Куница (джен)

Хотя Антон мужественно заявил матери, что чувствует себя не так уж плохо, на самом деле ему никогда ещё не было так паршиво. Голова кружилась и то и дело принималась болеть, горло саднило, время от времени из него вырывался надсадный кашель, тело бросало то в жар, то в холод, а хуже всего было осознание полной неизвестности и непонятности произошедшего. Как они смогут остановить Хозяина леса, если он своей флейтой способен околдовать любого? Как вернуть заколдованным детям память, если перстень и варежка бесследно исчезли? Как бороться со своей звериной сущностью, если она так давно и прочно укоренилась в нём?

Вызванный мамой врач, немолодой мужчина с седыми усами и усталым лицом, осмотрел Антона, послушал лёгкие, покачал головой и выписал рецепт на какие-то таблетки, за которыми Карина тотчас же послала мужа. Остаток вторника и всю среду Антон провалялся в постели, принимая по часам лекарства, глотая обжигающий чай или куриный бульон и вяло жуя поджаренный хлеб. Аппетита не было никакого, головокружение почти не прекращалось, кроме того, постоянно хотелось спать. Он и спал, просыпаясь лишь для того, чтобы, борясь с отвращением, запихнуть в себя порцию безвкусной еды или горького лекарства, добрести до туалета или ванной, прополоскать горло и, едва переставляя ноги, вернуться обратно в постель. Даже вечерний звонок Полины не сумел пробудить Антона к жизни, и он с трудом ворочал мозгами, пытаясь вникнуть в планы, придуманные ей и Никой.

Но даже во сне ему не было покоя. Антона мучили кошмары — один страшнее другого. То он поздно ночью возвращался из дома Полины, после того самого неудачного поцелуя, и его настигал Ромка с ножом в руке. Рот его был искривлён оскалом, с губ капала слюна, как у бешеного пса, глаза блестели от слёз, плечи дрожали. Сотрясаясь от рыданий, Ромка вопрошал: «Думаешь, я псих? Я покажу тебе, что делают психи!». Потом металлически сверкал нож-бабочка, Антона окатывало волной острой боли, и он падал на снег, заливая его своей кровью, а Ромка продолжал механически наносить удары, и что-то лопалось у Антона внутри, а в глазах темнело, пока он окончательно не лишился чувств, проваливаясь в глухую удушающую тьму.

Когда Антон пришёл в себя после кошмара, отдышался и перевернулся на другой бок, он долго не мог сомкнуть глаз. Лёжа в темноте, он убеждал себя, что Ромка не сумасшедший, он никогда бы не дошёл до такого, не убил бы соперника в порыве ревности. «Ты уверен?» — шептал в сознании тихий голос, неуловимо похожий на голос Алисы. «А как думаешь, случайно ли он нажал кнопку на мясорубке? А что бы он сделал с тобой в лесу, если бы рядом не оказалось Полины и Ники? А кто знает, какие планы мести он вынашивает сейчас?». Антон отмахнулся от надоедливого голоса и попытался уснуть. Кошмары отступили, но лишь затем, чтобы на следующий вечер вернуться с новой силой.

На этот раз ему приснилось что-то совершенно невообразимое. Они с Олей настолько устали от ругани родителей, что, наплевав на все строжайшие запреты, вышли поздним вечером на улицу, прямо к поджидавшим их зверям. Те пели, смеялись и веселились, Оля очень скоро перестала страшиться Совы и болтала с ней, как с давней подругой, Алиса задавала Антону каверзные вопросы, лес был полон конфет в разноцветных обёртках и снежно-белого, воздушного, падавшего прямо с небес зефира. Потом они все пришли в ледяной дворец, где Дед Мороз в странном двойном колпаке, подходившим больше шуту, чем главному зимнему волшебнику, загадывал им загадки и угощал сладостями. Антон съел мармеладных червячков, которых ему предложила Алиса, и стал плясать вместе с остальными.

На следующий день всё было просто идеально: родители помирились, отец обещал отвезти детей в Диснейленд, Оле разрешили взять домой Жульку (которую она немедленно назвала Принцессой), сияющая Полина сообщила, что её дедушка сумел встать на ноги, Ромка с Бяшей куда-то пропали, и ходили слухи, что именно Ромку подозревают во всех убийствах, Ника в «идеальном дне» Антона тоже не появлялась. Они с Полиной пришли в класс, который почему-то был абсолютно пуст, и Антон принялся рисовать портрет девочки, которая вдруг раскраснелась, глаза её заблестели, и она, закусив губу, расстегнула воротник рубашки жестом, который Антон видел во взрослых фильмах, когда женщина-вамп соблазняла какого-нибудь Джеймса Бонда, чтобы выпытать у него все секреты.

Но дальше идеальный день превратился в кошмарный. Полина внезапно пропала, на листке вместо портрета обнаружилась бесформенная мазня, школа оказалась заброшенной и тёмной, с еле мигающим светом и кучей объявлений о пропаже на доске. На улице Антона стали преследовать звери, уже ничем не напоминавшие детей в масках. Нет, теперь это были настоящие чудовища, огромные и раздувшиеся, словно они и впрямь съели всех жителей посёлка, с жуткими гротескными чертами и исходившим от них отвратительным запахом разложения. И они требовали от Антона принести жертву, «угощение», иначе таким угощением станет он сам.

Даже пробуждение не принесло ему облегчения. Стоило ему немного перевести дыхание, глотнуть остывшего чая из стоявшей на тумбочке кружки и снова заснуть, как кошмар повторился. Как будто кто-то перемотал фильм, и Антон с Олей снова находились во дворце Деда Мороза, но теперь Антон отказался от мармеладных червячков — и будто пелена спала с его глаз. Он осмотрелся и с ужасом и отвращением увидел, что червячки не мармеладные, а самые настоящие, живые, что дети-звери едят не конфеты и зефир, а сырое мясо, красные куски плоти с выглядывающими из них белыми костями, что дворец на самом деле не дворец, а Чёрный Гараж.

Произошедшее вслед за этим было ужаснее всего. Антон вторично отказался от червяков, которых ему настойчиво предлагала Алиса, и звери вмиг превратились в чудовищ — не тех гигантских, которых он видел в предыдущем сне, а отдалённо похожих на настоящих лису, медведя, волка и сову, но только в их зомби-версии с торчащими костями, свалянной шерстью, гниющей плотью и удушающим смрадом. Дед Мороз же скинул шубу, колпак и маску и предстал в обличье огромного козла с шестью светящимися глазами во лбу, четырьмя рогами и длинными когтистыми руками. Медведь, Волк и Сова грязно матерились, грозя детям всяческими карами и мучительными смертями, и Антон хотел зажать Оле уши, чтобы она не слышала всех этих мерзостей, но она упала в обморок, а он трусливо бросился прочь из дворца-гаража, чьи очертания растаяли, как только он, не помня себя, вывалился наружу.

И самое страшное было именно сейчас, когда он кинулся обратно, раскопал снег, вытащил из-под него сестру, живую, издающую слабые стоны, но бледную и странно лёгкую. Вытащил — и понял, что держит в руках только верхнюю половину Оли, ибо нижнюю, вплоть до пояса, то ли оторвали звери, то ли отрезал исчезнувший гараж. Оля, увидев это, издала тонкий душераздирающий крик, и от этого крика Антон окончательно проснулся.

Он не сразу понял, что лежит, содрогаясь всем телом и издавая жалобные скулящие звуки. Сначала он медленно сел на постели, потом осторожно спустил ноги на пол и, покачиваясь, встал. Голова кружилась, перед глазами всё плыло, зубы стучали, а во рту стояла горечь, и он был уверен, что его вырвет, вздумай он отпить немного из кружки. Не надевая очков, шатаясь и бредя почти вслепую, Антон добрался до комнаты сестры, приоткрыл дверь и шёпотом позвал, до боли в глазах вглядываясь в тёмный полумрак:

— Оля? — вышло очень сорвано и хрипло. — Оля, ты здесь?

Ему необходимо было срочно проверить сестру, узнать, что она жива, что с ней всё в порядке! Но Оля не отзывалась, а подойдя поближе, он с ужасом понял, что на кровати никого нет. Конечно, сестра могла выйти в туалет или в ванную, зайти к родителям, пойти на кухню попить воды... Додумать эту мысль Антон не успел: что-то потянуло его к окну. Бездумно он шагнул туда, раздвинул шторы, бросил взгляд на улицу и остолбенел от ужаса. Там стояли две фигурки, высокая и низкая, и даже без очков Антон мог различить красно-оранжевую шубку Алисы и фиолетовое пальтишко Оли. Лиса тянула его сестру к лесу, а та изо всех сил упиралась, но явно проигрывала.

Крик застыл у Антона в горле. Он забыл обо всём — о том, что может позвать родителей, о том, что его уже однажды выманили из дома подобным образом, о лежащих на кухне спичках. У него ушла пара минут на то, чтобы натянуть прямо поверх пижамы штаны, куртку и кроссовки, зашнуровав их через две дырочки. Шапку он натянул уже на улице, захлопнул дверь, сунул ключи в карман и бросился к видневшимся вдали силуэтам, увязая в снегу и крича во всё больное горло:

— Отпустите её! Оля, беги!

Две бредущие впереди фигуры остановились. Антон рванулся к Оле, схватил её за руку... и с ужасом ощутил под пальцами жёсткие перья. «Оля» развернулась к нему, и перед расплывающимся взором Антона предстала круглая голова с двумя большими янтарно-жёлтыми глазами, излучавшими тусклый свет, и крючковатым клювом.

Сова! Это она притворилась Олей, как в прошлый раз Бяшей, чтобы выманить Антона на улицу!

Он шарахнулся назад, но там его с игривым смешком подтолкнула Алиса.

— Надо же, какой ты всё-таки дурачок! Я-то говорила им: ну нет, Антоша не такой глупый, чтобы два раза повестись на одну и ту же уловку! Ан нет, повёлся как миленький! — и она рассмеялась обычным своим визгливым смехом.

— Отстаньте от меня! — Антон вертел головой, судорожно ища пути к отступлению. Звери окружили его со всех сторон, пока что сохранявшие облик детей в масках, но от этого не менее пугающие. Он подумал, не попытаться ли снова пробудить в них воспоминания о прошлом, о том, как они были детьми, но тут из-за деревьев медленно и торжественно вышел Хозяин леса. Тяжело ступая копытами по снегу и оставляя на нём ровные чёткие отпечатки, он прошагал к оцепеневшему от холода и ужаса Антону и грубым движением нацепил ему на лицо маску зайца. Антон вскинул руки, чтобы снять её, но они бессильно упали, стоило Хозяину леса заговорить.

— Сегодня твой черёд угощать нас, Зайчик, — проговорил он грубым и низким голосом. — Ты обещал принести нам угощение.

— Ничего я не обещал! — Антон пытался храбриться, но голос его дрожал, как заячий хвост.

— Две ночи назад, когда ты и Куница танцевали с нами под луной. Разве ты забыл, Зайчик?

— Забыл! Я ничего не помню о той ночи! — продолжал отнекиваться Антон, постепенно пятясь в сторону дома. — Уходите, мне нечем вас угостить.

— Нечем? — неожиданно мягким голосом поинтересовался Хозяин. — А как же это?

Антон обернулся и с новой волной ужаса увидел Олю, стоявшую где-то посередине между домом и тем местом, где они сейчас находились. Он сразу понял, что это именно настоящая Оля, понял по бесконечному страху в её широко распахнутых зелёных глазах, по смертельной бледности личика и почти белым губам, которыми она что-то шептала. Он разобрал только «бесы» и «мёртвое к мёртвому» — должно быть, Оля вспоминала заговор, которому её, как и Антона, научила бабушка.

— Это не поможет! — хотел он заорать что есть мочи, но получилось только захрипеть. — Беги! — это уже вышло громче. — Оля, беги отсюда!

— Тоша! — всхлипнула она и, слава Богу, отступила на пару шагов. — Тоша, сними эту ужасную маску! Пойдём домой, Тоша!

— Они тебя сожрут! — воскликнул Антон, и звери, будто в подтверждение его слов, оскалились, зарычали, Сова грозно защёлкала клювом, и все они, капая слюной и принимая обличье чудовищ, стали медленно обступать Олю.

— Нет! — отчаянно крикнул Антон, бросаясь между застывшей на месте сестрой и зверями. — Она вам не угощение! Я не позволю её съесть!

— Тогда мы съедим всю твою семью! — прогремел Хозяин леса, и Антон поразился: неужели родители не услышали этого громоподобного голоса?

— Вы не можете войти внутрь! — он пятился, по-прежнему заслоняя собой Олю, и слышал, как та маленькими шажочками отступает к дому.

— Ты уверен, Зайчик? — серебристо захихикала Алиса.

— Я голоден! — прорычал Медведь.

— Стр-р-рашно голоден! — подхватил Волк.

— Я съем девчонку прямо сейчас! — ухнула Сова, и после этих слов в Антоне пробудилось что-то древнее, тёмное и страшное, что-то, чему он сам не знал названия, пробудилось и сразу рванулось на свободу, словно почуяв запах крови.

— Посмеешь тронуть её — и я тебе язык вырву и засуну в такое место, откуда ты его не достанешь! — проревел он чужим голосом, низким и жутким, а потом бросил взгляд через плечо, боясь взглянуть на Олю, боясь увидеть вместо своей любимой маленькой сестры кусок мяса на ножках, живую добычу, и не совладать с собой.

— БЕГИ!

Оля пискнула и рванула к дому со всех ног. Хлопнула дверь, послышался скрежет запираемого замка — Антон сам не понял, как сумел расслышать это, в окнах зажёгся свет. Он повернулся обратно к зверям, и тьма окончательно поглотила его. Антон уже не был сам собой — он был Зайчиком. И хотя человеческая его часть билась внутри, где-то в глубине, и умоляла бежать вслед за сестрой, сорвав маску, звериная жаждала крови и мяса, она была голодна так же сильно, как остальные звери. Антон терял самого себя, забываясь и проваливаясь в темноту, и он уже почти не помнил ни Ромки с Бяшей, ни Ники, ни даже Полины.

— Она не угощение, — проговорил он, спокойно глядя в светящиеся глаза Хозяина леса. — Но оно скоро будет.

Позднее Антон не помнил, как провёл зверей прямо по главной улице посёлка к дому Полины, куда по пути пропали Хозяин леса и Алиса, почему он выбрал именно Полину в качестве жертвы. Наверное, потому что не знал толком, где живут Ромка и Бяша, а Нику, которая сама меченая, было как-то глупо приносить в жертву, да и у неё оба родителя дома, а у Полины — только дедушка-инвалид. По пути он не испытывал ни страха, ни раскаяния, только слабую горечь и чувство обречённости. Ведь он не мог поступить иначе! Если бы он не отдал в жертву зверям Полину, они бы убили и съели всю его семью!

* * *

В доме Полины Морозовой было тихо. Они с Антоном еле слышно всхлипывали, сидя на полу, Джоанна, умывшись, ещё раз наморщила нос от запаха незваных гостей и легко ускакала в комнату Харитона, куда звери не добрались. Маска зайца почти догорела, превратилась в почерневшие обожжённые клочки бумаги и теперь тихо тлела, испуская неприятный запах. Антон в десятый раз просил прощения, клялся, что был не в себе, что почти ничего не помнит, а Полина сидела рядом, съёжившись, обхватив колени руками и прижав к себе скрипку, и думала, что никогда больше не сможет по-настоящему доверять человеку, которого она любила.

— Прости, — сорванным от слёз голосом проговорил Антон, шмыгнув носом. — Я не хотел причинять тебе боль, я бы никогда этого не сделал, но... это был не совсем я, понимаешь? Это кто-то другой внутри меня... это Зайчик, — прибавил он совсем тихо.

— Неужели ты совсем не сопротивлялся? — обессилено прошептала Полина. Руки у неё затекли, и она осторожно опустила свою спасительную скрипку на пол. Ненависти к Антону она не чувствовала — только горечь, нотку страха и странное разочарование, как будто Антон Петров, герой её девичьих грёз, подло обманул её, хотя на самом деле он ей ничего не обещал. Не обещал быть её рыцарем до конца своих дней, не обещал не приходить к ней ночью с толпой голодных тварей, стремящихся разорвать её на куски.

— Я... не мог, — сдавленно ответил он.

— Снова флейта, да?

— Нет, на этот раз флейты не было. Но эта маска, она... стала настоящей больше, чем моё собственное лицо. И ещё страх за Олю! Когда я хотел защитить её, я почувствовал себя совсем другим. Сильным. Большим. Злым. Кем-то, кто может спасти её от зверей. Но в то же время я как будто стал голодным зверем. Это был такой неудержимый голод! Мне необходимо было его утолить, но я не мог утолить его Олей. Я даже в этом состоянии понимал, что её нельзя трогать.

— И тогда ты решил утолить его мной? — Полина посмотрела прямо на Антона. Он выдержал обвиняющий взгляд её льдисто-голубых глаз, хотя его собственные и были полны слёз.

— Прости, — снова прошептал он. — Я знаю, что виноват перед тобой. Перед всеми вами. Бороться с Хозяином леса невозможно. Остаётся только забиться в нору, как советовали Тихонов, Катя, твой дедушка, баба Тамара, и ждать весны. Осталось немного — всего один февраль! Говорят, весна в этом году будет ранняя. Они побеснуются и залягут в спячку на тридцать лет. А мы за это время вырастем, уедем из посёлка и забудем всё это, как страшный сон.

— Забудем? — опасно тонким голосом спросила Полина: она чувствовала, что близка к истерике. — Ты думаешь, это всё можно забыть?

— Я не знаю, — ещё тише ответил Антон и медленно поднялся на ноги. — Но надо пытаться. Только так мы сможем жить дальше. Так взрослые говорят.

Он застегнул куртку, натянул шапку и побрёл к двери. Полина, скинув оцепенение, бросилась за ним.

— Не уходи! А вдруг они бродят там, снаружи?

— Мне надо домой, — тусклым голосом произнёс Антон. — Оля, наверное, подняла родителей на уши, они теперь места себе не находят. Когда я приду, они наверняка посадят меня под замок. И это правильно. Мне надо сидеть в клетке, как дикому зверю.

От обречённости, сквозившей в его голосе, Полину пробрала дрожь. Не сумев переубедить Антона, она быстро оделась и вышла на улицу вместе с ним, захватив с собой скрипку и сунув в карман коробок спичек. Зверей, слава всем богам, видно не было. Они бегом кинулись в сторону дома Петровых, но на полпути запыхались и были вынуждены перейти на шаг. Когда вдали обрисовался высокий тёмный силуэт, Полина ойкнула и поднесла скрипку к плечу, неловко удерживая смычок затянутыми в перчатки пальцами. Антон тоже весь напрягся, но силуэт вдруг позвал низким баритоном:

— Антон! Антон, это ты?

— Это мой папа! — охнул Антон и рванулся было вперёд, но Полина дёрнула его за рукав.

— Постой! А если это кто-то из зверей притворился твоим папой?

Они напряжённо ждали, стоя посреди улицы, пока высокий силуэт приближался. Это и впрямь оказался отец Антона, высокий красивый мужчина с тёмной бородой. Полина вспомнила, что пару раз видела его в посёлке. Она изо всех сил всматривалась в него, но на голове Петрова-старшего не вырастали рога, лицо не покрывалось шерстью, руки не превращались в лапы, а глаза не начинали светиться, да и других зверей поблизости видно не было. Немного успокоившись, Полина опустила скрипку, хотя в любой момент готова была метнуться прочь.

— Антон! — отец с размаху налетел на сына, схватил его за плечи, встряхнул, встревоженно заглянул в лицо. Увидев его тёмные глаза, Полина окончательно уверилась в том, что это настоящий отец Антона, — ни один зверь не смог бы подделать этот взгляд, полный страха, облегчения и горячей любви. Полина внезапно вспомнила о собственных отце и матери, погибших совсем давно, когда она была ещё маленькой, о дедушке, который сейчас, возможно, находился между жизнью и смертью, и словно ледяная рука сдавила ей сердце. Она отвернулась, смаргивая выступившие на глазах слёзы.

— Антон! Живой! — отец тряс сына, ощупывал, оглядывал со всех сторон. — Что стряслось? Где ты был? Оля прибежала к нам вся в слезах, говорила, что на тебя напали какие-то звери!

— Папа, я... — Антон закашлялся: к нему только сейчас вернулось болезненное состояние, напрочь изгнанное магией маски. — Я, к-кажется, лунатил. Мне снилось, что я брожу по посёлку... а потом оказалось, что я и правда по нему бродил.

— Он пришёл ко мне, стал стучаться в дверь и жутко меня напугал! — подхватила Полина, сообразив, какие слова нужно говорить. — Я открываю дверь, а он стоит там, бледный, глаза закрыты, что-то бормочет... Я не знала, как его разбудить, и стала играть на скрипке, — она выдавила смущённую улыбку, кивнув на сжатый в руках инструмент. — Антон проснулся и сначала не понял, в чём дело...

Отец Антона перевёл на неё взгляд, и глаза его потеплели.

— Так значит, эта очаровательная скрипачка и есть та девочка, которую ты каждое утро провожаешь до школы? — он улыбнулся. Улыбка у него была приятная, искренняя, и Полина несмело улыбнулась в ответ.

— Пап, это Полина Морозова, — неловко пробормотал Антон.

— Борис Петров, — отец кивнул ей и огляделся по сторонам. — Да-а, не думал я, что знакомство с девушкой сына произойдёт в такой обстановке!

К белым щекам Антона прилил румянец, но он ничего не сказал и только низко опустил голову.

— Что ж, как бы то ни было, а нам пора домой, а то Карина с Олей там с ума сходят! — заторопил Борис сына.

— Ой, а можно мне с вами? — вскинулась Полина: она и помыслить не могла о том, чтобы вернуться в свой дом и провести остаток ночи в одиночестве. Не считать же надёжной защитницей Джоанну! — Понимаете, мой дедушка сейчас в больнице, и я дома совершенно одна...

Разумеется, ей разрешили проводить Антона до дома и даже остаться у Петровых на ночь. Карина, изящная темноволосая женщина с большими зелёными глазами, при появлении сына бросилась обнимать его, заливаясь слезами. Олю, тоже плачущую, обнял и прижал к себе отец. Антон просил прощения, шептал оправдания, клялся, что ничего не помнит, а Полина стояла, сжимая в руках скрипку, переводила дыхание и молилась, чтобы эта ночь поскорее закончилась.

Следующие несколько дней пролетели незаметно. Петровы приняли подругу сына очень радушно, поблагодарили за заботу об Антоне, а Оля, с которой они будто заново познакомились, вообще не хотела уходить от неё. Узнав подробности ночного происшествия, она пришла в ужас и теперь часто бросала на Антона подозрительные взгляды, словно проверяя, не превратится ли он в дикого зверя. Полина вернулась домой уже утром, когда рассвело, в школу в этот день пришла ко второму уроку, объяснив это ситуацией с дедушкой. Впрочем, среди учителей она была на хорошем счету, и допытываться никто не стал. В школу неожиданно вернулась Лилия Павловна, бледная и словно потерявшая в весе килограмма три-четыре. В тёмных волосах её блестело несколько седых прядок, которых ранее там не наблюдалось. Катя в классе так и не объявилась, и из разговоров её подружек Полина поняла, что они с матерью собираются уезжать из посёлка.

Она теперь проводила в дедушкином доме только дни, быстро готовила еду, ела без аппетита и делала домашнее задание, на ночь вместе с Джоанной и скрипкой перебираясь к Стрелецким. Ника и её родители, как и Петровы, встретили Полину приветливо, посочувствовали ситуации с дедушкой и позволили девочке ночевать у них, пока Харитона не выпишут из больницы. Ника, как и Бяша, пришла в ужас, когда Полина на перемене рассказала им о случившемся, а вот Ромка пылал гневом, по сто раз повторял «Я же говорил, Морозова! Я тебя предупреждал, что от этого очкарика одни беды!» и грозился прикончить Антона. Бяша вяло пытался отговорить друга и предлагал подождать до весны, а там «они все ещё на тридцать лет уснут, на!». Ника пыталась было призвать их продолжать расследование, но быстро обнаружила, что осталась в полном одиночестве. Никто не хотел идти против зверей, которые едва не заставили одного из сыщиков съесть свою подругу.

— Теперь мы знаем, как преодолеть магию флейты! — безуспешно убеждала Ника. — Надо собраться и дать им решающий бой, пока они снова не попытались захватить разум кого-то из нас! Или пока их приспешник-маньяк не похитил ещё одного ребёнка!

— Антона они не захватят, — усталым голосом возражала Полина. — Я сожгла его маску. И ты свою тоже сожги. А на скрипке я больше не смогу играть, уж извини. Я теперь каждый раз, как беру её в руки, вижу перед собой оскаленные морды этих тварей, — она зябко повела плечами.

— Неужели ты не хочешь изгнать их раз и навсегда? — пылко воскликнула Ника. — Будь я на твоём месте, я бы...

— Ты не на моём месте, — тускло возразила Полина. — И молись, чтобы никогда на нём не оказаться.

Ника после этих слов замолчала, поджала губы и больше ни о чём подругу не просила. Их общение теперь свелось к кратким обсуждениям школьных будней и домашнего задания. Ромка Пятифанов ходил мрачнее тучи, поигрывая ножом-бабочкой, и зло косился на девочек, но попыток вступить с ними в разговор не предпринимал. Бяша часто бросал на них виноватые взгляды, но почти не говорил с ними и, похоже, стал побаиваться Нику — а вдруг она тоже попадёт под влияние зверей и пойдёт по улицам посёлка, выискивая себе «угощение»? Полина умоляла её сжечь маску куницы, и Ника сказала, что сожгла, но так ли это на самом деле, Полина не знала. С Антоном она после той жуткой ночи не виделась, лишь пару раз говорила по телефону. Родители теперь ужесточили надзор за ним, и он не покидал своей комнаты. Простуда стала отступать, он уже делал домашние задания, узнавая их у Ники, и страшился того момента, когда ему придётся вернуться в школу. Оля, по его словам, относилась к нему со смесью жалости и страха, и это разрывало ему сердце.

Дедушку ещё не выписали из больницы, но ему стало лучше, и Полина решила не рассказывать о ночном происшествии, страшась нового сердечного приступа. В эти же тихие печальные сумбурные дни нежданно-негаданно сбылась её заветная мечта. Харитон, когда внучка навестила его в больнице, слабым голосом сообщил, что больше не может заботиться о ней, и велел найти в своей старой записной книжке номер какой-то дальней родственницы, то ли двоюродной, то ли троюродной тёти Полины. Тётя эта жила в Иркутске и после долгого разговора по телефону согласилась-таки забрать её с дедушкой и Джоанной в город, хотя была явно недовольна, что на неё разом свалятся немощный старик, девочка-подросток и капризная кошка.

Мечта Полины сбылась, но никакой радости она не ощутила — не такой ценой хотела она вырваться из маленького посёлка. Больной дедушка, возлюбленный-оборотень, брошенные друзья, ночные кошмары и любимое дело, о котором она думать не может без содрогания, — вот её плата за городскую жизнь!

Харитона готовили к выписке, Полина потихоньку собирала вещи и готовилась к переезду. Контрольные и зачёты она сдала экстерном, хотя некоторые отметки, особенно по физкультуре, ей явно нарисовали. Все документы в школе скоро должны были быть готовы, и до переезда оставалось совсем немного. В воскресенье Полина в очередной раз обошла квартиру, кажущуюся странно пустой, покормила кошку, оделась, мельком взглянула на своё отражение в зеркале, с грустью покосилась на счётчик, который благодаря умелым рукам деда почти ничего не накручивал, хотя электричества долгими зимними вечерами, понятное дело, приходилось тратить много. Эх, дедушка, её родной и любимый дедушка, в последнее время ставший таким далёким!

Полина заперла дверь, поплотнее запахнула пальто, надеясь спастись от пронизывающего ветра, и направилась к дому Сергея Сергеевича, учителя музыки. Он жил на отшибе, почти так же близко к лесу, как и Петровы, только с другой стороны посёлка. В течение трёх лет он усердно занимался с Полиной, и она подумала, что невежливо будет уехать, не попрощавшись с ним. В конце концов, этот немногословный и угрюмый человек, влюблённый в музыку, — одна из немногих хороших вещей, которые случились с ней в посёлке.

Полина уже пару раз бывала у Сергея Сергеевича дома и теперь не стала тратить время на оглядывание его тесного и узкого жилища, даже в солнечный день укутанного тенями, а сегодня и вовсе мрачного и тёмного. Она прямо сообщила, что вынуждена уехать из посёлка в связи с ухудшившимся состоянием дедушки. Сергей Сергеевич внешне оставался столь же спокойным и невозмутимым, как всегда, но Полине показалось, что что-то мелькнуло в глубине его тёмно-серых глаз.

— Очень жаль, Морозова, — протянул он. — Что ж, надеюсь, в Иркутске тебе будет легче найти хорошего учителя. Жалко зарывать в землю такой талант.

— Я, наверное, больше не буду заниматься скрипкой, — призналась она со вздохом: ей не хотелось лгать учителю. — Хочу попробовать себя в чём-то новом.

— Опрометчиво, — он нахмурился и покачал головой. — Так можно всю жизнь растратить в погоне за чем-то новым. Мне казалось, ты твёрдо настроена идти к своей цели.

— Я не собираюсь совсем отказываться от музыки, — попыталась оправдаться Полина, но он оставался таким же мрачным.

— Я вот на всё был готов ради музыки. Сбежал из дома вопреки воле отца, поступил в музыкальное училище. Отец не хотел, чтобы я становился музыкантом. Всё твердил, что это несерьёзное занятие.

— Но разве ваш отец сам не был учителем музыки? — удивилась Полина, вспомнив заметку, которую они с Антоном видели в газете тридцатилетней давности.

— С чего ты это взяла? — Сергей Сергеевич удивлённо уставился на неё.

— Я делала один доклад, — соврала она, сама не зная зачем, — читала старые газеты в библиотеке, и там была заметка о вашем отце. То есть я подумала, что это ваш отец. С. А. Рыбаков. Вы с ним очень похожи!

— А, это... — он вяло махнул рукой. — Отец проработал учителем музыки недолго, и это не приносило ему особого удовольствия, да и денег тоже. Поэтому-то он и хотел, чтобы я выбрал себе нормальную профессию...

Полина стушевалась, сразу ощутив себя глупой и очень бестактной. Они поговорили ещё какое-то время, потом Сергей Сергеевич вздохнул, хлопнул себя по коленям и встал.

— Ладно, Морозова. Раз уж ты уезжаешь, негоже оставлять тебя без подарка. У меня есть книга, которая может тебя заинтересовать. Детектив, где всё действие крутится вокруг скрипки Страдивари, — думаю, тебе не надо объяснять, кто это такой.

— Ой, не надо мне никаких подарков! — засмущалась Полина, но учитель решительно тряхнул головой.

— Надо-надо. «Визит к Минотавру»⁽¹⁾, ещё советских времён книга, и фильм по ней есть. Не понравится — отдашь своей подружке Стрелецкой. Она, кажется, любит детективы?

Он вышел из комнаты, и Полина вскоре услышала, как он роется среди книжных полок в соседней комнате. Внезапно ей стало очень неуютно, и она даже поёжилась. Откуда Сергей Сергеевич знает, что Нике нравятся детективы? Почему он так странно отозвался о своём отце, якобы ненавидевшем музыку? Если подумать, что она вообще знает об учителе музыки? О человеке, к которому она пришла в дом, никому об этом не сообщив?

Нечто неизведанное, называемой женской интуицией, заставило Полину подняться и в несколько бесшумных шагов преодолеть расстояние от гостиной до двери узкой ванной с обшарпанными стенами. Она тихонько приоткрыла дверь грязно-белого шкафчика, недрогнувшей рукой взяла флакон с полустёртой этикеткой — и не испытала удивления, ощутив резкий запах дешёвого одеколона.

В голове словно что-то лопнуло, как натянутая струна скрипки, а потом внутри Полины стало пусто, холодно, ясно и удивительно легко. Она поставила флакон на место, закрыла шкафчик, неслышно вернулась назад и села обратно на диван, хотя внутри неё всё клокотало от осознания внезапно открывшейся тайны. Сергей Сергеевич и есть тот неуловимый маньяк, пособник Хозяина леса и зверей, который похитил Катю и запихнул её в мясорубку! Он всю жизнь прожил в посёлке, прекрасно знает все пути и тропинки, всех учеников, ведь он работает в школе! И запах дешёвого одеколона Полина иногда слышала от него, и на фотографии в заметке — теперь она поняла это с кристальной точностью — был он сам, а вовсе не его отец! Тридцать лет назад Сергей Рыбаков похищал детей и приносил их в дар Хозяину леса и зверям, а тот за это даровал ему молодость и силу. Вот почему Сергей Сергеевич выглядит так молодо, хотя в словах его чувствуется немалый опыт! И теперь он снова приносит жертвы!

В это время учитель вернулся в гостиную с увесистой книжкой в руках и протянул её Полине. Она приняла её, стараясь сдерживать дрожь в руках, и самым любезным тоном, на какой только была способна в данный момент, заявила:

— Сергей Сергеевич, спасибо вам огромное! Послушайте, а можно от вас позвонить Нике? Мы с ней сегодня собирались устроить что-то вроде прощальной вечеринки, попить чаю, поболтать... Я после вас собиралась зайти в магазин, но забыла уточнить, что именно купить и на сколько человек. А то она ещё Ромку Пятифанова позовёт, тот Бяшу... Можно позвонить?

— Пожалуйста, — учитель, похоже, ничего не заподозрил и кивнул на светло-серый аппарат, стоящий в прихожей. Полина метнулась туда, набрала номер Ники, радуясь, что выучила его наизусть, и принялась ждать, краем глаза наблюдая за стоявшим в дверях гостиной Рыбаковым и молясь, чтобы подруга оказалась дома.

— Алло? — прозвучал в трубке голос Ники.

— Привет! — жизнерадостно воскликнула Полина. — Я зашла к Сергею Сергеевичу, как и говорила. Теперь собираюсь в магазин, купить чего-нибудь вкусненького к чаю — ну, ты помнишь! Чаепитие, все дела... Так на сколько человек покупать? Ромка с Бяшей придут? А Антон?

— Полина, — голос подруги, слава всем богам, прозвучал очень тихо. — Какое чаепитие? О чём ты вообще говоришь?

— Все придут? Ну и прекрасно! — продолжала гнуть своё Полина. — Хорошо, значит, куплю конфет... батончиков, если будут...

— Полина, — голос Ники стал очень тревожным. — У тебя всё в порядке?

— Нет, конечно же, нет! — радостно воскликнула она. — Совсем недолго! Заеду за сладостями, а потом сразу к тебе. Только тут ещё надо будет успеть проведать дедушку.

— Полина, — голос в трубке понизился до шёпота. — Тебе нужна помощь?

— Да! Да, конечно.

— Ты сейчас в опасности?

— Не знаю. Возможно. Если у него всё будет в порядке, его точно выпишут. Кстати, мне тут Сергей Сергеевич передал подарок. Роман «Визит к Минотавру», детективный. Он знает, что ты любишь детективы.

— Откуда? — голос Ники прозвучал резко, как удар хлыста, и это внезапно натолкнуло Полину на отчаянную мысль.

— Кстати, я, кажется, нашла то, что так долго искала, — проникновенно сообщила она. — Помнишь, я говорила тебе, что хочу попробовать новый инструмент? Так вот, это будет альт! Наверное, старый и тревожно звучащий, но альт. Будет здорово попробовать сыграть на альте, а то всё скрипка да скрипка...

— Полина, — голос в трубке дрогнул. — Это сейчас был шифр, да? Тайный знак?

— Да! — она чуть не расплакалась от облегчения, но надо было продолжать улыбаться. — Да, спасибо большое!

— Ты сейчас у учителя музыки?

— Ага.

— Ты можешь оттуда уйти?

— Постараюсь как можно скорее. Мне совсем неохота носиться по посёлку в такой холод, а тут ещё и буран обещали. Ну, пока! — Полина опустила трубку на рычаг и со смущённым видом повернулась к Рыбакову.

— Простите, что так долго.

Он равнодушно пожал плечами, потом обошёл Полину, подошёл к двери и отворил её. Она холодеющими губами проговорила «До свидания. Ещё раз спасибо за книгу» и шагнула в прямоугольник открывшейся двери, навстречу порывам ветра, ослепительно и больно ударившим её в лицо.

1) «Визит к Минотавру» — детективный роман А.А. и Г.А. Вайнеров, опубликован в 1972-м году, экранизирован в 1987-м. В основе сюжета лежит расследование похищения уникальной скрипки Антонио Страдивари «Санта-Мария».

Вернуться к тексту