На границе Рассвета и Тьмы. (окончание, главы 28 - 48) (гет)

Глава 41

Они вошли, и Люк проснулся. Его руки дрожали, он заморгал от резкого света. Не успел подняться, как его подхватили и с силой подтащили к столу, бросили на стул и заставили вытянуть руки перед собой, крепко удерживая их, пока его наручники приковывали к столу. У него не было сил сопротивляться. Он ещё не совсем пришёл в себя после предыдущего допроса, его оцепеневший разум всё ещё кувыркался в беспорядочном кружении, в груди всё ещё горело, а конечности были слишком тяжёлыми, чтобы двигаться. В этот момент со шприцем наготове подошёл медик Кальтер и вытянул руку Люка.

— Это нехорошо, — пробормотал Люк, — не хорошо, совсем не хорошо... Это не хорошо.

— Просто расслабьтесь, — сказал медик, — нет смысла с этим бороться.

— Вы не понимаете, — пробормотал Люк, — это... не толкайте меня к этому краю... нехорошо.

— Люк, Вам нужно расслабиться.

Он попытался вырваться, но крепления удерживали его, пока медик работал.

— Это не работает... разве Вы не видите, препараты не работают, потому что... я... ст...

Через несколько секунд стало невероятно трудно произносить отдельные слова, концепция составления связного предложения казалась непреодолимой. Его дыхание замедлилось, все мышцы расслабились. Его голова запрокинулась, когда он медленно повалился набок, но невидимые руки подхватили его сзади за комбинезон и удержали в вертикальном положении.

Где-то на самом краю сознания Люк слышал, что рядом говорят люди, но пытаться разобрать о чём оказалось практически невозможно: все слова терялись для него в момент произнесения.

Почувствовав на себе взгляд медика, Люк рвано вздохнул горящими легкими. Комната накренилась и плыла, не желая ни замедляться, ни останавливаться. Он попытался поднести руки к лицу, но его запястья рывком остановились, и Люк отстранённо задумался, когда же их успели связать... Он не помнил, не мог вызвать даже крупицу воспоминаний. Всё, что он мог — это разглядывать плывущие перед глазами разрозненные образы, и слушать забивающий уши трепет собственного дыхания.

Было нечто... важное. Что-то, о чём он думал всего несколько мгновений назад. Нечто, о чём, как он помнил, ему совершенно не следует говорить... кому-то...

Казалось, прошло несколько часов — час за часом, — до того как медик снова наклонился к нему. Его губы двигались синхронно с бледным, сиплым голосом, срывавшимся с них будто с большого расстояния.

— Это другое, Люк... Это сильнее, большая доза.

Люк уставился на второе лицо, показавшееся за первым... Какая-то крошечная, обрывочная мысль подсказала: "Мадин".

Вдвоём уставившись на него, они заговорили, а Люк только и мог, что смотреть в ответ: комната кружилась, лёгкие горели, каждый вдох давался с трудом. Он чувствовал, что ему приходится сосредотачивать почти всё сознание на то, чтобы сделать следующий вдох. Он был уверен, что если не сделает этого, то просто перестанет дышать, его легкие разрушатся и остановятся, и он никак не сможет снова заставить их вдохнуть... соберись... дыши...

А они всё ещё говорили, глядя на него, как будто... Сколько они уже проговорили — часы? Дни? Это день? Как долго он уже в таком состоянии? Во рту мучительно пересохло. Но он не знал, как попросить воды... как связать достаточно слов, чтобы составить предложение... не знал, как проглотить, если вдруг ему дадут её...

А они всё ещё говорят... всё ещё просто смотрят и говорят... сколько уже прошло времени?

Слова пробивались сквозь клубы тумана, пока он всматривался. "...поддерживать... уровни..."

"...опасная токсичность…"

— Не могу дышать,.. — он ли это сказал, так тихо и прерывисто? Дыши... не забывай дышать...

"...тише... пытаюсь… послушай…"

В замешательстве Люк чуть качнул головой и мир снова закружился, сознание ещё больше притупилось. Холодным, тягучим потоком кровь отхлынула от головы, оставляя немеющую кожу.

— ...на мне, — к нему потянулась рука Кальтера. На движение не хватило секунды, когда сотня образов пронеслась и столкнулась вокруг неё. В какой-то момент она появилась на периферии зрения Люка, а затем оказалась возле его лица, невероятно громко щёлкнув пальцами, — ...на меня.

— Люк, посмотри на меня. Сконцентрируйся на мне

— Это... не работает.

Мадин склонился к нему. Движение жёсткого лица было неожиданно быстрым, заставив Люка слегка отшатнуться.

— Хочешь, что бы мы дали тебе ещё?

— Нет, больше не надо.

— Тогда скажи мне то, что я хочу знать.

— Это не сработает.

— Почему? — это уже медик Кальтер. Слишком много людей задают вопросы... слишком много.

— Потому что,.. — и опять стало невероятно трудно собрать слова и мысли в одно целое. Действие препарата накатывало на него волнами.

— ...коды от него — я знаю, что он... это, — голос Мадина разочарованно оборвался.

— Люк... Люк, смотрите на меня. Только на меня, — Люк быстро заморгал, когда медик наклонился, его движение дезориентировало.

— О чём мы будем говорить, Люк? Давайте поговорим о секретах.

Его голос был спокойным, ровным и где-то далеко за стуком сердца Люка. Он покачал головой и опустил взгляд на стол перед собой, отчаянно желая рухнуть вперёд и положить на него голову. Но он помнил, что кто-нибудь схватит его за волосы или воротник и снова встряхнёт, так было всегда. Поэтому он уставился на наручники, в которых его держали, на катетер, грубо приклеенный к тыльной стороне руки, на использованную иглу, лежавшую на столе перед медиком.

— Сегодня только мелкие секреты, неважные. То, что не может иметь значения, понимаешь? Эти вещи не важны.

Секреты... это слово вызвало улыбку на лице Люка, растрескав засохшие струпья. Он вспомнил — вспомнил секрет, который он должен был хранить. Мара — Мара и... Люк слабо дёрнулся, бросив взгляд на Мадина. Не думай об этом! Думай о чём-нибудь другом. Сосредоточься — думай о чём-нибудь другом...

— Люк, смотри на меня, а не на него. Люк — нам нужно поговорить о том, что ты знаешь.

Секреты... Мара.

— Давай поговорим о цифрах, Люк. Мне нужны коды, которые ты знаешь.

На миг Люк ухватился за этот вопрос, за возможность отвлечься от более важных тайн... но разве это тоже не тайна?

— Нет, — он осторожно покачал головой.

Кальтер вздохнул, положив подбородок на руку поставленную локтем на стол, и Люк позавидовал ему даже в этом. Ведь его руки всегда были связаны и прикованы к столу, неловко вытянутые вперёд. Несколько секунд медик пристально рассматривал его. Люк, сжав губы, медленно моргал.

— Хотите сказать, что нет, Вы мне не скажете? Но Вы же знаете, что это не так, Люк. Чем дольше мы говорим, тем больше вероятность, что Вы мне о них расскажете... Вы же знаете это.

— Мнение... лишь,.. — Люк нахмурился, досадуя на медлительность, с которой тащился его разум, осознавая, как вяло и сосредоточенно он говорит, но не в силах ускориться, — Наркотики не заставляют тебя говорить правду... они лишь заставляют тебя говорить. Если я поверю, что они... заставляют меня говорить правду, то я с большей вероятностью скажу её.

— Они заставят Вас говорить правду. Вы знаете это.

— Нет... Заставьте меня говорить. Заставьте меня сказать правду Вы — если сможете.

Медик взял со стола перед собой шприц:

— Думаю, мы введём Вам ещё немного...

— Нет… нет, подождите… подождите!

Кальтер потянулся к нему, и Люк снова отпрянул, и снова оковы удержали его. От резкого движения он ободрал кожу на запястьях, где наручники прилегали к ним. Наркотик подействовал. У него перехватило дыхание, началось головокружение. Очутившись среди хоровода мельтешащих мгновений он потерял ощущение времени, пока вновь не зазвучал неторопливый голос, в котором исчезали все слова.

— Вы... знаете, как... давно... здесь...

— Знаю ли я это?

— Да.

— Это не сработает, — что он отрицает? Он не может вспомнить...

— Я хочу, чтобы Вы снова подумали о кодах, Люк... Кодах, которые Вы знаете... Подумайте о коде под названием "Код Судного дня". Вы помните его?

Коды! Вот что... что им было нужно. Они уже спрашивали, или ему это померещилось?

— Не существует.

— Он есть, — в голосе медика зазвучала насмешка высокомерная и покровительственная, — мы знаем, что это встроено во флот, Люк. Его нельзя изменить или отменить. Это была небольшая страховка Палпатина на случай, если флот выступит против него. Мы это знаем — и мы знаем, что сейчас он у тебя.

— Слишком сложно.

— Нет, я уверен, что это не так. Просто подумайте об этом единственном коде — я уверен, что он Вам хорошо известен.

— Нет кода… слишком много цифр.

— Слишком много цифр? Нет, Вы можете вспомнить это.

Люк слегка покачал головой:

— Очень длинный... набирать…

— Сколько? Сколько цифр?

— Очень... в,.. — на него нахлынул очередной приход, увлекая за собой, как приливная волна... Нервы пылали, казалось, он гудит, кожа сползала, реальность уплывала за темнеющую дымку, а сердце громко стучало. Если бы он мог, то попытался бы подпереть голову, но его руки были слишком тяжёлыми, и ему вновь пришлось сосредоточиться исключительно на дыхании.

— Сколько цифр, Люк? Вам не нужно говорить мне код, только количество цифр... это же не опасно. Это абсолютно не опасно, уверяю Вас.

— Я... не…

— Сколько всего цифр — они разбиты на группы?

— ...Да.

— Да? Сколько групп?

Это важно? Если он скажет им, это будет иметь значение? Он не мог вспомнить, не мог понять, важно это или нет, знал только, что не должен им говорить, не понимая, почему. Важен ли этот код? Важнее, чем... что? Чего-то... кого-то...

— Мара.

— Что? — нахмурился медик.

— Мара, — Люк почувствовал, как на его лице медленно расплывается улыбка.

Размытым пятном над ним нависло второе лицо, Мадин... Нельзя говорить Мадину... о чём?

— Нет, мы говорим о коде... коде Судного Дня, — в резком голосе Мадина чувствовалось разочарование, — сколько групп? Сколько групп цифр?

— ...семь.

— Семь групп. Сколько цифр в каждой группе?

— Очень плохо…

— Тебе? — властное присутствие слегка отстранилось, и на лице Мадина проступила ухмылка, — да, похоже, тебе. Больно?

— ...жжёт.

— Жжёт? Больно, наверное, — в его голосе не было ни капли беспокойства, — хочешь, чтобы я остановил это?

— Ты этого не сделаешь, — маниакально ухмыльнулся Люк, забавляясь нелепостью этой идеи.

— Я это сделаю, если ты скажешь мне то, что я хочу услышать. Тогда я остановлю это.

— Если я скажу... цифры, ты знаешь, это будут не... правильные цифры, — это он так сказал? Он допустил мысль, что может дать им что угодно, любые цифры, пронеслось у него в голове. Он не хотел этого... неужели он прокололся?

— Уверен, сперва так и будет. Но ты знаешь, что всё это не прекратится, пока ты не скажешь мне правду, а я знаю, насколько сильно ты хочешь, чтобы это прекратилось.

— Другие вопросы, — опять улыбнулся Люк.

— Другие вопросы?

— Ты просто задашь... другие вопросы.

— Не сегодня, Люк? — вновь приблизившийся Кальтер говорил дружелюбно и покладисто, но Люк понимал, что это совершенно не так, — на сегодня мы прервёмся, и Вы сможете поспать. Вы же хотите спать, Люк? Вы устали, я вижу. Вам нужно поспать. Или мы продолжим... а это будет плохо, не так ли?

— Плохо,.. — в очередной раз Люк попытался поднести руку к лицу, но запястья лязгнули прикованными к столу наручниками, — это... плохо.

Неужели они не понимают, почему? Что они не смогут сделать из него врага — и остаться в живых. Разве они не понимают, кто он есть... что если они подтолкнут его к этой грани, как всегда делал Палпатин, он сорвётся?

— Только Вы можете остановить это, Люк, — источал пустое сострадание медик.

"Только ты можешь положить этому конец". Слова Палпатина, давным-давно прошёптанные сквозь содранную и кровоточащую кожу в очень похожей на эту камере.

Палпатин... камера под Дворцом, доводящая до предела выносливости... Это воспоминание, это ощущение, этот момент... Медный привкус крови, тонкий туман в воздухе, тепло на его коже... и Палпатин, такой отчётливый в сознании Люка, будто стоит возле него, скаля в своей смертоносной ухмылке жёлтые зубы за бескровными губами. "Мы одной крови, ты и я. Разве не говорил я тебе, что мы одно?"

Люк смотрел на медика, стараясь собраться с мыслями, запомнить это лицо, сохранить его в памяти.

— Если будет возможность, я убью тебя.

— Не думаю, что в Вашем положении стоит разбрасываться угрозами, Люк.

— Нет... не угроза. Просто я сделаю это. Слишком близко... к этой черте. Я сделаю это.

— Прекратите.

Люк вновь усмехнулся, чувствуя, как по стынущей коже сочится тёплая кровь из рассечённой губы.

— Ты уже труп — ты же понимаешь это? Подойдёшь к черте и станешь угрозой, а угрозы должны быть... никогда не оставляй угрозу у себя за спиной, — в его голосе не звучало ни враждебности, ни гнева, ни упрёка... просто констатация факта.

"Мы с тобой одно... Это течёт у тебя в крови."

— Люк, Вы угрожаете тому, кто властен над Вашей жизнью и смертью.

— Труп... очень жаль, — расслабленно улыбнулся Люк.

— Эй! — рука Мадина, схватив Люка за челюсть, грубо развернула его. Камера закачалась и рыскнула. Люк задохнулся в хаосе дезориентации, выпадая из происходящего.

— Мне нужны цифры — код Судного Дня.

— Нет.

— Вколи ему ещё чуток.

— Он слишком близок к передозировке, — медик... как его там? Неважно... Всё равно он умрёт. Вопрос лишь когда.

— Как будто мне не всё равно? — очевидно разочарованный голос Мадина прозвучал где-то на периферии сознания Люка.

— Давайте я попробую что-нибудь другое. Он говорит, просто он всё ещё излишне собран. Может быть, применим ко-фралодиост.

Когда медик потянулся к катетеру на руке Люка, очередной приход пронёсся по его телу. Кожа разгладилась, напряжённые плечи расслабились, веки закрылись под собственной тяжестью. Люк чувствовал, как его тело цепенеет до полной неподвижности. Он не чувствовал, как дрожат его руки, лишь слышал стук наручников о поверхность стола.

— Коды, — Мадин.

— ...Нет, — едва различимый шёпот на выдохе.

— Дайте ему минуту, пусть включится.

Устал…

— Открой глаза... Эй, открой глаза! — Мадин дважды сильно ударил его по лицу. Люк не реагировал, расслабленно раскачиваясь от ударов.

— Ничего страшного, пусть не открывает глаза, — медик, холодный и невозмутимый, — Люк, расскажите мне о коде... семь групп. Это цифры, буквы, слова? Я не прошу Вас назвать мне код. Вам не нужно этого делать. Просто расскажите из чего он состоит.

— Уравнения.

— Он составлен из уравнений?

— Сто…

— Сто уравнений?

— Сто... девяносто четыре, восемьдесят восемь... восемьдесят два... — Люк вновь сосредоточился на обратном отсчёте, обратившись к этой технике, чтобы заглушить вопросы медика...

Кто-то его схватил и яростно тряхнул, почти сорвав с места. Люк открыл глаза, усмехнувшись ярости Мадина.

— Семьдесят шесть.

— Если ты опять начнёшь считать, я выверну тебя наизнанку, понял?

— Семьдесят... шестьдесят четыре…

Ещё одно резкое движение, и что-то твёрдое и холодное упёрлось ему в подбородок, болезненно вжимаясь под челюсть. Мадин улыбнулся, алая полоса пересекла его размытое лицо:

— Я нажму на спуск, и всё, больше нет ситхов, понял? Твоя линия прервётся прямо сейчас.

— Нет, — медленно улыбнулся Люк.

— Нет?

— Слишком поздно.

— Что это, к хатту, значит?

Люк рассмеялся…

Удар прилетел из ниоткуда, слишком сильный для человека — на долю секунды полыхнуло багряным, и наступила прохладная темнота.

* * *

Привставший, когда Мадин схватил и поднял Скайуокера, Кальтер смотрел, как генерал, сильно ударив прикладом бластера Люка в висок, бросил его на пол и выбежал из камеры. Опустившись на стул и повернувшись к бессознательному парню, Кальтер запустил пальцы в свои коротко стриженные волосы, чувствуя смесь досады и отвращения.

— Подонок.

* * *

Люк медленно приходил в себя, наркотик всё ещё бродил в его организме, по коже ползали мурашки, а яркий свет в камере болезненно резал глаза. Потребовалось какое-то время, чтобы разодрать сухие, слипшиеся веки. Отчаянная жажда отдыха постепенно уступила место ощущению, что в кресле напротив по-прежнему сидит медик и наблюдает за ним. Вяло моргая, он медленно возвращался в сознание. Когда никто не попытался поднять его, до него наконец стало доходить, что медик один.

Минуло неопределённое время, прежде чем он сумел подняться, неустойчиво ковыляя сесть, и рискнуть осторожно повернуть голову, чтобы осмотреться.

— Они ушли. Им надоело ждать, — сочувственно сказал медик. Он наклонил голову, и у Люка создалось впечатление, что комнату медленно повело в противоположную сторону, — Вы большой дурак, вы знаете об этом?

— Но заставил его уйти, — усмехнулся Люк. Голова до сих пор кружилась, но тяжесть спадала.

— Да, Вы заставили его уйти. Думаете, он не вернётся снова? — слегка усмехнулся медик.

— Это будет завтра.

Глядя вниз, Медик кивнул, а Люк попытался собраться с мыслями, осознавая, насколько внимателен этот человек, и смутно понимая, что не может сказать того же о себе, поскольку изо всех сил старался бодрствовать, постоянно соскальзывая во тьму оцепенения и вновь пробуждаясь.

— Интересный у Вас метод противодействия препаратам, — сказал, наконец, Кальтер, как всегда дружелюбно, — где Вы этому научились?

— Вы думаете... Империя не использовала их? Скорее всего, Палпатин финансировал их разработку, — расслабленно улыбнулся Люк, часто моргая остекленевшими глазами.

— Но как Вы этому научились?"

Конечно, был единственный способ — самый очевидный из всех.

— Они применяли их ко мне... он это делал.

— Кто это делал? — нахмурился медик.

— Палпатин — в камере под Дворцом, — слова вырвались прежде, чем он успел осознать, что говорит. Хотя взгляд дознавателя вызвал у Люка небольшой всплеск удовлетворения, пока он отворачивался, не в силах скрыть шквал эмоций, нахлынувших на него при этих воспоминаниях, — я ненавидел ту камеру. Я ненавидел то место... Я ненавидел его. Иногда это было единственное, что заставляло меня держаться. Я не знал... не знал, что ненависть может быть силой. Он научил меня этому.

— Зачем Палпатину понадобилось накачивать Вас наркотиками? — он, конечно, пытался говорить спокойным, ровным голосом, но на его лице явно читалось потрясение.

Люк отвернулся, и по мере его движения камера медленно вращалась, нервы пылали.

— Зачем Палпатин делал всё это? Чтобы контролировать, разумеется. Если я сомневался, если я не соглашался или возражал, что угодно, он отправлял меня в ту камеру,.. — он замолчал, теряясь в воспоминаниях, усиленных действием наркотика, — каждый час, днём и ночью приходили они. Каждый час. Двенадцать, их всегда было двенадцать.

Он отстранённо, словно издалека, с умеренным любопытством перебирал свои воспоминания. Будто к нему они не имели совершенно никакого отношения.

— Через некоторое время ты теряешь способность считать, сколько раз... ты не издаёшь ни звука, ты даже не пытаешься реагировать. Просто сворачиваешься в клубок и ждёшь, когда всё закончится. Знаете, хуже всего были пустые трубки. У них были шоковые дубинки и силовые пики, но именно трубки,.. — он негромко усмехнулся, иронизируя, что нечто столь примитивное превзошло все эти технические достижения, — их пустотелые концы... они вырывают куски... просто большими кусками рвут вашу кожу. А потом Палпатин, рассуждает, издевается, провоцирует, пока ты просто... ты перестаёшь здраво мыслить... ты просто больше не можешь... не можешь. Даже пытаться перестаёшь. Перестаёшь волноваться. Ты просто... останавливаешься. Вот так я его и потерял. Именно там, в этой криффовой белой камере, которую ненавижу... вот где я потерял его, — он опустошённо умолк.

— Кого Вы потеряли? — приглушённо спросил медик.

— Люка Скайуокера, — он произнес это имя со вздохом сожаления, меланхолично и пусто. Впрочем, он удивился: он впервые позволил себе настолько расслабиться, что хотя бы подумал об этом.

— Думаете, что Люк Скайуокер — это я... Но Люк Скайуокер умер шесть лет назад в камере под Дворцом Императора. Порой мне кажется... Лея рассказывала, что иногда в своей тени она видит волка... она говорит, что видит волка, стоящего в ее тени, а мне временами чудится, что быстро обернувшись увижу Люка Скайуокера в своей... Но никогда я так не делаю. Я потерял его там... утратил его там. Я пытался понять, почувствовать какую-то потерю... но я не могу этого. Не осталось ничего. Всё ушло понемногу, выбилось по кусочку. Помню, однажды... мои руки были связаны, и я помню, как Палпатин взял верёвку, потянул её к себе через стол, и сказал: "Понимаешь, в конце концов, ломаются все. Нет никакого "если", есть только "когда".

— И я понимал, я осознавал это, но... как слова. Как предупреждения, озвученные нам, солдатам, на инструктажах и лекциях, когда я только вступил в Альянс. Но быть там... быть тем, кого час за часом и день за днём разбирают на части... Понимаете, я думал... Я не мог понять, почему он просто не убьёт меня. Я считал, что он видит просто еще одного джедая, еще одного повстанца... Мне казалось, что именно это и нужно: просто пытать и мучить меня, пока я не умру. Я не понимал, я не знал, что он видел, когда смотрел на меня.

— Что же он видел? — голос медика звучал тише шёпота, он был совершенно ошеломлён.

— Он видел себя, — разве не очевидно? — как он мог не видеть? Он видел своё прошлое, стремящееся стать его будущим. Он видел своего Волка. Он видел Тьму, предназначение и свою дражайшую династию ситхов.

— A что же видели Вы? — вопреки собственному желанию спросил медик.

— В нём?, — Люк отвернулся. Отравленные наркотиком глаза казались одновременно весёлыми и отстранёнными. Кривоватая ухмылка снова рассекла рану на его губах, — это неважно. То же самое, вероятно... в нас обоих было одно и то же. Видите ли, мы кружили вокруг одного и того же огня... Тьма и предназначение. На самом деле неважно, что видел в нём я. Это не имело значения, потому что я знал, что когда-нибудь уничтожу его. Однажды его драгоценный волк развернётся. Я видел то, что он скрывал... Я давно уже вывернул наизнанку его секреты и душу и увидел испуганного и отчаявшегося старика, неспособного отступить перед силой, которую, как он думал, заслуживал и считал, что может контролировать. Но я не мог контролировать её, а потому знал — я всегда знал, что не сможет и он. Поэтому не имело значения, что я видел в нём или что он делал. Потому что я знал, что преследовало его в самых страшных видениях, я знал, чего он боялся. Я знал, что это я. Я знал, каким опасным это делало его... но, откровенно говоря, с момента, как я впервые вышел из камеры, он перестал быть тем, что меня действительно пугало.

— И что же это? — шёпотом спросил мужчина.

Еле ощутимую паузу прервал лёгкий смешок. На лице Люка мгновением промелькнула безумная ухмылка.

— Всё время он меня спрашивал: "Расскажи мне свой самый страшный кошмар... расскажи мне, чего ты действительно боишься. Что видишь во Тьме, когда приходят твои демоны?" Никогда я не рассказывал ему... Никогда я не рассказывал ему о том, что видел, что преследует мои собственные видения и кошмары, что действительно пугает меня, — неспешно моргнув Люк опустил взгляд, раздумывая над собственными словами, — никогда я не говорил ему, что единственное, чего я боюсь по-настоящему, демон, которого вижу во Тьме... это я сам.

* * *

Нахмурившийся Кальтер долго смотрел на сидящего перед ним человека, одурманенного, связанного, едва очухавшегося, но так легко превратившегося из бессильного пленника в зловещую силу.

— Вы убили его, не так ли?

— Как только я увидел его, я понял, что так и будет, — в этих отстранённых, беспристрастных словах звучала абсолютная, холодная убеждённость, — быть может, это стало моим изъяном... Наверное, именно поэтому я и пал. Почти пять лет я боролся с этим... с манипуляциями, которыми он как цепями опутывал меня, против моего абсолютного знания, что я хочу его смерти. Я жаждал приставить сейбер к его горлу и всадить клинок до упора. Я хотел быть там — быть настолько близко, чтобы увидеть, как в его жёлтых глазах гаснет жизнь. Я хотел знать, что это сделал я. Но всякий раз, когда я едва приближался хотя бы к мысли о попытке, он тащил меня в камеру и выбивал эту мысль. Год за годом, день за днём. Снова и снова он разбирал меня на части... пока я не перестал помнить, что я утратил, не говоря уже о том, почему это было важно. Но я знал... Я всё равно знал, что однажды убью его.

Он посмотрел в лицо своему инквизитору, в жутких, несовпадающих глазах плескались непроницаемое спокойствие и сомнительная уравновешенность.

— Он сделал меня тем, кто я есть. Забрал всё, чем я был. Все надежды, всё будущее он разбил вдребезги и размолол в пыль. Потому что они были ничем, говорил он, потому что я был ничто, — послышался лёгкий сухой смешок, в котором не было и следа юмора, а пронзительный взгляд обрёл пугающую ясность, — и вы сейчас думаете, что я боюсь умереть... Вы полагаете, что можете мне угрожать, утверждая, что обладаете властью над моими жизнью и смертью. Вы не понимаете — я давно мёртв. Я уже тысячу раз умирал в подобной камере... и ещё один ничего не изменит.

* * *

Все складывалось скверно. До начала заседания Совета на борту Дома Один оставались считанные минуты, а споры уже разгорались. Реакция Галактики на кадры с Императором была практически такой, какую Лея и ожидала: всеобщее осуждение.

Вопреки собственным сомнениям, она поступила так, как просил Люк. И, как только вернулась после их встречи, долго и упорно убеждала Совет официально заявить, что Альянс Повстанцев не причастен к похищению Императора. Но Совет вновь и вновь ссылался на большую ответственность, на то, что если они сделают так, то тем самым публично признают раскол в руководстве Альянса, достаточный, чтобы одна фракция предприняла столь радикальные действия без ведома или благословения другой. А они просто не могут позволить себе признаться в подобной слабости. Долг, говорили они, превыше всего.

И что она могла, когда возвращалась, уже разрываясь между необходимостью сохранить Альянс и пониманием того, что, делая это, она подвергает Люка гораздо большему риску. Риск... это был не вопрос риска, это была жизнь её брата.

А теперь это.

Он знал, когда предложил ей отмежеваться от Мадина. Он точно знал, как это произойдёт. И она тоже. Но он всё равно настаивал на том, чтобы Лея как можно скорее объявила о расколе между Альянсом и Мадином, вне зависимости от его собственной судьбы. Но позже она поняла, что ценности человека, рисковавшего и потерявшего всё ради её спасения на Беспине, не так уж сильно изменились. Просто ради их достижения он был готов пойти на всё. И это даже усугублялось тем, что он не требовал от других того, чего не готов был отдать сам... так как знал, публичное отречение Леи от Мадина станет его — Люка — смертным приговором. В памяти отчётливо прозвучали его слова, с абсолютной убеждённостью сказанные, когда он сидел в камере Мадина связанный, избитый и в синяках: "Вы не можете быть связаны с этим. Иначе всё, чего мы пытаемся достичь, будет потеряно, а я не хочу отдавать это ему, я не позволю ему это отнять".

Она не была слепой... несмотря на всё случившееся, во сне её по-прежнему преследовал волк и стоял у неё в тени, но сейчас... сейчас, после того как она заглянула в его выразительные, несовпадающие глаза, в её душе пробудился ещё более мощный отклик.

Когда был уничтожен Альдераан, она думала, что лишилась всякой связи с семьёй. Сейчас ей дарован шанс — не просто приёмная семья, сколько бы они для неё ни значили, но брат, брат-близнец — это было невероятно, это стало для неё всем. Но она не могла отказаться от того, за что боролась всю жизнь, а Люк даже и не просил о таком. И от этого почему-то становилось лишь тяжелее: он хотел, что бы она следовала своим убеждениям. В глубине души они были и его.

Как она могла бросить того, кто был её частью, и понимал это?

Она уже отправила на Корускант личное сообщение со словами сочувствия и отрицания своей причастности к этому. Хан предложил послать его рыжеволосой охраннице, которую всегда видели рядом с Люком... в конце концов, Люк доверял этой рыжей настолько, что приходил с ней на каждую встречу. Сообщение было неофициальным и не отслеживалось. Его составили и отправили без чьего-либо ведома из кабинета Теж в отделе разведки, но даже тогда оно казалось жалкой мелочью.

Сейчас Теж выступала со своей неизменной твёрдой решимостью, возвращая в реальность сознание Леи, а обсуждение Совета — к его началу.

— Скажу так, господа: я могу гарантировать, что генерал Мадин более не заинтересован в суде. Он хочет казни, и он хочет устроить её трансляцию по Голосети... и я не сомневаюсь, что он собирается это сделать. Он уже выложил... неоднозначное головидео Императора. Он уже объявил, что вскоре выложит продолжение. Я абсолютно уверена, что на следующем головидео будет казнь. Мы действительно хотим быть связанными с этим, даже малейшей ассоциацией? Можем ли мы себе это позволить?

— Наконец-то мы предприняли решительные действия, — вклинилась коммандер Одиг, всегда решительно поддерживающая Мадина.

— Мы оказываем поддержку и доверие радикалу, — твёрдо возразила Лея.

— Содействуя незаконной казни, если она состоится, — серьёзно добавил Риекан, — мы должны отказаться от любых связей или поддержки, пока у нас ещё есть такая возможность... и так это уже смахивает на рефлекторную реакцию⁽¹⁾.

— Если мы сейчас отречёмся от Мадина, то потеряем всякий контроль над ним, — даже понимая, что таково было желание Люка, Лея всё же колебалась, уклоняясь от этого крайнего варианта.

— В любом случае, он уже перестал подчиняться приказам или политике, — хрипло сказал Акбар, — Он фактически...

— Мэм? — вошедший в зал Совета адъютант остановился возле Леи. И сейчас — как никогда вовремя, именно сейчас — пришло сообщение, которого Лея ждала почти двое суток, — генерал Мадин вышел на связь.

Лея выпрямилась перед погрузившимся в тишину Советом.

— Соединяйте, лейтенант.

* * *

— Генерал Мадин, — изо всех сил Лея старалась, чтобы в её голосе звучала только холодная уверенность, а не отвращение к человеку, удерживающему сейчас её брата.

Распространившееся по залу Совета волнение оказалось не столь сдержанным, и она поняла, что, несмотря на свои личные чувства, она вполне может оказаться посредником, пытающимся сдержать обе стороны, поскольку Совет становился всё менее склонным доверять Мадину.

Сам мужчина сидел высокий, прямой, лёгкое мерцание голопроектора не скрывало его самоуверенной надменности.

— Мэм, господа.

Лея чувствовала, как руки сжимаются в кулаки, и ногти впиваются в ладони.

— Моё уважение, генерал, сэр. Вы заставили всех говорить об Альянсе, — высказался первым ещё один ярый сторонник генерал Галл.

— Вам, похоже, кажется, что это хорошо, генерал Галл, — с ледяным видом к нему обратился генерал Котта.

— А Вы думаете, что это не так? Наконец-то мы вызвали хоть какую-то реакцию — эта новость у всех на устах, — привстал Галл.

— По дурному поводу, — резко ответил генерал Риекан, никогда не стеснявшийся в выражениях.

— Дурной повод? Разве это не способствует нашему делу?

— Нашему делу? — вопросил Риекан, — эти... кадры должны способствовать нашему делу?

— Эти кадры и слова призваны разжечь пламя под унылым благодушием, распространившимся за последние несколько лет, генерал, — решительно сказал Мадин, — как в Галактике в целом, так и в самом Альянсе.

— Они определённо удались, генерал, — с чувством сказала Лея, — хотя я беспокоюсь, а не слишком ли они... зажигательны.

— Всё это было сказано с твёрдыми намерениями и абсолютной решимостью, руководитель Органа, — сказал Мадин, ужесточив тон, — помнится, при прежнем руководстве мы позволяли себе подобные вещи.

Лея кивнула:

— Жаль, что среди этих сильных слов об абсолютной приверженности Альянсу нет упоминаний о его целях и принципах... О том, что он борется с несправедливостью, которую олицетворяет Империя, а не с человеком, который...

— Империя и Император — синонимы, — решительно вклинился Мадин, — нанеся удар по одному, мы бьём по обоим. Неужели мы настолько беззубы, что даже пытаемся бороться за...

— Извините, — прервав Мадина, с присущей ей убеждённостью возразила Лея, — но я служила в Сенате, генерал. Я знаю, когда мне навязывают противоречивые слова... и действия. Вы от имени Альянса сделали публичное заявление. И теперь, если мы его не поддержим, мы утратим авторитет. А если поддержим, то утратим порядочность, а вместе с ней и право заявлять о связи или приверженности ценностям Старой Республики.

— У нас есть шанс навсегда изменить судьбу Галактики! Император в наших руках!

— Мы все это прекрасно знаем, генерал, — Риекан даже не пытался скрыть свое омерзение, — Мы видели эти кадры.

— Вы видите только то, что хотите видеть. Посмотрите на картину в целом! Прямо сейчас в моем распоряжении есть средство закончить эту войну — закончить решительно, в нашу пользу.

— Убийством одного человека?

— Убийство? Давайте поговорим об убийстве — я привлекаю к ответственности массового убийцу, диктатора.

— Правосудие! Что даёт Вам право поступать подобным образом? — спросила Лея, — кто дал Вам это право?

— Может быть, Вам стоит спросить об этом у Мон Мотмы, руководитель Органа, — обернулся к ней Мадин.

— Человек, которого Вам так не терпится убить, не казнил Мон Мотму, генерал. Как бы нам не претил этот факт, как бы мы не считали его неправильным в принципе, он арестовал её и передал государству. Она находилась под юрисдикцией Империи, а не его.

— Он и есть Империя! — Мадин практически кричал, — Отдал ли он её на расправу⁽²⁾ или убил сам — все равно. Он знал, что делает — каков будет результат любого шутовского суда, который они устроили.

— А разве мы станем чем-то лучшим, если сейчас сделаем то же самое, — возразила Лея, — хуже, потому что Вы даже не намерены предложить хотя бы пародию на суд, не так ли... не так ли?

— Интересно, как Вы объясните нам, почему Вам так важно, казню ли я признанного диктатора, руководитель Органа? — прорычал Мадин.

Лея умолкла, услышав невысказанную угрозу, но тут же вмешался Риекан:

— Мы стремимся защищать любую жизнь и её основные права, генерал. Даже Империя признаёт их сейчас.

— Показуха, чтобы умиротворить массы, — отмахнулся Мадин, — Император не собирается отказываться даже от крупицы своей власти. Он — новое лицо всё того же старого режима.

Уставившись рыбьими глазами на голопроектор, заговорил Акбар:

— Если это фикция, генерал, то он горы свернул, чтобы придать ей максимальную достоверность. Воистину его коварнейшая уловка — это отмена декрета о рабах⁽³⁾ и восстановление неотчуждаемых прав, — Лея прекрасно знала, что как никто другой именно он имеет право ссылаться на это: долгое время его собственная раса страдала от рабовладельческих законов Палпатина, — это новый Император и уже новая Империя, генерал. Я и подумать не мог, что окажусь в столь неловком положении опасающегося, что она получит моральное превосходство. Из-за Ваших действий.

Лея видела, как каменеет лицо Мадина, как он начинает понимать, что, несмотря на своих защитников, оказывается в изоляции. Она видела, как исчезает последний шанс на возвращение Мадина и, таким образом, на доступ к Люку.

— Я думаю, нам всем нужно успокоиться, — попыталась она, — то, что произошло после Квенна, — это эмоциональный вопрос, поляризовавший наши позиции, но это ни в коем случае не...

— Квенн, — выпалил Мадин, — почему бы Вам не пояснить Совету, что именно делали Вы на станции Квенн в тот день, мэм?

Лея выпятила подбородок, решив не поддаваться больше угрозам. Потому что так нужно, — это та черта, которую она не переступит. Каждый раз, когда она уступала и отступала перед его завуалированными угрозами, она укрепляла его позиции и ослабляла собственные. Она делала то, что отвергала всю жизнь — уступала хаму. Она молчала, когда всё в ней кричало, что она должна высказаться... и более она в эту игру играть не будет. Не даст ему этой власти над собой.

— Что я делала на Квенне? Вы знаете не хуже меня, Мадин... Я была там, чтобы продолжить неофициальные переговоры с Империей... Мирные переговоры, которые должны были привести к встрече на высшем уровне между Империей и Альянсом. Я была там, чтобы договориться о мире с единственным человеком, который, как Вы сами только что признали, может считаться истинным воплощением Империи... Я была там, чтобы встретиться с Императором... ещё раз.

Моментально Совет охватило бурное волнение. С грохотом опрокинув кресло вскочил генерал Галл.

Теж Масса была уже на ногах, держа руки перед собой:

— Господа... Господа!

Посреди всего этого шума, скрывая бешеный стук сердца за крепко стиснутыми челюстями, стояла Лея.

Некоторое время спустя шум всё же утих настолько, что Масса попыталась продолжить:

— Господа! Это делалось с ведома и при полном содействии разведки. Именно я рекомендовала руководителю Органе воздержаться от сообщения Совету деталей диалога, находящегося на самой предварительной стадии, и я остаюсь при своём решении. Из-за продолжающихся утечек информации, деликатности вопроса и отсутствия пока конкретики, которую мы могли бы донести до Совета, я посоветовала руководителю подождать. Она действовала в соответствии с моими рекомендациями.

Впечатлённую проявленной Теж солидарностью, Лею охватило чувство вины от понимания, что если она проиграет, то утащит за собой и Теж Массу.

Она отстранённо заметила, что в начале суматохи Теж успела поставить на удержание связь с Мадином, так что застывшее изображение генерала кривилось в старательно сдерживавшейся им самодовольной улыбке.

Вытянув перед собой руки стоял генерал Риекан и пытался перекричать общий шум:

— Руководитель... Руководитель Органа, позвольте мне уточнить... Вы встречались с Императором?

Его взвешенный голос почти мгновенно был перекрыт возмущёнными воплями Галла:

— Вы действительно были с ним в одной комнате! Когда?

Не сводя глаз с Риекана, Лея подчеркнуто проигнорировала вспышку Галла:

— Да, я говорила с ним. Именно поэтому я и была на станции Квенн.

Галл вновь поспешно вклинился:

— Я думаю, что нам всем очень повезло, мэм, что генерал Мадин успел вмешаться.

Этого она не могла пропустить:

— Что именно Вы хотите сказать, генерал Галл?

— Я говорю, мэм, что Император всегда играет масштабно. Я говорю, не удивительно, что Императору нельзя доверять — он известный стратег и непревзойдённый лжец. Позвольте мне ещё раз напомнить Совету, как он убрал предыдущего лидера Альянса — не было прямого нападения на базу повстанцев... Это была продолжительная, тщательно разработанная операция, проводившаяся в течение длительного времени с целью выманить вождя Мотму в опасное место. Я говорю, мэм, что обеспокоен тем, что он может взяться за свои старые трюки.

— У него были возможности арестовать или убрать меня, если бы он захотел этого, генерал. Трижды я встречалась с Императором лицом к лицу для обсуждения условий, которые позволили бы Альянсу и Империи вступить в переговоры о прекращении военных действий на основе новых законов и указов, принятых им с момента прихода к власти. Он стремится сделать больше... Он намерен сделать больше... И ему нужно наше сотрудничество.

— Зачем? — бросил вызов генерал Галл.

— Он хочет, что бы занятые сейчас в продолжающемся конфликте войска были направлены на обеспечение правопорядка в условиях смягчения Имперской Конституции. Для этого ему нужно, что бы прекратились все операции против Империи. Взамен он предлагает уступки и поэтапное...

— Уступки! — со сдерживаемым пренебрежением произнесла Одиг, — и на какие же уступки он может пойти?

— Он уже дал нам больше, чем Вы можете себе представить. Во время нашей первой встречи я попросила доказательств его намерений. На второй встрече я получила координаты Луны Эндора. Когда я прилетела туда, на орбите вокруг неё... вращалась укрытая щитами новая Звезда Смерти. Я стала свидетелем её уничтожения, продемонстрированного Императором в качестве подтверждения его намерений. Я потребовала большего — он дал нам Фондор — весьма показательная уступка.

Где-то на задворках сознания Лея отметила, что сейчас она защищает перед Советом действия Императора, и всё же она не остановилась:

— Сейчас я задаю вам тот же вопрос, который он задал мне при нашей первой встрече лицом к лицу. Я спрашиваю вас, сможете ли вы отбросить старые предрассудки и использовать этот единственный шанс, сделать этот шаг в неизвестность? Я спрашиваю вас, господа, что важнее: шанс на мир и демократию или наше собственное устаревшее чувство самоидентификации в, как справедливо заметил адмирал Акбар, меняющейся Империи? Я не говорю, что мы капитулируем — никогда — я говорю, что мы сядем за стол переговоров и будем договариваться. Я спрашиваю, кто из нас сможет со спокойной совестью отказаться. Один мудрый человек однажды сказал: "Дело не в том, как нас называют, и не в том, где мы стоим. Нас определяет то, что мы делаем". Это был мой... это был Бейл Органа, и он отдал жизнь за свои убеждения. И без тени сомнения я могу сказать, что если бы он сегодня был здесь, он первый сказал бы, что это правильно — это возможность, которой никогда не было. Недостаточно иметь цель... нужно найти путь к ней. Я верю, что это наш шанс — это наш миг, который никогда больше не повторится. Мадин прав... Вопреки всему своему фанатизму и нетерпимости, он прав в одном: у нас есть шанс изменить судьбу Галактики. Вопрос в том, достаточно ли мы смелы, чтобы воспользоваться им? Достаточно ли мы велики, чтобы переступить через собственные предрассудки и сделать шаг в неизвестность? Признаюсь, мне потребовалось много времени, чтобы заглянуть в себя и найти ответ... И я знаю, что несмотря ни на что, я никогда не пожалею о своем выборе. Я прошу вас задуматься над своим.

Лея долго всматривалась в каждое лицо за этим столом, затем развернулась и с высоко поднятой головой вышла из комнаты.

Спустя шесть шагов в коридоре её начало трясти.

* * *

Пока она шла в свой кабинет, Теж бегом догнала её. Как всегда, шеф разведки не тратила слов попусту.

— Дебаты ещё продолжаются, и мне нужно вернуться туда. Мадин пока ещё на связи. Как только я вернусь в зал Совета, я отключу связь. Вам нужно связаться с ним из кабинета и попытаться уговорить его. Пожалуй, Вам хватит времени до окончания заседания, пока Одиг или Галл не уйдут и не доложат ему, что произошло.

— Думаете, у меня получится его уговорить?

Тег поджала губы, и Лея поняла, что дискуссия, из которой она только что вышла, была пустяком по сравнению с той, в которую ей предстояло вступить.

* * *

Когда Лея вошла в свой кабинет рядом с залом Совета, Хан встал. Лея знала, что он скоро уйдёт, он только хотел узнать, чем закончится заседание Совета.

— Что за ситховщина там происходит? Я отсюда слышал рёв и вопли, как на свадьбе вуки.

Глядя на Хана Лея помедлила немного и активировала комлинк. После вступления в должность столько раз она, опасаясь упустить перспективу, говорила себе, что не вправе позволять своим чувствам управлять разумом что она не должна позволять себе вовлекаться на личном уровне. Что ж, у неё нет ничего более личного, чем это... и это казалось абсолютно, безусловно правильным.

— Подготовь "Сокол", а мне надо ответить на этот звонок. О том, что случилось, я расскажу по дороге.

Почти уже в дверях Хан остановился:

— Подожди-ка... по дороге?

— У тебя найдётся свободное место на том ржавом, но, как ты утверждаешь, очень быстром ведре?

— А как же то, о чём ты говорила, ну, знаешь, общая картина, великая цель, большая ответственность и вот это вот всё?

Лея изогнула бровь над сверкнувшими глазами:

— Несколько дней всё это как-нибудь проживёт без меня. Я собираюсь забрать моего брата.

* * *

Когда Хан вышел, Лея активировала комлинк и сразу же, не дав Мадину шанса начать, заговорила:

— Что ж, мне вернуться и рассказать им остальное? Хотелось бы, конечно, сделать это по своему плану, но если придется, можно и по Вашему... И я приложу все силы, чтобы в процессе разнести в пух и прах все Ваши мелочные интриги.

— Интриги? Я еще даже не начинал, — прищурился Мадин.

— Крифф, Вы на чьей стороне сражаетесь?

— На собственной, — сказал Мадин, похоже, весьма довольный этим ответом, — в свете последних событий я убедился, что никому более не верю. И если взглянуть на всё с этой точки зрения, думаю, что целесообразность нашего дальнейшего сотрудничества на исходе. Откровенно говоря, вы больше мешаете, чем помогаете, а у меня есть свои методы решения проблем, что может подтвердить Ваш брат. Хотя, похоже, это ненадолго. Скоро он также утратит полезность. Осталась лишь одна цель, которой он послужит.

Поняв наконец, что не в состоянии больше сдерживать Мадина, Лея озвучила последнюю угрозу:

— Сделаете это, и мы отречёмся от Вас. Мы публично открестимся от Вас. Сделаете это, и останетесь сами по себе, Мадин.

Лицо Мадина закаменело, он вздёрнул подбородок:

— Спасибо, руководитель. Трудное решение Вы сделали значительно легче. Из-за былой преданности Мон я боролся с желанием сложить с себя полномочия и тем самым доверил успешную операцию Совету, достаточно глупому, чтобы поддерживать Вашу власть. А она будет успешной — смерть Императора начнёт войну, которую Ваш смиренный Альянс без моего вмешательства, похоже, начать не в состоянии. А информация, имеющаяся у Императора, даст нам средства для решительного окончания этой войны. На наших условиях. Сейчас Вы разъяснили мне моё место я занимаю в этом... новом Альянсе... И это, как и многое в Вашем Альянсе Повстанцев, вызывает глубокое разочарование, но совершенно не удивляет. Я отказываюсь от любых связей с немощным, блёклым, ничтожным непослушанием, в которое превратился Альянс. Я отказываюсь от любых и всех связей... Настоящим я слагаю с себя все обязанности, руководитель Органа.

— Подождите! Мадин,.. — но Лея говорила уже со статичной картинкой. Связь прервалась... вместе с какой-либо возможностью контролировать его. Ситх, что она наделала? Лея поникла, опустив голову на руки... Отныне у них не было ничего, ни доступа, ни контроля... Лея резко встала, озарение вывело её из отчаяния.

Она переключила канал, и тут же ободряюще зазвучал голос Теж:

— Руководитель?

Лея прерывисто вздохнула, но заговорила она твёрдо и уверенно в себе:

— Теж, Вам необходимо сейчас же отключить все коды доступа генерала Мадина. Все. Отключите его от системы. Затем мы должны опубликовать официальное сообщение о том, что Крикс Мадин не является более членом Альянса. Мы не приемлем ни его действий, ни его намерений.

Теж нахмурилась, тщательно сдерживая тревогу в голосе:

— Он ушёл в отставку?, — она прервалась, как всегда просчитывая варианты, -...или он уволен?

— По своей воле генерал более не с нами, и мы должны публично дистанцироваться от его действий.

У Теж перехватило дыхание, она жёстко произнесла:

— Он собирается казнить Императора, — это не было вопросом.

* * *

У себя в кабинете, отдав первоочередные распоряжения и подумывая установить наблюдение за известными сторонниками Мадина, Теж Масса откинулась на спинку кресла. На какое-то мгновение она растерялась, что делать дальше.

По мере просчёта вариантов у неё сжимались челюсти. Они должны разыскать Императора... Ей во что бы то ни стало надо убедить Альянс сделать это. Если они потеряют его...

На личный комлинк в ящике стола поступил кодированный вызов, и она с трепетом вытащила его, удивляясь, что он вообще прозвучал... Её пронзила короткая вспышка отчаянной надежды.

— Да?

— Мой код доступа: Фелуция, Кашиик, Дорин, один-один-три-девять-три, — просто сказал незнакомый голос.

Чувствуя как дрожит голос, Теж подтвердила код:

— Подтверждение: Дорин, Дорин, Скако, пять-пять-девять-ноль-девять. Кто Вы? У Вас надёжные документы?

— Доложите о ситуации, — проигнорировал вопрос неизвестный голос.

Теж была в таком отчаянии, что почти не колебалась:

— Мадин отстранён, он подал в отставку. На данный момент я не имею доступа к генералу и не могу контролировать или влиять на его действия, кроме как попытаться заявить о своей верности и присоединиться к нему. У Вас есть какие-нибудь новости?

— Ситх! — на несколько секунд связь прервалась, и Теж поняла, что контакт передаёт информацию другим. Затем со статическим щелчком связь возобновилась.

— Вообще-то, да, — мрачно произнёс женский голос, — мне необходимы точные координаты и код допуска на "Дом-Один"... и мне нужен доступ в док.

— Вот! — замешкалась Тэг, — Вы же понимаете, что если я сделаю это, моё прикрытие будет провалено.

— Просто впустите меня.

* * *

Лея сидела у себя в кабинете, тупо уставившись в стену напротив, и ждала... чего-то. Какого-то чуда. Тоска... пусть будет...

Из задумчивости её вывел стук в дверь. Моргнув сухими глазами она выпрямилась.

— Войдите.

Вошла Таг Масса, и Лея еще никогда не видела, чтобы эта женщина выглядела настолько испуганной. У нее сжалось сердце, а во рту внезапно пересохло так, что она не могла вымолвить ни слова.

— Вам надо пойти со мной, — серьёзно сказала Масса.

— Зачем?

— Вам надо пойти со мной, прямо сейчас.

— Куда мы идём? — побуждаемая интонацией Теж, Лея поднялась.

* * *

Молча они дошли до дока снабжения, где Теж хмуро обернулась к Лее:

— Прошу Вас полностью довериться мне. Поговорите с ними... просто поговорите с ними.

Нахмурившись Лея окинула взглядом знакомый ангар... там, в дальнем углу, стоял неизвестный корабль, помесь дальнего разведчика с истребителем. Без колебаний она пошла вперед... Это охотники за головами, кто-то, кому, по мнению Теж, она может доверять?..

Поднявшись по пандусу на пару шагов, она осознала реальность. Не сводя глаз со входа, внутри напряженно стояли рыжеволосая девушка и невысокий мужчина с оливковой кожей. Лея невольно потянулась за отсутствующим бластером...

— Подождите! — мужчина, Лее он был известен как один из помощников Люка — Нейтан Халлин, вытянув руки перед собой, подался на полшага вперёд, — подождите, пожалуйста.

— И у вас хватило наглости заявиться сюда,.. — прищурившись, замерла Лея.

— Руководитель, пожалуйста,.. — начала Теж, и Лея обернулась к ней.

— А Вы! Позволили им проникнуть сквозь наши заслоны! Как они вообще нашли,.. — она осеклась, осознав ужасную правду, — иы... ты сдала им координаты. Когда ты отправила моё сообщение, ты добавила координаты, ведь так? Ты на самом деле сообщила имперцам координаты "Дома-Один". Ты... Ты,.. — у нее не было слов. Как долго она знала Теж... пять лет, шесть? — скажи мне, что это был единственный раз

Теж не шевелилась, её прищуренный, оцепенелый взгляд искал глаза Леи.

— Это была ты, верно? — Лея не могла поверить, что у неё хватает духу говорить. Все годы, что она знала Теж, она доверяла ей, её интуиции, чувству общей цели, — всё это время это была ты. Ты и есть шпионка.

— Я только,.. — покачала головой Теж, — сделала выбор спустя год после появления Наследника на Корусканте... Именно тогда он связался со мной.

— А до того?..

— Он никогда не был им, руководитель, — вновь покачала головой Теж, — Скайуокер никогда не был шпионом... думаю, теперь Вы это знаете. Кротом был ваш начальник отдела связи по имени Лимарит.

— И ты заняла место, которое освободил Лимарит.

— Лимарит был шпионом Палпатина. Я сотрудничала только с Наследником — с Люком Скайуокером — и делала это, зная, что он не собирался нас уничтожать. Я не предатель, мэм. Я искренне верю — верю, что это путь к миру... единственный путь. Моя преданность Императору не меньше, чем преданность, которую я испытываю к Вам и к Альянсу, и всё по той же причине... по искренней вере в то, что он будет использовать её мудро. Он сказал мне, что вместе вы сможете установить мир. У него было — есть — видение, и я полностью полагаюсь на него, чтобы воплотить его в жизнь... Я считаю своим долгом, своей миссией сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь ему в этом. Не считайте меня предателем, мэм. Я никогда им не была.

Всё происходило так быстро, что Лея просто не успевала осмыслить случившееся. Теж — крот... Теж, оберегавшая Лею, поддерживавшая её и... крифф... Она поддержала кандидата Скайуокера в лидеры Альянса! Вот почему она так внимательно следила за Леей! Вот зачем она стала её доверенной! Чтобы направлять действия Леи! Чтобы влиять на её решения!

— Ты в меня хоть когда-то верила? — Лея кипела от гнева.

— Всегда, мэм. Я всегда поддерживала Ваши взгляды и Вашу точку зрения. Я всегда считала, что у Вас хватит решимости вывести нас из противостояния.

— Ты предала меня.

— Никогда, мэм. Я всегда стремилась оберегать и помогать Вам, а вместе с Вами и основным принципам Альянса...

Новая мысль осенила Лею, и она перебила Теж.

— Почему ты помогала ему, ты же даже не знала,.. — она замерла, а Теж кивнула.

— Будучи полевым офицером, ещё до того, как меня взяли в разведку, я ходила с ним на несколько заданий. Я видела в нём то же, что вижу в Вас, мэм... То же упорство, ту же честь, те же принципы. Те же стремления. Когда его схватили имперцы, я была потрясена. После своего исчезновения он не связывался со мной больше года, а я к тому времени уже работала в разведке. Но я знала его, и потому согласилась... Я считала себя в долгу перед ним. И когда я решилась, ну, я ведь уже служила в разведке — это было нетрудно: подчистить несколько файлов, изменить несколько деталей так, чтобы официально я никогда не встречалась с Люком Скайуокером. Это были особо секретные спецзадания, записей о которых практически не велось.

— Почему ты согласилась?

— Потому что я и тогда не верила этим слухам, — задрала голову Теж, — я сражалась рядом с ним... В бою видишь людей такими, какие они есть. Ты видишь их лучшие и худшие качества. Люку Скайуокеру я не раз доверяла свою жизнь... и я уверена, что могу доверить ему свою надежду, своё будущее и свою Галактику. Я знала его... это было то, что я делаю, мэм... я оцениваю — разведданные, людей... это всё то же... и даже тогда у меня это хорошо получалось. Поэтому я не верила ни единому слову из того, что доносилось с Корусканта. Но у меня была роскошь выбора. Вы были совершенно в другом положении. Вас уже готовили к руководству, и Вы не могли позволить себе такую роскошь, как личное мнение... Я понимаю это. Я верила... и до сих пор верю, что поступаю правильно. Или, может быть... Я помню, как, впервые связавшись со мной, Скайуокер сказал, что просит меня сделать нечто дурное из благих намерений. Это придало мне уверенности... Уже тогда он знал свои слабости. Знает и сейчас.

— Он весьма убедителен.

— Да, он такой, мэм, — ответила Теж, спокойно выдерживая взгляд Леи, — потому что он полностью верит в то, что говорит. А он говорит, что Вы с ним способны добиться мира... И я ему верю, совершенно. И простите меня, мэм, но я думаю, что и Вы тоже.

Рыжая — та самая, которой Лея отправила сообщение — стоявшая скрестив руки на груди, решила вернуться к делу:

— Что ж, это всё действительно весьма увлекательно. Но между тем след остывает, — она пристально взглянула на Лею, — то, что Вы говорили на станции Квенн — это серьёзно?

Лея нахмурилась, и Джейд выпятила подбородок:

— Вы говорили, что хотите всё это изменить, что хотите, чтобы всё получилось. Единственный человек, который способен сделать это, удерживается сейчас одним из ваших генералов... Поэтому я спрашиваю Вас вновь: Вы действительно хотите, что бы это всё закончилось?

Лея молчала, и Джейд вновь заговорила:

— Люк доверял Вам... Он всегда доверял Вам. С самого начала, несмотря ни на что, он выделил Вас. А он, скажу Вам, доверяет не многим.

— Он никогда не доверял мне.

— Он доверял Вам настолько, что взошёл на борт "Осы", хотя знал, что это ловушка.

Всё внутри Леи сжалось от чувства вины:

— Наши люди ищут "Осу". Девять отрядов прибыли на её последнее известное местоположение.

— Девять отрядов? — сухо переспросила Джейд, — наверное, Вам будет интересно знать, что у Империи сто шестьдесят пять Звездных Разрушителей, девяносто семь крейсеров-заградителей, сто тридцать пять фрегатов, триста корветов...

Невысокий мужчина наклонился и прошептал:

— Мара, думаю, она в курсе.

— Нет, не понимает, — не спуская глаз с Леи, нахмурилась Джейд, — потому что от них всех не будет никакого толку — всё равно Люка убьют. Они просто не успеют. Ему требуется нечто иное — ему нужно то, за что он так упорно боролся. Ему нужно сотрудничество... здесь, сейчас, потому что мы отреагируем быстрее... объединившись. Независимо от того, во что мы верим, на какой стороне мы сейчас стоим... неважно это. Люк был прав, когда дело дойдет до конца, это не будет иметь значения. Политические взгляды, личные позиции... они разделяют нас, потому что очень умный старик-манипулятор сказал нам, что так и должно быть, а мы все оказались настолько доверчивы, что слушали и думали, что это важно. Но сейчас происходит что-то действительно важное, и по сравнению с этим... Мне всё равно. Мне плевать на всю эту политику — это разница во мнениях, а не в намерениях. Всё, что я знаю, это то, что прямо сейчас, у людей на этом корабле, есть наилучший шанс сделать так, чтобы всё получилось. Мы те, кто ближе всего к проблеме, а значит и к фактам, с обеих сторон. Здесь все, кто ему нужен... Поэтому я спрошу ещё раз, Вы действительно были серьёзны во всех этих разговорах с Люком? Потому что если да, то прямо сейчас Вам надо пойти со мной.

Явно сочтя, что в этом деле он должен послужить посредником, худощавый мужчина кашлянул и подтянулся:

— Вам, наверное, стоит учесть, что ни разу в жизни я не слышал, что бы Мара сказала "пожалуйста".

Лея невозмутимо разглядывала Джейд:

— Вам стоит учесть, что в моей жизни это первый случай, когда я готова прислушаться к имперцу.

— Это "да" или "нет"? — спросила Джейд, — потому что мы теряем время и выбиваемся из графика.

— Почему Вы решили, что я позволю Вам уйти? — наклонила голову Лея.

— Почему Вы решили, что способны остановить меня? — не моргнула глазом Джейд.

— Возможно, нам всем стоит,.. — неуверенно шагнул вперёд Халлин.

— Тихо! — одновременно скомандовали обе женщины и переглянулись.

— Он много болтает, — пожала плечами Джейд, — к счастью, как правило, это бывает полезно... в конце концов.

Лея облизала пересохшие губы:

— Если мы это сделаем, то на моих условиях, — она вообще задумывалась об этом?

— Если мы это сделаем, — покачала головой Джейд, — то без всяких условий. Мы сделаем это. Ради Люка. Мы вытащим его, а потом разойдёмся каждая в свою сторону.

— Я не подвергну опасности "Дом Один". И я не вправе рисковать флотом, действуя в тесном контакте со Звёздными Разрушителями.

— Я не прошу флот, я прошу Вас. Флот только задержит нас.

— Мара, нам может понадобиться подкрепление,.. — наклонился и тихо сказал медик.

— Флот уже ищет его, Нейтан, больший и оснащённый лучше, чем всё, что могут собрать Повстанцы. Дело не в количестве.

— Мне показалось, Вы говорили, что он даёт хорошие советы, — вздёрнула подбородок Лея.

— Я сказала "в конце концов", — возразила Джейд, но приостановилась, — Вы можете информировать свой флот, но помните — я не собираюсь вытаскивать Люка из одной тюрьмы только для того, чтобы передать его в другую. И мы действуем самостоятельно... Я не намерена ожидать согласования каждого шага с флотом.

— Хорошо.

— Хорошо, — кивнула рыжая.

Несколько томительных секунд царила тишина, когда вновь высунулся Нейтан Халлин:

— Мы должны... пожать руки?

Несколько секунд Джейд страдальчески смотрела на него, потом вновь обратилась к Лее:

— Итак, как я поняла, ваш двуличный вомп-крыс⁽⁴⁾ просто взял и подал в отставку, — она повернулась к Теж, — когда в крайний раз Вы получали координаты⁽⁵⁾ "Осы"?

— Мы отслеживаем использованный им канал ГолоНета. Но зная Мадина, можно предположить, что его сигнал перенаправлялся минимум через полудюжину усилителей и маршрутизаторов; а раз он только что подал в отставку, то, наверняка, уже прыгнул, — Теж обернулась к Лее, — я передам Вам координаты — возможно они подтвердят наши прежние подозрения, — но всё равно это слишком большая территория, чтобы прочесать её в поисках одного фрахтовика.

— Нам известна модель и явно поддельный идентификатор "Осы", полученный на Квенне, — добавила Джейд, — полагаю, у вас есть что-то ещё?

— Я передам всё, что мы имеем, — сказала Теж, — у нас не так много данных об этом грузовике — это была одна из мелких заначек генерала... Но я изучила недавние заявки технического персонала Мадина, и, судя по ним, кроме щитов, "Оса" не была сильно модифицирована. У меня также есть список всех фальшивых идентификаторов Мадина.

Джейд деловито кивнула:

— Кроме того, нам нужен новый корабль.

— Что не так с этим? — нахмурилась Лея.

— Этот засвечен, — небрежно объявила Джейд, — скорее всего, имперские военные уже знают наш идентификатор.

— И почему это станет проблемой?

— Не станет... если у нас есть другой корабль.

— Есть у тебя другой корабль. И поверь мне, он гораздо лучше, чем этот, — все обернулись на новый голос и приближающиеся шаги по рампе. Расправив плечи Хан Соло, глянул на рыжеволосую и повернуться к Лее, — Чуи как раз пошёл прогревать "Сокол". Нам пора отправляться — время уходит.

Джейд взвалила на плечо громоздкую сумку, вернула в кобуру бластер и кивнула в знак одобрения — настоящий солдат: "Мне по душе этот парень".

---

1) 87. В оригинале: "knee-jerk response" — коленный рефлекс, рефлекторная реакция.

Вернуться к тексту

2) 88. В оригинале: "took her to her fate" — "повел её навстречу её судьбе"...

Вернуться к тексту

3) 89. Имеется ввиду Имперский Декрет A-SL-4557.607.232.

Вернуться к тексту

4) 90. В оригинале: "ratgash".

Вернуться к тексту

5) 91. В оригинале: "did you last peg".

Вернуться к тексту