Грегори Гойл и кровавый ритуал (джен)

В начале весны Хогвартс действительно под первыми лучами весеннего солнца, но классы и коридоры все еще хранили в себе зимнюю прохладу: каменные стены, пропитанные веками магии, не спешили отдавать накопленный холод, а ветер с озера приносил влажный, свежий запах, смешанный с ароматом пробуждающейся земли. Трава на лужайках перед замком зеленела, усыпанная первыми крокусами, а Запретный лес в отдалении шелестел листвой, которая только-только начинала распускаться. В коридорах воздух стал легче, без той тяжелой сырости января, но эхо шагов все так же гулко отражалось от высоких сводов, а портреты на стенах оживали с новыми сплетнями, обсуждая учеников, проходящих мимо. Я шел по одному из таких коридоров, чувствуя, как мантия слегка липнет к телу от утренней влажности, а в голове крутились мысли о тренировках. После ритуала в подвале особняка Гойлов я стал одержим идеей силы — не той грубой, физической, которой обладал в прежнем мире, а настоящей, магической. В укромных уголках замка, вдали от глаз, я практиковал чары: простые, как Люмос, но повторял их до изнеможения, каждый раз с упоением чувствуя, как магия течет по венам, теплая и пульсирующая. Палочка казалась продолжением руки, а воспоминания Виктора — о его-моем хладнокровии в перестрелках — помогали сосредоточиться. Этот мир был опасен, полон ловушек, и я не собирался повторять ошибку, которая стоила мне жизни в прошлый раз.

Зеленоватая из-за подводных окон гостиная Слизерина была полна учеников: первокурсники шептались о домашних заданиях, а старшекурсники лениво перекидывались картами в "Взрывающегося дурака". Огонь в камине потрескивал, отбрасывая тени на серебряные змеиные мотивы на коврах, воздух пахнул легкой плесенью — вечным спутником подземелий. Я сидел в углу, перелистывая потрепанную книгу по зельеварению, которую выудил из школьной библиотеки, когда в гостиную ворвался Малфой. Его обычно прилизанные волосы были растрепаны от быстрого бега, щеки раскраснелись, а глаза горели триумфоом — таким, какой бывает у мальчишки, поймавшего жука в банку. За ним, тяжело топая, ввалился Крэбб, его широкое лицо блестело от пота, а мантия была перекошена, словно он только что пробежал марафон по лестницам замка.

— Грег! Винс! — прошипел Малфой, плюхаясь на диван напротив меня и оглядываясь, чтобы убедиться, что никто из посторонних не подслушивает. Его голос был полон возбуждения, слова вылетали торопливо, как пули из пулемёта. — Вы не поверите, что я только что увидел! Я решил прогуляться к хижине Хагрида — ну, знаете, этот полувеликан всегда что-то мутит, думал, подловлю его на чем-нибудь. А там, внутри... дракон! Настоящий, живой дракон! Маленький, размером с собаку, но с чешуей, как у змеи, и глазами, горящими, как угли. Он чихнул — и полыхнул огонь, чуть не спалил занавески! А рядом с Хагридом — Поттер и этот рыжий кретин Уизли. Они о чем-то шептались, наверное, как спрятать эту тварь или как ее вырастить. Представьте, если она вырастет — сожрет весь Запретный лес, а потом и нас!

Крэбб уставился на него, разинув рот так широко, что я увидел его кривые зубы. Его глаза округлились, как галлеоны, и он даже забыл о конфете, которую только что вытащил из кармана.

— Дракон? — переспросил он голосом, полным изумления. — Как, настоящий? С крыльями и всем таким? Круто! А большой?

Малфой фыркнул, закатывая глаза с преувеличенным раздражением, но в его тоне сквозила гордость — он явно наслаждался вниманием.

— Нет, идиот, не огромный, как в сказках, но растет быстро, Хагрид сам сказал. Это норвежский горбатый дракон — я слышал, как он хвастался. Чешуя черная, с шипами, и когтями, словно ножи. А Поттер стоял там с этой своей ухмылкой, будто он хозяин всего мира, и Уизли кивал, как болванчик. Они явно в деле — наверное, помогают Хагриду прятать яйцо или что-то в этом роде. Это же незаконно! Драконы запрещены, отец рассказывал, что за такое можно в Азкабан загреметь!

Я отложил книгу, чувствуя, как внутри шевельнулся интерес — не тот детский, как у Крэбба, а холодный, расчетливый. Дракон в Хогвартсе? В фильмах, которые я смутно помнил из прошлой жизни, было что-то подобное, но здесь это не выдумка. Драконья кровь — мощный ингредиент для зелий, чешуя для артефактов, когти для ритуалов. Если Хагрид прячет такую тварь, он уязвим, а уязвимость — это рычаг для сделки. Мысли закружились: Запретный лес полон опасностей, но Хагрид знает его как свои пять пальцев. Если прижать его, можно выторговать редкие травы, яды, части тварей — все это должно стоить немалых денег, кое что из этого вообще было доступным только на чёрном рынке. Но действовать нужно осторожно, без шума.

Малфой тем временем вскочил, его глаза блестели от предвкушения, и он начал расхаживать по ковру, размахивая руками.

— Мы должны рассказать учителям! — заявил он, голос повышаясь от возбуждения. — Снейпу или Макгонагалл — они разберутся. Представьте: Поттера и Уизли исключат, Хагрида уволят, и мы будем героями! Отец будет в восторге, он всегда говорил, что этот великан — позор для школы. Я прямо сейчас пойду к Снейпу!

Он уже направился к выходу из гостиной, но я протянул руку и схватил его за рукав мантии, заставив остановиться. Малфой резко повернулся, его бледное лицо исказилось раздражением — он не привык, чтобы его останавливали, особенно "тупой громила" вроде меня.

— Подожди, Драко, — сказал я спокойно, но твердо, глядя ему прямо в глаза. Голос был низким, как раньше у меня-Виктора во время переговоров с боссом, без эмоций, но с весом. — Не торопись. Если расскажешь учителям, это дойдет до Дамблдора. А он знает все — помнишь его взгляд на пиру? Словно читает мысли, видит насквозь. Он поймет, что ты подслушивал, и повернет это против нас. Может, обвинит в шпионаже или еще в чем. Лучше забудь об этом. Пусть Поттер сам влипнет — дракон вырастет, начнет буянить, и все всплывет само. Мы останемся в стороне, чистыми, без риска. И это если Дамблдор не знает о драконе, о чем я сомневаюсь, может это очередное пособие для уроков, тогда и Снейп тоже в курсе. Тогда зачем беспокоить твоего отца понапрасну, ты же сам говорил, что у него куча дел, ведь так?

Малфой нахмурился, его губы сжались в тонкую линию, и он замер, обдумывая мои слова. Он был упрямым, как все избалованные дети богатых родителей, но не глупым — знал, что Дамблдор опасен. Его аура в Большом зале, та, что я почувствовал еще в первый день, была не просто старческой мудростью: это была сила, способная раздавить любого, как насекомое. Крэбб кивнул в поддержку, его толстые пальцы сжались в кулаки, и Малфой наконец расслабился, опуская плечи.

— Ладно, Грег, может, ты и прав, — проворчал он, возвращаясь на диван. — Не стоит связываться с Дамблдором из-за этого. Но если Поттер попадется, я буду смеяться громче всех! Представьте его рожу, когда его выгонят!

Мы посидели еще немного, обсуждая последние уроки — Малфой жаловался на Макгонагалл, которая задала слишком много по трансфигурации, а Крэбб ныл о голоде, — но мысли мои были уже у хижины Хагрида.

Вечером, когда солнце клонилось к закату, окрашивая небо в оранжевые тона, а птицы в Запретном лесу начинали вечерние трели, я выскользнул из замка. Воздух был теплым, с запахом свежей травы и влажной земли после недавнего дождя, а тропинка к хижине хрустела под ногами мелкими камешками. Хижина маячила на краю территории, ее крыша поросла мхом, а окна светились теплым желтым светом от камина внутри. Из трубы валил дым, пахнущий древесиной и чем-то резким — наверное, драконьим дыханием. Я постучал в дверь кулаком, и внутри послышался тяжелый топот, как будто по полу прошагал слон.

Дверь распахнулась с скрипом, и Хагрид уставился на меня сверху вниз, его огромная фигура заполнила весь проем. Борода его шевельнулась в удивлении, а маленькие черные глаза под кустистыми бровями сузились — он явно не ожидал увидеть слизеринца у своего порога, особенно такого, как я.

— Гойл? — проворчал он низким, рокочущим голосом, похожим на гром вдалеке. — Чего тебе здесь? Не твоего ума дело шляться по вечерам.

Внутри хижины что-то зашуршало, и я уловил запах дыма — не обычного, от дров, а с примесью серы, как от вулкана. Дракон, без сомнения.

Я улыбнулся уголком рта — не угрожающе, но с той холодной уверенностью, которую Виктор использовал в переговорах с долгами.

— Знаю о твоем... питомце, Хагрид. Драконе. Видел, как Поттер и Уизли были здесь на днях. Не волнуйся, я не собираюсь болтать. Но давай поговорим. Внутри.

— Ты, что, угрожать мне собрался, мелкий негодник? — Услышав это, Хагрид сделал шаг ко мне, нависая надо мной, словно скала. Только сейчас пришло понимание, насколько я теперь маленький. Впрочем, даже я-Виктор был бы словно подросток по сравнению с этой тушей.

— Эй, эй, не торопись так, здоровяк. — Выставил вперед ладонь я, но не пытаясь отпрянуть и не показывая страх, который ощутил на мгновение. — Мои друзья знают где я, и у них даже есть колдфото твоего любимца. Прояви благоразумие.

Хагрид побледнел под густой бородой, его ручища сжалась на косяке двери так, что дерево скрипнуло. Он оглянулся внутрь, где в углу корзины что-то пискнуло и фыркнуло пламенем, и тяжело вздохнул, отступая в сторону.

— Заходи, но если обманешь или навредишь Норберту... — пробормотал он сжавшись, его голос дрожал от беспокойства, но угроза все еще висела в воздухе, как топор, поэтому я не расслаблялся.

Внутри было душно и жарко: камин пылал ярко, отбрасывая тени на грубые деревянные стены, увешанные шкурами и сушеными травами. В центре комнаты стояла большая корзина, накрытая толстым одеялом, из-под которого доносилось сопение и легкое потрескивание, как от тлеющих углей. Дракон — Норберт, как назвал его Хагрид — шевельнулся, и одеяло слегка приподнялось. Хагрид налил мне чашку чая из огромного котелка — напиток был густым, как смола, с плавающими в нем листьями и чем-то подозрительным, — и сел напротив на стул, который жалобно скрипнул под его весом.

— Ладно, говори, — сказал он, скрестив массивные руки на груди. Его глаза буравили меня, полные подозрения, но и страха — за дракона, который для него был как ребенок.

Я отпил чай, чувствуя горечь на языке и тепло, разливающееся по телу, и посмотрел ему прямо в глаза, не мигая.

— Сделка, Хагрид. Ты ходишь в Запретный лес — знаешь тропы, где взять редкие ингредиенты. Травы вроде мандрагоры, когти акромантула, волосы единорога — ничего, что убьет тебя, но нужное для зелий. Я хочу практиковаться, чтобы стать таким, как профессор Снейп. Приноси мне раз в месяц порцию. А я молчу о драконе. Никто не узнает — ни учителя, ни Дамблдор. Другие слизеринцы тоже будут молчать. Ты же в курсе, кто такой Малфой-старший, да? Лучше, чтобы он об этом не узнал, верно? Я еле остановил Драко, когда он уже собрался оправлять отцу сову.

Хагрид нахмурился, его борода дернулась, как живая, и он почесал голову, размышляя. В корзине дракон заворчал, выпуская струйку дыма, и Хагрид бросил на него беспокойный взгляд. Он понял, что я серьезен, и дракон был его слабостью — редкой, опасной, но любимой.

— Ты, слизеринец, ищешь выгоды, а? — проворчал он, но в голосе сквозило облегчение. — Ладно, но только безобидные вещи. Ничего, что навредит лесу или животным. И не для темных дел — я знаю ваш род, Гойл.

Я кивнул, скрывая усмешку внутри — "безобидные" было относительным понятием, а темные дела... ну, это мы еще посмотрим. Мы ударили по рукам — его ладонь была как медвежья лапа, грубая и сильная, — и я ушел, чувствуя, как в в душе теплеет от предвкушения. Деньги. Это тоже был шаг к силе, шаг к тому, чтобы не быть больше просто громилой при Малфое.

* * *

В очередной день после обеда, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая коридоры замка в золотистые тона, мы с Крэббом слонялись по третьему этажу. Воздух здесь был тяжелым от пыли и запаха старых книг — рядом была библиотека, где ученики шуршали страницами, — а стены покрыты паутиной, свисающей с потолка, как седые волосы. Портреты на них дремали, бормоча во сне о былых временах, а эхо наших шагов отражалось от каменных плит. Мы искали Лонгботтома — парнишка задолжал мне "дань уважения" после той драки на квиддиче, где он осмелел и кинулся на Малфоя. После того инцидента в нем проснулась какая-то смелость, но я знал, как сломать таких: страхом и болью, как Виктор ломал должников.

Целый месяц он ухитрялся не попадаться мне на глаза в одиночку, но удача не могла быть на его стороне вечно. М нашли его в пустом классе, заброшенном и пыльном: он сидел за партой, уткнувшись в книгу по травологии, лицо сосредоточенное, но с той же неуклюжей неуверенностью. Заметив нас в дверном проеме, Лонгботтом подпрыгнул, книга упала на пол с глухим стуком, а глаза его расширились от страха — но на этот раз в них мелькнула искра упрямства, как перед той дракой.

— Г-Гойл... К-Крэбб... — заикнулся он, отступая к стене, но голос был тверже, чем раньше. — Уходите. Я... я не боюсь вас.

Винсент ухмыльнулся, его толстые губы растянулись, и он закрыл дверь за нами с громким щелчком, отрезая путь к отступлению. Я подошел ближе, глядя на Невилла сверху вниз — он был ниже меня, хрупкий, как веточка, но теперь пытался выпрямиться.

— Помнишь наш разговор? — спросил я тихо, но с той интонацией, которой Виктор обычно заставлял трепетать врагов: холодной, обещающей боль. — Ты нам должен. Один галлеон в неделю. Каждому. За защиту от Малфоя и от... всего остального. Или хочешь повторить то, что было на трибунах? Только на этот раз без твоих друзей.

Лонгботтом сглотнул, его руки тряслись, но он сжал кулаки, пытаясь выглядеть храбрым.

— Я... я не буду платить, — прошептал он, голос дрожал, но держался. — Вы просто хулиганы. Рон сказал, что мне нужно постоять за себя.

Крэбб рассмеялся — грубым, лающим смехом — и шагнул вперед, толкнув Невилла в плечо так сильно, что тот ударился о стену и ойкнул, сгибаясь от боли. Я схватил Лонгботтома за ворот мантии, прижимая к камню — холодному и твердому, — и наклонился ближе, чувствуя его прерывистое дыхание.

— Постоять за себя? — прошипел я, мой голос стал ниже, угрожающим. — После той драки ты осмелел, да? Думаешь, можешь сопротивляться? Винс, покажи ему.

Тот не заставил себя ждать: его кулак врезался в живот Невилла — не в полную силу, но достаточно, чтобы тот согнулся пополам, кашляя и задыхаясь. Лонгботтом упал на колени, слезы блеснули в глазах, но он все еще пытался встать, бормоча что-то о "не боюсь".

— Плати, — прорычал Крэбб, пнув его по ребрам — легонько, но болезненно. Невилл вскрикнул, скрючившись на полу.

Я наклонился, поднимая его за шиворот, и прижал к стене снова, сильнее.

— Один галлеон в неделю каждому, или в следующий раз сломаем что-нибудь. И не вздумай жаловаться — Малфой узнает, и будет хуже. Понял?

Невилл кивнул, его лицо было бледным, как мел, а губы дрожали. Он полез в карман мантии дрожащими руками, доставая монету — золотистый галлеон, который блеснул в тусклом свете класса.

— В-вот... возьмите... — прошептал он, слезы текли по щекам. — Но... пожалуйста, хватит...

Я взял монету, чувствуя ее холодный вес в ладони, и кивнул Винсенту, чтобы тот отступил. Но страх в глазах Лонгботтома был слишком сильным — он сломался окончательно, как сухая ветка под ногой.

— Я... я все расскажу! — выпалил он, голос срывался от боли и ужаса. — Про Философский камень! Я слышал как Рон с Гарри об этом говорили... Они с Гермионой думают, что Снейп хочет его украсть! С камнем можно сделать эликсир бессмертия и золото из ничего, и он спрятан в замке, под той трехглавой собакой на третьем этаже! Они говорят, Дамблдор его охраняет, но Снейп... он хочет похитить камень, и Гарри хочет остановить его! Пожалуйста, не бейте больше, я все сказал!

Я замер, переваривая слова. Философский камень? Бессмертие и золото? Это звучало как легенда, но в этом мире магии легенды оживали. Крэбб уставился на меня, разинув рот от удивления, а Лонгботтом съежился на полу, жалея о своей откровенности, но слишком напуганный, чтобы молчать.

— Заткнись, — сказал я тихо, но с угрозой, которая заставила его замолчать. — И плати вовремя. А это... забудь, что сказал. Если проболтаешься — пожалеешь.

Подумав немного, я бросил монету обратно. Тут было лучше использовать кнут и пряник.

— Ты заинтересовал меня. В этот раз денег не надо. Если продолжишь снабжать меня такими же новостями, может даже это я буду тебе платить, кто знает? Может денег у тебя и побольше, но у нас хватит, чем отплатить за информацию. Уверен, таких книг по магии, как у нас, у твоей бабушки не найдется. Да, договор в силе, Малфой тебя не будет беспокоить.

Мы ушли, оставив его корчиться на полу в пыли. Дверь захлопнулась за нами, эхо разнеслось по коридору. Камень... Если это правда, это шанс на настоящую силу — бессмертие, богатство, власть. Но пока — молчать. Наблюдать. И использовать. Мир Хогвартса раскрывался все шире, полный тайн и возможностей, и я, Грегори Гойл, бывший Виктор, был готов взять свое.

В тот вечер, вернувшись в гостиную, я сидел у камина, глядя на пламя, которое танцевало, как драконье дыхание. Мысли кружились: дракон у Хагрида, филофский камень, охраняемый какой-то тварью, Поттер в центре всего. Нужно было все продумать — осторожно, шаг за шагом.