Нити судьбы: Хогвартс (гет)

Всю последующую неделю непогода не отпускала Хогвартс. Ветер стучал в окна замка, требуя впустить его внутрь, рвал вершины деревьев Запретного леса, гнул упругие стволы, а на открытых пространствах выл протяжно и тоскливо, как скорбный призрак, блуждающий между зубчатых башен замка. Он пробирался в каждую щель, свистел в дымоходах, раскачивал старые фонари у входа, заставляя их ночью отбрасывать на древние камни судорожно прыгающие тени.

Ледяные струи дождя хлестали по серым стенам, безжалостно стучали в витражи, создавая впечатление, как если бы незримые великаны швыряли в окна пригоршни дождевых зёрен. Лужайки, ещё недавно такие ухоженные, превратились в сплошное болото; вода размыла все тропинки, превратив их в мутные потоки. Особенно пострадала дорожка к оранжереям — теперь это была сплошная жижа, в которой студенты, подоткнув мантии и высоко поднимая ноги, с трудом пробирались на уроки травологии. Их ботинки чавкали в грязи, брызги летели во все стороны, а под тяжелыми каплями дождя даже самые аккуратные ученики вскоре становились похожи на грязевых троллей. Профессор Стебль, прокладывая путь сквозь эту слякоть, ворчала что-то себе под нос, но ее голос тонул в шуме дождя.

Сквозь мутные от дождя высокие окна Хогвартса было видно, как в Запретном лесу ветер гнал по кронам волны дождя, превращая пространство между деревьями в движущуюся водяную пелену, а озеро, обычно спокойное и чёрное, как чернила, теперь вскипало под ударами ливня. Волны с глухим шумом бились о берег, выбрасывая на камни пену и обрывки водорослей.

Среди бушующей стихии только хижина Хагрида оставалась островком уюта, хотя дым из её трубы тут же разрывало ветром, а крыльцо утопало в мутной воде.

Краснолицый от ярости, Филч, метался по коридорам. Его трясущиеся руки с тряпкой так и норовили шлепнуть очередного нерадивого ученика, оставившего за собой следы грязевого месива. Даже миссис Норрис, обычно невозмутимая и грациозная, жалобно мяукала, перепрыгивая через особенно большие лужи, похожие скорее на трясину, чем на воду.

Привидения, как и все в Хогвартсе тоже страдали от непогоды. Сырость пронизывала даже их бесплотные формы, заставляя ежиться и жаловаться на невидимые сквозняки.

Серая Дама, обычно столь сдержанная, сетовала, что её вуаль отсырела и потеряла воздушность. «Это совершенно уничтожает эстетику», — вздыхала она, разглядывая свои полупрозрачные рукава, с которых капала призрачная вода.

Сэр Николас де Мимси-Дельфингтон выглядел не лучшим образом — его полуотрубленная шея искривилась ещё сильнее, а жабо бессильно обвисло. «Ужасно неудобно», — огорчённо говорил он гриффиндорцам, бесполезно пытаясь поправить свой воротник.

Плакса Миртл устроила настоящую истерику в туалете девочек на втором этаже. Её жалобные всхлипы сопровождались драматическими восклицаниями: «Даже после смерти нет покоя! Я вся промокла!» Она носилась по трубам, внезапно вырываясь из сливных отверстий и раковин, взметая вверх фонтаны воды. Извилистые ручьи затем стекали по стенам на пол, превращая его в огромную лужу, которая отражала её искажённое от ярости лицо.

Невозмутимый Кровавый Барон, вопреки своему характеру, пролетая сквозь стены, при каждом порыве ветра, раздражительно звенел цепями.

А вот Пивз оказался самым предприимчивым — с призрачным зонтом, вечно выворачивающимся наизнанку, он носился по всему замку. «Чёртов магловский аксессуар!» — ворчал он, пытаясь поймать убегающий зонт, который то и дело проваливался сквозь пол. Но это не мешало ему бросать в зазевавшихся учеников водяные бомбы, хохоча во всё горло над незадачливыми студентами, и без того мокрыми с головы до ног.

Лишь Толстый Монах оставался в прекрасном расположении духа, на все лады расхваливая «настоящую благословенную английскую погоду». Но его никто не слушал — все остальные призраки дружно стенали и прятались в толще стен замка, пытаясь найти укрытие от вездесущей сырости.

И только в Большом зале, несмотря на непогоду, царило привычное оживление. Волшебный потолок, хоть и был тяжёлым и серым, словно свинцовая туча, нависшая прямо над головами учеников, не мог омрачить общего настроения. Сотни свечей продолжали сопротивляться ненастью, их тёплый свет дрожал в такт сквознякам, бросая на стены неровные тени. Ароматы вкусных блюд, звонкий смех и оживлённые разговоры во время завтраков, обедов и ужинов создавали непоколебимый уютный остров посреди бушующей за стенами стихии.

— Мы в школе всего неделю, а у меня такое ощущение, словно и не уезжали из Хогвартса, — сказал Рон, заканчивая завтрак и в ожидании совиной почты, наливая себе чай. — Только Дамблдора и Снегга не хватает.

— А у меня вообще нет ощущения, что мы целый год бродили в поисках крестражей, — заметил Гарри.

С потолка стали падать крупные капли — это промокшие насквозь совы одна за другой влетели в Большой зал, неся в клювах почту. Одна такая несчастная сова как-то особенно тяжело плюхнулась на стол и, хлопнув крыльями, уронила мокрый комок бумаги прямо в тарелку, которую совсем недавно отодвинул от себя Дин.

— Недолёт, дружок, — усмехнулся Рон, вынимая из кармана палочку. Он направил её на промокший и облезлый выпуск «Ежедневного пророка», который тут же принял более опрятный вид. Не раздумывая, он протянул газету Гермионе: — Традиции нарушать не будем. Читай Гермиона…

Гермиона развернула «Пророк», бегло просмотрела заголовки и, задержавшись на одном из них, характерно приподняв бровь, начала читать:

Герой или загадка?

Дорогие читатели! Завершая цикл публикаций о новых преподавателях Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, который мы готовили по многочисленным просьбам наших читателей, мы не могли обойти вниманием одну из самых загадочных фигур — профессора Френсиса Фелла. Этот человек не только внес свой вклад в восстановление Хогвартса после недавних трагических событий, но и назначен на пост преподавателя по Защите от Темных Искусств.

Несомненно, перед нами личность незаурядная. Блестящий специалист по защитным заклинаниям, автор нескольких научных трудов и педагог с 17-летним стажем. Его монография «Тёмные искусства: защита через понимание» получила высокую оценку в академических кругах, а семь его воспитанников стали членами престижной Международной ассоциации магической защиты — факт, безусловно, говорящий в его пользу.

Однако биография профессора содержит несколько... любопытных моментов. Уроженец Ливерпуля, выходец из семьи чистокровных волшебников, получив отменное домашнее образование, он с родителями неожиданно перебрался в США, где сделал карьеру мракоборца. Как и многие молодые волшебники в послевоенные годы, Фелл на короткое время увлекся идеями Грин-де-Вальда, но, к счастью, своевременно отошел от этих опасных воззрений.

Особого внимания заслуживает его 17-летний период преподавания в российской школе магии «Сирин». Хотя официальных жалоб на его методы обучения не зафиксировано, некоторые коллеги из других школ, пожелавшие, разумеется, остаться анонимными, выражали озабоченность его нестандартным подходом к изучению темных искусств.

Нельзя обойти вниманием и загадочный серебряный перстень профессора с древними руническими символами. Если одни эксперты видят в нем лишь ценный исторический артефакт, то другие, также предпочитающие не называть своих имен, намекают на возможную связь с обрядами запрещенной магии.

Как бы то ни было, профессор Фелл, безусловно, привнесет в Хогвартс свежий взгляд на преподавание жизненно важного предмета. Мы искренне надеемся, что его богатый международный опыт послужит на благо наших юных волшебников. Хотя... не кажется ли вам, уважаемые читатели, что в его биографии слишком много «случайных совпадений»?

Рита Скитер,

специальный корреспондент «Ежедневного Пророка»

— Исписалась Рита, — фыркнула Джинни, когда Гермиона закончила читать, и вернулась к своему завтраку.

— Да, ничего интересного. Даже скучно как-то, — согласился Рон и, заметив странные взгляды со стороны учеников за соседними столами, он нахмурился. — Гермиона, посмотри, может, там ещё что-то есть? На нас как-то подозрительно часто смотрят.

Гермиона посмотрела по сторонам. Её внимание привлекла группа слизеринцев, которые тут же сделали вид, что увлечены оживлённой беседой. Взяв газету, она быстро пробежала глазами по заголовкам:

— Гоблины Гринготтса требуют повышения зарплат... В Шропшире обнаружено гнездо зубчатых драконов... Винсент Крэбб пойман на продаже поддельных леденцов... Поддельные мантии невидимости... полиэтиленовые пакеты... — Она вдруг резко выпрямилась. — Вот! Здесь про твоего отца и про нас! — воскликнула Гермиона и тут же начала читать.

Музей «Золотой Тройки» закрыт за клевету и подделку артефактов!

Вчера вечером Артур Уизли, глава Отдела выявления и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов, лично возглавил спецоперацию по закрытию скандального музея-магазина «Золотой Тройки» в центре Лондона. По данным Министерства магии, это заведение, выдававшее себя за «хранилище подлинных реликвий Гарри Поттера, Рона Уизли и Гермионы Грейнджер», на самом деле распространяло откровенно клеветнические подделки.

Среди так называемых «экспонатов» были обнаружены фальшивый дневник Тома Реддла, на страницах которого Гарри Поттер якобы признавался в тайном сотрудничестве с Пожирателями смерти; поддельная палочка Рона Уизли, которая, по заверениям владельцев, «предавала его в ключевые моменты»; и, что самое возмутительное, — серия «разоблачительных писем», где Гермиона Грейнджер будто бы сознавалась, что она древняя колдунья, использующая Оборотное зелье для сокрытия своего истинного возраста и облика.

Особое возмущение вызвали экспонаты, утверждавшие, что Гарри Поттер — якобы незаконнорожденный сын самого Волан-де-Морта, а Рон Уизли — коварный манипулятор, использующий друзей для захвата власти в магическом мире.

«Это не просто мошенничество — это целенаправленная кампания по дискредитации героев, спасших наш мир, — заявил Артур Уизли. — Каждый из этих «экспонатов» — грубая подделка, не имеющая ничего общего с реальностью».

Несмотря на то, что музей проработал всего несколько дней, он успел привлечь внимание множества доверчивых посетителей. Все поддельные артефакты немедленно конфискованы, а организаторы выставки предстанут перед Визенгамотом по обвинению в клевете и мошенничестве. Эта история, несомненно, получит продолжение, а ваш покорный слуга пристально следит за развитием событий.

P.S. Официальные реликвии, связанные с подвигами Золотого Трио, хранятся в архивах Министерства магии. Будьте бдительны и не поддавайтесь на провокации!

Энди Смагли,

специально для «Ежедневного Пророка»

— Что за чушь, — заметил Дин, откусывая кусок тоста. — «Гарри — сын Волан-де-Морта»... Да у них вообще фантазия закончилась.

— Смешно, — сухо согласился Гарри. — Особенно про «оборотное зелье». Гермиона, ты что, скрываешь свой истинный возраст?

— Очевидно, да, — ответила она. — И, судя по всему, я ещё и злобная колдунья, которая всех обманывает.

— Ладно, не в этом дело…— сказал Рон, махнув рукой. — Помните, мы смеялись над списком экспонатов, которые собирались выставить в этом музее? Кубок Огня, часы Гермионы...

— «Секретный дневник Рона», — с ухмылкой вставила Джинни.

— Да, и это тоже... Но то были просто смешные выдумки. А теперь, если серьёзно... Это же не просто глупости. Кто-то явно пытается перевернуть всё с ног на голову.

— Или посеять сомнения, — добавила Гермиона, сворачивая газету. — Если люди поверят хотя бы части этой ерунды, это уже победа для тех, кто хочет нас дискредитировать.

— Да кто же поверит всей этой чепухе? — возмутился Дин. — Все ведь прекрасно знают, как было на самом деле!

— Чем нелепее ложь, тем быстрее она распространяется. Если начали не просто говорить, а создавать целые музеи с «доказательствами»... — глубоко вздохнув, сказала Гермиона, — то через десять лет Волан-де-Морта будут славить как героя, а нас — проклинать как преступников.

— Значит, кому-то очень нужно, чтобы люди видели нас в ином свете, — тихо сказал Гарри, водя пальцем по шраму на руке. — И посеять сомнения в том, что было на самом деле... В лучшем случае те, кто это делает, продолжат дело Волан-де-Морта. В худшем — пойдут дальше.

— Так, стоп, — резко оборвал всех Рон. — Вы сейчас говорите, что через пару лет в учебниках напишут, будто это мы были были Тёмными волшебниками? Так? Да ладно…

— Не просто напишут, — мрачно поправила Гермиона. — Уже пишут. Хотя прошло всего три месяца после победы над Волан-де-Мортом. Уже выставляют доказательства. А дальше будет только хуже. Вспомни, что писали о Гарри — сначала избранный, затем сумасшедший, потом нежелательное лицо №1 и многие верили в это. Если не бороться с такими источниками, следующее поколение даже не будет знать, за что мы сражались, и правда растворится в этих... альтернативных версиях.

— Да, это всё очень серьёзно, — сказал Гарри, вставая из-за стола. — Именно поэтому делом займётся Визенгамот. Кингсли не допустит повторения истории с Волан-де- Мортом.

— Хорошо хоть министерство не дремлет, и папе спасибо…— сказал Рон, поднимаясь со скамьи.

Во вторник, в отличие от прошлого занятия, состоялся первый практический урок Защиты от Тёмных Искусств. За высокими окнами равномерно стучал дождь, настраивая всех на рабочую атмосферу. Профессор Фелл неспешно прохаживался между рядами, в то время как ученики, следя за его объяснениями, делали пометки в тетрадях, изредка перешёптываясь между собой.

— Я вынужден напомнить, — говорил он, — что заклятие из расширенного курса запрещено применять на людях и использовать в повседневной жизни. Речь идёт о весьма опасных чарах, и их практиковать допускается только на уроках под моим присмотром.

Профессор прервался, задумчиво покрутил на пальце серебряный перстень и провёл рукой по подбородку. Затем сложил руки за спиной и продолжил объяснение.

— Чтобы вы понимали, с чем предстоит иметь дело, — продолжил Фелл, — сперва расскажу о нескольких заклятиях. К примеру, «Терра Анима»: под действием этого заклятия человек превращается в глиняного голема — кожа приобретает красновато-коричневый оттенок, движения становятся тяжёлыми, но рассудок сохраняется. Или вот — «Витрификатус»... Тело становится хрупким, как стекло, при этом разум остаётся прежним, однако любое неосторожное движение может привести к непоправимым последствиям. Одно из самых сложных — «Дуплекс Мимикус»: в отличие от оборотного зелья, заклятие копирует не только внешность и голос, но и память, и даже образ мышления выбранного объекта.

— Профессор, — подняла руку Гермиона, — всё, о чём вы сейчас говорили, по сути, является трансформацией. В чём же принципиальное отличие этих заклятий от, скажем, Трансфигурации?

Фелл одобрительно кивнул.

— Проницательный вопрос, мисс Грейнджер. Вы правы, на поверхностный взгляд это действительно трансформация. Однако ключевое отличие лежит в природе самого воздействия. Трансфигурация, которой вас учит профессор МакГонагалл, — это переплетение материи, изменение её физических свойств. Она работает с формой. А эти заклятия... — он сделал паузу, подбирая слова, — ...они не столько меняют форму, сколько накладывают на жертву магическое состояние, своего рода «проклятую оболочку». Это не алхимическое превращение, а скорее насильственное заточение души в иной субстанции.

Профессор Фелл, не останавливаясь, медленно двигался между рядами парт, и ученики, не отрывая от него взгляда, поворачивали головы, следя за его перемещением по классу.

— Трансфигурация — это магия формы и сущности. Она работает на уровне фундаментального преобразования объекта. Говоря проще, когда вы превращаете медведя в зайца, вы не просто меняете его мех и уши. Вы изменяете его внутреннюю природу: его инстинкты, его память, его манеру двигаться и мыслить. Вы, используя в качестве материала медведя, создаёте подлинного зайца во всех смыслах этого слова, он будет прыгать и есть морковку. Именно поэтому эффект может быть снят стандартными контрзаклинаниями или же со временем иссякнуть — ведь это, по сути, временное изменение, стремящееся вернуться к исходной форме.

Достигнув своего стола, профессор остановился. Прислонившись к столешнице и скрестив на груди руки, он под пристальными взглядами учеников продолжил объяснение:

— Заклятия же, о которых мы говорим, — это не чистая магия, а внешнее проклятие. Они не меняют суть объекта, а накладывают на его истинную природу магическую иллюзию такой силы, что она становится новой физической реальностью. Медведь, превращённый в зайца таким заклятием, — всё равно что посадить живого медведя в костюм зайца. Он сохраняет сознание медведя, его свирепость, его память о берлоге. Он заключён в теле, которое ему не принадлежит, как в тюрьме. Его сущность осталась нетронутой, но неспособной проявиться. И снять этот костюм можно, только зная специальный секретный замок — антизаклинание. Сам он никогда не распадётся.

— Профессор, — вновь подняла руку Гермиона, — тогда позвольте вопрос об анимагии. Вы сказали, что при трансфигурации сознание полностью подчиняется новой форме. Но анимаг, превращаясь в животное, сохраняет человеческое сознание. Разве это не противоречит определению? По логике, анимагия больше похожа на заклятие, которое волшебник накладывает на самого себя.

Профессор Фелл снова одобрительно кивнул.

— Исключительно тонкое наблюдение, мисс Грейнджер. Вы правы — здесь проходит одна из самых сложных границ в магической теории. Анимагия действительно является особым случаем трансфигурации, а не заклятием, и вот почему.

Он создал в воздухе двойной символ, где человеческий и животный силуэты переплетались.

— Ключевое отличие — в контроле. Когда анимаг принимает животную форму, он не просто «заточен» в теле зверя. Он становится химерой — идеальным сплавом человеческого сознания и животной природы. Да, он ощущает инстинкты своего звериного облика: кошка хочет охотиться на мышей, птица испытывает порыв взлететь. Но в отличие от истинного животного, анимаг сохраняет способность наблюдать за этими инстинктами со стороны, анализировать и управлять ими. Представьте, что сознание анимага — это опытный наездник, сидящий на могучем коне. Конь — это тело животного со всеми его инстинктами и потребностями. Наездник может дать коню волю и почувствовать всю мощь его галопа, но в любой момент способен натянуть поводья и восстановить полный контроль. В случае с заклятием превращения наездник был бы прикован к седлу цепями, лишённый всякой власти над несущимся вскачь животным.

Объясняя ученикам сложную теорию, Фелл механически вращал серебряный перстень на большом пальце.

— Более того, — продолжил Фелл, — если обычную трансфигурацию можно сравнить с временным состоянием, то анимагия — это создание новой, постоянной части своей сущности. Анимаг не превращается в животное — он раскрывает свою вторую природу, которая всегда была частью него. Именно поэтому для обращения не требуется внешнее контрзаклинание — достаточно силы воли, чтобы вернуться к своей основной форме. Таким образом, анимагия не противоречит определению трансфигурации, а представляет собой её высшую форму — не насильственное изменение, а добровольное и контролируемое расширение собственной природы. Это магическое искусство, требующее не просто силы, но и глубокого самопознания.

Профессор Фелл позволил себе короткую, но искреннюю улыбку.

— Но вернемся к уроку. Сегодня нас ждёт менее опасная практика, — объявил он. — Запомните: контрзаклятие, которое мы будем сегодня отрабатывать, столь же эффективно и против заклятий, направленных на человека. Именно поэтому его изучение разрешено Министерством — для защиты. Я наложу заклятие на обычную крысу, превратив её в растение, и применю соответствующее контрзаклятие для восстановления первоначальной формы.

Подойдя к своему письменному столу, профессор вынул из клетки серую встревоженную крысу и бережно положил её на гладкую поверхность. Тут же, почувствовав свободу, крыса метнулась к краю стола — но Фелл взмахнул палочкой, и животное замерло как вкопанное. На глазах у изумлённых учеников её хвост начал удлиняться и покрываться нежными зелёными листьями — вслед за ним и лапки, и мордочка расплывались, превращаясь в гибкое, вьющееся растение. Несколько мгновений спустя зелёные плети медленно оплели профессорский стол, ловко огибая чернильницы и пергамент.

После этого профессор вновь взмахнул палочкой, и растение, словно в замедленной обратной съёмке, стало втягивать в себя листья и побеги, пока все они не исчезли в теле, которое вновь превратилось в крысу. Фелл осторожно взял её и посадил обратно в клетку.

— Херба Корпус — это заклятие, превращающее тело в растение, а Карно Реститутус возвращает плоти её прежний облик. Но знания слов заклятия и техники движения палочки недостаточно, — сказал профессор Фелл, внимательно оглядывая сидящих перед ним студентов. — Я ранее говорил вам, что тёмные искусства — это именно искусство, а не набор механических приёмов. Здесь вы должны не просто вообразить себе растение — нужно мысленно увидеть его, представить перед глазами мельчайшие подробности, словно оно растёт у вас на ладони. Запишите заклятие, а потом отработаем базовые движения палочки.

Произнося это, он неспешно подошёл к высокому окну, за которым бушевал осенний ливень. На мгновение профессор замер, наблюдая, как капли дождя стекают по стеклу, затем плавно развернулся к классу.

— Вы поняли принцип? Преображение должно быть плавным и осторожным, словно вы наблюдаете рост самого растения, — продолжил Фелл, показывая взмах и последующее движение палочки. — Сначала вы палочкой рисуете начало побега, а затем мысленно даёте ему продолжить своё развитие. Движения палочки — быстрые, но не резкие.

Весь оставшийся урок ученики рисовали в воздухе хитрые узоры, стараясь повторить грацию профессорских жестов. Под конец урока Фелл отметил всего нескольких учеников — их очертания траектории палочки напоминали то, что демонстрировал сам профессор, но и им ещё предстояло немало поработать.

— А теперь — ваше домашнее задание, — сказал он, когда прозвенел звонок. — Оно может показаться необычным. Нарисуйте в тетради, как вы себе представляете своё растение. Важно не просто нарисовать, а запомнить его до мельчайшей жилки, затем с закрытыми глазами воспроизвести этот образ у себя в голове. Только когда перед мысленным взором ваше растение станет таким же живым и подробным, как будто вы держите его в руках, — попробуйте соединить это воспоминание с движением палочки. На следующем уроке посмотрим, кто подошёл к заданию серьёзно, а кто, возможно, зря тратит своё и моё время.

Плотная белая пелена проливного дождя, превратившая стадион в мелководное озеро, вынудила отменить тренировку по квиддичу. Рон, Гарри, Гермиона, Джинни и Дин, разложив учебники и тетради, удобно устроились перед весело потрескивающим камином в гостиной Гриффиндора.

— Клянусь бородой Мерлина, если бы египетские жрецы-чародеи умели превращать песок в золото, они бы скупили всех римлян подчистую и не проиграли бы им, — проворчал Рон, пробегая глазами главу из учебника и берясь за эссе для профессора Блэквуд: почему, мол, Клеопатра уступила Риму?

— Дело не только в золоте, — терпеливо заметила Гермиона, не отрываясь от пергамента. — Римская магия была наступательной, а египетская — скорее оборонительной. Магические ресурсы Египта истощились в постоянных войнах, а у Рима хватало денег, чтобы нанимать магов-наёмников из Галлии и Сирии. К тому же, жрецы Аполлона распространяли предсказания: «Египет падёт, если им будет править женщина». Всё это написано в учебнике, Рон!

Рон недовольно поджал губы и повернулся к Гермионе с задумчивым видом.

— Наступательной, оборонительной, жрецы… — бормотал он себе под нос. — Просто Рим был сильнее, а египетские маги, если честно, сами Риму и продались. А про песок с золотом я для смеха сказал.

— Боюсь, профессор Блэквуд не оценит твой юмор, — заметил Гарри, сворачивая пергамент. — Джинни, одолжишь учебник по Истории магии?

— Ещё и история... — простонал Рон, заглядывая в тетрадь Гарри. — Много задали?

— Свиток на тему «провал попытки отменить Международный статут секретности», — ответил Гарри, перехватывая плавно летящий от Джинни учебник.

— Вот это да. Оказывается, кто-то на полном серьёзе пробовал отменить Статут? — воскликнул он так, словно это произошло на прошлой неделе, а он пропустил всё самое интересное.

— Если бы ты меньше спал на уроках, то знал куда больше, — не поднимая головы от пергамента, пробормотала Джинни, одновременно пытаясь закрепить непослушные волосы за ухом, чтобы они не лезли в чернила.

— Много знать — опасно для здоровья, — отозвался Рон и что-то быстро нацарапал на своём пергаменте о противостоянии магов Египта и Рима. Закончив писать, он снова тяжело вздохнул и, пригнувшись к Гарри, прошептал:

— Как думаешь, у Гермионы можно списать? Хотя бы чуть-чуть...

— Можешь попробовать, но я бы сегодня не рисковал, — осторожно сказал Гарри.

— Почему это? — искренне удивился Рон.

— Ты не заметил? Фелл сегодня на Защите не отметил Гермиону. Видимо, не всё у неё получалось.

— Точно... — пробормотал Рон. — Значит, самому разбираться... Но о чём, собственно?

— Вот, — сказал Гарри, пододвигая к Рону «Историю магии Нового времени: учебник для VII курса». — Читай со мной.

Остаток вечера они провели за учебником Истории магии, безуспешно пытаясь разобраться в действиях Наполеона. Почему, придя к власти, он отверг поддержку магов- якобинцев? И зачем вообще решился на поход в Россию, наивно полагая, что русские волшебники помогут ему захватить трон?

Покончив с Наполеоном, который, как заметил Рон, «видимо, так и не понял, что русские волшебники не дарят троны просто за красивые глаза», друзья взялись за самостоятельное изучение заклинания Вечного приклеивания, заданного профессором Флитвиком — одного из тех, что не имеют общеизвестных контрзаклятий.

Но тут Гарри рассказал друзьям, как, безуспешно пытаясь снять портрет Вальбурги Блэк со стены, вспомнил слова Дамблдора о Сириусе: крёстный никогда не воспринимал Кикимера всерьёз. И тогда он обратился за помощью к домовому эльфу.

Вызвав Кикимера, Гарри узнал, что тот и впрямь мог снять любой предмет со стены. Однако бывшие хозяева — сначала Сириус, а затем Регулус — настрого запретили эльфу что-либо менять в их комнатах. Что касалось самого портрета миссис Блэк, то, по словам Кикимера, никто и никогда даже и не думал его снять.

Гарри предложил Кикимеру превратить комнату Регулуса в своеобразное хранилище семейных реликвий — место, где будут собраны оставшиеся портреты и предметы Блэков. Доступ туда имели бы только сам домовик и Гарри, которому он поручил заботиться о коллекции и оберегать её.

Растроганный доверием, Кикимер щёлкнул пальцами и негромко произнес: «Отвязь». В тот же миг портрет Вальбурги Блэк оказался у него в руках.

После того как комната Регулуса приобрела вид небольшого музея рода Блэков, Кикимер в знак признательности рассказал Гарри историю. Он поведал о том, как когда-то бабушка Сириуса и Регулуса, Ирма Крэбб, боролась с выходками своего легкомысленного мужа Поллукса. Тот с помощью заклинания «Фиксус этэрно» приклеивал в своем кабинете, позже ставшем комнатой Сириуса, портреты эксцентричных магловских женщин. В ответ Ирма либо яростно разрушала их заклинанием «Дисрупто винкулум», оставляя повреждения на стенах, либо применяла «Сольвус темпоре», наблюдая, как озадаченный муж, через несколько дней чесал затылок, не понимая, как «вечные» изображения могли сами отваливаться.

Воодушевлённый Гарри поднялся на самый верх дома, в комнату крёстного. Сириус в юности, словно подражая выходкам деда, намеренно приклеил провокационные плакаты с магловскими девушками, снимками мотоциклов. Среди этого бунтарского хаоса висела только одна магическая фотография, запечатлевшая четверых друзей: небрежно улыбающийся Джеймс с вечно взъерошенными волосами, надменный красавец Сириус, сияющий от счастья пухлячок Петтигрю и скромно стоящий в сторонке потрёпанный, но счастливый Люпин.

Боясь повредить драгоценный снимок, Гарри применил щадящее «Сольвус темпоре». Через день он обнаружил фотографию на полу — целую и невредимую.

И вот теперь, когда Гарри владел заклинанием Вечного приклеивания и контрзаклятиями к нему, он поделился этим знанием с друзьями, и снова, будто вернувшись в дни Отряда Дамблдора, ненадолго стал их учителем.

Рон, Гермиона, Джинни и Дин довольно быстро освоили это сложное заклинание, хотя Дину пришлось повторить попытку после того, как он случайно намертво приклеил свою домашнюю работу к столу.

* * *

Три дня без перерыва ливень хлестал по витражам Большого зала, превращая сказочные стеклянные узоры в размытые водяные полотна. Даже волшебные свечи уже горели как-то неохотно, видимо и им надоела вся эта сырость. Гарри, Рон, Гермиона, Джинни и Дин ковырялись в тарелках с овсянкой, когда в Большой зал с шумом ворвалась стая промокших насквозь сов. Птицы, чьи перья слиплись от дождя, недовольно ухали, оставляя за собой мокрые следы на каменном полу.

— Опять почта промокла, — вздохнула Гермиона, направляя на письма палочку.

Пергаменты тут же высохли, но чернила Полумны, наверняка, сделанные из чего-то необычного, слегка растеклись, оставив зелёные разводы.

— Чьё письмо читаем первым? — спросила Гермиона, разглядывая конверты.

— Невилла, конечно! — хором ответили Гарри и Джинни.

— Его хоть можно понять без словаря, — буркнул Рон, отодвигая тарелку.

Гермиона развернула пергамент и начала читать.

Дорогие друзья!

Гермиона, спасибо тебе за письмо. Твой рассказ о восстановлении Хогвартса согрел душу. Надеюсь, библиотека тоже приведена в порядок после всех разрушений? Твои советы по рунам древних инков оказались бесценны — книга «Тайны Андских магов» помогла нам понять кое-что из увиденного.

Но, к сожалению, мы вынуждены были покинуть Мачу-Пикчу. Помните, в прошлом письме я писал, что мы с Полумной хотим попасть в скрытый проход и изучить Зеркальное озеро? Вы не поверите, какие трудности нам пришлось преодолеть!

Местные жители, едва узнав о наших планах, буквально ополчились на нас. Стоило нам приблизиться к озеру, как поднялся ужасный ветер — неестественный, вывернутый наизнанку! Он срывал шляпы и вырывал карты из рук. Камни на тропе внезапно становились скользкими, как лёд, а сама тропинка бесследно исчезала у нас под ногами. Когда же мы, преодолев все преграды, добрались до берега, воды озера помутнели, намеренно скрыв свои тайны.

А через два дня нас и вовсе выселили из гостиницы под надуманным предлогом! Пришлось уехать, так и не разгадав главной загадки этого места. Полумна не сомневается: местные волшебники столетиями стоят на страже, используя древние заклятья, чтобы никто не проник к их святыням. Но мы сюда ещё вернёмся! Эта тайна теперь не даёт нам спать.

Из Мачу-Пикчу мы отправились к озеру Титикака — и то, что обнаружили, превзошло все ожидания. Местные рассказывают о древнем городе на дне озера, с гладкими стенами, отполированными руками великанов.

Само озеро — сплошная загадка. Как возможно то, что здесь, в горах, водятся морские рыбы?! Индейцы утверждают, что когда-то озеро было частью океана — и, правда, на скалах видны следы прибоя.

Мы побывали на плавучих островах индейцев уру, сплетённых из тростника. Их легенды гласят, что первые жители «не были людьми» и говорили на странном языке. Но когда мы попытались расспросить об этом подробнее, старейшины замолчали.

Если узнаем что-то новое, сразу напишем. Передавайте привет всем в Хогвартсе!

Ваш,

Невилл

P.S. Рон, можешь смеяться — но, я снова упал в воду. Озеро Титикака оказалось холоднее, чем Чёрное озеро в декабре!

— Невилл не меняется — опять умудрился бултыхнуться в воду, — помешивая ложкой давно остывшую овсянку, усмехнулся Рон, как только Гермиона закончила читать письмо.

— Тебе бы только смеяться. А я считаю, если индейцы столетиями скрывают эти места, там может быть что-то действительно важное, — сказала Гермиона. — Возможно, даже опасное.

— Если бы я там жил, тоже не хотел бы, чтобы кто-то копался в моих секретах, — фыркнул Рон с набитым ртом.

— По крайней мере, их не пытались убить. Просто выгнали из гостиницы — ещё легко отделались, — заметила Джинни, подперев подбородок ладонью.

— Главное, чтобы в следующем письме не сообщили, что их прогнали и с озера Титикака, — усмехнулся Гарри.

— Так… теперь… — Гермиона взяла второе письмо, и Рон тут же оживился.

— О, это точно будет веселее! В прошлый раз она...

— Рон! — строго прервала его Гермиона и, развернув письмо, начала читать.

Дорогие Гермиона, Гарри, Рон, Джинни и Дин!

Мы с Невиллом решили чередовать письма, как фазы луны. В прошлый раз писали Гарри, теперь тебе, а следующим будет Рон — если, конечно, он сумеет отличить почтовую сову от обычной (шучу, Рон!).

Гермиона, твоё письмо о восстановлении Хогвартса было, как всегда, безупречно логичным. Невилл спросил про библиотеку, а мне интересно — фолианты там всё ещё кусают студентов? Папа утверждает, что после битвы с Волан-де-Мортом книги могли приобрести защитные свойства. Может, стоит проверить, не стали ли страницы ядовитыми?

Ты была совершенно права насчёт «Тайн Андских магов». Руны там действительно похожи на те, что мы видели у исчезающих ступеней. Хотя автор, по-моему, ошибся — символы явно реагируют на лунный свет, а не на солнечный. Инки определённо знали то, что наша магия позабыла.

Помните, как Невилл восхищался Зеркальным озером? Мы едва не разгневали его хранителей. Когда я произнесла «Луменс Ревело» у воды, поднялся такой ветер, что «Фантастические твари» чуть не улетели в Перу! Хорошо, что я привязала книгу верёвкой из шерсти ипопаточника. Местные шептали нам про «камни с душой» — почти уверена, что это окаменевшие гномы!

Теперь мы исследуем озеро Титикака. Подводные стены древнего города не просто гладкие — их отлили из единого кристалла звёздочреза. Они поют. Невилл считает, что это эхо прибоя, но я записала звуки на пергамент с чернилами из светлячков. Гермиона, может, ты сможешь разобрать этот ритм? Это точно заклинание, но неизвестно на каком языке...

А здешние рыбы! Они явно потомки атлантических существ — строение жабр полностью совпадает с окаменелостями из папиной коллекции. Если...

Ой, Невилл требует перо для постскриптума. Как поживает Серая Дама? Передавайте всем привет!

С лунатическими приветами,

Полумна

P.S. от Невилла: РОН, НЕ СМЕЙСЯ! Вода здесь ледяная, а рыбы кусаются!

P.P.S. от Полумны: Гермиона, если найдёшь что-то о «говорящих волнах» — у нас есть записи. Да, папа пришлёт тебе муляж драконьего глаза для коллекции.

— Я не понял, из какой шерсти? — спросил Рон, всасывая палочкой пролитый им чай.

— Из шерсти ипопаточника, это такое насекомое, — подсказала Джинни.

— Да, знаю я, что это насекомое. Откуда у них шерсть взялась? — не унимался, усмехаясь Рон.

— У них есть шерсть, — пояснила Гермиона.

— Ага, и сколько же надо подстричь ипопаточников, чтобы получить клубок шерсти? — язвительно усмехнулся Рон. — А как тебе кристалл звёздочрез?

— Рон, ты что стал слишком придираться к словам Полумны? — с наигранной серьёзностью сказал Гарри, подмигивая Джинни и Гермионе, — Слушай, тебе надо к мадам Помфри.

— Ага, ага, — покачивая головой, проговорил Рон, не понимая ещё, куда клонит Гарри. — И зачем это? У мадам Помфри завелся румынский дракон и срочно требуется моё экспертное мнение?

— Нет, тебе срочно нужно противоядие. Наверное, в библиотеке тебя укусил ядовитый фолиант!

— Нет, Гарри — это была рыба из Атлантиды, которую он съел на обед! — категорично заявила Джинни.

— Очень смешно, да?! — скорчил гримасу Рон, передразнивая их обоих. — Если вы всё знаете, то скажите мне что такое «Луменс Ревело»?

— «Луменс Ревело» — это только Полумна знает! С ней не соскучишься, — заметил Дин. — Думаю, Невилла ещё ждут приключения. Интересно то, что после времени, проведённого с ней, начинаешь видеть мир её глазами.

— Да, с Полумной всё возможно, — согласился Гарри. — И окаменевшие гномы, и книги, которые кусаются и могут быть ядовитыми, и пение стен…

— И «говорящие волны»… — добавила Джинни.

— Да, и вполне возможно, что это не расплывшиеся чернила, а… карта, — сказал Дин, внимательно разглядывая зелёные разводы на пергаменте.

— Ладно, — заявил Рон. — Кто ещё хочет овсянки? Пока Гермиона расшифровывает «говорящие волны», а мистер Лавгуд высылает ей муляж драконьего глаза, я ещё успею доесть свой завтрак.

* * *

Едва прозвенел звонок, возвестивший конец урока зельеварения, Гарри, Джинни, Рон, Гермиона и Дин направились прямиком в библиотеку, в запретную секцию, чтобы подготовиться к занятиям по Защите от Тёмных Искусств. Лестницы Хогвартса, и без того известные своим капризным характером, в этот раз нарочито замедляли их путь на четвёртый этаж. Рон, охваченный мальчишеским задором, всю дорогу использовал свой новообретённый, чарующий голос, который словно мягкий бархат окутывал каждого, кто его слышал. Он «клянчил» у Гермионы списать домашнюю работу, обращаясь к ней с самой сладкой интонацией, какую только мог изобразить:

— Ну же, Гермиона, дай списать травологию, а? Я же почти всё понял, только пару строк подправить!

Гермиона, хмуря брови и поправляя рюкзак на плече, сначала фыркала, но под этим медовым напором голоса всё-таки сдалась, пробормотав что-то о том, что это «последний раз».

«Напиток Голосов Сирен», который Рон неожиданно сварил лучше всех в классе, должен был утратить свою силу минут через десять и скоро его голос снова станет привычно хрипловатым, с характерной шероховатостью. А пока они поднимались по бесконечным ступеням, Рон, горделиво выпятив грудь, рассказывал, как он, в общем-то, «и не особо старался» с этим зельем.

— Говорю же, оно не требует точности, — похвалялся он, размахивая руками так широко, будто зелье изменило не только его голос, но и размах рук. — Просто вылил мёд в котёл, даже не отмерял, а лепестки лаванды… Ну, бросил горсть, зачем их считать? С эссенцией мандарина вообще вышло случайно — пузырёк опрокинулся, почти весь туда ушёл!

Гарри улыбнулся, вспомнив, как котёл Рона зашипел, выпуская клубы бирюзового дыма, завивавшиеся в воздухе причудливыми спиралями. Все замерли, ожидая катастрофы, но вместо этого зелье вдруг преобразилось. Оно приобрело изумительный золотистый оттенок, теплый, как солнечный свет на закате, и искрилось, как капли мёда на солнце. Даже профессор Слизнорт, в тот момент обходивший класс и оценивавший успехи учеников, поблёскивая пуговицами на своём роскошном бархатном жилете, остановился как вкопанный. Его глаза заблестели от любопытства, а густые усы слегка дрогнули, когда он наклонился над котлом.

— Любопытно... Очень любопытно, мистер Уизли, — протянул он, потирая подбородок. — Похоже, у вас талант к... скажем так, интуитивному подходу.

И вот, когда Рон, не удержавшись, отпил несколько глотков своего творения, его голос преобразился. Он стал глубоким, бархатистым, таким убедительным, что, казалось, даже стены Хогвартса могли бы согласиться с любым его суждением. Именно этим голосом он и выманил у Гермионы разрешение списать домашнюю работу по травологии, пока они, запыхавшись, не добрались до тяжёлых дубовых дверей библиотеки.

В отличие от шумной и полной отвлекающих разговоров гостиной Гриффиндора, здесь царила почти осязаемая тишина. Огромный зал библиотеки с высоченными сводчатыми потолками, как всегда, был полон таинственного полумрака. Высокие дубовые стеллажи, доверху забитые потрёпанными книгами в потертых переплётах, как древние стражи, тянулись к потолку. Благословенная тишина библиотеки, делало её идеальным местом для сосредоточенной работы над домашним заданием.

Гарри, нарисовав в тетради вьюн, закрыл глаза, пытаясь в точности воспроизвести его в своём воображении. Каждый изгиб стебля, каждый крошечный листок должен был встать перед мысленным взором, как живой. Рядом Рон натужно сопел, явно борясь с той же задачей, его брови сдвинулись в напряжённой гримасе. Джинни, сидевшая поодаль, рисовала своё растение, периодически закрывая глаза и представляя все тонкости, и её пальцы слегка подрагивали от сосредоточенности. А Дин, обессилено уронил голову на руки и безмятежно спал, не обращая внимания на шуршание страниц вокруг, видимо, вечернее патрулирование коридоров с Беатрис давало о себе знать. Гермиона, как всегда, легко справившись с заданием, исчезла где-то за стеллажами. Эти бесконечные ряды книг скрывали в себе целую вселенную знаний. На полках теснились книги в кожаных переплётах, потёртые от времени, с золотыми буквами, которые едва читались на корешках. Некоторые выглядели так, будто их не трогали десятилетиями, а другие, наоборот, пестрели яркими обложками заклинаний и зелий, маня любопытных студентов. Где-то в глубине стеллажей можно было заметить тома, которые шелестя страницами без видимой причины, шептались между собой.

Когда Гарри несколько раз подряд удалось воспроизвести рисунок растения в уме, и он с удовлетворением открыл глаза, то обнаружил перед собой массивный том «Энциклопедии древних магических родов», страницы которой сильно пожелтели от времени.

— Вот, — прошептала Гермиона да так тихо, что Гарри её еле услышал.

— Читай.

Она ткнула пальцем в статью, где витиеватым шрифтом было написано:

«Блэквуды

Блэквуд — объединённая фамилия, рождённая в XV веке в союзе отверженных: полукровки Артемизии Блэк и маглорождённого Юнона Вуда... пример того, как отверженность и жажда мести могут исказить даже природный дар, превратив его в орудие тьмы.

Ключевые представители:

Юнон Вуд — маглорождённый волшебник из семьи Вудов, обладавший редким даром управления растениями. В Хогвартсе (Пуффендуй) он знакомиться с Артемизией Блэк — полукровкой, отвергнутой собственным родом. Этот союз, пропитанный взаимной ненавистью к своим корням, изменил саму природу магии Юнона: его дар помрачнел, а некогда прекрасные живые изгороди, созданные им, превратились в смертоносные лабиринты.

Свадьба и проклятый лабиринт:

Семейство Блэк, прельщённое слухами о баснословном приданом, явилось на церемонию исключительно ради выгоды. На деле приданым был всего лишь один медальон с наложенным заклятием Умножения. Обманутые родственники, заманенные в лабиринт, исчезли в нём навсегда.

Конец династии:

Дочь Артемизии, сквиб Лисандра, предала мать охотникам на ведьм. Всем известен факт, что обычный огонь не представлял опасности для волшебниц, которые для правдоподобности часто инсценировали муки на костре, чтобы затем беспрепятственно трансгрессировать с места казни. Однако смерть Артемизии стала возможной благодаря сговору Инквизиции с тёмными магами-ренегатами, которые не только создавали мощные антимагические поля, блокирующие телепортацию, но и разжигали Адское пламя, способное погубить волшебницу. В обмен на услуги перебежчикам даровалась свобода использования магии в магловском обществе. После казни Артемизии Юнон и Лисандра бесследно исчезли. Поместье в Стонхейвене и его лабиринт растворились в тумане, но продолжают периодически «возвращаться». Последнее упоминание датировано 1899 годом.

Медальон Артемизии:

«Там, где росла гордость, проросло безумие» — эти слова, выгравированные на уцелевшем медальоне Артемизии, считаются пророческими для всего её рода».

— Там, где росла гордость, проросло безумие, — тихо повторил Гарри, взглянув на Гермиону.

Та лишь кивнула, многозначительно приподняв бровь, сунула книгу под мышку и шепнула:

— Потом расскажешь Рону.

Позже, когда Джинни и Гермиона ушли в спальню, и в опустевшей гостиной Гриффиндора было тихо и спокойно, Гарри, сидя у камина, пересказал всё другу. Рон смотрел на него во все глаза, не в силах вымолвить ни слова.

— «Проросло безумие», — с изумлением, почти по слогам выговорил Рон, точно пробуя слова на вкус. — А профессор Блэквуд — потомок Лисандры. То, что Лисандра была сквибом, вовсе не значит, что у неё не могло родиться волшебное потомство… Отдать собственную мать охотникам на ведьм… Она же знала, что её сожгут на костре! Вот уж воистину «орудие тьмы»!

Рон никак не мог успокоиться. Он мерил шагами гостиную, то и дело проводя рукой по рыжим волосам, как бы пытаясь стряхнуть с себя тяжесть услышанного. Гарри, и сам глубоко потрясённый статьёй, только наблюдал за другом. Его мысли вихрем кружились вокруг мрачного наследия Блэквудов, о котором они узнали из энциклопедии.

— Но подумай вот о чём, — сказал Гарри, когда Рон остановился. — Мы знаем, что статью писала не Рита Скитер. Ей заплатили или должны были заплатить за публикацию трёх статей о новых преподавателях — о профессоре Блэквуде, Лунарис и Фелле. Скандальной вышла только одна статья о Блэквуд, но в ней ни слова о родовом безумии. Тот, кто писал эту статью для Скитер, наверняка знал все эти подробности. Почему он не использовал их? С ними статья стала бы не просто скандальной, а по-настоящему разгромной. Пожалел её… Думаю, что нет. Тогда что?

Гарри замолчал. В тишине гостиной тихо потрескивали поленья, оранжевые блики каминного пламени скользили по их лицам. Обдумывая услышанное, Рон нахмурился и медленно кивнул.

— Да, Гарри… здесь явно что-то не так. — Сказал он приглушённо.

Гарри откинул голову на спинку кресла, устремив взгляд на чёрные окна, за которыми простиралась ночь.

— Давай пойдём спать, — предложил он. — Есть о чём подумать на ночь.

Рон неохотно согласился, и они направились к винтовой лестнице, ведущей в спальню.

— Там, где росла гордость, проросло безумие, — всё еще находясь под впечатлением, проговорил Рон.