Имя на снегу (джен)

В конце не было фанфар.

Не пришёл гонец с золотом. Не прибыла имперская грамота с печатью. Не было речи у костра, где все кричат «Ура!» Была только дорога. Сырая, тяжёлая, с колеёй, в которую попадал каждый второй шаг.

Но ведьмак шёл.

Он не шёл домой. Потому что дома у него не было. И, пожалуй, не должно было быть.

Он не вспоминал о маге каждый день.Не вспоминал и о Ванеке, и о Слане. Но руки сами искали мешочек, где лежали платки. Не для боя. Для памяти.

А память — она как клинок. Если не точить — заржавеет. Если не использовать — заростёт мхом. А если не нести — будешь легче. Но слабее.

Каэр Морхен встретил его дождём. Весемир, как обычно, не спросил:

— Где был?

Не сказал:

— Что видел?

Только посмотрел. Как смотрит кузнец на клинок, что вернулся из боя без зазубрин. Но с рубцами.

И сказал:

— Жив?

— Пока.

— А душа?

— Не знаю.

— Ну, подлечим.

В одной из комнат — у стены — он сложил свитки. Положил мешочек. Оставил записку:

«Если забудете — вы не ведьмаки. А просто бойцы.

И пусть ваши имена кто-нибудь вспомнит так же, как я вспомнил их.»

Он не подписал. Зачем?

Иногда, в ночные часы, он выходил к башне. Смотрел на небо. Думал. О тех, кто не стал чудовищем. Не потому что не мог — а потому чтоостановился.

Однажды к замку пришёл мальчик.

Шрам на щеке. Платок под рубахой. Голова волка — деревянная.

— Ты кто?

— Ученик.

— Чего хочешь?

— Помнить.

Так всё началось снова. Но на этот раз — не для битвы. А для истории.

Он не вернулся в ту деревню. Но однажды, проходя через старый тракт, он увидел: Платки — на дереве. Целые. С именами. А под ними — мешочек. Новый. Для новых имён.

Он присел. Оставил монету. И записку:

«Вы живы.

Потому что вас помнят.

И потому что не забыли тех, кто не убил.»

Ночь наступила медленно. Как если бы и сама боялась накрыть этот день. Ветер прошёлся по дереву. Платки затрепетали. Как флаги. Как имена. Как голоса.

И казалось, будто они шепчут.

— Он был.

— И, может быть… ещё придёт.