Настоящий Человек (джен)

Ниже следует запись из дневника

...и моя первая встреча с демоном прошла примерно так, как я и ожидал.

По огневой мощи, защите или универсальности моя магия заметно уступала его, хотя маны у нас было примерно поровну. Всё дело в специализации, в том, на что каждый из нас тратил время, изучая магию. При всём моём наборе боевых заклинаний я не воин и никогда им не стану, имейся у меня такая возможность. Мой приоритет — исследования; мне не нужна сила сверх той, что требуется для поимки новых образцов и самозащиты.

При всём при этом я явно столкнулся с дилеммой, которая требует дальнейших размышлений.

С одной стороны, стремиться к силе нелогично. Я не собираюсь присоединяться к походу Героев на Короля Демонов, и я не планировал вмешиваться в мирские дела, а потому считал свои нынешние боевые возможности достаточными. Вот почему я никогда не возился с более разрушительной магией и даже не пытался превратить своё проклятие в нечто по-настоящему боевое.

С другой же стороны, я всегда намеревался следовать Благому Слову — и по букве, и по духу. А значит, завидев демона, это бесчувственное, нечеловеческое чудовище, которое не превосходило меня по силе, но неизбежно унесло бы чужие жизни... попытаться убить его на месте было единственно верным моральным выбором. И даже не планируй я сражаться, я знал, что должен доводить моральные решения до конца, хотя бы ради собственной души.

Демон сбежал после боя. Я не смог совершить добро, зря рисковал жизнью и столкнулся лицом к лицу с относительной слабостью своей магии.

Что сделано, то сделано, сокрушаться бессмысленно. Не то чтобы я вообще способен на сожаления.

Но какой вывод мне из этого следует сделать?

Стоит ли мне всё-таки стремиться к силе? Просто ради того, чтобы при необходимости её применить?

Я не уверен. Правда в том, что в нынешнем состоянии я всё ещё не доверяю себе силу. Пока я сосредоточен на исследованиях и только на них, здесь мало «серых зон», мало места для ошибки, которая может увести меня в пропасть, откуда уже не вернуться.

Сила действовать всегда порождает искушение вмешаться. И редко когда можно поступить так, чтобы это было однозначно добром. Иначе говоря, прежде чем получить силу вершить дела, нужно обладать здравым суждением — знанием, когда стоит вмешиваться.

А его-то мне и не хватает. Хотя я понимаю людей лучше, чем любой демон, без полного спектра эмоций мои суждения всегда будут ограничены рамками логики и предположений.

Те, кто верит, что сложные моральные решения можно принимать без эмоций, — глупцы. В основе морали лежит любовь. Лишённый любви, я лишён морали. Лишённый морали, но обладая силой, я буду испытывать искушение действовать, но не иметь на то права.

Даже в той схватке, впервые за долгое время, я был счастлив. Разумный, искусный противник, поединок насмерть, где я использовал любое, самое малое преимущество, возможность наконец не сдерживаться... это было приятно. Потому что в этом бою я сражался не с человеком. Я мог лгать, мог убивать, мог делать всё то, от чего раньше себя удерживал.

Меня не пугает, что мне понравилась эта встреча, несмотря на поражение. Но я знаю, что должно бы.

Я буду молиться и размышлять об этом в дороге. Возможно, это поможет мне взглянуть на всё по-новому. Пока же я не уверен, что мне делать.

Прямо сейчас и в ближайшие дни я буду занят починкой големов. Хельдункель почти полностью их уничтожил. К счастью, я знаю заклинания, что сращивают даже расколотый камень, да и создавал этих големов сам; их восстановление мне по силам.

Может быть, позже я запишу подробности того боя. Сейчас я не в том настроении.

Сосредоточусь на работе. Я часто это повторяю, но работа руками и магией помогает мне думать.

* * *

Переход в Северные земли сам по себе оказался небольшим приключением. Горный хребет между Центральными и Северными землями служил естественной границей, но через него проходил хороший, ухоженный тракт.

Фрирен со спутниками полностью его проигнорировали в своём путешествии — они были заняты тем, что шли по следам Химмеля. Для меня же пройти через горы не было проблемой.

Нет, настоящая проблема была в том, что Энгский тракт проходил через город-крепость Грант.

Тот самый город, который, как известно, защищён от вторжения демонов барьером Великой Волшебницы Фламме.

Очевидно, для такого, как я, даже приближаться к нему было нельзя.

К счастью, Грант всё ещё находился в Центральных землях. У меня был простор для манёвра: я воспользовался второстепенными дорогами, разбросанными по округе, хотя это и заняло куда больше времени.

С тех пор как я перешёл в Северные земли, за исключением пары мелких происшествий — в основном из-за того, что Бегемот где-нибудь застревал, да редких столкновений с монстрами или людьми, — моё путешествие было в целом спокойным.

Я пересёк область Раад-Редион в Северных землях, направился в Воригский регион, а оттуда — на юго-восток, в дикие земли полуострова.

Исторически этот полуостров был важен для Древней Империи, и ходили слухи, что на нём сохранились руины мифической эпохи.

Но города, основанные при Древней Империи, не дожили до наших дней. Теперь это были дикие места, почти не тронутые цивилизацией. Какие бы города и дороги тут ни стояли прежде — их давно не было.

Этот край состоял в основном из холмов, гор и лесов, с большими перепадами высот даже вдоль побережья и с густыми лесами повсюду.

По географии он напоминал мне Черногорию на Земле, а по климату — северные страны вроде Швеции, Норвегии или Финляндии.

При всём том край был далеко не безлюден. Я натыкался на деревни и грунтовые дороги между ними. В деревнях можно было пополнить запасы и разузнать о пути вперёд, так что я обычно заглядывал в них.

Так, понемногу, я продвигался. Бывали дни, когда мне приходилось убивать монстров, которых моя мана не пугала; бывали дни — когда нет. Расслабляться полностью было нельзя, но путешествие для меня быстро вошло в рутину — не трудную и не изматывающую, просто однообразную.

Путешествуя по дорогам Северных земель на Бегемоте, я сэкономил массу времени — это было банально быстрее, чем пешком. Но здесь моя скорость резко упала. Иногда приходилось часами создавать временные мосты или сглаживать склоны, чтобы Бегемот мог пройти в целости.

В конце концов я добрался до по-настоящему диких земель.

С момента перехода в Северные земли прошло всего около двух месяцев. В основном я двигался так медленно, потому что моё путешествие пришлось на начало зимы, а это означало вьюги и метели.

Что, собственно, и привело меня туда, где я сейчас.

Взмах посоха — и по снегу передо мной прокатывается ещё одна волна огня, испаряя и плавя его... Я жду, пока всё застынет, и подгоняю големов.

Путешествовать с Бегемотом выходило утомительно.

И всё же оно того стоило, учитывая, сколько снаряжения везла повозка.

Машинально положив ладонь на чернильницу, я сплёл простейшее заклинание для подогрева.

Парящее перо, подчиняясь бытовому заклинанию, окунулось в чернила и ожидало моих слов, чтобы записать их.

— ...исходя из этого, я понимаю, почему вы смеётесь над идеей сохранения энергии и моим выводом о том, что магия — «неестественный», неучтённый фактор. Позвольте уточнить на случай, если в прошлый раз я выразился неясно: я не считаю магию вредной или нечистой. Я вовсе не это хотел сказать.

Големы снова упёрлись в снежный занос впереди.

Я сотворил поисковое заклинание и получил примерное представление о рельефе под снегом. Затем последовало заклинание с ещё одной грубой огненной волной под точным углом, чтобы оставить для Бегемота «дорожку» с нужным уклоном. А после — ещё раз «Кулен», морозное заклинание, чтобы создать идеальную ледяную тропу.

На чём я остановился?

Быстро наложив на себя Резонирующую Душу, я восстановил ход мыслей — к этому моменту мне это давалось без усилий.

— Суть в том, что если убрать магию из уравнения, вы увидите в природе определённую закономерность. Энергия не создаётся и не уничтожается, а лишь переходит из одной формы в другую, — я дождался, пока перо закончит, ещё немного подогрел чернила и продолжил. — Мы уже обсуждали это. Вы разбираетесь в химической энергии, в том, как живое существо получает её из пищи. Мы касались и алхимии: даже без участия магии некоторые вещества при смешивании выделяют или поглощают тепло. Вы и сами согласны, что в мышцах происходит схожий процесс: там используется потенциальная химическая энергия питательных веществ, усвоенных из пищи, для производства тепла и движения. Точно так же можно сказать, что человек, получив энергию из еды, когда что-то ударяет, частично передаёт её. Часть рассеивается как тепло тела и тепло от трения, часть — как звук, а большая часть передаётся в виде кинетического импульса, но нигде энергия не возникает на пустом месте и не исчезает. То же самое с разжиганием огня. В целом вам будет трудно найти в природе пример без участия маны, но я уверен, что в самой книге привёл их немало.

Я сделал паузу, повторяя последовательность действий, которыми прокладывал путь.

— Вот почему я говорил, что мана нарушает законы естественного мира. Я не утверждаю, что это плохо или опасно; я лишь констатирую факт, потому что это правда, — я помолчал почти минуту, подбирая слова и продолжая подогревать чернила. — Мана создаётся из ничего. Наши души производят её просто потому, что так устроены, а тела удерживают её, потому что тоже на это способны. Из маны, в свою очередь, можно создать настоящую материю или энергию, которые не рассеются, а станут частью природного мира. Следовательно, магия — это способность по-настоящему творить, приносить в мир то, чего прежде не было. Божественное деяние, абсолютно невозможное никакими иными средствами. И мана в этом плане — единственное исключение.

Завершив мысль, я удовлетворённо кивнул.

— Иначе говоря, я считаю теорию сохранения энергии верной. Она не идеальна, ибо мана явно существует и в неё не вписывается, но, кроме маны, я не могу найти ни одного примера, который бы её опровергал, а цель данного труда как раз в том, чтобы побудить других искать такие примеры. Я предлагаю в рамках этой теории рассматривать естественный мир, где мана не задействована, и магию держать особняком, пока кто-то не найдёт способ включить ману в более полную картину мира. Прошу вас поспособствовать распространению этого труда, как и моей книги с экспериментами и объяснениями к нему. Не потому что я хочу принизить магию или считаю теорию совершенной, а потому что сам я упёрся в логический тупик. Чтобы теория развивалась, ей нужен вызов со стороны — академическое подтверждение или опровержение.

— Я знаю, вы перфекционист. Вы не терпите незавершённой работы и пустых догадок — за это я и уважаю вас как эксперта. Но то, что работа не завершена, не делает её бесполезной или недостойной публикации. Я прошу вас взглянуть на эту книгу под другим углом. Идеи, которые я изложил, слишком фундаментальны, чтобы я один смог их последовательно доказать, тем более что эта теория — побочный проект. Я привёл немало доводов и собственных соображений, но универсально подтвердить их не могу, в одиночку мне не справиться. Это моя просьба о помощи, обращённая ко всему миру.

Я откинулся на сиденье, давая себе передышку.

Зимнее солнце светило, но его тепло почти не чувствовалось за колючим морозным воздухом. По крайней мере, я мог отдыхать и понемногу восстанавливать ману, когда это требовалось. Разбивать лагерь и разводить костёр смысла не было: ни големы, ни я к такому холоду невосприимчивы, во всяком случае, к не слишком сильному.

Мысли же мои были заняты отрывком письма, который я диктовал. Это была часть нашей оживлённой переписки с моим корреспондентом, которому тот самый «труд», что я просил его опубликовать, пришёлся совсем не по душе. В последнее время мы обменивались письмами раз в неделю, споря на эту тему.

Раздражение «C» я прекрасно понимал. Хотя я и не специалист по естественным наукам, с академической средой XXI века я знаком, а значит, являюсь сторонником эмпирического метода.

В этом труде, который мы обсуждали последние пару месяцев, я пытался протолкнуть несколько современных идей в форме, доступной местным учёным, включая законы движения Ньютона. Я постарался связать эти идеи между собой и подкрепить наблюдениями из природы или экспериментами, которые можно было воспроизвести с доступными здесь ресурсами. Их, увы, таких оказалось меньше, чем я надеялся.

Проблема, однако, была в том, что я не мог предложить строгие теории или дать математические доказательства. Я их просто не знал.

Я не знаю, как математически доказывали третий закон Ньютона. Помню лишь, что это было связано со сложной геометрией, астрономическими наблюдениями и предсказаниями, а также опиралось на доказанные математические решения и идеи, которые были совершенно за гранью моего понимания.

Это была та самая бесконечная пирамида ссылок и отсылок, которой и является математика. Ты опираешься на доказательства других задач, сделанные учёными прошлого, как на часть своих решений, и всё это уходит корнями к самому Пифагору. Зная лишь школьные формулы, я не обладал достаточными знаниями, чтобы восстановить доказательства, и у меня не было времени заново открывать тысячелетия арифметики, параллельно пытаясь разобраться в её местном состоянии и как-то это учесть.

Так обстояло дело с большинством моих «современных» знаний. Недостаточно просто написать «E = mc²» — сама по себе эта формула ничего не значит. Математика, нужная для её корректного доказательства, заняла бы не один том.

Времени у меня, конечно, теперь было в избытке. Но от того, что я стал демоном, математический талант у меня не проснулся. Это давалось мне с трудом. Даже зная конечный результат, я не понимал, как прийти к нему с нуля.

То же касалось и подавляющей части моих знаний.

В итоге мне пришлось пойти по пути древних греков, за что их не любил Галилей и большинство учёных после него: продвигать свои «гипотезы» и «наблюдения», опираясь на авторитет, заработанный в совершенно других областях.

Этот труд не был похож на мои обычные работы; он состоял из предположений в духе «ну, похоже, это работает вот так».

Писать подобное было ударом по моему самолюбию, гордости и всему, чего я до сих пор пытался достичь в академических кругах.

Но я понимал, насколько важны многие из предложенных мной идей для инженерии, физики и химии. Если найдутся люди, способные в них разобраться и попытаться доказать их эмпирически, этого уже будет достаточно.

Я попросил моего товарища по переписке придержать этот труд, пока не разойдутся мои тома по теории магии, и опубликовать его, только если другая работа, в которой он мне помог, получит признание критиков.

И всё же, повторюсь, я понимал, почему «С» отказывался.

На его месте я бы тоже сомневался. Тем более с позиции мага.

Вопросы, которые задавал «С», были теми же, что задал бы и я на его месте.

«Какое ещё сохранение энергии? Мана же существует, я с ней постоянно работаю. Что значит, ты "предполагаешь", что всё остальное в мире, кроме маны, подчиняется такому закону? Что значит, у тебя нет строгих доказательств, а есть лишь набор примеров? Какой вздор ты пытаешься мне скормить?!» — если вкратце, в этом и заключалась суть претензий «С» ко мне.

Я бы сказал, что единственная причина, по которой он всё ещё отвечал, а не игнорировал меня, — наша долгая переписка, но...

К этому моменту я был уверен, что общаюсь не с одним человеком, а с целой организацией или, может быть, с мастером и его учеником. В конце концов, прошло более семидесяти лет. К тому же мой собеседник был слишком сведущ сразу в нескольких областях знаний и магических школах и явно имел достаточно влияния в городе, чтобы помогать мне публиковать мои труды.

Я размышлял, не переписываюсь ли я с эльфом или демоном, но это было крайне маловероятно. Я знал одного демона на «С», достаточно искушённого в магии, чтобы сойти за моего собеседника, — Высшего Демона Солитэр. Но судя по тону, по отсутствию попыток направить меня или манипулировать, да и по тому, что мой фамильяр каждый раз летал в Аубёрст... это было исключено.

Была и одна эльфийка на «С», но я сомневался и в ней. Великая Волшебница Сери, насколько известно, основала Континентальную Магическую Ассоциацию уже после смерти Короля Демонов; нет причин ожидать, что она находится в Аубёрсте. То, что я переписываюсь с Сери, не было чем-то невозможным, но было крайне маловероятно: упоминалось, что она почти ни с кем не общается, учеников не берёт, и никто не знает, где она, — известно лишь, что её комната выглядит почти так же, как при жизни Фламме.

Аубёрста во времена Фламме не существовало, я проверял. Если только город не построили на месте её дома, я сомневаюсь, что переписка у меня идёт с ней.

В общем, исключено. Хотя тон письма оставался практически неизменным, я склонялся к мысли, что за эти годы переписывался с разными людьми. Поскольку мы вели разговор в основном в безличном ключе и договорились говорить лишь на научные темы, изредка касаясь философии, я не мог точно сказать, сменился ли мой собеседник.

Тот факт, что «С» использовал какой-то магический или механический инструмент для письма, тоже не помогал. Впрочем, я и сам не лучше, раз тоже использую зачарованное перо.

Я медленно высвободил немного маны и задумчиво начертил в воздухе искрящиеся линии.

Может, я и вправду поторопился? Обрадовался, что «C» согласился опубликовать мои магические исследования — Том I «Монстры и как они устроены»... и просто решил воспользоваться возможностью.

Может, стоило подождать, пока моё имя не обретёт более весомую академическую репутацию?

Нет, я так не думаю. В этом случае чем быстрее эти идеи увидят свет, тем быстрее они могут принести пользу. Достаточно, чтобы кто-то с нужным положением и навыками вдохновился и доказал хотя бы одну из них, и одного этого уже будет много.

Я пытался передать знания, которые могут изменить мир.

Инженерам и учёным, да. Но также и магам, которые смогут создавать заклинания, лучше понимая, как устроен мир.

Я тихо выдохнул, глянул вперёд и снова применил поисковое заклинание. Я поднял посох, представил точную дугу и наклон — и через миг вперёд устремилась огненная волна...

* * *

Небольшой костёр горел передо мной, пока я с головой ушёл в чтение.

Мои големы стояли рядом, оставаясь неподвижными и неактивными для экономии энергии, а Бегемот возвышался неподалёку от места ночлега.

Я забрался в такую глушь, что уже неделю не знал названия леса, по которому шёл.

Пожалуй, было самонадеянно путешествовать в самые холодные месяцы зимы, но мне уже не терпелось вернуться к полноценным исследованиям, а места, достаточно богатого свежими образцами, я ещё не нашёл...

Я замер.

Я почувствовал чьё-то приближение, ещё издалека. Не один, а группа. Не живые, а магические создания.

Я тотчас вскочил на ноги; в руке у меня материализовался посох.

Это... могло быть что угодно. Уверенности у меня не было.

Импульсом маны и усилием воли я заставил големов отодвинуть Бегемота подальше от возможного поля боя, а сам пошёл навстречу источникам маны.

Монстры в этих краях водились, но вели они себя не так, да и ощущались обычно иначе.

Сигнатуры не шли прямо ко мне; до визуального контакта оставалось ещё приличное расстояние, но... мне стало любопытно. Не думаю, что я когда-либо встречал что-то, что ощущалось бы вот так.

Я шёл вперёд размеренным шагом, мои сапоги мягко хрустели по снегу, намётенному между древними соснами. Лес здесь был нетронутым: ни зарубок на коре, ни расчищенных троп, ни единого признака, что человек заходил так глубоко в эту глушь.

По мере приближения магические сигнатуры становились яснее, и с ними приходила странная чёткость. Не хаотические эманации монстров, движимых инстинктами, и не сосредоточенное намерение кого-то разумного. Эти ощущались... упорядоченными. Методичными.

Почти как мои големы.

Я замер за стволом огромного дуба, достаточно широкого, чтобы полностью меня скрыть, и расширил своё магическое восприятие.

Семь отдельных источников, двигались строем сквозь деревья.

Я шагнул из-за дуба и увидел их.

Даже никогда прежде не встречая им подобных, я сразу понял, кто это. А как можно было не узнать?

Это была та самая печально известная нежить. Порождения некромантии.

Они двигались по заснеженному подлеску с удивительной грацией, на их голых костях не было ни следов гнили, ни повреждений. Скелеты сохраняли пропорции, которые имели при жизни: одни были высокими и широкоплечими, другие — более компактными, но все двигались очень плавно.

Хотя на их костях не осталось и следа плоти, я невольно замер, разглядывая мелкие трещинки и их очертания. Просто чтобы себя занять, я даже попытался на глаз определить их пол при жизни, ожидая, когда они меня заметят.

Кажется, у меня даже получалось, но скелеты меня по-прежнему не замечали, хотя я и не подавлял свою ману полностью. Впрочем, обнаружить мага, который не творит заклинаний, — это навык либо опытных магов, либо особо чувствительных монстров.

Полагаю, этого и следовало ожидать.

В конце концов, некромантию не зря считали в этом мире «големантией для бедных». Количество вместо качества — вот визитная карточка этой школы магии.

И всё же снаряжение скелетов было на удивление в хорошем состоянии. Простое, но ухоженное: стальные мечи, тускло блестевшие в рассеянном зимнем свете, круглые щиты без каких-либо гербов и никакой брони. Один нёс копьё с острым, неповреждённым наконечником. Другой был вооружён небольшим топориком.

Они шли рыхлым строем — не маршировали, но двигались целеустремлённо, словно точно знали, куда идут. В их пустых глазницах горел тусклый синий свет.

Самым интригующим было то, что они никак не отреагировали на моё присутствие, несмотря на близкое расстояние.

Я стоял неподвижно, сжимая посох, и изучал их, пока они проходили метрах в тридцати от меня. Это были не грубые автоматоны какого-нибудь деревенского некроманта. Кто-то с немалым мастерством создал этих стражей — это было видно по одним лишь их движениям. Мне понадобилось одиннадцать лет, чтобы сгладить резкость в походке моих собственных големов.

Эта нежить явно была здесь с какой-то целью. Но с какой?

Их не мог оставить здесь какой-нибудь некромант прошлого, что, по рассказам авантюристов, иногда случалось. Нет, слишком уж они ухоженные, и снаряжение у них слишком хорошее.

На мгновение я взвесил свои варианты.

А затем поднял посох.

Моя магия сконцентрировалась в огненный шар, который в следующее мгновение стал синим, жадно пожирая воздух.

— Штерненфойер, — тихо произнёс я и запустил в небо ревущий снаряд.

Секунда, другая — и он с ослепительной вспышкой и оглушительным грохотом взорвался.

Когда я начал творить заклинание, скелеты повернулись ко мне и замерли, но, как и ожидалось, не напали.

Будучи немного знаком с големантией, я кое-что знал о том, как магия создаёт «искусственный разум». Я уже подозревал, что им было приказано не нападать, если не нападут на них; эта короткая заминка была срабатыванием директивы «защищаться», которая на мгновение вспыхнула достаточно сильно, чтобы они приготовились к атаке.

Когда они поняли, что атаки не последует, то потеряли ко мне интерес. Опять же, ожидаемо.

Мои собственные големы были запрограммированы очень похоже.

Создание искусственного разума звучит впечатляюще, но на деле процедура была куда проще, чем я поначалу думал. Главная причина в том, что мана... может нести в себе образы в определённых заклинаниях.

В IT-сфере, если вы хотите запрограммировать простого бота, который «делает А, когда происходит Б», вам нужно определить и А, и Б. В данном случае, «не атакуй, пока на тебя не напали» потребовало бы от программиста определить, что такое «атаковать» и «быть атакованным», а прописать все возможные сценарии «атаки» это, в общем-то, титанический труд.

С маной это можно обойти. Достаточно, чтобы заклинатель представил, что для него означает «быть атакованным», и этот образ передать искусственному разуму... Его называют искусственным, это официальный термин, но на самом деле никакой это не разум. Лишь набор магически закреплённых приказов, где мана служит библиотекой определений для этих приказов.

«Разум» голема устроен немного сложнее. Очевидно, я сильно упрощаю, но в целом таков основной принцип.

Какое-то время я стоял и ждал.

Прошло пять минут, затем десять.

Наконец я почувствовал, что кто-то приближается. И тут же расслабился, поняв, что это не демон. Я мог сказать это по одному лишь запаху.

Шагнув за дерево, я призвал магический клинок и быстро срезал свои рога.

Агония и внезапная магическая почти-слепота были моими старыми, ненавистными знакомыми.

Как всегда, мои рога рассыпались в пыль в следующие десять секунд.

Я ни чуть не удивился, когда вскоре увидел фигуру в тяжёлой зимней одежде в сопровождении небольшого отряда нежити.

Все были скелетами, с костями практически белого цвета.

— Приветствую, — заговорил я первым, оставаясь у дерева. — Прошу прощения за шум.

Некромант остановился на некотором расстоянии; его головной убор почти полностью скрывал его лицо и волосы.

— Всё в порядке, — ответивший мне голос был определённо мужским, но мягким. — Если честно, я просто рад, что вы не стали сразу уничтожать моих созданий.

Как и ожидалось. Похоже, даже если он не мог видеть глазами своих скелетов, он чувствовал, когда их уничтожали.

У моих големов была похожая функция. В искусстве создания автоматонов это... что-то вроде автомобильной сигнализации, я полагаю?

— А зачем бы мне это делать? — спросил я в ответ, мой голос был нарочито лишён эмоций, но я всё же слегка склонил голову набок. — Вы наверняка приложили немало усилий, чтобы научить их распознавать людей и никогда на них не нападать.

Вот почему мои големы атаковали только по прямому приказу, а в остальное время их боевые «подпрограммы» не были постоянно активны. Распознавание целей и идентификация угроз — известная проблема автоматонов. Главная причина, по которой стражей и солдат не заменили големами, — помимо того, что им нужна подпитка маной создателя, — это то, что заставить «разум» голема отличить упавшую шишку от брошенного камня — та ещё морока. Большинство големов сочли бы за нападение даже вспышку боевого заклинания поблизости, в чём я ничуть не сомневался.

Големы и, я полагаю, нежить тоже — тупы как пробки. Заставить их атаковать всех в определённой области просто. Заставить не атаковать — тоже просто. Но заставить их патрулировать и атаковать монстров в поле зрения, при этом визуально отличая людей и нападая лишь в ответ... это было выше моего нынешнего уровня.

— Оу, — тихо сказал он, выглядя немного ошарашенным. — Спасибо. Не желаете принять приглашение на чай?

Мне было любопытно — и сама некромантия, и то, что маг его уровня делал в такой глуши, — так что я кивнул.

— Почему бы и нет.

* * *

Жилище некроманта оказалось на удивление обыденным.

Это была хижина в лесу с грубой деревянной оградой, которую патрулировали скелеты, и приличным хозяйством. Подходя, я заметил грядки, хоть и покрытые снегом в это время года, и даже какой-то скот.

Внутри дом выглядел обжитым и напоминал знакомый хаос комнаты в студенческом общежитии, если сделать поправку на магическую природу многих разбросанных предметов.

Я увидел знакомые инструменты для гравировки, магоскопы и стабилизаторы фона — сейчас неактивные, — а также груду человеческих костей посреди гостиной.

— Прошу прощения за это, — пробормотал мужчина, снимая головной убор и открывая взору растрёпанные светло-каштановые волосы и пару уставших фиалковых глаз. — Обычно я занимаюсь этим в мастерской снаружи, но последний месяц выдался слишком холодным, и я обленился.

Он взмахнул рукой, его мана вспыхнула, и груда костей взлетела на верхнюю полку. Тем временем некромант стягивал одежду, которая неизбежно промёрзла и промокла, в частности свой плащ, который, как я теперь видел, был сотни раз заштопан и выкрашен в чёрный, хотя, кажется, раньше был и других цветов. Иначе от него бы давно остались одни лохмотья.

— Ничего страшного, — заверил я, тоже раздеваясь и снимая свой мокрый плащ и шарф. — Не возражаете, если я высушу их у огня?

Некромант всё больше напоминал мне студента-математика: невысокий, худой, но не до болезненности, бледный, с плохой осанкой и волосами, которые, казалось, месяцами не знали расчёски. Есть люди, которые выглядят как безобидные ботаники, словно природа создала их для этого образа, — и он был одним из них, хотя и не был уродлив.

— Что вы, что вы, конечно, чувствуйте себя как дома, — сказал он, качая головой. — Я пойду вскипячу нам чаю, давненько не приходилось делать это самому... — последнюю часть он пробормотал, казалось, погрузившись в свои мысли.

Я смотрел, как он уходит, а затем, взяв свою одежду, разложил её сушиться у камина. Я сотворил простое заклинание, и в очаге вспыхнул огонь, не требующий дров.

К тому времени как некромант вернулся с подносом, я уже устроился в кресле у столика неподалёку от камина.

Я молча принял чашку, он сел, и с минуту мы пили чай в тишине. Полагаю, человек тоже отогревался у огня.

— Не ожидал встретить здесь коллегу-мага, — сказал он, задумчиво и с интересом изучая меня. — Ещё больше я удивлён, что вас не отпугнула моя работа.

— Большинство предубеждений против некромантии исходит от невежества простолюдинов, а не от других магов, — просто сказал я, склоняя голову. — Вопреки расхожему мнению, душа остаётся за пределами человеческой магии. Оживлённые мертвецы — просто марионетки, полезные в основном тем, что человеческое тело — лучший материал для гравировки и проводимости маны, чем практически что-либо ещё, и потому при работе с ним как с конструктом потери энергии значительно меньше.

Я сделал паузу, отпив чаю... это был не чай. Какая-то травяная смесь, кажется, с ягодами.

Тем не менее, думаю, будь я человеком, она бы мне понравилась.

— Использование тел усопших, конечно, сомнительно и осуждается духовенством по религиозным и моральным соображениям. Разграбление могил в большинстве государств мира преследуется по закону, — добавил я после долгой паузы. — Однако я не видел, чтобы вы грабили могилы, и меня не волнует подобное применение останков.

Осквернение тел — дело неприятное, но как историк в прошлой жизни я знал, что оно оказывалось невероятно полезным и было обычным делом в истории. Именно так в своё время далеко шагнула медицина. По правде говоря, мёртвым было всё равно, что случится с их телами, потому что им уже не могло быть не всё равно. Важны лишь их живые родственники, которых могло ранить ненадлежащее обращение с телом.

Это не означало, что я не уважаю идею сохранения останков человека. Но в этом мире всё равно никто не хоронил по христианской традиции, и я не видел большой разницы между достойным языческим погребением и посмертным использованием тела в магической области, которая на этом специализируется. До тех пор пока останки не бросают гнить в поле на съедение зверям, я не мог найти моральных причин для осуждения.

К тому же, в моём нынешнем состоянии, я попросту не имею права судить людей — ни в нравственном смысле, ни в каком-либо ещё. Я могу отвергать их выбор и не соглашаться с ним, но знаю, что не вправе назначать виновных, навязывать закон или мораль и вообще заниматься чем-либо подобным.

Правосудие слепо лишь тогда, когда рука, что его вершит, лишена разума.

Помогало и то, что я не испытывал по этому поводу никаких эмоций. Я мог бы вести себя так, будто их испытываю, или логически обосновать, что это совершенно безнравственно, но раз дело находится в серой зоне, правильнее было не вмешиваться.

— Мне бы вашу уверенность, — мужчина усмехнулся как-то растерянно и беспомощно, словно мыслями был уже далеко. — Трудно представить себя на вашем месте, но не будь я некромантом, думаю, я бы насторожился.

Я не ответил, лишь сделал ещё глоток чая и огляделся, присматриваясь к обстановке в хижине.

Это было место, где он жил и работал. Несмотря на беспорядок, в целом здесь было довольно чисто.

Мебель и стены были грубыми, украшены шкурами и со следами многочисленных починок.

— Испуг и иррациональный страх — вполне понятные чувства, — признал я. — Но я довольно толстокожий: видел вещи и похуже, чем аккуратно вычищенные кости, — сказал я совершенно искренне. — Если вы намекаете на страх за свою жизнь... поправьте меня, если я ошибаюсь, но некроманты делают ставку на количество конструктов, и им не слишком важно, откуда взялись останки, верно? Тело хорошо обученного мага для них ничем не лучше тела крестьянина.

Мужчина покачал головой; его взгляд неожиданно прояснился и сосредоточился на мне.

— А, нет, не совсем так. Если останки настолько старые, что от них остались одни кости, тогда да, вы правы, — он замялся, неловко улыбнувшись. — Но... свежее тело — это уже другое дело. Когда нервы и мозг ещё не разложились, при должной сноровке можно сохранить мышечную память и некоторые рефлексы. Помогает и мана, сохранившаяся в теле прежнего владельца, — он опустил взгляд. — Тело хорошо тренированного мага и проводит ману, и удерживает её лучше; такой образец легче чинить и проще повышать его эффективность.

Заметив мой изучающий взгляд, он беспомощно вскинул руки.

— П-простите, если прозвучало жутко. Ч-честно говоря, я давно ни с кем об этом не говорил, вот и... увлёкся, — он неловко почесал удивительно гладко выбритую щёку.

— Нет, вы неправильно меня поняли, — успокоил я его. — Я и сам немного занимаюсь созданием големов, но с некромантией знаком поверхностно. Я просто пытался найти аналогии. В создании големов используют редкие магические руды и минералы, чтобы повысить их характеристики, но это обычно считается способом скомпенсировать недостаток мастерства.

Некромант удивился, но в его взгляде снова вспыхнул интерес.

— В некромантии то же самое! Хотя, — он неловко хмыкнул, отворачиваясь, — нередко можно услышать, как некромант пытается скрыть нехватку мастерства, добывая «материал» получше.

Теперь я понял, к чему он клонит.

— Это объясняет предубеждение, — кивнул я. — Какой материал вы считаете идеальным? Тело сильного воина ради его мышечной памяти? Или могущественного мага ради запаса маны?

— Воина, без сомнений, — серьёзно ответил он. — Видите ли, воины всё равно пользуются маной, пусть и неосознанно. Её обычно хватает для любых чар, которые захочется наложить на тело. А вот даже слабый отголосок их навыков бесценен: ведь если ты сам не потратил годы на оттачивание боевых приёмов, ты не сможешь привить своим созданиям сложные техники.

Любопытно. Я этого о некромантии не знал — впрочем, и не пытался её изучать. Для меня эта школа слишком сомнительна. Практиковать её я бы не стал, но послушать было интересно, с чисто академической точки зрения.

— Пожалуй, стоит представиться. Меня зовут Альберт, — вскоре сказал я, протягивая руку. — Странствующий маг.

Некромант моргнул, но улыбнулся и пожал мне руку.

— Я Тойфлиш, рад знакомству. Некромант, как вы, полагаю, уже догадались.

Усевшись обратно в кресло, он снова заговорил:

— И всё же я спрошу: что именно вы делаете в такой глуши, Альберт? Случаем, не собираетесь исследовать подземелья?

Я моргнул, собираясь было возразить, но, подумав секунду, медленно кивнул.

— Я... не планировал этого делать, — осторожно объяснил я. — Но если они тут есть, возможно, стоит туда заглянуть. Я, понимаете, веду подробные исследования монстров, поэтому мне приходится отправляться туда, где можно найти достаточно «образцов» для работы.

Он моргнул, обдумал мои слова и снова слегка улыбнулся.

— А, да, пожалуй, я отлично понимаю, с какими трудностями вы сталкиваетесь.

Не успел я уточнить, что он имеет в виду, как он продолжил:

— Я живу здесь уже два года, а монстров меньше не становится. Если хотите, можете обосноваться поблизости, — просто предложил он. — Мои конструкты разведали парочку гнёзд и логовищ, которые я не решился зачищать в одиночку. Если сможете обездвижить тварей, я помогу с их транспортировкой.

Я обдумал его слова.

— Щедрое предложение. Но сперва позвольте спросить: что вы сами делаете в этих краях?

Тойфлиш на миг замер, поколебавшись.

— Я... ну, скажем так: ищу одно очень конкретное подземелье. Я точно знаю, что оно где-то здесь.

Больше он ничего не добавил, и я не стал настаивать, лишь кивнул.

— Понятно.

Тойфлиш выглядел совсем молодым, но сомнений в его мастерстве у меня не было.

Пока что я не видел причин отказываться от его предложения.

— Я как раз собирался обосноваться где-нибудь поблизости. Не вижу причин не сотрудничать, — наконец согласился я, несмотря на некоторые сомнения.

— Превосходно! — улыбнулся он и кивнул. — Можете остаться на ночь, если хотите!

— Благодарю, но нет. Мне нужно вернуться к повозке. Будем надеяться, дикие звери ещё не растерзали моих големов.

Впрочем, это было бы не в первый раз.