Лестница кошмаров (джен)

Неудивительно, что яблоки (где Шань-у их нашел в закоулках дворца останется вечной тайной) оказались зажарены прямо посреди обеденного чая. Они вышли излишне сладкими из-за переизбытка меда, но в этом была виновата не Цинцю, а Лиэ, возможно — коллективный труд.

Так что пока все радостно и довольно уплетали хрустящую закуску, Бинхэ услышал голос в голове:

— Старик Мынь и малец Чженьчжу вернулись. Они хотят вам о чем-то доложить.

Бинхэ тут же указал Бань-эр на яблоки:

— Оставь для Мыня и своего брата, — она легонько кивнула и принялась откладывать яблоки в чистую тарелку. — Все остальные в Зал, — он бросил на Цинцю беспокойный взгляд. — Если хочешь… ты и Лиэ…

Цинцю строго одернула его:

— Идем.

В любой другой ситуации такое дружное перемещение гурьбой из одного помещения в другое выглядело бы смешно. Но Церемониальный зал служил одновременно кабинетом Бинхэ. Раз Мынь хотел о чем-то доложить, случилось что-то очень серьезное: «докладывать» он не любил.

Бинхэ мягко взял Цинцю под локоть и принялся пояснять:

— Пока всю работу по моим землям выполняет Мобэй, и вчера ему зачем-то понадобился Мынь. Он — лекарь и мастер практик хунь. Очень достойный.

Цинцю скрылась за веером:

— Мастер хунь? Не думала, что ещё остались такие.

Бинхэ скромно улыбнулся:

— Я знаю, исследование души хунь «достойными» заклинателями считаются аморальными. Но он нам нужен, — так хотелось добавить «он тебе поможет», но не в присутствии остальных. Цинцю крайне не любила показывать свое состояние на публику. Бинхэ продолжил: — Что-то случилось серьёзное, раз он решил доложить.

В Зале их уже ждали. Мынь и Чженьчжу глубоко поклонились входящим. Последний аккуратно передал Цинцю пилюли. Она посмотрела на них крайне странно, словно не её, но приняла, хоть и при первой же возможности положила пилюли на стол.

Бинхэ поставил рядом с собой кресло с широкой, вырезанной цветами спинкой, несколько подушек. Цинцю тут же подсела, прикрыла лицо расписным веером. Остальные удобно устроились стоя вдоль стен. Можно начинать.

Мынь поприветствовал своих господ ещё более официально, поклонившись еще глубже:

— Владыка, Ванфей, — вот так, смотря на него сверху вниз Бинхэ было приятно. Не очень удобно забирать голову ради подчинённого, который почти на голову выше. — Этот Мынь только что прибыл из Северной пустыни с не самыми добрыми вестями. Этому стало известно, что ученик Ванфэй был подвержен влиянию Цю Гуй, и считает, что ему повезло выжить, — легко приметить, как Лиэ вздрогнул. — Этому неизвестно, знают ли Ванфэй и Владыка о бедстивии Цю Гуев, которому подверглись школы заклинателей в последние три луны, — не получив ответного кивка, Мынь объяснил: — В последние три луны участились случаи появления Цю Гуев, но не обычных. Упокоить их как положено в заклинательском деле не получается, слишком крепко привязан к телу. Единственный способ перехватить при смене носителей, но первоначальный «хозяин» обязательно погибает. В большей части страдают от Цю Гуев младшие ученики мастеров и еще нераскрытые звезды. На круг перерождения ступили не меньше полусотни талантов. Повелителем Цяньцао было проведено вскрытие, выявшее особенность этих Цю Гуев: вместо поражения тела и каналов лишеньти, они поражают нервы шести чувств, крепко цепляясь за душу по, что еще ужаснее, — у Бинхэ по спине пробежали мурашки. — Этого вызвали в Северную пустыню, так как во дворце Мобэя-цзуня произошел подобный случай. Этот как врач и лекарь подтвердил выводы Повелителя Цяньцао и добавил свои: все Цю Гуи вытягивали из своих «хозяев», все, что те видели, слышали и ощущали.

Бинхэ не чувствовал в подобном ничего хорошего:

— Цю Гуями кто-то управлял?

— Возможно, — все равно что «да».

Одного слова было достаточно, чтобы в зале на долгие минуты повисло тяжелое молчание. Бинхэ думал. Кто-то использовал Цю Гуев, чтобы добывать информацию. Таким неприемлемым способом! Но все же не останавливались. От младших учеников даже самых великих заклинательских школ и сельских мальчишек, коим раньше был Лиэ, многого не узнаешь, но опять же нападения не прекращались. Значит информация добывалась либо успешно, либо совсем никак. Если второе, то вызвано ли нападение на младших какими-то ограничениями в способностях самих Цю Гуев? Если первое… то вообще становилось непонятно, что преследовали управляющие призраками. И с той, и с другой стороны все бессмысленно. Вопросов куда больше, чем ответов.

Вдруг Цинцю громко сложила веер:

— Была ли какая-то особенность в местности, где появлялись Цю Гуи?

Мынь тут же ответил:

— Острый треугольник юго-юго-востока.

Бинхэ словно в грудь ударили:

— Это же майжэньчжи! — тот особенный фэн-шуй, которому Цинцю обучала, «ловушка разума».

Цю Гуи, вселяющиеся в по, Цинцю, от которой остался только хунь — как-то были связаны! Бинхэ встретился с супругой взглядами. Бледно-голубой отблеск!

Раздался вскрик:

— Оно движется! — Лиэ отшатнулся от стен.

Заточенные в массив Чень-Цзы плавали в золоте и тихо шипели. Не долго. Остановились. Замерли. Как и положено. Отблеск в глазах Цинцю исчез:

— Каждый восьмой день месяца на Цанцюн собрание всех Повелителей. Я хотела бы посетить главу школы до этого момента, — Бинхэ чувствовал, что слегка дрожал. Чень-Цзы шипели лишь на чужаков и Небеса, но… — Я хочу передать им технику, с помощью которой освободила Лиэ.

Чужаков во дворце и округе не было. Бинхэ ощущал это столь же ясно, как дышал.

Эхо Юэляна пробилось, словно сквозь воду:

— Лорд Ло, сегодня ночью змеи тоже шипели.

Оставались только Небеса.

Бинхэ отчеканил:

— Нет. Опиши ее, Цинцю. Я передам. Вместе с рецептом пилюль, что мы вчера изготовили для Лиэ.

Только чертовы Небеса!

Цинцю больше не сказала ни слова.

Перепуганный Лиэ первым собрался с духом и быстро сбегав за письменными принадлежностями, уткнулся в Мыня и Чженьчжу с просьбой написать имена. Окруженные бессвязной и восхищенной болтовней мальчика остальные постепенно расслабились. Мынь быстро обследовал его и заключил, что все в порядке, восстановление протекает гладко и займет меньше месяца.

Цинцю, все еще сохранявшую лживо спокойный вид, Бинхэ попросил осмотреть куда тщательнее (хорошо, хоть супругу упрашивать осмотреться не пришлось). Он был рядом. Никому из них троих нечего стесняться. Бинхэ не испытывал ревность, видя как мужчина намного красивее его размеренно прощупывал живот супруги — одно слово, врач. И пока этот самый врач совершал все необходимые манипуляции, Бинхэ думал.

Редко кто из заклинателей вскидывал головы к Небесам. Конечно, ранее существовала в умах идея развить свои навыки и способности настолько, чтобы Небеса заметили их и позволили присоединиться, но как-то быстро сошла на нет. Совершенствование и золотое ядро даровали заклинателям «бессмертное тело»: увеличение продолжительности жизни на триста-четыреста лет больше положенного, дальше этого сейчас мало кто заходил из-за ненадобности. За пятьсот лет можно столько всего наворотить, что в последующей боялись переродится камнем у обочины за все свои прегрешения и неверные выборы. Увлекалась ли чем-то подобным настоящая Шэнь Цинцю неизвестно, но его Цинцю такое точно было не нужно.

На счет сроков жизни Бинхэ так же не беспокоился. Он, как демон, проживет примерно столько же. Разница в возрасте, судя по тем обрывочным сведениям, что он собрал не больше двадцати пяти лет, что для них обоих сущая капля, все равно что сверстники.

Но вот то, что та Тварь, проявлявшаяся ненормальным бледно-голубым отблеском в зеленых глазах Цинцю, оказалась самими Небесами и преследовала ее все четырнадцать лет пребывания в этом теле (Бинхэ ненавидел свою невнимательность в юные годы, но любил хорошую память), невероятно пугала. Все, что касалось настоящей личности его Цинцю, ее знаний относительно нового вида Цю Гуев, четко контролировалось Небесами. И Бинхэ признавал, массивы и заклинания дворца тут не помогут — Тварь куда сильнее. К своему сожалению, он сам мало что знал о Небесах. Ему просто необходимо выбраться в Царство Людей, встретиться со старыми знакомыми и собрать сведения. Благо предлог был. Но теперь он хоть немного понимал кого искать и на кого смотреть.

Мынь наконец-то оставил попытки мучить Цинцю своим излишне пытливым взглядом и поднялся с колен, не сгибая спины:

— Ванфэй, вы практически здоровы, — Бинхэ попытался успокаивающе (неизвестно для нее или себя) сжать руку дражайшей жены. — Из духовного: золотое ядро ровное, плотное, меридианы немного искривлены, — это Бинхэ знал. — Из телесного: ваша утроба слаба. Когда возжелаете дитя, этот Мынь сготовит для вас отвары и снадобья, чтобы избежать потери, — а вот от этого Бинхэ слегка вздрогнул. Как-то они с Цинцю разговаривали о детях: она, конечно же, ушла от ответа, но в целом Бинхэ понял, не в ближайшее время. Может она знала, но не говорила, чтобы не беспокоить? — И не терпите боль. Ваше тело хорошо переносит внешние неприятности, но в счет вашему здоровью это не пойдет. Как и душе, — Бинхэ тяжело выдохнул. У Цинцю было оправдание, чтобы не ощущать боль, как положено. — Простите этому Мыню вопрос, но интерес как мастера практик хунь перевешивает. Ванфэй, ваша душа… словно вы пережили казнь линчи [1].

Уголки губ Цинцю нервно дрогнули, но глаза словно говорили: «так и должно быть». Бинхэ изо всех сдерживался, чтобы что-нибудь не сломать в комнате. Треклятая Тварь! Треклятые Небеса!

Он больше всего хотел узнать именно состояние души своей супруги. Если Юэлян слышал трекст душ, Мынь их видел — совершенно по-разному, но вместе складывалось в единую картину.

Бинхэ осторожно положил руку на плечо Цинцю:

— Нужна помощь?

Она тут же ответила спокойным встречным взглядом и закачала головой:

— Было давно.

Бинхэ уточнил:

— Это произошло в Хуаюэ, — его прошибала дрожь каждый раз при упоминания того дня. Чтобы спасти его от собственной ярости и глупости, Цинцю умерла на пять лет. Это не могло не оставить след, но… сейчас его дражайшая супруга молчала.

Бинхэ понял, она может обойти ограничения, установленные Тварью, если Бинхэ первый спросит что-то конкретное. Тогда она может сказать четкое «да». Молчание же чаще всего означало «нет». Так что он продолжил:

— Это было до того, как ты стала Цинцю? — и тут же приметил в цепком зеленом взгляде легкую дрожь. На этот раз угадал. Он присел рядом с ней, чтобы оказаться ниже и свободно видеть ее чуть взволнованное лицо: — Я тебя не оставлю. Ни за что.

Она взяла его руки в свои. Мягкие кончики пальцев его грубых, натренированных тяжелым мечом, ладоней. Закрыла глаза, благодарила. Не разрывая прикосновения Бинхэ аккуратно уложил голову на ее колени и счастливо улыбнулся.

Последующие дни вышли спокойнее. Кошмаров у Цинцю не наблюдалось, она спокойно занялась описанием своей техники для борьбы с Цю Гуем и обучением Лиэ, гоняя его в хвост и в гриву. Мальчик не жаловался. Наоборот сверкал, как начишенный до блеска чайник, с каждым днем не только становясь все более наглым и более перепачканным в чернилах, которые еще и не отмывались, но и более упитанным. Вес на пирожках Цинцю набирал быстро. Честно, наверно никто, даже она сама, не ожидал, что ей так понравится готовить для кого-то. И самое главное, Цинцю начала говорить!

Хотя сначала потребовались наводящие вопросы, да и Чень-Цзы шипел не переставая, постепенно успокоилось. Небеса отстали, стоило только Бинхэ вслух предположить, что ровно тоже самое, что говорила его жена, могла сказать настоящая Шэнь Цинцю, ведь ту женщину он совсем не знал — лазейка была найдена. И его дражайшая жена тут же ей воспользовалась, по крупице рассказывая о самой себе:

— Я была третьим ребенком в семье. Отец, мать, двое старших братьев, сестра, дяди, тети, кузены. Мы были богаты. Очень богаты, — в такие моменты Цинцю была настолько счастлива, что легкая полуулыбка не сходила с ее лица. — Так что мне дали хорошее образование. Честно, ненавидела учиться. Думала помру, пока выполню все дополнительные задания, — в этом Бинхэ не сомневался. Цинцю так легко заменила его настоящую наставницу в столь сложных предметах (на его взгляд) как литература и живопись, что сомневаться в ее образованности никому и в голову не приходило. Даже фехтование. Хотя тут… ее движения сильно отличались. — Правда, часто болела. Очень неприятно. Не люблю болеть, хотя вроде не страдаю. Потом резко поправилась, — Бинхэ хотел уточнить: поправилась когда стала Цинцю или в своем теле выздоровела, но оставил на потом. — Правда друзей так и не завела. Были парочка в самого детства, они остались, но… книги лучшие! — Бинхэ тогда немедленно кивнул Лиэ, отмечая лучший подарок на день рождения. Правда Цинцю так и не сказала какого числа родилась.

Их милые беседы обычно заканчивались либо обедом и ужином, либо выполнением Лиэ задания. Мальчик быстро сообразил, что такое Одержимость, стоило только один раз объяснить; остальным рассказал Юэлян. Так что на порой сбивчивые и весьма энергичные речи Цинцю все смотрели спокойно, мило улыбаясь, а иногда и подхватывая. Бинхэ понял, он совершенно правильно выбрал для жизни именно этот дворец.

К черту оболочку, когда тут такие демоны! Они его перестроили, улучшили! Пускай Дворец Трёх Солнц оставался небольшим, он был уютным. И далеко не из-за ласкового полуденного солнца. Тут просто весело. Конечно у Бинхэ неприятно ныло под ложечкой, что сейчас некоторых здесь не было, но постепенно все соберутся за одним столом.

Одним вечером, мирно проводя время в постели перед сном, Цинцю играла с недавно подаренным ей тканным оберегом. Лиэ тщательно отобрал мягкий мех и белый бархат, а Бань-эр вышила из всего этого маленькую подушечку с цветочным узором. На самом деле это назвали оберегом из-за мальчика, который так утверждал, но для Цинцю стал самым настоящим. Лишь приподнятые кончики губ выдавали ее неохватное счастье:

— Мне редко что дарили.

Бинхэ нахмурился:

— Почему?

— Тащить все подряд в постель к болеющему ребенку… — для него был не повод, но спорить не стал. — А потом уже возраст не тот.

Бинхэ тут же навис над ней сверху, откровенно наслаждаясь видом тонких, чуть обветренных губ:

— А что ты хотела бы в подарок?..

Его заигрывания прервал голос Юэляна:

— Лорд Ло, малец Чженьчжу принес письмо. Говорит, срочное, — весь настрой сбил.

Дождавшись от супруги кивка, Бинхэ подтвердил:

— Пусть приходит, — и принялся закутывать Цинцю в одеяло.

Благо когда Чженьчжу заявился на порог покоев, передал письмо и тут же уткнулся носом в пол, хотя и не смог скрыть довольной улыбки. В этом дворце Ванфэй всем нравилась.

Бинхэ легко угадал почерк Нин Инъин, своей шицзе и признаться честно, названной сестры. В конверте лежал еще один конверт, уже подписанный на имя Цинцю. Поэтому Бинхэ быстро передал его кому следует, даже не заглядываясь в содержание. Даже несмотря на то, что шицзе Нин находилась на Цанцюн, где-то далеко в Царстве Людей, а он в Демоническом поддерживать связь удавалось.

Ее письмо было кратким:

«Приветствую, А-Ло.

Надеюсь, вы с наставницей добрались до нового дома и живёте счастливую, размеренную жизнь. Но у нас не спокойно. Возможно, ты слышал о нашествии Цю Гуев. К сожалению, беда затронула и наш Пик. Погиб один из наших младших. Ты не знал Ку Су, но наставница выбрала его талант в прошлом году. Он только начал учиться.

Но от Ян Исюаня-шиди мы случайно узнала, что наставница приняла ученика, который выжил после Цю Гуя. Мы изучили майжэньчжи и просили главу школы изменить формацию защитных массивов. И к сожалению, приходится просить наставницу присутствовать на близжайщем Совете Цанцюн для объяснения подробностей. Если наставница не хочет публичной огласки, то приглашаю ее и тебя, А-Ло, на Собрание Нечистей на Пике Ванцзянь, где будут присутствовать некоторые заинтересованные.

С уважением, твоя шицзе».

Автор совершенно безбожно пользуется тегом «постканон» и тем фактом, что в оригинале про Шэнь Цинцю (Юань) не было известно примерно ничего. Но все же предупреждение «au» после этой главы будет поставлено.

И да, это все еще fix-it. И как вы могли догадаться, его главной темой будет, что такое каноничная Система и с чем ее вкусненько может приготовить Бинхэ.

Глава вышла черезвычайно длинной. Думаю, это все-таки разовая акция. Ближайшие недели будут у автора напряженными, поэтому глав либо будет выходить много, либо не выходить вообще. Поддержите лайком и комментарием, у автора немного упадок сил и нервов.