Гарри Поттер и глина Эдема (джен)

По мере того как глаза адаптировались к темноте, она уже не казалась настолько плотной, как поначалу. Их окружали облетевшие деревья: не древние дубы, как тогда, в албанском лесу, а сравнительно недавно высаженные, с еще тонкими стволами и нежной корой. Странные каменные выступы заполняли окружающую территорию во всех направлениях, создавая регулярный белесый рисунок, поблескивающий в свете окон здания поодаль.

Отдышавшись после недавней погони и выйдя на свободную от деревьев землю, они огляделись, и Гарри почувствовал, как легкий холодок неприятно скользнул по спине. Каменные выступы оказались надгробиями — сотнями древних покосившихся и растрескавшихся надгробий, слегка припорошенных снегом.

— Это же… — произнесла Гермиона дрогнувшим голосом. — Это старое еврейское кладбище в Праге. Я видела фотографии.

Она отошла в сторону, стараясь не наступать на едва выдающиеся из земли каменные плиты, коих тут было несметное количество.

— Куда же нам теперь податься? — спросил Гарри, не особенно рассчитывая на ответ. — Если тут и есть иллюминаты, то нам об этом ничего не известно. Даже переночевать негде.

— Это квартал Йозефов. Здесь повсюду синагоги. В них обычно не отказываются приютить и накормить людей без крыши над головой, — грустным голосом отозвалась Гермиона.

Гарри понимал причины ее подавленного настроения. В недавнем прошлом у нее было все: любящая семья, свой дом, Хогвартс. И даже когда все рухнуло, она на какое-то время обрела новый дом — Айзентурм, казавшийся тогда неприступной крепостью, последним бастионом упорядоченности в море окружающего хаоса. И вот теперь они стоят среди надгробных камней, и у них нет ничего и никого, кроме друг друга. Бездомные. Загнанные. Смертельно уставшие.

— Не знаю, пустят ли нас в такое время… — покачал головой Гарри. — Но выбирать не приходится. Пойдем к выходу.

Они стали пробираться через ряды надгробий туда, где за оградой мерцали огни города да изредка раздавался шум редких автомобилей. Идти было трудно: под слоем снега скрывались отколовшиеся могильные камни, а сами захоронения располагались здесь настолько плотно, что порой приходилось обходить ряды надгробий по широкой дуге.

— Я читала, что здесь несколько слоев могил, — почему-то перейдя на шепот, проговорила Гермиона. — Когда мест для новых захоронений больше не оставалось, все кладбище засыпали слоем земли и хоронили уже в нем, представляешь?

Гарри эта информация отнюдь не подняла настроения, и он облегченно вздохнул, когда они наконец смогли преодолеть все препятствия и выбраться к окраине кладбища. Радоваться тем не менее было рано. Путь им преградила высокая каменная стена без единого разлома. Чуть в стороне виднелись железные ворота, но, добравшись до них, ребята убедились, что они наглухо закрыты.

— Надеюсь, сработает, — с сомнением проговорил Гарри, оглядев массивный замок и достав палочку. — Алохомора!

Замок приглушенно лязгнул, и ворота приоткрылись. Они осторожно вышли, не распахивая их полностью, и огляделись вокруг. Прямо перед ними, скрипя шинами по свежевыпавшему снегу, прополз автомобиль, но он был почти единственным источником движения на ярко освещенной улице, за исключением нескольких припозднившихся прохожих, не обращавших на друзей ни малейшего внимания.

— Вот это здание, — Гермиона показала в сторону ветхого остроконечного строения с грязно-желтыми стенами и освещенными окнами по левую руку от них, — наверняка одна из синагог… — Она запнулась, удивленно глядя на объект своего интереса.

— Что случилось? — спросил Гарри.

— Я знаю ее! — ответила Гермиона, и глаза ее заблестели. — Это же Староновая синагога! Та самая! Я не знала, что она настолько близко.

— Староновая?..

— Синагога, на чердаке которой, согласно легенде, до сих пор хранятся останки пражского голема.

Она обернулась, одарив его взглядом, лучившимся неприкрытым азартом.

— Когда ты успела все это узнать? — Гарри был искренне удивлен осведомленностью Гермионы.

— Но Гарри, это же общеизвестно! Самая знаменитая легенда Праги, я впервые прочла ее еще в Хогвартсе.

— Что ж, в таком случае надо будет пробраться туда при случае, — произнес Гарри в задумчивости. — Возможно, нам удастся найти…

— При случае? Гарри, этот случай — сейчас. Нам нельзя терять время зря. Аненербе наверняка сможет выяснить, куда ведет портал. Я уверена, что уже завтра днем они будут здесь, если не раньше. А сейчас мы сможем пробраться на чердак незамеченными.

— Прямо сейчас? Но как?..

— Пойдем, — уверенно ответила Гермиона. — Если я правильно все запомнила, особых сложностей у нас не возникнет.

Сложности тем не менее возникли, хотя поначалу все шло хорошо. Обойдя синагогу с обратной стороны, они увидели уютный дворик, огороженный невысокой железной решеткой. Гермиона показала рукой на дверь, располагавшуюся высоко над землей:

— Она ведет на чердак. Туда-то нам и нужно.

Способ добраться к чердачной двери казался очевидным. Целый ряд железных скоб, укрепленных на стене синагоги, образовывал импровизированную лестницу, ведущую к указанному входу — достаточно было взобраться по ним. Проблема состояла в том, что примерно в десяти футах от земли эти ступени обрывались, и дотянуться даже до самой нижней из них не представлялось возможным.

Гермиона огляделась вокруг и вытащила палочку из внутреннего кармана пальто.

— Что ты собираешься делать? — настороженно спросил Гарри. — Нас могут увидеть, сюда же окна выходят…

— Ты можешь предложить что-нибудь лучше? — пожала плечами Гермиона, направляя на него палочку. — Вингардиум Левиоса!

Гарри от неожиданности нелепо взмахнул руками и резко взмыл в воздух, после чего, повинуясь движению палочки Гермионы, понесся к стене Староновой синагоги.

— Эй, Гермиона, что ты…

— Хватайся за ступени, быстро! — отозвалась она.

Уцепившись за одну из скоб, он поставил ногу на самую нижнюю из них. Подошва скользнула по заледеневшему металлу, и он едва не сорвался вниз, лишь чудом удержавшись и больно ударившись при этом коленом. Заклинание Гермионы перестало действовать, и он, осторожно переступая со скобы на скобу, двинулся к двери, темнеющей над его головой.

— Теперь меня! — потребовала Гермиона, когда он добрался до карниза.

Он, с трудом удерживаясь одной рукой, выполнил ее просьбу, и Гермиона взобралась к нему, едва уместившись рядом на узкой лестнице. Только теперь он увидел, что дверь в помещение чердака представляет собой сплошную деревянную панель с металлической облицовкой, в центре которой красовалась звезда Давида. Ручки не было, признаков замка — тоже, а значит отпереть ее — проблематично. Снести Бомбардой — можно, но так они рискуют разбудить весь квартал, оказавшись в весьма неудобном положении хулиганов, вломившихся в святыню местных иудеев.

— Алохомора! — решил все же попробовать Гарри. Ничего не произошло. Дверь по-прежнему мало отличалась от деревянного участка стены. Он беспомощно взглянул на Гермиону. Та на секунду задумалась, но потом достала свою палочку.

— Аберто! — скомандовала она. Дверь по-прежнему не поддавалась, и она пояснила: — Это почти такое же заклинание, что и Алохомора, но все же имеет свои тонкости, и я подумала… Подожди-ка!

Она наморщила лоб, что-то сосредоточенно вспоминая: ее губы при этом беззвучно шевелились, проговаривая слова заклинаний. Наконец, обнаружив что-то в недрах памяти, Гермиона приняла решение:

— Прикрой глаза рукой, — сказала она и, прищурившись, взмахнула палочкой: — Портоберто!

Раздался приглушенный хлопок — слишком громкий, по мнению Гарри, — и во все стороны брызнули щепки. Что-то с металлическим лязгом упало с той стороны двери. Гермиона осторожно толкнула дверь со все еще дымящимся отверстием в районе предполагаемого замка, и она с надсадным скрипом отворилась. Они проскользнули внутрь и в нерешительности остановились. На чердаке было темно — по-настоящему темно. Единственный луч света, проникший сюда, пробивался через приоткрытую дверь, в которую они только что вошли, и что-либо разглядеть здесь было сложно.

— Люмос! — произнес Гарри, и голубоватый свет, исходящий из кончика палочки, которую он держал перед собой, высветил интерьер чердака.

Пройдя вглубь помещения, они почувствовали нарастающее разочарование. На чердаке не было ничего. Вернее, что-то да было: многоярусные полки с пожелтевшими от времени книгами, свернутые листы не то бумаги, не то пергамента, пара канделябров, полуразвалившиеся ящики с филактериями и, конечно, толстый слой пыли, лежавший на всем этом. Однако не было ровным счетом ничего даже отдаленно напоминавшего голема или его останки.

— Может быть, его куда-то перевезли… — проговорила Гермиона без особой убежденности.

— Или же легенды попросту лгут, — пожал плечами Гарри. — Возможно, Эльза Фриз права по крайней мере в том, что здесь так ничего и не было найдено. В этой синагоге они наверняка тоже искали. Нам следовало бы подумать об этом прежде, чем сюда вламываться.

— Я читала легенду про то, что еще в годы Второй мировой сюда забрался кто-то из нацистов, — пробормотала Гермиона. — Говорят, что он встретил здесь…

Раздался щелчок, и по глазам ударил яркий электрический свет. Они в панике обернулись на звук, рефлекторно выставив перед собой палочки. У внутренней двери, ведущей, должно быть, в нижние помещения синагоги, стоял невысокий суховатый мужчина лет пятидесяти на вид в изрядно потертом пиджаке и кипе, из-под которой выбивались спутанные седые кудри. Он смотрел на них со странной смесью усталого раздражения и смирения. «Будто на любимого кота, который в двадцатый раз стащил хозяйскую колбасу», — промелькнуло странное сравнение в голове Гарри. Они поспешно спрятали палочки, Гарри пробормотал при этом «Нокс!», чтобы погасить магический свет, хотя особого значения это уже не имело: визитер и так все видел.

Последний перевел взгляд на развороченный замок чердачной двери, горестно покачал головой, вздохнул и посторонился, открывая им проход в синагогу:

— Прошу. Здесь спуститься гораздо проще. — сказал он на чистом английском языке с почти незаметным славянским акцентом.

— Простите! — сказала Гермиона. — Мы все починим, честно! Просто дайте нам пять минут, и мы…

— Своими светодиодными фонариками, конечно? — понимающе кивнул иудей. — В другой раз, ребята. Нам не впервой чинить эту дверь. К сожалению, никто не прислушивается к моим советам открыть чердак для туристов, так что время от времени сюда кто-то вламывается. Но если вы поспешите, то сможете избежать неприятных объяснений перед более важными, нежели я, персонами.

Гарри безропотно пошел к выходу из чердака, потянув за собой Гермиону.

— А… Вы кто? — спросил он, тут же почувствовав всю нелепость своего вопроса.

— Голем, конечно, — спокойно ответил человек в кипе, и в глазах его сверкнули озорные искорки. — Ну, вы знаете. Голем Йозеф, защитник иудеев. Разве не его вы ожидали здесь найти?

Гарри залился краской и с упреком взглянул на Гермиону, которая в ответ только пожала плечами. Она тоже выглядела крайне смущенной.

— Я Гермиона, — серьезно сказала она. — А это мой друг Гарри. Мы не хотели портить вам дверь, просто не видели иного способа. Это… Очень важно для нас. Жизнь многих людей зависит от того, что мы сможем найти.

— Эрше.

— Что? — в один голос спросили Гарри и Гермиона.

— Это не ругательство, это мое имя. Эрше Ширман, раввин. Преподаю Мишну в местном бет-талмуде, ругаюсь с нашими талмудистами на тему Каббалы, провожу ежемесячные экскурсии залетным туристам от чердака до выхода.

Эрше махнул рукой, приглашая их следовать за собой, и скрылся в дверном проеме. Гарри последовал за ним, услышав за спиной тихое «Репаро!», которым Гермиона устранила последствия их появления на чердаке. Они спустились по лестнице на первый этаж, прошли мимо сидевшего над свитком Торы раввина, который не удостоил их даже взглядом, выписывая что-то в объемистую тетрадь, прошли через зал, заполненный людьми даже в столь позднее время, и направились к выходу.

— Но мы не залетные туристы… — начал было Гарри, снова почувствовавший смущение от их выходки.

— Даже и не знаю, — проговорил Эрше, неторопливо отпирая перед ними железную входную дверь синагоги. — Как по мне, чтобы добраться до чердака, умение летать не помешает. Чтобы добраться до гостиницы в такое время — тоже, так что удачи.

— Мы не останавливались в гостинице… — начала было Гермиона, но Гарри дернул ее за руку, и она замолчала. — В общем, еще раз простите, и до свидания, — неловко завершила она фразу.

Эрше остановился в дверях и окинул их добродушно-озадаченным взглядом.

— Приезжие, но в гостинице не останавливались. Не туристы, но вломились в синагогу в поисках голема. Школьники, но смогли забраться по отвесной стене и выломать железный замок не хуже заправского Моссада. Кто вы такие, ребята, на самом деле? — спросил он. — Ученики элитной школы для супергероев?

— Мы… — Гарри невольно улыбнулся тому, насколько близок к истине оказался Эрше. — Извините, мы не можем рассказать вам.

— Ладно, — пожал плечами тот. — У всех свои тайны. Я вот свой возраст скрываю, чтобы на пенсию не отправили. Вам жить-то есть где?

— Мы… Найдем что-нибудь, — уклончиво ответил Гарри.

— А подождите-ка меня здесь, — сказал Эрше и снова вошел в синагогу, затворив за собой дверь. Гарри и Гермиона переглянулись, но просьбу раввина выполнили. Через пять минут последний, уже одетый в пальто и с небольшой котомкой на плече, вновь появился в дверях.

— У меня тут недалеко припаркована машина. Можете переночевать в моем скромном жилище. Лишних вопросов я задавать не буду, но на ваши ответить могу. У вас ведь есть вопросы? Вы даже не представляете, сколько всего можно узнать, не сломав при этом ни единой двери.

Снова переглянувшись, ребята двинулись за ним по хрустящему снегу за угол синагоги. Гермиона всем своим видом демонстрировала серьезное сомнение в правильности принятого ими решения, и Гарри, ничего не говоря, вытащил из внутреннего кармана стопку листов, которые они нашли при обыске покойника на Броккене, раскрыв страницу с текстом на иврите. Им определенно требовалась помощь хотя бы в этом, и Гермиона, немного подумав, согласно кивнула.

Машиной Эрше оказался невероятно древний седан с пятнами ржавчины, модель которого не поддавалась определению. Они осторожно разместились на пропахшем бензином заднем сиденье, отчего оно угрожающе заскрипело и покосилось вбок. Хозяин сел за руль и начал исполнение сложного ритуала, перемежая свои действия приглушенными восклицаниями на иврите, ударами кулаком по приборной панели и краткими молитвами Всевышнему. Последний в конце концов прислушался к воззваниям своего служителя, и двигатель неохотно затарахтел, отчего кабина затряслась, как в лихорадке.

— А… Ваша семья не будет против незнакомцев в доме? — спросил Гарри, чтобы избавиться от неуютного молчания. Глаза Эрше в зеркале заднего вида на мгновение болезненно прищурились, но его голос прозвучал абсолютно спокойно.

— Вся моя семья — стеллажи с потрепанными книгами и горы бесполезного хлама. Они определенно не будут против, если только вы не надумаете устроить генеральную уборку.

Они остановились в старом, но на удивление чистом и аккуратном квартале, и Эрше повел их через небольшой дворик к подъездной двери. Худшие опасения Гарри не оправдались: подъезд не был изрисован граффити, на полу не высились многолетние горы окурков и битых бутылок, что нередко можно увидеть в трущобах, а из запахов улавливался только легкий аромат чьей-то стряпни, совершенно не вызывавший неприятных ассоциаций. Проведя их на второй этаж, раввин с неожиданно громким скрежетом отомкнул обитую потертой кожей дверь и вошел первым.

— В гостиной есть диван и кресло, которое можно разложить, так что места хватит, — сказал он, захлопнув за ними дверь. — Если интересно, там же почти все мои книги. История Праги, десятки вариантов легенды о Махарале с его големом, да и художественной литературы хватает. Если у вас бессонница, будет чем скоротать время. Поужинаете со мной? — неожиданно сменил он тему.

Только усевшись за простой обеденный стол, Гарри осознал, насколько он голоден. Лишних приглашений ему не потребовалось: они с Гермионой яростно набросились на предложенный им чечевичный суп, и первые пять минут поздний ужин протекал в полном молчании, нарушаемом лишь периодическим стуком ложек.

— Мистер Ширман, — начал было Гарри, когда угрожающе урчавший желудок несколько успокоился, — мы хотели…

— Просто Эрше. Я не глава корпорации, — перебил его раввин и после короткой паузы добавил: — А жаль.

— Эрше, — послушно повторил Гарри, бросив короткий взгляд на Гермиону, — у нас с собой документ на иврите. Вы не откажетесь его перевести для нас? — Он отделил нужную страницу от пачки грязных листов и протянул ее хозяину, успев увидеть, как расширились его глаза, когда тот взглянул на пятна высохшей крови на бумаге.

Эрше взял в руки страницу, пробежал ее глазами и замер.

— Откуда это у вас? — спросил он изменившимся голосом.

— Это принадлежало… одному человеку, который недавно был убит в Германии, — ответила Гермиона.

Эрше внимательно посмотрел на нее и, склонив голову набок, сжал губы. Затем откинулся на спинку стула и проговорил:

— Это письмо… Вернее, копия одного очень старого письма. Я знал человека, который написал его. Заключенный в Освенциме — он не выжил, но ему удалось послать весточку своим. Как вас угораздило встрять в эту историю, ребята? Самые темные страницы нашей истории. — Он покачал головой в смятении.

— Нам нельзя рассказывать, Эрше, — почти жалобно ответила Гермиона. — Мы бы с удовольствием поделились с вами всей этой историей, но…

— Поверьте, я способен хранить чужие тайны. Если б вы только знали, сколько их осело в этом контейнере за мою жизнь. — Он постучал пальцем по своему черепу с необычно гулким звуком. — Но я, конечно, не настаиваю. Хотите знать текст письма?

Они синхронно кивнули, не спуская глаз с хозяина. Тот, пожав плечами, снова взял в руки страницу и начал читать:

«Приветствую, мой друг. Прости, не называю тебя по имени — письмо могут перехватить, и тогда тебе несдобровать. Мне тоже недолго осталось: из двух десятков евреев в нашем боксе выжили только трое, считая со мной. Я слишком слаб и не могу ходить, но двое других попытаются сбежать этой ночью — они и доставят письмо, если повезет.

Я знаю, старина, что ты и так без счета помогал нам, и справиться со всем этим не под силу даже тебе, так что я не прошу о помощи. Но, возможно, эта информация окажется полезной. Сегодня с утра к нам в третий раз приезжал Гиммлер собственной персоной, говорили, что для инспекции. На самом деле он приволок с собой кучу чокнутых оккультистов из Аненербе: похожи на эсэсовцев, но со странными нашивками в виде колеса с изломанными спицами. Устраивали над нами эти свои обряды с пентаграммами, рунической галиматьей и чтением заклинаний. Многие из наших умерли у меня на глазах. Дружище, я никогда не верил во всю эту волшебную абракадабру, но не могу не верить своим глазам. Я думаю, что это самая настоящая магия, так что ты был прав, а я ошибался.

А главное — я услышал, о чем они говорили. О том, что привлекли лучших специалистов для поиска тайного послания, которое Иоганн Гёте якобы зашифровал в тексте «Фауста», и что оно указывает на местонахождение первого Источника — думаю, именно того, о котором ты рассказывал. Говорили еще о том, что все Источники должны быть на одной линии. И о тебе они тоже упоминали! Будь осторожен, старина, ладно? Они уже нашли что-то в Албании, и теперь они в двух шагах от цели, по словам этого мясника.

Твой друг Залман.

P.S. Вот как выглядели их нашивки. Где я уже видел этот символ?»

Эрше замолчал, держа в руке письмо, затем сложил его и вернул Гарри. По его лицу трудно было догадаться, какие эмоции им владели: он казался спокойным, даже отрешенным. Затем, как ни в чем не бывало, принялся пить чай. Гарри не спешил нарушать молчание, опасаясь оказаться бестактным: и без того только что переведенный документ заставил приютившего их хозяина вспомнить то, что он наверняка не желал вспоминать.

— Кому было адресовано письмо, Эрше? — тихо спросила Гермиона.

— Это давняя история, — безмятежно отозвался тот, поставив чашку на стол. Обсуждать содержимое письма он, похоже, не намеревался. — Какая теперь разница? Давайте, ребята, лучше пожелаем друг другу спокойной ночи. Боюсь, нам придется встать пораньше — мне уж точно. Меня в синагоге недолюбливают, и ежели я еще и опоздаю, на пользу моей изрядно подмоченной репутации это не пойдет.

— За что вас недолюбливают? — удивленно спросил Гарри. Эрше казался ему воплощением добродушия и безобидности: странно, что такой человек мог внушать кому-то негативные чувства.

— Когда так долго мозолишь глаза, успеваешь смертельно надоесть кому угодно, — отозвался Эрше. — Правда, в моем случае последней каплей оказалось мое, пожалуй, слишком уж либеральное объявление, в котором я приглашал в бет-талмуд. Мол, для желающих открыта запись во всемирный еврейский заговор, в Шаббат скидки и все такое прочее.

Гарри едва не подавился чаем, Гермиона прыснула, потом, не удержавшись, засмеялась, откинувшись на спинку стула. Мрачноватая атмосфера сама собой рассеялась. На какое-то мгновение Гарри показалось, что они с Гермионой сидят в гостях у какого-нибудь двоюродного дядюшки, знакомого им обоим с детства, и враждебный мир, напичканный всеми этими агентами Аненербе, ритуальными убийствами и смертоносными тайнами, немного отступил.

— Вы серьезно? — спросил Гарри, откашлявшись.

— Я сама серьезность, вы сами видите, — не моргнув глазом, ответил Эрше. — И насчет того, чтобы пойти спать, я тоже был серьезен.

В этом был резон. Пожелав раввину спокойной ночи, они направились в выделенную им комнату, где среди прочего и впрямь обнаружили впечатляющую библиотеку. В отличие от того, что они видели в подвале «Вальпургиевой ночи», здесь с книгами определенно обращались подобающим образом. Взгляд Гермионы сразу потеплел при виде аккуратно рассортированных по тематике книг, стоявших за стеклянными дверцами в стеллажах, лишенных даже признаков пыли.

— Оставлю «Историю наблюдений» здесь, — сказала она, пока Гарри раскладывал для себя кресло. — Нам эта книга теперь вряд ли потребуется. А вот что-нибудь по истории Праги мне бы сейчас пригодилось.

Она, пробежавшись глазами по рядам книг, остановилась на массивном иллюстрированном путеводителе, на суперобложке которого красовалась знаменитая Пороховая башня — неофициальный символ Праги.

— Ты бы лучше поспала, Гермиона, — озабоченно сказал Гарри, накрывшись пледом. — Я же вижу, что ты с ног валишься.

Гермиона рассеянно кивнула, но ничего не ответила. Ее внимание уже было поглощено книгой, с которой она улеглась на диван, и Гарри, пожав плечами, закрыл глаза. Сон спустился сразу, и он не был приятным.

Гарри смотрел на мир откуда-то снизу, и расплывчатые образы проносились перед ним. Что-то похожее на деревянную решетку ограничивало его свободу передвижений, но еще больше — его собственная слабость. Руки и ноги не слушались, а доносившиеся до него звуки голосов казались гулкими, как в железной бочке.

— …Он окончательно вышел из-под контроля, — говорил кто-то, чей голос показался Гарри подозрительно знакомым, несмотря на все искажения. — И я знаю, что он сделает новую попытку. Если ты не желаешь носить этот символ на себе, я понимаю тебя, но подумай о Гарри. Сила Черного Солнца защитит его, когда придет время.

— Скорей запятнает! — с гневом ответил ему мужской голос. — Уходи! Мы сами…

— Нет! — возразил ему третий голос, принадлежавший женщине. — Я… Мы согласны. Установи защиту, и будь что будет.

А затем в его поле зрения вплыл силуэт человека, который протянул к нему пылающие фиолетовым огнем пальцы, и голова Гарри наполнилась жгучей болью. Он заскулил, забился в конвульсиях и рванулся из объятий сна.

Гарри по-прежнему лежал на разложенном кресле в гостиной Эрше. Его ноги запутались в пледе, голова упиралась в жесткий подлокотник, отчего шея начинала ощутимо затекать. Он обернулся влево. На диване, положив книгу на журнальный столик рядом с собой, крепко спала Гермиона, так и не выключив настольную лампу. Ее лицо было безмятежным, и никакие жуткие сны не тревожили ее покой.

Гарри неслышно сполз со своего кресла, подошел к дивану и осторожно присел на его край. Гермиона шевельнулась, и темп ее дыхания немного изменился. Он протянул руку и легонько погладил мягкие каштановые волосы. Потом, повинуясь порыву, наклонился и коснулся губами ее виска.

— Спокойной ночи, Гермиона, — прошептал он. — Я люблю тебя.

Ему показалось, что по ее губам скользнула едва заметная улыбка.