Без безразличия (гет)

Сколько бы Гермиона ни говорила самой себе, что с Люциусом Малфоем её ничего не связывает (ничего настоящего, ничего искреннего), убедиться в этом окончательно — значило принять неприглядную реальность как данность. Это было болезненно. Одно дело − когда ты понимаешь, что тебя используют, и примиряешься с этим. И совсем другое − когда тебе говорят об этом в лицо, без тени сожаления или смущения.

Что хуже всего: осознание того, что Малфой — мерзавец (практически эталонный!), не уничтожило странную влюблённость. И от этого становилось ещё больнее, как будто кто-то безжалостный раз за разом бил по и без того раненому месту − где-то в районе груди. Может быть, поэтому Гермиона и не выдержала и сказала ему в лицо всё, что думает. Может, поэтому разрыдалась так отчаянно. Она ведь не рассчитывала, что он её пожалеет, не ждала извинений. Просто хотела, чтобы он наконец понял.

Только выйдя из малфоевского кабинета, Гермиона молнией промчалась по коридору, пока не свернула в тёмный угол. Чтобы никто её не увидел и не принялся задавать вопросы и успокаивать. Потому что не было в мире таких слов, после которых Гермионе бы полегчало. Что бы ни сказал ей даже сам Малфой, ситуация бы не поменялась. Признай он свои ошибки − она бы не поверила в его искренность ни на секунду. А если бы Малфой снова вздумал её обнять, Гермиона и вовсе наградила бы его каким-нибудь сглазом или проклятием. Или даже лучше — ударила бы кулаком по лицу…

Чтобы вы понимали: Малфой этого заслуживал, без вариантов. А если бы Гермиона была чуть более жестокой, то придумала бы ему кару поизощрённей. Но она не мыслила так, а просто злилась от всего сердца. Хотя разумом и понимала, что не имеет права на это негодование − правила игры были известны с самого начала. Она даже не проиграла, а просто дошла до ожидаемого финиша, не получив приза за победу. Но никакой приз и не предусматривался.

* * *

Ходить на уроки ей приходилось, как и прежде. В том числе − и на занятия по Защите от Тёмных искусств. Гермиона выполняла все задания и даже отвечала на вопросы профессора. Нельзя же было показывать всем вокруг, что что-то не так. Что всё не так. Не так, как было бы в идеальном мире. Не так, как предпочла бы сама Гермиона. Не так, как она в тайне надеялась.

Благо у выпускного курса была серьёзная нагрузка по всем предметам, так что Гермиона могла отвлечься от личных переживаний за изучением очередного параграфа какого-нибудь толстенного талмуда. И сколько бы она ни зарывалась в исписанные листы пергамента и различные справочники, никто, даже Джинни, не отвлекал расспросами. Потому что Гермиона Грейнджер, поглощённая учёбой, − это норма. Гермиона Грейнджер, с головой зарывшаяся в учебники, − это обычная картина. Гермиона Грейнджер, пропускающая мимо ушей вопросы одногруппников, − это в порядке вещей.

Но вот последнее на неделе занятие по колдомедицине она пропустила, даже не предупредив профессора. Она до последнего хотела прийти и вести себя как ни в чём не бывало. Холодно, сдержанно. Словом, совсем не по-гриффиндорски. Но в последний момент поняла, что просто не может заставить себя встать и пойти на встречу с Малфоем. Не может и не хочет. По крайней мере, не так скоро после той позорной истерики, что она закатила в прошлый раз.

А вот на следующей неделе, после выходных, можно было хотя бы попробовать снова войти в строй. Гермиона никогда не считала себя железной леди, но и слишком мягкотелой себя не назвала бы. А в последние дни она исчерпала лимит проявления слабости, больше такого допустить было нельзя.

* * *

− Я надеюсь, ты не собираешься пропустить матч? — поинтересовалась Джинни воскресным утром.

− Матч? − не поняла Гермиона.

− Мы сегодня играем с Рейвенкло! Ты что, в бункере сидела всё это время? Вся школа это обсуждает с начала недели!

− Ох, прости. Я слишком заучилась. Конечно, я приду, разве можно такое пропустить? − на автомате проговорила Гермиона. На самом деле, она очень хорошо представляла, как можно пропустить очередной матч. И даже сделала бы это с большим удовольствием. Но раз играет подруга − нельзя не поддержать её. Да и, опять же, отвлечься теперь стоило не только от мыслей о Малфое, но и от учебников.

Так что перед началом игры Гермиона заняла местечко на трибуне, заблаговременно. Народу собралось немало − со всех факультетов. И это невзирая на хмурое небо и норовящий унести полосатые шарфы далеко с трибун ветер. Нет, школьники хорошенько утеплились и покинули стены Хогвартса, готовясь выкрикивать название своего факультета и радоваться победе. Ну или негодовать из-за поражения — кому как повезёт.

Даже слизеринцев и хаффлпаффцев пришло достаточно много. Всё же квиддич — это какое-никакое развлечение, даже если ты всего лишь болельщик, а не капитан команды. Гермиона же сидела среди десятков гриффиндорцев, пыталась следить за игрой, но… не могла. Или не хотела — неважно. Джинни летала по полю, ловко уворачиваясь от бладжеров и направляя квоффлы в кольца. А Гермиона в это самое время сидела, изучая собственные ладони.

К концу игры ветер на поле поднялся совсем нешуточный. Гермиона, следуя примеру остальных, намотала на шею прихваченный с собою шарф и продолжила стойко сидеть. Вокруг было так шумно, что вскоре у неё уже не получалось слышать даже свои мысли. Зато при таком раскладе не оставалось ничего иного, кроме как следить за счётом. И радоваться в финале, когда Гриффиндор всё же одержал победу с небольшим отрывом. Может быть, не до конца искренне, но всё же Гермиона широко улыбалась в тот день. И со всей доступной искренностью поздравляла подругу с удачной игрой.

* * *

Радость пошла на убыль утром следующего дня. Едва успев встать с кровати, Гермиона почувствовала, что простудилась. Она-то думала, что после полугода скитания в лесах её организму не повредит небольшой ветерок, но, выходит, переоценила силу своего иммунитета. А подсознание нашёптывало, что тело просто чувствует внутренние склоки, оттого и слабеет.

С большим трудом отсидев четыре урока, стоящие в расписании, Гермиона устроила себе небольшую передышку − прилегла отдохнуть в спальне. Думала так: полежит минут десять, а потом направится на приём к мадам Помфри. Но проснулась лишь спустя несколько часов, пропустив ужин и чуть не опоздав на занятия по колдомедицине. Решила ведь больше их не прогуливать − что бы там ни говорил и ни делал Малфой, и как бы ни противилось этому самочувствие.

Быстро умывшись и приведя в порядок одежду, Гермиона побежала в кабинет Малфоя. К сожалению, сон не помог ей оправиться, а только усугубил ситуацию. К кашлю и насморку добавилась гудящая голова и общая слабость.

− Что с вами? − спросил Малфой, как только она вошла. − Не видел вас на ужине. Выглядите неважно.

− Я немного простыла, − призналась, невольно шмыгнув носом.

− Скажете, опять я не дал вам вовремя посетить Больничное крыло?

− Не всё вокруг вертится вокруг вас, профессор. Я просто... была занята. Если честно... задремала, − Гермиона раскрыла все карты, садясь за стол и доставая тетрадь.

Малфой же, казалось, не собирался начинать новую тему. Он заглянул в стоящий у окна большой платяной шкаф, принялся греметь склянками, после чего извлёк оттуда флакончик и протянул его Гермионе, сказав:

− Выпейте. Это бодроперцовое зелье, должно быстро сработать.

Она повиновалась, опустошив маленький флакончик одним махом. Но этого Малфою было мало: строго взглянув на Гермиону, он вновь поднялся из-за стола и на сей раз извлёк из глубин шкафа более объёмную тару с какой-то зеленовато-жёлтой жидкостью.

− Отвар против простуды. Флакон сохраняет высокую температуру внутри, так что осторожнее − не обожгитесь, когда будете пить.

− Если вы будете бегать вокруг меня, как заботливый... как целитель над пациентом при смерти, то мы не успеем позаниматься, − на сей раз Гермиона решила хотя бы попытаться возразить его напору. Тем не менее, бутылку с отваром приняла.

− Сегодня не будет урока, − отрезал Малфой.

− С чего бы это?

− С того, что вы больны, мисс Грейнджер!

− Я в порядке.

− Я не спрашивал, в порядке ли вы. Потому что и без того видно, что нет. Поэтому сейчас же выпейте это снадобье. Маленькими глотками, не торопитесь.

И Гермиона решила подчиниться. Она действительно чувствовала себя неважно и с радостью приняла бы такую заботу от кого-нибудь другого, не от Люциуса Малфоя. Но сейчас выбор был невелик. И то ли это сработала сила самовнушения, то ли снадобье и правда помогало, но симптомы болезни пошли на спад. Пусть немного, но с каждым глотком Гермиона чувствовала, что дышать становится легче. И даже в голове прояснилось.

− Как ты? − спросил Люциус после долгого молчания.

− Я же сказала − в порядке.

− Я о другом.

− Я в порядке во всех смыслах. И мне, возможно, стоит извиниться за своё поведение в прошлый раз. Это было неуместно.

Малфой усмехнулся.

− Многое из того, что происходило в этом кабинете, − неуместно. Но я бы не хотел, чтобы ты думала, что я тебя использовал.

− Но вы меня использовали, − с нажимом возразила Гермиона.

− Я никогда не ставил перед собой цели сделать тебе больно или неприятно.

− Какая разница, было ли это вашей целью? Если я в любом случае почувствовала и боль, и обиду... И... Я не хочу больше это обсуждать.

− Нам с тобой было хорошо, не отрицай, − он продолжил гнуть свою линию.

− Нет. Не было.

Гермиона прекрасно понимала, что Малфой действовал по плану, по чётко отработанной схеме. Конечно, он делал так, чтобы ей было приятно − иначе это считалось бы насилием. И разумеется, ему этот процесс тоже доставлял удовольствие, − а как по-другому? Но из этих двух фактов не следует, что им «было хорошо» вместе. Да, они находились рядом друг с другом. Да, оба получали удовольствие. Но по-отдельности.

Те моменты, когда Гермиона чувствовала, что ей нужна именно близость с Малфоем, хотелось забыть как страшный сон. Как и странные желания увидеть Малфоя без рубашки ещё раз. Или необъяснимую тягу к поцелуям с ним. Если говорить откровенно, все эти чувства не пропали бесследно, но Гермиона заглушала их по мере сил.

− Хорошо, − не стал спорить Малфой. − Мне было хорошо с тобой. И я старался сделать так, чтобы и тебе было приятно.

− Я должна вас поблагодарить за это?

− Мне бы хватило, если бы ты просто прекратила винить меня...

− Забыть о том, в чём вы виновны? Интересные у вас запросы.

− Мерлин, девчонка!.. Ты хоть понимаешь, что я действительно что-то к тебе испытываю?

− Разумеется. Раздражение. Влечение. Сейчас − злость, − отозвалась Гермиона, сама удивляясь своей уравновешенности. Наверное, лекарства подействовали как успокоительное.

− Есть что-то ещё, − признался Малфой.

Тут спокойствие рухнуло куда-то вниз, разбившись на мелкие осколки.

− Можно я пойду? − спросила Гермиона, используя последний шанс закончить этот разговор с достоинством. Да, с недавних пор она стала считать побег с «поля боя» достойным финалом.

− Нельзя. Мы не договорили.

Гермиона скинула со ступней туфли и забралась на диван с ногами, прижав колени к груди. Она не понимала, кто для неё Малфой. Он не был профессором, не был наставником в её глазах. Не считала она его и любовником. И уж тем более − он не мог называться её другом или даже приятелем. Скорее уж он был недругом, почти врагом.

− Не надо говорить, что испытываете ко мне что-то... что-то такое... если это неправда. Вы этим не помогаете, а делаете всё только хуже.

− Я не говорю, что люблю тебя. Не говорю даже, что влюблён. Но ты мне дорога, иначе бы я не тратил время на эти разговоры.

− В какой момент я стала вам дорога? − спросила Гермиона. Подумала: если ответит, что с самого начала, значит, лжёт. Если скажет, что с момента их первой близости, значит, пытается показаться искренним.

− Не знаю. Может быть, с этого самого момента.

− Почему так?

− Да откуда мне знать, чёрт возьми?! − прогремел Малфой. Гермиона вздрогнула. А он добавил куда спокойнее: − Сегодня ты никуда отсюда не уйдёшь.

Гермионе вдруг захотелось кричать. Высунуться в открытое настежь окно и просто вопить − без лишних слов, словосочетаний и предложений. Настолько сильно её раздирали изнутри сомнения. Оттого, что Малфой тоже, как выяснилось, не до конца разобрался в своих эмоциях, легче не становилось. Даже наоборот.

− Переночуешь здесь, − продолжил Малфой. − Я лягу на диване.

− Какой в этом смысл?

− Я не оставлю тебя наедине с твоими мыслями. Ясно? Меня не волнует, как ты будешь объясняться со своими соседками. Придумаешь что-нибудь.

Гермиона ничего не ответила. В голове теперь было ясно, нос не был заложен − болезни и след простыл. Но на её место пришла другая невзгода. Точнее, вернулась. Потому что чувства к Люциусу Малфою − это болезнь. Рана, или опухоль, или вирус − не суть. Но это был недуг. И Гермиона надеялась, что излечимый.

* * *

Этой ночью Гермиона спала непривычно, неправдоподобно крепко и спокойно − наверное, такой эффект дали снадобья. Уснула быстро (кровать у Малфоя была куда удобнее тех, что стояли в девичьей спальне), не видела никаких снов. Но всю ночь ощущала, что её сон охраняют. Малфой спал там же, в комнате, на с виду неудобном диване. Лежал в неестественной позе, кое-как прикрывшись пледом. Гермиона хотела было предложить ему устроиться на кровати, но задремала, пока собиралась с духом.

− Как ты? − снова спросил её Малфой утром, едва Гермиона успела открыть глаза. Он стоял у кровати уже одетый, как будто и не было для него этой ночи.

− Который час? − спросила Гермиона вместо ответа.

− Завтрак через тридцать минут. Собирайся, ванная комната в твоём распоряжении. Я подожду в кабинете.

Отгородившись от спальни плотной дверью ванной, Гермиона замерла. Взглянув на себя в зеркало, она увидела до ужаса лохматую и до неприличия напуганную девушку. Девушку, которая не могла разобраться в том, что происходит, не могла понять, как поступить. Холодная вода, которой она плеснула себе в лицо, не помогла. Горячий душ тоже.

− Так как ты? − спросил Малфой, как только она вышла.

− Пока не знаю.

− Ступай. Я выйду после тебя.

− Мы прямо как секретные агенты, − улыбнулась Гермиона. − Скрываемся ото всех.

Малфой в ответ лишь кивнул. Строго, лаконично, без лишних эмоций − как и всё, что он делал.

До Большого зала Гермиона добралась без происшествий. Для Джинни сразу же выдала довольно правдоподобное оправдание, что после занятия почувствовала себя совсем плохо и переночевала в Больничном крыле. Ведь так и было. Почти. Малфой, по сути, взял на себя обязанности школьного целителя.

− Чувствую себя виноватой, что затащила тебя на матч.

− Мне самой следовало лучше утеплиться. Хотя бы заклинанием.

− Конечно, следовало! — чересчур рьяно согласилась Джинни. − Ты вообще непонятно о чём думаешь в этом году!..

Продолжение тирады от подруги Гермиона благополучно попустила мимо ушей. Уже доедая омлет, она очень некстати вспомнила слова Луны несколько дней назад. Та сказала (если конкретизировать и добавить имена), что Люциус вполне может чувствовать что-то к Гермионе. Даже если сама она этого не видит, а даже наоборот − видит обратное. А вчера Малфой сам признался в чём-то в этом духе. Гермиона не собиралась, не должна была верить этим словам, но верила. Потому что поступки подтверждали.

К сведению: Гермиона всегда была склонна обращать внимание не на красивые речи, а на действия. И если игра на чувствах и, может быть, в некоторым смысле, секс говорили о том, что Малфой далёк от нежных чувств... То его вчерашняя забота жирным штрихом перечёркивала этот негатив. Ну, почти перечёркивала.