Будущий сон (джен)

Брат Пьетро с присущей ему невозмутимостью сообщил, что урготский посол, граф Ченизу, прибыл в Ноху с наступлением темноты в компании прекрасной и крайне встревоженной дамы, желающей немедленно исповедоваться не кому-нибудь, а самому кардиналу. Поскольку ни сообщить им об отъезде Его Высокопреосвященства, ни выпроводить гостей с приглашением явиться позже не представлялось возможным, а дама пустила в ход слезы, она была поручена заботам брата Анджело до тех пор, пока кардинал не закончит свои ночные бдения. Левий, так же невозмутимо выслушав этот отчет, отправился сменить одежды, приказал Пьетро со всеми удобствами разместить Енниоля и Мэллит, а братьев Манриков отправил исповедовать даму и посвящать господина посла в подробности их авантюры.

Валме изменился со дня их последней встречи — тогда они спорили о кандидатуре дуэньи для Айрис Окделл и были убеждены, что скоро снова встретятся на одном из балов при дворе. За прошедшие месяцы Валме успел повоевать, похудеть, расстаться с изрядным количеством иллюзий, преуспеть в подделке писем и документов и замыслить убийство короля, от чего его отделял только страх заполучить проклятие вроде того, что погубило небезызвестный город Гальбрэ, о котором он слышал от Алвы. Что же, в отличие от Окделла, бесполезного без должного руководства, у виконта хотя бы имелся довольно стройный и при других обстоятельствах вполне жизнеспособный план, который бы отлично сгодился, желай Алва быть регентом. Леонард, впрочем, подозревал, что для Рокэ эта перспектива мало чем привлекательнее короны, и уж слишком отвечает посмертным планам Сильвестра, которому он, как настоящий Манрик, поклялся всеми возможными способами досаждать и в самом Закате.

Альтернативный план с участием королевы Катарины виконта впечатлил, хотя и не заставил преисполниться восторгом.

— Вы же и сами понимаете, что все, что может пойти не так, непременно пойдет не так? — осведомился он с самой благожелательной улыбкой. — Вы слишком настойчиво ищете всевозможные способы быть убитым, граф, и, к вашему сведению, варианты не исчерпываются рисками этой авантюры. Мой уважаемый батюшка, к примеру, всеми правдами и неправдами намерен не допустить повторного возвышения Манриков, я уже не говорю о Ее Величестве, которую я, по новым законам и как уполномоченный посол Великого Герцога Фомы, должен называть госпожой Оллар. Манрик в качестве мертвого героя ее, может быть, и устроит, мертвым героям приятно посвящать реквиемы и мистерии, а вот живой герой — это неудобно, особенно если он не желает красиво удалиться в Закат по доброй воле.

Виконт по-прежнему чересчур много болтал, но сквозь светскую болтовню Леонард мгновенно выделил главное.

— Любопытно, что вы сейчас говорите не в интересах своего отца, — отметил он. — Разве так поступают Валмоны?

— О, Валмоны поступают так, как желают Валмоны, — небрежно махнул рукой Марсель. — Батюшка, как вам, должно быть известно, официально меня проклял и вычеркнул из завещания, но завещание можно переписать, а вот отношения с Рокэ заново не перепишешь, а у него к вам какая-то сентиментальная привязанность.

— Вы ведь знаете Луиджи Джильди? — Леонард улыбнулся, вспомнив Хексберг. — Слышал от него о ваших похождениях в Фельпе и знаменитых песнях в бою. Кто бы мог подумать, Марсель, совсем недавно мы проигрывали целые состояния в карты и представить себе не могли, что станет нас занимать через какой-то год…

— Я больше не играю на деньги, — виконт вернул ему улыбку, но глаза его оставались серьезными. — Удивлю вас еще больше, Леонард, я ведь собаку завел. Его зовут Котик, то есть, Готти, и я вас обязательно познакомлю… О, а вот и Его Высокопреосвященство собственной персоной! Я так понимаю, пришло время исповеди?

Кардинал выглядел свежо и спокойно, словно не он парой часов ранее присутствовал при гоганском ритуале упокоения выходца, пусть большую часть его и проспал, и Марселя встретил так приветливо, словно весь успех их плана зависел только от него. Надо отдать виконту должное, он подтвердил мнение Леонарда о том, что было бы сущим безумием атаковать конвой короля за пределами Нохи и куда проще вывести его из аббатства, где наверняка остались тайные ходы еще с прошлого правления Раканов. Кардинал подтвердил, что лично искал эти ходы, досконально исследуя Ноху, но до сих пор не преуспел — и тогда Валме вспомнил об одном довольно забавном местном призраке.

Даже в глазах закоренелых скептиков, Валтазар считался в столице чуть ли не единственным убедительным доказательством существования мистики и жизни после смерти, но Валме, кажется, стал первым, кому пришло в голову не просто попытаться заключить с ним сделку, но еще и изобрести способ получить от него разумные и понятные ответы — при помощи самой обыкновенной азбуки. Торговался Валтазар как заправский морисский купец, и помимо прославивших его ваз включил в сделку еще кучу совершенно бесполезной для бесплотного духа утвари, которую Валме ему радостно пообещал.

Тайный вход открывался за частично уцелевшей статуей неизвестного Леонарду святого, и следующий час они потратили на изучение маршрута, который Леонарду предстояло проделать в сопровождении королевской четы, хотя он и с трудом представлял, как потащит через эти катакомбы вовсе не рвущегося на подвиги короля и королеву, которой, по ее собственным заверениям, почти не придется притворяться, чтобы изобразить смертельно больную.

— Что вы хотите, мой дорогой Леонард, глупость наказуема, — оптимистично провозгласил Валме. — Некоторые полагают дружбу глупостью, следовательно, дружба наказуема.

Явно желавший блеснуть своими возможностями дипломата, новоявленный граф пообещал сделать все, чтобы свидетелем внезапной болезни Катарины стал кто-то из иностранных послов, которых Альдо никак не сможет проигнорировать, и на этом, наконец, прервал затянувшуюся исповедь своей дамы, в которой Леонард, как и следовало ожидать, узнал Марианну, и покинул их скромное общество. Предоставив кардинала и призрака Арнольду, Леонард, наконец, смог остаться в одиночестве и благословенной тишине — последние несколько дней были чересчур богаты на события и смерти.

Достославный из достославных оказался рядом незаметно, словно выступив из колышущихся теней, и устремил мрачный, серьезный взгляд над горящую над их головами огненную полную луну.

— Появление Удо Борна застало вас врасплох, — холодно отметил Леонард. — На мгновение мне показалось, будто достославный Енниоль не знает, что делать дальше.

— Обычно выходцы являются на зов памяти и зов крови, — отозвался гоган. — Я предполагал, что появится либо выходец, убитый в Лаик, либо кто-то связанный с Мэллит. Я не учел, что у Альдо Ракана успели завестись свои счета, и немало.

— Вам нужен был не кто-то, — Леонард прищурился. — Вы рассчитывали увидеть Фатихиоля. Увидеть и расспросить. Вам дела нет ни до Мэллит и ее судьбы, ни до Альдо.

Енниоль недолго помолчал.

— Я полагал, нареченный Леонардом уже начинает понимать ход мыслей правнуков Кабиоховых. Он несет ответственность за свою семью, и уже готов рисковать, совершать поступки, на которые раньше бы не решился, отодвигать в сторону и верность королю, и верность другу. Сын моего отца несет ответственность за общину. Все они — моя семья. Я не могу пожертвовать ими, чтобы спасти Мэллит, но я возблагодарю Кабиоха за возможность спасти Мэллит вместе с ними.

Леонард тяжело вздохнул. Похоже, ему предстоит прожить еще не один десяток лет, прежде чем он будет готов на равных спорить с Енниолем. Старый гоган умел так поворачивать разговор, что собственные аргументы вдруг начинали казаться мелкими и бессмысленными.

— Что вы знаете о черной башне? — спросил он. — Она является мне в видениях. И еще длинный коридор, похожий на лабиринт.

— Изнанка мира каждому видится по-своему, — задумчиво проговорил Енниоль. — Сын моего отца слышал о башнях Гальтары, но никогда не бывал в тех краях.

— Один раз я видел ее наяву, в степях Варасты, вместе с герцогом Окделлом, — признался Леонард. — Потом несколько раз во сне и когда говорил с астэрой в Хексберге. И каждый раз там он. Тот, кого вы хотите встретить, последний из Раканов. Эти разговоры — игра моего воображения или все происходит на самом деле?

— Иногда Кабиох разговаривает с нами через наши сны, — Енниоль легко улыбнулся. — То, что происходит на изнанке миров не менее реально, чем то, что мы проживаем, считая, что бодрствуем.

— В одном из этих снов мы с… Раканом проводили ритуал пробуждения памяти крови, — тихо произнес Леонард. — Я поэтому вижу его так часто?

— Первородный был замыслен Кабиохом способным на удивительные вещи, — ответил Енниоль. — Удивительные и недоступные для обычных людей — да и можно ли назвать его в полном мере человеком? Предки нареченного Леонардом имели дело с Раканами Золотой Анаксии — тогда в памяти правнуков Кабиоховых еще жила горечь от разлуки с Бирюзовыми землями. Блистательный пожелал воззвать к памяти крови, и клятвы прошлого определили союзы будущего. Кабиох хранит Ракана до того момента, как его долг будет исполнен, и нареченному Леонардом передалась часть этой защиты.

— Забавно, сам он считает, что его хранит Леворукий, — рассмеялся Леонард. — Готов поспорить, когда он затеял этот ритуал, он знал, как он сработает… или хотя бы догадывался.

В глазах Енниоля блеснули смешливые огоньки.

— Нареченный Леонардом когда-нибудь изучал свой гороскоп?

— Этим у нас увлекаются Мария и девочки, — Леонард пожал плечами. — Я не верю в гороскопы. Не думал, что в них верите вы.

— Все, что существует в это мире, сотворено, чтобы служить Кабиоху, — Енниоль снова улыбнулся. — Звезды и светила подчиняются ему и исполняют его волю, он ведет руку астролога и вкладывает мысли в его голову, открывает сердца его потомков мудрости или оставляет их слепыми и глухими. Интересно, что в тот день, когда нареченный Леонардом должен был умереть на дуэли, он остался жив, а в день, когда ему ничего не угрожало, умер, хоть и сумел вернуться с холодных троп. Сын моего отца видел несколько подобных гороскопов, среди министров и королей, и последний из них — у господина Первого Маршала Талига.

— И что это означает? — поинтересовался Леонард. — Очередное подтверждение постулата Валме о наказуемости дружбы? На Излом кто-то должен умереть, и если не Рокэ, то я, раз уж между нами существует эта связь?

— Опасно слушать слова Королевы Холода, ибо ее устами говорит Та, Другая, — туманно возразил Енниоль. — Изначально ритуал не подразумевал смерти первородного, но вот уже много кругов никому не удавалось собрать всех четырех повелителей и Ракана в Гальтаре. Смерть открывала те врата, что не могло открыть знание, но если бы гоганы получили первородство, этих жертв больше не требовалось бы. Но сын моего отца был самонадеян и полагал, что злато принесет ему то, что не желает принести Кабиох, и судьба сыграла с ним злую шутку…

— Вы полагаете, все еще можно исправить? — прямо спросил его Леонард. — Мир имеет шанс стать таким, как раньше?

— Мир никогда не меняется, оставаясь таким, каким его сотворил Кабиох, — эхом отозвался Енниоль. — Но вот внуки и правнуки его прежними уже не будут, нет. И это внушает некоторую надежду.

Леонарду казалось, что он только успел опустить голову на подушку, как раздражающе бодрый голос Арнольда уже попытался вернуть его к заботам нового дня. Подниматься решительно не хотелось, руки и ноги словно налились свинцом, а свернувшаяся под боком Альбина, передвигающаяся по аббатству, как ей вздумается, лишь укрепляла желание послать к ее сородичам и королевскую чету, и брата, и Окделла, что явился с утра пораньше — не иначе как в надежде встретить свою даму сердца. Леонард раздраженно поинтересовался, почему именно в его доме умер Борн, снова услышал невразумительную историю про отравление сонным камнем, подумал, что легендарная неуязвимость Рокэ должна каким-то образом распространяться и на его оруженосца, иначе совершенно непонятно, как он дожил до этого дня — а затем его пригласил к себе кардинал, и чашка крепкого шадди обещала хоть как-то примирить Леонарда с реальностью.

— Вы выглядите неважно, — Левий сегодня был отвратительно прямолинеен, словно у Леонарда, по его мнению, в комнатах не было зеркала. — Это кровотечение в Лаик было сильнее и продолжительнее прежних, верно?

— Это не имеет значения, — вот каждое движение так и продолжало отзываться тягучей болью в голове и глазах, но об этом кардиналу знать не обязательно, он не лекарь. — Особенно если скоро мне придется покинуть Олларию и вернуться в Ноймар. Поручение регента вернуть трон королю я не выполнил, но, по крайней мере, имею шанс вернуть короля его подданным.

— Это еще не решено, — удивил его кардинал. — Охрана его Величества — дело важное, но с ним вполне пристойно справится ваш брат. Это ведь он, кажется, еще недавно занимал пост капитана королевской охраны и желает реабилитироваться в глазах короля. Вы нужны мне здесь, Леонард, — помолчав, он добавил: — Сразу после того, как Их Величества будут вывезены из города, совет эориев и верные им люди планируют свергнуть Альдо Ракана и освободить герцога Алву.

— Вот так просто? — Леонард насмешливо изогнул бровь. — И у вас наберется достаточно эориев?

— Отстранения Альдо желают все имеющиеся у нас Повелители, — Левий улыбнулся. — Герцог Окделл, подчеркнуто желающий исполнить свою клятву оруженосца, герцог Эпинэ, уже давно недовольный решениями своего друга, и, как я недавно выяснил, герцог Придд, располагающий убедительными доказательствами того, что упомянутый Альдо не является Раканом по крови, а лишь бастардом, рожденным королевой Бланш от Эктора Придда. Смею надеяться, что герцог Алва, как Повелитель Ветра, в этом вопросе будет солидарен с остальными.

Леонард не стал расстраивать кардинала разговорами о том, что настоящего Повелителя Ветра им только предстоит разыскать, но сам не мог об этом не задумываться. Енниоль ясно дал понять, что если первородство не будет передано гоганам, для ритуала понадобятся все четыре Повелителя и сам Ракан, а история Альдо невольно наводила на мысли о том, что ни один из элементов этого пазла не благонадежен по умолчанию.

— Вы так и не рассказали, нашли ли то, что хотели, в Лаик? — вдруг вспомнил он. — Почему вас так заинтересовала эта могила?

— Брат Диамнид, — Левий снова усмехнулся. — Так, нашлось подтверждение наших с Его Святейшеством Адрианом старых гипотез. Мы много беседовали об истории династии Раканов, и нас занимал вопрос, почему Эсперадор так и не коронавал Эркюля Ракана. Допускаю, что он мог знать истинную историю Бланш, секреты иногда разлетаются помимо нашей воли, но для всего мира мальчик был законорожденным принцем, и не в интересах Агариса было оспаривать это. Я допускал только один возможный ответ — отец принца все еще был жив. Теперь я почти полностью уверен в том, что Эрнани не был убит, как сообщили миру, а удалился от дел земных в монашескую обитель под именем брата Диамнида, могилу которого вы с Арнольдом и обнаружили. Это не сильно влияет на наши дела, но, возможно, будет хорошей новостью для герцога Алва, предка которого незаслуженно обвинили в предательстве.

Леонард подумал, что уж Рокэ до этих разговоров и обвинений точно нет никакого дело — герцог, как никто другой, хотел оставить прошлое в прошлом, — а вот у них враг был вполне реальный и куда более непредсказуемый, чем у покойного брата Диамнида. Франциск сражался яростно, но достойно, а вот отряды, переметнувшиеся на сторону Альдо, вряд ли сильно обременены понятиями чести и благородства. Что не означало, что с ними нельзя справиться.

— Вы ведь понимаете, что хотя игра Альдо в короля была на редкость бездарной и порядком затянувшейся, многие считают себя ему обязанными? — задал он главный вопрос. — Как вы собираетесь поступить с Второй резервной армией и другими присягнувшими ему корпусами? Вырезать их силами Эпинэ и людей Придда? Не получится, и не получилось бы во время бунта, если бы не предательство Люра.

— У вас есть план? — кардинал взглянул на него заинтересованно. — Вы, насколько я успел узнать, имели некоторое отношение к созданию этой армии.

— И к ключевым назначениям, одобренным моим отцом, — подтвердил Леонард. — Наемники остаются наемниками, и хотя за все совершенное им совершенно справедливо полагается расстрел, с этим, к моему глубокому сожалению придется повременить. Пока что.

— Я правильно понимаю, вы хотите попытаться склонить этих людей на нашу сторону? — взволнованно переспросил Левий. — Опасно. Очень опасно. Вам придется раскрыть свое инкогнито, любой из них может донести Альдо, и потом, чем вы собираетесь их привлечь?

— Тем же, чем привлекается большинство людей такого сорта, — пожал плечами Леонард. — Гарантиями денег и безопасности.

— Допустим, безопасность вы им пообещаете, по крайней мере, до тех пор, пока дело в руки не возьмет Первый маршал, — допустил кардинал. — Но деньги? Где вы возьмете деньги?

Арнольд поставленную перед ним задачу воспринял очень прагматично: иногда Леонард спрашивал себя, почему они воспринимали младшего брата как поверхностного и легкомысленного мальчишку, и не находил ответа.

— Сколько нужно денег?

— А у нас они вообще есть? — резонно поинтересовался Леонард. Арнольд ухмыльнулся.

— Мы Манрики, что за оскорбительные вопросы?

— И все-таки, — Леонард качнулся в кресле, пытаясь производить в уме некоторые подсчеты. — Ходили слухи, что отец вывез все из Олларии подчистую, включая королевскую казну, хотя технически это вызывало у меня определенные сомнения…

— Я сын тессория и внук тессория, даже не одного, мне полагается знать о всевозможных тайных хранилищах, — подмигнул ему Арнольд. — И ты бы мог знать, но раньше тебя семейные дела не интересовали. Значит, ты решил снова купить себе армию?

— В прошлый раз ее покупал отец, — закатил глаза Леонард. — И да, сейчас армия нам снова не помешает, особенно после предупреждения Валме. Дело в том, что на мой взгляд его Величеству не стоит ехать в Ноймар. Поездка долгая, погода сейчас плохая, дороги… Я там недавно путешествовал сам, ощущения крайне скверные. А самое главное, я не намерен передавать Ноймаринену, в руках которого сейчас отец и Фридрих, да и твоя невеста, к слову, главный козырь, гарантирующий их неприкосновенность.

Воцарилась пауза, во время которой Арнольд торопливо скользнул к двери, затем к окну, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает.

— Я тебя правильно понял? — уточнил он, понизив голос. — Ты планируешь похищение короля? Похищение после похищения?

— Я планирую открыть перед Его Величеством карты, хотя бы частично, — признался Леонард. — Ты ведь читал историю о том, как Эрнани Святой перенес столицу из Гальтары в Олларию? В Гальтаре тогда тоже творилась магическая неразбериха, о которой до нас дошли лишь жуткие легенды. Если объяснить Фердинанду, что Оллария, или, как она теперь называется, Ракана, отныне небезопасна, возможно, он проникнется идеей выбрать более удобный город на карте и назвать его своей новой резиденцией? Только не Тарнику, Тарника расположена слишком близко к столице. Фердинанд может дать ему какое-нибудь новое эгоцентрическое название, благо, время подумать над этим у него будет в избытке.

— Но кардинал и остальные об этом знать не должны? — Арнольд по обыкновению присвистнул. — Если дело не выгорит, Занха — самое малое из того, что нас ждет.

— Если дело не выгорит, нас ждет конец света и свидание с закатными тварями, и какое кому тогда дело до Занхи, — рассмеялся Леонард. — Проблему может создать только эта змея Катарина, но ей как раз полезно провести несколько прекрасных месяцев в тихом месте, где она сможет прийти в себя после ареста и подумать о ребенке. Эммануилсберг отлично подойдет.

— Остается еще пара-тройка проблем, — проницательно заметил Арнольд. — Алва, когда он выйдет из Багерлее. Савиньяк с его армией. Оба Савиньяка. Рано или поздно у них найдется время нанести нам визит вежливости. Наконец, все эти Повелители с их людьми. Объединяться против Манриков у них получается исключительно хорошо.

— И тем не менее, Альдо Ракан уже не первый месяц сидит на троне, которого ни на йоту не заслуживает, и времени дать ему пинка под зад не нашлось ни у кого, — отрезал Леонард. — С Рокэ… с Рокэ договариваться, так или иначе, придется мне, и если он сочтет произошедшее предательством, значит, так тому и быть, но я не доверяю ни Левию, ни Ноймаринену, ни остальным из этой компании Людей Чести и примкнувших к ним. И не вижу причин, почему будет доверять король, если спасением он будет обязан именно нам.

— А как же ваш ритуал? — напомнил ему Арнольд. — И гоганы? Ты ведь не оставишь их здесь?

— Ну за кого ты меня принимаешь, — вздохнул Леонард. — Гоганов я беру на себя. Кроме того, не вижу причины, почему бы Енниолю не внести свой вклад в наше, несомненно, угодное Кабиоху дело, коль скоро отчасти он всю эту кашу и заварил. Отличный повод потом объяснить Фердинанду все преимущества вовлечения гоганов в торговый процесс. Впрочем, это уже дело тессории.

В последнее время Леонард все чаще задавался вопросом: означал ли тот факт, что он до сих пор никем не узнан и не задержан, что Кэртиана действительно обладает собственной волей и каким-то непостижимым образом способствует успеху его замыслов, тем самым спасая себя? Уже в который вечер подряд собираясь в одну неприметную таверну, где он рассчитывал встретить нужного и немало чем обязанного ему полковника Второй резервной армии, он почти не волновался, и это внутреннее спокойствие отчасти пугало: ведь оно могло означать, что он утратил бдительность, а кошке-судьбе только того и надо. Предчувствия, как позднее выяснилось, его не обманывали.

Леонард не видел Изабо Горуа с тех самых пор, как отправился на подавление бунта, а частые встречи с ней пришлось прекратить еще раньше, когда они начали вызывать явное раздражение отца, и среди всех знакомых, с кем он мог бы случайно столкнуться на улицах Олларии, он ни на минуту не допустил бывшей любовницы. И все же, когда ее карета затормозила прямо перед ним — как она вообще его узнала, в этой одежде простолюдина? — ему не оставалось ничего другого, как изменить свои планы и прокатиться с прекрасной эреа, с которой у них уже давно не оставалось совершенно ничего общего. Даже если бы он мог позволить себе откровенность, половину его историй Изабо сочла бы фантазиями, а другую половину — откровенным безумием.

— Не могу поверить, что вы — это и правда вы, — и манеры ее теперь казались неискренними и картинными, хотя она и не говорила ничего особенного. — У меня в голове все смешалось. Сначала говорили, что вас убил Люра. Никогда не доверяла этому проходимцу! А потом его убил герцог Алва. Лео, вы бы это видели! Мне все так подробно описали, что я чувствую, будто бы сама там была! Но почему вы в городе… и в таком виде? Неужели, — ее глаза загорелись неприятным пониманием: — неужели ваш отец все знал и что-то вам оставил?

— Вам не следует занимать свои мысли такими мелочами, моя дорогая, — снова примерить на себя придворные манеры оказалось так же странно, как попытаться накинуть старый мундир, из которого давно вырос. — В Олларии я проездом и надеюсь очень скоро вернуться в родовые земли. Надеюсь, я могу рассчитывать на ваше молчание?

— Зависит от того, насколько вы будете убедительны, граф, — глаза Изабо расчетливо блеснули. — Вы же не можете уехать, не навестив меня, по старой дружбе? Не каждый день дорогие сердцу люди возвращаются из Заката.

Леонард мог с уверенностью подтвердить, сердца у Изабо не было никогда, но обзавестись врагом в лице особы с хваткой опытной фрейлины было бы так же опрометчиво, как среди бела дня проехаться верхом перед главным входом в королевский дворец.

— Этот город перестал мне нравиться, — баронесса сидела на полу у камина, поджав ногу под себя, и крутила в руках бокал Слез, которые так и не пригубила. — Двор нового короля — такая скука. Скоро он женится, по слухам — на урготской принцессе, которую кому только за этот год не сосватали, — и угадайте, захочет ли она фрейлин, служивших ее предшественнице?

— Выходите замуж и уезжайте, — искренне посоветовал ей Леонард. — В Олларии скоро станет небезопасно.

— Вы тоже считаете, что к весне здесь будет Савиньяк? — Изабо захлопала глазами, и внутри Леонарда снова расползлось уже знакомое ему предчувствие опасности. — Вы не предлагаете мне выйти замуж за вас.

— Я, как вам известно, больше не граф, не маршал и не богат, — никогда еще Леонард не лгал с таким удовольствием. — Вы привыкли к роскошной жизни, баронесса, а мне совершенно нечего вам предложить.

— Зато вы все так же любезны и идеально воспитаны, — Изабо прошлась по комнате, будто к чему-то прислушиваясь, а Леонард незаметно отставил свой бокал в сторону. Состояние дежавю, он словно уже переживал подобное, но в другом месте и другом времени — или то было очередное видение, смысл которого он в нужный момент не разгадал?

Отчего-то он знал заранее — вот сейчас раскроется дверь и появятся люди в масках… нет, все же в форме гвардейцев, и придется с ними драться, одному против десятка, и под руку так удачно подвернется эта ваза — или кувшин, расписной холтийский кувшин, Изабо любит эти глиняные безделушки, — а в воздухе разливается запах рассыпавшихся ландышей, и вот их никак не может быть в Олларии в это время года, здесь уже давно не ни цветов, ни цветочниц. Удары становятся все чаще, Леонард был не лучшим дуэлянтом, но кого-то он, кажется, достал — убил или ранил, разбираться придется потом.

Рука уже с трудом удерживает шпагу — Алва переложил бы в левую, он ведь и с ним занимался фехтованием тогда, в Варасте, и похоже, лишь благодаря этим урокам он еще не обезоружен и не убит. Любопытно, когда Изабо успела его выдать? Послать с весточкой слугу, пока он отвлекся? От подлой кошки глупо было ожидать честной игры, зато теперь, когда все их планы полетят в Закат, она сможет по праву ожидать от Альдо обновления своего патента фрейлины — хотя бы до весны.

Чья-то шпага все же прижала его к стене: никаких потайных дверей, никаких холодных троп — бежать некуда. Леонард попытался разорвать связь со странным видением, впервые захватившем его не во время сна, и сосредоточить взгляд на обезоружившем его гвардейце. При других обстоятельствах впору было посмеяться: полковник, которого он рассчитывал встретить в таверне, заявился прямо в дом баронессы Горуа.

— Вот так встреча, — Джулио Тамазини широко ухмыльнулся, узнал сына того, чьим покровительством их семья пользовалась долгие годы; Леонард лично настоял на том, чтобы видеть его именно во Второй резервной армии, где он был исключительно на своем месте. — Граф Манрик собственной персоной, а я сначала не поверил.

Леонард, отдышавшись, окинул взглядом поле боя, намеренно не обратив внимания на бледную Изабо.

— Я вами недоволен, полковник, — сражаться, как Рокэ, не вышло, следовало хотя бы попробовать держаться, как Рокэ. — Пятеро раненых, а вот этот, похоже, уже покинул наш бренный мир, и такая масштабная схватка, чтобы задержать одного… по какому обвинению меня, кстати, задерживают?

— Обвинения вам будет предъявлять цивильный комендант, — не поддался на его уловки Тамазини, а Леонард представил себе выражение лица Окделла при их встрече и язвительно усмехнулся. — Госпожа баронесса, позвольте принести извинения за устроенный беспорядок. Мы уже уходим. Будьте уверены, Его Величество будет осведомлен о ваших верноподданических чувствах.

Значит, все-таки предательство, а не слежка, и от этого становилось еще досаднее. Леонард не знал, кого из участников их заговора он боялся разочаровать сильнее, а потому пропустил тот факт, что Тамазини, втолкнув его в черную карету без окон, взмахом руки отпустил сопровождавших его гвардейцев.

— Ну рассказывайте, господин маршал, — произнес он совсем другим тоном. — Как вы дошли до жизни такой и что теперь будет с нами?

Разговор принимал положительно интересный оборот. Леонард ожидал обвинений и угроз, в лучшем случае — холодного молчания, но только не этой надежды в голосе бывшего вассала.

— До Багерлее мы доедем раньше, чем я успею рассказать свою историю, Джулио, — вздохнул он. — А вами, по мнению баронессы Горуа, весной займется Савиньяк. Планируете дезертировать?

— Планирую спасать свою карьеру и жизнь, конечно, — фыркнул Тамазини. — А зачем вам в Багерлее? Хотите составить компанию Первому маршалу?

— Было бы неплохо, — улыбнулся Леонард. — Вам, значит, в Багерлее не надо? Повезете меня прямо к вашему королю?

— Перестаньте, Леонард, мы ведь всегда хорошо понимали друг друга, — Тамазини мрачно посмотрел ему в глаза. — Наши ребята недовольны. С жалованиями сейчас скверно, каждый выживает, как умеет, Ракан этот всюду расставил своих людей, горожане нас ненавидят, впрочем, взаимно, никогда не замечал, что за дрянь этот город. Ракан ведь не удержит власть?

— Никаких шансов, — не стал юлить Леонард. — Даже если вы сдадите ему меня. Друзей у этого господина осталось очень немного, а у вас их нет вообще. Но это можно исправить. Репутация у вас, конечно, не самая лучшая, и в Эпине вы сражались отвратительно, вас прямо там стоило разжаловать в рядовые, но что было, то было, мы должны смотреть в будущее.

— И за кого нам придется сражаться в этом будущем? — понимающе кивнул Тамазини. Леонард как будто даже удивился вопросу.

— За короля Фердинанда, разумеется. Вот только не в Олларии. У вас найдутся верные люди для небольшой прогулки на север?

— А у вас найдутся гарантии того, что король Фердинанд нас всех не казнит за предательство и поддержку узурпатора?

— У меня есть основания полагать, что Его Величество проявит благодарность за свою жизнь и свободу, — Леонард тонко улыбнулся. — А если не он, то я. О причинах того, что произошло в Эпинэ, мне известно больше, чем вам, Джулио, и сейчас, когда эти факторы больше… не актуальны, я уверен, что наше сотрудничество пойдет, как и планировалось изначально. И мне нужна лояльность армии. Разумеется, она будет достойно оплачена.

В Ноху Леонард возвращался с чувством выполненного долга. К их следующей встрече Тамазини обязался переговорить с теми, кто необходим для успеха их предприятия, а также гарантировал, что возьмет на себя решение вопроса с чрезмерно разговорчивой баронессой, которой теперь все же придется воспользоваться его советом и переждать очередной переворот в тихом месте, где она не сможет никому навредить, а Леонард пообещал позаботиться о финансовой стороне вопроса, для чего следовало прямо сейчас вытащить из аббатства Арнольда и разобраться с тем, что успел припасти на черный день отец. События выходили на финишную прямую, и от этого слегка лихорадило — словно Рокэ после того случайно подсмотренного поединка, о котором он обещал рассказать еще в Варасте.

В истории о крови и предательстве без дам не обойтись. Вы отлично знали, о чем говорите, господин Первый маршал.

— Ты идиот, — предсказуемо устало бросил Арнольд, а потом неожиданно притянул его к себе и крепко обнял. — Ты понимаешь, что мог всех нас подставить? А если эти гвардейцы проболтаются? Как ты можешь верить ублюдкам и мародерам?

— В этой армии, конечно, много сброда, столбов в Олларии не хватит, чтобы их перевешать, — фыркнул Леонард. — Но Енниоль уверен, что истинники больше не дергают за веревочки, а значит, все снова решают только деньги. Прекрасный, приятный и хорошо знакомый мне мир.

— Только попробуй снова погибнуть, прежде чем мы доберемся до Эммануилсберга, — хлопнул его по плечу Арнольд. — Мы теперь эксперты в гоганской магии. Попрошу Енниоля тебя воскресить и убью уже сам! — он вдруг рассмеялся: — Старик Эммануил Манрик точно в гробу перевернется, когда узнает, что новой резиденцией короля станет его старый замок.

— Далеко от Олларии, далеко от Гальтары, — пожал плечами Леонард. — Предельно далеко от Агариса и ни в коем случае не юг. Насколько я понимаю, туда отец хотел отвезти принца Карла. Что же, вместо этого там родится его брат. Или сестра. Иолли будет на седьмом небе от счастья, так же как и Айрис Окделл, а Ее Величество не останется без фрейлин, раз уж старые, как выяснилось, ни на что не годны. Нужно было слушать отца… сколько раз я уже сказал это за сегодня?

— Достаточно, чтобы я заподозрил, что имею дело с твоим злым близнецом, — рассмеялся Арнольд. — А все же, куда ты денешь баронессу Горуа? Пусть она сейчас не при дворе, ее все знают и точно будут искать.

Признаться, этот вопрос для Леонарда был самым этически сложным. Джулио Тамазини умел решать проблемы с редкой для дворянина предприимчивостью — за это его и ценил Леопольд Манрик, — но применять эти качества к Изабо было сложно, все же она была дамой, а Леонард не был настолько лицемерен, чтобы упрекать кого-либо за желание выжить любой ценой, он, к счастью, не один из Людей Чести. Шар судеб, как выразился бы достославный Енниоль, снова решил за него.

Уже знакомый запах полусгнивших лилий и затхлой воды мешали спать, и Леонард выглянул в окно, уже догадываясь, кого он там увидит. Цилла сидела на самом краю черепичной крыши и, отламывая куски от зеленой марципановой луны, с удовольствием отправляла их в рот один за другим.

— Ваша достойная матушка не учила вас не злоупотреблять сладким, эреа Люцилла? — когда-то девчонка пугала его до ужаса, а сейчас он находил забавным ее дразнить. Цилле такой тон, похоже, нравился, потому что она громко расхохоталась и запульнула следующий осколок луны прямо в оконную раму.

— Мамка совсем дурная, — пожаловалась она. — Я к ним ходила, так они такое устроили. Четыре курицы. Очень они мне нужны.

Только в Эммануилсберге малышки Циллы и не хватало. Леонард закусил губу, лихорадочно представляя возможный ущерб без пяти минут королевской резиденции, а девчонка, тем временем, продолжала:

— А вот эта крыса из Олларии мне подошла. Она была совсем холодная. А теперь будет еще холоднее на дне Данара.

Леонард вздрогнул. Под названное определение подходила только одна особа, и он совершенно не желал ей такой страшной участи.

— Подожди, ты говоришь о баронессе? Она стала такой, как ты?

— Вот еще! — Цилла вздернула нос. — Она бесила меня еще больше, чем Селина. Знаешь этих противных старших сестер? Не знаешь, у тебя никаких нет. Говорю, она была холодная, уже холодная. А потом стала крыской. Было так весело ее пугать, кто же знал, что она в воду бросится.

Цилла продолжала болтать и веселиться, а Леонард глубоко дышал и ждал, когда ей надоест его компания. О том, что визит выходца способен свести с ума и вынудить считать себя крысой, он уже слышал, но сам и помыслить не мог о таком способе мести. Оказалось, что Цилла способна его по-своему защищать, и это вынуждало его выбирать себе врагов не менее осторожно, чем друзей. Оставалось только надеяться, что мироздание не предъявит ему непомерный счет за эти милости.

Завтра при свидетельстве посла Ургота и еще кого-то из дипломатов госпоже Катарине Оллар, бывшей королеве Талига, станет плохо во время исповеди у кардинала Левия, настолько плохо, что брат Анджело, опытный лекарь, будет вынужден констатировать, что перевозить ее из аббатства опасно для ее жизни и жизни ее будущего ребенка. А дальше, если рыбка заглотит наживку, им с Арнольдом, по всей видимости, наконец выпадет возможность лично познакомиться с их новым анаксом.