Раскрывшийся бутон (джен)

Семья — это не те, кто тебя балует и следует всякому твоему капризу. Это те, кто сражается за тебя и за кого сражаешься ты.Никлаус Майклсон, Древние (The Originals)

Незаметно пролетело два года.

За это время Роза, казалось, успокоилась в своих матримониальных планах на старшую дочь. По крайней мере она больше не пыталась сводить Петунию с подходящими парнями и устраивать эти безобразные смотрины.

Летом после того ужина с Дурслями Петуния несколько раз сталкивалась с Верноном, но это происходило не так часто, и поэтому она считала, что это происходит случайно, пока однажды днём не встретила его в собственной гостинной. Тогда Вернон, краснея, неловко признался, что их матери, видимо, сговорились. Он и сам не сразу понял, что происходит. Оказалось, когда Петуния собиралась в Лондон или в Бирмингем с Мэгги и Эбби, что происходило тем летом довольно часто, то Роза звонила миссис Дурсль. Последняя же старалась по какому-либо предлогу отправить туда же и Вернона.

После первой встречи в Гайд-парке Эбби, выбившая из Петунии подробности июльского ужина, ещё долго хихикала и дразнила подругу. Петуния краснела, фыркала и пыталась подколоть в ответ. Мэгги, мягко улыбаясь, смотрела на подобное ребячество со стороны и обычно не спешила вмешиваться — знала, что подобные шуточные перебранки доставляют обоим удовольствие.

Большую часть времени Петуния продолжала проводить в школе, как и Лили, поэтому они встречались лишь на Рождественских и летних каникулах. Так что ничего удивительного, что они с сестрой как-то незаметно стали отдаляться друг от друга.

Заметив это Петуния попыталась проводить с Лили больше времени, но та предпочитала ей компанию Северуса и очень обижалась, если Северус с Петунией проводили время вдвоём, без неё. Поэтому Петуния старалась не давить на младшую сестру — та, если её что-то не устраивало, уже несколько раз закатывала настоящие истерики, какие не случались с ней даже в глубоком детстве. И каждый раз Петуния терялась и быстро отступала, не зная как реагировать, ведь раньше Лили никогда себя так не вела. Она с детства была немного избалованной стараниями всей семьи, но прежде не имела привычки чуть что истерить, чтобы получить желаемое. Роза бы просто не потерпела такого поведения.

В течении учебного года Петуния всё также получала от Северуса письма, в которых тот рассказывал ей как дела у младшей сестры. Сама же Лили практически перестала писать и родителям, и Петунии. И последняя пересказывала родителям то, что было известно от Северуса.

Петуния предпочитала списывать отдаление сестры от семьи и изменение характера на взросление, которое к тому же происходило по большей части вдали от дома. Всё-таки обстановка и окружающие люди сильно влияли на становление личности, особенно в подростковом возрасте.

А изменения были огромными. За четыре года, проведённых в Хогвартсе, Лили стала более заносчивой, тщеславной и крайне требовательной. Казалось, что Петуния с родителями стали для Лили «всего лишь магглами», а обычный мир превратился в место, куда вынужденно приходится возвращаться на каникулы. Лили не говорила этого на прямую, но это прослеживалось в поведении, словах и немного пренебрежительном выражении лица.

Самое ужасное, по мнению Петунии — родители как будто не замечали ничего. Из-за этого Петуния долго сомневалась в том, что видит. Думала, что это что-то с ней не так, что она, скорее всего, надумывает и видит то, чего нет. Параллельно с этим внутри росла какая-то иррациональная вина — не проследила, не повлияла. Какая же из неё тогда старшая сестра?

Петуния несколько раз аккуратно пыталась завести разговор на эту тему, но Лили реагировала резко и болезненно, и каждый раз всё скатывалось в безобразную ссору. Так что вскоре она прекратила попытки поговорить и молча наблюдала, недовольно поджимая губы.

Северус, с которым она рискнула обсудить метаморфозы младшей сестры, лишь нахмурился и подтвердил, что в Хогвартсе Лили ведёт себя ещё хуже. Они сидели тогда в парке в тени дерева, наслаждаясь погожим днём и спасаясь от неожиданно яркого солнца.

— В школе она ходит, задрав голову, словно… королева, — скривился Северус, но тут же бросил взгляд на Петунию — не обиделась ли? Но та лишь ободряюще кивнула, мол «продолжай».

— Конечно это мозолит глаза многим, и не только чистокровным, но Слизеринцы её не тронут, а от остальных её прикрывает Поттеровская шайка с бешеным Блэком — с ними вряд ли кто-то решит связаться.

Из-за кого «Слизеринцы не тронут» Лили было предельно понятно, и Петуния умилилась. Она улыбнулась и сгребла Северуса в объятья, прошептав в тёмную макушку горячее «спасибо». Она была благодарна, что друг продолжал приглядывать за её сестрой, несмотря на проблемы с привязавшимся Поттером, ревностно охраняющим Лили от лишних по его мнению контактов. Одним из таких «лишних» был и сам Северус. Он не любил распространяться на эту тему, но изредка что-то проскальзывало. И Петуния сделала вывод, что шайка гриффиндорцев, взявшая название Мародёры, изрядно портила жизнь Северуса в школе. Однако тот не терялся и всегда давал отпор.

Северус фыркнул с возмущением, забарахтался, выбираясь из захвата, и пробурчал мол «не за что». Он отвернулся и принялся приглаживать взлохмаченные волосы, но Петуния успела заметить румянец, окрасивший высокие скулы.

— Но почему ты говоришь так, будто кто-то из учеников может… навредить Лили? — непонимающе нахмурилась Петуния, привалившись к дереву и задрав голову. Сквозь крону пробивались яркие солнечные лучи, создавая интересную тень. Один из лучиков скользнул по лицу, и Петуния прищурилась.

Северус неловко пожал плечами и тоже вскинул голову, потом, видимо, понял, что подруга не видела его жеста, и, вздохнув, решил пояснить. Ему не хотелось рассказывать о том, как Лили ведёт себя в Хогвартсе, но и врать Петунии он не собирался.

— Лили любит поучать других, часто лезет без спросу, — Северус поморщился, вспомнив, как Лили всегда не к месту влезает в их с Поттером разборки, и продолжил, — а ещё считает, что знает, как лучше. И совершенно не хочет понимать, что магический мир отличается от маггловского!

Петуния зажмурилась и промолчала. Несколько минут они молча наслаждались приятным ветерком, рассматривая кусочки неба, проглядывающие сквозь ветви дерева.

Сперва Петуния хотела возразить, что Лили не стала бы себя так вести, но… задумавшись, она смогла признать — что да, нынешняя Лили вполне могла быть твёрдолобой, не желая слушать информацию, которая расходится с однажды составленным ей мнением. Она оказалась неожиданно упёртой в своих убеждениях, и редко какие доводы или события могли повлиять на них. Также Лили нравилось быть в центре внимания, она любила быть услышанной.

Петуния вздохнула, волевым усилием отбрасывая грустные мысли, и перевела тему. Она начала расспрашивать у Северуса о том, почему зелья не действуют на обычных людей. Северус тут же развернулся к ней и принялся с азартом рассказывать, что никто из волшебников и не пробовал адаптировать даже простейшие зелья под магглов. По крайней мере, Северус не нашёл никаких научных статей в Вестнике зельевара или упоминаний в библиотечных книгах. Так что он уже думал попробовать переработать для начала Бодроперцовое зелье, но для этого нужно иметь доступ к лаборатории.

Петуния с интересом слушала друга — ей всегда нравилось наблюдать, как тот размышляет вслух, время от времени вставляя появившиеся у неё вопросы. Моментами Северус фыркал, поднимал бровь и смотрел на неё, взглядом передавая «серьёзно?», а иногда он на секунду замирал, словно осознал что-то. В такие мгновения лицо его озарялось, и Северус спешил записать пришедшую на ум идею, с головой погружаясь в расчёты. И Петуния старалась не отвлекать его.

После разговора с Северусом стало тяжело на душе. Петуния переживала за сестру, но понимала, что повлиять как-то — не могла. Она мучилась мыслями, плохо спала, припоминая все их последние ссоры, однако так и не смогла успокоиться. Что-то тревожно свербело в груди, а ночь наполняли тревожные, полные непонятного сны, после которых душа болела при взгляде на Лили. Поэтому Петуния решила поговорить с прабабушкой. Та всегда могла найти правильные слова и успокоить.

Так что при очередной встрече с Гридой она рассказала о своих снах и плохом предчувствии, на что Грида предложила погадать, но это не помогло — будущее её сестры было туманным, а карты не желали говорить. Бабушка долго вглядывалась в выпавшие карты, перекладывала их по столу, жуя губы и нахмурившись.

Затем она также молча раскинула руны, вздохнула и сказала:

— Кто-то вмешивается в судьбу твоей сестры, внучка. Путает пути и дурит головы, пытаясь построить новую дорогу, — Грида покачала головой. — Это всё, что я вижу сейчас, но обязательно попробую узнать что-то позже.

После этого Петуния пыталась поговорить с сестрой, но та не хотела её слушать, всё принимая в штыки. Один из таких разговоров закончился очередным скандалом.

— Не понимаю, как Северус вообще может общаться с этими… слизеринцами! — возмущенно выплюнула Лили, плюхаясь на скамейку рядом с сестрой. Петуния вздохнула и аккуратно закрыла книгу, недоумённо приподнимая бровь.

— Лили, Северус тоже один из этих слизеринцев, — произнесла она, выделяя последние слова. — Это логично, что он общается с людьми со своего факультета.

— Но они все тёмные маги! А Мальсибер с Эйвери — чистокровные придурки!

— Не стоит обзывать других людей и делать поспешные выводы. Как говорится: не суди книгу по обложке, — Петуния кончиками пальцев погладила книгу, лежащую на коленях, и посмотрела наверх. По ясному небу медленно и величественно плыли одинокие кучерявые облака, тёплый ветер тихо шелестел листвой, а на душе было паршиво: вчера ей снился один из этих выматывающих душу снов. Петуния совершенно не выспалась и не горела желанием ссориться с Лили. А она чувствовала, что к этому всё и шло. Не зря же Лили нашла её, чтобы выплеснуть своё возмущение, хотя планировала провести время с Северусом.

— Я сама слышала, как Мальсибер назвал меня «грязнокровкой» перед Северусом!

— Это какое-то оскорбление?

— Эти чистокровные снобы называют так всех магглорожденных, разве Северус тебе не рассказывал? Неважно! — воскликнула Лили, подскакивая со скамейки. — Все знают, слизеринцы — склизкие, подлые змеи!

— Все знают… Что тебе — именно тебе — сделали слизеринцы, Лилс? — стараясь говорить спокойно, спросила Петуния, поджимая губы. — Не смей судить о людях, которых совершенно не знаешь. И не пытаешься узнать. Лили, пойми, не бывает плохих и хороших людей…

— Да что ты можешь понимать?! — лицо Лили раскраснелось, покрываясь красными пятнами, ладони сжались в кулаки, а рыжие волосы трепал ветер. — Да ты!.. Ты вообще никто! Какая-то маггла!

В тишине парка раздался громкий шлепок — Лили захлебнулась криком, судорожно прижимая ладони к правой щеке, на которой расцветал след от пощечины. Петуния с закостеневшим лицом медленно наклонилась, поднимая упавшую книгу, и направилась к дому, оставляя за спиной застывшую в ступоре сестру.

В голове, заглушая мысли, эхом звучало: «… никто!.. Какая-то маггла!».

Очнулась Петуния в своей комнате. Шумно выдохнула, пряча побледневшее лицо в ладонях: хотелось разреветься совсем как в детстве — горько, с надрывом, выплёскивая душившие её эмоции. Глаза неприятно жгло, эмоций было хоть отбавляй, но заплакать так и не получилось.

Сколько она так просидела на полу, Петуния не смогла бы сказать. В какой-то момент она глубоко вздохнула, выдохнула, потёрла сухие покрасневшие глаза и поднялась. Следовало умыться и найти Лили.

Было очень стыдно за свой срыв. Слова задели, но больнее было от того, как сестра произнесла это — скривившись, с пренебрежением. Будто она, Петуния, и не человек вовсе, а так, какое-то больное животное, на которое даже смотреть противно. Самое страшное, что, видимо, Лили так и думала. Похоже, маггловская семья превратилась для ней в низших существ, а Петуния и не заметила.

А, может, и не хотела замечать?

Петуния покачала головой и стала спускаться на первый этаж. Всё же следовало извиниться перед Лили за пощечину.

Из гостиной доносились всхлипы Лили и невнятные причитания матери. Стоило Петунии появиться в гостиной, как плач Лили, заметившей сестру, стал громче.

— Мама, — заплакала Лили, — это всё Пет! Она меня… меня уда-арила!

— Прости, Лили. Меня сильно обидели твои слова, я не хотела… — повинилась Петуния, опустив плечи.

— Неправда! Я ничего такого не говорила! — воскликнула Лили, утыкаясь Розе в плечо.

Роза нахмурилась, приобнимая младшую дочь, и посмотрела на Петунию поверх её головы.

— Петуния, — произнесла она строго, заставляя Петунию невольно вздрогнуть от холода в голосе. Впервые мать разговаривала с ней таким тоном. — Как ты посмела ударить свою младшую сестру? Лили просто рассказывала тебе о Хогвартсе!

— Что? — опешила Петуния.

Лили закивала на последние слова Розы и принялась всхлипывать ещё горче. Петуния же перевела недоумённый взгляд с Розы на сестру, открыла рот, собираясь переспросить.

— Если ты завидуешь тому, что Лили ведьма, это не повод обижать сестру! Она не виновата, что…

Роза продолжала что-то говорить, но Петуния уже совершенно ничего не слышала. В ушах шумело, словно она внезапно погрузилась под воду. Внутри бушевала вьюга, покрывая внутренности хрустящей корочкой льда. Петуния смотрела на мать и прижавшуюся к ней Лили и не чувствовала ничего. Она грустно усмехнулась и, не реагируя на окрики, направилась в свою комнату.

На прошлой неделе, помогая с уборкой на чердаке, она нашла замечательный, немного потёртый чемодан, который принадлежал ещё бабушке Холли.

Судьба значит, да?

Через полчаса необходимые вещи — несколько смен одежды, нижнее бельё, документы и наличные из выпотрошенной копилки, а также парочка тетрадей с записями — были уложены в чемодан. Поставив тот у двери в комнату, Петуния быстро переплела волосы в косу, переоделась в дорожную одежду и, взглянув напоследок в зеркало, спустилась по лестнице. На столе в комнате остался одинокий листок бумаги.

Из гостиной продолжали доноситься всхлипывания Лили, и Петуния на мгновение замерла. Рука легла на дверную ручку, поворачивая, а в голове мелькнула и исчезла мысль — громко хлопнуть входной дверью. Петуния покачала головой и тихо вышла из дома.

Спустившись с крыльца, Петуния в последний раз оглянулась на дом, с которым было связано так много воспоминаний, пытаясь надолго запомнить каждую деталь, каждую чёрточку. Ведь что-то ей подсказывало, что она не скоро вернётся сюда.

— Ну что же, поздно сожалеть. Нужно двигаться вперёд, — попыталась приободрить себя Петуния и решительно направилась к автобусной остановке.

Она решила ехать в Лондон, но для этого сначала следовало добраться до Бирмингема на автобусе, а уже оттуда — на поезде. Путь ей предстоял неблизкий.

Казалось, что погода пытается соответствовать настроению девушки: усиливающийся ветер пригнал с горизонта тяжёлые, свинцовые тучи, дождь стучал в окно поезда, а солнце не спешило показываться. Стук колёс успокаивал, отгонял неприятные мысли, и Петуния, прислонившись к окну, задремала.

Она сошла с поезда на конечной — железнодорожной станции Юстон. После тихого и спокойного Коукворта шумный Лондон ошеломлял: забитые улицы, толпы куда-то спешащих людей. Петуния, сжимая ручку чемодана, растеряно оглянулась — она никогда не была в Лондоне одна. И сейчас не знала: куда идти? Однако при слове «Юстон» что-то крутилось в голове, и она нахмурилась, пытаясь вспомнить.

«Юстон… Юсто-он… Вспомнила! Совсем рядом находится Кингс Кросс, а оттуда рукой подать до Камден-тауна. Помню, отец за завтраком как-то говорил, что там недорогое жильё. Решено!» — подумала Петуния, определяясь с тем, в какую сторону идти.

Аккуратные симметричные домики георгианской застройки, маленькие магазинчики, торгующие предметами искусства и антиквариатом, а также блошиные и спонтанно организованные палаточные рынки, где можно найти всё, что угодно. Камден манил своей самобытностью и напоминал «город в городе», наполненный собственной культурой и атмосферой. Петуния ощущала себя Алисой, которая попала в Зазеркалье — островок сказок и фантазий.

На пути показалось очередное уличное кафе с маленькими круглыми столиками, и она решила немного передохнуть: уставшие руки оттягивал к земле тяжёлый чемодан. Устроившись за свободным столиком и пристроив чемодан в ногах, Петуния заказала подошедшей официантке кружечку чая и парочку сэндвичей со сливочным маслом и огурцом. Чай оказался ароматным, а сэндвичи утолили первый голод, и Петуния смогла осмотреться. За соседним столиком справа пила чай парочка, о чём-то активно переговариваясь и, временами, бурно жестикулируя; слева в одиночестве сидела женщина лет сорока в широкополой шляпке с перьями. А на соседнем с Петуньей стуле лежала забытая кем-то газета — это был «The Daily Telegraph»*.

«Как удачно», — пронеслось в голове.

Она зашуршала страницами, пытаясь найти отдел Недвижимости, в котором печатали объявления о продаже и сдаче недвижимости в аренду. Конечно, ей хотелось бы иметь свой собственный домик где-нибудь в черте Лондона, но посчитав в уме имеющиеся сбережения, Петуния, вздохнув, с сожалением мысленно вычеркнула почти все объявления о продаже и половину — об аренде. Поджав губы, она ещё раз пробежалась глазами по оставшимся предложениям и тут одно из них привлекло её внимание.

«Сдаётся комната в частном доме на лесном участке в деревне Аллерфорд, графство Сомерсет. Рядом находятся город Майнхед и Бристольский залив…»

Петуния расплатилась и, захватив газету, направилась к телефонной будке. После гудков в трубке раздался старый женский голос, и она, поздоровавшись, стала расспрашивать владелицу о комнате и арендной плате. Всё обсудив и договорившись прибыть завтра днём, Петуния повесила трубку и взглянула на наручные часы — пора было найти, где переночевать. По пути сюда она видела неплохую гостиницу — на одну ночь сгодится.

___________________

«The Daily Telegraph»* (иногда просто The Telegraph) — ежедневная британская газета, основанная в 1855 году. Одна из наиболее популярных и многотиражных газет в Великобритании наряду с The Times и The Guardian.