Химия (гет)

Спустя несколько месяцев интригующего ожидания ответа на архивный запрос по Винсенту в руках у Джона наконец-то оказалась стопка ксерокопий старинных документов — на которых важные детали порой досадно ускользали за пределы листа, принеся Джону в общем-то ожидаемое открытие — создатель Эдварда оказался вовсе не инженером или механиком, всерьез увлекающимся анатомией, а врачом-хирургом. И словно драгоценная находка — среди этих бумаг обнаружилась фотография, точнее, ее копия — слегка зернистая, на тонкой серой бумаге. Черно-белый отпечаток сохранил резкие, волевые линии лица мужчины, лет тридцати пяти на вид. Высокий лоб, темные волосы, аккуратно зачесанные назад, тонкие элегантные усы, и взгляд... Взгляд, притягивающий внимание своей глубиной и проницательностью, словно стремящийся проникнуть в самую суть. В этом строгом, но выразительном лице угадывались и острый ум, и какая-то сдержанная, аристократическая стать. Годы его жизни — 1807-1889 — пролегли целой эпохой, словно намеренно окутанной пеленой забвения. За долгие годы своей практики он изобрел целый ряд инструментов для деликатной хирургии и анатомической диссекции — необычайное новшество в эпоху, когда хирургия была скорее ремеслом грубой силы, чем искусством тончайшего вмешательства. И ведь именно эта поразительная ювелирная тонкость и точность оказались позже так необходимы в создании Эдварда... Механика же упоминалась на страницах медицинских журналов не просто как увлечение с юных лет, а скорее как страсть, глубоко укоренившаяся в его натуре. Джон помнил те сложные и причудливые машины Голдберга из замка. И это увлечение, как оказалось, было более чем удачным дополнением к его врачебному таланту. Встречалось и любопытное упоминание о его «экспериментах по оживлению с помощью электричества», что вызывало чаще скепсис у современного ему медицинского сообщества, хотя в 19 веке такие опыты и были в ходу. И ведь оживил таки! Мелькали в архивных копиях и занимательные упоминания о его увлечении алхимией. И вот тут-то уж волна критики и насмешек обрушилась на него со всей силой — интерес к алхимии в глазах рационального медицинского сообщества 19 века выглядел откровенным шарлатанством и возвращением к средневековому мракобесию. Всю свою врачебную жизнь проведя в Филадельфии — городе с богатыми медицинскими традициями, он перебрался в почти захолустный портовый городок уже на закате дней, где, собрав воедино весь багаж своих знаний и опыта, он наконец занялся воплощением своей амбициозной мечты. Похоже, уединение было ему необходимо, чтобы сохранить в тайне свою необычную деятельность. Слишком поздно начал... И в этой запоздалости ощущалась печальная безответственность по отношению к Эдварду.

Ещё в дневниках Винсента, которые теперь хранились в сейфе, мелькала прогрессивная для 19 века идея об улучшении человеческой природы с помощью механизмов. Помня эти строки, Джон не мог отделаться от мысли, что ножницы так и остались у Эдварда не по трагической случайности.