Не та цель. Том 2 (джен)

Интерлюдия: Кабинет директора Хогвартса

Тишина в кабинете директора была особой, лишь изредка нарушаемой перестуком множества странных серебристых приборов, да тихим потрескиванием поленьев в здоровенном камине. Альбус Дамблдор откинулся в своем кресле, и постукивая кончиками пальцев по подлокотнику рассеянным и несколько задумчивым взглядом стал осматривать свой кабинет.

В настоящий момент его мысли кружились вокруг неожиданной встречи в доме Лавгудов. Невилл Лонгботтом. Мальчик, который три года пробыл в стенах Хогвартса, практически не привлекая к себе внимания. Скромный, неуверенный в себе, вечно что-то теряющий и забывающий… таким он его знал. Таким он его запомнил.

Но тот юноша в гостиной Ксенофилиуса… он был другим. Кардинально другим. В его осанке, во взгляде, в самой ауре чувствовалась не детская, а какая-то зрелая, обремененная знанием сила. И то, как он встал между ним, Дамблдором, и Луной… это был не порыв испуганного ребенка. Это был расчетливый, уверенный жест защитника. Собственнический, как верно подметило его подсознание.

Дамблдор глубоко вздохнул. Он был, к сожалению, не понаслышке знаком с одержимостью. Тьма могла проникнуть в сердце разными путями, и один из самых коварных — вселение древнего, могущественного духа в незащищенное сознание, что скорее всего тут и произошло. Слишком уж радикально изменился мальчик. Слишком быстро.

Да ещё и эта странная защита сознания… Альбус не без причины считал себя одним из опытнейших легиллиментов современности, и как и у большинства из них — у него выработалась привычка проводить постоянное поверхностное сканирование окружающих его волшебников.

Нет, при таком сканировании невозможно было узнать мысли человека, или проникнуть в его воспоминания… Но вот уловить его настроение, отношение к словам собеседника… Для этого такого сканирования было достаточно.

Ещё до каникул маленький Лонгботтом и его желания были для директора как на ладони, и ничем не отличались от типичных желаний подрастающего мальчика, однако сейчас… Сейчас на месте Лонгботтома в ментальном плане была абсолютная пустота, и эта пустота… Настораживала.

С легким вздохом он выполнил невербальные манящие чары, и в следующий миг из специальной ниши в стене выехал его персональный думосбор, в котором он то и дело просматривал некоторые свои воспоминания.

Альбус прикрыл глаза, постарался максимально подробно восстановить в своей памяти визит в дом Лавгудов, и извлек из своего виска серебристую, переливающуюся дымку — нить памяти. Осторожно, кончиком палочки, он поднес ее к думосбору, и дождавшись, пока артефакт её полностью усвоит, тут же погрузился внутрь, чтобы разобраться в правдивости своих предположений…

В тот же момент кабинет растворился, сменившись знакомой гостиной Лавгудов. Он снова видел себя, входящим в дом, видел испуганное лицо Ксенофилиуса, странную, отрешенную уверенность Августы… и его, Невилла.

Молодой Лонгботтом стоял, выпрямившись, и его поза говорила не о страхе, а о готовности к противостоянию. Дамблдор-наблюдатель изучал каждую черту его лица, каждый микроскопический жест.

Ничего. Ни намека на постороннее влияние. Ни отсвета темной магии в глазах, ни искажения голоса. Только… непоколебимая, железная уверенность, абсолютно не свойственная пятнадцатилетнему подростку. И да, эта манера встать перед Луной, слегка оттеснив ее за свою спину… это был жест не рыцаря, защищающего даму. Это был жест хозяина, защищающего свою собственность. Слишком взрослый. Слишком… архаичный для современного подростка…

Дамблдор вышел из омута, и кабинет снова материализовался вокруг него. Он снял очки и медленно протер их шелковым платком. Одержимость? Маловероятно. Дух, особенно темный, редко может так безупречно подделать все физиологические реакции, все тончайшие вибрации магического поля живого человека. Тут определённо что-то другое… Проснувшаяся родовая магия? Возможно. Сильный стресс, переломный момент, заставивший скрытые таланты проявиться? Вполне.

Но старая осторожность, выработанная за долгие годы войны с темными силами, настойчиво шептала: проверить. Всегда лучше проверить.

Директор взял перо, обмакнул его в фиолетовые чернила и набросал на куске пергамента несколько лаконичных строк:

«Дорогой Кингсли, Прошу тебя, как старого друга, оказать мне небольшую услугу. Будь столь любезен, ненавязчиво навести справки о Невилле Лонгботтоме. Особенно о любых нехарактерных поступках или высказываниях в последнее время. Любая мелочь может быть важна. С наилучшими пожеланиями, Альбус Дамблдор»

Он свернул записку, подозвал Фоукса и, привязав послание к лапке птицы, прошептал:

— Кингсли Шеклболту, в Министерство. Без промедления, мой старый друг.

Феникс на это мягко щелкнул клювом и исчез в яркой вспышке огня, после чего Дамблдор откинулся на спинку кресла, и подумал о том, что Лонгботтом… интересная загадка, но всего лишь одна из многих. Его мысли уже переключились на куда более значимую проблему — на Гарри Поттера. Упрямый, непокорный, отказывающийся понимать всю серьезность положения мальчик… Нет, Невилл Лонгботтом со своими странностями определённо мог подождать.

Невилл

Войдя в кабинет Сибрана, я ощутил знакомое давление. Воздух здесь всегда был гуще, насыщеннее магией предков, и сегодня, после всплеска сил от договора с МакКливертами, я чувствовал это особенно остро. Казалось, сами краски на портретах стали ярче, а тени — глубже.

Сибран не заставил себя ждать, и не успел я сделать даже пары шагов по кабинету, как его фигура уже проявилась на центральном портрете. Он уселся на своё кресло, одновременно с чем его пронзительные серые глаза уставились на меня, выискивая слабину, усталость, или неуверенность.

— Ну? — требовательно вопросил он, после чего тут же добавил голосом, не допускающим возражений:

— МакКливерты. Докладывай. И желательно по существу!

Я выпрямился, встречая его взгляд. Усталость у меня конечно была, да, но помимо неё была ещё и новая, откованная в горниле дуэли уверенность.

Я выдержал небольшую паузу, и только когда Сибран начал раздражённо хмуриться, приступил к рассказу:

— Договор успешно обновлен, сэр. Огма МакКливерт согласился оставить старые условия без изменений и рунные поставки возобновятся с новолуния.

— Подробности, — отрезал Сибран, даже не моргнув глазом. — Как он воспринял тебя? Какие были сложности? Что он говорил?

— Он сомневался в силе нашего Дома, — ответил я честно. — Считал нас ослабшими, и потребовал… доказательств.

— И? — в голосе Сибрана зазвучал легкий, опасный интерес.

— Я удовлетворил его желания и предоставил их. В виде поединка. — Я позволил себе небольшую, холодную ухмылку, после чего продолжил:

— Огма с радостью принял вызов, после чего мы с ним сошлись и я выстоял. Он признал мою силу и силу Дома. Этого оказалось достаточно.

На лице Сибрана, обычно непроницаемом, мелькнуло нечто вроде удовлетворения. Сурового, без малейшей тени тепла. — Хорошо. Ты действовал адекватно ситуации, ведь горные волки понимают только язык силы. Ты его показал, и это… приемлемый выход, однако не забывай наследник, что сила — это совсем не панацея...

Он помолчал несколько секунд, в течении которых его взгляд скользнул по мне, как бы заново оценивая, после чего коротко вздохнул и продолжил:

— Что ж, хорошо... Теперь, наследник, слушай свою следующую задачу… В торфяных болотах Норфолка, что находятся к северу отсюда, обитает один очень древний дух. Он весьма стар, но зато очень могущественен и связан с магией земли. Его благосклонность может дать нам контроль над… -

— Нет.

Это слово повисло в воздухе, безраздельно приковывая к себе внимание всех в этом кабинете. Я сказал его тихо, но абсолютно четко, глядя прямо в глаза портрета.

В тот же миг Сибрана как будто подменили. Его черты, обычно лишь имитировавшие жизнь, застыли в маске ледяного, безмолвного изумления. Казалось, даже воздух в кабинете перестал двигаться, а в следующий момент со стороны портрета последовал шёпот, полный такой немой ярости, что стены кабинета, казалось, содрогнулись:

-Что?!

— Я сказал: нет, — повторил я, чувствуя, как новая магия внутри меня закипает, готовясь к обороне. — Я не поеду ни в какие болота, ни куда-либо ещё! Не сейчас!

— Ты… отказываешься? — голос Сибрана нарастал, и из тихого шепота постепенно превращался в громовой раскат, который, казалось, исходил не из портрета, а отовсюду сразу. — Ты отказываешься выполнить прямое повеление главы рода? Ты, жалкий щенок, который лишь благодаря моим указаниям сумел не опозорить наше имя перед болотной нечистью и горными дикарями?!

Давление в комнате возросло втрое. Не физическое, а магическое. Стены начали медленно, почти незаметно сдвигаться, сужая пространство вокруг меня, а воздух стал густым, и дышать им становилось всё тяжелее. Золотые рамки портретов на стенах замерцали зловещим светом, и всё это было сделано разгневанным Сибраном, который был не просто картиной.

В пределах этого кабинета, напитанного магией поколений Лонгботтомов, он мог накладывать чары, чем сейчас активно пользовался, чтобы подавить, сломить, и заставить подчиняться.

Не передать словами — как мне было тяжело вынести обрушившуюся на меня тяжесть. Она давила на плечи, на грудь, пытаясь пригнуть к полу, вынуждая сделать тот самый, единственный шаг назад, который означал бы капитуляцию. В ушах зазвенело, а сердце колотилось так сильно, будто пыталось покинуть, ставшую неожиданно тесной, грудную клетку.

Не смотря на всё это — я не отступил. Та самая недавно обретённая сила взбунтовалась против такого обращения и помогла мне выстоять под этим ужасным давлением. Именно благодаря этой магии я не упал, и даже не согнулся. Я стоял, сжав кулаки, чувствуя, как мои ноги вжимаются в ковер, но не отступают ни на дюйм.

— Я… не… покорюсь… — выдохнул я сквозь стиснутые зубы, и каждое слово давалось мне с невероятным усилием. Вме слова приходилось буквально проталкивать сквозь плотную пелену магического удушья.

Глаза Сибрана на портрете вспыхнули настоящим, живым огнем ярости. Он явно не ожидал такого сопротивления. -Ты осмеливаешься… — его голос гремел, и по стенам поползли трещины. — Ты, никчемный отпрыск, чьи родители… -

— ЗАТКНИСЬ! — рык вырвался из моего горла не моим голосом. Голосом, в котором смешались моя ярость, отчаяние и вся та мощь, что копилась внутри. Волна силы вырвалась из меня, не сфокусированная заклинанием, а просто чистый всплеск энергии. Она ударила в самую середину портрета Сибрана, и на короткий миг давление вокруг меня ослабло.

Я воспользовался передышкой, чтобы сделать шаг ВПЕРЕД, к портрету:

— Я не покорюсь! — повторил я, и теперь мой голос гремел не тише голоса Сибрана. — Я не твоя марионетка! Не пешка в твоей древней игре! Я — Невилл Лонгботтом! Наследник этого дома! И я САМ буду решать, что и когда мне делать!

Сибрана будто отбросило назад, вглубь картины. Его глаза расширились от изумления и чистой, неприкрытой ярости. — Ты… ты ничего не решаешь! Ты исполняешь волю рода! Твою личную ничтожную волю я сломлю!

— И что тогда?! — я почти кричал, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. — Ты сломаешь меня, и что? Получишь идеального, послушного раба, который будет прыгать по твоей указке, не думая, не рассуждая? И как такой раб сможет стать настоящим главой рода? Как он будет принимать решения, если возможности посоветоваться с тобой у него не будет?! Всю жизнь плясать под дудку портрета на стене?!

Мои слова, казалось, на миг ошеломили его. Давление снова ослабло, а портрет смотрел на меня, и в его взгляде, помимо ярости, мелькнуло что-то, похожее на… недоумение? На самом деле его можно понять… Он мыслил категориями слепого подчинения и железной дисциплины, где воля главы — неоспоримый закон. Концепция, в которой у членов рода может быть собственное стратегическое мышление была для него чужда.

— Ты… не понимаешь… — прошипел он, но уже без прежней ярости. — Угрозы… Уизерби… Дамблдор… Они разорвут тебя на части, если ты будешь слаб… если ты будешь колебаться…

— Сила не в слепом подчинении! — парировал я. — Сила — в знании! В ресурсах! В умении планировать! Я заключил два договора, которые не обновлялись десятилетиями! Я сделал это! Не ты! Я! И я знаю, что делать дальше! Мне не нужно бежать на болота за призрачной силой, когда у нас под носом рушатся настоящие, материальные активы! Когда Уизерби душит нас экономически!

Я видел, как он переваривает мои слова и постепенно его взгляд становился холодным и аналитическим. Ярость отступила, уступив место привычной для него холодной расчетливости.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, и его голос снова стал ровным, но теперь в нем чувствовалась опасная затаившаяся сила.

— Я имею в виду, что я беру тайм-аут, — заявил я, чувствуя, что напряжение в комнате окончательно спало. Стены вернулись на свои места, воздух снова стал пригодным для дыхания. — Я блестяще выполнил две твои задачи, и будем считать, что тем самым сдал своего рода тест на профпригодность.

Теперь я буду решать свои задачи, а когда мне понадобится твой совет… я его спрошу, и прислушаюсь. Надеюсь мы услышали друг друга. — закончил я, и не дожидаясь ответа, развернулся и направился к двери.

Спина горела от тяжёлого и оценивающего взгляда Сибрана, но тем не менее он не стал меня останавливать, и не сказал ни единого слова, что было воспринято мной как добрый знак.

Я вышел из кабинета, притворил дверь и прислонился к холодной каменной стене коридора, вдруг ощутив, как дрожь от колоссального нервного напряжения пробирает все тело. Я это сделал. Я открыто взбунтовался, и… выстоял.

Где-то в глубине души я понимал, что его опасения насчет Уизерби и Дамблдора не беспочвенны, но я также понимал, что продолжать быть послушным солдатом — значит проиграть еще до начала настоящей войны. Мне нужна была не только магическая мощь. Мне нужны были деньги, влияние, информация. Свой собственный план, и первый шаг к этому плану уже был мною сделан.

Оставалось только дождаться финала Чемпионата мира по квиддичу, а пока… пока нужно было прийти в себя и хорошенько все обдумать. Битва за независимость была выиграна. Но война за будущее Дома Лонгботтомов только начиналась.

После того, как дверь кабинета Сибрана захлопнулась за моей спиной, а дрожь в коленях от прошедшей конфронтации поутихла, я почувствовал не пустоту, а странное, холодное спокойствие. Граница была обозначена, и теперь мне предстояло ее укрепить. Первым делом для этого нужно было знать, чем я на самом деле управляю, и в каком состоянии это самое «что» находится.

Я стоял в коридоре, прислушиваясь к тишине Лонгботтом-холла. Она была разной — не мертвой, а многослойной. Где-то скрипела старая древесина, снаружи доносился отдаленный шум ветра, а под этим всем… чувствовалась сама магия поместья. Она была, как старый, местами потрескавшийся, но все еще прочный фундамент. Фундамент, которому как я начал подозревать, давно требовался капитальный ремонт.

К счастью у меня был один кандидат, который максимально подробно и честно ответит на все мои вопросы, ответы на которые я должен был получить уже давно…

— Симми! — позвал я негромко, но четко, и в следующий миг рядом со мной раздался хлопок трансгрессии, явивший мне домовика, который, судя по его виноватому лицу, уже прекрасно знал, что так просто он от меня не уйдёт…