Вечное сияние чистого чувства (гет)

— Я буду ждать тебя в будущем…

— Я мигом, я прибегу…

Макото и Чиаки. «Девочка, покорившая время»

* * *

декабрь, 1998 год

Гермиона всегда любила утренний Лондон. Не в то время, когда улицы и дороги наполнены спешащими по делам суетными людьми, а раньше — часов в семь. В эти минуты казалось, что город уже успел отойти ото сна, а его жители еще пребывают в сладкой дреме и не спешат покидать свои дома, нежась в теплой постели или коротая время за чашечкой крепкого свежесваренного кофе.

Но Гермиона обычно пробуждалась без помощи кофеина, предпочитая ему утреннюю пробежку на свежем воздухе. Приятно изо дня в день пробегать мимо одних и тех же домов, думая в это время о своем, строя планы на грядущий день. Ведь планов у нее всегда было в избытке. А после падения Волдеморта дел, казалось, стало еще больше. Как только восстановили Хогвартс, Гермиона экстерном сдала ЖАБА и устроилась на работу в Министерство Магии. Сначала на стажировку, затем помощником, потом главным помощником — и вот, не прошло и полугода, а она уже полноценный сотрудник Отдела магического правопорядка. Работа, конечно, отнимала массу времени и сил, но вряд ли это можно считать большим минусом. Потому что после окончания войны ее жизнь наладилась. Все было хорошо. Ведь на первых порах можно пожертвовать личным счастьем ради карьеры? Для Гермионы ответ на этот вопрос был очевиден.

На ее дружбу с Гарри работа никак не повлияла, он даже вместе с ней сдавал выпускные экзамены, чтобы потом работать в аврорате — как всегда и хотел. А вот Рон отдалился от Гермионы, он не желал служить в Министерстве вместе с друзьями, решив помогать Джорджу в его магазине — ведь после смерти Фреда ему как никому другому необходима была поддержка близких людей. Поэтому Рон днями пропадал во «Всевозможных волшебных вредилках», а жить продолжал в Норе, ближе к родителям, которых война тоже не обошла стороной.

Гермиона же купила себе небольшую квартирку в центре маггловского Лондона и обустроила ее по своему вкусу. Всем участникам войны Министерство выплатило приличное вознаграждение, и глупо было бы отказываться от кучи галлеонов, ведь деньги никогда лишними не бывают. Особенно, когда ты начинаешь новую, взрослую жизнь в преображенном мире без Волдеморта и его приспешников. Гермиона лишь следовала по намеченному маршруту, а время утекало — час за часом, день за днем…

Но сегодняшнее утро совершенно точно отличалось от многих предшествующих ему. Хотя бы потому, что сейчас Гермиона не могла вспомнить ни единого пункта из тех, что предстояло разобрать на общем собрании. Да что там, она не могла вспомнить даже тему этого собрания! Голова ее была занята совсем другим. Тем, что очень ее встревожило, что не давало спать всю ночь и не позволяло сконцентрироваться под утро. Мешающие мысли… То слишком тяжелые, чтобы их поднять и отбросить подальше, то слишком стремительные, чтобы догнать и выдворить прочь. Ситуация казалась безвыходной.

Вчера вечером, когда Гермиона готовилась ко сну, произошло кое-что очень странное. Она словно очнулась от долгого сна и поначалу даже не могла понять, что есть реальность, а что — лишь игра воображения. Перед глазами за считанные секунды пробежала жизнь, но не ее, а чужая. События, которые могли бы случиться, родись Гермиона в другое время и в другом месте, будь она другим человеком. Параллельная вселенная? Или сумасшествие? Почему все увиденное кажется таким реальным, словно происходило на самом деле? Это ничуть не походило на чьи-то размытые воспоминания из Омута Памяти, скорее это… это ее реальные воспоминания. О том, чего никогда не было и быть не могло. Гермиона ни разу не слышала ни о чем подобном, и это пугало.

Вспомнив разумную маггловскую поговорку о том, что утро вечера мудренее, она легла спать. Но сон не шел, а смутные обрывки неизвестной реальности становились все отчетливей. Они стали настолько ясными, что можно было подумать, что настоящая жизнь Гермионы — сон, а та, другая жизнь — явь. Но стоило открыть глаза, и все вставало на свои места. А потом опять шло кувырком. И так до самого утра — хуже любой бессонницы.

Услышав звонок будильника, Гермиона поняла, что утро пришло, но мудрости в нем оказалось не больше, чем в вечере. Она решила упорядочить свои мысли и исписала не один сверток пергамента, ища ответы на вдруг появившиеся из ниоткуда вопросы, но ясность так и не пришла. «Но это только пока, все временно», — успокоила себя Гермиона и поспешила на службу в Министерство. Даже самые необычные происшествия не могли заставить ее пропустить рабочий день.

* * *

декабрь, 1998 год, неделю спустя

Гермиона сидела в комнате для встреч с заключенными, нервно ерзая на неудобном стуле и борясь с неприятным, даже пугающим чувством дежа вю. Вот уже второй раз она сидит тут, напротив Люциуса Малфоя, в надежде найти ответы. Или чтобы подтвердить догадки? Скорее Гермиона желала, чтобы все ее предположения оказались неверными, впервые в жизни бывшая гриффиндорская всезнайка хотела ошибиться. Ведь если ее догадки верны, и все это правда, то… Нет, даже представить невозможно, что будет тогда!

Люциус сидел на прежнем месте и явно чувствовал себя намного увереннее. Что же, для него Азкабан — место привычное, так стоит ли удивляться? Гермиона видела, как еще несколько минут назад ушли конвоиры, но никак не могла начать разговор. Она посмотрела в серые глаза напротив — холодные, без намека на какие-либо эмоции, помимо разве что доли презрения. Он был явно не в лучшей форме — лицо, заросшее щетиной, спутанные волосы, да и тюремная роба не придавала его облику привлекательности. Гермиона задумалась и прикрыла глаза, вспоминая, как впервые увидела Люциуса Малфоя шесть лет назад, в магазине «Флориш и Блоттс». В тот день нынешний узник выглядел куда привлекательнее. Даже будучи еще маленькой девочкой, она не могла не обратить на это внимание, он излучал уверенность и демонстрировал свою силу — во всех смыслах. Но одно осталось неизменным с тех пор — ни тогда, ни сейчас он не скрывал своего презрения к ней, к ее грязной крови. Гермиона забрела по тропинке размышлений глубоко в воспоминания, и в голове помимо воли всплыл еще один облик Люциуса Малфоя, и этот был ей знаком намного лучше. Молодой Люциус, еще не Пожиратель Смерти, еще не приверженец Волдеморта. Как он смотрел на нее тогда? Это был мягкий взгляд, полный нежности, даже любви… Вот только было ли это на самом деле?..

— Мне показалось, мисс Грейнджер, что это вы хотели поговорить со мной, а не наоборот, — похоже, Люциус из реального времени все же устал ждать и решил сам начать разговор. — Так может, вы все-таки соизволите сообщить мне тему нашей предполагаемой беседы?

Гермиону раздражал его самодовольный тон. С какой стати он тут диктует условия?

— Ох, простите, что оторвала вас от ваших важных дел… которыми вы занимались в вашей камере, — огрызнулась она. — Вы куда-то торопитесь? Что-то мне подсказывает, мистер Малфой, что у вас не такой уж плотный график, так что будьте добры уделить мне столько времени, сколько потребуется.

Люциус никак не отреагировал на ее тираду, словно она вообще молчала. Он смотрел куда-то мимо с непроницаемым лицом. «Чертов аристократ!» — мысленно выругалась Гермиона и, взяв себя в руки, продолжила уже куда более спокойно:

— Я пришла, чтобы завершить наш с вами недавний разговор.

— Вы уверены, что хотите продолжить с того момента, на котором мы остановились, мисс Грейнджер? — Люциус все же перевел на нее свой взгляд, и Гермиона боялась прочесть в нем угрозу, но, слава Мерлину, ничего такого не увидела — по-прежнему лишь необоснованная самоуверенность с каплей недоброжелательности. Он явно не желал продолжать беседу, но, к счастью, не имел права голоса.

— Помнится, мы остановились на моменте, где вас уводила охрана, закованного. Так что нет, мы продолжим с другого места, — она глубоко вздохнула. — Я надеюсь, сегодня вы будете вести себя более благоразумно, и мы сможем вести беседу как два цивилизованных человека.

— Забавно, что вы считаете себя цивилизованным человеком и приравниваете себя ко мне… — неприятно растягивая слова, отозвался Люциус. Вряд ли это можно было назвать благоразумным поведением.

— По-моему, из нас двоих именно вы сейчас в кандалах! — резко отреагировала Гермиона, слишком поздно поняв, что именно такой реакции Люциус и добивался. — К слову, выглядите вы отвратительно.

— Я не первый месяц в Азкабане, и мой внешний вид соответствует условиям, в которых я вынужден находиться, — как ни в чем не бывало отозвался Люциус, при этом на его лице нельзя было разглядеть и тени смущения — сколько ни всматривайся. Более того, спустя пару мгновений он прибавил, мерзко ухмыльнувшись: — А у вас какое оправдание?

Жаль, Гермиона не могла похвастаться таким же самообладанием, какое демонстрировал ее собеседник. Она вспыхнула и едва не задохнулась от гнева. Да как он смеет комментировать ее внешность?!

— Вы ведь героиня войны, если не ошибаюсь? По статусу вам следует выглядеть более… хм-м… презентабельно, — он продолжал издеваться, хотел вывести ее из себя, и у него это неплохо получалось. Гермиона была доведена до крайней точки кипения — еще чуть-чуть, и она взорвется, да так, чтобы Люциус как можно сильнее пострадал при взрыве! Но нельзя давать волю эмоциям, даже если очень хочется.

— Что вы знаете о волшебнице по имени Джин Браун? — спросила она, решив сразу перейти к делу и тем самым не дать Люциусу возможности задеть ее.

— Прямо так сразу? Как резко вы меняете темы. Что, ваши родители-магглы не научили вас этикету ведения деловых переговоров? Или вы настолько самоуверенны, что…

— Замолчите! — она все же не выдержала. Люциус затронул тему ее родителей, а у Гермионы еще слишком свежи были воспоминания о том, как из-за таких, как он, из-за Пожирателей, она вынуждена была отправить родных отца и мать на край света. Сколько же времени и сил ушло на то, чтобы отыскать их в далекой Австралии и вернуть им память! Слава Мерлину, сейчас эти трудности уже позади: мистер и миссис Грейнджер спокойно проживают в Англии, а Гермиона частенько наведывается в родной дом с визитами. Но ведь все могло сложиться куда хуже! А этот чистокровный сноб еще и смеет отзываться о ее родителях с таким отвратительным пренебрежением.

— Хм, если я ничего не путаю, именно вам здесь нужно, чтобы я говорил, — Люциус умудрился подлить еще масла в огонь.

— Да, разумеется, — Гермиона собрала в кулак все оставшееся терпение и спокойно продолжила: — Мистер Малфой, вы должны понимать, что вам в любом случае придется ответить на все имеющиеся у меня вопросы. Будем честны: вы неприятны мне, а я — вам. Так давайте же сделаем все возможное, чтобы поскорее прекратить наше общение. Для этого вы должны сотрудничать со мной.

— Вот это я называю деловым подходом, — ухмыльнувшись, одобрительно отозвался Люциус и с любопытством посмотрел на Гермиону.

— Так вот, Мистер Малфой, — продолжила она, ободренная его реакцией, — Джин Браун. Что вы можете сказать об этой волшебнице?

— Думаю, вам о ней известно куда больше.

— Тем не менее, мистер Малфой, вы не ответили… — Гермиона пристально посмотрела ему в глаза. — Помните, я работаю в Министерстве Магии, и если вы окажете мне помощь в этом деле, я смогу договориться о сокращении срока вашего заключения. Мы оба остаемся в выигрыше.

Люциус долго молчал. Думал? Вспоминал? Разрабатывал план дальнейших действий? Специально ничего не говорил, чтобы позлить ее? Гермиона не знала, она просто покорно ждала ответа.

— Вас интересует, что я могу сказать о Джин Браун? Что же, думаю, она ваша биологическая мать. Вы недавно узнали о ее существовании и сейчас пытаетесь отыскать, я прав? Должен вас разочаровать — я искал Джин в свое время, и мои поиски не увенчались успехом… Но, если вы вдруг окажетесь более удачливой в этом деле, я буду только рад. Еще вопросы?

Гермиона была в смятении. Такого ответа она никак не ожидала. Биологическая мать? Да откуда чистокровный Люциус Малфой вообще знает такие слова?

— Вы… вы строите ошибочные теории, мистер Малфой. Если я верно поняла, вы ничего не знаете о теперешнем положении мисс Браун. А что насчет прошлого? Как вы вообще познакомились с ней? Как долго длилось ваше общение? Мне нужны факты, а не домыслы.

— Мы познакомились с ней около двадцати лет назад, совершенно случайно. После этого она гостила у меня в поместье где-то полтора года, — сухо ответил Люциус.

— И что было потом? — тихо отозвалась Гермиона, в глубине души боясь услышать ответ на этот вопрос. Где-то на задворках сознания даже мелькнула безумная идея — заткнуть уши и не слушать, что он ответит. И послать к дементорам все это! Но она редко прислушивалась к своим безумным идеям, разве что в крайних случаях, поэтому продолжила с невозмутимым видом ожидать ответа.

— Потом… — Люциус отвел глаза, будто ища подсказку на каменных стенах помещения. — Потом она исчезла, и больше я о ней ничего не слышал и ничего не знаю, можете мне поверить.

— Так… Предположим, я поверила, — кивнула Гермиона. — А вы можете описать ее?

— Разумеется. Чтобы узнать, как выглядела Джин Браун двадцать лет назад, вам нужно всего лишь посмотреться в зеркало, мисс Грейнджер.

У Гермионы внутри все сжалось. Вот и все. Ну конечно. Нет, не может быть. Это все правда. Это было на самом деле, да! Ох, нет, это уму непостижимо! Нет, нет. Не может быть… Или может?..

— И поэтому вы решили, что она моя мать? — стараясь не раскрыть своих эмоций, продолжила она допрос.

— Да, именно так. Такого поразительного сходства я еще никогда не наблюдал. Хоть и много лет прошло, но я помню ее лицо очень отчетливо, она… — Люциус резко замолчал, словно опомнившись, будто только что осознав, с кем говорит. Да, уж с кем с кем, а с Гермионой он точно не собирался откровенничать. — Если вам угодно убедиться в истинности моих слов, у меня в поместье имеется портрет.

— У вас есть портрет Джин Браун? — опешила Гермиона. Как так, ведь она сама участвовала в обыске Малфой-мэнора, вместе с отрядом авроров. Даже если бы она упустила его, кто-нибудь другой точно обратил бы внимание на сходство девушки на портрете с нею.

— Да, есть. Но без моей помощи вы его не найдете, как ни старайтесь. Так что вы сможете на него взглянуть только в том случае, если я окажусь на свободе… Точнее — когда я окажусь на свободе. Надеюсь, это произойдет раньше, чем ожидалось.

— Да, конечно, я сдержу слово, не беспокойтесь.

— Я на это рассчитываю. И еще, мисс Грейнджер… у меня к вам вопрос. Если Джин не ваша мать, то кем же она вам приходится? — было очевидно, что этот вопрос для Люциуса очень важен — куда важнее, чем он хочет показать.

— Я… я пока еще сама не разобралась во всем, мистер Малфой, так что… — попыталась отговориться Гермиона.

— Но вы ведь неспроста начали задавать вопросы о ней. Почему вы пришли ко мне? — настаивал Люциус.

— Это… это конфиденциально, простите, я не могу ответить.

— Нет уж, я рассказал вам все, что знал, так что будьте так добры… — он продолжал упорствовать, и Гермиона поняла, что простой вежливостью не отделается. Если она все правильно поняла, то его нездоровое для допрашиваемого любопытство вполне обосновано.

— Здесь я задаю вопросы, мистер Малфой, а вы — отвечаете на них, и не надо ничего путать! И если уж на то пошло, то вы рассказали далеко не все! — отчеканила она.

— Откуда вам знать, что известно мне?

— Уж поверьте, я знаю! Джин Браун прожила у вас в имении полтора года, и что? Вы не рассказали о ней почти ничего! Вы совершенно ничего не знаете о волшебнице, которая жила с вами бок о бок столько времени? Вы считаете, я должна поверить в этот абсурд? И еще требуете от меня ответов…

— Если я расскажу вам все, то смогу рассчитывать на ответную услугу?

— Возможно, но не могу ничего обещать. И не забывайте о своем положении.

— Возможно? Мне нужны гарантии.

— Все зависит от того, что именно вы расскажете. То есть, все зависит только от вас, мистер Малфой. Я слушаю вас очень внимательно.

— Хорошо. Вы хотите знать, что еще я знаю о Джин? Так вот — почти ничего. Могу предположить, что она магглорожденная, но и тут у меня нет полной уверенности. Возможно, училась в Хогвартсе, на факультете Гриффиндор, хотя покойный Альбус Дамблдор отрицал свое знакомство с ней … Или он говорил правду — кто его поймет…

— Так почему вы ничего не можете сказать точно? — вклинилась Гермиона в рассказ. Ей было неприятно, что Люциус в таком тоне говорит о Дамблдоре — великом волшебнике, без которого мир был бы куда хуже.

— Все очень просто, мисс Грейнджер, Джин и сама о себе ничего не знала, когда мы познакомились. У нее была почти полная потеря памяти, со всеми вытекающими последствиями.

— В каких отношениях вы с ней состояли? — немного невпопад спросила Гермиона.

— А откуда вы вообще узнали о ее существовании? — спросил в ответ Люциус.

— Ответьте на мой вопрос! — потребовала она.

— Только после того, как услышу ответ на свой, — он поставил ультиматум и замолчал. Гермиона тоже не спешила продолжать разговор. Так прошло минут пять, десять, и тишина в конце концов стала невыносимой. Зато Люциус, сидящий напротив, казалось, не испытывал никакого дискомфорта. Ну конечно, если проводить столько времени в заключении, в одиночной камере, вырабатывается иммунитет… А тут, наверное, даже удобнее.

— Хорошо! — сдалась Гермиона, и он самодовольно улыбнулся. Такая улыбка очень странно смотрелась на изможденном лице узника. Гермиона продолжила: — Но вы должны знать, что я и сама толком не могу объяснить всего, о чем вы спрашиваете, так что… — не закончив предложение, она закатала рукав свитера, продемонстрировав Люциусу руну, и выжидающе посмотрела на него.

— Нет, — едва слышно прошептал он, не сводя глаз с ее запястья. — Нет, это же невозможно… Это не можешь быть ты… Как это вообще… — слышалось несвязное бормотание.

Гермиона смотрела на него с видимым спокойствием, но внутри все бушевало. Да, сомнений не было, такая реакция Люциуса может означать только одно — все правда. От начала и до конца. Ей хотелось закричать, убежать, исчезнуть отсюда! И забыть об этом навсегда! Все было слишком — слишком странно, слишком сложно, слишком запутано. Вообще необъяснимо. Ох, Мерлин, помоги!

— Мистер Малфой, — она все же сумела взять себя в руки и заговорила. — Не могли бы вы объяснить мне, что именно…

— Что?! Что еще Я должен объяснить ТЕБЕ?! Дементор тебя раздери! — он смотрел на нее так, словно видел впервые. Словно не с ней он разговаривал весь последний час. Возможно, для него все так и было.

— Успокойтесь... Давайте продолжим нашу беседу. Что вам известно об этой руне, мистер Малфой? — хриплым голосом проговорила Гермиона, сама толком не понимая, зачем спрашивает об этом — ведь все и так уже яснее ясного.

— Это ты… — то ли вопросительно, то ли утвердительно прошептал он, а затем повторил уже громче: — Это ты? Джин?

— Я… мистер Малфой, это все очень сложно… — начала она, но Люциус не дал ей договорить. Он неожиданно резко вытянул руки, закованные в кандалы, и схватил ее за запястье — то самое, на котором виднелась руна. Гермиона была слишком потрясена, чтобы вовремя среагировать и отстраниться от него, потому она лишь испуганно смотрела, как тот сосредоточенно изучает ее руку. А потом Люциус и сам перевел взгляд на нее.

— Это ведь невозможно… — проговорил он в очередной раз, не сводя с нее глаз.

— Невозможно, — едва слышно согласилась Гермиона, а затем отдернула свою руку, и он отстранился. Они сидели так несколько долгих мучительных минут, смотря друг на друга, как вдруг Люциус, словно вспомнив о чем-то крайне важном, дернулся и задрал рукав своей тюремной робы. Он провел рукой по запястью, смотря на него так, словно увидел самого Мерлина. Гермиона готова была поклясться, что там была руна.

— Раньше ее не было? Руны? — спросила она.

— Нет, — тихо ответил он. — И я не уверен… я не знаю точно, как давно она появилась… появилась опять.

— Она исчезла, когда…

— Да, да, — Люциус не дал ей закончить вопрос. — Это… это было так давно…

— Верно, — согласилась Гермиона. — Мистер Малфой, я завтра же поговорю с Министром насчет вашего досрочного освобождения. Всего доброго.

Она встала и поспешно покинула комнату, оставив Малфоя одного. Очутившись наконец в своей квартирке, Гермиона первым делом направилась в душ. Она простояла под струями горячей воды почти час, но так и не смогла успокоиться. В душе у нее словно ураган бушевал, словно тайфун прошелся по всей ее жизни, разрушив все. Что же теперь делать, что?..

Гермиона легла в кровать, укутавшись в теплое одеяло, и свернулась клубочком. Лежала, а из ее глаз катились тонкие струйки нескончаемых слез — не слез горя или печали, не слез счастья, а просто слез — от безысходности. Она и сама не ожидала, что расплачется, такого с ней не бывало с самого окончания войны. Честно говоря, Гермиона думала, что после того, как потеряла столько близких, пережила столько похорон, у нее уже образовался иммунитет к слезам. Но нет, она ошиблась, слез в ней было хоть отбавляй, эта ночь и промокшая подушка стали ярким тому подтверждением. Если бы они еще могли помочь, могли решить проблемы… А ей ведь нужно еще придумать, что сказать завтра Кингсли, чтобы тот согласился освободить Люциуса. Во что она опять ввязалась?..

* * *

Ранним утром следующего дня Гермиона уже была в Министерстве, готовая к работе. Как только пробило девять, она направилась в кабинет Кингсли — благо у нее (как у героини войны) были привилегии — она могла не записываться на прием и не ждать встречи с Министром несколько дней. Ее приняли сразу, не прошло и двадцати минут.

— Доброе утро, Гермиона, рад тебя видеть, — доброжелательно поприветствовал ее Кингсли.

— Доброе утро, — улыбнулась она в ответ. Ей редко приходилось общаться непосредственно с Министром, но если необходимость в этом возникала, тот всегда был готов помочь.

— Присаживайся, — он указал ей на свободное кресло. — У тебя что-то важное? Рассказывай.

— М-м-м, да, я хотела поговорить о Малфое.

— А что с ним? Насколько мне известно, он сейчас живет во Франции, в своем поместье, ничего противозаконного не совершает. Даже невеста у него есть, представляешь? Астория Гринграсс. Одумался мальчик, одним словом, рад за него. Хорошо, что его полностью оправдали, а то после смерти матери он был сам не свой… Все-таки дети не должны расплачиваться за ошибки своих родителей…

— Да, Кингсли, это все очень интересно, но я о Малфое-старшем. О его заключении. Ему ведь дали два года?

— Да, все так. И что ты хотела?

— Я тут подумала… Понимаешь, я недавно вспомнила кое-что очень важное, о чем не говорила на суде, — Гермиона тщательно подбирала слова.

— И что же? — Кингсли напрягся.

— Когда мы с Гарри и Роном попали в мэнор прошлой весной… Ведь если бы не Люциус, я бы погибла. Я не знаю, почему мне раньше это в голову не приходило... Но тогда Беллатрикс собиралась пытать меня, а Малфой запретил ей это делать. Она бы убила меня, запытала бы до смерти, если бы не его слова.

— Почему он не дал тебя пытать? — с серьезным видом спросил Кингсли, явно что-то обдумывая.

— Я не знаю, точнее, не помню. Он приказал тогда отвести нас в подземелье, а оттуда, как ты помнишь, мы благополучно сбежали благодаря Добби. Я понимаю, что Малфой вовсе не из благородных побуждений спас меня, но сути дела это не меняет, согласись?

— Согласен. И что ты хочешь? Попросить за него?

— Да, я думаю, будет справедливо, если его освободят… сейчас. Если это возможно, конечно, — Гермиона замялась и добавила: — Он ведь уже отсидел полгода.

— Да, это разумно… Но он ведь все-таки был Пожирателем много лет, нельзя его просто так отпустить ни с того ни с сего, Гермиона! Могут пойти разговоры.

— Конечно, я понимаю, но ведь можно списать это на появление новых показаний по его делу. Ведь, по большому счету, так оно и есть.

— Хорошо, ты меня убедила. Я сделаю все возможное, чтобы Малфоя освободили как можно скорее. Но только под твою ответственность, Гермиона!

— Что? Под мою? Этим же занимается аврорат! — удивилась она. Ее совсем не радовала мысль, что придется нести ответственность за Люциуса, будто у нее без того дел нет!

— Да, обычно так, но ты ведь знаешь, мы до сих пор не можем восстановить силы после этой войны, — на лице Кингсли появилась тень печали и озабоченности. — А у тебя, как-никак, имеется опыт. Я не требую невозможного, Гермиона, ты должна будешь лишь время от времени наведываться в поместье к Малфою и проверять, не пытается ли он там в одиночку воскресить Волдеморта… Прости, неудачный пример, но ты поняла. Ну как, берешься?

— Я… Ладно, если это действительно необходимо, я согласна, — сдалась Гермиона.

— Вот и славно. Сегодня же свяжусь с Визенгамотом. Извещу тебя, как только все решится.

— Спасибо, Кингсли! Это очень важно для меня, — сказала она, поднимаясь с кресла.

— Да, я понимаю, — кивнул тот. — Доброго дня.

— И тебе, — улыбнулась Гермиона и покинула кабинет Министра, после чего поспешила на свое рабочее место — у нее запланировано еще столько дел на сегодня…