тоже могла бы остаться в Тибидохсе, если бы захотела. Возможно, она могла бы даже повторить путь Медузии и найти своё призвание здесь. Возможно… Если бы она не была настолько другой.

— Я не думаю, что из меня бы получился хороший преподаватель, — с сожалением прошептала Таня, понимая, к чему вела Медузия этим разговором.

— Кто знает… — туманно сказала Медузия. — Когда-то я тоже так думала о себе. Но я не об этом хотела сказать. Я хотела лишь сказать тебе, что ты храбрее, чем подозреваешь. Сильнее, чем кажешься. И умнее, чем ты думаешь. Твой страх пройдёт так же быстро, как наступит сегодняшний рассвет, и ты поймёшь, что твоё место в этом мире не ограничивается стенами этой школы. Однако есть ещё кое-что, что я хотела сказать: что бы ни случилось, Тибидохс — твой дом. Отныне и навсегда. Ничто и никогда этого не изменит. Сколько бы тебе ни было лет… Сколько бы времени ни прошло после твоего выпуска, ты всегда можешь вернуться сюда, если захочешь. Двери этого замка навсегда остаются открытыми для всех, кто когда-либо здесь учился. Подумай о своём выпуске с такой точки зрения.

Медузия слабо улыбнулась, и Таня не смогла сдержать ответной улыбки. Медузия всегда умела подбирать самые нужные и подходящие слова. Она умела чувствовать нужный момент и говорить от всего сердца. Тане сейчас было жизненно необходимо услышать именно эти слова, чтобы осознать свою значимость и перестать создавать трагедию там, где её не было.

Каждый проходит через выпуск школы и через осознание, что на этом жизнь не заканчивается. Это всегда волнительно и страшно, но рано или поздно приходит осознание, что это лишь начало жизненного пути.

— Можно я вас обниму? — внезапно спросила Таня, почувствовав в себе непреодолимое желание.

В конце концов, за столько лет они обнимались слишком часто, чтобы подобная просьба прозвучала как-то неуместно. Медузия слишком часто успокаивала её, когда Таню захлёстывало отчаяние и она захлёбывалась слезами. Ей внезапно захотелось выйти за рамки этих вынужденных объятий. Ей бы хотелось, чтобы воспоминания о них были не только с привкусом горечи и слёз, но и веяли теплом и светом. Ей хотелось самой обнять Медузию прямо сейчас, когда она чувствовала себя спокойно и испытывала бесконечную благодарность.

— Конечно.

Голос Медузии сорвался от волнения. Таня поняла, что объятия с учениками не входили в её список постоянных дел. Для Медузии это было чем-то противоестественным и новым. Чем-то сокровенным и недозволенным. Однако она делилась этим сокровенным с ней. С самого начала, как только Таня появилась в Тибидохсе. Несмотря на всю строгость, с которой она относилась ко всем без исключения, даже к Тане, Медузия была самой понимающей из всех и дарила Тане больше тепла, чем кто-либо другой.

Таня, недолго думая, оттолкнулась от своей парты и в два шага преодолела разделяющее их расстояние, быстро нырнув в её объятия. Медузия крепко прижала к себе девочку, и Таня почувствовала, как тепло резко начало растекаться по телу. Рядом с Медузией всегда было тепло и безопасно. Сколько Таня себя помнила, лишь она могла вселить в неё чувство спокойствия и безопасности. Только рядом с ней у Тани получалось расслабиться и забыть о терзавших её невзгодах.

— Спасибо, — тихо прошептала Таня, крепче прижимаясь к Медузии.

Ей хотелось навсегда запомнить этот момент. Навсегда отпечатать в своей памяти это тёплое воспоминание, которое будет греть её и в те дни, когда она будет далеко от Тибидохса. Это воспоминание станет одним из самых драгоценных, Таня будет бережно хранить его всю жизнь.

Она вдруг подумала, что в её жизни Медузия давно стала чем-то вроде материнской фигуры. Она помогала, утешала и защищала её все те пять лет, что Таня находилась здесь. Она не единожды открыто вступала в конфронтацию с Поклёпом, когда тот грозился её зомбировать или ловил их с Ягуном и Ванькой ночами в самых неожиданных местах Тибидохса. Она выносила строгое наказание, но никогда не позволяла Поклёпу перегибать палку. Поэтому подсознательно Таня всегда знала, что её есть кому защитить.

Они долго так простояли в объятиях, не произнося ни слова и думая каждая о своём. Медузия по давней привычке успокаивающе поглаживала Таню по спине, а та, в свою очередь, наслаждалась внезапно накатившим на неё спокойствием.

О произошедшем на крыше вспоминать не хотелось, и Таня впервые за вечер смогла расслабиться и отодвинуть на задний план свои переживания.

Она обнимала Медузия, крепко сцепив ладони в замок за её спиной, и хотела, чтобы это мгновение продлилось чуточку дольше, чем возможно. Однако не прошло и минуты, как эта мысль пронеслась в её голове, и резкая боль в правой руке заставила её быстро отпрянуть.

Медузия мгновенно выпустила её из своих объятий и удивлённо посмотрела на Танину ладонь, которую она принялась усиленно растирать.

— Что случилось? — разрушила долгую тишину Медузия.

— Ничего, сейчас пройдёт.

В последнее время её начали беспокоить судороги в ладонях и предплечьях, но она так и не решилась сходить к Ягге, боясь, что та запретит ей тренироваться и участвовать в предстоящем матче по драконболу. За последние пару недель она научилась быстро купировать судороги, но сейчас это было так не вовремя… И, как назло, старые методы перестали работать. Как бы Таня ни пыталась растирать и массировать, ладонь продолжало лишь сильнее сводить судорогой. Пальцы были согнуты и сведены к ладони, не позволяя Тане даже пошевелить рукой. Спазм мышц постепенно переходил на предплечье, и Таня, разочарованная своей беспомощностью, едва сдерживалась, чтобы не застонать.

— Покажи мне, — сказала Медузия голосом, не терпящим возражений.

Таня с трудом протянула руку Медузии, и та в свою очередь быстро начала разминать её ладонь. Когда она насильно развела пальцы, Таня не сдержала болевой стон, но спазм, казалось, мгновенно исчез. Некоторые мышцы всё ещё пульсировали от боли, но пальцы больше не сводило, и Тане казалось, что если бы она осмелилась, то сейчас смогла бы даже пошевелить пальцами.

— Расслабь руку и потерпи немного, сейчас станет легче, — сказала Медузия, продолжая разминать ладонь.

Сначала она уделяла большое внимание мышце, отводящей большой палец, растирая её от основания ладони к периферии, а потом проделала то же самое с мышцей, отводящей мизинец. Становилось легче. Моментально. Таня поразилась ловкости движений Медузии. Она определённо знала, что делала. Словно она проделывала нечто подобное уже много раз.

Когда спазм ушёл окончательно, Медузия перестала растирать ладони и принялась делать слабый точечный массаж. Таня уже смогла полностью расслабить ладонь, но внутри ещё ощущалась лёгкая ноющая боль.

— Как давно у тебя это? — спросила Медузия, не поднимая на Таню глаз и продолжая массаж.

— Около месяца, — нехотя ответила девочка.

Она боялась, что Медузия будет ругаться, или скажет обо всём Ягге, или вовсе запретит ей играть в драконбол на какое-то время. Последнее пугало её больше всего. Неважно, насколько бы её отстранили от тренировок, это заставит её пропустить ближайший матч в Магфорде.

Однако Медузия лишь слабо кивнула, словно показывая, что услышала, и продолжила свои манипуляции.

Они промолчали несколько минут, после чего Медузия подняла на Таню взгляд и сказала:

— Ты в последнее время очень мало ешь. Это недопустимо с твоим графиком тренировок. Я поговорю с Соловьём, чтобы он дал тебе пару выходных.

Когда Таня услышала эти слова, она тотчас захотела возразить и готовилась умолять Медузию не делать этого, но та строго посмотрела на неё, пресекая все попытки, и продолжила:

— Это не обсуждается. Тебе нужен покой, чтобы привести свои мышцы в норму, и хорошо питаться, чтобы такого больше не повторилось. Ягге даст тебе зелье для восполнения микроэлементов, чтобы тебе не выпасть из игры на месяц-другой, но говорю сразу, это будет разовая акция. Если ты продолжишь плохо питаться, тебе придётся распрощаться с драконболом. У нас не профессиональный лопухоидный спорт, где можно наплевать на своё здоровье и тренироваться до гроба. Если драконбол будет вредить твоему здоровью, нам придётся поставить вопрос ребром до тех пор, пока ситуация не изменится. Пару дней отдыха — это минимум, за который ты сможешь вернуться в строй. Я надеюсь, мы поняли друг друга?

Голос Медузии звучал грозно и строго, но Таня понимала, что она была права. И потому просто кивнула, показывая, что приняла к сведению всё, что та сказала. В сущности, пара дней не представляли угрозы, однако Таня всё равно сильно расстроилась, боясь, что пара дней вполне себе рискует перерасти в срок побольше.

Медузия, заметив, как Таня поникла, ободряюще сжала её плечо и сказала:

— Послушай, пара дней — это ерунда. Ничего не изменится от того, что ты пропустишь пару тренировок, зато ты будешь в хорошей форме к матчу и будешь иметь больше шансов на победу, нежели сейчас.

Таня посмотрела на неё и слабо кивнула, продолжая думать о своём. Медузия отпустила её плечо и вернулась к Таниной руке, начав разминать пальцы. Таня слегка пошевелила рукой и неосознанно сжала ладонь Медузии, как будто чего-то испугавшись. Медузия тотчас посмотрела на неё с тревогой и встретилась взглядом с девочкой, отмечая, что та действительно выглядела напуганной. Она уже собиралась спросить, в чём дело, как Таня прошептала:

— В детстве у меня уже было такое, и я боюсь, что меня из-за этого выгонят из сборной.

Таня не успела подумать, когда слова уже слетели с её губ. Медузия на мгновение замерла, продолжая пристально смотреть на неё, но почти сразу взяла себя в руки.

— О чём ты?

Таню до ужаса пугала эта мысль. Она никому и никогда этого не рассказывала. Она и сама-то знала об этом лишь со слов Дурневых. Но каждый раз, когда она вспоминала это, она боялась, что именно это поставит точку в её причастности к драконболу.

У них с Медузией всегда были особые отношения, и, пожалуй, она была единственной, кому Таня могла бы рассказать о таком.

— Тётя Нинель рассказывала, что, когда я была ещё совсем маленькой, у меня несколько раз случались судороги. Раньше я думала, что они врут, чтобы в очередной раз задеть меня, но сейчас, когда всё повторяется, я боюсь, что это станет причиной, по которой я больше не смогу играть в драконбол.

Таня продолжала сжимать ладонь Медузии, очевидно не собираясь ослаблять хватку, и Медузия в свою очередь лишь накрыла другой рукой её ладонь и ободряюще сжала.

— Я помню это, тебе было три с половиной, — спокойно сказала Медузия, успокаивающе погладив Таню по руке.

— Что?

Вопрос сорвался с губ ещё до того, как Таня успела взять себя в руки. Она сама не была уверена в правдивости этого рассказа и точно никак не думала, что об этом знает Медузия. Причём знает, очевидно, больше, чем Таня.

— Тебе было три с половиной, когда ты выдала серию судорог. Я хорошо помню это, потому что мы с Сарданапалом тогда прилетали. Помню, нам пришлось хорошенько подправить воспоминания Дурневым.

Медузия не сразу поняла, что сболтнула лишнего. Вероятно, ей не стоило так откровенничать, но сейчас уже было поздно отступать, и она решила, что эта информация не повредит Тане, тем более что поводов для беспокойства она не видела.

Она старалась звучать спокойно и непринуждённо, чтобы не выдать своего волнения, потому что хоть тогда всё и обошлось, но она изрядно перенервничала и с тех пор ещё более пристально следила за Таниным здоровьем вплоть до её появления в Тибидохсе.

— Вы прилетали тогда? — переспросила Таня.

Она чувствовала себя глупо, повторяя вопросы, на которые ответы явно останутся прежними, но ничего не могла с собой поделать. Она никогда бы не подумала, что Медузия с Сарданапалом прилетали в лопухоидный мир ради неё. Рискуя себя раскрыть.

Уж Медузия с Сарданапалом всегда свято чтили правила и придерживались необходимости скрывать от лопухоидов существование магического мира. Они оба, как ей всегда казалось, не спешили показываться в лопухоидном мире, поскольку это всегда сопровождалось рисками, которые ни один волшебник никогда не сможет предугадать полностью. Ей ли не знать, насколько чрезвычайными бывают ситуации, когда требуется немедленное вмешательство, а любопытные лопухоиды суют свои носы куда не попадя.

И тем не менее они сделали это… Сколько раз они прилетали так к ней и меняли воспоминания Дурневым, чтобы себя не раскрыть?

— Ты правда думала, что мы отдадим тебя Дурневым и забудем о тебе на добрых десять лет? — задала вопрос Медузия каким-то слишком спокойным тоном.

В её голосе не было удивления, которое, казалось бы, при такой формулировке просто обязано было быть. И Таня внезапно для себя поняла, что Медузия была уверена в том, что Таня считала именно так.

— Мы виноваты, что отдали тебя Дурневым, и прости нас за это, но мы не могли поступить иначе, потому что в противном случае последствия для тебя были бы гораздо хуже.

Она винила себя… Медузия винила себя за те десять лет, что Таня провела у Дурневых. И для Тани это стало новым открытием. Она никогда не думала, что тот выбор, который пришлось когда-то сделать им, до сих пор как-либо влияет на них. Сарданапал не раз говорил, что они не хотели отдавать её, но и оставлять её в Тибидохсе было опасно. И тоже однажды за это извинялся перед ней. Хотя она никогда не считала его виноватым и ответственным за это. Никогда. Ровно как и Медузию сейчас.

— Это не ваша вина. Я никогда так не думала, — тихо и спокойно сказала Таня, желая донести до Медузии всё, что она чувствовала на самом деле.

Она и правда никогда так не считала. Никогда в её голове даже не появлялось такой мысли. И она не хотела, чтобы кто-то из-за неё нёс груз ответственности, который не должен был нести. Тем более Медузия, которая за эти пять лет столько всего сделала для неё.

— Отдав тебя, мы никогда не забывали о тебе. Мы продолжали присматривать за тобой и пытались сделать всё возможное, чтобы как-то улучшить твоё пребывание там.

Таня быстро закивала, показывая, что верит, но Медузия, казалось, лишь сильнее погружалась в себя, обдумывая что-то, что Тане явно говорить не собиралась.

— Вы сказали, что прилетали, когда… — осторожно начала Таня, желая вернуть разговор в более безопасное русло.

Она уже осознанно сжала ладонь Медузии и осмелилась ободряюще провести по тыльной стороне большим пальцем. Медузия очень часто делала так, чтобы успокоить Таню, и, признаться, это действительно работало. Поэтому Таня надеялась, что в обратную сторону этот жест возымеет тот же эффект.

— Да, — отозвалась Медузия, окончательно возвращая своё внимание Тане. — У тебя были судороги, и Дурневы думали, что это эпилептические приступы, но на самом деле ничего серьёзного не было. Они не знали, что твои родители были волшебниками, поэтому о магической медицине тоже едва ли слышали. Они показывали тебя врачам, но всё без толку. Дело в том, что волшебники по своей природе не подвержены судорогам немагической этиологии. Разве что только при недостатке микроэлементов. Иными словами, ни термические судороги, ни эпилепсия не могут возникнут у волшебников. Однако же судороги у детей всё равно довольно распространённое явление, только причина другая.

Таня внимательно слушала, пока что мало понимая суть, но то, с каким спокойствием и знанием дела Медузия рассказывала, её успокаивало. В последнее время она всё чаще стала отмечать, что Медузия осведомлена в медицине едва ли хуже, чем Ягге.

— Обычно этому подвержены дети лопухоидов с магическим потенциалом, которых мы потом забираем в Тибидохс, или же дети волшебников, живущие среди лопухоидов. Всё дело в магическом потенциале. Когда в ребёнке зарождается магия, она требует выхода, но дети не умеют колдовать, и потому случается такое явление, как интуитивная магия. У детей лопухоидов это чаще всего случается к десяти или одиннадцати годам. Но у детей волшебников магический потенциал больше, поэтому выброс магии происходит гораздо раньше. И оба этих варианта нормальные. Хуже, когда ребёнок по каким-то причинам не может позволить себе этот выброс магии. Тебе Дурневы многого не позволяли, поэтому подсознательно ты боялась сделать что-то, что может спровоцировать их агрессию. Но магия должна находить выход, а ты не позволяла этого. В таких случаях магия начинает разрушительно действовать на организм. Так появляются магические судороги. Вся твоя сила, запертая внутри, пытается выйти, но, не имея такой возможности, она в первую очередь начинает поражать мышцы, потому что после спазма всегда наступает расслабление всей мускулатуры, и тогда магия может высвободиться.

Таня начинала понимать механизм влияния магии на организм с научной точки зрения, и её это вдруг увлекло, когда она начала думать о том, как можно предотвратить подобное и можно ли вообще. В голове уже всплывали различные комбинации из зелий. Например, расслабляющий отвар, вероятно, в подобной ситуации неплохо мог бы сработать в связке с успокаивающим зельем.

— Значит, тогда мои судороги были из-за высокой концентрации магии? — как будто со знанием дела спросила Таня.

— Да, — просто ответила Медузия. — Мы долго отпаивали тебя разными зельями, чтобы ты смогла восстановиться и успокоиться, но Дурневым пришлось немного подправить воспоминания. В любом случае после того раза у тебя больше не случалось подобного. Твоя магия находила выход весьма в безобидных проявлениях. Например, однажды ты вызвала целую стаю бабочек, потому что тебе захотелось посмотреть на них.

Медузия ласково улыбнулась, и Таня тотчас ответила на улыбку. Было в этом воспоминании что-то тёплое. Ей всегда казалось, что Дурневы смогли омрачить каждое мгновение её детства, но оказалось, что было в тех моментах и что-то светлое. Узнать об этом было чертовски приятно и волнительно.

— Поэтому не беспокойся за драконбол. Если ты будешь хорошо питаться, тебе ничего не угрожает.

— Вы так много знаете о магической медицине, — высказала Таня то, что вертелось у неё на языке последние несколько минут.

В голосе её отчётливо слышалось восхищение и уважение. Она всегда считала Медузию первоклассным специалистом в области нежитеведения и безупречным педагогом. Но сейчас она открылась для Тани ещё и неплохо осведомлённой в области медицины, и это не могло её не восхитить.

— Во время второй магической войны мне по определённым причинам запрещено было появляться на поле боя, поэтому я помогала Ягге в магпункте. Она многому меня научила.

Голос Медузии едва заметно дрогнул, и Таня подумала, что, возможно, эти воспоминания о временах войны были неприятны Медузии и вызывали соответствующие ассоциации. Она и представить не могла, что такое на самом деле война. Навряд ли единичные схватки с Чумой можно было приравнять к полноценной войне. Она не знала, что потерял каждый из тех, кто остался в живых.

— Мне кажется, в магпункте не легче, чем на поле боя, а иногда даже хуже, — зачем-то прошептала Таня.

— Ягге не допустила меня до тех, кого спасти было невозможно. Это всё легло на её плечи. Но тяжелораненых было много, поэтому бывало по-разному.

Таня вдруг подумала, каково было на самом деле видеть страдания людей и продолжать сохранять хладнокровие, чтобы иметь хоть какую-то возможность им помочь. Она иначе посмотрела на Ягге, которая иногда слишком резко высказывалась, когда они приходили к ней с переломанными костями, как будто с ссадиной, зная, что она вылечит их за несколько часов. Она подумала, что в такой профессии всегда очень важно сохранять самообладание, потому что, уступив эмоциям, рискуешь целой жизнью. Чужой жизнью. И что Ягге, что Медузия хорошо подходили на эту роль, поскольку, Таня знала не понаслышке, обе умели безупречно контролировать свои эмоции.

Она не понимала, почему Ягге не допустила Медузию до смертельно раненых, поскольку была уверена, что та справилась бы и с ними. Хотя, должно быть, это было невыносимо. Видеть, как умирают люди, и понимать, что единственное, что можно было бы сделать, — это облегчить последние минуты их жизни.

— Мне попадалась книга в библиотеке, в которой говорилось, что вы, напротив, участвовали в сражениях.

Таня не хотела изначально развивать эту тему, но ей отчего-то стало интересно, и она уже не могла себя остановить. С ней Медузия была откровенна, и ей хотелось знать больше о ней. Из её уст узнать обо всём.

— Я сражалась в первой магической войне.

Таня издала тихое «Оу». Сегодня Медузия предстала перед ней в новом свете. Она всегда восхищала Таню, но сейчас особенно. Она добилась успеха не только в науке и преподавании, но и смогла пройти две войны, стойко выстояв перед всеми трудностями.

— Простите, можно ещё один вопрос? — неуверенно спросила Таня.

Ей было неловко продолжать эту тему, но ей хотелось узнать больше, и этот вопрос всплыл в голове внезапно.

— Спрашивай, — добродушно ответила Медузия.

Сегодня она и правда была настроена на хороший лад. В любой другой день она могла сказать, что своим вопросом Таня уже истратила свою попытку и не стала бы отвечать дальше. Но сегодня…

— Как война вас не сломила?

Ей было действительно интересно. Таня иногда ломалась от незначительных невзгод, а Медузия смогла выдержать тяготы войны. На её фоне Таня чувствовала себя ничтожной соплячкой, которая не могла справиться и с сущим пустяком.

— Никак, — просто ответила Медузия. — Я сломалась.

Таня непонимающе смотрела на неё и не могла сопоставить ответы. Медузия всегда казалась ей именно сильной и способной на всё. Даже сейчас после всего этого разговора её уверенность не рассеялась, а лишь углубилась.

— То, что я выгляжу сильной и непоколебимой, не значит, что война меня не сломала. Война не щадит никого. Она ломает каждого. Так или иначе. Просто кто-то ломается больше, а кто-то меньше, но ломаются абсолютно все. Это лишь вопрос самоконтроля, не более. Война — страшное место, и ты никогда в полной мере не поймёшь этого, пока не окажешься там наяву.

— Простите, — прошептала Таня, отчего-то почувствовав себя виноватой за то, что заставила Медузию погрузиться в те года, которые та, очевидно, вспоминать не сильно-то и хотела.

Медузия в упор посмотрела на неё, и в её взгляде промелькнуло сожаление. Таня хотела было задаться вопросом, почему она сожалеет, если инициатором этого разговора была вовсе не она, но почти сразу же получила ответ, даже не успев выказать вопрос на своём лице.

— Для своих лет ты тоже повидала намного больше, чем следовало бы.

Таня поняла, что имеет в виду Медузия, почти сразу же. Многие считали своим долгом сочувственно сказать ей, что потерять родителей и почти ежегодно сражаться с Чумой и языческими Богами — ноша неподъёмная и для большинства взрослых, не говоря уже о ней. Однако для неё это уже давно стало чем-то таким обыденным, что она уже и не придавала этому должного значения.

— Но я не сражалась в войне.

— Ты родилась в разгар войны. И все эти схватки с Чумой, Богами, путешествиями в другие миры… Ты достойно справляешься.

— Простите, не хочу, чтобы вы подумали, что я напрашиваюсь на комплимент, но едва ли это одно и то же.

Медузия добродушно усмехнулась.

— В масштабном плане — нет. Но учитывая, что все мы столкнулись с войной, когда уже успели что-то повидать в жизни и чему-то научиться, а тебя жизнь начала испытывать, когда тебе не было ещё и года… Это равносильно. А ещё… Это и есть ответ на твой вопрос.

Таня непонимающе нахмурила брови, пытаясь понять, какая связь между этими, казалось бы, абсолютно разными событиями… Но так и не смогла провести связующую нить. Тогда Медузия, видя непонимание на лице девочки, продолжила:

— Каждая встреча с Чумой или любые крупные невзгоды ломают тебя. Просто по большому счёту ты ломаешься изнутри и никому этого не показываешь. То же самое происходит и во время войны.

Таня отрешённо кивнула, теперь понимая, что хотела сказать Медузия этим сравнением. Её пронзило осознанием того, насколько она была осведомлена о происходящем с Таней. Чаще всего она никогда ни с кем не делилась тем, что её тревожило. Она никому не рассказывала, что после каждого «привета» от Чумы не могла избавиться от кошмаров. Она молчала о том, что пугается любого упоминания о своём внешнем сходстве с Чумой. Как боится после выпущенных трёх красных искр стать такой же, как она, и оттого изо всех сил пытается не поддаться тьме в своём сердце.

Но Медузия знала. И никогда никаким намёком не выказала своей осведомлённости, предоставляя Тане возможность самой со всем разобраться. Она никогда не лезла с непрошенными советами, но всегда была готова помочь, если бы Таня попросила. Но Таня так никогда и не попросила у неё помощи… Не в этом вопросе. И что-то подсказывало Тане, что Медузия прекрасно понимала, почему.

— Что стало первым, что вас сломало? — внезапно спросила Таня.

Она уже не думала о том, что Медузия может возмутиться или что её вопросы уже давно перешли за рамки приличных и сейчас только лишь бередили старые раны. Ей отчего-то было так важно услышать ответ на каждый, что она с жадностью вслушивалась в каждое её слово, только бы не пропустить ничего важного.

Медузия же, словно чувствуя настрой девочки, шла у неё на поводу и отвечала на каждый, даже самый нелепый или болезненный вопрос. Она не скажет Тане, что всё, что она ей рассказывала сейчас, она не говорила никому. Даже Сарданапал знал не всё из перечисленного… Или же не в таких подробностях.

Вопрос сбил её с толку, заставив затаить дыхание на несколько секунд. Так прямо спрашивать у неё об этом ещё никто не осмеливался. Но Медузия прежде всего ценила в людях именно прямоту и чёткость формулировок. Поэтому, быстро взяв себя в руки, она тяжело вздохнула.

— Смерть моего ученика.

Голос едва заметно дрогнул. Она даже не задумывалась над ответом. Тот день она будет помнить всегда. Сколько бы тысячелетий не прошло, это никогда не сотрётся из её памяти и тем более — из сердца.

— Я лично его обучала несколько лет. Изо дня в день. Мы забрали его в Тибидохс, когда ему было восемь. Он был самым маленьким из учеников и не подходил ни для одного класса. И он настолько был напуган, что не говорил ни слова, когда мы с Сарданапалом его привезли. Я разговаривала с ним каждый день. Рассказывала историю Тибидохса, обо всех преподавателях и знакомила с планом обучения, которое ему предстояло пройти. А он молчал… Молчал и смотрел на меня с таким страхом в глазах.

Медузия на мгновение замолчала, словно собираясь с мыслями, и Таня могла поклясться, что физически ощутила то, как на Медузию давит это воспоминание.

— У него был огромный магический потенциал, но он не мог использовать даже дрыгус-брыгус из-за своего молчания, из-за чего становился лёгкой мишенью для привидений. Тогда мы с Сарданапалом наложили на него целую дюжину защитных, сигнальных и отводящих чар, чтобы привидения и нежить не обращали на него внимания, а в случае опасности мы сразу же об этом знали и могли помочь. Так прошло полтора года, пока в один вечер он не схватил меня за руку и не сказал: «Мне страшно». Я не знала, радоваться ли мне, что он заговорил, или плакать оттого, что первые его слова были вызваны таким же страхом, который когда-то заставил его замолчать. Он панически боялся громких звуков, а тогда лето выдалось очень богатым на грозы. Когда я собиралась уходить после очередного вечернего занятия, раздался сильный раскат грома, и тогда-то он и сказал эти слова.

Таня слушала затаив дыхание. Она прекрасно понимала, что значил этот жест со стороны мальчишки. Насколько сильно он доверял, если смог вновь заговорить, и насколько тесно Медузия была связана с тем учеником. Она с замиранием сердца ждала продолжения, но торопить Медузию каждый раз, когда она замолкала на несколько секунд, чтобы перевести дух, не решалась, поскольку понимала, насколько тяжело давался этот рассказ преподавательнице.

— Потом он потихоньку начал говорить. Сначала это были редкие одиночные слова, потом предложения, а потом он начал со мной разговаривать. Потихоньку влился в учебный процесс и даже начал учиться в общем классе. Он был очень одарённый и просил об углублённых занятиях по нежитеведению, поскольку хотел знать как можно больше. Я уже тогда знала, что он останется и будет преподавать. Я обучала его всему, что знала сама, а он принимал участие в анализе всех моих научных работ. А потом началась война, и он погиб при первой же атаке.

Медузия вновь замолчала и на несколько секунд прикрыла глаза. Таня заметила, как прерывисто она дышала, и подумала, что было бы уместнее прямо сейчас извиниться и закрыть эту тему раз и навсегда. Но Медузия вновь открыла глаза и продолжила.

— Прошло уже больше двух тысяч лет, а я до сих пор вижу его лицо, когда закрываю глаза. Я помню его улыбку и искрящиеся озорством глаза. Слышу его ободряющее: «Прорвёмся», ставшее последним, что я от него услышала. И вместе с тем я до сих пор вижу его бездыханное тело, лежащее на голом полу Зала Двух Стихий. Вижу его спокойное лицо и закрытые глаза. На нём не было ни капли крови, когда я увидела его мёртвого. Но воздух был пропитан насквозь этим металлическим запахом. Я до сих пор слышу его, и меня от него тошнит. На нём не было крови… Но этот запах навсегда стал ассоциироваться у меня с ним. Это навсегда отпечаталось в моей памяти и… И на мне.

Голос надорвался, и Медузия снова замолчала и закрыла глаза уже на добрых пару минут. Прошло столько веков, но это всё ещё болело. Болело и ныло, как свежая кровоточащая рана. Возможно, эта рана никогда так и не заживёт, не затянется и не перестанет болеть.

«Он был ей как сын…» — Эта мысль так внезапно пронзила Таню.

Медузия любила своих учеников намного больше, чем хотела бы показать. Таня знала это всегда, поскольку отчего-то именно ей Медузия не боялась демонстрировать своё истинное отношение. Однако не оттого ли она скрывала свои истинные чувства, что когда-то уже потеряла любимого ученика, и боялась, что это может повториться?

Таня была недалека в своих догадках. Медузия умолчала лишь об одном… Что таких ран у неё было две, и обе они болели почти одинаково. Потеряв однажды Славика, она боялась, что когда-то может потерять и Таню. И этот страх был сильнее всего на свете.

— Прости, — прошептала она, наспех смахнув выступившую слезу.

— Нет-нет, это вы меня извините. Я не должна была… — тотчас рассыпалась в извинениях Таня.

Медузия отрицательно покачала головой, и Таня тут же замолкла. Она понимала, что её слова уже не изменят ничего. Её слова не заставят вмиг срастись раны, которые она посчитала дозволенным разбередить. Сейчас она жалела о том, что начала этот разговор, и о том, что не закончила его тогда, когда разум кричал об этом, пойдя на поводу у любопытства. Однако… Сожаления не могли повернуть время вспять. И Тане, идя на этот разговор, следовало бы быть готовой нести ответственной за всё сказанное и услышанное.

Однажды пару лет назад она просила Ягуна научить её подзеркаливанию, но он тогда внезапно поник и сказал, что она не понимает, о чём просит. Она была поражена такой серьёзностью и ответственностью с его стороны. Он обычно всё обращал в шутку и насмехался над собственным даром, называя иногда себя Всевидящим Оком и хвастаясь тем, что пару раз даже подзеркалил самого Сарданапала. А сейчас он говорил ей о том, что его дар требовал большой ответственности.

«Чужие тайны — это всегда большая ответственность».

Так он сказал, когда наотрез отказался её учить. Тогда Таня не придала большого значения его словам, но сейчас до неё в полной мере дошёл смысл сказанного им пару лет назад. Ей следовало бы научиться нести ответственность не только за своё любопытство, но и за его последствия.

— Всё в порядке.

Но ничего не было в порядке. И Таня это прекрасно понимала.

— Собственно… С тех пор я и стараюсь держать дистанцию со своими учениками.

Медузия грустно улыбнулась, стараясь убедить Таню, что всё действительно было в порядке, но получалось как-то фальшиво. Медузия закрывалась, возвращая себе повседневный облик загадочной и суровой преподавательницы, далёкой от частых улыбок и проявления искренней любви к ученикам. Таня видела, как Медузия менялась на глазах. Ещё мгновение назад она смотрела на неё с виноватым взглядом, покрытым пеленой воспоминаний, и сводила брови в искренней скорби, но уже сейчас взгляд её стал холодным и равнодушным. Лишь где-то в глубине Таня видела оставшийся от недавних слёз блеск в глазах.

— Если бы… — начала было Таня, но голос выдал нотку хрипотцы, и ей пришлось прокашляться, чтобы продолжить. — Если бы мне довелось выбирать… Я бы предпочла иметь такую мать, как вы… Ведь на самом деле вы уже заменили её мне.

Тане показалось, что сейчас ей было необходимо сказать эти слова. Необходимо было, чтобы Медузия услышала это именно сейчас. Ведь на самом деле так и было. Всегда. С самого первого дня Медузия стала для неё той, кто вселял в неё чувство нужности и безопасности. С самого начала она поддерживала, защищала и помогала ей. С самого начала в их отношениях установилось некое подобие близости, и Таня знала, что только Медузии могла доверить самые сокровенные мысли и переживания. Ей она могла доверить то, что никогда не сказала бы даже Ягуну или Ваньке.

Так было всегда. Медузия сама выстроила эти отношения. Хоть и, по её словам, старалась держать дистанцию со всеми.

«С тобой никогда не получалось держать дистанцию». Не сказано, но так очевидно. Таня и сама никогда не поверила бы, если бы в первый день, когда она увидела женщину с шипящими волосами в зудильнике академика, ей сказали, что она станет для неё самым доверенным лицом и единственной близкой по духу из ряда преподавателей.

Таня отчётливо услышала, как Медузия, услышав её слова, издала рваный выдох и резко подняла на неё глаза. Насыщенно-зелёного цвета, но прозрачные, как только что обработанный маслом изумруд. Это сравнение настолько крепко засело в голове, что всплывало всякий раз, когда они встречались глазами.

Во взгляде Медузии плескалось удивление и, как показалось Тане, совсем немного — страх. Было и что-то ещё. Что-то, отдалённо похожее на надежду, но Тане показалось это уже перебором и игрой воображения, и она отсеяла эту мысль на подходе.

Они долго молчали. Таня считала, что говорить что-то ещё было лишним, а Медузия не могла подобрать нужных слов. И в итоге, не найдя ничего подходящего, Медузия просто протянула к ней руки и заключила в свои объятия. Было в этом что-то новое. Неизведанное. То ли Медузия прижимала Таню к себе крепче, чем обычно, то ли из-за её слов момент ощущался иначе. Таня так и не поняла, но, не раздумывая, тотчас обняла Медузию в ответ, не заставляя её ждать.

— Ты всегда была для меня дочерью, — тихо прошептала Медузия, и Таня сильнее сжала её в объятиях.

Если бы она только знала, насколько прозрачным был смысл в этих словах. Если бы только понимала, как волнительно и тяжело было Медузии произносить их Тане вживую. И насколько сильно она вновь позволила себе надеяться, что такое отношение Тани к ней не изменится, когда она узнает всю правду в будущем. Возможно, Сарданапал был прав, и Тане действительно просто нужно было время, чтобы принять эту новость. И если так, то возможно однажды — Медузии хотелось на это надеяться — у них действительно ещё будет шанс.