Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Рождественское убранство замка было скромным. Речь Кэрроу про отказ от маггловских праздниках не могла не приниматься во внимание, да и директор Снейп никогда не отличался радушным и праздничным настроением. Хотя Рождество всё же праздновал — в девяносто втором на глазах Теодора его выдернул с праздника директор Дамблдор, чем Снейп был очень недоволен.

Тем более праздничным его нельзя было назвать по сравнению с тем, как блистал Хогвартс ещё тремя годами ранее — в период Святочного бала и турнира Трёх волшебников. Тогда во внутреннем дворике появился зимний сад, повсюду стояли ледяные скульптуры, под факелами были развешаны венки…

Чего не было в этом году — того не было.

Зато в коридорах миссис Пинкертон наколдовала лёгкие снежинки, визуальную иллюзию, которая создавала какое-никакое настроение приближающегося праздника. Ну, для тех, кто его праздновал.

Рождественские подарки в этом году Теодор ограничил в основном открытками, закупленными оптом ещё в середине осени. Обстановка вокруг и отсутствие значительных поступлений средств затрудняли какой-либо другой формат обмена поздравлениями.

Вторничное утро засыпало его сотней писем корреспонденции, которую в мешке ему вручила смотрительница, отметив, что пустить этот поток в Трапезный зал было бы попросту глупо. Теодор поблагодарил её, согласившись, и понадеялся, что послания с ядами она уничтожила сама.

В ответ женщина лишь загадочно улыбнулась, словно бы её звали не Мэри Пинкертон, а Джоконда.

День пролетел незаметно. Тут пары, там какие-то вопросы, и вот уже прошёл ужин, после которого под командованием Слагхорна студенты принялись заниматься перестановками. В силу того, что достаточно много студентов участвовало в подготовке театрального представления магического театра, в зале было достаточно мест для гостей — и их ожидалось так же немало.

Теодор не встречал их сам, этим занимались директор, деканы и профессора, но давал последние наставления. Лаванда Браун бегала с успокоительным зельем, выданным ей мадам Помфри, Невилл, сжав зубы, слушал уговоры Теодора не бросаться проклятьями в младшего Лестрейнджа, если бы тот пришёл, а Лавгуд и Скамандер с блаженным видом перечитывали рукописные копии сценария.

Наконец, пришло время, чары Слагхорна издали звонок, и Теодор вышел на подмостки. Ему нечасто приходилось заниматься публичными выступлениями. Сегодня он облачился в парадную мантию, которая придавала ему величественный вид. С палочкой в руке Тео ступил на подмостки. Его задача была сложнее, чем просто дать вступительное слово и задать тон действа на сцене, что мог бы сгладить резкие реплики актёров. Ему нужно было и проявить магический талант, и трансфигурировать декорации вокруг себя в открывающую сцену — воздушный шар Руфуса.

Нотт глубоко вздохнул, досчитал до десяти и повёл палочкой, раздвигая кулисы.

Его взору предстал зал, тут же погрузившийся во тьму. Все потоки магического света, которым управляли неугомонные братья Криви, перешли на него.

— Дамы и господа, волшебники и волшебницы! — провозгласил Теодор Нотт. — Сегодня, в день силы Йоля и канун Рождества, театр школы Хогвартс представляет вам премьеру магической постановки Пандоры Лавгуд под названием: «Депония»!

Это было их общее решение с отцом Лавгуд, который участвовал в дискуссии заочно через письма. Лавгуды отдавали себе отчёт в том, что их история была несколько вызывающей, а списать её авторство на покойную мать Луны было решением, которое позволяло обезопаситься от прямых обвинений.

Зал зааплодировал. Теодор отошёл в сторону, но не сошёл со сцены. Начиналось самое важное. Его роль Рассказчика.

— Депония — прекрасный мир. Он был таким, пока магглы не превратили его в огромную мусорку, наполненную отходами, следами бесчисленных войн и глупости простецов. Маги Депонии не стали это терпеть и покинули умирающую планету, перебравшись на Элизий. Огромный город в облаках, где жили только маги и жила только магия. Но не вся магия покинула Депонию — так, в заштатном городке Кувак жил волшебник-самоучка, юный Руфус. Конечно же, он хотел быть вместе с магами. На Элизии.

Тщательно проговаривая каждое слово, Теодор взмахивал палочкой, и портьеры превращались в глубокие нарисованные пейзажи — ведь это была обратная трансфигурация; ящики — в кучи хлама, а доски сцены — в разномастные и разноцветные пластины.

Из-за кулис вышел Рольф Скамандер, и роль Теодора на этом была закончена. Он спешно сбежал вниз по темноте и сел на предназначенное ему место. Ральф заговорил, и эзоповым слогом полилась из него сатира — они готовились к этому все эти месяцы. Теодор прикрыл глаза в муках. Впрочем, сам он сделал всё, что мог.

Со сцены он видел разные лица в зале. Чета Уизли, их старший сын с беременной женой, лорд Руперт бросались в глаза рыжей шевелюрой. Августа Лонгботтом сидела с прямой спиной в дальней части зала, чтобы в любой момент сбежать из общества Пожирателей смерти. Ходили слухи, что она прокляла одного из авроров, когда тот хотел допросить её по делу Поттера, и половину осени скрывалась в ненаносимых убежищах. Её лицо обрамляла шляпка с чучелом гриффона.

С другой стороны зала, на передних рядах, рядом с директором, виднелись и другие лица. Скучающий мужчина с седыми волосами («Долохов», — подсказали ему воспоминания с зимы девяносто шестого, когда изображения беглых узников Азкабана были напечатаны в «Пророке») соседствовал с лордом Яксли, напротив, неотрывно заинтересованным в том, что показывали студенты. Лорд Кэрроу жался к директору Снейпу с другой стороны, занимая место между ним и рябым профессором Руквудом. Скамандеры и Гольдштейны сидели на первых рядах дружным кланом, а отцы Кэти Бэлл и Лаванды Браун разделяли их и Пожирателей, начиная с Руквуда.

Нотт старался лишний раз не вслушиваться в монологи Руфуса, который, («во славу магии»), переключился на осуждение магглов, что довели цветущую Депонию до состояния бесконечной свалки, а затем и вовсе успокоился. Зал взорвался шепотками, когда Луна Лавгуд в образе Гоал перешла границы фривольности — изо всей одежды на ней были белые брюки и белый же топ, а бледный плоский живот девушки оставался оголённым.

Теодор и сам нервно сглотнул при виде такой фривольности. «Лавгуд меня убьёт», — решил он. — «А Рольф будет посватан». Конечно, можно было это списать на игру актёров, да только выражения их лиц говорили сами за себя.

За следующие минуты они даже успели поцеловаться под восторженные вздохи всей женской половины зрительного зала, а потом вздохи сменились возмущёнными ахами, ведь Энтони, то есть, Клитус, нарушил Статут ради того, чтобы вернуть свою невесту, впавшую в беспамятство и влюбившуюся в первого встречного мага.

Сюжет двигался сам собой, а Теодор постепенно стал больше уделять внимания разговорам. Почти прямо за ним сидели Долохов и Яксли, и события на сцене своим масштабом и животрепещущим контекстом захватили их обоих.

— Что думаешь? — негромко спросил незнакомый голос, видимо, Долохова.

— Не отвлекай, — ответил тому Яксли.

Это было показателем.

В сюжете появился и Аргус, Артур Гэмп, который хотел было попасть на Элизий сам вместе со своими солдатами, а Клитус был вынужден взять его в союзники. Началась битва, полетели неведомые заклинания, и в неождианный момент стоявшие в полутьме и ждавшие своего часа студенты из хора Флитвика, вступили а-капелла.

Флитвик называл ту композицию, которую они исполняли, «Дуэль судеб». Тридцать секунд — и она сменилась негромким триумфальным гимном Элизия в конце первого акта, когда Клитус с куклой вернулся было на Элизий — и когда зрители увидели карикатурных полусквибов, в которых превратились магглы без магов.

* * *

К концу третьего акта зал уже подустал. Шутки и сатирические комментарии, вызывавшие хохот школьников раньше, уже не задавали такого тона, а драматичная концовка многих пришибла своей неожиданностью. Когда всё закончилось и Артур громким голосом провозгласил: «И пусть ему не повезло в этот раз — Руфус не сдастся стать магом никогда», зал зааплодировал, а актёры поклонились.

Вспыхнули факелы и ночное небо Трапезного зала, сотни свечей, висевших под потолком, озарили своим магическим светом людей внизу, и зала тут же наполнилась шумом и скрипом. Стульев, скамей, разговоров и речей.

— Мистер Нотт, — Теодор подошёл к лорду Яксли и окружавшим его Пожирателям смерти. — Это весьма смелая постановка, — негромко констатировал факт Долохов.

— Сочту за комплимент, сэр, — чуть наклонил голову Теодор.

— Сочтите за упрёк, mal-chi-shka, — усмехнулся тот. — Стоило поставить что-то попроще. «Граф Монте-Кристо», например.

— И тем не менее, это интересный взгляд на наше общество, — вступил Яксли, сверкнув взглядом в сторону своего спутника. — Что же, в этом вы последовательны — что магглы необходимое зло, с которым не порвать.

— Вздорные мысли, — усмехнулся русский, прежде чем Теодор успел что-либо сказать. — Магглы будут следующими, как только мы закончим с лепреконами.

Услышав это, Теодор предпочёл не раскрывать рта и ничего не отвечать. Яксли же наградил седовласого колдуна долгим взглядом, после чего попрощался с Теодором.

В постель Нотт свалился так, будто бы не спал неделю — премьера «Депонии» вымотала его.

* * *

Среда была первым днём каникул в Хогвартсе. Те студенты, что хотели добраться до Лондона на «Хогвартс-экспрессе», уже утром в спешке завтракали и бежали собирать вещи, оставлять подарки и договариваться с эльфами, чтобы их подарки для друзей и приятелей, кто оставался в замке, достигли адресатов.

Теодор не планировал отправляться на Рождество домой, в Уэльс. Ему было не к кому возвращаться туда, и эта мысль обжигала непрошенной обидой.

Все его близкие люди оставались в Хогвартсе.

Джинни. Конечно, он получил заранее и, встретив её родителей, вновь был приглашён на Рождество к ним — но ни он, ни она не собирались отправляться на красном поезде на юг по железной дороге.

Арчи. Луи. Грим. Никто из них не планировал возвращаться. Луи переживал — и Грим поддерживал его, как умел, как поддерживал сам Луи Грима летом, — ведь его родители, что воспитывали мальчика с самого детства, так и не написали ни единой весточки. Мальчик грустил, и в этой грусти он неуловимо напоминал Теодору самого себя в детстве, когда единственной его компанией были книги, что пропадали сразу после прочтения.

Не планировал возвращаться в Лондон и Невилл. Он втайне гордился тем, что уходившие из замка Пожиратели постоянно трясли головами, будто бы ощущая в ушах влагу — это был сглаз, который он придумал сам, подсмотрев за растениями. Об этом Теодору нашептал за завтраком сплетник Забини, но Нотт не особо доверял этим словам.

Терри Бут не уезжал — его отец попал в неприятную историю с долгами, которую Терри напрочь отказался рассказывать, довольствовавшись жёсткой критикой в его адрес. Теперь он скрывался от кредиторов, а сам Бут планировал оставаться в Хогвартсе максимально долго.

Среди всех старшекурсников Слизерина одна лишь Помфри отправилась домой, к семье. Узнав, что все её друзья и приятели остались в замке, она даже как-то побледнела и сделалась испуганной, но всё же не отступилась от планов.

Проводив немногочисленные повозки, запряжённые фестралами, что выстроились в колонну к Хогвартс-экспрессу, Тео и Джинни отправились гулять под пронизывающим холодным ветром вокруг замка. Им было легко и весело вместе, а вернувшись, они занырнули в тёплую (а местами даже и очень горячую) воду ванной старост, где никакие Кэрроу им не могли уже помешать.

Закончив в половину пятого (пусть и очень неохотно, они почти уснули в тёплой воде после всего баловства, что позволили друг другу), Тео проводил девушку до коридора к башне Гриффиндора — того самого, где почти семью годами ранее нашёл Невилла, околдованного проклятьем «Петрификуса».

— Так забавно, — улыбнулась Джинни, прижимаясь к нему. — Ты не рассказывал мне раньше, что это была Гермиона.

— Тогда я не рассказал этого и твоим братьям, — улыбнулся Тео в ответ, вдыхая аромат шампуня из её пушистых волос. — Они сочли, что это я напал, а бабушка Невилла сочла меня честным человеком.

— И где теперь они все… — девушка будто бы пропустила его слова мимо ушей.

— Кто?

— Ну, — она подняла голову, и их взгляды встретились. Теодор почувствовал, как в его животе щебечут бабочки. «Какая чушь! Но как чудесно!» — Гарри и все они.

Очарование момента разбилось вдребезги. «Гарри и все они», — мысленно повторил Теодор. Рональд, её брат, был вместе со шрамоголовым ублюдком, но вспомнила она про Гарри. Нахлынувшую ревность почувствовала и девушка, не иначе, ведь она задорно приподнялась на цыпочки и коснулась своими губами его губ.

— Ты чего, Тео? Не переживай. Мне нужен только ты. Но там мои друзья, понимаешь?

— Я уверен, — он постарался расслабиться, — что с ними всё хорошо. Иначе бы Тёмный лорд уже праздновал и ликовал.

Она ничего не ответила.

Помолчав, они пожелали друг другу счастливого Рождества и разошлись, думая каждый о своём. Теодор вернулся в башню префекта. Не в ванную старост, конечно же, там по его же расписанию должен был расслабляться — в одиночестве ли, или в чьей-то приятной компании — райвенкловский капитан Митчелл. Дверь была плотно заперта, прошлогодних ошибок Терри Фогарти он квиддичист не повторил, и Нотт спокойно уселся в «своем» кабинете, по наследству переходившим от префекта префекту.

«А ведь Тёмный лорд тоже был здесь, в этом кабинете», — подумал Теодор, озираясь. Памятную табличку о Томе Реддле Тео видел в зале наград, среди других памятных знаков его предшественников. Там же красовались имена Кингсли Шеклболта, Мунчестера Паддингтона, Джеймса Поттера, Пэта Симмонса, всех троих старших детей четы Уизли и уже было уготовлено место и для его имени.

Он провёл пальцами по корешкам книг на местной полке. «История Хогвартса», «Взлёт и падение Тёмных искусств», спящая (или мёртвая?) «Чудовищная книга о чудовищах», «Сказки барда Биддля», «Квиддич сквозь века» и даже пара учебников зельеварения. Книг было много больше, его взгляд выцеплял лишь некоторые. Когда-нибудь он тоже заведёт себе большую библиотеку с множеством книг. Взамен тех, что были проданы отцом.

Дойдя до письменного стола, верой и правдой служившего поколениям старших префектов, Тео опустился на стул и достал ворох писем из увеличенного мешка, который накануне ему вручила миссис Пинкертон.

Вредноскоп всё же свистел на некоторые из них, и Тео приходилось их сжигать. Иные же он откладывал, и перебрав все — под сотню! — начал вскрывать и читать, предварительно осветив себе стол лампой со свечой.

«…вы пишете абсолютную чушь…»

«…я совершенно, совершенно согласна! Мой отец…»

«…хотя в ваших выводах есть зерно истины…»

«…это че пу ха, почему вообще школьнику дают печататься…»

«…открыли мне глаза, мистер Нотт!..»

«…я люблю вас! Люблю ваш слог! Вы гений!..»

Проглядывая письмо за письмом, Теодор скучал. Кто-то спорил с ним, кто-то — давал непрошенные советы, иные восторгались и соглашались, а третьи банально и незатейливо предлагали ему себя просто из-за популярности его мнения.

Находились и интересные послания.

«Ваш взгляд на проблему трезв и не лишён попытки следовать правилам логики. Это редкость для чистокровных волшебников, и я это говорю как чистокровный волшебник. Проблема сквибов касалась наших семейств веками, их выжигали с семейных гобеленов и выгоняли в мир простецов, но никто, кроме горстки идиотов, не пытался осмыслить, что именно мы теряем вместе со сквибами».

Такие вычурные похвальбы Теодора радовали.

Были послания подписанные, были неподписанные, были на английском, а были на гэльском, или валлийском, или ирландском, Мерлин его разбери — Теодор не знал ни одного языка из этих трёх.

«Мистер Нотт! На рождественских каникулах надеюсь на встречу с вами. Прочитав ваши мысли, я думаю, что нам есть, что обсудить. Загляну к вашему будущему свёкру. К.Ш.»

Шеклболт даже не пытался соблюдать маскировку. Если Пинкертон действительно была сыщицей или хотя бы лояльной Лестрейнджам, Тео мог быть почти уверенным, что письмо от Кингсли — несомненно от Кингсли! — уже было прочитано и передано Пожирателю.

Наконец, среди последней дюжины он отыскал письмо близнецов Уизли. Неожиданно они писали совершенно не потому, что прочли какую-то там статью в каком-то там журнале для придурков, вовсе нет.

«Теодор! Мы с братом узнали, что ты не против вещания нашего чёрного глашатая. Спасибо! В январе будем рады тебя увидеть у нас, есть несколько идей на будущее. Шлём в подарок перуанский порошок мгновенной тьмы, сделай сюрприз старине Филчу. Счастливого Рождества! Ф. и Дж. Уизли»

Эти строки вызвали противоречивые эмоции у Тео. Ему стало очевидно, что порошок изъяла смотрительница, а упоминание её предшественника тронуло душу. Старый сквиб наверняка нашёл своё последние пристанище где-то на кладбище Хогсмида, Теодор в этом почти не сомневался, но как же далёк и беззаботен был мир близнецов Уизли, которые вещали в своё радио о всякой чуши, уверенные, что в замке всё как-то по-старому и старый Филч всё так же гоняет по коридорам неприятных ему подростков-мажат.

Теодор скомкал письмо и заставил его вспыхнуть от невербального пламени прямо в кулаке, отвернувшись к окну. Шёл мелкий снег. Вдалеке над лесом кружили какие-то чёрные фигуры, не то дементоры, не то клубы дыма.

Он поймал себя на мысли, что отчего-то это Рождество не кажется ему счастливым. Прямо как в худшие годы детства.

Возможно, он вновь повзрослел.