Цветок чертополоха (гет)

― Я не могу… Ты ведь даже не знаком с моими родителями… ― пролепетала Оливия Хорнби, но Сириус лишь сильнее прижал ее к книжному шкафу.

Внезапно рядом послышался кашель. Они обернулись: поодаль, у стеллажа, забитого периодикой, стояла, прижав к груди стопку книг, МакГонагалл. Ее глаза презрительно сузились, а губы вытянулись в ниточку. Как не вовремя она появилась! Блэку в последнее время казалось, что Минерва нарочно следует за ним по пятам, мешая проводить время с понравившимися ему девушками. И это начало порядком раздражать.

― Библиотека ― не место для любовных утех, ― процедила Минерва сквозь зубы, и Хорнби отпрянула от него.

Сириус, натянув на лицо презрительную усмешку, молча потянул Оливию в читальный зал. На пару секунд он задержался у стеллажей.

― Слушай, ты мне надоела до чертиков. Свой шанс ты упустила, к тому же у тебя ведь есть малыш Томми. Так что прекрати мне мешать, ― шепнул Блэк МакГонагалл, и ее глаза яростно сверкнули, она отступила к окну. Сириус нарочито громко закрыл за собой дверь.

Перед закрытием библиотека была практически пуста: всего два райвенкловца и… Валбурга, что-то сосредоточенно объясняющая Ориону. Подумать только, какая семейная идиллия! Мать подняла глаза, и Сириус заметил, как она при виде его тяжело сглотнула и тут же отвернулась к кузену. Блэк поймал себя на мысли, что сегодня она невероятно привлекательна. Он всю свою жизнь слышал чуть ли не от каждого встречного, что у него очень красивая мать, но никогда не придавал особого внимания этим словам.

Проводив Оливию до ее гостиной, Сириус поспешил в родную башню. Сейчас необходимо было как можно скорее снять напряжение, выплеснуть накопившиеся негативные эмоции на бумагу. Он даже ощутил, как руки задрожали в нетерпении. Наконец, устроившись в одном из дальних кресел гостиной, Блэк вытащил чистый пергамент и перо и, уже никого не замечая, принялся делать на бумаге наброски. Давно ему не приходилось рисовать в состоянии такой неожиданной всепоглощающей одержимости. Весь мир девушек, женщин, мужчин, что ему когда-то доводилось рисовать, сузился до одной единственной. На пергаменте одна за другой появлялись линии, изображавшие тонкие черты лица взрослой элегантной дамы с острым испытующим взглядом, от которого, казалось, нельзя было спрятаться. Такой, какой он всегда и знал свою мать.

Сириус критически оглядел законченный портрет, и его губы тронула злобная усмешка при мысли о задуманном. Он так и порывался прямо сейчас наведаться в совятню и отправить «подарок» адресату. Но было уже достаточно поздно, и Блэк решил отложить это дело до утра.

― Мне знакомо ее лицо. Кто она? ― он даже не заметил, как сзади к нему подошла Августа и, слегка наклонившись, рассматривала рисунок в его руках.

Сириус поспешно спрятал портрет в сумку и посмотрел на Спрингвейл, устало присевшую рядом. Он поинтересовался, о чем ей захотелось поговорить с ним. Августа же неторопливо разгладила складки на мантии, затем на рукавах блузы, и только потом очень серьезно взглянула на него.

― Перейдем сразу к делу, ― спокойно, с расстановкой произнесла она. ― Что у вас там опять не так с Минервой?

Сириус привык к веселой жизнерадостной Августе, потому сейчас немного растерялся.

― Да ничего, ― сказал Блэк, а потом, не подумав, брякнул: ― А что, она плачет?

― Из-за тебя? ― усмехнулась Спрингвейл, точно он спросил о каком-то пустяке. ― Вот еще!

Ладно, сморозил глупость ― просто привык, что девочки так часто плачут из-за него. Возможно, и МакГонагалл не стала исключением.

― Августа, я ровным счетом ничего ей не сделал, ― соврал Сириус, опустив глаза. Спрингвейл молча рассматривала его, но потом сказала:

― Смотри у меня, ― она подняла указательный палец. ― Минерва с тобой мягка, как ни с кем другим, оно и понятно ― влюблена. Но я бы на ее месте давно тебя к ногтю приставила!

― Правда?

― Конечно! ― Августа очаровательно улыбнулась, напомнив ему в этот момент лисичку.

Он уже с большим вниманием принялся ее разглядывать. Спрингвейл была полненькой девушкой с тонкими волосами, да и со вкусом у нее однозначно были проблемы. Но ее обаянию могла позавидовать любая. Особенно МакГонагалл.

― Проверим? ― Блэк хитро прищурился, но Спрингвейл лишь покачала головой.

― Сделаю вид, что я этого не слышала, ― улыбка сошла с ее губ. ― Знаешь, милый, при моем желании ты бы уже давно валялся у моих ног, ― она снисходительно усмехнулась. Вот ведь чертовка! ― Но у меня все-таки есть Дэви, и он мне небезразличен. Так что прости, красавчик, и не обессудь! И поаккуратнее там с Минервой.

Августа, игриво потрепав его по щеке, ушла. Сириус усмехнулся: а мамочка-то у Фрэнка в юности оказывается была ого-го! Впрочем, и так можно было догадаться, кто кого в чете Лонгботтомов «приставил к ногтю».

* * *

На следующее же утро, едва занялся рассвет, Сириус отправил сову с рисунком. Стоило ему это сделать, как его охватило скверное чувство совершенной ошибки, но менять что-либо уже было поздно, и оставалось лишь ждать. Так всю первую половину дня Блэк провел как на иголках, однако ровным счетом ничего не происходило. Мать он так ни разу не встретил, и ему оставалось лишь мучиться в догадках, получила она его послание или нет. МакГонагалл он тоже не видел. Ее не было ни на завтраке, ни на обеде ― видимо, снова взялась за свою излюбленную тактику ― избегала его. Ну что же, не хочет видеться ― ее проблемы. С такими мрачными мыслями Сириус в обеденный перерыв отправился во двор.

Выйдя на улицу, он издалека заметил собравшуюся неподалеку от квиддичного поля небольшую группу студентов. Приблизившись к ним, Блэк разглядел, что в кругу учеников шла игра в плюй-камни. Эйлин целилась, готовясь сделать бросок. Когда ее камень приземлился дальше всех остальных, лежавших грудой на земле, из толпы выступил другой игрок, в котором Сириус узнал отца.

Тот, насмешливо глянув на Принц, взял в руки камень и прицелился. Сириус, потихоньку достав палочку, украдкой направил ее на камень в руках Ориона. Еще доля секунды, и камень отца приземлился рядом со множеством остальных, оставив преимущество за Эйлин. Мальчишки рассмеялись, а Орион резко повернулся к Сириусу и ткнул в него пальцем:

― Я видел, это ты заколдовал мой камень!

― Да неужели? ― не преминул отозваться Сириус.

― Можно проверить, какое последнее заклинание исполнила твоя палочка! ― уверенно заявил отец, подойдя к нему, и слизеринцы с интересом принялись наблюдать за зарождающейся перепалкой. Орион смутился, заметив, что друзья удивленно наблюдают за ним, и презрительно добавил: ― А какого ты вообще сюда явился?

― Искал твою благоверную, ― усмехнулся Сириус, и мальчишки вокруг присвистнули.

Отец сузил глаза.

― Так, я вообще не намерен тратить свое время на препирательства с вонючим грязнокровкой вроде тебя! ― начиная нервничать, отмахнулся Орион. Интересно, ему хоть раз приходило в голову немного разнообразить свои заранее придуманные фразы? Точнее, даже не им заготовленные, а…

― Это кто тебе велел? Твоя возлюбленная кузина?

Глаза отца полыхнули злостью, и он сделал к нему шаг.

― Отлично, я попал в яблочко! ― продолжал глумиться Сириус. ― Подумать только, он в самом деле без кузины и шагу не ступит! Подкаблучник несчастный!

Ему вдруг отчетливо вспомнился один дождливый августовский вечер, когда он, сбежав из дома, гостил у дяди Альфарда. Тогда поздно ночью к ним явился сам Орион, и Сириусу удалось подслушать, как он уговаривал дядю отвести племянника обратно домой, устало повторял, что Валбурга не потерпит подобного своеволия со стороны сына и брата. Дядя тогда наотрез отказался, и отец ушел ни с чем.

Сейчас же Сириус чувствовал, как один только такой вот уверенно-недоуменный вид Ориона выводит его из равновесия, бесит так, что кровь начинает потихоньку закипать в жилах. Казалось, отец насмехается над ним, делая вид, что не понимает, в чем дело. Где-то на задворках сознания голос разума из последних сил орал остановиться, твердил, что сейчас он переходит все возможные границы, но Сириус понимал, что уже не может ничего с собой поделать. Руки сами собой тянулись вцепиться в отца.

В это время смех вокруг резко смолк, все удивленно следили за намечающейся дракой.

― Ну, чего молчишь? Язык проглотил? Скажи, ты вообще хоть одно решение в своей жизни принял сам, без потворства жены? ― уже не следя за словами, сердито выплюнул Сириус, глядя на Ориона, в глазах которого застыл испуг. Это гребаное изумление и непонимание, он точно издевается!

Но Сириус вдруг ощутил, как сзади его перехватили за руки и потянули назад.

― Оставь его! ― послышался у самого уха бархатный голос Альфарда. Эти слова подействовали на Сириуса неожиданно отрезвляюще, и он повиновался дяде, давая увести себя в сторону. Отец еще какое-то время смотрел на него, словно на умалишенного, но потом однокурсники увели его. Альфард и Сириус присели на скамейку. Дядя молчал, выжидая, когда он отдышится и придет в себя.

― Ну и что за спектакль ты устроил? ― наконец упрекнул Альфард. ― Не оттащи я тебя от него, ты бы его придушил! И вот с этим ты ох как неосмотрителен, ― он извлек из кармана помятый клочок бумаги и развернул его ― тот самый портрет Валбурги, что был в горячке отправлен утром. ― Скажи спасибо, что Валбурга не успела вскрыть конверт, ― Гринграсс очень кстати ее отвлекла.

― Значит, она не…

― Нет, ― покачал головой дядя, но затем серьезно посмотрел на него. ― Ты что за шутки вздумал шутить?

― А какие шутки она…

― Знаю, о том и хотел потолковать, ― спокойно кивнул Альфард. ― Дело серьезное будет ― проклятие-то родовое как-никак.

У Сириуса по спине прошел холодок. Родовые проклятия ― одни из наиболее опаснейших и сложнейших проклятий, какие только изобретены волшебниками! Они давно канули в лета, пережив расцвет в Средневековье, когда напустить темные чары на собственного брата или отца считалось обычным делом. Насколько опасными являются родовые проклятия, можно лишь предполагать: информацию о них найти также просто, как отыскать редчайшие книги по черной магии. Министерство, начиная с двадцатого века, ведет усиленный поиск подобной литературы, а, найдя, безжалостно сжигает.

― То проклятие, к которому прибег Риддл, использовалось очень и очень редко, ― продолжил дядя. ― Ну какая мать в здравом уме позволит сотворить подобное с ее ребенком! Том же воспользовался ее незнанием и вашими с ней натянутыми отношениями. Потому худшее, что ты сейчас можешь делать ― это продолжить издеваться над матерью.

― Я ― издеваться? ― разозлился Сириус. ― Да она сама…

― Прекрати обвинять ее во всех смертных грехах! ― оборвал Альфард. ― Ты и сам, согласись, ведешь себя не как добрый и ласковый сын! Кто просил тебя трепаться при Риддле о помолвке родителей? Валбурга по сей день не может и просто не желает верить в то чудо, что являешь собой ты на данный момент. А ты только представь, каково ей будет, когда она окончательно уверится, на кого собственноручно накликала беду? ― у Сириуса к горлу подкатил ком.

Они сидели молча, обдумывая каждый свое. Сириус снова и снова перебирал в памяти подробности злополучного вечера в подземелье. Он сидел, не решаясь взглянуть на дядю, только что отчитавшего его, на языке так и вертелись обидные слова. Рядом с ним сидел едва ли не самый близкий человек, который всегда поддерживал его как мог. Сейчас же Альфард рассуждал о том, каково будет Валбурге. А каково сейчас ему, кто-нибудь подумал?

Сириус упрямо убрал с лица небрежно упавшие пряди волос.

Он всегда был уверен в своем наплевательском отношении к тому, что думает на его счет выжившая из ума фанатичка, которую он давно отвык называть матерью… Да, вот готов был поклясться! Но тогда почему в тот момент, когда Риддл, этот чертов придурок, наставил на него палочку, и когда вдалеке послышался женский голос и стук каблуков, он подумал… Нет, не о МакГонагалл, а о ней… Сириус всегда считал себя сильным, взрослым… И никогда не был наивен, но в тот треклятый миг в нем мелькнула надежда, что это пришла она… Проклятый момент, проклятая слабость, которые заметно пошатнули его уверенность в себе…

Альфард продолжал молчать, и Сириус все больше чувствовал себя не в своей тарелке.

― Ты глупец! Нашел на кого обижаться, ― вдруг скривился дядя. ― На женщин, двух несчастных девиц.

Сириус вспомнил, как Белла любила ехидно заметить, что дядя Альфард считает всех особ женского пола существами более низкого порядка, на которых чаще всего и обращать внимания не стоит.

― Прекрати пререкаться с матерью и МакГонагалл. Вторая вообще не заслужила такого отношения, а ты переносишь на нее то, что питаешь к матери.

― Минерва тебе подружка, что ли? ― продолжал досадовать Сириус.

― Маленькая поправка: подружка она тебе, а мне ― друг, ― дядя многозначительно поднял указательный палец.

― Вот как! ― горько усмехнулся Сириус, но от слов Альфарда ему стало легче, и он даже укорил себя за то, что умудрился приревновать Минерву к дяде. И, возможно, если бы он так не воодушевился этой мыслью, то заметил бы, каким странным вдруг стало выражение лица Альфарда. ― Я тут подумал, и, знаешь…

― Знаешь, из-за меня погиб человек, ― вдруг произнес дядя, и в этот миг рядом раздался заразительный девичий смех. ― Девочка…

― Что, прости? ― Сириус посмотрел на Альфарда, полагая, что ослышался и тут же замер, пораженный тем, как лицо того в считанные секунды осунулось и потемнело.

― Изумление с твоей стороны ожидаемо… Вот я рассказал тебе, и мне как будто стало легче… Да, значительно легче, ― еле слышно пробормотал дядя, и Сириусу уже мерещилось, что рядом с ним сидит совершенно незнакомый человек, настолько его голос казался чужим. Было что-то очень страшное даже не столько в том, что он сказал, а как при этом был напряжен.

― Послушай, я … ― только и нашел что сказать Сириус. Подсознательно он ждал подобного поворота разговора, но вот чтобы так, с плеча…

Альфард встал со скамьи и, похлопав его по плечу, направился к замку, казалось, даже не слыша его оклика.

― Ладно, не бери в голову, ― бросил он, оглянувшись. ― Потом договорим.

Сириус так и остался сидеть, тщетно пытаясь осмыслить услышанное.

* * *

Блэк заметил, что после вчерашнего в библиотеке он так ни разу больше и не увидел МакГонагалл. И если днем он не особо об этом задумывался, то ближе к вечеру все же забеспокоился. В десятом часу Сириус больше не смог спокойно сидеть в башне и пошел искать ее. Библиотека уже закрылась, в коридорах он встречал дежуривших старост, но Минервы среди них не было. Предположив, что, возможно, она на улице, Блэк спустился в холл и уверенно направился к входным дверям.

― Спешишь утешить возлюбленную? ― послышался сзади негромкий женский голос, и он почувствовал, как все внутри подпрыгнуло ― это была Валбурга.

Сириус медленно повернулся и пригляделся к ней. Ее волосы были небрежно собраны так, словно она спешила, а на дне серых глаз искрился лихорадочный огонек.

Когда мать подошла к нему ближе, Сириус разглядел в ее руках смятый клочок бумаги, который она развернула и продемонстрировала ему. Это был тот самый портрет, что был послан с утра. Неужели он все-таки попал к ней в руки? Сириус, сунув руку в карман, нащупал на его дне кольцо. Этот фамильный перстень, с которым была связана давняя традиция передачи его из поколения в поколение старшим сыновьям, достался ему в четырнадцать лет от дяди Альфарда. Сириус его не надевал, но носил с собой в качестве талисмана.

― Мой милый братишка, как всегда, возомнил себя самым умным и решил, что может совать нос в чужие дела, ― язвительно заметила Валбурга и порвала рисунок пополам. Затем еще. Разрывая бумагу, она не сводила с него глаз, которые с каждой секундой все больше наполнялись слезами.

Превратив пергамент едва ли не в пыль, мать подбросила его в воздух, и крохотные белые клочки, словно снег, разлетелись в стороны. Через секунду к горлу Блэка была приставлена палочка. Сириус, вертевший в кармане кольцо, подцепил его безымянным пальцем.

― Кто ты такой? ― выдохнула Валбурга.

― Слушай, убери-ка, ― потребовал он, но ее палочка только больнее надавила на горло.

― Замолчи! ― истерично перебила мать, и Сириус продолжил смотреть в ее глаза, так похожие на его собственные. На их дне он видел уменьшенную копию самого себя, заметно растерявшегося. ― И отвечай только то, что я потребую! Кто ты такой, Мерлин тебя побери?

Его губы расплылись в усмешке. Хочешь знать? Сириус вытащил руку из кармана, и когда он поднес ее к палочке Валбурги, на безымянном пальце сверкнул фамильный перстень. Мать перевела взгляд с его лица на кольцо, и ее глаза расширились от изумления. Она отпрянула от него как от прокаженного, и Блэк провел рукой по шее в том месте, где только что был кончик палочки.

― Валбурга, Сириус! ― донесся до них голос Альфарда, но мать продолжала стоять словно парализованная. У Сириуса же в считанные секунды пронеслась перед глазами сцена в школьном дворе, скамья у дуба… «Из-за меня погибла девочка…»

Когда дядя подошел к ним ближе, Валбурга метнула взгляд на его руку со сверкавшим на ней перстнем, таким же, что и на руке Сириуса. Затем снова на Сириуса. И тут по ее щеке скатилась слеза.

Альфард попытался было увести ее, но, к его изумлению, она резко оттолкнула его, а затем рявкнула:

― Да оставь ты уже, наконец, меня в покое! ― мать снова перевела полные потрясения глаза на Сириуса. ― Достаточно того, что ты постоянно суешь нос в мои дела и пытаешься решить за меня всю мою жизнь!

Когда дядя вытащил палочку, она и вовсе заорала:

― Убери ее, ненормальный! Я же сказала, что не позволю больше решать за меня! Хватит и того, что ты поломал жизнь и мне, и Ориону. Признайся, любезный братец, это ведь ты рассказал отцу про Тома? Обида взяла, не так ли? Хуч ведь тебе отказала? Да и кто даст согласие такому помешанному, как ты?

Было видно, что Валбурга уже не владеет собой, выкрикивая все новые абсурдные обвинения. Альфард, улучив момент, пробормотал заклинание, и она осела на пол под заклинанием оцепенения. Дядя с некоторой опаской приблизился к ней.

― Дура! ― буркнул он себе под нос и метнул на Сириуса осуждающий взгляд. Под новым взмахом его палочки тело Валбурги медленно поплыло в сторону подземелий. Сириус хотел последовать за Альфардом, но тот махнул рукой:

― В ближайшие дни держись подальше.

Сириус так и остался стоять, растерянно глядя ему вслед. Его не оставляло чувство, что все, только что развернувшееся на его глазах, было лишь немыслимым сном. Внезапно он почувствовал, как душно в помещении, и, отворив двери, вышел на улицу. Холодный осенний воздух понемногу привел его в чувство, и Блэк побрел, не задумываясь о направлении. Он уже подумал, что никого не встретит, как вдруг неподалеку услышал вздох и, повернув голову вправо, заметил в дальнем углу двора МакГонагалл. Она сидела к нему боком, сцепив руки на коленях и чуть склонив голову. Всегда такая предусмотрительная, сейчас Минерва была в одной лишь блузе и юбке, а ведь на дворе был дождливый октябрь.

Интересно, сколько времени она пробыла здесь? Час, два, целый день?

Сириус медленно направился к ней, но она продолжала сидеть неподвижно, словно не замечая его. Лишь когда он присел рядом с ней на краешек скамьи, МакГонагалл вытащила из кармана блузы крошечную пачку дешевых сигарет, которую наверняка изъяла у какого-нибудь третьекурсника, извлекла из нее одну и неумело поднесла к ней палочку.

Так, курильщиц-дилетанток среди подружек у него еще не было. Минерва безуспешно пыталась зажечь сигарету, и тогда Блэк молча подставил свою палочку. Края свернутой бумаги сверкнули, и МакГонагалл, с ходу попытавшись затянуться, тут же закашлялась. До чего же нелепо выглядела с сигаретой эта примерная ученица!

― Брось, тебе не идет, ― не удержался Сириус, и сигарета выскользнула у нее из рук.

― Какое твое дело! ― тут же огрызнулась она.

Даже так? Минерва резко встала, но Блэк перехватил руку.

― Не смей ко мне прикасаться! ― она попыталась вырваться.

― А иначе что? ― Сириус лишь сильнее сжал ее запястья. Черной лентой пронеслись в голове слова дяди: «Ты переносишь на нее то, что питаешь к матери».

И тут МакГонагалл с силой ударила его кулаком в грудь, затем еще и еще.

― Зачем ты вообще пришел…

Когда ее голос сорвался, по ее правой щеке скользнула крупная слеза, затем другая. Минерва, видимо, устыдившись своих слез, постаралась отвернуться и вырваться, но Блэк только сильнее стиснул ее в объятиях, и она вдруг обмякла, точно сдаваясь. Женские слезы всегда приводили Сириуса в замешательство, не стал исключением и этот случай. Вот что делать с ней такой?

― Ну же, не надо! ― только и нашел, что пробормотать. Никудышный из него утешитель, как и всегда. ― Детка, я знаю, что вел себя как последний идиот…

Он притянул МакГонагалл к себе, и близость ее неожиданно разбудила в нем совершенно определенные желания. Блэк осторожно приподнял ее за подбородок. Минерва прерывисто дышала, все еще стараясь подавить всхлипывания. Сириус никак не ожидал увидеть ее в таком состоянии и теперь не мог отвести глаз от этой новой МакГонагалл ― слабой, расстроенной и одновременно такой притягательной. Он, уже будучи не в силах сдерживать себя, прильнул к ее губам, ожидая, что она в любой момент его оттолкнет. Но Минерва не отстранилась, более того, Сириус почувствовал легкое прикосновение ее дрожащих пальцев к щеке. Это придало ему уверенности, и он углубил поцелуй. Так они стояли, прижавшись друг к другу, и МакГонагалл уже более уверенно гладила его по волосам. Закрыв глаза, он упивался ощущением тонких пальцев, скользящих по его прядям. Так ласково, нежно. Так, как никогда не делала мать.

Блэк, отстранившись от Минервы, взглянул ей прямо в глаза. Нет, у него точно поехала крыша! Сейчас в его объятиях была та, грезы о которой уже несколько недель не давали ему спокойно спать, а что ему пришло только что в голову? Казалось, недалек тот момент, когда он окончательно перепутает мать с МакГонагалл. Нет, все должно быть по-другому!

Минерва между тем прижалась к его груди. Такая кроткая, тихая. Сняв с себя мантию, Сириус накинул ее на озябшие плечи МакГонагалл. Вечернего холода он и не заметил.

Было достаточно поздно, когда они вернулись в замок, и в гостиной уже никого не было. Минерва молча вернула Блэку мантию и, присев, взглянула на догорающий огонь в камине. Сириус, потоптавшись на месте, бросил взгляд на край стола и заметил коробку с шахматами. Затем посмотрел на притихшую МакГонагалл.

― В шахматах, как и в любви, необходим партнер. Сыграем? ― неожиданно для самого себя предложил он, а затем, лукаво улыбнувшись, добавил: ― На раздевание.

Пожалуй, было опрометчиво с его стороны делать столь непристойное предложение девушке, да еще такой целомудренной, как Минерва. Но слово не сова ― вылетит, не поймаешь. Блэк послушно ожидал полных возмущения восклицаний, однако в ответ получил кивок.

― Хорошо, ― спокойно согласилась МакГонагалл, вероятно, не осознав до конца смысл его предложения. Она напоминала человека, глубоко погруженного в свои мысли и не замечающего ничего вокруг.

Вот уж когда Сириус пожалел, что плохо играет в шахматы, ведь ему как никогда ранее захотелось выиграть. Он в итоге проиграл, чему, правда, не особо-то и огорчился. Отметив, что по окончании игры лицо Минервы осталось по-прежнему невозмутимым, Блэк, не сводя с нее глаз, принялся медленно расстегивать пуговицы на рубашке. Его воображение в эти минуты рисовало картинки одну ярче другой: он, прижимая МакГонагалл к себе, судорожно стягивает с нее блузу…

Наконец Минерва оторвала взгляд от шахматных фигур и остановила его на пальцах Сириуса. Похоже, его действия подействовали на нее отрезвляюще, и МакГонагалл в панике отвернулась.

― Перестань! ― бросила, пересев на диван.

Ладно, на положительный исход этого мероприятия Блэк, признаться, и не надеялся. Потому, оставив рубашку в покое, он осторожно присел рядом с Минервой. Их еще ожидал очень непростой разговор. Гнетущие мысли, которые он так старательно пытался все это время от себя отогнать, снова возвращались к нему.

― Да не трону я тебя, можешь не бояться! ― нетерпеливо бросил Сириус, когда МакГонагалл попыталась отодвинуться от него. ― Только если ты сама не попросишь. Ну, может, поведаешь уже наконец о том, что тебя связывает с Риддлом?

Минерва перевела на него взгляд, и Блэк понял, что она готова рассказывать.

― Помнишь парня, которого я поранила на вечеринке Слагхорна? ― спросила МакГонагалл. ― Эндрю Пьюси, мой однокурсник. ― Сириус, перебив ее, поведал то, что однажды рассказал ему дядя, и Минерва, нисколько не удивившись, продолжила: ― Я давно наблюдаю за ним, как и Риддл. И, к сожалению, все, похоже, происходит по худшему из предполагаемых сценариев. Лишившись брата, Пьюси загорелся желанием вернуть его, оживить во что бы то ни стало. Ему стало плевать на то, что магия воскрешения ― самая сложная и фантастическая область магии, вокруг которой ходит больше легенд, нежели фактов. Он заболел идеей сделать невозможное: вернуть сущность погибшего мага в мертвое тело.

Точнее будет сказать, что бедолагу Эндрю убедили, подумалось Блэку. Он слушал МакГонагалл, не прерывая, и при этом не мог не соотнести услышанное с тем, что недавно узнал из ее разговора с Альфардом. Разумеется, теперь причины ночных вылазок Пьюси стали яснее: все это время он сбегал в то место, где мог спокойно заниматься темной магией. Но Сириус понимал, что Минерва явно что-то не договаривает и при этом ничуть не беспокоится из-за этого. Более того, говорит обо всем этом до странности устало, отстраненно. Но концы истории не сходятся, и это факт. Риддл и она, двое старост, так беспокоящихся, что какой-то ученик вздумал использовать темную магию? Только ли из-за этого Эндрю был награжден их столь пристальным вниманием?

― Но почему ты бездействуешь? ― спросил Блэк ее. ― Почему не прекратишь эти глупые эксперименты? Или ты тоже веришь…

― Всему есть предел, ― сказала она. ― Я давно веду слежку, и близится час, когда всему этому будет положен конец. Не так давно у меня появился портал. Точнее, его мне раздобыл Ральф Лестрейндж. И этот портал ведет к тому месту, где занимается своими темными делами Пьюси.

Сириус удивленно воззрился на нее.

― Послезавтра, в полночь, он будет открыт, ― МакГонагалл сделала паузу, видимо, думая, продолжать или нет. ― Ты пойдешь со мной?

Сонное настроение как рукой сняло. Портал. То место, где столько времени Эндрю неоднократно пытался вернуть к жизни брата. То, к чему и Риддл приложил руку. Минерва еще спрашивает.

― Кто ж откажется взглянуть своими глазами на весь этот бред! ― усмехнулся он.

― Полнейшим бредом считается и сила, катализирующая действие родовой магии, ― вдруг сказала МакГонагалл.

― Что ты этим хочешь сказать? О какой силе речь?

― Принцип единства и борьбы противоположностей: жизнь и смерть, любовь и ненависть. Последние стоят друг от друга на невероятно близком расстоянии, ― ее глаза заблестели в свете огня в камине. ― Единство ненависти и любви лежит в основе родового проклятия, наложенного на вас с Валбургой. Именно на их связи оно и зиждется, так как без одного невозможно другое. А ведь во всяком проклятии, как и в любом зелье, важен каждый ингредиент.

До Сириуса начало доходить. Неужели на основе любви можно было создать столь сильную ненависть между ним и матерью, как это самое проклятие?

― Ну нет! ― он упрямо замотал головой. ― Она меня на дух не переносит, да я и сам отнюдь не горжусь такой мамашей…

― Не обязательно гордиться, ― спокойно заметила Минерва, но при этом ее глаза странно заблестели. ― Можно ненавидеть, и при этом всей душой прикипеть. Обрати внимание, что все признаки налицо. Например, почему ты все эти дни не находишь себе места? Равнодушный так бы себя не вел. Действие родового проклятия обострило твои чувства, давно подавленные детские обиды. Так, когда ты целовал меня, на самом деле ты… Тебе, наверное, не хватало в детстве материнской любви и ласки…

Он не стал отвечать. От услышанного ему стало жарко, он чувствовал, как пылают его щеки и шея. Вздор или все же истина? Блэк схватился за голову и, взъерошив волосы, откинулся на спинку дивана. Затем взглянул на МакГонагалл. Она только что поведала ему о таких вещах, о которых он вроде бы всегда знал, но вряд ли когда-либо соотносил их с реальной жизнью. А ведь, по ее словам, все это тесно связано с магией, а магия ― это отнюдь не иллюзия.

― Вот взгляни, ― Минерва извлекла из вызванной «Акцио» сумки толстенный фолиант и раскрыла его на середине. Открытые страницы были испещрены рунами, и для Сириуса, никогда не интересовавшимся ими, все это было равносильно китайской грамоте. Блэк взглянул на обложку фолианта и узнал в нем одну из книг домашней библиотеки, к которой он никогда и не думал притрагиваться ― магия такого направления его всегда интересовала мало.

― Скажи, кто я для тебя? ― вдруг спросила Минерва, пока он переворачивал страницы.

― В смысле? ― не понял Сириус.

― Кто я для тебя в твоем времени?

Он усмехнулся.

― Училка, а что? Такая вся из себя солидная дама, декан факультета… Между прочим, я у тебя в любимчиках хожу.

― Значит, училка, ― как-то тяжело вздохнула МакГонагалл, и Блэк не стал продолжать. Не уточнять же, что в будущем она годилась ему в матери и воспринималась им не более чем строгий преподаватель, знающий свое дело и не дающий ученикам спуску.

Сириус продолжал рассматривать аккуратный профиль Минервы, а она, снова перестав его замечать, глядела на огонь. Он, пользуясь моментом, потихоньку приблизился к ней и попытался обнять, но МакГонагалл отстранилась.

― Не надо!

― Мини, забудь хоть раз про свои принципы и сделай то, что действительно хочешь! — Сириус ласково провел рукой по ее щеке.

― Это не принципы, просто я… ― она резко встала. ― Уже поздно, завтра рано вставать.

― Послушай, мне плевать, даже если ты была бы для меня директором и годилась мне в прабабушки, если ты о том! ― выпалил Блэк и тут же пожалел о сказанном, так как Минерва, остановившись, бросила напоследок:

― Вот именно, тебе всегда плевать! Живешь одним днем.

― Эй, постой! ― он не собирался промолчать в ответ на ее упрек, но МакГонагалл уже скрылась в проходе в женские спальни.

Какие-то невозможные у них отношения. Впрочем, к чему обманываться, так оно и есть.

* * *

Ближайшие два дня Блэк провел в тягостном ожидании, ближе же к полуночи второго дня он и вовсе потерял покой ― за что ни брался, ни на что не хватало усидчивости. Сириус то и дело невольно отрывался от своего занятия: он все это время худо-бедно расшифровывал руны из данной Минервой книги. Делал он это поспешно, так как этим вечером после ужина ему пришлось отдать ее Альфарду, молча забравшему у него ее и скрывшемуся в толпе слизеринцев так быстро, что Сириус едва успел рот открыть.

После работы с рунами Блэк зарекся когда-либо заниматься ими, так как скучнее занятия ему еще не попадалось. Но теперь он знал, что снятие проклятия представляло собой довольно непростой, но все же выполнимый обряд, в основу которого ложилось согласие проклявшей стороны ― матери.

Сейчас же, стоило ему расслабиться в кресле, как он ощутил мягкое прикосновение к плечу. Обернулся и увидел МакГонагалл. При внешнем спокойствии, что она старательно пыталась изобразить, ее выдавали глаза, которые просто горели волнением.

Минерва, плотнее запахнувшись в мантию, сообщила, что им уже пора. Когда они наконец закрыли за собой тяжелые двери замка, МакГонагалл потянула его в темный угол.

― Сначала мы примем наши анимагические формы, ― сказала она, и Сириус понимающе кивнул. Конечно, как он и подозревал, бдительная староста давно в курсе его маленького секрета.

― Когда ты овладел анимагией? ― вдруг спросила она то, что, казалось, давно не давало ей покоя. ― Я, например, в августе прошлого года.

Блэк задумался. Минерва научилась превращаться к началу шестого курса, а ему это удалось еще в конце пятого. Выходит, он превзошел собственного учителя. Сириус внимательно посмотрел на МакГонагалл, напряженно ожидавшую его ответа. Ему даже показалось, что воздух вокруг сгустился. Хотел было сказать как есть, но вовремя удержался:

― В сентябре, когда впервые увидел тебя, ― он посмотрел ей прямо в глаза. ― Для такого сложного процесса, как первое превращение, необходимо испытать очень сильное потрясение…

― Да брось! ― отмахнулась Минерва, явно ему не поверив, однако напряжение вокруг них стало меньше.

― Нет, правда, ― продолжил убеждать Сириус. ― Я увидел тебя тогда и спросил себя: «Неужели эта красивая девочка мой строгий декан?»

Но МакГонагалл, тихо нашептывая: «Лжешь, лжешь….», уже отвернулась от него. Она стала уменьшаться в росте, происходило это довольно медленно и не так плавно, как у ее взрослого прототипа ― видимо, ей все еще непросто давались превращения. Но уже минуту спустя рядом с ним переминалась с ноги на ногу полосатая кошка. Сириус не заставил себя долго ждать, и вскоре они уже бежали в Запретный лес.

Им пришлось несколько раз обойти выбранное Минервой место, но наконец она, снова приняв человеческий облик, подошла к невысокому молодому дубу и, ощупав его ствол, позвала Блэка. Он, перекинувшись в человека, приблизился к ней, и они одновременно сжали одну из веток, так же как в свое время делал Пьюси.

Мощный бросок в никуда, и Сириус понял, что уже не стоит на ногах, ― приземление на новом месте оказалось непростым. Он огляделся вокруг, рассматривая незнакомый дубовый лес, и только тут обнаружил, что Минервы рядом не оказалось. Перепугавшись не на шутку, Блэк поднялся на ноги, позвал ее один раз, другой, но ответа так и не последовало. Он снова окинул взглядом окрестности, гадая, куда ему следует направиться. И что случилось с МакГонагалл? Неужели с порталом произошли неполадки, и они оказались в разных местах?

Делать было нечего, и Сириус двинулся было куда глаза глядят. Неожиданно сзади него послышался шорох сминаемых осенних листьев.

― Стой, где стоишь! ― в ночной тишине женский голос показался необычайно громким. Сириус прикусил губу и медленно повернулся. В пяти метрах от него стояла Валбурга, нацелив палочку прямо на него.

― Конечно, так я и думал, что снова окажусь… ― криво усмехаясь, начал было он, но мать его резко прервала:

― Сзади!

Сириус, удивленно глядя в ее широко раскрытые от страха глаза, услышал, как позади него тихо зашелестели листья под ногами кого-то, казалось, почти невесомого.

Блэк обернулся. В нескольких метрах от него неподвижно застыл человек в изрядно потертой старомодной одежде; на когда-то белоснежной рубашке темнели грязные разводы. Но что действительно поражало, так это лицо и руки незнакомца: дряблая, серо-зеленого цвета кожа обтягивала череп и кости рук, а вместо носа и глаз были видны лишь огромные отвратительные впадины. Сириус только читал о запахе трупного яда, но был уверен, что от этого существа пахло именно им. Блэк почувствовал приступ тошноты, а затем услышал, как сзади закашляла от отвращения мать.

Между тем инфернал, а Сириус не сомневался, что перед ним именно он, продолжая разглядывать его своими пустыми глазницами, резко сделал шаг к нему. Блэк, едва успев направить на него палочку, услышал позади себя четко произнесенное заклинание. Мгновение спустя он почувствовал легкий удар в спину, руки и ноги сделались ватными, а глаза застлала тьма.