Сага о Сакши́. Книга 3. Последний удар сердца (гет)

— Вот мы и встретились, сестрица Юань.

Цзян Юань стояла в дверях, оглядывая бедную комнату на захудалом постоялом дворе. Постоялый двор расположился около наезженной дороги посреди бамбукового леса в поразительной глухомани. В такой ли обстановке могла бы, даже на минутку, задержаться дочь главного судьи императорского суда? И тем не менее, она здесь.

— Здравствуй, Янь, — безо всякого душевного трепета отозвалась она, чувствуя, как утихшая за десятилетие злость взметается внутри.

Цзян Янь лежала на кровати, обложенная подушками и жаровнями-грелками. Худая, болезненно бледная, с заострившимися чертами лица, ослабшая, она неприятно посмеивалась, как обычно. Одного взгляда Юань хватило, чтобы понять: Янь умирает. Непобедимая Янь. Но почему здесь? Почему не в своём роскошном доме в столице, в окружении отца и многочисленных дальних родственниц? Отчего с ней нет даже мужа? Только одна старая служанка как тень застыла у изголовья своей госпожи.

— Подойди, сядь, — велела Цзян Янь.

Она и забыла эту злую улыбку, острую, как осколок стекла, жестокую, язвительную. Забыла, сколько пришлось вытерпеть в детстве от самого, казалось бы, близкого человека на свете — сестры-близнеца. Сколь одинаковы они были на вид, столь же различны характерами. Властная, безжалостная, нетерпимая к неповиновению Цзян Янь и строгая, спокойная, справедливая Цзян Юань. Всего в полчаса разница, а такой контраст. Отец обожал обеих и всё-таки от сердца оторвал Юань, когда бездетная сестра упросила отдать ей девочку на воспитание.

— Возможно, ты ещё будешь рад этому, — сказала она, прощаясь через окно паланкина.

Время и расстояние разделило их, казалось, навеки. Юань слышала, что своей безумной любовью отец совершенно избаловал Янь и она стала попросту невыносимой. Слышала, что сестра вышла замуж. Отец звал Юань домой хотя бы погостить, слал письма, подарки... Но она всё медлила, да и тетушка Вань стала слабеть здоровьем. Как её оставить? А потом тетушка Вань скончалась, оставив племянницу полной хозяйкой всего своего богатого имущества. В глубине души она отдавала себе отчёт, что не хочет видеть Цзян Янь больше никогда.

И вдруг — письмо. Сестра требовала встречи, назначила день и место. И Юань, подавив недовольство, пустилась в путь буквально через всю страну, потому что почувствовала, что это не тот случай и отказаться не получится.

— Барышня, вы устали с дороги... — служанка торопливо подвинула скамеечку, и Юань, поблагодарив кивком, опустилась на неё.

— Что тебе нужно? — холодно спросила она.

Янь не торопилась с ответом. Она лежала, устремив взгляд в потолок, и за одно это Юань ненавидела её.

— Я умираю, — наконец отозвалась Цзян Янь. — И ты должна занять моё место.

— Что?! — Юань почудилось, что она ослышалась. Ей захотелось вскочить на ноги и бегом покинуть эту проклятую комнату. Она заставила себя остаться сидеть.

— Никто не знает, что я здесь. Сегодня я уйду, а ты станешь Цзян Янь и навсегда забудешь, кем была до того.

— Не смей мне приказывать! — вскинулась Юань. — Чего ради?..

— Ради нашей семьи, — Цзян Янь держалась на удивление хладнокровно, хотя при других обстоятельствах уже орала бы не своим голосом. — Юань, я не стану просить...

Не удивительно. Это то, чего она никогда не умела.

— ...ты можешь уйти прямо сейчас. Но запомни: умру я — будет уничтожена вся семья.

Юань несколько опешила. С Янь, какой она предстала в этот день, можно было разговаривать. Ни о какой сестринской близости, естественно, и речи быть не могло. Но, по крайней мере, сегодня они, возможно, смогут слушать и слышать друг друга.

— Почему?

Цзян Янь снова помолчала.

— Над отцом нависла страшная беда. Три года назад столица гудела, как улей, от вестей о том, что растрачены значительные средства из императорской казны. Виновника нашли и предали суду. Им оказался друг наследного принца Нань Хуаня. Скандал был невероятный. Но растратчика казнили, и мало-помалу всё забылось. Вскоре скончался отец-император, и его трон, как и ожидалось, занял Нань Хуань. Думаю, даже ты в своём захолустье не могла не слышать о таком событии.

Юань кивнула. Вся страна праздновала восшествие нового императора. Кто бы мог и посмел не отдать ему дань уважения!

— Но полгода назад узналось, что дознание было проведено спустя рукава и обвинение было ложным. Нань Хуань пребывал в ужасном гневе. Мне едва удалось умолить его...

— А причём здесь ты? — удивилась Юань. — Какое отношение ты имеешь к императору?

Янь усмехнулась.

— Сейчас узнаешь. Отец, разумеется, сообщил тебе о моём замужестве...

Юань снова кивнула.

— Надеюсь, ты составила удачную партию и счастлива...

— Счастлива? — фыркнула Янь. — Как можно быть счастливой, если тебя выдали замуж против воли? Отец, конечно, любит меня, но, кроме того, он любит раздавать обещания. Одним из таких обещаний много лет назад был брак с Дуань Мин Ланом, если ты помнишь, и отец от него не отказался, сколько я ни просила. И, как бы сильно ни любила другого, меня отдали, словно разнаряженную овцу. Ты полагаешь, я могу быть счастлива?!! Я ненавижу и Мин Лана, и его нищебродскую семейку — родню настолько дальнюю, что сама луна ближе...

— Кто же удостоился чести быть любимым тобой? — усмехнулась Юань и тут же поразилась: издевательский тон исчез, в голосе сестры на несколько секунд зазвучало настоящее тепло и искренняя нежность:

— Зачем скрывать... Мы с Нань Хуанем любим друг друга. Я могла стать если не императрицей, то хотя бы его супругой-наложницей... Но отец предпочёл выдать меня за Мин Лана! Хуаню пришлось жениться на принцессе из сопредельного государства. Ненавижу эту малохольную немочь! Но ведь династический брак, никуда от этого не денешься... Мы всё-таки решили быть честными со своими супругами и забыть друг о друге. Однако гнев Хуаня дремлет до поры до времени. Потому что тот, кого отец осудил несправедливо, был самым близким другом Хуаня. И если меня не станет, ничто его не удержит от мести.

Вот оно что... Юань похолодела: ей, выходит, до́лжно сыграть роль своей сестры таким образом, чтобы убедить всех и прежде всего влюблённого в нее мужчину — императора ни много ни мало! — будто это она и есть. А если не справится, то лёгкой смерть точно не будет. А с другой стороны — муж, который тоже неплохо знает мерзкую жёнушку. Хорошенькое представление!

— Не трусь! — презрительно усмехнулась Янь, внимательно наблюдавшая за младшей сестрой. — Му Си со мной с детства. Она знает меня, как никто, и во всём поможет.

Му Си. Да, Му Си служит в поместье Цзян больше двадцати лет. Юань немного помнила её. Тихая, скромная женщина. Из тех, кто держится в тени, управляя оттуда. С такими надо держать ухо востро. Но, может...

— С чего ты решила, что умираешь? — бросила Юань так небрежно, а сама аж затаила дыхание: вдруг это просто сестрины выдумки? Авось и пронесёт.

— В моей крови яд, — спокойно ответила Янь. — Есть такой эликсир, называется "Поцелуй вечности". От него нет противоядия, стенания и протесты не помогут.

— Ты знаешь, кто?..

— Я почти уверена, что это мой муженёк. Наконец решился на что-то стоящее. Будь я на его месте, давно бы убила такую жену. Ладно, хватит. Времени мало. Запоминай!..

Цзян Янь умерла ночью. Не попросив прощения и не получив его. Убеждённая в том, что добилась того, за чем приехала. Юань не знала, как быть. Однако Му Си, видимо, считала, что вопрос решён. Её обращение с "барышни Цзян" сменилось на "госпожу Цзян".

Юань всё сидела возле постели сестры, разглядывая её; разум отказывался поверить в то, что от неё осталось только тело. Что даже из этой ситуации она вышла победителем. Что Юань снова побеждена, и принуждена к тому, чего совсем не хочет, и отвечать за всё будет именно она, а с Янь уже никто ничего не спросит.

Му Си осторожно взяла её за плечи и подняла, переодела в одежду Янь, увесила драгоценностями и усадила в экипаж, а сама вернулась на несколько минут в гостевой дом. Юань с трудом выбралась из состояния оцепенения.

— А как же её тело?..

— Не беспокойтесь ни о чём, госпожа Цзян, — проскрипела Му Си. — Я обо всём позабочусь.

Повозка покатилась по лесной дороге. Путь домой занял почти три дня. Ночи они проводили, снимая комнаты на постоялых дворах в небольших селениях, попадавшихся навстречу, а днём двигались дальше. Почти всё время Юань молчала. Она понимала: это неразумно. Следовало бы как можно больше узнать о жизни Янь, чтобы меньше попадать впросак. Но говорить не хотелось. Потом, всё потом. После.

Домой приехали вечером, когда уж смеркалось. Дом главного судьи был слабо освещён, всюду горел приглушённый свет. Поместье было большим, с несколькими сотнями слуг, и считалось одним из самых богатых в столице. Помимо главного дома, в нём было множество других построек, можно было назвать его городом в городе.

Юань и позабыла, что в детстве любимым развлечением было "заблудиться" в переходах и постройках, "потеряться" в них и "найтись" только к вечеру, лишь бы подольше не встречаться со злой фурией Янь. По памяти она шла в главную залу, и со всех сторон приветствовали её:

— Добрый вечер, госпожа Цзян!

— С возвращением, госпожа Цзян!

— Госпожа Цзян вернулась!

Поднятые плечи, склонённые головы, блуждающие взгляды... Зашуганные, шарахающиеся слуги. Му Си молча шла позади.

Прежде встречи с отцом, родственниками и "мужем" Юань зашла в зал предков — почтить память матери и других членов семьи. Здесь было много памятных табличек возле урн с пеплом, свечи освещали их мягким светом, запах благовоний умиротворял и напоминал о вечном и не суетном.

— Прости, что меня долго не было, мама, — шептала она. — Будь ты жива, всё, должно быть, сложилось бы по-другому.

Первая госпожа семьи Цзян вернулась. Янь всегда хотела быть первой. Юань не спорила и вообще не возражала быть второй. Однако маниакальная жажда родившейся всего-навсего на полчаса раньше сестры главенствовать во всём озадачивала и расстраивала её. Пусть так. Сегодня она́ — первая госпожа дома Цзян. Сегодня она́ вошла в дом хозяйкой. Интересно, кто и где похоронит Янь и что будет написано на надгробном камне? Пожалуй, не имеет значения. Янь бы об этом не задумалась.

Шурша расшитой шёлковой юбкой, она прошла к главному дому и по расстеленной ковровой дорожке прошагала в приёмную залу. Двери в смежные покои были раздвинуты, и за столом на скамеечке сидел мужчина, прижав ладони к лицу, словно желая спрятаться за ними от мира, спрятать от всех некое горе, остаться с ним один на один.

Юань замерла на пороге, разглядывая его. С прошлой их встречи он немного располнел, а волосы засеребрила седина. Но это был тот самый человек, подаривший ей жизнь и любивший её мать так сильно, что никакие уговоры семьи не заставили его жениться вторично.

— Папа...

Му Си чуть слышно зашипела сзади, и Цзян Юань запоздало поняла свою оплошность: Янь звала его только отцом. Цзян Шу-Хуэй — неподкупный судья Цзян — скорее ощутил её присутствие, нежели услышал голос. Медленно-медленно он опустил руки и перевёл взгляд на стоявших в дверях женщин.

— Янь, где ты была? — с трудом произнёс отец, поднимаясь на ноги.

— Ездила в храм Богини цветов.

Это не было обманом: перед тем как приехать на постоялый двор в бамбуковом лесу, Цзян Янь и Му Си действительно побывали в храме. Толпы людей стекались на гору Сянцзу, чтобы почтить Богиню, принести ей в дар самые прекрасные цветы и получить её благословение. Однако, какое бы благословение ни получила Янь, это не спасло её от смерти. Кто знает, какие муки она вынесла, прежде чем уйти к предкам?

Юань опустила глаза. "Папа, это я вернулась домой. Узна́ешь ли ты об этом хоть когда-нибудь? Все всегда видели из нас двоих одну Янь. Сейчас она стала сильнее, чем когда-либо. А я словно бы и не существовала. Неужели всегда так и будет?"

Она подошла и обняла отца. Этот человек всё ещё был так далёк, но она почувствовала то, что казалось давно забытым: оказывается, она любила его и скучала по нему.

— Что с тобой, дочка? — удивился Шу-Хуэй, мягко отстраняя её, чтобы заглянуть в лицо дочери. — Ты с детства не терпела прикосновений... Что вдруг?

— Я вас очень люблю, отец... — пряча глаза, отозвалась она.

— Моя девочка выросла, — любовно оглядывая её и поправляя дорогие украшения в её волосах, произнёс господин Цзян. — Как вы доехали?

Вопрос был предназначен Му Си. Женщина поклонилась и опустила глаза.

— До горы Сянцзу мы добрались благополучно. Но на обратном пути повозку занесло, госпожа Цзян чуть не выпала на повороте и сильно ударилась. Я опасаюсь за её здоровье.

Это тоже было правдой. Они так и не поняли, что именно напугало лошадей настолько, что они понесли. Вознице пришлось приложить немало усилий, чтобы остановить и утихомирить перепуганных животных. Юань рассадила плечо и набила шишку на голове, чудом не вылетев из экипажа. Му Си разве что зубами не держалась, втягивая её обратно в повозку.

Шу-Хуэй встревожился не на шутку. Переменившись лицом, он схватил Юань за плечи и развернул к себе.

— Родная моя... ты поранилась? Я сейчас же уложу тебя в постель. Нет-нет, ты должна отдохнуть с дороги и прийти в себя... Сейчас же! Лекаря!

Странные люди родители. Отчего они все считают, что лучшее лечение — это упрятать детей в постель? Поотнекивавшись ради приличия, Юань вынуждена была признать: время и правда позднее, а путь был утомительным.

Обнимая за плечи, Шу-Хуэй повёл дочь в её покои.

— Я привезла тебе цветочные пирожные...

— Мне?

Шу-Хуэй удивлялся, слыша в её голосе настоящее тепло. До того Янь ни о ком никогда не думала и заботилась о себе одной. Может быть, и впрямь стала взрослой? Как это он пропустил такое событие? Но даже если это всего лишь временно и только под воздействием потрясения, даже если завтра всё станет по-прежнему, он бы не променял эти минуты ни на какое богатство. Надо же, дочь заботится об отце...

Приятную беседу прервали шумные дальние родственницы матери, которых Юань толком не помнила: пожилые женщины заполнили визгливым присутствием галерею. "А-Янь приехала!" "Вернулась наша красавица!" Юань сильно сомневалась, чтобы подобные заискивания могли снискать благорасположение покойной сестры и сделать отношения между ними ближе и дружественнее. Скорее всего, Янь пресекала их самым невоспитанным образом. Юань, даже ради своей роли, не могла быть такой. Приняв надменный вид и вскинув голову, она церемонно кивнула: "Я тоже рада вас видеть!" и прошла мимо, оставив позади взрыв умилённых восклицаний.

Её внимание привлёк молодой человек, позади гомонивших дам подпиравший стену. Он отрешённо разглядывал потолок, покрытый искусной деревянной резьбой, и, похоже, совсем не интересовался объектом всеобщего восторга.

Пока Юань шла под руку с отцом, она не сводила глаз с мужа Янь. Дуань Мин Лан. Теперь это её муж. Она призналась себе, что прежде не встречала таких мужчин. Его лицо было таким красивым, ясным и холодным, бледная кожа казалась белее снега. Взгляд больших, обрамлённых чёрными длинными ресницами глаз был отстранённым и строгим. Широкоплеч и высок, но тонок в кости и изящен. Густые каштановые волосы, ниспадавшие ниже талии, блестели в свете ламп. Сразу видать, он себе на уме. Заслужить любовь и доверие такого человека непросто. Права ли Янь, считавшая его своим убийцей? Юань подумала, что если бы он и впрямь хотел убить свою жену, то сделал бы это не так малодушно и трусливо.

— Глянь-ка, кто сегодня воротился в отчий дом! — весело воскликнул Шу-Хуэй, обращаясь к зятю.

"Боги! Отец, неужели вы настолько наивны!" — чуть не вырвалось у неё. Вежливо-презрительная улыбка скользнула по губам Мин Лана.

— Здравствуй, — дружелюбно поприветствовала Юань. Не делай ничего, что я не сделала бы, нудела Янь перед смертью. "Мне можно — я ударилась головой!" — решила Юань. Му Си сзади предупреждающе кашлянула. Мин Лан удивился: его брови взлетели вверх.

— В постель, в постель! — преувеличенно бодро проговорил Шу-Хуэй, увлекая дочь дальше по галерее. — Ещё успеете наговориться!

Наговориться... Если верить Янь, они двое заклятые враги. О чём им говорить? И всё же, всё же... Ноги сами несли Юань по дощатым галереям, переходам, мосткам и мостикам. Забытые образы далёких дней вставали перед глазами. Деревья, бывшие в ту пору маленькими, теперь возвышались над усадьбой. Прежде ветки не выдержали бы вес и пятилетнего ребенка, а теперь на могучих ветвях, в тенистой прохладе, висели крепкие, надёжные качели, и можно было не бояться расшибиться, упав вниз. Летом тут цвели персиковые и миндальные деревья, а сейчас, в середине третьего осеннего месяца, они выглядели тёмными, угрюмыми и одинокими.

Вот два небольших павильона — один против другого. Каждый стоял на помосте, представлявшем собой огороженную перилами площадку с удобной лестницей в семь ступеней. Стены павильонов были выкрашены один в цвет утренней зари, другой — в цвет морских вод и расписаны тонкими замысловатыми узорами. Сердце у Юань радостно вздрогнуло, и она по привычке свернула к левому, розовому, но отец, ласково засмеявшись, остановил её.

— Тоскуешь по сестре?

Юань замялась, опасаясь дать неверный ответ. Ещё никогда ей не случалось вести разговор о себе так, словно это совсем другой человек.

— Пожалуй. Самую малость, — небрежно пожав плечами, ответила она.

— Даааа, давненько Юань не бывала дома. Теперь у неё своё имение, но это ведь не значит, что из-за этого стоит позабыть семью! Напишу-ка ей ещё раз, вдруг да захочет повидать старика папочку.

Юань засмеялась:

— Кто вылетел из гнезда, назад не вернётся.

Шу-Хуэй топнул ногой:

— Ну, так я велю ей! Властью родителя, раз по добру не желает.

— Оставьте её, отец. Разве вам мало меня?

Юань поморщилась. Да, с отцом Янь так и вела себя — то надменно, то капризно, то кокетливо. От прочих чего не могла получить силой, добивалась интригами. И вот чем всё закончилось.

— Конечно, нет, моё сокровище. Тебя я люблю, как никого на свете.

Он сам ввёл её в правый павильон, принадлежавший Цзян Янь, уложил дочь на кровать. Му Си засуетилась рядом, давая понять господину, что это дело женщин.

— Спи, милая. Увидимся утром.

— Не забудьте съесть цветочное пирожное! — прокричала Юань вслед отцу.

Едва он ушёл, она вылезла из кровати и отправилась исследовать свои новые покои. Эти комнаты очень отличались от её собственных. У Цзян Янь было множество прелестнейших нарядов и очаровательнейших украшений баснословной цены. Мебель была приобретена в лучших салонах, а ширмы, затянутые ярким блестящим шёлком с тончайшей вышивкой, делались на заказ у лучших мастеров. Чернильницы, вазы для цветов и фруктов, подставки для благовоний и вееров, шкатулки для украшений были вырезаны из нефрита разных оттенков и цветов. Серебряные статуэтки, должно быть, сверкали и переливались в лучах солнца, а хрустальные фигурки священных животных, хрустальное яблоко и занавеси из голубых стеклянных бусин пускали десятки радужных бликов... В мягком ковре утопали ноги. А парчовый балдахин над супружеским ложем образовывал уютный мирок.

В стороне, в углу самой дальней стены, стояла ещё одна кровать — узкая, застеленная самым простым покрывалом блёклого коричневого цвета. Эту постель от остального помещения отделяла невзрачная занавеска. На фоне роскоши это место выглядело своеобразным вызовом.

— Чья это кровать? — спросила Юань. Ей не верилось, что вместе с молодыми супругами может жить кто-то ещё.

— Молодого господина Цзяна.

— Кого?

— Вашего супруга, госпожа Цзян.

— Ничего не понимаю. На большой кровати места для двоих вполне достаточно. Или... они не близки? И почему ты называешь господина Дуаня господином Цзяном?

Видя удивление новой хозяйки, Му Си пустилась в объяснения, однако не слишком охотно, с заметным трудом выговаривая слова. Купаясь в лучах любви наследного принца Нань Хуаня, Цзян Янь была необыкновенно счастлива и даже как будто стала добрее и терпеливее. Со дня на день следовало ожидать сватов и подарков, однако Цзян Шу-Хуэй имел на дочь совсем другие планы. Воспользовавшись заминкой, причиной которой стала кончина императора-отца, отвлекшей внимание принца от своей возлюбленной, Шу-Хуэй быстренько выдал сыплющую проклятиями дочь замуж за сына дальнего-предальнего родственника, главы обедневшего клана. Цзян Янь не посмела не подчиниться, но сделала всё, чтобы внушить своему жениху стойкое отвращение, и в отместку заставила его взять фамилию принявшей его семьи. Разве это не унижение для мужчины, какого бы происхождения он ни был и какое бы положение ни занимал?

Дуань Мин Лан стерпел. Однако он не собирался становиться безответной жертвой самодурства новоиспечённой супруги и в день свадьбы потребовал для себя отдельную кровать. Таким образом, супруги провели первую брачную ночь порознь.

Цзян Янь такое положение вполне устраивало, но на беду слуги в поместье зашептались, что муж отлучил её от супружеской постели за дикие выходки, а этого Янь стерпеть не могла, как не могла и просить Мин Лана изменить своё решение, не выставив себя при этом на посмешище. Вымещая ярость, она избивала плетью каждого, кто осмеливался поднять на неё взгляд, опасаясь только того, чтобы об этом не узнал отец. Слуги же молчали, не решаясь просить хозяина, слепо обожавшего дочь, о защите. Цзян Янь изводила всех, а особенно доставалось молодому господину Цзяну...

— И тебе ведь тоже, да? — сочувственно спросила Юань, и Му Си нехотя кивнула.

Нелюбимая жена, тайная любовница молодого императора, изменница, домашний тиран... Да, сестрица по мелочам не разменивалась. И всё-таки, умирая, она беспокоилась о семье. Юань не знала, как отнестись ко всему, что узнала о ней.

Поздним вечером явился Мин Лан. Юань догадывалась, что он ждал, пока она заснёт, не желая вступать в какие бы то ни было разговоры. Однако она не спала. Юань, несмотря на усталость и недомогание, сидела в кровати и дожидалась его появления, намереваясь перекинуться с ним хоть каким-то словом. К тому же, она никак не могла решить, открыться ли ему или оставить всё как есть. В конце концов, она напомнила себе главное: сестра хотела всё оставить в тайне, в этом и смысл подмены. А признаться... когда-нибудь потом, если до этого дойдет.

— Му Си, принеси нам чаю и какой-нибудь еды и иди спать, — мягко распорядилась она и, обратившись к мужу, похлопал по свободной части кровати. — Мин Лан, сядь, пожалуйста.

На лице Мин Лана отразились досада и насмешка. Он сел там, куда указала Юань, всем видом говоря: "Делай, что хочешь, только отвяжись!" Не верил ей, не верил ни минуты её доброму намерению, видя одно только желание в очередной раз унизить и поизмываться. Юань его не винила. Тем не менее, украдкой она вздохнула: сколько времени придётся налаживать контакты...

— Дай руку, — попросила она, протянув свою.

Мин Лан смотрел на неё как на дурочку. Без сочувствия. Презрительно. Но руку всё же протянул.

Слова застряли в горле Юань, открыв рот, она уставилась на его руку. Тыльную сторону ладони пересекал багровый рубец — широкий, вспухший, болезненно-яркий. Давно бы надо было сказать что-нибудь, а она всё смотрела и смотрела, не в силах отвести взгляд. "Плеть... — шептала она про себя одними губами. — Боги, и это была моя сестра..."

— Что, неприятно видеть такое?

Еле вынырнув из глубин потрясения, Юань подняла глаза. Мин Лан смотрел на неё и видел перед собой Цзян Янь, которой уже нет на свете. Удастся ли загладить её вину? А что, если смысл в том и состоит, чтобы исправить вред, который она причинила?

Выбравшись из-под одеяла, она побежала к туалетному столику и принялась перебирать пузырьки. За всю свою бесполезную жизнь Янь ни разу ни о ком не побеспокоилась. Всё, что отыскалось на её туалетном столике, служило её красоте — духи, масла для кожи, притирания...

— Здесь нет ничего, чем можно что-нибудь вылечить... — уныло констатировала она, чувствуя, как с каждой минутой, с каждым словом и жестом падает в его глазах.

— А стоит ли утруждаться? — Мин Лан пожал плечами. — Всё равно завтра ты забудешь о своих сегодняшних благих намерениях.

"Вот что отвратительно, — сказала себе Юань. — Это всё творила Янь, а вину чувствую я!"

Она села рядом и вздохнула.

— Я ужасно обращалась с тобой. Не прошу прощения — слова ничего не значат и ничего не исправят. И сначала уже не начать, не переписать набело. Ты не смог бы полюбить такую женщину, и супругов из нас не вышло... Но, может быть, мы могли бы попробовать стать друзьями?

Юань затаила дыхание. Это важно, почему-то это так важно — заслужить доверие Мин Лана, суметь вызвать его расположение. Важнее всего. Мин Лан, похоже, не слишком верил её словам. Его брови скептически дрогнули. Она судорожно искала ответ на его возможный вопрос: "Зачем тебе это?", но он только усмехнулся:

— Так сильно ударилась?

Ночью ей не спалось. Снаружи завывал ветер, вдувая в щёлки холодный воздух. А потом и вовсе пошёл снег — повалил крупными лёгкими хлопьями. В свете большой белой луны спящий мир, раскинувшийся под ночным небом, сам напоминал диковинный сад. Тишина была такой, что, казалось, слышно, как падают снежинки. Как будто всё на свете исчезло, кроме этой ночи, и снега, и домика под луной. Не спали только ночные слуги, бесшумно выполнявшие свою работу.

Юань немного постояла на пороге, любуясь праздничной красотой полночного снегопада, потом вернулась в комнату. Ей ещё не случалось ночевать в обществе мужчины, и оттого любопытство тлело подобно угольку. Она подошла к узкой кровати в углу своей большой спальни. Дыхание Мин Лана было совсем неслышным. Горело всего несколько свечей, и в их тёмном мерцании она некоторое время разглядывала чёткий профиль своего "мужа". Она осторожно коснулась его руки — кожа холодна. Жив ли? Юань прислушалась к его дыханию, потом достала из сундука второе одеяло, накрыла им Мин Лана, почти по-матерински подоткнув со всех сторон, задернула старую занавеску и наконец легла спать сама.

А потом снова привиделся сон, который иногда приходил к ней ещё с детских лет. На краю горы перед равниной стоит он — прекрасный молодой мужчина в роскошных темных одеждах и доспехах, с длинными волосами цвета ночи, украшенными золотыми звёздами. Он пристально и смотрит на равнину, лежащую у его ног, и ждёт. Юань стоит рядом, за его плечом, по левую руку и на полшага позади. Вокруг них — воины. А там, внизу, толпа людей — непокорных, воинственных, непредсказуемые в своём коварстве. Но они, побеждённые и потерявшие своего предводителя, молчат, опустив головы. У них нет выбора кроме подчинения более сильному господину. Юань переводит взгляд на своего повелителя, и внутри её гордость за него, нежность и ликование...

А утром она долго лежит, слушая по-прежнему шумящий ветер. И мыслями всё ещё там, рядом с ним. "Кто же ты, ночной гость? Я знаю тебя. Я правда знаю тебя. Я знаю, что тебя смешит и отчего ты сердишься. Я знаю, что гневить тебя неумно и опасно. Я знаю, что ты бесстрашен, велик и могуществен. Я знаю, как много ты даёшь тем, кого любишь, и на что готов ради них. Я знаю, как щедр ты с теми, кто тебе предан, и что предательства не забываешь и не прощаешь. Я знаю... Откуда? Кто ты такой и зачем напоминаешь о себе?"

Юань долго ворочалась. Поспать бы ещё, но сон пропал. Наконец она поднялась, умылась остывшей за ночь водой и вышла в переднюю. Му Си уже явилась.

— Госпожа Цзян, старший господин просил передать, что ждёт вас к завтраку.

— Хорошо. Подай нам чаю и скажи отцу, что я скоро приду.

Юань взяла поднос и направилась к "комнате" Мин Лана. Сама не понимая, каким чутьём уловила, что он проснулся, она придала своему лицу приветливое выражение. Это важно — наладить с ним отношения. Важнее всего остального.

— Доброе утро. Я принесла чай. Давай выпьем его вместе?

Она поставила поднос ему на колени и принялась разливать горячий напиток по тонким полупрозрачным чашкам из голубого фарфора. Это был хороший предлог не поднимать глаза, не встретить его настороженный недоумевающий взгляд.

— Я побывала в храме Богини цветов и привезла тебе цветочное пирожное.

— Мне?

Какое сомнение прозвучало в его голосе! Интересно, делала ли сестрица хоть что-нибудь хорошее для своего супруга?

— Да.

— Зачем? — Мин Лан подозрительно сузил глаза.

— Мы же семья, разве нет? — нашлась она.

Мин Лан пожал плечами, принимая из рук жены чашку и не сводя с неё изучающего пытливого взгляда. Юань понимала его сомнения, но вести себя как Янь не смогла бы, да и не хотела.

— Цзян Янь, ты... — начал Мин Лан и осёкся.

— Что?

— Это ты укрыла меня?

Это был вовсе не тот вопрос, который он собирался задать гадюке-жёнушке, но вовремя передумал. Какой смысл? Всё равно правды не скажет. Как может больной на всю голову человек мыслить логично? Впрочем, они оба такие: дочь сумасшедшая, отец — слеп и глух в своей больной любви к ней. Угораздило же его попасть в эту семью. Ведь, наверное, можно было найти жену добрее и красивее. А теперь только и остаётся, что терпеть всю жизнь, пока смерть не придёт за кем-то из них.

Юань наконец отважилась поднять взгляд. Сидя на краешке его ложа, она сказала чётко и твёрдо:

— Я вела себя как злой жестокий испорченный ребёнок. Я натворила столько всего, что даже представить себе не могу, как ты, должно быть, ненавидишь меня. Но я обещаю, что научусь быть хорошей женой, если ты дашь мне ещё одну возможность.

Шу-Хуэй уже несколько дней наблюдал за тем, как его дочь из избалованной неукротимой фурии превращается в заботливую рассудительную молодую женщину с приятными манерами. Девочка выросла. Девочка стала женщиной. Девочка стала женой. Он не уставал устояться, глядя, как за столом она на правах хозяйки поместья подкладывает еду то отцу, то мужу, подливает чай, беспокоится, не холодно ли, удобно ли, отдает распоряжения по хозяйству, между прочим, весьма разумные, хоть родственницам и не по вкусу пришлись её приказы и интерес к делам усадьбы. Судья только замечал, как по-новому она заплетает волосы, как ходит — плавно и тихо. Стремительные резкие движения куда-то пропали, голос стал мягче, улыбка чаще появлялась на губах... Он объяснял это следствием травмы — ушиба головы и боялся, что милые перемены внезапно исчезнут и вместо них вернутся её извечная ненависть, грубость и высокомерие. А он, неподкупный главный императорский судья Цзян, чьё имя наводит неподдельный страх на тех, кому выпадает предстать перед ним в судебном процессе, ни в чём, просто ни в чём не может отказать своей дочери. Ведь одна осталась, вторая давно уж отрезанный ломоть.

Через неделю после возвращения Юань, во время обеда явился посыльный из императорского дворца и принёс свиток, который заставил Шу-Хуэя побледнеть как полотно.

— Что там, папа? — поинтересовалась Юань, оправляя накидку.

— Её величество императрица и вдовствующая императрица приглашают тебя на чай, — ставшими вмиг непослушными губами выговорил Шу-Хуэй. — Сегодня. Сейчас...