Свобода взаперти (гет)

Стоять на месте было невыносимо. Слезы давно высохли, а пламя погасло, но я стояла, отрешенно глядя прямо перед собой. В голове не было ни одной мысли, тело будто онемело, однако отчаянно хотелось перестать быть здесь. Взлететь или провалиться сквозь землю, да что угодно, только перестать смотреть на обрыв в десяти шагах впереди.

Небо постепенно светлело, но солнца еще не было видно. С каждым новым лучиком света тело как будто оттаивало. Становилось нестерпимо холодно, ветер дул в спину, подталкивая к уже ненавистному обрыву. Несмотря на желание оказаться где угодно, только не здесь, двигаться совершенно не хотелось. Онемение почти полностью прошло, но от холода теперь дрожали пальцы и подгибались колени. Насколько севернее я оказалась, если утро здесь такое холодное?

Когда я смогла нормально двигаться, солнце уже робко выглядывало из-за деревьев. И только тогда я сообразила, почему мне так холодно. Моя одежда сгорела. Босые ноги холодила утренняя роса на траве, а ледяной ветер гонял мурашки по обнаженной коже.

Я, черт возьми, совершенно голая!

От стыда мгновенно стало слишком жарко, замерзшие пальцы закололо. Я подпрыгнула, оглядываясь, ловя посторонние шорохи и шаги. Подозрительным казался каждый звук, мне мерещилось, что из леса за мной наблюдает как минимум дюжина людей, перешептываясь и хихикая.

Мелькнула мысль снова загореться, чтобы согреться и хоть как-то прикрыться, но тут же была безжалостно сметена опытом. В спокойном состоянии я быстрее сгорю, чем добегу до леса.

Пришлось бежать так, подгоняемой лишь ветром да криками пролетающих птиц.

Уже подбегая к лесу, мне показалось, я услышала громкий шорох и удаляющиеся шаги, слишком громкие для животных, но быстро списала их на разыгравшуюся не в меру паранойю. Мне все еще казалось, что на меня смотрят, мерзкое чувство стыда поселилось в груди. Холод все еще не чувствовался из-за прилива адреналина, сердце стучало в ушах, заглушая некоторые звуки, но стократ усиливая другие.

Лес стоял плотной стеной, не желая беспрепятственно пропускать меня вглубь. Стало еще холоднее, влажная трава, мох и грязь хлюпали под ногами, колючие ветки деревьев больно хлестали, периодически окатывая студеной росой. Магия не хотела слушаться, не получалось даже зажечь крохотный огонек в ладонях, чтобы осветить пространство впереди и немного согреть озябшие ладони. Солнечный свет почти не проникал сквозь плотные кроны, образующие подобие крыши над головой и создающие иллюзию невидимости. Пару раз мелькала мысль остановиться и отдохнуть на одной из высоких веток, дождаться пока магия вернется и сотворить себе хотя бы подобие одежды, но почти сразу же отметалась. Сидеть голышом на мокрой шершавой ветке наверняка было больно. Да и противно, честно говоря, от себя и от всей сложившейся ситуации. А еще немножко обидно, что никто до сих пор не нашел меня, а может быть и не искал, ведь не могла же я уйти настолько далеко, что чертов летающий бизон не долетел. Интересно, это значит, что я недостаточно важна для Аанга или он настолько мне доверяет, что подумал что так и надо? Ну конечно, так и задумывалось, что я целиком загораюсь, а потом эпично сваливаю в закат, ага.

За мысленными (и совсем немножечко вслух) проклятиями всех и вся и себя в первую очередь, я не заметила все расширяющийся просвет между деревьями, и едва не вылетела на небольшую полянку. Вовремя заметила кострище, пару спальников и горку сумок. На поляне кто-то был! Я мысленно взмолилась всем богам, в которых ни хрена не верю, лишь бы это оказались мирные люди, готовые помочь бедной девочке, попавшей в беду. Ну пожалуйста!

Глубоко вздохнула, подбираясь ближе к поляне и прячась за толстыми стволами, и быстро выглянула. И столкнулась взглядом со знакомыми светло-карими глазами; пару секунд осмысливала происходящее, прежде чем юркнуть обратно за дерево, садясь прямо на землю и обхватывая голову руками.

Ну за что! Почему это не могла быть какая-нибудь добрая незнакомка вроде Милиэ, которая накормила бы меня, одела да еще и посокрушалась о моей несчастной судьбе? Почему это обязательно должен быть Учитель, рядом с которым обязательно ошивается Зуко? Из груди против воли вырвался полуплач-полустон. Я спрятала пылающие щеки в ладонях. Слезы обиды накатывали с новой силой, грозя вылиться в полноценную истерику.

— Хинаи? — голос Айро раздался совсем рядом. — Все в порядке?

У меня хватило сил только отрицательно промычать.

— А ну-ка, — на меня опустилось что-то вроде мягкого пледа, укрывая своим теплом промерзшее тело, — пока моего непутевого племянника нет, давай-ка ты сбегаешь вымыться и оденешься, а потом уже можешь и истерику закатить.

— Зуко здесь нет? — я нервно хихикнула. — Хоть что-то хорошее.

Айро подвел не сопротивляющуюся меня к сумкам, порылся в одной из них и вытянул оттуда чистый комплект одежды. Я завороженно наблюдала за его действиями, кутаясь в теплый плед, и не сразу признала в одежде свою. Пока мозг лениво обрабатывал информацию, учитель уже принялся объяснять:

— Ты всегда появляешься неожиданно, и чаще всего при тебе нет ни денег, ни вещей. А я, между прочим, все еще твой учитель, и стараюсь о тебе заботиться по мере возможности.

Он говорил с напускной важностью, явно скрывая смущение. Скорее всего Зуко не раз отпускал язвительные замечания по поводу ношения дядей с собой женских вещей. Это было вполне в стиле принца, но Айро не был бы собой, если бы не старался заботиться обо всех своих подопечных, даже если появляются они редко и как снег на голову.

Запоздало накатило чувство благодарности, заставляя чесаться нос и заново вызывая и так не спешившие уходить слезы. Учитель явно заметил мое состояние, отечески похлопал по плечу, вручая стопку одежды и указывая в сторону речушки, в которой можно привести себя в порядок. Я поспешно кивнула, потерла глаза, едва не сбросив с себя единственное прикрытие и, смущенная, отправилась отмываться и одеваться.

Ледяная речная вода пробирала до костей, отрезвляя мысли и приводя в порядок сознание. Тем не менее стыдливый жар время от времени заставлял алеть щеки и покалывать кончики пальцев, не желая полностью покинуть мой пристыженный разум, а лишь прячась, чтобы в самый неподходящий момент разукрасить тонкую кожу. Я с силой терла себя руками, будто надеясь смыть весь стыд и обиду, забыть произошедшее как страшный сон. Вместо этого горячие слезы снова и снова застилали воспаленные глаза, мешая смотреть и размывая мутное речное отражение.

Когда я вернулась, прижимая к груди спасительный плед и надеясь, что никто не заметит заплаканных глаз, Айро уже развел костер и, весело насвистывая, варил что-то в маленьком котелке. Зуко все еще не было, чему я лично была несказанно рада — показываться перед ним в таком виде совсем не хотелось. Учитель бросил на меня быстрый взгляд, продолжая помешивать нечто вкусно пахнущее, и похлопал рукой по месту рядом с собой. Только теперь, услышав восхитительный запах, я поняла, что зверски голодна и могла бы съесть все содержимое котелка в одиночку.

Я плюхнулась рядом, откладывая плед и протягивая ладони к огню. Рыжие языки пламени привычно согревали почти онемевшие от холода пальцы, проникали под кожу, растапливали замерзшие нервы, наполняя тело живительным и таким желанным теплом. Айро рассказывал что-то об их с принцем приключениях, я одним ухом слушала, даже поддакивала иногда и спрашивала что-то. Я совсем расслабилась, прикрыла глаза и неожиданно поняла, что прямо сейчас — хорошо. Именно сейчас, на опушке густого леса, рядом со ставшими самыми родными людьми, грея пальцы не обжигающим пламенем костра, я чувствую себя на своем месте.

Я лениво открыла глаза, ловя на себе взгляд Зуко, сидящего напротив, и поняла, что так и должно быть. Неважно как я выгляжу и что делаю, я хочу быть рядом с этим парнем, и то, что он делает тоже совершенно неважно.

Сердце расслабленно билось в груди, задавая мерный ритм начавшемуся дню. Глаза сонно слипались, но спать не хотелось, хотелось и дальше сидеть перед костром, греть руки о миску горячего супа и слушать вялые пререкания людей, неожиданно осознанных семьей. Спокойствие накатывало волнами, то и дело накрывая с головой, вычерчивая блаженную улыбку на губах. Птицы щебетали в кронах, возвещая о том, что сегодня будет хороший день. Да, сегодня — хороший.

Когда я проснулась, солнце вовсю светило над головой, пуская блики и солнечные зайчики. Где-то сбоку слышались ругательства Зуко и веселый смех Айро, и стук деревянных фишек об игральную доску. Судя по тону разговора принц как всегда прочно проигрывал, порываясь выместить свое недовольство на ни в чем неповинной доске и грозясь раскидать и сжечь оставшиеся фишки противника.

Я лениво потянулась, стряхивая все тот же плед и, на ходу потирая заспанные глаза, направилась к играющим.

— А, наша спящая красавица наконец проснулась, — Айро улыбнулся мне и под недоуменный взгляд Зуко принялся собирать фишки. — Иди-ка сыграй со мной.

— Я с тобой играю! — принц привстал, оперевшись ладонями о жалобно скрипнувшую доску.

— Кыш, племянник, — бывший оппонент нетерпеливо махнул на него рукой. — Судьба послала мне достойного соперника, и я не могу его упустить.

Зуко уже открыл рот, чтобы возмутиться, когда я мягко взяла его за плечи и подтолкнула в сторону.

— Это значит, что я хотя бы не проигрываю в первую же минуту игры.

Зуко снова открыл рот, потом закрыл, клацнув зубами, тяжело вздохнул и, развернувшись и махнув рукой, ушел куда-то в сторону реки.

На меня, естественно, обиделись, ведь как так-то, злая Хинаи разрушает теплые семейные отношения дяди и племянника своим присутствием. Но кого волнует, это же Зуко, побесится, огнем поплюется и вернется как миленький. Айро, очевидно был со мной согласен, так как резво смешал фишки, так же резво разделил на две равные кучки и протянул одну из них мне.

Зуко вернулся удивительно быстро, все еще недовольно посапывающий и демонстративно хмурящийся, но мокрый и совсем чуть-чуть довольный. Несолидно же принцу с улыбкой во всю рожу ходить, вот и давит из себя показное раздражение.

Айро, увидев это мокрое, довольно-недовольное чудо, громко заржал, похлопывая себя по коленке. Зуко на это сморщился, словно наелся лимона, посмотрел на игральную доску, и в один прыжок оказался возле меня. Молниеносно передвинул одну из фишек, я даже не успела разглядеть, и победно уставился на учителя.

— Я выиграл, — он все еще нависал над доской, с его рукавов мне на колени капала вода.

Я недовольно посмотрела на него, но, не встретив реакции, перевела заинтересованный взгляд на доску. И правда, всего-то одну фишку передвинул. Эй!

— Эй! — не забыла я возмутиться и вслух. — Это я выиграла.

— Нет, я, — нетерпеливо парировал принц, — ты бы тут еще часок посидела, подумала, а он, — Зуко указал на насупившегося Айро, сосредоточенно сверлящего глазами причину своего поражения, — он бы быстренько сжульничал и как всегда выиграл.

— А вот это уже клевета! — старик вскочил, рассерженный тем, что его поймали с поличным. — Я не жульничаю!

— Да ну? — я пальчиком отодвинула все еще поднятую руку друга; в таком ее положении вода капала мне на плечо.

Разгорелся спор, в котором благополучно забыли про выигрыш. Дядя и племянник принялись выяснять отношения, вспоминать казалось бы давно забытые обиды и откапывать зарытые топоры. Я флегматично следила за размахивающими как дети руками магами огня. Представить на их месте двух вопящих карапузов не составило труда, и я тихонько начала похихикивать. Когда Зуко, что-то гневно доказывая оппоненту, схватил горсть фишек и швырнул тому в лицо, я не выдержала. Услышав мой истерический смех, оба недоуменно и даже обиженно уставились на меня, взглядом требуя объяснений. Но я никак не могла остановиться, до того смешно они оба выглядели.

— Вы как дети, честное слово.

Ответом мне было хоровое сопение.

Я лежала на коленях у Зуко, разглядывая кроны деревьев и клочки неба, пробивающиеся сквозь них. Стояла приятная лесная тишина, нарушаемая лишь пением птиц да шорохом листвы. Зуко о чем-то глубоко задумался, не обращая на меня никакого внимания, Айро ушел в ближайший город за покупками (как самый неприметный), оставив нас на попечение самим себе и друг другу. Вчера было решено отправиться в Ба Синг Се. Айро, кажется, объяснял, зачем и почему, но я почти не слушала. Какая разница, если я все равно пойду за ними?

Мысли в который раз вернулись к Аангу и его компании. Все еще было чертовски обидно, что меня вот так бросили, даже не искав (хотя откуда мне знать?), но в это были и свои плюсы. Признаться, в компании Зуко и его дяди мне было гораздо уютнее. Рядом с душкой Аангом вечно ошиваются всем недовольная Катара, юморящий к месту и нет Сокка и разве что с Тоф мы вроде бы подружились. Вся эта разношерстная компания доставляла больше дискомфорта, чем веселья. Там был Аанг, одним своим присутствием внушающий доверие и дарящий приятное тепло, но и он иногда отчебучивал такие штуки, что становится не то страшно, не то стыдно.

А в настоящей компании было и тепло и спокойно, Зуко и Айро прекрасно дополняли друг друга, сводя на нет почти все причуды и заносы. Я воспринимала обоих как членов своей семьи, доверяя им все (ну или почти все, мальчики же).

Зуко закопошился, едва не сбрасывая меня и отфыркиваясь на мое глухое возмущение. Он уселся поудобнее, подгибая под себя одну ногу и запуская пальцы в мои распущенные волосы.

Я замерла, выброшенной на берег рыбой распахивая глаза и глотая воздух. Сердце набатом забилось где-то в горле, мешая дышать; к щекам прилил жар, а кончики ушей, кажется, готовы были воспламениться. Принц что-то говорил, но я слышала только судорожное биение собственного сердца; его прохладные пальцы неторопливо перебирали пряди, иногда задевая кожу головы, чем вызывали табун предательских мурашек.

— Мой дорогой племянник, — учитель появился слишком громко и слишком неожиданно, заставляя резко сесть, прижимая ладони к горячим щекам.

Да нет, быть такого не может. Это же Зуко. Он как лучший друг и как брат. Вечно недовольный фырчащий и огрызающийся Зуко, не отступающий от собственных, пусть и дурацких, принципов. Это же глупости для маленьких девочек. Нет-нет-нет.

Но щеки предательски алели, едва не обжигая своим жаром, а глупое сердце все еще учащенно билось, норовя пробить грудную клетку и выскочить наружу. Да нет же!

— Поздравляю, моя дорогая, — неслышно подошедший Айро ободряюще похлопал по плечу, тихонько шепча и по-доброму усмехаясь, — это любовь.