13 минут до конца (джен)

Комната пахла краской и старым холстом. Тёплый свет настольной лампы едва пробивался сквозь пыльное стекло абажура, заливая помещение мягким янтарным свечением. На полу, среди груды пустых банок из-под краски и тряпок, сидел пожилой мужчина. Его дрожащие пальцы сжимали кисть, а перед ним стоял незаконченный холст, который он ощущал скорее на ощупь, чем видел.

Иван Николаевич потерял зрение три года назад. Сначала медленно, как будто кто-то накрывал его глаза мутной вуалью. А потом резко — однажды утром он просто не смог разглядеть лица своей жены. Мир стал серым и тихим, а краски, которые раньше наполняли его жизнь, остались только в памяти.

Но даже сейчас, в абсолютной темноте, он рисовал. Не для других, не для славы, а для себя.

* * *

13 минут.

Руки дрожали сильнее, чем обычно. Он знал, что это связано не только с возрастом. Тихий голос внутри сказал ему, что его время подходит к концу. Он не знал, откуда это чувство, но оно было странно ясным.

«Последняя работа», — подумал он, проводя кистью по холсту.

На столе рядом стояла фотография — единственная, которую он попросил не убирать, несмотря на ослепление. На ней были они втроём: он, его жена и их дочь Аня. Момент из прошлого, застывший в вечности. Иван знал, что эту фотографию он больше никогда не увидит, но в его голове она была яркой, как закат.

* * *

11 минут.

Каждый мазок был медленным и уверенным. Его руки помнили то, что не могли видеть глаза. Он представлял себе эту картину так ясно, будто она уже была закончена.

Центром был её силуэт — Аня, которая в детстве любила танцевать на залитых солнцем лугах. Она всегда смеялась, разбрасывая цветы вокруг. Иван пытался поймать это движение, эту искру, которая когда-то освещала его жизнь.

«Она сказала бы, что я сошёл с ума», — усмехнулся он.

* * *

9 минут.

Его кисть замерла, когда мысли перескочили на день, который он старался забыть. День, когда Аня ушла, хлопнув дверью. Они поссорились из-за глупости. Он не хотел, чтобы она бросала учёбу ради какой-то «детской мечты» стать танцовщицей.

— Танцы — это не жизнь, — тогда сказал он.

— А что тогда жизнь, папа? Твои картины? — крикнула она, её голос дрожал.

Тот спор был последним. Через несколько часов ему позвонили из больницы.

«Автокатастрофа», — сказали ему.

* * *

7 минут.

Слёзы обжигали его щеки, но кисть продолжала двигаться. Он чувствовал, как краска ложится слоями, как цвета смешиваются на палитре. Иван знал, что эта картина будет несовершенной. Но разве не в этом была вся жизнь?

Он услышал шорох. Это была всего лишь мышь, проскользнувшая под шкаф, но ему вдруг показалось, что это чей-то шаг. Чей-то лёгкий, знакомый шаг.

— Аня, — прошептал он.

Тишина ответила ему.

* * *

5 минут.

Он остановился, положив кисть на стол. Сил больше не было. Он тяжело вздохнул, прислонившись к спинке кресла.

«Закончить, — сказал он себе. — Надо закончить».

Его руки потянулись к банке с краской. Он ошибся и уронил её, но вместо раздражения его охватил смех.

— Опять ты, старый дурак, — пробормотал он себе под нос.

* * *

3 минуты.

Иван сделал последний мазок, едва касаясь холста. В его голове картина была завершённой. Он видел её чётко: Аня на фоне солнечного поля, ветер играет с её волосами, а вокруг сияет всё, что он любил и терял.

— Аня, — сказал он снова, теперь с улыбкой. — Я вижу тебя.

* * *

1 минута.

Он замер, почувствовав, как сердце начинает замедляться. Это был не страх, а облегчение.

— Лена, Аня… Я скоро.

Голова склонилась на грудь, дыхание стало рваным. Последнее, что он услышал, был лёгкий шорох за спиной, как будто кто-то тихо танцевал.

* * *

Когда соседи нашли его тело, он сидел в кресле, лицо спокойно, как у человека, который наконец увидел нечто важное.

Картина стояла на мольберте, покрытая ещё не высохшей краской. Никто не мог понять, что именно на ней изображено. Для кого-то это был яркий пейзаж, для кого-то — чей-то силуэт.

Но каждый, кто её видел, чувствовал, будто на секунду вспомнил что-то невероятно тёплое.

Примечания:

Как и обещал. 5 ждунов, прода тут))