Под Невидимым венцом (джен)

— Десятник велел спросить, как он, госпожа…

Ридам косился на Лейтара, на хлопочущих хозяек и кусал губы — видно, понимал, что дело плохо. Нирея оглянулась, сморгнула слезы. Братец разметался на лавке, пунцовый от жара, и полыхал огнем — не дотронешься. Не прошло ему даром давешнее купание в реке.

— Ма-а-ма… — простонал Лейтар в забытьи.

Жена меньшого хозяйского сына, молодка одних лет с Ниреей, тотчас поднесла к его губам глиняную миску, попыталась напоить. Глотнуть Лейтар не смог, и питье пролилось ему на шею и на грудь, впиталось в рубаху и в грубую холстину, что покрывала лавку.

— Не так, не так — по ложечке вливай. — Крепкая, сухощавая хозяйка отстранила сноху, зачерпнула питье ложкой и влила в приоткрытые, запекшиеся губы Лейтара.

Нирея отвернулась, утерла глаза рукавом.

— Сам видишь, — сказала она Ридаму, стараясь сдержать невольные всхлипы. — Дело тут небыстрое, худо ему. Ты ступай, мы справимся.

Ридам поклонился и хотел было уйти, но остановился, не сделав и шага.

— Мужики боятся, госпожа, — шепнул он. — Мы с Грасом когда стояли в дозоре, слышали, как они толковали промеж себя. Оно и понятно: хутор-то одинокий, места глухие — поселений нет до самых болот. Ох, не вовремя княжич-то захворал!

— Тише! — Нирея погрозила пальцем, слезы ее вмиг высохли. — Сам-то не сболтни ненароком. Ступай.

Нирея вернулась к Лейтару: тряпка у него на лбу уже была сухой, а ведь ее только положили — как раз перед тем, как Ридам объявился. Старшая сноха с торчащим под передником животом вновь смочила тряпку и передала Нирее. А Лейтар по-прежнему пылал жаром, что твоя печка, и уже не стонал, а хрипел: «Мама…»

«Боги, за что? — безмолвно кричала Нирея, пока отцеживала запаренные травы и размешивала снадобья. — Или мало дитя невинное выстрадало? Совсем же чуток осталось до топей… Или это знак нам, чтобы не ехать туда? Но куда, коли так?»

В печной трубе завывал ветер — низко, страшно; Нирея вспомнила, как Лейтар прежде боялся этого воя, а потом наоборот слушал с восторгом. «Если бы боги миловали, мы могли бы уже быть там, в топях, у колдунов. И так уже день потеряли, и неизвестно, сколько потеряем еще…»

Вновь бухнула дверь. Хозяйка ахнула, меньшая сноха выронила миску с ложкой. Нирея же едва не вскрикнула: на пороге стоял Панарет, за ним Тейгот и Адевар. По лицам всех троих было ясно, что дело худо.

— Сюда едет отряд всадников, — отрывисто бросил десятник. — Надо уходить.

— Уходить… Куда? — Нирея вскочила, готовая не то расплакаться, не то завопить во весь голос или ударить кого-нибудь. — Как? Он болен…

— Куда ж тут идти-то? — подхватила хозяйка. — Мальчонка плох, пропадет…

— Дура! — рявкнул вошедший хозяин и вместе с сыновьями растолкал воинов. — О чем думаешь? О чем вообще думала, когда привечала невесть кого? Вот убьют нас с ними заодно, тогда будешь знать…

Хозяйка и обе снохи загородили собой лавку с Лейтаром. Мужчины сжали кулаки. Панарет нахмурился, кивнул обоим товарищам. Казалось, все, что может гореть в низкой избе, готово вспыхнуть от неистового гнева. Нирея с криком бросилась вперед.

— Нет, не надо! — Она выдохнула, с мольбой глядя на воинов, качнула головой. — Прав ты, почтенный, погубим мы вас, если останемся. Спасибо и на том, что приютили да помогли. — Она поклонилась хозяину, хозяйкам и обернулась к воинам. — Значит, уходим.

Дожидаться ответа было некогда. Нирея схватила сложенную одежду Лейтара и принялась натягивать на него. Обе молодки помялись, но взялись помогать. Хозяйка кинулась к печи, вынула две-три пареные репки, увязала в холстину вместе с хлебом и луком. А в сенях вновь загрохотали шаги.

— Скорее, бежим! — крикнул ворвавшийся в избу Грас. — Они уже близко. Благо, там тропинка узкая, едут медленно. Но скоро будут здесь. Овандим с Ридамом уже седлают коней.

— Сколько их?

— Человек двадцать точно есть, а может, и больше. А ведет их вроде тот длинный угрюмый парень, Реш, он еще на празднике с тобой боролся.

Воины мрачно переглянулись: все сомнения и надежды, если они были, разлетелись вдребезги. За минувшие дни наследить пришлось изрядно — и теперь враги взяли след.

— Реш… — бросил Адевар, точно сплюнул. — Ближайший их прихлебатель, самый мерзавец среди всех прочих мерзавцев, под стать хозяевам. От такого милости ждать — что от крапивы ягод.

Ответа он не получил, да и вряд ли ждал — не до того было. Панарет знаком велел всем выйти и снаряжаться в дорогу. Нирея тем временем натянула свою свиту, закуталась в платок — руки так тряслись, что она еле попала в рукава и завязала узел. Хозяйка со вздохом протянула ей завернутого в одеяло Лейтара.

— Ох, береги его, девица… Снадобье там положила, в запечатанном горшочке, гляди не разбей. Да хранят вас небесные супруги!

— И вас тоже. — Нирея вновь поклонилась и, перехватив Лейтара одной рукой, подала хозяину вторую свою серьгу. — Только не выдавайте нас, добрые люди! Лучше пустите их по ложному следу…

Хозяин хмуро кивнул, взял золото. Вновь появился в дверях Панарет, поторопил Нирею, и она вышла, спотыкаясь, с Лейтаром на руках. Он по-прежнему метался в горячке, но притих. В который раз всколыхнулась в душе волной ярость: ну почему именно сейчас, когда ему так нужен уход и покой! Одно хорошо — в забытьи он не понимает, что случилось, не то перепугался бы до смерти.

Кто-то забросил Нирею в седло, хлопнул лошадь по крупу. Один за другим беглецы помчались вперед по тропинке — хороших, широких проезжих дорог здесь не было. Шагов через пятьсот тропинка разветвилась на три: Панарет указал на среднюю и направил туда своего коня. Ехать пришлось по одному, и Нирея вновь очутилась в середине.

Извилистая тропинка взлетела на невысокий холм, нырнула в длинный овраг, вновь выбралась по глубокой дождевой промоине. Жухлая серо-желтая трава стояла здесь чуть ли не в два человеческих роста и колыхалась без всякого ветра — не то шуршит, не то стонет. Хмурые облака нависли так низко, что, казалось, можно рукой дотянуться. Сквозь эту толстую темную завесу совсем не было видно солнца, и Нирее чудилось, что они застряли в вечных зловещих сумерках.

Лейтар вновь забился у нее на руках, закричал не своим голосом: «Мама, мама, Нирея!» Позабыв про поводья, она крепче сжала его, чтобы не бил руками и не раскрывался — холод стоял почти зимний. Хотя сама она почти не замечала холода.

— Глядите, братцы!

Нирея, как и прочие, обернулась на окрик. Тейгот ехал последним и сейчас указывал рукой назад, в сторону недавно оставленного хутора. Холмы и высокая трава чуть скрывали обзор, но окоем отчетливо светился зловеще-красным заревом.

— Видно, поплатились-таки наши хозяева… — сказал Тейгот.

Нирея зажмурилась, по щекам побежали слезы. Ей вспомнилась заботливая хозяйка, ходившая за Лейтаром, будто за внучонком любимым, вспомнились ее дочки, ее снохи — одна непраздная, другая совсем юная. И все они сейчас горят там, в собственном доме — и милость богов, если уже мертвые…

— Ублюдки… — скрежетнул зубами Адевар.

— Думаете… сказали они про нас? — выдавил Ридам.

— Неважно теперь, сказали или нет, едем! — Панарет поддал коню в бока и помчался вперед.

Стук собственного сердца казался Нирее грохотом копыт вражеских коней. Когда нависшая над узенькой тропинкой трава хлестала ее по лицу и плечам, ей чудились летящие повсюду стрелы. Вспомнилась ночь бегства из Тойсеи — будто сто лет назад было. Из густых буроватых зарослей вырвался ленточкой сизый туман, пополз к брюху коня, тот всхрапнул и едва не понес. Благо, Адевар услышал, обернулся, успел ухватить за поводья.

— Ты чего?

— Чт-то это? — Нирея указала дрожащей рукой.

Воины дружно разразились божбой и бранью. Оберегов ни у кого не осталось, все отдали за харчи да за жилье. Кони дрожали, фыркали, прядали ушами, били копытами, словно отмахивались от незримых врагов. А туман так и вился кудрями по дороге — правда, выше не поднимался.

— Мороки это здешние, — сказал Панарет. — Не вздумайте смотреть. Ежели что услышите, не отвечайте. И не отставайте. — Он принюхался. — Вроде уже тянет болотом.

Заросли травы сменились рощами, голыми, унылыми, скрипучими. Корявые ветки рвали плащи, норовили сбить шапки, цеплялись за волосы и за гривы коней. Резкий, обжигающий встречный ветер впрямь нес болотную вонь, а порой и странные зловещие звуки. Нирея не сразу поняла, что это означает. Зато спутники ее вмиг насторожились.

— Не иначе, едут наперерез, — заметил Адевар. — Хотят зажать.

— Сколько же их? — обронил Грас. — Сзади двадцать, и еще…

— У них людей достанет, — был желчный ответ. — Больно уж крепкой костью наш юный князь им в горле.

Роща закончилась, сменившись невысокой стеной колючего кустарника. Впереди виднелись темные кружевные островки других рощ, а меж них — тускло-бурые, почти не дрожащие на ветру пятна болот. Тропинки вились во все стороны, точно морщинки на лице старухи. Здесь начинались Тимрийские топи, и никто не знал, как далеко они простираются. Разве что таинственные обитатели здешних мест — но они просто так не показывались обычным смертным.

— Если примем бой, не сдюжим, — заявил Овандим. — У нас три лука, а у них — Хидег весть сколько. Даже сходиться не станут, положат всех стрелами.

— Панарет, может, пусть госпожа с княжичем уходит, а мы прикроем? — предложил Тейгот. — Ну пускай не одна, вон, Ридама с нею послать…

— А что сразу меня? — возмутился Ридам. — Что я, сражаться не могу, как все? Вечно меня…

— Хватит, — оборвал Панарет. — Только время зря тратим. Стрелы на тетиву, мечи наголо, а там видно будет.

— Постойте. — Нирея вспыхнула до корней волос, тяжело сглотнула. — А если обмануть их, отвлечь? Им же перво-наперво нужен Лейтар, и они знают, что он всегда со мной. Если вы заберете его и поскачете напрямик… счастье, что он в беспамятстве, не заметит… Вот, а я отвлеку…

— Да ты с ума рехнулась, госпожа! — крикнул Овандим, прочие крепко выругались. — Позор нам, воинам, девкой прикрываться! Если уж отвлекать, то самим…

— Для этого, — Нирея хихикнула, несмотря на страх, — нужно выглядеть, как девка. А никто из вас в мое платье не влезет, даже Ридам. Да еще с бородами…

Воины мрачно усмехнулись: что верно, то верно. Даже Ридам, самый молодой и самый худощавый из всех шестерых, не сошел бы за девку, хоть ты десять платьев на него надень и платками обмотай. А между тем копыта позади грохотали все громче, и вонь с болот делалась крепче.

— Она права, — сказал вдруг Адевар. — Если отвлекать, то ей. Только я поеду с нею. Уж поверьте, отвлеку не хуже, если не лучше.

— Они же убьют тебя… — хлопнула глазами Нирея.

— Они убьют всех, если не поспешим, — отрезал он. — Нарвемся на засаду, я тебя прикрою, а ты успеешь уйти. Главное, путь верно держать — напрямик, навстречу ветру. Если боги милуют, встретимся у колдунов.

Возражать было некогда — и нечего. Нирея с тяжким вздохом отдала Панарету бесчувственного Лейтара, сама же взяла наскоро связанный из плащей узел — издали сойдет за укутанного ребенка. Овандим предложил Адевару охотничий лук, но тот отказался. Вместо этого он щелкнул кинжалом в ножнах и вытащил нож из сапога.

— Владыка неба, пресветлая Анава, не выдавайте, — шепнул Панарет, оглядел своих и повел напрямик, к тускло блестящим впереди болотам.

— Да хранят вас боги… — отозвалась чуть слышно Нирея.

Долго печалиться ей не пришлось: спутник прикрикнул на нее и повел за собой, забирая влево — туда, откуда слышались приглушенные голоса, топот и звон оружия.

Деревья и кусты пропали. Тропинка петляла среди мшистых влажных кочек и пучков травы, похожей на облезлый камыш. То и дело конские копыта попадали в лужицы стоячей воды, откуда тотчас вырывались бледно-серые туманные кудри. Адевар так и держал поводья коня Ниреи, другой рукой он сжимал рукоять меча. Стоило лишь его коню всхрапнуть или заартачиться, как он жестоко стискивал коленями его бока — и бедняга слушался. Несмотря на ужас, на неизвестность, на зримых и незримых врагов кругом, на холодный пот по всему телу, Нирея глядела на своего спутника — и тоже безмолвно повиновалась, но повиновалась не из страха. Он словно делился с нею своей силой и уверенностью, словно говорил мысленно: «Не бойся». И она пыталась не бояться.

Пыталась до тех пор, пока впереди не раскинулось маслянисто блестящее, серо-бурое болото, а слева не послышались голоса:

— Вот они! Сюда! Попались!

Свистнули стрелы. Одна застряла в подоле Ниреи — совсем как в ночь убийства, другая ткнулась в узел, который она невольно прижала к груди. Конь ее прянул в сторону от крепкого удара по шее. Адевар же развернул своего, прикрывая ее собой от врагов.

— Уходи!

Нирея не сумела возразить — конь уже нес ее прочь. Краем глаза она увидела, как к Адевару кинулись несколько всадников. За ними в мутной полутьме угадывались тени других, и Нирея с ужасом различила среди них знакомое лицо и светлую короткую бороду. Оннейв улыбался, как всегда, — но улыбался не по-доброму.

В ушах свистел ветер, не заглушая звона мечей позади и яростные крики, больше похожие на звериный рев. Смутно Нирея различила голос Адевара, потом пронзительно заржала, почти по-человечьи, чья-то лошадь. «Боги, спасите его, только бы не погиб!» Шум схватки понемногу стихал, копыта коня уже не стучали по земле, а глухо, противно чавкали. Нирея глянула: под ногами влажно поблескивал мох, там и тут виднелись лужи стоячей болотной воды и клочья травы, кое-где торчали кривые, полусгнившие остовы деревьев. И где угодно могла таиться трясина.

Нирея чуть не выпустила из рук узел. Сердце вмиг прыгнуло: как там Лейтар? По-прежнему без чувств или очнулся, как справятся с ним воины, что ответят, когда он спросит о ней? И где их искать, куда ехать?

— Ха, вот это добыча!

Они появились внезапно, будто вылетели из тьмы. Над болотами плясали блуждающие огоньки, жутко отражаясь в глазах и оскаленных зубах, в броне и оружии. В предводителе Нирея узнала Реша, хотя от сердца тотчас отлегло: значит, Лейтар с Панаретом и прочими не попались им.

— Славная дичь, — смеялись воины, — щенок да девка! То, что нужно!

Зловеще шорхнула вынутая из колчана стрела, скрипнул лук. Нирея замерла, но тут кто-то остановил стрелка:

— Погоди, девка-то неплоха. Правда, слишком закутана, одни глаза видать. Надо бы снять лишнее…

Реш оглянулся, нахмурился.

— Обойдетесь. Сказано было убивать сразу.

Его тотчас перебили разом с десяток голосов:

— Реш, смилуйся, холод-то собачий! Я уже ног не чувствую, продрог до костей. Хоть согреемся чуток. Куда она денется, успеем убить…

Ответа Реша воины не дожидались — двинули вперед коней, словно желали окружить Нирею. Она лишь стиснула узел, словно окаменела, в голове сделалось пусто, сердце колотилось где-то в горле. Сзади донесся странно знакомый шум — глухое чавканье, тяжелое дыхание заморенного коня и яростный, нечеловеческий крик. В тот же миг в лицо одному из воинов вонзился брошенный нож.

— Давай, напрямик!

Адевар влетел между Ниреей и врагами, двумя ударами зарубил двоих, прочие невольно попятились. Реш прокричал что-то, свистнули стрелы — мимо. Две или три Адевар отбил мечом и, вытащив кинжал, кинулся навстречу врагам.

— Скачи, Нирея!

Но она никуда не поскакала, вновь окаменевшая, словно зачарованная. Она молча смотрела, как он рубит и колет врагов, как носятся кругом стрелы, как застревают порой в его стеганке. Заржал от боли раненый конь, еще громче крикнул его всадник — так, что содрогнулись мертвые болота. Не сразу Нирея поняла, что он кричал ей, и не сразу разобрала слова: «Напрямик, боги уберегут!»

«Лейтар… я нужна ему…»

Проклиная себя, Нирея поддала коню в бока и помчалась напрямик, как велел Адевар. До нее долетел голос Реша: «Убить девку!», несколько стрел вроде порхнули рядом. Вновь раздался крик Адевара — видимо, брань — и тотчас утонул в чужих воплях и лязге оружия.

Мох и влажная земля чавкали, копыта вязли. Неким чутьем конь отыскивал дорогу среди опасных тропинок, что вели во все стороны, переплетались и обрывались. Нирея пыталась бросать его то вправо, то влево, запутывая след, но потом просто доверилась. Над головой сгустилась тьма, почти непроглядная, только гнилушки да болотные огоньки мерцали там и сям.

Нирея сама не знала, куда едет. Как там они договаривались — встретиться у колдунов? Легко сказать, только где тут отыскать тех колдунов, да и удастся ли добраться до их жилища? И даже если удастся, что ждет их там?

«Их…» Нирея содрогнулась от внезапной мысли: а что, если все, кроме нее, уже погибли? Вдруг Реш со своими уже успел отыскать Лейтара? Хотя нет, не таковы княжеские воины, чтобы сдаться без боя, а раненых среди врагов вроде не было. Эта мысль потянула за собой следующую: что с Адеваром?

Вновь Нирея вздрогнула, сама не зная, почему. Теперь она понимала, почему его называют Безумцем: вправду страшен в бою, будто и не человек он. Или впрямь сгорело в нем все человеческое, даже страх смерти, и осталась только ненависть, пылающая столь жарко? Как он кинулся в одиночку на всех — будто думал, что сможет победить или хотя бы отбросить и уйти. Быть может, в самом деле отбросил — и сейчас скачет вслед за нею, вот-вот догонит…

В ушах у Ниреи зазвенело — так отчаянно она вслушивалась в глухую болотную тишину, надеясь различить чавканье копыт или знакомый оклик. Но никто ее не окликал, никто не нагонял — ни Адевар, ни враги. Нирея не смела думать, что это может значить, гнала прочь леденяще-жуткий голос, шепчущий: «Он мертв. И ты скоро будешь мертва». А голос не умолкал, шептал, свистел, завывал громче. В отчаянии Нирея вскинула заплаканное лицо к холодному, темному, пустому небу и воззвала к тем, кто еще у нее остался, — если все прочие впрямь погибли.

«Боги святые, владыка неба Кармир, госпожа-солнце Анава, не оставьте, заступите, спасите меня! Матушка княгиня, матушка родная, укажите путь!» Вновь и вновь твердила Нирея эти слова, то мысленно, то вслух, порой чуть ли не крича во весь голос, и не думала, кто может ее услышать. Застывшее время окутало ее, как тот сизый туман, давило на голову, стискивало грудь, не давало дышать. Опомнилась она от резкого толчка — конь вдруг встал и замер.

Кругом по-прежнему было темно. Нирея заморгала: перед глазами зашевелились, замерцали бледные облака тумана. Ярко вспыхнули огоньки — и тотчас погасли. Но Нирея успела разглядеть то, что открылось перед нею.

Здесь начинались сами Тимрийские топи.

Они тянулись, сколько хватало глазу, — казалось, нет во всей Дейне больше ничего, кроме них. Они светились, дрожали, вздыхали, булькали, клубились туманом, подмигивали пляшущими огоньками. Только не было в них жизни: ни птиц, ни лягушек, ни ящериц, ни другой какой живности. Да и не могло быть в этом колдовском месте.

Конь всхрапнул, задрожал, но даже не думал идти вперед. С ужасом Нирея увидела, что копыта его увязли во влажном мху почти наполовину. А темная вода зарябила сильнее, запрыгали яростнее огоньки, туман взвился, словно сотни и тысячи мертвых рук с длинными пальцами. И все они тянулись к живым — к Нирее и к ее коню.

— Давай же, хороший мой, миленький, не стой… — уговаривала она его, чуть не плача. — Идем, идем скорее, боги уберегут нас, оградят от беды… Совсем недалеко осталось, еще немного — и мы придем…

Она лепетала, точно помешанная, так, словно конь мог понять ее. И все же он двинулся с места и пошел по торчащим там и сям кочкам, мшистым и травяным. Выпустив узел, Нирея гладила длинную промокшую гриву, продолжала шептать нелепые слова утешения, будто подбадривала не только коня, но и себя. «Молодец, давай еще немного, еще один шаг… и еще один…» А огоньки и туманные руки по-прежнему носились вокруг, тянулись, прыгали, обвивали. Булькали и лопались вонючие пузыри, в воде шумно копошилось что-то — или кто-то. Поднимались из ниоткуда целые столбы тумана, из которых летели вздохи, стоны, даже голоса — не то человеческие, не то мертвые. Вновь и вновь шептала Нирея имена богов, моля о помощи. И помощь вдруг пришла.

Впереди всплыл новый столб тумана, рассеялся, взвился кудрями, обретая вид человека. Человек — женщина — подняла голову и улыбнулась, протягивая призрачную руку, другой же указала вперед.

— Матушка… — выдохнула Нирея.

Княгиня Бельга не ответила, лишь сделала рукой знак, словно призывала следовать за собой. Сколько ни окликала ее Нирея, ответа не было. Вот и думай: морок или впрямь божья помощь? Но думать Нирея не могла — все сомнения вдруг ушли, будто развеялись, как туман.

Конь зашагал вперед без всяких уговоров и понуканий, точно его кто-то вел в поводу. Нирея не пыталась править им, просто сидела молча и не сводила глаз с призрака. А призрак медленно отдалялся с каждым шагом, отплывая назад по мутной мертвой глади.

Не раз и не два конь оступался, проваливался по самое брюхо в стылую воду. Вымокшая до нитки Нирея продрогла, но почти не замечала этого, словно ее что-то зачаровало — или придало сил. Не заметила она и растаявшего в темноте призрака, и не сразу поняла, что голоса, летящие откуда-то справа, — уже не мороки. Конь вдруг прянул с места, тряхнул слипшейся от воды гривой. Туча брызг в лицо заставила Нирею прийти в себя. В тот же миг она различила голос и даже узнала говорившего.

— Боги милостивые, неужто госпожа?

— Панарет! — закричала Нирея, окончательно стряхивая болотный морок, и замахала руками.

Радостные крики воинов будто всколыхнули застывшую в жилах кровь Ниреи. Щекам стало горячо: это бежали слезы, слезы неистовой благодарности неведомо кому — и богам, и матери, и тем, кто живет здесь — если вправду живет. И еще жарче побежала кровь, когда среди мужских голосов прозвенел детский:

— Нирея, сестрица, я здесь!

Еще миг — и мертвая тьма будто рассеялась, пропуская живых. Лейтар сидел впереди Панарета, по виду бодрый и здоровый, и махал обеими руками Нирее. Она тотчас помчалась к ним, кругом взлетали брызги, пучились кое-где опасные пузыри-трясины — чудом конь не угодил ни в один. Горячие руки и крепкие поцелуи Лейтара почти сразу развеяли недавние страхи Ниреи.

— Как хорошо, что ты нашлась, — сказал Лейтар и прижался щекой к ее щеке, как бывало прежде. — А я вот камушек тут потерял…

— Не горюй. — Нирея поцеловала его, смахнула слезы. — Может, это он уговорил здешних духов пропустить нас.

Лейтар тотчас закивал, да так, что Нирея не удержалась и вновь расцеловала его, плача и смеясь. И будто громом прогремел вопрос Панарета:

— Ты одна? Где Адевар?

Радость схлынула, будто и не было ее. Нирея замерла, не зная, что ответить. Но ответила как есть:

— Не знаю. — Она крепче обняла Лейтара. — Мы попали в засаду, он велел мне уходить, а сам остался. Я все думала, вот-вот догонит… Но не догнал.

Нирея осеклась, не находя, что еще сказать. Воины же мрачно переглядывались, качали головами. По лицам их она поняла, что они подозревают худшее.

— Должно быть, погиб, — сказал Тейгот.

— Или предал, — процедил Панарет. — И не знаешь, что хуже.

— Нет! — крикнул Лейтар. — Он не может предать! И погибнуть тоже — правда, Нирея?

Она не ответила, лишь погладила его по голове. Слова его отозвались в ее душе, загрохотали, точно могучий голос далеких гор Двидин: «Он не может предать!» О гибели же думать не хотелось — да и не до того стало.

— Братцы, болота-то мельчают! — воскликнул Ридам.

Вода в самом деле была едва по колено коням, идти стало легче. Впереди задрожало очередное туманное сияние, но выше и шире прежних. Оно росло, пока не заполонило собой всю мрачную гладь болот. Нирея, Лейтар и воины замерли на месте, глядя на чудесное видение и чуть ли не разинув рты. А сияние сгустилось, слегка померкло, и видение сделалось явью.

Над болотами низко нависли длинные ветви деревьев, похожих на ивы. Другие, светлые и высокие, вздымались до самого неба. Сама земля впереди словно мерцала, легкий ветерок донес птичий щебет и запах благоуханных трав. А потом ветви колыхнулись, и показался обитатель здешних мест.