Штормовое предупреждение (гет)

7 декабря 1976 г., Шотландия, подземелья Хогвартса

— Меркантильная Эванс, алчная Эванс, — ворчала себе под нос Лили, спускаясь в подземелья. — Бросила богатенькую подружку, раз появился богатенький парень! Тьфу!

Глаза защипало, но Лили только быстрее зашагала вниз по ступенькам. За последнюю неделю она чего только не наслушалась о себе. Видит Бог, она стерпела бы и «стерву», и «шлюху», и даже «хуесоску» она могла бы перенести, но сегодня эти дуры перешли черту. Одна из бывших приятельниц Лили с Пуффендуя решила, что нет ничего лучше, чем наставить заблудшую душу на путь истинный. Она подошла к Лили якобы посочувствовать, а вместо этого обвинила в том, что она дружила с Сивиллой из-за денег, а когда та перестала дарить ей подарки, то бросила её и выискала себе парня побогаче.

— Бедный Северус, — вздыхала та, — он ведь не виноват, что не родился богатым. Ты должна была ему помочь, Лили, а ты его предала.

Лили так устала за последние дни, что просто послала эту знакомую в далёкое и очень увлекательное путешествие, а сама ринулась прочь, пока не расплакалась прямо перед ней. К тому же у Лили были дела, и тратить драгоценное время на пустоголовую клушу она не собиралась.

— Тебя интересуют только деньги, Лили, — передразнила она.

Да, она любит деньги! Её заветной мечтой было стать гениальной учёной, которая изобрела кучу суперкрутых зелий и теперь получает тысячи галлеонов с патентов. Она хотела плавать в деньгах, хотела швырять монеты в океан, пуская «блинчики» по воде, хотела каждый день утром и вечером приходить к своему сейфу с горами золота и любоваться, как оно сверкает и переливается. И она, чёрт раздери всех недовольных, не понимала, что в этом такого плохого!

Нет, конечно, наверное, надо в самом деле быть поскромнее. Скромность приличествует порядочной девушке, а Лили, вне сомнения, порядочная. Была таковой раньше, по крайней мере…

Она спустилась в подземелья и поскорее свернула в нужный ей коридор. Зажегши Люмос на кончике палочки, она взглянула на наручные часы. Ещё десять минут, она вполне успевала, но всё равно прибавила шаг. Лили провела рукой по стене, отсчитывая кирпичи. Один, два, пять, семь… Отсчитав нужное количество, она надавила на кирпич, и перед ней открылся тайный проход, в который она тут же свернула.

В комнате было пусто. Ну конечно, слизеринцы ведь приходят ровно в назначенное время — ни позже, ни раньше. А потому у Лили осталось в запасе время, чтобы перевести дыхание.

Наверное, она давно уже перестала быть порядочной девушкой. С каждым днём этой самой порядочности в Лили оставалось всё меньше и меньше. Сначала предала подруг, потом переспала с Джеймсом, а теперь… Лили осторожно поставила сумку с зельями на пол и перепроверила содержимое. Два десятка флакончиков с противозачаточными собственного производства. В качестве их приготовления Лили была уверена настолько, что могла поставить на кон собственную руку. Она проверяла их на кроликах и один раз — на себе (после того дня, как переспала с Джеймсом).

Допустить беременность Лили не могла ни в коем случае: родители бы её не просто убили, а уничтожили бы, а ребёнка… Лили знала, что Туни родилась именно так: мама случайно забеременела ею на третьем курсе, и теперь дед на каждом семейном празднике не уставал напоминать о том, что мама «залетела от вялого хера этого опездола Эванса» (никак иначе, кроме как опездолом, дед отца не называл). Повторять судьбу матери Лили не хотела.

Дверь тайного прохода снова открылась, и в комнату вошла Нарцисса Блэк. Она кивнула Лили в знак приветствия и окинула взглядом зелья.

— Ты обещала сварить их ещё полторы недели назад, — с укором сказала она.

— Я помню. Прошу прощения, что задержала поставки. — Лили едва сдержалась, чтобы не усмехнуться от этого официоза. — У меня были некоторые… обстоятельства.

— Обстоятельства обстоятельствами, Эванс, но мне из-за этого пришлось контактировать с твоими подружками. Ты же знаешь, что я не могу светиться с такими, как вы.

«С грязнокровками», — перевела у себя в голове Лили.

— Поэтому я вынуждена заплатить тебе меньше, чем изначально договаривались. Я вычту пятнадцать кнатов из твоей доли.

Лили недовольно поджала губы, так ничего и не ответив.

Вообще-то Нарцисса брала себе тридцать пять процентов от выручки, но вычитать деньги из доли Лили она никогда не стеснялась. Однажды она вычла целый галлеон за то, что экспериментальное зелье Лили (кажется, это было зелье для роста волос) дало побочный эффект, который на подопытных крысах не проявился. После нанесения зелья волосы выглядели ухоженно ровно час, а потом всё тело покрывалось жуткой сыпью.

— Репутация, Эванс, превыше всего! А такими темпами ты мне её уничтожишь! — кричала тогда Нарцисса.

Но искать другого посредника Лили не планировала. Вести дела с Нарциссой ей нравилось. Блэк никогда не врала. После принципа «репутация превыше всего» в её импровизированном списке сразу же шло «честность — залог успешных партнёрских отношений». Именно поэтому она не брала свыше уговоренных тридцати пяти процентов — ну, если не учитывать её вычитания из доли Лили.

Сначала, как только Нарцисса предложила ей продавать зелья, Лили переживала, что та будет брать намного больше уговоренного. В конце концов, она же слизеринка. Но Нарцисса дала понять, что чужого не возьмёт.

А на вопрос, почему Нарцисса не пошла с этим предложением к Северусу (логичнее ведь слизеринке пойти к слизеринцу), она ответила:

— Он общается с моим женихом, Люциусом Малфоем.

И на этом окончила разговор. Насколько Лили поняла, своего жениха Нарцисса ненавидела всей душой.

И всё же, понять, зачем чистокровная волшебница из богатой семьи тратит уйму своего времени на торговлю всем подряд из-под полы, Лили не смогла. А Нарцисса же не только школьникам товары сбывала. Лили знала, что периодически Нарцисса аппарировала в Лютный переулок и уже там загибала цены так, как Лили и не снилось. А ведь для юной девушки соваться в Лютный было не то что опасно, а сверхопасно. Зачем она так рискует, если всё равно проживёт жизнь в достатке, даже если будет тратить каждый день по сто галлеонов, Лили не знала.

— Эванс, подожди, — окликнула её Нарцисса, когда Лили собралась уходить. Она протянула ей мешочек — по всей видимости, с деньгами. — Недавно продала те твои неудачные зелья в качестве проклятых. В Лютном их чуть с руками не оторвали.

Лили улыбнулась и приняла мешочек.

— Там есть тот галлеон, который ты вычла в прошлый раз? — спросила она, глядя в расписку, которую Нарцисса всегда прикладывала к деньгам. В расписке она указывала количество проданного товара и точную сумму, находящуюся в мешке.

— Нет, тогда ты облажалась и подпортила мне репутацию, — отрезала Нарцисса. — К тому же это я придумала, как использовать бракованный товар, так что тот галлеон по праву мой.

— Справедливо, — согласилась Лили и пожала ей руку. — Хороших тебе сделок, Блэк.

— Хороших тебе зелий, Эванс, — ответила Нарцисса. — И да, кстати. Если хочешь, я могу разобраться со слухами, которые о тебе ходят. У меня есть парочка способов, как заткнуть тех, у кого слишком длинный язык.

Лили улыбнулась и покачала головой.

— Боюсь, я такие суммы не потяну.

— Как хочешь. — Нарцисса пожала плечами. — Но репутация и правда важна, Эванс, ты ещё это поймёшь.

— Что ж, спасибо за беспокойство.

Развернувшись, Лили вышла из комнаты и поспешила в башню Гриффиндора. Ощущение приятной тяжести денег растворяло все грустные мысли, одолевающие Лили. Это умиротворение продлится недолго, но этого времени хватит, чтобы хоть немного отдохнуть от постоянных переживаний.

Но всё-таки, Нарцисса права. Надо что-то сделать со своей репутацией. Обязательно. Платить за это бешеные деньги Лили не готова, а помощь Нарциссы обязательно вылетит в копеечку.

К несчастью, у Лили было только две идеи, что с этим делать. И одну из них — самую сумасшедшую — она собиралась организовать прямо сейчас.

Она собиралась вступить в Клуб рукоделия и готовки.

Когда она сдала Джеймса и Сириуса, в тот день, когда в общей гостиной завязалась потасовка, девочки из Клуба (Лили не знала всех участниц, но некоторые вполне были ей известны) кинулись драться друг за друга, а единственное, что смогла сделать Лили, — это побежать за профессором Макгонагалл. Лили хотела быть частью этого, частью сплочённой общности, готовой броситься на помощь друг другу.

Когда она сказала об этом девочкам, те напомнили, что декан наказала их, запретив выходить в Хогсмид, но тут помогла Марлин: она показала, что в горбе статуи Ганхильды из Горсмура есть тайный ход, ведущий в «Сладкое королевство» — магазинчик, принадлежащий сестре мадам Розмерты, миссис Бригитте Флюм.

Так они и сбежали к мадам Розмерте. Та практически сразу согласилась принять Лили, дала подписать договор о неразглашении и отпустила с миром.

Но у самого выхода Сторми резко затормозила.

— Мадам Розмерта, извините, мне есть что рассказать, — промямлила она. — На самом деле это я сказала Лили про Клуб. Но ничего не произошло! Я знаю, что такие договоры, — она кивнула на листок в руках мадам Розмерты, — устроены так, что нарушивший обещание столкнётся с магическим откатом. Ну там… Прыщи на всё лицо, кожа зелёная — смотря как магию настроить. Но со мной всё в порядке! Может, магия неправильно работает?

Мадам Розмерта слушала её с лёгкой улыбкой, а затем сказала:

— Нет-нет, милая, всё работает. — Она подтянулась, достала из ящичка тетрадь и, открыв, ткнула в неё пальцем. — Когда вы рассказали об этом мисс Эванс, ваши имена проявились вот тут. Я знала, что вы дружите и что мисс Эванс хорошая девочка, поэтому не стала ничего предпринимать. Будь это кто другой… Что ж, пришлось бы попотеть, чтобы скрыть наш Клуб.

После этого, судя по выражению лица Сторми, у неё камень от сердца отпал, и все вместе они вернулись в школу.

Вот так Лили и вступила в этот сумасшедший клуб.

* * *

8 декабря 1976 г., Шотландия, поле для квиддича

В Хогвартсе учились сумасшедшие волшебники. Сторми поняла это давно, но сейчас, наворачивая круги по заснеженному стадиону под свист ветра, сквозь который прорывался бодрый голос Поттера, она убеждалась в этом целиком и полностью. Какой сумасшедший играет в квиддич зимой и устраивает тренировки на заснеженном поле? Поттер, вот этот сумасшедший. Ветер, снег, ядерный взрыв, второе пришествие — ему хоть бы хны, лишь бы тренировку не пропускать.

Но мало того, что Джеймс регулярно, наплевав на погоду, заставлял их носиться по стадиону, так сейчас за их беготнёй наблюдал ещё и Люпин. Он стоял, прислонившись плечом к одной из трибунных башенок, и ждал Джеймса. Из-за этого раздражение кипело в крови сильнее.

Сторми сейчас всем сердцем завидовала Рехеме. Её нигде не было видно, и, судя по всему, эту тренировку она решила прогулять. Но Поттер не был бы собой, если б оставил Рехему в покое и не сказал:

— Эй, Пирс! Где Джордан? Я могу поклясться, что видел её возле стадиона.

— Да я откуда знаю, где она? — отозвалась запыхавшаяся Сторми.

— Ну вы же обе девчонки, — невозмутимо пожал плечами Джеймс. — Слушай, сходи-ка за ней, а? Скоро матч, вам просто нельзя пропускать ни одну тренировку! Мы и так отстаём на сорок очков от…

— Да поняла я, поняла! — перебила Сторми. — Сейчас схожу.

Она сунула руки в карманы штанов и зашагала прочь с поля. Вообще-то не так уж и плохо выходило: можно было пошататься по территории школы, прогуливая тренировку на морозе, и всё это с разрешения капитана! Сторми коварно улыбнулась, напоследок бросила взгляд на Люпина. Отлично, ещё и от него подальше свалит.

После его извинений Сторми стало очень неловко находиться рядом с ним. Прощать его она не собиралась. Мужчины не меняются, особенно так быстро. Она даже не уверена, понял ли он, за что она на него злилась, может, он вообще извинился манипуляции ради. Пёс его знает.

Но злиться на него в полной мере она уже не могла, а оттого неловко мялась, когда встречала его.

В любом случае сейчас она собиралась залезть в какое-нибудь уютное местечко вроде кладовки с мётлами и хорошенечко погреться, возможно, даже поспать. Именно туда Сторми и направилась. Она ожидала наткнуться на запертую дверь, однако та оказалась уже взломанной. Сторми нахмурилась и заглянула внутрь.

В кладовке стоял полумрак, но Сторми не составило труда разглядеть спину Рехемы возле стены. Ну ничего себе, всех, кто хочет слинять с тренировки по квиддичу, тянет в кладовку?

— Привет, Джордан! А меня Потти как раз за тобой послал. Говорит, что нельзя… — начала Сторми, но осеклась, заметив, что Рехема не одна.

К стене она прижимала не кого иного, как Регулуса Блэка. Даже полумрак не скрывал то, как щёки этого мальца вспыхнули малиновым — как раз в тон спортивной мантии Рехемы.

— Ой, — только и сказала Сторми. — Простите, ребятки, я сейчас уйду, милуйтесь дальше.

— Нет! — взвизгнул Регулус, и его голос по-юношески подскочил на пару октав. Регулус покраснел ещё гуще, но тут же гордо задрал подбородок и, поднырнув под рукой Рехемы, сказал: — Мы не миловались.

Сторми смерила его скептическим взглядом.

— Да что ты! Я так и поняла, конечно, не миловались. Просто случайно споткнулись и упали в кладовку. — Она хмыкнула, сокрушённо покачав головой. Нет, если бедолага Рехема будет встречаться с таким парнем, это будет… тяжело. — Дорогой, взрослые мальчики называют вещи своими именами без стеснения, понятно?

Это было её ошибкой, потому что Регулус тут же смертельно побледнел и, бросив нервный взгляд на Рехему, выпалил:

— Закрой рот, грязнокровка! Я никогда бы не миловался с такой, как она и ты. — Он скривился. — Особенно с чёрной! Никогда!

— Что?! — воскликнула Рехема, но Регулус не обратил на неё внимания.

— Наверное, ты, Пирс, думаешь, раз Сириус мой брат, то, значит, и я буду хвостом увиваться за какой-то там челядью, но нет! — Он задрал подбородок ещё выше, и Сторми захотелось въехать ему в челюсть за такие слова. Регулус объявил: — Я никогда бы до такой низости не опустился!

И вышел — выскочил — из кладовки, постаравшись задеть Сторми плечом.

— Ну и катись ко всем чертям собачьим, конченый нацист! — крикнула она ему вслед и, повернувшись к Рехеме, замерла.

В её глазах мелькало что-то зловещее, пугающее и пробирающее до самых костей. Она распрямила согнутые плечи, оскалила зубы, медленно надвигаясь на Сторми.

— И надо было тебе влезть? — спросила она глухо.

— Я… Вообще-то я не хотела. — Сторми постаралась унять тревогу. — Мне очень жаль, что тебе пришлось выслушивать этот бред сивой кобылы, но я…

— Заткнись! — закричала Рехема. — Как же ты меня задолбала, тупорылая конча! Пи́здишь тебя, пи́здишь, а ты всё равно… Хуй ли тебе от меня надо?! Ты не можешь просто сгинуть куда-нибудь в обосранную задницу? Тебе обязательно надо было влезть, когда он тут был?!

— Да я нечаянно, — попыталась сказать Сторми, но Рехема тут же рявкнула:

— Хучаянно! Ты просто такая же лесбуха, как и все те долбоёбки! Что, выбешивает видеть, что мне нравится парень, да?! Обязательно его настроить против меня?!

— Да не нужны вы мне оба! — воскликнула Сторми.

И тут же кулак Рехемы ударил ей в живот, словно таран, со всей силой врезающийся в ворота замка. В глазах запрыгали белые пятна, перемежаясь с чёрными, и Сторми судорожно вдохнула, отшатываясь назад и сгибаясь пополам.

«Врежь ей!» — тысячью яростных голосов взвыло оскорблённое нутро. Оно взревело разъярённой медведицей, дикой волчицей, которую уязвили в лапу, но не убили. Нутро требовало: «Ударь её, заломи руки так, чтобы захрустели кости, сделай подсечку и урони на пол, вцепись ногтями в короткие патлы и размажь её лицо про промёрзшей земле! Отомсти! Отомсти!»

Но Сторми лишь снова выдохнула, практически выжимая сквозь зубы превращающийся в пар воздух. Хватаясь рукой за стену, выпрямилась. Посмотрела в чёрные глаза Рехемы.

Если отвечать злостью на злость и ударом на удар, разве эта женоненавистница не укрепится в своей ненависти? Разве не усилит её в тысячекратном размере? Наверное, Люпин был прав, и она действительно ведёт себя как какая-нибудь христианка. Возлюби врага и всё такое… Но женщины ей не враги. Она не будет бить своих же!

Сторми наконец выровняла дыхание, всё так же не отрываясь от глаз Рехемы. Чернота в них становилась всё гуще, темнела, норовя поглотить с головой. Казалось, зрачки и радужка полностью растворились друг в друге, наполнившись аспидным цветом ярости.

У Рехемы подрагивали пальцы, кривились губы. Она смотрела на Сторми, разогнувшуюся и распрямившуюся. Это наполненное тишиной бесконечно долгое мгновение тянулось, словно время загустело и замёрзло. Сторми поняла, что Рехема ждала от неё реакции — хотя бы какой-то. Сторми облизнула губы и заставила себя улыбнуться ей.

Вдруг Рехема рванула вперёд и, схватив Сторми за голову, со всей мочи потянула её вниз, ударяя коленом прямо в лицо. Громко хрустнула переносица, Сторми вскрикнула, из глаз брызнули слёзы, а боль, как хищный спрут, запустила свои щупальца под кожу, в кости, до самого мозга. Отвратительный писк и гул крови в ушах разрывали голову, Сторми попыталась отпихнуть Рехему, но та не переставала бить её. Удары сыпались так быстро, что Сторми не успевала даже почувствовать, куда в этот раз въехал тяжёлый кулак Рехемы.

Оглушающая, ослепляющая боль не давала ни подумать, ни собраться, ни даже толком вдохнуть. Сторми пыталась собрать магию в руках — куда там до палочки! — но магия растворялась, рассыпаясь жалкими искрами, давала осечку, как старое ружьё или отсыревшая зажигалка.

«Помогите», — подумала Сторми. У неё не получилось бы крикнуть, сознание плыло. Сторми успела только подумать, что неплохо было бы сейчас отключиться, как почувствовала, что удары прекратились. Она попыталась собраться, встать, но тело не слушалось. Так паршиво она не чувствовала себя даже тогда, когда Сириус прошёлся по ней магией. Наверное, потому, что тогда ей было кого защищать, а сейчас…

Сторми заставила себя вдохнуть, выдохнуть. Писк в ушах чуть ослаб, и она смогла разобрать чужой голос:

— С ума сошла совсем?! Джордан, это уже ни в какие ворота!

Голос был знакомый, но вспомнить не получалось. Рехема что-то кричала в ответ, но Сторми не разобрала. Вместо этого она подтянулась, чуть приподняла голову и сплюнула. Красное пятно расплылось по полу. В расфокусированном зрении оно отливало ярко-малиновым, практически термоядерным. «Это кровь?» — подумала Сторми. Почему-то эта мысль прошибла её молнией.

— Джеймс, быстро за Макгонагалл! — приказал тот же голос.

Сторми почувствовала, как её поднимают с пола, усаживают, и заставила себя повернуть голову. Всё вокруг плыло и двоилось, но она всё равно узнала этого человека. Чёртов староста Блюбоннет.

— Встать сможешь? — спросил он.

— Рем? — выдавила Сторми и закрыла глаза.

— Чёрт возьми, Пирс! Ты же просто дала её тебя отлупить! — зашипел он. Сторми почувствовала, как её подхватывают под руки, попыталась отпихнуть его, но он только крепче обхватил её. Он сказал: — Ничего личного, Пирс, но будь добра, прикрути немного свою гордость. Хотя бы до лазарета.

Не то чтобы у Сторми был выбор. Так Рем и дотащил её до Больничного крыла, передав в руки мадам Помфри.

— Сотрясение мозга… Перелом носа… Перелом ребра… — доносились до Сторми причитания медички.

Та вливала в неё зелья, махала палочкой, снова вливала зелья, и снова махала палочкой. Наконец перед глазами прояснилось, и Сторми смогла разглядеть пожелтевшие стены лазарета, встревоженную мадам Помфри и Рема — тот почему-то прижимал ко глазу лёд.

— Сколько пальцев показываю, милая? — спросила медичка.

— Два, — ответила Сторми. Голос противно гнусавил, но мадам Помфри облегчённо выдохнула.

— Слава Мерлину, остальное за Костеростом, — сказала она и повернулась к Рему. — Ну а у вас, мистер Люпин, дел всего-ничего. Через минутку будете целёхонький.

Она протянула ему какой-то бутылёк и, дождавшись, пока Рем залпом выпил его, удалилась в свой уголок, видимо, за новыми зельями. Сторми нахмурилась — это незначительное движение тоже отдавало болью — и спросила:

— А с тобой-то что?

— Со мной что? — переспросил Рем и откинул в сторону лёд. Глаз у него заплыл, но с каждой секундой под действием зелья возвращался в норму. — Со мной ничего, сладкая, всего лишь разок получил от Джордан кулаком в глаз. А вот с тобой что? Ты совсем рехнулась?

Сторми фыркнула и отвернулась от него. Ещё чего не хватало — слушать от него упрёки! Но он не замолчал, продолжил:

— Я почти на все сто процентов уверен, что ты просто дала ей себя отлупить. Знаешь, я в прошлый раз сказал, что ты похожа на христианку — жертвенная, готовая подставить вторую щёку. — Он замолчал на мгновение, а потом выдал: — Херня всё это, нет заповеди лучше, чем око за око.

— Не боишься, что Иисус за такие слова тебя в ад пошлёт? — хмыкнула она.

— Тебя бы это уж точно не расстроило… Не переводи тему! Почему ты просто дала себя избить? Я же своими глазами видел, как ты буквально по стене размазала Сириуса, а он… Он уж точно сильнее какой-то там Джордан!

Сторми тяжело выдохнула.

— Слушай… Иди в жопу, окей? Ты ничего не понимаешь… Если бы я знала, что она сделает…

Она зажмурилась. Костерост и правда делал своё дело: кости с хрустом сращивались, неприятно зудя. Сторми вдруг осознала, что ей до ужаса обидно, и эта обида зудит в сто раз хуже сращивающихся костей. Она стерпела всего один удар, а потом, когда поняла, что надо дать отпор, когда колено Рехемы разбило ей лицо, она не смогла ничего сделать.

— Просто отвали, Люпин, — прошептала она. — Просто иди в жопу…

Ей только и оставалось, что терпеть. Как жалко… Ещё паршивее, что спас её тот, с кем она ни за что не хотела пересекаться. Ну просто великолепно, теперь она ещё и дама в беде! Блеск! Ещё чуть-чуть, и Сторми обрядится в платье с удушающим корсетом, измажет лицо косметикой и пойдёт рожать десятерняшек от принца на белой метле!

Вернулась мадам Помфри. Она выпроводила Рема, влила в Сторми новые зелья и принялась заполнять медицинскую карточку.

— Драки — это так ужасно, милая моя! — причитала она. — И почему вы постоянно в них попадаете? Всего несколько месяцев в школе, а ваша карточка уже вдоль и поперёк исписана! Я бы на вашем месте всё-таки не сидела молча.

— О чём вы? — не поняла Сторми.

— Вы прекрасно знаете, о чём я, милая моя. О нашей общей знакомой, постоянно подкидывающей мне работёнки. — Мадам Помфри устало покачала головой. — Я прекрасно знаю о ситуации с мисс Джордан. Вы не первая, милая, до вас была мисс Честер. Ах, как она держалась, бедняжка! Но она тогда просила директора отстранить мисс Джордан. Да, конечно, директор не отстранил, но всё же. Отчего же вы молчите?

Сторми поджала губы.

Почему она молчит? Потому что Рехеме и без того тяжело. У неё куча старших братьев, а сама она из бедной семьи. Стипендия, которую она получает благодаря квиддичу, явно очень много для неё значит. И Сторми прокручивала это в голове, когда в очередной раз хотела плюнуть на всё и выкатить жалобу на неё. В конце концов, в последнее время у них даже более-менее наладились отношения. Сторми может и потерпеть. Нехорошо подставлять своих же. Если бы она на неё пожаловалась — это был бы нож в спину от той, кто должна защищать женщин. Рано или поздно она достучится до Джордан.

Но тем не менее — сотрясение мозга, перелом носа, перелом ребра. А до этого — испачканная форма, рвота до крови, неисправная метла…

Почему она молчит?

Минерва Макгонагалл зашла к Сторми почти сразу, как только мадам Помфри выпроводила из лазарета Рема. Деканиса интересовалась, с кем же и по какой причине подралась Сторми. Та снова упорно молчала.

А что ей говорить? Что Рехема её избила? Ну скажет она, ну исключат Рехему из сборной, что это в сущности изменит? Сторми не хотела становиться причиной страданий другой женщины. Да, ей было обидно — нестерпимо, до жути, до дрожи в руках. Но сдать Джордан…

— Мисс Пирс. — Макгонагалл опустилась на край койки и по-матерински заботливо посмотрела на неё. — Вы же понимаете, что я не накажу вас, если вы расскажете мне правду? Что вы ничуть не преступите нормы морали? Что это не делает вас трусливой или бесчестной?

Сторми закрыла глаза. Она перебирала в голове всё, что сделала Рехема. Сотрясение мозга, перелом носа, перелом ребра… Испачканная форма, рвота до крови, неисправная метла… Сотрясение, перелом, перелом… Ушиб, ушиб, ещё ушиб, оскорбления — сотни, сотни оскорблений…

Сторми открыла глаза. Макгонагалл выжидающе смотрела на неё, всем видом давая понять: она сочувствует.

Может, в самом деле рассказать?

Сторми открыла рот, готовая выжать из себя слова, но они вдруг застряли толстой костью поперёк глотки. Сдать Рехему — предать женщину. Предать ту, кто, может быть, исправится, станет лучше, переосмыслит свои ужасные дела и поймёт, что она была неправа.

Рехему ведь накажут.

В глубине души Сторми отчаянно, дико хотела, чтобы её наказали, чтобы Рехема почувствовала ту же боль, какую чувствовала Сторми, когда та колотила её ни за что, из-за слов какого-то чистокровного сопляка, клятого мужика, которого растили с ненавистью к женщинам. Сторми жаждала этого так сильно, что ей от самой себя становилось тошно.

Она ненавидит женщину. Это ужасно.

— Мэм… — прошептала Сторми. — Мэм, я не могу.

И она расплакалась.

* * *

9 — 10 декабря 1976 г., Шотландия, башня Гриффиндора

Сторми выписали из Больничного крыла на следующее утро после происшествия. Мэри и Лили уже всё знали — Джеймс и Ремус выдали всё происшествие с потрохами. Небось ещё и приукрасили. Когда об этом услышал Сириус, то тут же ринулся драться с Рехемой.

— Как она посмела тронуть мою женщину?! — на всю гостиную орал он, пока его друзья пытались его сдерживать.

Сторми тогда хотела только одного: выйти в окно от стыда.

— Дурдом, Монашка. — Мэри, заложив руки за спину, ходила туда-сюда по спальне. Девочки сидели в своей комнате как раз после того, как в гостиной всем факультетом успокаивали Блэка. — Но почему ты ничего нам не сказала?

На этот вопрос Сторми не ответила, только поёжилась, отвернулась, уставившись за окно. За ним ветер гнал по воздуху слипшиеся друг с другом снежинки, швырял в стекло комья снега, свистел метелью. Сторми до сих под разламывало на части, когда она думала о том, чтобы рассказать о Рехеме кому-либо. И так все узнали, но хотя бы не по вине Сторми.

— Может, просто уйти из сборной? — спросила она.

Мэри и Лили замерли, переглянулись, и вторая села рядом со Сторми, положив руку ей на плечо.

— Не горячись. — Лили мягко улыбнулась. — У тебя же пока освобождение от тренировок, да?

Сторми кивнула. Несмотря на то, что магия восстановила её тело, летать ей пока было нельзя. Мадам Помфри говорила, что после сотрясения исцеляющая магия делает с мозгом что-то там, из-за чего, когда поднимаешься в воздух на метле, другое что-то там влияет на первое, и Сторми может начать блевать, как в тот раз, когда её отравила Рехема.

— Ну вот, — продолжила Лили, — подожди, пока не закончится освобождение, а потом на свежую голову решишь, что тебе делать.

Лили так улыбнулась, что у Сторми потеплело в груди, а после вышла из комнаты и исчезла почти до самой ночи. Вернулась Лили со взглядом победительницы, но ни Сторми, ни Мэри так и не смогли добиться от неё рассказа, куда она пропадала.

— Завтра узнаете, — довольно сказала Лили.

А назавтра Сторми и Мэри снова после уроков сидели и смотрели в камин, не зная, чем себя занять. Лили ушла на встречу этого её Клуба Слизней, так и не сказав, что она эдакого вчера вытворила.

— Может, дать вам книжки почитать, чтоб со скуки не кисли? — это Марлин, сидящая рядом с ними, не упускала возможности их поддеть.

Она листала очередной любовный роман, в этот раз не-магический, про альфа-оборотня с волосатыми сиськами и трёхнедельной щетиной и охотницу с огромным декольте чуть ли не до пупка. На мягкой глянцевой обложке эти двое обжимались так, словно им кто-то подлил афродизиака в еду. У Сторми при взгляде на эту книгу повышался уровень испанского стыда в крови.

— Фу-у, не, сама читай, — скривилась Мэри. — Чем тебе это нравится вообще? Оно же тупое…

Марлин усмехнулась и сказала:

— Солнышко моё, я знаю, что оно тупое. Ни одна адекватная женщина не полезет в логово оборотня в полночь. Но тем не менее мне нравится, потому…

Конец её фразы заглушил громкий удар распахнувшегося портрета. Полная Дама тут же разразилась причитаниями, и девочки повернули головы в сторону звука. К ним злобной фурией надвигалась Рехема.

— О Мерлин, начинается… — простонала Мэри.

— Ах ты ебаная стерва! — вместо приветствия взревела Рехема, схватив Сторми за воротник свитера.

Не думая, Сторми тут же вынырнула из свитера, отскочила в сторону, оставшись в одной майке. Холод облизал кожу, покрывшуюся мурашками, но Сторми этого даже не заметила, напрягшись и приготовившись, как дикая кошка.

— Ты охерела? — воскликнула Мэри, а Сторми прошипела, не сводя глаз с Рехемы:

— Что я опять тебе сделала? Снова какой-то мальчик тебя обозвал, раз ты на меня набросилась?

Лицо Рехемы перекосило от злости.

— О, прекрасно! — воскликнула она и со всей силы отшвырнула свитер Сторми. Тот угодил в камин, тут же вспыхнул, и сердце Сторми защемило обидой. Ну за что ей это? — Прекрасно, давай, дрянь, делай вид, что это не ты настучала Макгонагалл! Ссыкло паршивое, свинья пендосская!

Сторми непонимающе уставилась на неё.

— Чего-о-о? — протянула она. — Настучала? Я?!

— А кто?! Ты же у нас тут такая обиженка! Ущемилась, что слабее меня, да? Поэтому пошла и нашестерила! Из-за тебя, шалавы, меня из сборной вышвырнули! — кричала Рехема.

Сторми захлопала глазами. Она совершенно точно помнила, что ничего не сказала Макгонагалл о Рехеме. Она хотела, но… Но ей было жалко. Обидно, до ужаса несправедливо, но жалко эту чёртову Рехему Джордан, которая делала всё, чтобы выжить её из сборной. И сейчас она снова стоит перед Сторми, готовая в любую секунду размазать её по полу гостиной, уверенная, что та её сдала.

— Я понятия не имею, кто на тебя донёс, Джордан, но это точно не Пирс, — фыркнула Мэри. — Она, видишь ли, даже нам с Лили ничего не сказала.

— А ты вообще ебало завали, не с тобой разговаривают! — рявкнула Рехема и двинулась на Сторми, та отступила назад. — Что, здорово тебе, когда подружайки твой задок прикрывают, да?! Я даже было подумала, что ты нормальная, а ты такая же, как эти дуры из того бабского кружка!

Мускулы на лице Сторми дрогнули, она сжала в руке волшебную палочку, готовясь защищаться. Мэри сделала то же самое, не нападая первой, но будучи готовой ко всему.

— Носишься с такими, как эти. — Рехема фыркнула и ткнула в Мэри пальцем. — С тощей проституткой, которая раздаёт свою пиздёнку налево и направо, с жирухой, — палец Рехемы указал на Марлин, но та и бровью не повела, продолжив листать роман, — которая только и знает, что жрать. Потому что ты такая же, хотя и делаешь вид, что ты похожа на мужчин. Тебе на самом деле нравится, когда этот тупой брат Регулуса за тобой носится. Тебе нравится раздавать себя всем подряд, как Макдональд, нравится, как Маккиннон, читать всякую идиотскую бабскую хуйню.

Сидевшая со спокойным выражением лица Марлин вдруг позеленела, и в глазах проступило железо. Она так сильно сжала роман, что костяшки на руках побелели. Медленно встав, Марлин осторожно положила книгу на диван и шагнула навстречу Рехеме. В сузившихся зрачках читалась жажда крови.

— Что ты там вякнула про мои книги, сучка? — промурчала она.

— Что слышала. — Рехема расслабленно скрестила руки на груди. — А что? Неужели побьёшь?

В её голосе сочилось столько превосходства, будто перед Рехемой сейчас стояла первоклашка, у которой она вот-вот отберёт конфету. С виду так и было: Рехема была выше Марлин чуть ли не на полголовы, она была крепкой, с развитыми мышцами рук и ног, а Марлин — пышечка-толстушка в красных балетках и милом свитере. Но Сторми и Мэри знали, что уложить Маккиннон на лопатки в Клубе могли только мадам Рози, Алиса и Мо.

— Даю тебе пять секунд, чтобы извиниться за твои слова о моих книгах, — сказала Марлин. — Или я в самом деле тебя отлуплю.

На шум начали собираться школьники. Они осторожно выглядывали из спален, чуя начинающийся мордобой. Краем уха Сторми услышала, что кто-то из мальчишек уже начал делать ставки.

Рехема хмыкнула.

— Жируха обиделась? Книжечки жалко? — ухмыльнулась она. — Ну давай. Нападай, раз такая смелая.

Но не успела она опустить скрещённые на груди руки, как на неё обрушилась череда хуков Марлин. Сторми прикусила губу. Внутри неё снова всё разделилось надвое: одна часть мысленно вопила, чтобы они остановились, а другая… другая ликовала каждый раз, когда кулак Марлин сминал лицо Рехемы.

Марлин крикнула:

— Да, я читаю тупой, нелогичный и местами до жути смехотворный бред, но мне нравится этот бред и мне не стыдно за это! А ты не суй свой черномазый нос куда не просят!

Пришедшая в себя Рехема начала драться в полную силу. У неё было преимущество — длинные, сильные конечности, — но на стороне Марлин был опыт. И этим опытом она благополучно пользовалась, уворачиваясь от ударов Рехемы и атакуя в открытые места.

В общую гостиную стекалось всё больше студентов, они уже смело выкрикивали имена тех, за кого болели, и большинство скандировало имя Рехемы. Мэри же во всю глотку кричала:

— Давай, Марлс, размажь её!!!

Неожиданно к её голосу присоединился Сириус, вывалившийся из мужских спален на шум. Сторми же стояла посреди этого сумасшествия, чувствуя бродящий по коже холод декабрьских сквозняков. Она понятия не имела, что ей делать: остановить их, позвать старших, просто смотреть? Что?

— Сторми! — Рядом с ней материализовался Рем, напряжённо осматривающий происходящее. — Сторми, что тут происходит? И почему, ради всего святого, ты в майке?

— Я… — Сторми прикусила губу, зажмурилась и выдала: — Рехема с чего-то решила, что я спалила её Макгонагалл, сожгла на хрен мой свитер, потом оскорбила романы Марлин, и та взбесилась, и… И, чёрт возьми, сделай что-нибудь, ты же староста!

Рем нервно окинул взглядом драку, прикусил губы. Тем временем Марлин изловчилась и ударила Рехему в горло, после чего воспользовалась её замешкой, повалила на пол, заламывая ей руки, и теперь кричала, что та должна жрать землю за то, что её грязный рот выплюнул в сторону её любимых тупых романов. Рехема в ответ обсыпала её проклятьями вперемешку с грубым матом.

— О Господи, — выдохнул Рем и всё же шагнул вперёд, спокойно произнёс: — Маккиннон, Джордан, прекратите драку.

Рехема и Марлин не обратили на него никакого внимания. Тогда Рем взмахнул волшебной палочкой, колдуя обездвиживающее, и обе замерли в одном положении.

— Блин, Лунатик, какого хрена?! — вскрикнул Блэк, но Рем на него так глянул, что тот притих, недовольно поджав губы.

Выискав взглядом кого-то в толпе, Рем сказал:

— Ронни, не могла бы ты сбегать за профессором Макгонагалл? Боюсь, если я отойду, у кого-нибудь хватит мозгов использовать контрзаклятие, чтобы это безобразие продолжилось.

Сторми узнала эту девочку: именно её она угостила своей стряпнёй, когда та плакала в гостиной. Так, значит, её зовут Ронни. Она тут же кивнула, убежала, после чего вернулась спустя пару минут в сопровождении профессорки Макгонагалл и Лили.

— Замечательно, мой факультет не изменяет себе, — констатировала деканиса. — Не прошло и двух дней с вашей прошлой драки, мисс Джордан, как вы ввязались в новую.

Она взмахнула палочкой, расколдовывая студенток, и дождалась, пока они встанут на ноги.

— Эта жирная шлюха на меня напала! — объявила Рехема, и Макгонагалл обречённо сжала переносицу пальцами.

Марлин же ничего не говорила, просто стояла, отряхиваясь и разминая кулаки. На её лицо вернулось привычное выражение отстранённого безразличия. Она взяла с дивана свой роман, и теперь её не волновало совершенно ничего.

— Мисс Джордан, подбирайте выражения, вы не на улице, — сказала Макгонагалл. — Я буду вынуждена наказать вас обеих.

— Вам мало того, что вы исключили меня из сборной?! — воскликнула Рехема.

Сторми закачала головой и обняла себя руками в попытке согреться. Надо было сходить в спальню и натянуть на себя новый свитер, но уходить отсюда ей не хотелось: в конце концов, она была одной из причин всего происходящего хаоса. Вдруг она почувствовала, как тёплая шерстяная ткань ложится ей на плечи. Подняв глаза, Сторми встретилась взглядом с Лили, накинувшей на неё свой кардиган.

— С ума сойти, я отошла всего на час, — прошептала она. — Что у вас тут произошло? Хотя… — Лили окинула взглядом Рехему, ругающуюся с Макгонагалл. — Можешь не говорить. И так понятно, что случилась Рехема.

Макгонагалл тем временем сказала:

— Это окончательное решение, мисс Джордан, я вас предупреждала ещё в начале семестра. Ваши выходки перешли всякую черту, и я больше не могу закрывать на это глаза, хотя я и пыталась. Это было моей ошибкой. Вчера на вас написали коллективную жалобу, и проигнорировать это я не в состоянии. Я сочувствую вашей ситуации, мисс Джордан, но вы не единственная моя студентка. В следующий раз вас не просто выгонят из школьной спортивной команды. Вас поставят на учёт и, вероятно, исключат из Хогвартса. До воскресенья подойдите ко мне в кабинет, я назначу вам отработку. Мисс Маккиннон, вас это тоже касается.

Рехема в ответ злобно глядела на деканису, и губы её дрожали то ли от бессильного гнева, то ли от обиды, а может, и от всего вместе. Макгонагалл же оглядела оставшихся в гостиной студентов.

— Доброго вам вечера, дети, — сказала она и, дождавшись ответного пожелания, вышла из гостиной.

Студенты, осознав, что шоу окончилось, разбредались по своим спальням, и гостиная пустела, стихая, как море после шторма. Постепенно в комнате не осталось практически никого, кроме пары человек. Сторми всё никак не могла сдвинуться с места и всё глядела на Рехему, замершую посреди гостиной. Её крутые плечи кренились к земле, как избитые ветром ветки дерева.

— Ну что, пошли? — спросила Мэри.

— Вы с Бэмби идите, — пробормотала Сторми, — я вас потом догоню.

Она поглубже натянула на себя кардиган Лили и постаралась улыбнуться им, хотя, скорее всего, вышло кривовато, судя по их обеспокоенным взглядам. Но всё же они кивнули ей и пошли в спальню. У Сторми, в свою очередь, оставалось одно незавершённое дело.

Она шагнула в сторону Рехемы, но в этот же момент Рем, сунув руки в карманы, негромко сказал:

— Это я тебя сдал, Джордан. В тот же день, когда ты избила Пирс. А потом собрал подписи у твоих бывших сокомандниц, чтоб тебя отстранили.

И вслед ему Кэтрин Честер зло процедила:

— А я была первой, которая это всё подписала, — и, сплюнув Рехеме под ноги, ушла в сторону спален.

В комнате не осталось никого, только молча стоящая Рехема и Сторми, не отводящая от неё взгляд. Она выдохнула и прошла мимо Джордан, в очередной раз поправляя Лилин кардиган.

— Знаешь, Рехема, — остановившись в проходе, сказала Сторми, — я никогда не ненавидела женщин. Ты первая, кто меня до такого довела.

И с этими словами она ушла, оставив Рехему совсем одну.