Повернуть вспять (гет)

В затянувшейся тишине Панси и Блейз чуть не подпрыгнули от неожиданности, когда полог палатки резко взметнулся, а внутрь заглянул Рон со словами:

— Вы тут застряли, что ли? Там такое!.. Пошли, вам стоит на это посмотреть.

Стряхивая оцепенение и отгоняя мысли о мотивах Драко подальше, Панси выбралась из палатки наружу. В лесу было совсем темно, лишь светились пятнышки люмосов чуть впереди по тропинке и немного в сторону. Туда и повел их Рон.

Джинни, поводя палочкой вверх и вниз, старалась осветить как можно большее пространство. Заслышав шаги, она обернулась и сказала:

— Наконец-то! Смотрите, что у нас тут. Хм, ну, например, Репелло Инимикум.

Она взмахнула палочкой, из которой вырвалось красноватое сияние заклинания. Образуя преграду вокруг Джинни, заклинание создало прозрачную стену, ширящуюся в стороны. В направлении палатки оно не встретило препятствий, но преодолев несколько футов в лес, оно растворилось в воздухе красноватым дымком, будто наткнувшись на невидимую стену.

— И что это значит? — голос Забини раздался за спиной у Панси, опережая ее вопрос.

Гарри махнул палочкой в сторону незримого препятствия и ответил:

— Если подойти ближе, будет видно, что там что-то вроде гигантского мыльного пузыря, уходит вверх и в стороны. Мы его не трогали пока, решили, что надо сначала всеми посоветоваться. Но по всему выходит, что мы достигли границы с Запретным Лесом. Какие идеи?

Поднялся шум. Идеи предсказуемо разделились. Рон и Джинни рвались через границу прямо сейчас, не теряя ни секунды, и хотя Гарри пытался сохранять нейтралитет, он, похоже, был все-таки на их стороне. Блейз сообщил, что путешествовать по ночному Запретному Лесу — дураков нет, а Панси только кивнула, но с таким видом, что было ясно — она того же мнения. Элайза старалась надавить на практическую сторону: ведь ночевать в любом случае придется, так уж лучше по эту сторону границы, чем по другую. Спор затягивался. Наконец, Гарри хлопнул в ладоши, перекрывая шум, и сказал:

— Мне не хочется это признавать, но идти действительно лучше утром. Мы не знаем, что грозит нам в темноте, и рискуем не добраться до самого Хогвартса. Лучше начать путь при свете солнца, чем во тьме. Все согласны?

Джинни вздохнула и опустила глаза — чего уж спорить, если оказалась на проигравшей стороне. Не согласен был только Рон, но, сдержавшись от нового спора, лишь метнул на Гарри возмущенный взгляд.

Совместными усилиями проведя защитный барьер почти вплотную к палатке, ребята наконец отправились спать. Наутро решено было отправляться на заре, чтобы не терять ни одной драгоценной минуты.

Чары Пробуждения сработали вовремя, по мнению Рона, их ставившего, и гораздо раньше, чем нужно, по мнению остальных. В любом случае, еще не рассвело, и выходить было рано, зато осталось время на завтрак. Пока сонные ребята натыкались друг на друга в палатке, тесноватой для шестерых, Джинни успела соорудить вполне приличный завтрак на всю компанию, а аромат свежесваренного кофе вселил бодрость даже в вечно недовольную по утрам Паркинсон.

Спустя час палатка была собрана, а компания окончательно проснулась и пришла в себя. В утреннем свете «мыльный пузырь» границы был виден совершенно отчетливо, хотя и не казался такой уж мощной защитой.

— Ну, и что мы будем делать? Просто пойдем напролом? — нахмурилась Джинни.

Накануне они обдумали, что будут делать до и после, но не в процессе самого прохода. Раздались неуверенные ответы, но ничего конкретного. Потеряв терпение, Рон шагнул к границе:

— Да что тут думать? Надо пробовать!

Сжав в правой руке палочку, он решительно вытянул вперед левую. На мгновение преграда прогнулась, но почти сразу с тихим чавкающим звуком пропустила руку и тут же вернулась в прежнее натянутое состояние. Не давая опомниться ни друзьям, ни самому себе, он зажмурился и сделал шаг вперед — и через мгновение уже оказался по ту сторону. Улыбнувшись, он помахал рукой и крикнул:

— Эй, народ, ничего трудного! Давайте сюда!

Голос его прозвучал немного приглушенно, как через закрытую дверь, но слова разобрать было нетрудно, тем более что в лесу царила мертвая тишина — ни пения птиц, ни другого шума лесной живности. Один за другим ребята прошли через преграду и огляделись. Внешне Запретный Лес не слишком отличался от Буролиственного, но там и тут клочками лежал туман, словно бы запутавшийся в корявых ветвях и узловатых корнях мрачных деревьев. Впереди по тропинке он и вовсе сгущался в непроглядную молочно-белую завесу.

Все молчали, напряженно оглядываясь. Разглядывая сплетающиеся над головой ветки, Джинни немного потеряла равновесие и оступилась с тропы. К несчастью, нога ее угодила прямо в вязкую грязевую жижу — от брезгливости и досады она вскрикнула и поспешила вытащить палочку. Направив ее на испачканный ботинок, Джинни негромко произнесла:

— Эскуро.

Ничего не произошло. В недоумении нахмурившись, она сделала еще попытку:

— Тергео.

И вновь никакого эффекта. Теряя терпение, Джинни сказала уже чуть громче:

— Агуаменти! — Ничего. — Черт, Гарри, у меня что-то с палочкой. Дай свою, пожалуйста!

Но Гарри ничего не ответил. Его взгляд был прикован к туману в глубине тропы. Поначалу Гарри решил, что это странный эффект от колышущихся ветвей, но чем дольше он смотрел, тем явственней различал в завитках тумана некие силуэты. И они приближались. Выхватывая палочку, он крикнул:

— Там на тропе, там что-то есть! Палочки наизготовку!

Приготовившись к обороне от неведомой опасности, ребята нацелили свои палочки на тропу. А туман и действительно подполз гораздо ближе, но различить пока ничего было нельзя — только ощущение угрозы, исходящей от него.

Секунды ожидания наполняли воздух тягучей тревогой. Палочка Рона уже несколько раз дрогнула, готовая произвести боевое заклятье, но каким-то чудом он еще не рванул в бой. Панси, прищурившись, не сводила глаз с тумана — словно кобра, приготовившаяся к броску. На лице Джинни была написана и решимость, и смятение — ведь минуту назад палочка отказалась повиноваться ей, и больше всего она боялась, что это может повториться в битве. Элайза держала палочку не совсем обычно, казалось, у нее уже наготове какое-то заклинание, и она заняла изначальную позицию для него. Блейз, единственный из всех, не забывал держать в поле зрения и лес по бокам от тропы, здраво рассудив, что врага впереди и так ждет «теплый прием», а вот если враги подкрадутся сбоку, то вполне могут застать их врасплох.

Гарри сделал шаг навстречу туману и рассек палочкой воздух — пока не заклинание, предупреждение. Когда до него осталось не больше десятка шагов, у самой кромки тумана начала вырисовываться фигура. Всего несколько мгновений и из млечной пелены выступил кентавр. Весь он словно был соткан из седых прядей тумана — бело-седые волосы, до свечения бледная кожа, белоснежное тело коня. Но он не был стар — лицо его было сурово и мужественно, его пересекали несколько шрамов, но не морщин.

Некоторое время он молча обводил взглядом компанию, остановившись, наконец, на Гарри. Голосом, в котором было нечто призрачное, чуждое, он заговорил:

— Мы — стражи Запретного Леса. Мы давно знали о вашем приходе, но его цель — вне границ наших знаний. Зачем вы вошли в Запретный Лес?

Все еще не опуская палочки, Гарри заколебался. Сказать правду? Неизвестно, что на уме у этого кентавра. Когда он сказал «мы», Гарри заметил мелькание множества силуэтов в тумане. Кто знает, как велико воинство этих стражей? Проверять не хотелось. Что-то подсказало Гарри, что правда — их единственный шанс пройти дальше, и он ответил:

— Двое наших друзей попали в беду. Мы думаем, что они в замке Хогвартс, и направляемся помочь им. Мы не нашли другого пути, кроме Запретного Леса.

Кентавр смерил его взглядом и сложил руки на груди:

— Вы, мальчик, тоже попали в беду. Лес темен и полон ужасов. Все, кто приходили, умирали в страшных мучениях. — Он посмотрел на всех по очереди и продолжил: — Но другие приходили поодиночке, движимые любопытством и жаждой славы. Вас шестеро. Кто-то из вас, возможно, выйдет отсюда живым.

Рука Гарри дрогнула, и он в замешательстве опустил палочку:

— Но мы владеем магией! Мы готовы к опасностям.

Кентавр засмеялся. Его смех был больше похож на моросящий по коже ледяной дождь, чем на звук. Он ответил:

— Здесь нет вашей магии. Ваши палочки — не более чем ветка с любого дерева. В Запретном Лесу нет места вашему волшебству. Полагайтесь лишь на себя, и да помогут вам духи Леса!

Он развернулся и скрылся, растворяясь в белесой мгле тумана, отступающей все дальше и дальше по тропе. В тишине голос Блейза прозвучал гулко и беспощадно, как приговор:

— Что ж, не представляю, кому из нас удастся выжить здесь без палочки. Этот страж — определенно оптимист.

* * *

Малфой глубоко дышал, прислонившись спиной к двери. Гермиона на секунду оглянулась на него, и тут же вытянула перед собой палочку, обводя ею помещение. Он повторил ее движение, хотя по взгляду было видно, что он еще не пришел в себя от предыдущего испытания.

С минуту они молчали, но никакая новая опасность не проявляла себя, хотя это и не означало, что ее здесь нет. Новая комната оказалась директорским кабинетом. Изрядно погромленный, он, тем не менее, был вполне узнаваем, и здесь не было гуляющего по всему Хогвартсу сумасшедшего ветра — окно каким-то чудом уцелело. Зато мебель и многочисленные волшебные приспособления были разбиты так же, как и в других комнатах. Переводя палочку с одного предмета на другой, слегка подрагивающая рука Гермионы остановилась на Омуте Памяти в углу кабинета. Стеклянный шкафчик рядом с ним, в котором прежде хранились фиалы с воспоминаниями, был пуст, а пол перед ним усыпан крошевом мелких сверкающих осколков. Да и сама чаша Омута треснула, и через трещину на пол просачивалась полупрозрачная серая жидкость. В полумраке комнаты она неярко мерцала, переливаясь в свете луны, падавшем сквозь витражное окно.

Убедившись, что в ближайшие минуты им ничто не грозит, Гермиона и Драко опустили палочки. Прижимаясь спиной к двери, наконец восстановивший дыхание Малфой не отводил напряженного взгляда от Гермионы. Голос его прозвучал хрипло, когда он заговорил:

— Ты хотела меня убить.

Гермиона вздрогнула. Прежде чем ответить, она несколько раз молча покачала головой и лишь потом возразила:

— Нет, вовсе нет. Я просто притворилась!

В два широких шага Малфой оказался рядом с ней так быстро, что она не успела даже отступить. Он цепко взял ее пальцами за подбородок и, наклонившись, заглянул в глаза. Сказал так тихо, что, стой он чуть дальше, Гермиона не разобрала бы его слов:

— Я видел твои глаза, Грейнджер. Те слова — твои мысли.

Резко выдохнув, Малфой отпустил ее и, отвернувшись, подошел к окну. Оттуда он продолжил уже громче, но каким-то надломленным голосом:

— И я не могу винить тебя. Это и мои мысли тоже. Все, сказанное там, — чистая правда.

Он положил руки на подоконник и оперся на него, как-то ссутулившись, сгорбившись. Гермиона сделала шаг к нему, но в последнее мгновение остановилась. Снова этот разговор! Еще неделю назад ей и в голову не могло прийти, что Малфоя так мучает прошлое, и что она так страстно будет желать ему помочь. А теперь она едва сдерживалась, чтобы не броситься к нему.

Стараясь ступать как можно тише, хотя усыпанный осколками пол шуршанием выдавал каждое ее движение, Гермиона подошла к Малфою и легонько коснулась его плеча. Отчего-то шепотом она произнесла:

— Вот и нет. Это все ложь. Я говорила тебе раньше, и повторю теперь: я так не считаю. Ты и на одну тысячную не так виноват, как осуждаешь себя.

Сквозь свитер она почувствовала, что он дрожит. Сделав глубокий вдох, унимая дрожь, он повернулся к ней лицом и сел на подоконник. Впившись в нее испытующим взглядом, Малфой спросил:

— Правда?

Гермиона с готовностью кивнула и ответила:

— Конечно! Если бы все было так, как говорили призраки, то разве Визенгамот оправдал бы тебя? Никто в магическом мире не считает тебя виновным во всем этом…

— Нет, — прервал ее Малфой. — Я спросил: правда ли, что ты не считаешь меня виноватым?

В том, как он задал этот вопрос, чувствовался какой-то подвох. Гермиона нахмурилась и отступила на шаг, но разгадка не приходила, и тянуть паузу было больше нельзя. Как ни хотелось, она не отвела взгляда, отвечая на вопрос:

— Правда. Я так не считаю.

Казалось бы, эти слова должны были снять напряжение, но оно только возросло. Малфой молчал, молчала и Гермиона. Еще немного, и эта пронзительная тишина вот-вот бы зазвенела, но внезапно где-то в глубине замка раздался грохот. Побледнев, Гермиона выхватила палочку и, обернувшись, направила ее на вход, но Малфой уже стоял между ней и дверью — в одно быстрое плавное движение он занял оборонительную позицию.

Минута мучительно длилась за минутой, но ничего не происходило — ни единого звука больше не раздавалось из-за двери. Спустя некоторое время сначала Гермиона, а затем и Малфой опустили палочки. В очередной раз оглядев кабинет, он сказал:

— Ладно, пока мы не выяснили, что здесь не так, нужно быть начеку. Уже ночь, поэтому предлагаю дежурство — как на балконе, но не по два часа, а по четыре.

Взмахом палочки он перевернул небольшой диванчик и кивнул на него Гермионе. Но она скрестила руки на груди и так сурово, как только могла, заявила:

— Ну уж нет, Малфой. Я помню, как было на балконе. «По два часа» — а сам и не подумал меня будить! Так что теперь я буду дежурить первой, а ты ложись спать.

Малфой хотел было что-то возразить, но, взглянув на бескомпромиссное лицо Гермионы, передумал. Якобы безразлично пожав плечами, он устроился на диванчике. Что-то пробормотав под нос, он полез в сумку и, немного покопавшись в ней, извлек небольшую подушку и шерстяной плед. Демонстративно укутавшись, он закрыл глаза и только после этого сказал:

— Если что-то пойдет не так, разбуди меня обязательно. И я сейчас очень серьезно, Грейнджер!

Преувеличенно грозный тон заставил Гермиону фыркнуть. Она отыскала поломанное кресло без подлокотника, подтащила его к стене и уселась так, чтобы видеть почти всю комнату — по крайней мере, в поле ее зрения попадала и дверь, и окно, и — что немаловажно — Малфой. Положив палочку на колени, она задумалась. Сегодня ей было нескучно и без книг, ведь подумать было о чем. Гермиона взглянула на спящего Малфоя. Спящего ли?.. Она обратила внимание на то, как дрожат его ресницы. Ночное небо было непривычно чистым, и луна ярко светила в окно. В ее свете лицо Малфоя было видно очень четко — чересчур напряженное для спящего. Развлекая себя, Гермиона проследила за его дыханием. Ну, конечно, слишком частое. Не спит, только притворяется. Она вздохнула. Интересно, в чем причина? Хотелось бы думать, что это не недоверие к ней. Хотя, тогда вышло бы, что беспокойство за нее. Хотела ли она этого?

Подобные размышления полностью заняли Гермиону, хотя и не мешая ей бдительно осматривать комнату. В какой-то момент Малфой заворочался и повернулся на другой бок. Гермиона с облегчением поняла, что он и вправду уснул. Улыбнувшись, она вновь скользнула взглядом по двери, стенам, окну… Остановилась на Омуте Памяти. Лужица мерцающей жидкости под треснувшей чашей будто притягивала к себе. Казалось, будто она колышется, рисуя на своей поверхности причудливые фигуры, узоры. Жемчужно-серые оттенки перетекали один в другой, завораживая своим диковинным танцем. Гермиона, не отрывая глаз, проследила, как в трещине образуется капля — густая, тягучая, выпуклая, она все набухала, напитывалась из чаши. Наконец, медленно поползла вниз по трещине, поблескивая и притягивая. На мгновение замерла, словно раздумывая, а затем сорвалась и бесшумно опустилась в лужицу, вызывая лихорадочное колыхание бликов по всей поверхности. Что это за странная жидкость? Она, наверное, такая мягкая и приятная на ощупь… Как зачарованная, Гермиона поднялась со своего места и сунула палочку в карман. Осторожно сделала шаг к Омуту. Под ногой что-то хрустнуло, но Гермиона даже не оглянулась проверить, не проснулся ли Малфой. Она смотрела лишь на Омут, а жемчужное вещество отражалось в ее глазах, делая их такими же прозрачно-серыми, и сияло все ярче с каждым шагом Гермионы. Оказавшись у цели, она замерла. Ласково погладила рукой край чаши и заглянула в глубину. Там, закручиваясь в спирали, двигалось нечто — то, чего всегда недоставало Гермионе. Она вдруг остро почувствовала, что здесь есть ответы на все ее вопросы, вот они — лишь протяни руку. И она протянула ее, почти коснулась кончиками пальцев поверхности, помедлила, словно не решаясь нырнуть, и опустила кисть руки в чашу. В ту же секунду раздался крик Малфоя: «Стой, Грейнджер, не трогай!» — но было уже поздно. Гермиона ощутила, как ее рука стала одновременно и тяжелой, и невесомой, увидела, как ее окутало серебристое свечение, и все стало ясно, предельно понятно, почти стало, почти… Но резкий толчок заставил Гермиону потерять равновесие. Она пошатнулась и упала на пол, отбрасывая вязкие брызги на стену.

Помотав головой, она почувствовала, что рассудок возвращается к ней, а вместе с ним пришел и страх. Что она наделала?! В ужасе Гермиона перевела взгляд на свою руку — на коже не было ни следа. Это странно, ведь даже от воды остается влага, а это непонятное вещество гораздо плотнее. Она пошевелила пальцами — ни боли, ни дискомфорта, как будто ничего не произошло. Снизу вверх она посмотрела на Малфоя, он выглядел сразу и сонным, и взбешенным, и перепуганным. Поймав ее взгляд, он обвиняющим тоном заговорил:

— Ты совсем спятила, Грейнджер? Ты знаешь, что это? — Она помотала головой. — А какого соплохвоста ты тогда это трогаешь?! А если бы ты без руки осталась? У меня вообще нет слов…

Продолжая возмущаться, он протянул Гермионе руку, чтобы помочь подняться. Ничего не отвечая, она коснулась его руки, и все вокруг исчезло.

Пару секунд ей казалось, что она куда-то проваливается, падает. Вот предметы вокруг стали обретать очертания, а она сама была уже не только собой, но и кем-то еще. Цвета вокруг казались приглушенными, а все предметы немного размытыми, но ей в глаза ударило яркое, по всей видимости, утреннее солнце. Отчего-то она не могла осмотреться, но явно оказалась на квиддичном поле Хогвартса. Вокруг нее стояли игроки с метлами — игроки в зеленой слизеринской форме. Ничего не понимая, она услышала голос, издевательски протянувший:

— ...свои «Чистометы-пять». Музеи всего мира из-за них подерутся.

Гермиона с нарастающим волнением поняла, что она произнесла эти слова, но когда она посмотрела вокруг еще раз, паника захлестнула ее с головой. Ведь она увидела перед собой гриффиндорскую команду девяносто второго года (и среди них Гарри), Рона и саму себя! Сквозь страх и недоумение сквозили и другие чувства — гордость, самодовольство, превосходство.

Ничего не понимая, Гермиона уставилась на двенадцатилетнюю себя. Неужели у нее и правда было такое злое и высокомерное выражение лица? Она услышала, как она-маленькая, чеканя каждое слово, произнесла:

— Зато ни один игрок нашей сборной не покупал себе место в команде. Все они попали туда благодаря таланту, которого у тебя нет ни грамма!

Последние слова набатом зазвенели у нее в ушах. Гермиона не могла поверить, что так сказала — ни грамма таланта. Она же так даже не думала никогда. И не говорила! В то же время она ощутила острый укол какой-то не своей обиды, и поняла, что говорит:

— А твоего мнения, грязнокровка, никто не спрашивает!

Краски смешались в неразборчивые кляксы, и мир вокруг завертелся.

Когда все более или менее встало на свои места, вокруг было темно. По тому, что Гермионе было видно с ее точки, она поняла, что находится в лесу. Издалека раздавались хлопки взрывов и крики, а перед ней снова — Гарри, Рон и она сама. У Гермионы не осталось сомнений — она оказалась в воспоминаниях Малфоя, и видит прошлое его глазами. И сейчас, очевидно, это прошлое — нападение Пожирателей Смерти после Чемпионата мира по квиддичу.

Гермиона поняла, что раз уж это воспоминания, то сделать она ничего не может — только наблюдать. Ее страх отступил, но обнажил все нарастающую тревогу — тревогу, которая Гермионе не принадлежала. Она услышала слова Малфоя:

— Хотя бы и так. Но я, конечно, этого тебе не скажу, Поттер.

Взгляд обратился к Гермионе из воспоминания. Мерлин, она и не знала, что умеет смотреть с таким отвращением! Чужая тревога нарастала. Она услышала свой голос:

— Ладно, идем. Нужно найти остальных.

Где-то позади собственных чувств Гермиона различила удивление, а тревога взметнулась с новой силой, становясь почти неуправляемой. Раздались слова Малфоя:

— Не высовывай свою лохматую голову, Грейнджер.

Мир вновь разлетелся на калейдоскоп красок. Сосредоточившись, Гермиона попыталась различить в водовороте воспоминаний фигуры или лица, хоть что-то, за что можно ухватиться и выбраться обратно в реальный мир. Наконец, перед ее мысленным взглядом мелькнуло что-то похожее на действительность. Она направила все свое внимание на этот клочок воспоминания, но едва он развернулся перед ней, стало ясно — ошибка. Теперь Гермиона увидела воспоминание Малфоя о Зале Трансфигурации. И себя, замершую на самом краешке пропасти. Теперь она ощущала страх Малфоя такой силы, что он буквально накатывал волнами, заставляя ее дрожать. Она смотрела, как делает шаг в пустоту. Этот шаг отдался во всем теле, как удар тока, и она услышала напряженный голос Малфоя:

— Не смотри вниз! Смотри на меня и не опускай взгляд!

Она встретилась глазами с самой собой и удивилась — неужели она так выглядит? Короткая стрижка необыкновенно ей шла, глаза казались огромными, глубокими и сияющими, а ее лицо было таким красивым... Гермионе показалось, что она вот-вот поймет, что не так с ее внешностью, но тот ужас, который испытывал в это время Малфой, не давал ей сосредоточиться. Томительные минуты превращались в вечность, и вот до Гермионы из воспоминания остался лишь шаг, и она остановилась. Напряжение Малфоя дошло до пика, она почувствовала рывок вперед — и нить напряжения оборвалась, сменившись таким облегчением, что она едва устояла на ногах. И сразу же все рассыпалось, растворяясь в вихре воспоминаний. Вокруг становилось все темнее, мысли разбегались, но перед тем, как отключиться Гермиона успела осознать: то, какой она увидела себя в воспоминании о Зале Трансфигурации — такой она всегда лишь хотела видеть себя, но никогда не была.

Гермиона очнулась на полу директорского кабинета. Откуда-то сбоку слышались негромкие проклятья и шорохи. Она с трудом села — голова просто раскалывалась. Негромко застонав, она огляделась и наткнулась взглядом на Малфоя, который судорожно копался в своей сумке. Услышав ее, он резко обернулся и увидел, что она пришла в себя. Поднявшись на ноги, он втянул воздух сквозь сжатые зубы и несколько секунд помолчал. Затем спросил:

— Ты в порядке?

Гермиона попыталась встать и неуверенно ответила:

— Кажется, да. Только голова очень болит.

— Не будешь в следующий раз лезть, куда не следует.

Надменный тон Малфоя чуть не заставил Гермиону огрызнуться, но путешествие по его воспоминаниям не прошло даром — сил не было никаких, поэтому она промолчала, а он спросил:

— И что это было?

Несколько секунд ушло на то, чтобы определиться — говорить о своем нечаянном вторжении в его сознание не стоило. Надеясь, что не пожалеет об этом решении, Гермиона ответила:

— Я не знаю. Наверное, я просто потеряла сознание.

Малфой хмыкнул. Поверил он или нет? В любом случае, Гермиона слишком устала, чтобы угадывать. Словно прочитав ее мысли, Малфой объявил:

— Мое дежурство. Ложись спать, а утром мы еще это обсудим.

В надежде, что он успеет забыть об этом до утра, Гермиона, пошатываясь, дошла до диванчика, почти упала на него и накрылась пледом. Кажется, она уснула прежде, чем ее голова коснулась подушки.

Проснулась Гермиона от запаха еды и кофе. Еще зевая, она с удивлением обнаружила, что уже рассвело. Если ночь и была ясной, то утром, как обычно, бледно-серое небо было затянуто низкими облаками. Чертов Малфой! Опять не стал ее будить. Гермиона разозлилась. В конце концов, здесь они должны быть командой! Но внутренний голос тут же напомнил ей о том, что в одной команде ничего не скрывают друг от друга, а она по-прежнему не собиралась рассказывать Малфою о своем визите в его воспоминания.

Сам Малфой обнаружился на подоконнике — с книгой и кружкой кофе. Увидев, что Гермиона проснулась, он поприветствовал ее:

— Доброе утро. За ночь ничего интересного не произошло, никакие монстры не напали. Хотя, возможно, их просто распугал твой храп…

Заметив, что она собирается возмущенно возразить, он усмехнулся и продолжил:

— Ладно, это шутка. Но ты ужасно долго спишь, так что я позавтракал без тебя. Твоя еда на столе.

Малфой спрыгнул с подоконника и направился к сумке складывать вещи. Гермиона на ватных ногах прошла к столу и принялась за еду. Вкуса она почти не чувствовала, все тело казалось разбитым. Эксперимент с Омутом Памяти определенно не пошел ей на пользу. Но было что-то еще, что не давало ей покоя. Какая-то догадка, мысль, которая вертелась на самой границе сознания. Что-то очень важное, что она поняла перед тем, как лишиться чувств…

— Грейнджер, ты собираешься жевать один кусок до завтра? Нам давно пора идти дальше.

Слова Малфоя встряхнули ее. Действительно, вовсе не время расслабляться, нужно двигаться вперед, даже если в их случае это «вперед» весьма условное. Поспешно доев свой завтрак, Гермиона поднялась и, выставив перед собой палочку, подошла к следующей двери вслед за Драко.

Секундная пауза, и дверь распахнулась. Влекомый рукой Малфоя, в комнату влетел флоббер-червь. Прижавшись спинами к стенам по сторонам от двери, Малфой и Гермиона настороженно ждали хоть каких-то звуков, но их не последовало. Осторожно заглянув в проем, Драко махнул рукой, указывая, что путь свободен. Гермиона заглянула в следующую комнату.

Такого в Хогвартсе им еще не представало. Перед ними открылась крошечная комнатка, у боковых стен которой стояли каменные скамьи, а вся противоположная стена была занавешена тяжелой бархатной шторой. Бросок Малфоя оказался слишком сильным, и флоббер, ударившись о штору, упал на пол рядом с ней. Он быстро пришел в себя и пополз куда-то в сторону. Напряженно сжимая палочки, Малфой и Гермиона вошли в комнату. Ни звука не раздавалось в гулкой тишине, но едва они сделали несколько шагов к бархатному пологу, на нем вспыхнули буквы, образовывая слова:

Во многих знаньях многие печали,

Они тебе сулят премного бед.

Но сколько б горестей они ни предвещали,

Без знаний о себе дороги нет.

Гермиона непонимающе нахмурилась. Что еще за новая напасть? Не отводя палочки от занавеса, Малфой бесшумно прокрался к шнуру сбоку от него и резко дернул. Бархатный полог дрогнул и, взметая тучу пыли, распахнулся, открывая проход в просторный зал. Охваченная и тревогой, и любопытством, Гермиона заглянула внутрь вслед за Малфоем.

Очевидно было, что и маленькая комнатка, и открывшийся зал находились в подземельях — стены из необработанного камня, сводчатые потолки и ни одного окна. Освещение давали немного коптящие факелы на стенах, поочередно зажегшиеся, едва распахнулась занавесь. Света от них было довольно, чтобы едва разглядеть в полумраке дверь, ведущую из зала — конечно, в противоположной стене. А путь к ней преграждали предметы, расставленные по периметру — предметы, которые Гермиона никак не думала увидеть здесь и в которые, если быть откровенной, до конца не верила.

Похоже, она не смогла сдержать возглас удивления, или на лице ее так ярко отразились переживаемые эмоции, что Драко опасливо на нее взглянул и спросил:

— В чем дело, Грейнджер? Ты здесь была раньше?

Гермиона так резко помотала головой, что будь ее волосы по-прежнему длинными, хлестнули бы ее по щекам.

— Нет, я никогда не была здесь. Но я кое-что знаю об этом, мне кажется.

Голос ее звучал неуверенно, и Малфой помахал рукой, чтобы она скорее продолжила. Гермиона опустила палочку и снова заговорила:

— Малфой, можешь расслабиться — оттуда на нас никто не нападет. Там опасность для нас — только мы сами. Это, — она кивнула на вход в зал, — если я все правильно понимаю, Лабиринт Отражений.

Судя по выражению лица Малфоя, он ничего о подобном не слышал. Гермиона усмехнулась и присела на одну из скамей, продолжая рассказывать:

— Лабиринт Отражений состоит из восьми зеркал расставленных по кругу. Вообще-то, — голос ее звучит немного виновато, — многие считают это легендой. Я и прочитала об этом в книге легенд, так что расскажу так же, как было написано в книге. Согласно легенде, Ровена Рейвенкло* была одержима жаждой знаний. Библиотека Хогвартса сразу же после основания школы стала одной из крупнейших в магическом мире, и в наибольшей степени это заслуга Ровены. Но этого ей было недостаточно, и в поисках ответов на вопросы она создала Всеведущие Зеркала — девять волшебных зеркал. По расчетам Ровены каждое из них давало бы знания из определенной области, а их сочетания позволяли получить любую информацию во вселенной. Но эта магия была слишком сильна и вышла из-под контроля. А может быть, все получилось, но в несколько иной форме… В любом случае, каждое Зеркало действительно давало знания — но только о самом смотрящем в него. Образовав из Зеркал круг, можно получить Лабиринт Отражений, и тот, кто ступит в этот круг, узнает о себе все. Абсолютно все.

Но Ровену Рейвенкло не интересовали знания о себе, она хотела знать лишь о том, что находится вовне. Поэтому она убрала Зеркала в одно из хранилищ Хогвартса и выбросила их из головы. Но прошло не так много времени, и в Хогвартс поступил, наверное, самый известный волшебник в мире — Мерлин. Как и любой ученик, он исследовал коридоры школы и все ее закоулки, и вышло так, что он наткнулся на девять Зеркал. Задвинутые в угол, пыльные, поначалу они не заинтересовали его, но, видимо, магия Мерлина уже тогда была необычайно сильна, и он разобрался, что к чему. Он составил Лабиринт и вошел в него. Как сказано в легенде, это определило его дальнейшую судьбу.

Каждое из Зеркал показывает что-то конкретное: самое сокровенное желание; величайший страх; самая большая жертва, на которую ты способен; то, без чего твоя жизнь не имела бы смысла; то, чего ты никогда не простишь себе; то, что вызывает самую сильную любовь; то, что ненавидишь сильнее всего; то, что является твоей главной тайной. Девятое же Зеркало Ровена создала, пытаясь заставить их все же работать по ее замыслу, но оно лишь уравновешивало остальные, упорядочивало поток знаний, чтобы он сокрушительной волной не сметал сознание смотрящего.

Гермиона замолчала. Прошла минута в тишине, пока Малфой обдумал ее рассказ со всех сторон. Наконец, он спросил:

— Получается, если поставить напротив друг друга, к примеру, Зеркало, которое показывает самое сильное желание, и Зеркало, открывающее главный страх, увидишь то, чего хочешь, но боишься?

Гермиона кивнула, но уточнила:

— Или то, чего боишься, но в то же время и желаешь. Или все вместе. Никто не знает, что именно.

Малфой прошелся из стороны в сторону и, пожав плечами, заявил:

— Ну, и чего мы ждем тогда? Просто пройдем, узнаем все о себе или не узнаем, если это все выдумки, и пройдем в следующую дверь!

Казалось, он вовсе не понимает, отчего они до сих пор не прошли дальше, но Гермиона поспешила пояснить:

— Не все так просто. Я же сказала, что Всеведущих Зеркал было девять, но теперь их только восемь. Когда Мерлин прошел через Лабиринт Отражений и узнал всю мощь своей магии, его охватила гордыня, и он уничтожил Зеркало Равновесия. Как говорится в легенде, он посчитал, что если человек не может справиться со знанием о себе самостоятельно, то он его и не заслуживает. Теперь, если ты войдешь в круг Зеркал, тебе придется перенести не только все те чувства и события, что происходили за всю твою жизнь, но и те, которые предстоят тебе, и те, которые могут не случиться никогда. Даже одно-единственное Зеркало может свести с ума, а уж пройти через Лабиринт Отражений… Я не знаю, получится ли у нас. Много лет назад Всеведущие Зеркала были переданы в хранилища Министерства Магии, где их пытались изучать, но потом опять вернули в Хогвартс. Я точно не знаю, когда и зачем, но Гарри и Рон видели одно из них еще на первом курсе.

Малфой, возобновивший хождение из стороны в сторону, резко остановился и уставился на Гермиону в полном изумлении:

— Что?! Так это… Это, выходит, то самое зеркало, которое с философским камнем?

Хоть вопрос прозвучал не очень связно, Гермиона все поняла и кивнула. И затем добавила:

— И войти туда вдвоем мы не сможем — наши сознания смешаются, и мы оба лишимся рассудка. Только по очереди.

Повисла тишина, прерываемая только звуком шагов Драко. Гермиона вновь и вновь прокручивала в голове ту легенду, надеясь вспомнить что-то, что может им помочь, но она рассказала все. Малфой сел на скамью рядом с ней. Его лицо было таким мрачным, что Гермиона, решив его подбодрить, произнесла:

— В конце концов, это просто легенда. Может, никакого Лабиринта Отражений нет, или, по крайней мере, все хотя бы не так страшно.

Малфой вздохнул и ответил:

— Нет, Грейнджер. Я тебе скажу больше: если бы в Хогвартсе все так не запуталось, то за той дверью, — он указал на вход в зал, — был бы конечный пункт нашего путешествия.

Глаза Гермионы расширились, она тихонько ахнула и спросила:

— Откуда ты знаешь?

Малфой начал рассказывать, глядя прямо перед собой, ровным безразличным голосом, как на допросе:

— Я должен был найти эту комнату по заданию Волдеморта. Видимо, то же задание было у Снейпа. Мне удалось подслушать их разговор — один из многих, мной подслушанных в мэноре. Казалось, Снейп выяснил, что за тайное оружие создал Дамблдор. Это оружие очень нужно было и Волдеморту, он мог использовать его в своих целях. Снейп сказал, что-то об охране оружия, сказал так тихо, что я не расслышал, но Волдеморт словно взбесился, швырнул кубок в стену, что-то заорал. Снейп остался спокоен и только сказал, что эту охрану Волдеморт преодолеть не сможет — кто-кто, но точно не он. После твоего рассказа я понял почему. В Лабиринте Отражений тьма Волдеморта его самого и сожрала бы…

Потрясение Гермионы росло по ходу рассказа Малфоя. Под конец она не выдержала и почти перебила его:

— Так мы идем за тайным оружием Дамблдора? Ты с ума сошел, Малфой?! Зачем оно тебе? Оно же наверняка жутко опасное!

Недобро усмехнувшись, Малфой покосился на нее и ответил:

— О, Грейнджер, настолько опасное, что Дамблдор так и не решился его использовать. Зато я буду гораздо смелее…

___________

* Нельзя просто так взять и пройти мимо сходства имен Ровены Рейвенкло и темной королевы Равенны из «Белоснежки и охотника» с ее зеркалом.;)