To Cause a Soul to Crack  (джен)

Примечания:

Пахнет цветами.

Пахнет костями.

Ощущается магия.

---

Дверь скрипнула, открываясь, аккомпанементом этому звуку стали резкие завывания ветра. Он с трудом уловил, как Андайн что-то проворчала — наверное, о погоде — потом закрыла дверь и протопала вверх по лестнице. Шаги были легкими, а значит она без брони — что в принципе логично. Его посетила короткая мысль, а вдруг ей хватило тупости примчаться сюда в майке или футболке, как она частенько делала.

Тук-тук-тук.

— Давай, Санс, не говори мне, что ты там дрыхнешь, — ее голос был тише ожидаемого, наверное, она сдерживалась, чтобы не расстраивать Папируса в соседней комнате.

Поднявшись с матраса, Санс потянулся и услышал щелчки и потрескивание магии, удерживающей его суставы вместе. Никуда не торопясь, он зашаркал по ковру, чтобы открыть дверь.

— Приветики, Кэп.

Андайн хмуро разглядывала его, приподняв одну бровь. Надо отдать ей должное — сегодня она оделась в теплую куртку.

— Дерьмово выглядишь, — сообщила она, отступая, чтобы он вышел в коридор.

Улыбка Санса дрогнула.

— Хех, не знал, что у нас тут модный показ, — парировал он, выскользнул из комнаты и закрыл дверь.

— Расскажешь, что ты там нашел? — спросила она, понизив голос.

— Сначала поговори с Папирусом, — огоньки в глазницах Санса метнулись в направлении комнаты брата. — Он все еще верит тебе. Если нам удастся до него достучаться, может быть, я смогу что-то из него выудить.

Андайн странно посмотрела на него, но согласилась и развернулась к двери Папируса. Санс тихо шел за ней, остановившись на расстоянии, когда она постучала в дверь.

— Эй, Папирус! Открывай, болван.

Нет ответа.

Лицевые плавники Андайн опустились, и она постучала снова.

— Папирус?!

Все еще нет ответа.

Она оглянулась на скелета, но Санс только беспомощно пожал плечами.

— Он никогда не запирает дверь. Входи.

Закусив губу, Андайн открыла дверь и вошла.

— Папирус?

Санс прислонился к стене и закрыл глаза. Когда Андайн сломает лед, он сделает свой шаг.

Несколько секунд царила тишина и молчание.

— Ну, и где он?

Вздрогнув, Санс вбежал в комнату, Андайн стояла посередине, в замешательстве озираясь вокруг. Гирлянда была включена и мерцала под потолком, на кровати лежали рисовальные принадлежности, но Папируса нигде не было.

— О, поняла, — сказала Андайн, с улыбкой, в которой не было того облегчения, которое должно было быть. Она подошла к шкафу и распахнула дверцы с видом того, кто готов подхватить скелета, который должен оттуда выпасть.

Ничего кроме одежды.

По позвоночнику Санса пробежал холодок, и, резко развернувшись, он слетел вниз по лестнице, едва не спотыкаясь, лихорадочно оглядел гостиную и бросился на кухню.

— Папирус!

Андайн быстро спустилась следом и проверила чулан под лестницей.

— ПАПИРУС!

Кухня оказалась пуста, Сансу поплохело, он вышел оттуда и чуть не столкнулся с Андайн.

— Где, черт возьми… — она запнулась, в ужасе глядя на него.

Ему потребовалось мгновение, чтобы заметить синие и желтые отблески на ее чешуе и стенах комнаты, и Санс зарычал, заставив магию утихнуть. Но вместо привычных белых огоньков в его глазницах была лишь темнота.

— Где он?

Входная дверь открылась, они оба резко повернули головы и увидели пару Королевских стражей, входящих в дом.

— Типа, что такое, Капит…

Андайн подлетела к ним, и как бы ни были огромны стражи, они оба попятились, увидев разъяренного Капитана Гвардии.

— Кто-нибудь покидал дом?

— …Нет, Капитан Андайн.

— И вы все время несли стражу?

— Типа, да?

Санса поразила мысль.

— В комнате Папируса есть окно…

— ПРОВЕРЬТЕ ЗАДНИЙ ДВОР! — взревела Андайн и выбежала за дверь следом за своими стражами.

Санс поспешил за ними, вздрогнув от резкого ветра, встретившего его на пороге. Ему вспомнилась пурга несколько ночей назад, но в этот раз не было снега. Сражаясь с порывами, он шел за Андайн и стражами вокруг дома.

— Тут, типа, никаких следов? — прокричал КС01.

Андайн щелкнула клыками так, будто хотела раздробить их друг об друга.

— Привести сюда псов.

— Типа, кого…

— ВСЕХ!

Когда охранники побежали прочь, Андайн подошла к Сансу, ее хвост плетью хлопал по ветру.

— Что могло случиться, Санс?

Санс изо всех сил боролся с одуряющим шоком, которым его грозила захлестнуть мысль, что Папирус сбежал, эта идея была настолько ужасной, что мозг даже не до конца мог ее осознать, а уж мысль, что могло произойти что-то хуже… сосредоточься, сосредоточься, ты нужен Папирусу, сосредоточься…

— Санс?

Он заставил себя встретиться с взглядом ее прищуренного желтого глаза.

— Ладно, ты мне, наверное, не поверишь, но у меня есть веские основания полагать, что тут замешан говорящий цветок.

Андайн чертыхнулась.

— Ты должно быть шутишь! Папирус ушел Бог знает куда, а ты говоришь мне, что во всем виноват цветок?!

— Я понимаю, что это звучит глупо, Андайн, но…

— Ты опять напился, Санс? Потому что если это так…

— Вообще-то, нет, — огрызнулся Санс. — Тебя убьет, если ты хоть раз в жизни меня послушаешь?

— Нет, но это может убить твоего брата.

Санс застыл, холод ветра отступил на задний план под давлением горячего гнева, зародившегося в черепе и грудной клетке. Он сжал зубы и кулаки и взглянул на Андайн, которая уже шла к дороге.

— Пока ты гоняешься за говорящими цветами, я отправлю псов на поиски Папируса, — крикнула она сквозь завывания ветра.

Его глаз вспыхнул, но в этот раз он не стал подавлять магию.

— Ты не найдешь его, если не!.. — голос, непривычный к крику, утонул в ветре.

В нем бурлила магия — гнев на Андайн и мучительное беспокойство за Папируса превращались в отвратительное безымянное ощущение, которое очень быстро грозило проявить себя в виде бластера. Но он не мог этому поддаваться — это ничем не поможет, и Папирус снова пострадает, если он ничего не предпримет…

Раньше, чем понял, что делает, он уже был в комнате брата и лихорадочно осматривался, ища любой намек на то, что могло с ним случиться. Окно закрыто, что казалось нелогичным — как он мог выбраться наружу, не открывая окно? (Кто-то еще закрыл его? Кто-то еще зашел через окно?) Компьютер был выключен, и Санс надавил кнопку питания, надеясь, что сможет найти в нем какие-нибудь зацепки.

«Папирус, — отчаянно думал он, нетерпеливо притопывая ногой в ожидании загрузки компьютера. — Папирус, почему ты убежал? Ты мог бы, по крайней мере, оставить мне записку или?..»

Он на миг отвернулся от компьютера, и взгляд упал на альбом, лежащий на кровати. Не имея других занятий, пока не загрузится компьютер, он подошел к кровати, поднял альбом…

…и замер, увидев радостный цветок, сияющей улыбкой со страницы.

Он знал этот цветок. Не знал откуда, но знал этот цветок, даже если не помнил, чтобы видел его раньше. Должно быть, это и есть тот самый цветок.

Одним быстрым движением он вырвал лист из альбома и, повинуясь какой-то прихоти, пролистал дальше, надеясь на еще одну подсказку — но не ожидал, что окажется прав.

Набросок бросился в глаза и напугал его так сильно, что скелет отшвырнул альбом на кровать. Черные, похожие на глазницы глаза-дыры пялились на него, а рот скалился в слишком широкой и слишком зубастой ухмылке. Лозы, покрытые длинными грозными шипами, кольцами свивались вокруг цветка и обрамляли рисунок. Но то, что поразило его больше всего — форма цветка и лепестков была точно такая же, как и на наброске, который он вырвал.

Его накрыла волна тошноты, сначала от мысли, что эта штука ранила Папируса, а потом от мысли, что эта мерзопакостная дрянь посмела притронуться пальцем — лозой? — к его брату…

Он вырвал страницу из альбома и после секундного раздумья отправился в свою лабораторию, а уже потом в нужное ему место.

* * *

— Пожалуйста, пожалуйста, тебе не нужно этого делать!..

Флауи успокаивающе пошикал и, туже сжав запястья (привязанные к дереву) и лодыжки (прикованные к земле), потянул красный шарф. Сперва он даже удивился, где Папирус раздобыл новый шарф, но, присмотревшись, понял, что это все тот же — он просто сшил его. Божечки, неужели он правда так сильно о нем волновался?

— Конечно же, нужно, — возразил он, из-под земли вырвалась еще одна лоза, чтобы помочь первой размотать шарф с шеи скелета. — Будет очень сложно перейти к следующей части со всей этой одеждой, она мешается. Мои лозы перепутаются.

Если раньше глаза Папируса были большими, то сейчас они стали просто огромными, и он удвоил свои усилия, извиваясь в путах, но смог лишь немного пошевелить руками и ногами.

— НЕТ! — крикнул он, слезы собрались по краям его глазниц. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Флауи с отвращением поморщился. Честное слово, Папирус уже слишком взрослый, чтобы заниматься такой ерундой. Флауи не плакал целую вечность.

— Ну что ты за плакса, — сказал он, утирая тканью шарфа, который ему, наконец, удалось стащить, глазницы скелета. — Успокойся! Первый шаг закончен! Теперь шаг два, — отбросив шарф в сторону (ветер подхватил его и прижал к дереву неподалеку), он начал пробираться другой лозой под футболку Папируса.

Скелет напряженно вздохнул и вжался в дерево, как будто это каким-то магическим образом могло защитить его от лозы.

— Чт-что ты хочешь сделать, Флауи? Ты об-бижен на меня? Я-я обещаю, что бы я ни сделал, я все исправлю…

— Разумеется, исправишь! — хихикнул Флауи, начиная задирать футболку над грудной клеткой Папируса к его рукам, но остановился, осознав проблему. — В смысле. Этим мы и займемся через минуту.

— Я-я не понимаю! — проплакал Папирус. Его ребра издавали интересные звуки, когда в них задувал ветер. — Что аааАААААА! — вопрос превратился в вопль, когда Флауи одним быстрым движением сорвал футболку.

Вот так! Самый легкий способ. Божечки, все куда проще, когда он носит обычную одежду, а не эту свою надоедливую броню.

Отбрасывая разорванную футболку в сторону, он заметил, что конечности Папируса дергаются в хватке лоз, но в этот раз скелет пытался не вытянуть запястья из опутывающих их лиан, а скрестить руки над грудной клеткой.

— Оу, стесняешься? — ухмыляясь, он щелкнул лозой по одному из неповрежденных ребер и насладился резкой дрожью, которую вызвало это движение. — Тут нет ничего такого, чего я раньше не видел, знаешь ли.

— Но я не хочу… — всхлипнул он, качая головой. — Я-я думал, мы д-друзья, Флауи…

— А кто сказал, что мы не друзья? — Флауи наклонил голову в притворной невинности. — Я к тому, что — вот мы здесь, тусуемся вместе в лесу! Как и положено друзьям.

— Но ты соврал! — Папирус заставил себя посмотреть ему в глаза, хотя было предельно ясно, что он хотел отвернуться. — Т-ты сказал, что кто-то попал в беду…

— Ох, я не врал, — протянув вниз пару лоз, он начал возиться с завязками, которые удерживали спортивные штаны Папируса на бедрах. От этого скелета снова пробила дрожь, но он предпринял героическую попытку отодвинуть таз подальше от лиан. — В смысле, ты в беде… Ты мог бы просидеть дома весь день! Только что в этом хорошего? К тому же, я думаю, ты уже потратил достаточно времени на себя, а мне одному тут так скучно.

— Т-ты мог бы п-просто попросить, — заикаясь, сказал Папирус, закрыв глаза и пытаясь сесть так, чтобы сильнее прижаться тазом к дереву. Честное слово, и чего он хочет этим добиться? — М-мы могли бы п-позависать в моей к-комнате! Эт-это было бы весе-а-а-ааААА!

Флауи, наконец, развязал узел и теперь тянул штаны вниз — лозы прикасались к костям Папируса, хотел он того или нет.

— Но я думал, что сделаю тебе приятный сюрприз, приведя сюда! Видишь? — быстро дернув, Флауи спустил штаны Папируса к его лодыжкам, заставив скелета резко вскрикнуть. — Сюрприз! — и подбросил в воздух немного снега, словно конфетти. — Ох, незадачка, штаны все еще мешаются.

— Нет, нет, нет, нет нетнетнетнетнет… — скелет напрягся, стараясь пошевелить ногами, наверное, в какой-то слабой попытке прикрыться, как будто в этом была хоть капля смысла.

Вздохнув, Флауи просунул несколько лоз через штанины и потянул, раздражаясь из-за эластичности ткани.

— Давай, Папирус, не накручивай себя, мы еще ничего не сделали. Ты же хочешь сохранить свои силы!

Хмм, может быть, доспехи все же были проще этой ерунды. Ох, ладно. Немного сконцентрировавшись, он создал ряд длинных шипов на каждой из лоз, которой держал штаны, и разорвал дурацкую одежду.

— НЕТ! — вопил Папирус. — П-пожалуйста, не надо, Флауи, нет!..

— Упс! Уже закончил, — ответил Флауи, мерзко хихикая, отбросил ткань и осмотрел теперь уже полностью обнаженного скелета. — Вот, разве так не лучше?

— НЕТ!

— Ой, я уверен, что ты передумаешь! Просто дай-ка мне… — он убрал все лозы, кроме тех, что связывали Папируса, и еще одной, затем встряхнул свободной, и шипы тоже исчезли. В конце концов, ему не хотелось, чтобы скелет пострадал. Посмеиваясь, он протянул лозу к его шее и…

Прямо перед лозой появились несколько маленьких костей, создав щит над лицом Папируса и верхней частью его тела.

Черт подери! Он забыл, что в этот раз не измотал магию скелета, но это не беда. Он притворно взвизгнул и отдернул лозу.

— Ой! Папирус! — захныкал он, и костяной щит дрогнул. — Ты же говорил, что не будешь атаковать меня! Ты обещал!

— Я-я… — из груди Папируса вырвался судорожный всхлип, и кости растаяли. — Прости…

— Все в порядке, друг! А теперь, на чем мы остановились… — улыбнувшись, Флауи снова потянулся к шее Папируса, но скелет отодвинул голову подальше.

— ПОСТОЙ! — взвизгнул он. — П-постой, постой, постой!

Флауи нахмурился.

— Ну что еще?

Папирус снова смотрел ему в глаза, и на этот раз в его глазницах был отблеск ясности.

— Т-ты не… не спросил меня… с-согласен ли я, — запинаясь, сказал он, и на его лице появился слабый намек на обнадеженную улыбку. — Ты не спросил…

Флауи потребовалась вся его сила воли, чтобы не рассмеяться. Папирус на самом деле думал, что что-то подобное может удержать его от того, что он хочет? Вот так умора!

Но… это подкинуло ему идею. Конечно, почему бы не подыграть?

— Ох, прости! Вылетело из головы, — терпеливо улыбнувшись, Флауи протянул лозу к левой руке Папируса и помассировал ее. — Папирус, ты ведь разрешишь мне поиграть с тобой, да?

Папирус смотрел ему в глаза, стараясь выглядеть как можно более суровым, вот только заикание не шло этому на пользу.

— Н-н-нет — ответил он, уверенно качая головой. — Нет, Ф-Флауи, я-я не разрешаю!

Отпустив руку, Флауи нацепил разочарованный вид.

— …О… — тихо сказал он, нахмурился и отвернулся, опустив голову. Но продолжал держать лозу рядом с рукой Папируса. — Неудобненько получилось.

Из груди Папируса вышел судорожный вздох, и его дыхание, бывшее быстрым и паническим, стало ровнее.

— Божечки, а я так надеялся, что ты мне разрешишь! Но… — он наклонил голову в одну сторону, а потом в другую, — наверное, я дам тебе минутку, чтобы еще подумать.

Без предупреждения лоза цветка обвила левую локтевую кость Папируса и резко рванула вниз, ломая ее.

Последовавший крик боли заглушился еще одной лианой, которая быстро пропихнулась в горло.

Он даст ему несколько минут.

* * *

— Это не может быть правдой.

— Простите, Капитан Андайн, но…

ТРЕСК!

Раздался звон разбитого стекла и визг перепуганных собак, когда Санс приземлился на стол. Обычно он был аккуратен со своими короткими путями, но сейчас было не «обычно». Он слышал гневное потрескивание Гриллби за спиной, но в данный момент его это не волновало.

— Какого черта?! — крикнула Андайн, от неожиданности отпрыгнувшая в сторону. Собаки, собравшиеся в баре — все, за исключением Догго — беспокойно скулили.

— Ладно, Андайн, — Санс стряхнул осколки стекла с толстовки, покопался в карманах, вытащил оттуда пару листов и протянул их Андайн. — Это из альбома Папируса.

Андайн быстро осмотрела рисунки и нахмурилась.

— Хорошо, это странно, но не доказывает…

— Большой Пес, — пес оживился, когда его позвали. — Ты помнишь это?

Увидев очередной предмет, который Санс вынул из кармана, Пес поморщился и заскулил.

— Я не заставлю тебя это нюхать, — сказал Санс, сохраняя натянутое терпение, но не убирая мешочек с листовым чаем, — но ты знаешь, что это, да?

Большой Пес чихнул.

— Скажи, Большой Пес. Ты уловил этот запах на Папирусе вчера?

После напряженного момента пес повесил уши и проурчал или пропыхтел что-то, чего Санс не смог разобрать. Он бросил взгляд на Догами, тот поморщился.

— Он… он говорит «да», и подумал, что это странно, потому что золотые цветы здесь не растут. Но не стал ничего говорить, потому что Папирус выглядел очень печальным.

Поборов внезапное желание придушить собаку, Санс повернул голову к Андайн.

— Видишь?

Плавники Андайн дернулись.

— Может быть, запах был на нем по какой-то другой причине? — она беспомощно пожала плечами. — Ты же не ждешь, что мы так сразу поверим…

— Притормози. Малый Пес?

Шея собаки вытянулась, а хвост пришел в движение.

— Мне нужна твоя помощь, приятель.

* * *

Лепестки Флауи колыхались из стороны в сторону, пока он, напевая песенку под нос, раскачивал головой. Это была мелодия колыбельной, которую мать пела ему целую жизнь назад, чтобы помочь уснуть, но он мурлыкал ее в более быстром темпе. Разумеется, в своем нынешнем состоянии он не мог спать, но ему не хотелось вогнать себя в сонную дымку, дожидаясь, пока Папирус примет решение.

Папирус! Точно. Наверное, несколько минут уже прошло, да? Он больше не ощущал вибрации крика в своей лозе — теперь дыхание скелета было глубоким и судорожным — так что, видимо, прошло уже достаточно времени.

Вновь обернувшись к скелету, он увидел, что тот широко распахнул глазницы, а по скулам к челюсти тянутся дорожки слез. Но, похоже, он в сознании — должно быть, боль хоть и была сильна, но недостаточно, чтобы вырубить его.

— Хорошо, пока хватит, — мягко сказал Флауи и обвил края сломанных костей парой лоз.

Папирус тут же оживился и сжал кулаки, из его груди вышел слабый стон. Он закрыл глаза и, хныча, отвернулся от сломанной кости.

— Просто сиди смирно. Три, два…

Одним быстрым движением он соединил обломки и применил к ним исцеляющую магию, срастив перелом. Папирус резко визжал и дергался от боли. Может, теперь он будет посговорчивее.

— Вот, так-то лучше! — улыбнувшись, Флауи вытащил лозу изо рта Папируса и, зацепив ей его челюсть, заставил смотреть на себя. — Ну, а теперь, когда у тебя было время все хорошенько обдумать, что скажешь? Хочешь повеселиться?

Дыхание Папируса было рваным, а взгляд все еще немного расфокусированным, но, сглотнув пару раз, он смог посмотреть Флауи в глаза.

— Нет, — прошептал он, слегка качнув головой.

С ума сойти!

Флауи моргнул раз, другой, но выражение Папируса оставалось твердым — ну, или настолько твердым, насколько получалось в данной ситуации.

— Уверен?

Папирус слабо кивнул.

Тяжело вздохнув, Флауи снова отвернулся. Краем глаза он видел, как скелет поморщился, развернул голову и сжал левую руку в кулак.

— Ну… ладно, — сказал Флауи, пожимая главным стеблем наподобие плечей. — Я дам тебе еще немножечко подумать.

Он ощутил, как напрягся в его хватке Папирус, и подавил желание похихикать. Пропихнув лозу в его грудную клетку, он сжал одно из нижних ребер и дернул.

Благодаря второй лозе крики утонули в горле скелета.

* * *

Они снова стояли за домом Санса, смотрели на окно Папируса. Стражи и псы переговаривались между собой, но Санс отвел Малого Пса от толпы поближе к дому и протянул ему мешочек с чаем.

— Понюхай это, ладно?

Пес понюхал чай, фыркнул и наклонил вытянувшуюся шею к Сансу.

Натянуто улыбаясь, скелет похлопал Пса по спине.

— Теперь мне нужно, чтобы ты очень помог мне, ладно, приятель?

Малый Пес тявкнул, его шея вытягивалась все длиннее и длиннее под поглаживаниями Санса. Как только голова оказалась на уровне окна Папируса, Санс убрал руку.

— Теперь понюхай там наверху!

Обнюхав подоконник, пес внезапно громко пролаял и покачнулся назад, когда шея начала возвращаться к нормальной длине. Догаресса прыгнула вперед и поймала его до того, как он упал на спину.

— Ну? — Санс уже знал ответ и изо всех сил старался утихомирить мерцание в глазу, потому что магия взволнованно пульсировала внутри.

— Малый Пес говорит, что хоть и слабый, но там есть тот же самый запах.

Санс выдохнул воздух, который не помнил, когда задержал.

— …Хорошо, так, это уже что-то, — Андайн поскребла затылок.

Скелет развернулся к ней лицом.

— Ты сверялась с Альфис?

— Да. Она говорит, что одна из камер засняла, как он пересекает мост, но после этого он пропал из вида.

— Тогда поищем его в лесу, — сказал Санс, оглядываясь на псов и Королевских стражей, которые не сводили с него взглядов. Его магия снова бурлила внутри, но сейчас от надежды — он доказал, кто ранил Папируса, сейчас псы могли отследить его по запаху, и он мог добраться до брата раньше, чем что-то произойдет. — И мы найдем. Если не Папируса, то того, кто его ранил. Если поторопимся…

— С-с этим есть проблемы, — сказал Догами, делая неуверенный шаг вперед. — Его следы замели, и… — он обернулся к жене и повесил голову.

— …Ветер дует в сторону леса, — закончила Догаресса. — Нам его не отследить.

Огоньки в глазницах Санса мигнули.

* * *

— Папирус, — Флауи толкнул скелета в плечо. — Папиииирус.

Папирус со стоном попытался отодвинуться от прикосновения, только чтобы захныкать от боли, когда движение растревожило практически сломанное пополам ребро. Он дрожал не переставая, и вдобавок Флауи ощущал слабую вибрацию лозы, которую пропихнул ему в горло — наверное, он издавал какие-то звуки — было похоже на болезненные вдохи, за которыми следовало пронзительное хныканье.

Идиот. Ему не нужно дышать.

Поначалу наблюдать за этим было забавно, но уже начинало надоедать. На этот раз он даже не стал предупреждать скелета — просто обвил лозу вокруг сломанного ребра и грубо вправил кость на место. Наверное, Папирус закричал, трудно было понять из-за лозы, которая все также душила его. Капелька исцеляющей магии — и ребро срослось, а Флауи убрал свои лозы.

— Вот, теперь гораздо лучше, да? — спросил Флауи, нежно улыбаясь скелету. — Как ты себя чувствуешь?

К огромному удовольствию цветка, в ответ на этот вопрос Папирус свирепо зыркнул на него, ну или попытался, по крайней мере. Может быть, в нем все-таки есть бунтарский дух!

Мгновение Флауи разглядывал его, думая, что сломать дальше, если он снова откажется, хотя, по-честному, ему уже наскучила эта игра. Кроме того, если продолжить, то можно полностью измотать Папируса, чего в этот раз хотелось избежать. Тогда как же… ооо, вот как!

Ухмыляясь, Флауи обмотал лозой правую ключицу скелета и на пробу мягко дернул ее. Папирус втянул побольше воздуха и снова закрыл глаза, но Флауи только тихо хмыкнул.

— Ну, ну, я уверен, что ты уже устал от этого, да? — спросил он.

Теперь Папирус открыл глаза, и на его лице проскользнула смутная надежда.

— Д-да… — его голос хрипел. Любопытно: Флауи не пускал в ход шипы. Мог ли скелет надорвать свой голос, даже если у него не было горла?

— Так я и думал… хочешь, поделаем что-нибудь другое? — Флауи немного подождал, качнул головой, а потом снова несильно потянул ключицу. — Или вернемся к этому?

— Н-нет! — ахнул Папирус. — Н-нет, не надо этого, не надо!..

— Ладненько! — он убрал лозу. — Тогда не буду.

Папирус глубоко вдохнул и расслабился в путах.

— Сп-спасибо! — сказал он, и в его взгляде светилось облегчение. — М-можно… можно мне теперь пойти домой? — его конечности слабо дернулись. — М-мне кажется… мы уже достаточно здесь находимся, Флауи.

— Хмммм, — Флауи коснулся рта одним из листочков, как будто размышляя, а потом усмехнулся. — Еще нет!

Без предупреждения лоза втиснулась между Папирусом и деревом, к которому он прислонялся, и потерла его обнаженный позвоночник. Пробиваться лозой сквозь все эти древесные корни было почти больно, но шок и ужас на лице скелета стоили того. Он мучительно выгнул позвоночник, пытаясь уйти от прикосновения.

— НЕТ! — взвизгнул он, с новой энергией натягивая свои оковы, пока лоза гладила его позвоночник вверх и вниз, щекоча остистые отростки. — НЕТ, ФЛАУИ, ПОЖАЛУЙСТА! Я НЕ ХОЧУ ЭТОГО!

— Еще как хочешь, глупенький! — Флауи пренебрежительно махнул лозой. — Ты сам сказал, что хочешь поделать что-то другое, так что этим мы сейчас и занимаемся!

Теперь по скулам скелета катились свежие слезы — жалкое зрелище для взрослого скелета. Хотя вся эта ситуация была довольно жалкой для взрослого скелета.

— Т-т-ты провел меня! — заикаясь, сказал он, все его тело содрогнулось, когда лоза погладила его челюсть.

Конечно же, провел, доверчивый ты идиот!

— Пф, нет! Я делаю точно то, что ты мне сказал.

На пробу он начал обматывать свою лозу вокруг позвоночника скелета, гадая, можно ли пропихнуть ее между ребрами в грудную клетку и так опутать весь позвоночник целиком. Он не знал, среагирует ли магия на это так, как ему хотелось, но все равно было любопытно. В любом другом тайм-лайне, где он каким-то образом пересекался с Папирусом, Флауи просто ранил и ломал его. И никогда не пытался играть с его телом. До сих пор, по крайней мере.

Когда лозы проскользнули между ребер и обвили позвоночник, Папирус обмяк, и его лицо потеряло всякое выражение. Флауи даже подумал, что он отключился, но этого не могло быть. Если сосредоточиться, можно ощутить магию, стучащую в костях Папируса все быстрее и быстрее от каждого нового прикосновения. Нахмурившись, цветок затянул свою хватку на позвоночнике скелета и коротко рванул его — недостаточно, чтобы сломать, однако вполне хватит, чтобы сделать больно.

Папирус хрипло вскрикнул, но его взгляд снова сфокусировался, выдавая его страх и мольбу.

— Ф-Флауи, это не-неправильно, — запинаясь, выговорил он, когда лоза медленно размоталась. — Д-друзья… так не поступают!

Флауи скривился и в этот раз придвинулся ближе к лицу Папируса. Скелет отклонился, пока не прижался к дереву, и напряженно захныкал, потому что лозы проникли в его грудную клетку и слегка пощекотали нижние ребра. Просто потерли их — никакой грубости.

— Друзья делают приятное друг для друга, — прорычал Флауи, и его лицо превратилось во что-то еще более жестокое и злое. — А сейчас мне точно не приятно от того, что делаешь ты, Папирус.

Не то чтобы Флауи вообще могло быть приятно — или тепло, или спокойно, или весело — ничего подобного. Отсутствие души сделало его таким. И он понимал, что обвинять в этом Папируса не совсем справедливо.

Но когда жизнь была справедлива к самому Флауи?

Папирус все еще пытался отстраниться от лоз в грудной клетке. Правая рука дергалась в хватке цветка (левая лежала неподвижно, наверное потому что все еще болела), но он очень усердно пытался не отводить взгляда от Флауи.

— М-м-мне ж… нгхх… жаль, — пробормотал он, его голос сорвался, когда лоза прошлась по травмированному ребру. — Н… ты прав! Н-но я х-хочу помочь тебе…

Флауи отпрянул.

— Тогда кончай ныть и жаловаться, когда я делаю тебе одолжение.

— Н-но т-ты сказал, что х-хочешь, чтобы мне было п-п-п… — он подавился словом, потому что лоза потыкала в ребро, которое сломала несколько минут назад. Наконец он перевел дыхание и отчаянно посмотрел на Флауи. — Это неприятно, вообще неприятно. М-мне это не нравится, пожалуйста…

— О? — оттянув свои лозы от грудной клетки Папируса, цветок притворился удивленным. — Ну, тогда тебе надо было просто сказать мне, глупенький!

Сначала в глазницах скелета появились проблески надежды, но его выдали взгляды, которые он бросал вокруг себя. Хех, может быть, в этом пустом черепе все же есть зачатки мозга?

Флауи надеялся, что нет.

Лоза снова выстрелила в его грудную клетку и потерла внутреннюю часть грудины. Папирус резко втянул воздух и снова отпрянул. Флауи хихикнул.

— Так приятно?

— НЕТ! Нет, нет, нет, нет, нет! — крики протеста Папируса расходились со слабым розовым румянцем на его лице. Флауи признавал, что еще не до конца в этом разобрался — как Папирус мог так явно чувствовать удовольствие и так же явно ненавидеть происходящее — но не собирался жаловаться. Однако решил подыграть.

— Оой, извини! — он снова убрал лозу, но Папирус продолжал трястись и тяжело дышать. Цветок снова потянулся и погладил шею скелета. — А так?

— НЕТ! — Папирус замотал головой и как можно дальше отодвинулся от прикосновения Флауи, изгибая позвоночник. — М-мне ничего из этого не нравится, Флауи.

— Ну конечно нравится! — хихикнул Флауи, погладив его лозой по голове, а потом снова убрал ее. — Мы просто должны найти, где тебе понравится больше всего!

Само собой, Флауи точно знал, где это было, но дразнить так весело!

Дальше он переключился на руку Папируса — ту, что не была сломана — и потер лозой вверх-вниз. Папирус все еще дрожал, но уже не так сильно.

— Эм, д-да, — запинаясь, выдавил Папирус, не глядя на Флауи. — З-з-здесь… х-хорошо. М-можешь продолжать здесь!

Нахмурившись, Флауи искоса посмотрел на Папируса: он ощущал, что бешено бьющаяся в костях магия слегка замедлилась. Цветок быстро сменил раздраженный вид улыбкой.

— О, тебе незачем врать мне, друг! — он наклонился ниже и протянул лозу к правой ноге Папируса. — Я помогу понять, где тебе приятнее всего!

Почти мгновенно он ощутил, как ускорилась магия Папируса, а сейчас еще и из грудной клетки скелета появилось слабое голубое свечение. Видимо, Папирус тоже это чувствовал, потому что его голос превратился в пронзительное хныканье, и он снова принялся причитать.

— Нет, нет, пожалуйста, Флауи, прошу, т-тебе не надо этого д-делать, мне хорошо. М-мне не нужно…

Флауи позволил ему бормотать эту чушь, пока сам играл с его бедрами, тыкал и поглаживал. Когда он занимался чем-то подобным несколько ночей назад, то поймал себя на том, что колеблется, и этой ночью ощущения были похожими. Совершенная глупость, он знал это — остаточные отголоски из детства.

Прошло довольно много времени с тех пор, как он ощущал подобное в последний раз. Впервые это чувство посетило его после первой перезагрузки — тогда он смотрел в один из множества лавовых бассейнов Жаркоземья, постепенно ослабляя свои корни. Такое происходило и в других временных линиях — когда он осознал, что из-за его способности все может сойти ему с рук, когда он начал понимать, какую боль можно причинить окружающим.

Неважно, какими действиями: говорить гадости, распространять лживые слухи, нападать на невиновных, убивать монстров — каждый раз было одно и то же назойливое чувство. Ты не должен был этого делать.

Конечно, это раздражало, но с каждым разом ощущение все больше и больше притуплялось. В конце концов, что в этом такого? Какой в этом смысл, если у него нет родителей, которые могут наказать, если никто не посадит его в тюрьму? Какой смысл, если, немного сконцентрировавшись, он может повернуть все вспять?

Вопрос с подвохом — никакого.

Так же, как и сейчас.

Проглотив все бессмысленные отговорки, он сунул свою лозу в таз Папируса.

Папирус закричал, магия в его грудной клетке внезапно ярко вспыхнула, и душа проявилась в поле зрения. Флауи быстро переключил на нее свое внимание, продолжая не глядя двигать лозой, не особо задумываясь над тем, что делает. Это было намного интереснее, да и магия в этот раз была куда ярче и подвижнее, чем несколько ночей назад. Это было именно то, что ему хотелось увидеть.

— С-С-СААААААНС! — снова закричал Папирус и замолчал, отчаянно переводя дыхание, будто это действие было эквивалентно марафону. Слезы все так же текли по его лицу, которое сейчас горело румянцем. — САНС! П-П-ааааа — ПОМОГИ МНЕ! НГХХХХ!.. П-ПРОСТИ! П-ПРОСТИ ПОЖА-ааааах!

На миг Флауи задумался, почему скелет не делал так в прошлый раз, но потом вспомнил — тогда он заткнул ему рот. Сейчас тоже стоило так сделать, но какая уже разница? Не похоже, что кто-то сможет услышать его сквозь этот ветер.

— Прибереги свою энергию, друг, — сказал он, поглаживая челюсть скелета, когда тот снова запыхался. — Она тебе понадобится!

Ощущение магии в теле скелета было близким к чему-то… оно немного напоминало ощущения, исходящие от Ядра — гул электричества и магии, которые то распространяло по всему Подземелью, но только не такое интенсивное, разумеется, хотя это ощущение продолжало нарастать, когда Флауи быстрее задвигал лозой и потер переднюю часть тазовых костей.

Он не отрывал взгляд от души Папируса, магии, кружащейся вокруг нее. Это было так красиво! Объективно, разумеется — он знал, что если бы обладал душой, мог бы на самом деле по достоинству оценить это зрелище. Кстати о душах, душа Папируса дрожала и пульсировала, а свечение, которое она испускала, было довольно тяжелым и нездоровым, даже если ее окружала магия.

На миг ему стало любопытно, а вдруг душа Папируса расколется раньше Санса.

Ну, есть только один способ это выяснить!

Двумя быстрыми движениями Флауи выдернул лозы и снова толкнул их в таз.

Папирус дернулся, выгнулся в позвоночнике, когда магия, скопившаяся в грудной клетке, вырвалась наружу. Она разделилась на множество лент, которые трепетали на открытом воздухе, потом снова свились в единую спираль, вращающуюся и стремительно танцующую в сумерках все более и более безумно, пока она не взорвалась, распавшись на полупрозрачные сверкающие ленточки, что рассыпались искрами, которые унес ветер.

Флауи ощутил внутри какую-то горечь.

Он обнаружил, что ему недостаточно, даже когда Папирус рухнул на ствол дерева, хватая воздух мелкими глотками, которые иногда перетекали в слабые задушенные всхлипы. Да, это было красиво, решил он, но всего несколько секунд, а потом все закончилось. И все эти труды ради пары магических блестяшек?!

Нет, нет, он все еще что-то упускает. Или Папирус… возможно. К слову о нем, Флауи вернул свое внимание к скелету, который выглядел истощенным, но…

Тихо хмыкнув, он прикоснулся к позвонкам Папируса. Скелет вздрогнул, но Флауи успел почувствовать что-то еще…

Магия все еще бурлила в нем.

Неимоверно широкая улыбка растянула лицо Флауи.

— Ну, Папирус, — сказал он, и скелет поднял на него изумленный взгляд. Видимо, ему понадобилось время, чтобы разглядеть выражение цветка, и на его лице постепенно проступил ужас. — Готов ко второму раунду?

* * *

Магия Санса зудела и грызла каждую кость, умоляя телепортироваться, вызвать гастер-бластер, сделать хоть что-нибудь. Но он должен был терпеть — телепортация бесполезна, когда не знаешь, куда телепортироваться, а призывать бластер бессмысленно без цели. И ему нужно сохранить каждую крупицу магии, чтобы быть готовым противостоять…

Магия зашевелилась, заставив глаз вспыхивать сине-желтым, пока ему не удалось снова утихомирить ее.

Рядом была Андайн, которая тоже сопротивлялась преобразованию гнева в магическую форму. Она смертельной хваткой стиснула одно из своих волшебных копий, что отбрасывало яростное свечение на лес, через который они бежали.

Псы разделились на две группы — Догами и Большой Пес в одной, Догаресса с Малым Псом во второй — и сейчас обыскивали другие части леса, делая все возможное, чтобы побороть встречный ветер. Догго тоже вызвали и велели обыскать и вынюхать все вокруг сторожевых станций настолько хорошо, насколько сможет, чем он сейчас и занимался. Тем временем Стражи остались у моста на случай, если Папирус вернется в городок.

По крайней мере, Андайн немного лучше видела в лесу, чем Санс — большую часть своей жизни она провела в сумрачных пещерах Водопадья, и ее единственный глаз лучше адаптировался к темноте, чем зрение скелета.

— ПАПИРУС! — позвала Андайн, но даже ее крик унесло ветром. Громко рыкнув, она вытащила свой мобильный телефон и нажала на номер в быстром наборе.

— Ал, есть…

Санс едва мог слышать заикающуюся речь Альфис, но, судя по тону ее голоса, она все еще ничего не увидела… и, наверное, не увидит.

— Продолжай искать!

Альфис пробормотала что-то в ответ, и Андайн, закрыв телефон, сунула его на место.

— Все еще ничего, — прорычала она, повернувшись к Сансу. — А ты так и не вспомнил, где была та поляна, на которой ты нашел его в прошлый раз?

— Нет, — Доги вели его странным петляющим путем, из-за чего было трудно понять, в какой части леса они оказались. — И я сомневаюсь, что они будут в одном и том же месте дважды.

— Тогда шевелись!

Вообще-то они и не замедлялись, и Санс даже хотел с ней поспорить по этому поводу. Молчание обозначало, что ему снова придется слушать этот голос — тот, который каждую свободную минуту нудел: это твоя вина, Папирус сбежал из-за тебя, если бы ты не был таким тупицей, если бы не был таким ужасным, нетерпеливым братом-идиотом, наверное, он все еще был бы дома, а теперь он уже может быть просто кучкой блестящей пыли в сердце леса…

— ПАПИРУС! — крикнул Санс хотя бы для того, чтобы его настоящий голос заглушил внутренний. — ПАПИРУС!

Лес не дал ответа, и Санс напрягся от глубокой боли в душе.

В конце концов, это все на самом деле его вина.

* * *

От ветки дерева напротив отходило восемь веточек поменьше. Остальные было трудно посчитать, потому что на них лежал снег, но вот ветер сдул его, и он снова пересчитал веточки, а потом еще раз, а потом изучил углы, которые они образовывали, пытаясь угадать, сколько градусов в них было, и как бы выглядела головоломка, если бы ему каким-то образом удалось заложить в нее эти углы или числа.

Он проделал это так много раз, что теперь его задача превратилась в бессмысленный набор цифр, вертящихся в голове, но он пытался влить в нее каждую каплю своей концентрации, потому что если отвлечься, то…

Лоза хлестнула по ушибу на голове, и в порыве паники он вернулся обратно в реальность, где две лозы держали его лодыжки, две — запястья, три поглаживали внутреннюю поверхность ребер, одна ритмично сжимала позвоночник и больше, чем он осмелился бы посчитать, скользили внутри таза.

Тело Папируса била сильная дрожь, которая никак не унималась. Грохот костей частично приглушали лозы, облепившие его. Он пытался сделать вдох, и ему казалось, что он задыхается, даже если на самом деле у него не было горла, легких или чего-то еще, необходимого для этого занятия.

— Ты что, игнорируешь меня, Папирус? — спросил Флауи, приблизившись к его лицу.

— Н-нет, нет, нет, нет, нет… — тихо забормотал он — говорить было все труднее. Он сорвал голос от крика. Он так устал, даже если магия все еще не до конца истощилась, хотя ему безумно хотелось обратного. Внезапно он возненавидел свои магические резервы, возненавидел тот факт, что тренировался с Андайн, чтобы у него было больше магии и больше выносливости, сейчас весь его усердный труд обернулся против него же. А он просто хотел выбраться, он не хотел этого…

Но Флауи не остановился, даже когда его магия… взорвалась, разорвав душу, и хлынула наружу. Он не мог вспомнить, что произошло потом, пока Флауи не заговорил снова и не начал все сначала.

Все было слишком резко. Он чувствовал, будто его кости — те, что еще не были сломаны — растрескаются, будто магия снова будет вырвана из него, и утрату уже никогда не получится восполнить, будто душа расколется надвое. Единожды или дважды он пытался вернуть магию, пытался снова втянуть ее в душу, но попытка только отдалась болью в теле, а магия лишь сильнее обезумела.

Вдобавок ко всему он был в абсолютном ужасе. Флауи снова подводил его к этому магическому взрыву, и он боялся того, что может произойти — боялся, что на этот раз просто рассыпется пылью, или его магия навсегда пропадет, или душа разорвется. Он не представлял, сколько это продолжалось, но по его ощушениям уже целую вечность, и никто не пришел. Он не знал, в какой части леса находится, и никто не знал.

В минутном просветлении он вспомнил прошлый раз — точно такая же ситуация, он был вдали ото всех, и никто не нашел его, пока не стало слишком поздно, и как он мог допустить это снова? Как мог быть таким глупцом?

…Может, он это заслужил?

Лозы внутри его таза задвигались быстрее, и он ощутил, что магия вскипела. От этого все его тревоги вернулись с новой силой. И он не смог сделать ничего другого, кроме как снова начать кричать.

— САНС! АНДАЙН! ПОМОГИТЕ!

Лоза ворвалась к нему в рот, обвила верхние позвонки и запрокинула его голову назад. Он подавился, и задохнулся, и его замутило, когда Флауи заглянул ему прямо в глазницы.

— Их здесь нет, Папирус, — прошипел цветок. — Только я.

Лозы задвигались быстрее.

* * *

Несмотря на резкие порывы ветра, она чувствовала себя как никогда расслабленной и непринужденной.

Удивительная удача.

Сначала подростки, которые мучали ее, исчезли из леса. Потом туман наверху немного рассеялся, и ей удалось полюбоваться прекрасным потолком пещеры там, в вышине. Теперь она уловила запах очень вкусных растений — тех, что она пробовала лишь раз в жизни.

О, хвала ангелам за эту ночь!

Снег едва слышно похрустывал под копытами, пока она шла по лесу, изредка останавливаясь, чтобы убедиться, что направление верное. Хотя запах был очень четким, потому что она приближалась с подветренной стороны. Наверное, если бы она отправилась к утесу, то не уловила бы его и потому сейчас радовалась, что решилась на эту авантюру и задержалась чуть дольше, чем ее собратья.

Но когда она снова остановилась понюхать воздух, что-то заставило ее задуматься.

Ветер принес голос.

Ее ноги напряглись, уши дернулись, а глаза превратились в щелки. В этот час тут редко встречались монстры — лес не был пристанищем ни для каких ночных монстров. Тут обитали только птицы и животные, но никто из них не умел разговаривать. Если в такое время в лесах и можно было встретить монстра, то вряд ли его намерения будут чисты.

В ее разуме всплыли образы сноудрейков и айскэпов, злорадно замышляющих какую-то пакость.

Ей захотелось сбежать. Она легко могла вернуться в безопасность пещер на утесе, особенно пока у нее есть фора. Но опять же… вредные подростки или нет, она может обогнать любого в темноте. А этот чудесный запах так и манит…

Что ж… она расслабилась, хотя все ее чувства оставались начеку. Она уже рискнула зайти так далеко, можно рискнуть еще немного.

Она снова двинулась вперед, чуть медленнее и осторожнее, поворачивая уши и улавливая любые звуки.

Звуков стало больше, и они звучали немного знакомо. Она попыталась вспомнить голоса детей и сравнить с этим, но они были разные. Этот голос был старше… может быть, один из часовых или стражей?

Да, наверное, так и есть. Вполне логично, что один из них мог бродить по лесу ночью, и они никогда не делали ничего, способного причинить вред ее сородичам.

И все же… что-то в этом было не так. Зачем кому-то из этих монстров кричать в лесу? Разве что он попал в неприятности? Вдобавок к этому…

Было что-то еще — ощущение в воздухе, которое она не узнавала и поэтому отодвинула на задний план. Но явно происходит что-то странное.

Теперь вперед ее толкало любопытство и желание понять, с чем может быть связана эта странность. Похоже, звуки были в той же стороне, что и источник запаха, что очень даже на руку.

Когда она прошла еще немного, то поняла, почему голос показался знакомым: это тот часовой, которого она встретила несколько дней назад. Хотя он был странноватым, но далеко не злым, так что она не сомневалась, что можно встретиться с ним снова. Но звуки, которые он издавал… такие несчастные.

Звук и запах стали ближе, как и ощущение в воздухе. Сейчас игнорировать его больше не получалось, но от этого все становилось только загадочнее, учитывая, что впереди явно не было других монстров, иначе бы она уловила и их запах. Она почти засомневалась, стоит ли ей идти дальше — в конце концов, не совсем вежливо вмешиваться в чужие дела так запросто — только вот ничего не складывалось. Если происходило то, о чем она подумала, тогда почему это происходит в середине леса, и почему часовой так печалится по этому подводу?

И почему этот запах такой сильный?

Через минуту она подошла достаточно близко, чтобы из-за деревьев можно было увидеть поляну, хотя все еще не понимала, что там происходит. Если она пришла в неподходящее время, то монстр (или монстры) будут слишком заняты, чтобы заметить ее, и она успеет тихо удалиться, так что никто ее не увидит. Определенно.

С этой мыслью она выступила из-за деревьев.

Часовой был опутан гирляндой.

Две пары ее глаз моргнули по очереди, а зрачки сузились. Нет, это не гирлянда, вокруг и внутри него извивались растения. Он выглядел очень странно, и ей понадобилось мгновение, чтобы осознать, что на нем ничего нет, а воздух загустел от очень специфического вида магии, но кроме этого в нем висел такой же густой запах растений… извивающихся, копошащихся растений, которые шевелились так, словно были живыми.

Ее разум попал в ловушку — в том, что она видела, совершенно не было смысла, и на миг она даже подумала, что уснула, и это все сон. Но запах растений и ощущение магии были слишком реальны для сна.

Реальны и очень опасны.

Она снова напрягла мышцы ног, готовясь подпрыгнуть и убежать, бежать подальше и не оглядываться. Если растение — или что бы там ни было — достаточно сильное, чтобы прижать часового к земле, его силы хватит, чтобы поймать и ее тоже.

Но…

Взгляд ее глаз — сначала верхней пары, потом нижней — вернулся к часовому, его покрасневшему лицу, искаженному агонией, к слезам, капающим с подбородка.

Происходящее не было тем, на что он давал согласие.

Глядя на растения, обматывающие его руки и ребра, она переступила ногами и вскинула голову, вспомнив ощущение гирлянды, опутавшей ее собственные рога и переднюю ногу.

Черпая силы из глубины своей души, она сосредоточилась на растении.

В воздухе появились светящиеся снежинки, которые кружились, не обращая внимания на ветер.

* * *

Папирус не знал, сколько еще сможет вынести.

Он в тысячный раз пересчитал хворост, который видел, пытался посчитать ветви на дереве, посмотрел выше и подумал, сколько кристаллов на потолке, потом снова перевел взгляд ниже…

И моргнул, обнаружив, что на дереве прибавилось ветвей.

Он попытался понять почему — может, потому что снег упал с новых веток? — а потом сдался и просто начал считать их, но когда его взгляд проследил за ветвями, он понял, что они не связаны с деревом.

Они соединялись с головой.

Внезапно он увидел в воздухе снег, которого раньше не было, он светился и странно вихрился.

Флауи тоже это заметил, потому что его лозы перестали двигаться, и он, прищурившись, смотрел вверх.

— Что за…

Без предупреждения снежинки, словно градины, обрушились на землю — нет, на лозы Флауи. Ни одна из них не попала в снег, каждая ударила Флауи, оставив глубокие рытвины на его лозах, как будто снежинки делали это специально, как будто их направили…

…Как будто они были магическими.

Взвыв от внезапной боли, Флауи попытался втянуть лозы под землю, в замешательстве озираясь по сторонам.

— Часовой!

Он тут же узнал этот глубокий голос — гифтрот, которой он помог раньше — но это все не могло быть по-настоящему. Мгновение назад Флауи… мучал его, а потом появилась гифтрот?

Раньше, чем он разобрался в происходящем, гифтрот уже была рядом, цепляла рогами лозы, которые все еще копошились внутри, и вытаскивала их, заставляя скелета безудержно вздрагивать.

— Скорее, хватайся за шею. Нам нужно бежать, пока…

Ее голос оборвался хриплым криком, когда что-то врезалось ей в бок и сбило на землю. Папирус узнал белую вспышку — магические пули, которые раньше Флауи использовал на нем. В воздухе появилось еще больше пуль, и все они были нацелены на гифтрота.

Флауи напал на гифтрота.

Флауи…

Он напал на кого-то. Он ранил кого-то. Флауи ранил и его, но это было другое, а сейчас он напал на кого-то еще. Это неправильно, нельзя позволять ему!..

— ГИФТРОТ! — крикнул он, собирая магию. Большая ее часть скопилась в грудной клетке, все еще скручиваясь и свиваясь, но он вытащил ее из груди и придал форму костей. Упомянутые кости дрожали и тряслись, будто хотели принять другую форму, но он сосредоточился, как мог, и заблокировал костями магические пули.

Краем глазницы он заметил, как Флауи отшатнулся в удивлении, а потом поднял свои лозы. «Нет, нет, нет, нет, ты не посмеешь!..»

С гневным криком, Папирус отправил кости в лозы Флауи, заставив того отдернуть их от гифтрота, которая, шатаясь, поднималась на ноги.

— Уходи! — крикнул он — ей, не Флауи. Она ранена, и Флауи мог снова напасть. — Н-найди помощь!

Она зажмурила от боли одну пару глаз, но перевела взгляд второй пары между ним и Флауи и заковыляла прочь.

— Вернись сюда, ты… — голос Флауи дрожал от гнева.

Собрав все свои силы, Папирус поднял из земли костяной частокол и проткнул лозы, которые собирались схватить ее. Флауи взвизгнул, и собственные кости Папируса содрогнулись вместе с его магическими костями — было трудно поддерживать атаки, когда магия хотела принять совершенно иную форму — а потом магия, наконец, лопнула и осыпалась серо-синими искрами.

Он больше не мог — не мог дальше поддерживать атаки, но все было нормально, теперь все хорошо, гифтрот убежала. И он попытался сосредоточиться на Флауи, попытался встать, попытался сурово смотреть на него сквозь боль и истощение.

— Т-ты ранил ее! — крикнул он. Флауи переключил свое внимание на скелета, который начал подниматься на ноги, стараясь заставить свои измученные, побитые конечности слушаться. — Она пыталась помочь мне, а ты ее ранил! З-зачем ты…

Очередная лоза вынырнула из-под земли, схватила его за шею и притянула обратно. Папирус ахнул, вцепился в лозу, но две новые обвили его запястья и оттащили руки, а другие лозы снова впились в лодыжки и позвоночник…

— Папирус, Папирус, Папирус, — Флауи поднялся над землей, вытягиваясь все выше и выше, и, хотя он улыбался, но выглядел таким злым, что Папирус отвел взгляд. — Мне кажется, что ты упускаешь кое-что очень важное!

Папирус не до конца понимал, что Флауи имеет в виду или что собирается делать теперь, но твердо решил, что не хочет этого знать, и закрыл глаза.

Это был неверный ответ, Флауи сжал его челюсть и дернул голову, заставив смотреть на себя.

— Ты говорил, что не хочешь ранить меня, — сказал Флауи, и его лицо расколола очень странная улыбка. — Но раз уж ты все равно решился на это, думаю, будет вполне справедливо, если я сделаю то же самое, да?

Дыхание Папируса участилось, грудная клетка тяжело вздымалась, пока он глотал воздух, пытаясь понять — и одновременно не желая — о чем говорит Флауи.

Постепенно до него начало доходить, что на шее, запястьях, позвоночнике и лодыжках появилось неприятное покалывание. И это ощущение становилось все сильнее — из просто неприятного перерастая в боль. Что-то кололо его, вонзалось в кости, впивалось в чувствительные суставы и межпозвоночные диски…

Лозы покрыли острые шипы, и Папирус взвыл от боли.

Флауи долго разглядывал его, нависая над скелетом, словно уличный фонарь. Сквозь дымку боли Папирус сумел поймать взгляд цветка, и его захлестнула новая волна ужаса, когда он осознал, что было в потемневших глазах Флауи.

Холодное, ненасытное любопытство.

Сам Флауи не двигался, но двигалось все вокруг него. Из-под земли поднималось все больше лоз, и на каждой были такие же длинные острые шипы. Наконец, Флауи склонил голову.

— Нам стоит вернуться к тому, на чем мы остановились, друг?

Душу Папируса как будто сковал лед.

— САНС! АНДАЙН! ПОМОГИТЕ! — закричал он, когда лозы потянулись к нему. — САААААНС!

* * *

Санс не знал, сколько еще сможет вынести.

Неважно, как далеко они прошли — каждый сантиметр этого леса выглядел одинаково. Он мог поклясться, что они ходили кругами, проходили одни и те же деревья, сугробы, кусты. Андайн еще не раз звонила Альфис и запрашивала у стражей отчеты о положении дел, но все было по-прежнему. Лес велик, а ветер работает против них, хотя он постепенно сбавлял обороты.

К этому моменту могло произойти огромное количество ужасов, и не имея иного варианта, разум Санса зацикливался на каждом, как бы сильно Санс ни пытался этого не делать. Хотя неважно, что из этого было правдой, если что-то и имело значение — так то, что ничего хорошего с Папирусом не могло случиться, а Санс не мог его найти.

Когда же этот кошмар закончится?

Тряхнув головой, он попытался сосредоточиться на Андайн, которая шла на несколько шагов впереди (ему приходилось стараться, чтобы придерживаться ее темпа), но если бы она увидела что-то, то уже бы сказала. Лес вокруг был как никогда холодным, мрачным и пустым, а ветер по-прежнему свистел, раскачивал ветви деревьев, и мягко похрустывал…

Он замер на месте.

— Андайн, стой.

Капитан утробно рыкнула и, резко развернувшись, бросила на него недовольный взгляд.

— Что еще…

— Заткнись, — шикнул он, вытянув руку, и прислушался.

Хруст, хруст, хруст, топ, хруст…

Андайн напряглась, подготовив копье.

— Кто там? Покажись!

Хруст, хруст, хруст, топ, хруст, хруст, хруст…

Что-то двигалось к ним так быстро, как осмеливалось, и, хотя было трудно разглядеть фигуру целиком, свет копья Андайн отразился в двух парах глаз. Санс приготовился схватить того, кто бы там ни был, синей магией, когда глубокий голос крикнул:

— Помогите! Часовые!

Напряжение отступило, Андайн опустила копье, а Санс в замешательстве моргнул. К ним, пошатываясь, вышла гифтрот, уверенно ставя на снег три из своих ног, левую заднюю она бережно приподнимала, и беглого взгляда хватило, чтобы понять почему: на бедре выделялся глубокий серый ожог.

— Я позабочусь об этом, — сказала Андайн, подходя ближе. Она опустила копье, на секунду сосредоточилась, и ее правая рука засветилась зеленым. Она поднесла ее к гифтороту, и магия преобразовалась в форму рыб и суши, которые поплыли к ране.

Магия Санса ускорилась, когда он шагнул ближе к гифтроту, если его глаз и мерцал, она никак на это не отреагировала. Андайн не могла тратить свою концентрацию во время лечения на разговоры, поэтому вопросы задал Санс.

— Что случилось? Ты видела…

Взгляд всех четырех глаз сосредоточился на нем.

— Другой часовой в опасности.

Андайн что-то крикнула, но он не услышал. Одновременно его накрыли холод, злость и желание что-то делать, магия отреагировала, повинуясь собственной воле. Она вырвалась из него раньше, чем он успел ее остановить, и внезапно над ними навис огромный хищный череп, блокируя свет кристаллов над головой.

Гифтрот в страхе отшатнулась, но с большей легкостью, чем раньше — травма была залечена. Андайн снова заорала — в этот раз на него — но он проигнорировал, потянулся к гифтроту и уставился на нее сверкающими глазами.

— Отведи меня к нему.

Страх испарился, гифтрот опустилась коленями на снег и позволила Сансу забраться к ней на спину. Без лишних слов он сделал это, держась за ее рога для поддержки, она поднялась и сорвалась с места.

— ПОДОЖДИТЕ, ИДИОТИНЫ! — позвала Андайн и рванула следом, но не так быстро, как ей хотелось бы. Гастер-бластер плыл за ними по воздуху.

Через несколько минут Санс ощутил, как в кармане загудел телефон, но не стал отвлекаться на него. Гифтрот оживилась.

— Ветер успокаивается, — пропыхтела она, и Санс понял, что это значит. Ему не надо было проверять телефон, чтобы знать, что говорилось в сообщениях:

Пахнет цветами.

Пахнет костями.

— НННННГГГРРРРРААААА! — проревела Андайн, и ее голос разнесся дальше, чем раньше. — ЭТОТ УРОДЕЦ УМРЕТ!

Санс не сказал этого, но сквозь пульс магии и боль в душе чувствовал то же самое.

Держись, Папирус. Мы идем.

* * *

Внутрь.

Семь кристаллов складывались в ковш. Ему хотелось объединить их во что-то похожее на ковш, описанный в книгах Санса, но он не был уверен, что это правильное число кристаллов или что форма действительно должна быть такой. Хотя она напоминала ложку, которой он перемешивал спагетти с соусом, так что все равно неплохо, да? Наверное, Санс смог бы…

Наружу.

Если второй раз взять пару кристаллов из созвездия-миксера, то можно собрать еще один, и теперь он видел уже два треугольника — первый в конце ложки — образовывающие ушки над овальной головой. Напоминает персонажа, о котором постоянно рассказывала АЛЬФИС, когда они общались с ней по Андернету. Может, стоит рассказать ей об этом, когда…

Внутрь.

Вот оно! Прямо там! Похоже на копье Андайн! Да, немного упрощенное, но выглядит круто! Андайн всегда такая крутая. Она тоже решит, что это шикарно, он точно знал…

Наружу.

Коробка! У него получилось найти коробку! И она выглядела как Меттатон! Углы, конечно, не идеально прямые, но довольно близко к этому! Если бы только где-нибудь на потолке можно было увидеть больше кристаллов, наверное, получилось бы…

Внутрь.

В Водопадье много кристаллов! Нужно когда-нибудь сходить туда, взять с собой Санса, Андайн и, может даже, АЛ…

Наружу.

Хотя пока что он располагал только этими, но ничего, ему хватит, он изобретательный…

Внутрь.

Вот круг, да, а точки сходятся вместе, напоминая Флау… нет, нет, нет…

Наружу.

ТАМ! Можно соединить кристаллы в длинную кривую, и под определенным углом они будут выглядеть, как… нет, нет, нет…

Внутрь.

Он больше не мог этого делать.

Наружу.

Не мог больше играть в эту игру, она не помогала.

Внутрь.

Санс, где же ты?

Наружу.

Санс, пожалуйста, помоги.

Внутрь.

Прошу, прошу.

Наружу.

Помоги.

* * *

Игра снова становилась скучной.

Крики было интересно слушать только первые полминуты, а потом он заткнул ему рот; слишком уж трудно сосредоточиться при таком шуме. В конце концов, ему нужно следить за ХП Папируса, насколько возможно, и помаленьку применять лечебную магию, чтобы быть уверенным, что все случайно не зайдет слишком далеко. От этого метода было немного больше… ущерба, чем от всего остального.

И кроме того…

Хотя будет приятно посмотреть, как улыбающийся мусор наткнется на пыль родного брата, это можно сделать в любой другой временной линии. А прямо сейчас Папирус нужен живым, чтобы мусорный мешок увидел, насколько сильно, насколько непоправимо он все испортил на этот раз.

Они скоро будут здесь — он точно знал, и на самом деле не расстраивался по поводу гифтрота — по факту это оказалось счастливой случайностью. Наверное, она побежала за помощью. А значит мусорный мешок и те жалкие парни, которых он притащит на хвосте, доберутся сюда раньше, чем станет слишком скучно.

А скучно становилось очень быстро. Папирус перестал реагировать, и даже если он оставался в сознании, больше ничто не могло заставить его сосредоточиться. Можно сломать еще одну кость, но, скорее всего, он просто потеряет сознание от боли, если вообще не умрет. Ох, ладно.

Тутухтутутухтутухтутух

Ах, вот и они! Наконец-то.

Хихикая, он вытащил свои лозы, и они скрылись под землей — как шланг пылесоса, втягивающийся в него, ударяясь об углы и стены по пути. Папирус слишком надорвал голос, чтобы кричать, и лишь тихо поскуливал при этом.

— Ну, вот они и явились. Повеселись, объясняя им все это, Папирус!

Дружелюбно помахав лозой на прощание, Флауи нырнул под землю, и Папирус остался один.

* * *

Магия Санса стучала в костях, глаз не переставая мерцал от безумной энергии. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был таким бодрым, таким напуганным. Даже зная, что они на пути к Папирусу, он чувствовал беспокойство — каждый удар копыта по снегу казался лишним, и он чувствовал, будто им понадобятся годы, чтобы достичь цели, хотя они двигались очень быстро. К этому моменту Андайн безнадежно отстала, неспособная поддерживать темп гифтрота, и псы не отправляли больше никаких отчетов.

— Далеко еще? — он понял, что рычит.

— Запах растения пока еще довольно далеко, — пропыхтела гифтрот. — Но часовой ближе.

Потребовалось какое-то время, чтобы слова дошли до запертого в панике разума Санса, но когда это произошло, тот заработал. Сейчас цветок дальше от Папируса? Это значит, что Папирус сбежал?

Впервые за долгое время в душе Санса зажглась искра надежды. Может, через пару мгновений он увидит Папируса, бегущего к ним, и сможет переместить их всех домой или в Водопадье, да, черт возьми, даже в Коридор Правосудия — куда угодно, только подальше от этого богом забытого леса. Туда, где безопасно и нет того монструозного растения, которое он видел в альбоме Папируса. Он может увести брата подальше, а потом убить ту дрянь, и этот кошмар закончится.

Все будет хорошо.

Эти мысли начали успокаивать его магию. Смягчать его самого. Хотя гастер-бластер все так же летел за ними следом. Он сохранял атаку наготове, но сейчас ему хотелось хранить надежду, что Папирус сбежал. Часть его понимала, как это глупо — обычно все его надежды разбивались — но он так сильно хотел, чтобы сегодня вечером хоть что-то пошло правильно…

Гифтрот остановилась, тяжело дыша.

Санс выпрямился и огляделся вокруг в надежде увидеть Папируса. Но высокого скелета, бегущего к ним, нигде не было видно — только темная поляна. Нахмурившись, он соскользнул со спины гифтрота, которая все еще судорожно хватала морозный воздух, слишком измотанная, чтобы говорить.

Но только он отошел от нее, как сразу заметил на снегу вокруг явные признаки борьбы и с ужасом увидел обрывки одежды, разбросанные по поляне. Душа подпрыгнула к горлу, и он бросился к одному из деревьев, за кору которого зацепилась знакомая красная ткань. Он поднял ее, бегло осмотрел, и его душа испуганно застучала в груди.

Папирус не оставил бы свой шарф.

Он медленно обернулся туда, откуда они пришли, и каждая его кость содрогнулась, когда Санс увидел стройную фигуру, распластанную рядом со стволом дерева.

— Папирус?!