Ведьма (гет)

— В целом Пинакотека — результат того, что Наполеон часто хотел показать себя просветителем, а не завоевателем. Тогда было необычно прохладно для августовского дня. Я была француженкой, роль путешествующей аристократки открывает всю Европу и избавляет от назойливых вопросов. Единственное, всегда нужен компаньон, но теперь есть ты, и даже этот вопрос отпал. О, обрати внимание — одна из немногих, что старше меня. Тициан, «Святой Иероним» — не было художника, прошедшего мимо изображения этого старца, что неудивительно, учтивая, сколько понаписал. Ты знал, что именно Иероним перевёл Библию на латинский? Однако тут представлен не учёным-писарем, но отшельником, причём с истинно античной мускулатурой. Некоторые считают, что прообразом служила статуя Лаокоона. Справа в углу верный лев, из лапы которого вытащил занозу. Но и он, и череп, и книги на втором плане. На первом — акт покаяния. Видишь камень в руке? Согласно преданиям, святой бил себя в грудь, усмиряя плоть и искупляя грехи. Отголоски эпохи, когда христианство было моложе, а отношение к нему — серьёзнее. Но идём дальше.

Орфео, одетый куда богаче, послушно следует к следующей картине. Пока что называет его вторым именем — на первое до сих пор реагирует нежелательно, но со временем найдёт способ исправить и это. В голове десятки идей, в ней словно проснулось второе дыхание. Сейчас, в приятный летний выходной, проходят по украшенным залам Пинакотеки — наконец-то есть, кому высказать предпочтения. Парень впитывает, как губка, иногда даже задаёт вопросы, что невероятный прогресс. После этого поедут в ресторан, там можно снова пробежаться по снам — ярким и не испорченным искажениями памяти. Интересно проживать события с точки зрения Орфео — узнаются вещи, о которых не успели поговорить: как впервые её увидел, выжидал подходящий момент познакомиться, тщательно следил, чтобы никто не обижал. Было бы здорово вытеснить текущие воспоминания об изнурительном детстве и войне, но это в перспективе, главное — не терять контроль и не переусердствовать. Иногда видны знаки пробуждения, но вовремя схватываются. Единственное, беспокоят круги под глазами и бледноватый вид. Но и это поправит.

Сегодня особенно хорошо, Орфео даже проявляет инициативу в выборе досуга. Не ожидала, что заинтересуют картины, но, возможно, хотел сделать приятное. В целом за несколько месяцев удаётся многое узнать о привычках и манерах, однако всё ещё не понимает, откуда взялись воспоминания трёхсотлетней давности и как именно он её чувствует. Возможно, из-за того, что долго поддерживала связь с родом. Опыт подсказывает не недооценивать влияние эмоций даже на расстоянии, а какая из них сильнее любви?

От угрызений совести отмахивается в первый же день, когда за чашкой чая взгляд Орфео стекленеет, а аккуратные фразы вплетают идеи, что хорошо бы увидеться вновь. Если жизнь не играет по правилам, почему должна она? Не умри он триста лет назад, не было бы нужны влиять на его текущее тело. Знаком служит и то, насколько уставшим был потомок — будь более чутким, ничего бы не получилось. Вероятно, за поколения выработались способности распознания, схожие с инквизиторскими. Но он не инквизитор, а она давно не ученица, так что хватает времени и на повторные встречи, и на постепенное выдворение из копоти в более цивилизованный мир. Подогнанный под статную фигуру костюм смотрится лучше замызганной рабочей одежды. Интересно, во что бы нарядила тогда, в эпоху Нового Времени?

Лишь однажды чуть не вырвался, когда гуляли вдоль озера Семпионе. Приятная вечерняя прохлада, неторопливый ритм тех, кому не надо на работу. Тогда впервые решилась всерьёз разговорить про сны, не боясь развеять влияние. Сработало, и Орфео непривычно мягким тоном пересказывает, как бегал по окрестностям особняка, узнав, что сегодня Инес развешивает бельё. Буквально вчера отыскал нужный подарок и сорвал с продавца клятву не продавать гребень ближайший месяц, пока копятся гроши. Братья предлагают помочь, но хочется доказать, что способен сам — сперва на это, а в перспективе выведет её и всю семью из трущоб. Может, устроится подмастерьем ювелира или оружейника. Уже тогда было очевидно, что без промедления отдаст за неё жизнь. Это и ещё много историй, словно музыка — ведьма обращается в слух, впитывая каждое слово. Оттого особенно режет сказанное в том же мягком тоне, когда, остановившись, Орфео смотрит на неё непривычно внимательным взглядом.

— Всё это искренние чувства, правдивые. Но Нереза, таких отношений каждый день по сотне. Он отдал за тебя жизнь, потому что любит, однако сколько нас полегло в войне по той же причине? — подступает жар, какого не испытывала с Мексики.

— В вашей любви не было ничего особенного. Не стоит она потраченных лет, и сам Орфео бы…

— Замолкни! — парень замирает, чувствуя, как голосовые связки словно онемели. На женщину страшно смотреть.

— Что ты вообще знаешь?! Пару снов и воспоминаний?! Я там была, я видела, он… — хватка ослабевает, ведьма медленно выдыхает, после чего, уже не скрываясь, проговаривает фразы. Дёрнувшись, парень замирает. Полный гипноз, особенно против воли, крайне нежелателен, но сейчас об этом не думает. Дома, вооружившись травами, прохаживается, делая всё, чтобы удержать контроль. К счастью, серьёзного аффекта не показывается, Орфео шёлковый и, самое главное, никаких провалов в памяти — той, что ей нужна. С тех пор ни намёка на сопротивление, но всё ещё на чеку и периодически добавляет в чай каплю крови.

* * *

Открытый буквально на днях ресторан выглядит так, словно не было никакой войны. Улыбающийся хост проводит пару до столика, одна скатерть которого стоит больше зарплаты Орфео. При этом никакой напыщенности ни у постояльцев, ни у работников — искренне принятие, что так и должно быть.

Подаётся меню, озвучиваются блюда дня. Ведьма останавливается на ризотто, Орфео заказывает вителло тоннато. Пока ждут, официант услужливо разливает вино.

— Это была прекрасная идея, Терзо. Я много раз посещала Пинакотеку, но впервые был шанс поделиться с кем-то на более… глубоком уровне.

Парень улыбается.

— Самому было любопытно. Раньше, понятное дело, ни о каких музеях речи не шло. Сперва война, потом работа, тут не до…

— Особняк Борромео, кстати, тоже планируют переделать в музей. Неплохая идея посмотреть, что изменилось, верно?

— Да… Хорошая идея… — подают блюда. Любо-дорого посмотреть, как ловко орудует приборами — словно родился аристократом. Улыбнувшись, ведьма принимается за своё. Какое время слышен тихий стук, переговоры за соседними столиками и умело исполняемый на рояле Nessun Dorma. Еда действительно превосходна, хорошая мысль заказать мороженое.

— Инес… — удивлённая, ведьма поднимает глаза. Орфео, кажется, хочет сказать что-то ещё, однако всё читается без слов. Нереза вскакивает, но поздно — нож вонзается в горло, Терзо падает на пол под испуганные крики. Подбегает официант, кто-то кричит о враче. Женщина смотрит на рану, потом на любимого. Картинка темнеет, и первый раз в жизни теряет сознание.

* * *

Выбор ресторана становится ключевым фактором. Траттория Масуэлли буквально соседствует с поликлиникой Милана, и стараниями официантов, а после — медсестёр и врачей кровотечение удаётся остановить, и спустя бессонную ночь состояние Терзо стабилизируется. Обо всём этом узнаёт, когда, сидя в комнате ожидания, выслушивает отчёт врача. Потом приходит полиция, но от той избавляется привычным способом, благо потенциальных причин для нервных срывов у Терзо предостаточно. На уговоры пойти домой и навестить пациента завтра поддаётся лишь потому, что дома лежат нужные эликсиры, которыми закрепит успех врачей. Состояние хуже, чем в Мексике, и, заглотив снотворное, на время забывает о произошедшем.

Позднее утро облечения не приносит. На автомате приводит себя в порядок, кое-как закидывается завтрак. Горничная волнуется, но приказано уходить. Нереза, усевшись напротив зеркала, наконец-то даёт волю эмоциям. Второй нервный срыв за двадцать лет, отражение показывает изнеможённое лицо. Кажется, затесалась пара седых волос. Поправимо, всё поправимо, как и произошедшее. Угрозы жизни нет, надо использовать момент. Пока не очнулся, навещать — на подсознание слова влияют куда лучше. Опрыскать духами без запаха, а как проснётся, проверить реакцию и состояние. Выучить расписание кормёжки и подсыпать нужный порошок. Острые темы не поднимать, вообще в целом наблюдать и не показывать эмоции. Потом, как окрепнет, уже…

Закрыв глаза, зарывает лицо в руках.

— Какого чёрта я делаю…

* * *

Лицо мужчины бледное, но спокойное. Шея обмотана и зафиксирована, голова чуть приподнята, чтобы избежать отёков. Пищевод не повреждён, и в целом повезло, что ресторанный нож не рассчитан на такие действия. Несколько недель точно в больнице, а там по состоянию.

Ведьма тихо рассматривает спящего. Только сейчас отчётливо видна разница, в основном в силу возраста и пережитых событий. Небольшой шрам то ли от пули, то ли от осколка, у Орфео такого не было. Морщины у переносицы от привычки хмуриться — у Орфео такие были в уголках рта от постоянных улыбок. Разве что руки одинаково грубые. Нереза аккуратно берёт в свою и, наклонившись, что-то тихо шепчет. Дыхание Терзо становится глубже — хотя бы ненадолго насладится сном без ноющей боли. Выпрямившись, ведьма бросает на его последний взгляд. Сейчас это настолько очевидно, что слова, скорее констатация факта, чем признание.

— Ты не мой Орфео. Мой Орфео мёртв. Двадцать лет я гонялась за призраком и едва не убила единственную оставшуюся от него память… — у двери останавливается, пальцы нехотя поворачивают ручку.

— Проживи хорошую жизнь, Терзо.