Рыцарь кубков (гет)

«Каждый день ты просыпаешься и тебя мучает один и тот же вопрос: «Сегодня я умру?». Смерть ходит за тобой по пятам, детка, и, рано или поздно, она тебя настигнет. И часть тебя хочет этого»

s05e07 «Fool for Love»

В сырой темноте подземных катакомб, истребительница вампиров продолжала свой путь.

Забавно, но стоило ей победить свою панику и подняться на ноги, на ближайшей стене снова появился одинокий факел, который будто бы был наградой за то, что девушка сумела обуздать свои неуёмные страхи.

Завладев источником света, великодушно предложенным неизвестными силами, Баффи продвигалась вглубь единственного прохода, что уводил её куда-то вниз. Сжимая в ладони гладкое деревянное древко факела, истребительница удивлялась, как поразительно работоспособны её кисти, которые она совсем недавно крошила о каменный пол. Девушка вообще чувствовала себя достаточно неплохо, учитывая то, что с ней произошло. Если бы не кровь, запёкшаяся на её пальцах, местами изодранная одежда и тупая ноющая боль справа под рёбрами, истребительница могла бы решить, что её увечья были не более чем кошмарным сном, как и всё произошедшее с ней в этих подземельях.

Иногда тревожные мысли всё же подступали, обдавая душу зябким колючим холодом: истребительница вдруг задумывалась, в порядке ли её друзья и сестра, оставшиеся наверху, не угрожает ли кому-то из них опасность и не сбилась ли она сама с пути. Порой девушке мерещились преследующие её тени и странные звуки из темноты, заставлявшие вздрагивать и рисовать в воображении дурные исходы её подземного путешествия.

Но пусть страхи и пытались проникнуть в голову путницы, они всё же не сводили её с ума. Баффи будто бы научилась с ними мириться — она не прерывала поток своих мыслей, не искореняла его, а просто наблюдала за ним со стороны, будто бы за проплывающими в небе облаками. Мысли просто были и, параллельно с ними, была их хозяйка, которая хоть и являлась их создателем, но всё же не отождествляла себя с ними.

Ментальная устойчивость Баффи стала прочней от того, что она нашла в своём сердце чувство, помогавшее ей якориться, оставаясь душой в своём теле, не уносясь за потоком своих деструктивных размышлений. Этим чувством была благодарность.

Именно это трепетное и всеобъемлющее чувство успокаивало её, даря ощущение безопасности и смирения с ходом настоящих вещей, казавшимся теперь самым правильными. Баффи наконец поняла, чему учила её мама, приучая к обеденной молитве в раннем детстве. Благодаря Бога за пищу на своём столе, ты становишься внимательным к мелочам и перестаёшь относиться к куску ароматной индейки, как к чему-то должному. Теперь она становится подарком судьбы и от этого становится в разы вкусней и ценней. Именно для этого нужна благодарность — для того, чтобы с теплотой обращая внимание на окружающие мелочи, возвращаться из мира иллюзий и страхов в настоящий момент.

Но не утренняя молитва привела истребительницу к этому просветлению, не наставление матери и не книги по философии, прочитанные в институте.

Благодарности её научил Руперт Джайлс.

Именно его заслугой было умение Баффи всем своим сердцем испытывать это чувство. Но научил он её не лекциями или назидательными советами, а проявлением к своей подопечной глубочайшей и внимательнейшей заботы. Наставник напомнил ей, каково это, чувствовать себя в полной безопасности, наслаждаться настоящим моментом и ценить место, в котором находишься.

Именно он был тем, кто запустил в истребительнице процесс её внутреннего исцеления, именно он был тем, кто настроил её внутренний камертон на правильную частоту.

Именно он был тем, кто сделал из ожившего трупа полноценного живого человека.

Душу переполнял благоговейный трепет — как же Баффи рада, что в её жизни есть такой человек, как её наставник. Как же она благодарна за это судьбе. И почему она раньше не ощущала его важность в своей жизни так явственно?

Казалось, что, оказавшись на пороге гибели в этих странных, будто бы живых подземельях, истребительница открыла что-то новое в себе, коснулась самых далёких глубин своего чувствования, ранее ей не доступных.

Пока Баффи изучала свои вдруг обнажившиеся грани, коридор закончился большим расширением, переходящим просторный и неожиданно светлый зал.

С настороженной напряжённостью, истребительница заглянула в него, ожидая встретить кого-нибудь, но кроме развешанных на стенах факелов, ничего не обнаружила.

Как только Баффи занесла ногу, чтобы зайти, на неё свалилась сильнейшая сонливость и какая-то тягучая, давящая на горло тоска. Эти неприятные ощущения были столь беспощадными, что истребительнице казалось, что сделай она шаг, то тут же беспомощно свалится в обморок.

Девушка отпрыгнула назад и с её отступлением эти ощущения улетучились. Стало очевидным, что не физическое недомогание заставило её чувствовать это, а комната, которая кажется обладала какими-то чарами.

Это было неудивительно. Эти волшебные пещеры уже насылали на истребительницу тревогу, страх, ослепляющий гнев и морок, заставлявший её переживать свои самые страшные кошмары так, будто это было наяву.

Страшно представить, что они приготовили для неё сейчас.

Ведомая чувством долга и привычкой доводить до конца начатые дела, Баффи сделала глубокий вдох и вошла в таинственный зал.

Голова налилась свинцом, а в ушах застыл высокий оглушающий писк.

В глазах начало темнеть и пока связь с реальности не была утрачена окончательно, Баффи постаралась оглядеться.

В глубине длинного зала что-то призывно и маняще блестело. Девушка не понимала, что конкретно она видит, но чувствовала, что это именно то, зачем она сюда пришла. Таинственный объект манил её, излучая невероятно мощную, будто космическую энергию.

Истребительница сделала шаг, за ним второй. Граничащая с обмороком усталость снова подступила к ней, заставив пошатнуться. Воздух в зале вдруг показался таким тяжёлым, что начал придавливать путницу к полу.

От до тошноты выматывающего головокружения, Баффи упала на колени, но несмотря на это, продолжала свой путь на четвереньках.

Сердце отбивало быстрый напряжённый ритм и от того, насколько громко отзывались эти удары в голове, истребительнице стало страшно. Казалось, будто кровь мечется по жилам, как испуганный зверь, бьётся в артериях, как в панической агонии.

Истребительница уже ползла по полу, цепляясь руками за стыки между валунами каменной кладки. На голову и сердце что-то неуклонно давило. Хотелось расплакаться и повернуть назад, бросить всё и пуститься прочь из этих гадких подземелий.

«Что я вообще здесь делаю? — зашумела в голове девушки навязчивая мысль. — Ради чего я рискую своей жизнью? Ради спасения мира? А мир вообще хочет, чтобы его спасали?»

«Стоит ли он того?»

В голову полезли тёмные воспоминания. Вдруг вспомнилось, как часто приходилось Баффи сталкиваться с несправедливостью. Сколько горя ей пришлось пережить, сколько испытаний пройти. Становилось беспросветно тоскливо и обидно за свою судьбу.

А может к лучшему будет позволить человечеству погибнуть? Прекратить бесконечную череду страданий, выпадающую на долю каждого живущего на этой земле существа. Что хорошего вообще видел этот мир, погрязший в грехах и бесконечных войнах?

Вспомнилось, как хорошо было в раю.

Начало тошнить. Во рту появился привкус горечи.

«Да пропади оно всё пропадом!»

Баффи упала на холодный пол и выдохнула, то ли с облегчением, то ли с обречённостью. Она не сделает больше не единого шага, пусть подземелья забирают её тело, а ангелы бессмертную душу.

Темнота постепенно поглощала её. Веки тяжелели. Девушка неподвижно лежала на животе, повернув голову в сторону и смиренно ждала, когда жизнь покинет её измученное тело.

Вдруг расфокусированный взгляд истребительницы скользнул по её правой руке, которая безвольно лежала возле лица.

На предплечье алели нанесённые наставником символы, которые стали теперь совсем явными. Завороженно глядя на них, Баффи пошевелила рукой, желая рассмотреть их получше.

В сердце что-то робко шевельнулось.

«Мистер Джайлс будет мною явно недоволен, — подумала про себя истребительница усмехнувшись. — Представляю, как он будет зол, узнав, как я тут напортачила…»

Тело вдруг обдало пробирающим холодом осознания:

Если Баффи погибнет здесь, то Руперта Джайлса больше не будет, ни в её жизни, ни в принципе.

Эта простая мысль вдруг поселила в сердце истребительницы настоящую панику, которая заставила её вздрогнуть всем телом и снова подняться на четвереньки.

Сквозь пелену затмившего разум мрака вдруг пробилось желание жить и продолжать путь. Оно сопровождалось подгоняющим страхом и свербящим дискомфортом, который будто говорил — нельзя просто так лечь и умереть, надо продолжать двигаться.

Девушка не помнила, когда в последний раз её голова так сильно болела. Разве что в день её совершеннолетия, когда она, лишённая истребительских сил и выносливости вступила в бой с вампиром, похитившим её мать. В той схватке она получила солидную рану и ощутимое сотрясение… Вдруг вспомнилось, как приятно холодило её лоб влажное полотенце в руках наставника, заботливо приложенное к ране. Как этого не хватает сейчас.

Баффи тряхнула головой. Почему она это вспомнила?

Эти мысли ощущалась свежо и непривычно, как вдруг пробившийся сквозь белый шум радиосигнал. Странно.

Смутившись, Баффи уговорила себя принять мысль, что не имеет значения, о чём конкретно она думает, главное, какую эмоцию несут в себе её мысли. Если думы о наблюдателе помогают ей идти вперед и не свихнуться, то именно их она будет прокручивать в своей голове. Как бы её это не смущало.

Так, постепенно делая за шагом шаг, превозмогая боль и голоса, нашёптывающие желание отступить, Баффи добралась до конца зала.

Девушка не нашла в себе сил поднять отяжелевшую от боли голову, она лишь нащупала перед собой твёрдую опору, которая была то ли каменной ступенью, то ли мраморным постаментом, и зацепившись за неё, встала на дрожащие от бессилия ноги.

Подняв глаза Баффи взглянула на то, что сияло из дали и манило её всё это время.

Увиденное тут же согнало с истребительницы усталость и дурное самочувствие.

Перед ней был большой гладкий камень, из середины которого, сияя, торчала украшенная самоцветами рукоять меча.

У истребительницы не было никаких сомнений, что перед ней тот самый волшебный Экскалибур.

Раньше Баффи думала, что он не более чем часть английских легенд для детей дошкольного возраста.

— Ну и ну! Вот уж точно, не жизнь, а сказка! — восхищённо вырвалось у девушки из груди и она, не раздумывая и секунды, рванулась к мечу и крепко ухватилась за рукоять.

Тут же сердце сжало животным страхом, а в голову полезли сомнения, будто чьи-то голоса нашёптывали их девушке в уши:

«Лишь достойный может вытащить меч из камня, с чего ты взяла, что ты достойна? У тебя никогда ничего не получалось…»; «Ты не спасёшь мир от страданий, ты лишь продлишь их!»; «Дай всем погибнуть, их ждёт лучший мир!»;

«Вспомни! Вспомни, как ты страдала на земле и как счастлива ты была в раю!»

На глаза навернулись слёзы. Баффи стало мучительно больно от сомнений, одолевающих её, тех самым сомнений, что произрастали из её собственной внутренней боли, из её страхов, из её неудач. Так хотелось поддаться им, так хотелось спрятать голову в песок и пустить всё на самотёк.

Но истребительница взглянула на свою руку, что крепко сжимала рукоять Экскалибура. На коже святились символы, те самые, нанесённые наблюдателем.

Задержав на них взгляд, девушка решила для себя что-то, и вцепившись в рукоять и второй рукой, крикнула, что было мочи, заглушая своей волей голоса галдящие в голове:

— Мне есть ради чего жить!

С этими словами истребительница потянула на себя меч. На пике её усилий он поддался и выскользнул из камня. Он резко и стремительно рассек воздух, а Баффи, не удержавшись, рухнула на землю.

Как только её спина коснулась холодного пола, всё вокруг озарила ослепительная вспышка и громкий, будто электрический хлопок.

Баффи распахнула глаза.

Вокруг было тихо. Теперь действительно тихо. Истребительница только сейчас осознала, что до настоящего момента, тишины в этих подземельях не было. Раньше воздух был наполнен звоном и давящим волнообразным гулом, который не замечаешь, пока он не стихнет.

В голове не было ни одной мысли.

Баффи привстала, оперевшись на руки. Экскалибур пропал, как и камень из которого она его вытащила. Лишь факелы ровно горели на стенах зала, отбрасывая танцующие тени.

Всё ощущалось как-то иначе. Очень хотелось есть и спать, тело казалось тяжёлым. Навалилась усталость, но было в ней что-то неуловимо приятное, успокаивающие.

Истребительница улыбнулась, от наполнившего вдруг её сердце чувства ясности и удовлетворения. Она встала, отряхнулась и пошла к выходу из зала, чтобы наконец покинуть это странное место, в котором, казалось, даже отбрасываемые факелом тени обладают собственным разумом.

* * *

Удивительно, но обратную дорогу Баффи нашла очень скоро. Куда бы она не свернула, путь оказывался верным и не прошло и двадцати минут, как истребительница вышла к месту, где рассталась с Аланом.

Но Алан не встретил её. Лишь спущенная верёвка болталась на каменном уступе.

Схватившись за верёвку, Баффи поняла, что никак не может подтянуться. Руки дрожали, а тело, казалось, стало в несколько раз тяжелее. Девушка успокоила себя мыслью, что так отразились на ней усталость и недомогание и, кое-как взобравшись по верёвке наверх, оказалась в пещере за водопадом, где оставалась остальная команда. Но никого из ребят на месте не оказалось.

Сердце сжалось тревогой.

— Дон? Алан? Ребят! — позвала Баффи, услышав в ответ лишь своё собственное эхо.

Потеряв рассудок от страха и неопределённости, истребительница бросилась к выходу из пещеры. Холодные воды водопада оглушили её, поэтому, оказавшись снаружи, Баффи не сразу расслышала, как голос младшей сестры обрадованно воскликнул её имя.

— Баффи! — ещё раз прокричала Дон, оказавшись ближе и через секунду уже стиснула истребительницу в объятиях.

Старшая Саммерс вздрогнула, когда руки сестры обхватили её. Хватка показалось истребительнице неожиданно крепкой, Баффи еле устояла на ногах.

— Баффи, ты жива! — тараторила Дон. — Мы так волновались! Тебя так долго не было!

— Ой, ну всё, ну всё, раздавишь! — поспешила отстраниться истребительница, после чего удивлённо округлила глаза: — Донни, что с тобой? — старшая сестра смахнула со спутанных волос шатенки пыль и мелкие листья. — Где ты так вымазалась? Меня не было от силы пару часов…

— Баффи! — изумлённо отстранилась от сестры Дон. — Тебя не было практически сутки!

По коже пробежал холодок. Несоответствие своих ощущений и реальных событий пугало девушку. Почему ей казалось, что она провела в подземельях меньше времени? Должно быть тогда, когда она упала с обрыва и потеряла сознание, она провела много времени в забытье. Но если тот удар о землю был так серьёзен, что вывел из строя истребительницу на столь долгое время, почему сейчас она не чувствует соответствующего недомогания?

— Баффи, — только сейчас истребительница заметила, что к радости от встречи в глазах сестры примешалось явное беспокойство. — С тобой всё в порядке? Ты ужасно выглядишь.

Старшая Саммерс окинула себя взглядом. Действительно, запёкшаяся кровь, изодранная одежда.

Где-то в груди точился червячок зарождающейся тревоги. Что-то было не так. Не смотря на видимое благополучие и удачный исход похода, что-то явно было не так.

— Дон, а где остальные? — спросила истребительница с волнением.

Ответ на её вопрос возник сам собой. С разных сторон стали подтягиваться ребята. Сначала, из чащи, показался Джереми, затем, от реки, пришли Ксандер и Уиллоу. На секунду сердце истребительницы сжалось — она нигде не видела Алана. Но спустя несколько секунд и его фигура показалась из-за прибрежных скал.

Увидев истребительницу Алан обрадованно улыбнулся, а Баффи не нашла сил улыбнуться в ответ — тревога начала буквально пожирать её изнутри. Самым ужасным было, что она не понимала её причину.

Как только Браун приблизился, Баффи подскочила к нему:

— Ты хорошо себя чувствуешь? Ты не ранен? Что произошло?

Девушка осматривала мужчину с особым пристрастием, ведь, как она считала, самая большая опасность угрожала именно ему. Об этом её предупреждали сны.

Но Алан выглядел абсолютно нормальным. Уставшим, помятым, но живым и почти здоровым, лишь синяки и ссадины покрывали его светлую кожу.

— Баффи! Я в порядке! — хохотнул брюнет, когда пальцы девушки пробежали по его рёбрам, осматривая их.

Он обхватил девушку прижав к своей груди.

— Господи, как я счастлив, Баффи! Ты цела! Ты вернулась! Я верил, нет, я знал, что ты справишься!

Алан прижимал к себе истребительницу так умилительно сердечно, что она, забывшись, не сразу расслышала вопроса о том, как она себя чувствует.

— Я? — вдруг растерялась девушка. — Я нормально. Даже хорошо. Как не странно…

Послышался весёлый голос Ксандра:

— Подруга, ну и вечеринку ты пропустила! Ночью тут был потрясающий «Опэн Эйр» в компании кровососущих гадов, прямо в лучших традициях Саннидейла! И под кровососущими гадами, я подразумеваю отнюдь не комаров. — многозначительно добавил он с таким взглядом, что Дон невольно прыснула от смеха.

Только после этих слов истребительница сообразила, почему ребята были такими потрёпанными.

— Местный вампирский культ, — включился в разговор Джереми, в ответ на непонимающий и растерянный взгляд Баффи. — Примерно такие же одержимые фанатики, как приспешники Мастера в Саннидейле.

— За ними ещё мой отец гонялся, ты представляешь! — добавил Алан. — Они чинили беспорядки в Лондоне и, многие думали, что их гнездо где-то там. Я уже потерял надежду их отыскать, а они проявились сами! Здесь!

Мей энергично закивал:

— Именно они инициировали пробуждение Стоунхенджа. Мы подозревали, что, узнав о вторжении в подземелья, с наступлением ночи они нападут. Поэтому ждали их с «распростёртыми объятиями»! — на этих словах Мей улыбнулся и вскинул свой арбалет.

Истребительница окинула взглядом свою команду и невольно залюбовалась этими решительными и спокойными людьми, которые, не обладая истребительской силой, сражались в этом лесу за благо мира. Баффи даже не злилась на то, что ребята, которые явно знали о предстоящей битве, не поставили её в известность. Она знала, почему они так поступили и уважала их решение. Более того, она была им благодарна, ведь если бы у неё на сердце был лишний груз волнения, в подземельях ей бы пришлось ещё тяжелее.

Сердце наполнила тёплая, горько-сладкая гордость. Всё же прекрасен мир, в котором есть люди, способные бороться жертвовать собой ради блага других.

Баффи даже не злилась на Дон. Она наконец поняла, что её сестра больше не хрупкая капризная заноза, а взрослая, сильная и храбрая девушка, достойная восхищения за свои дела и решения.

То ли от этих мыслей, то ли от тревожного дурного предчувствия, которое вдруг вновь к ней подступило, на глаза истребительницы навернулись слёзы:

— Ребята, даже не верится, что всё обошлось… Вы такие молодцы!

Завидев перевозбуждённое и надрывное настроение подруги, к истребительнице подскочила Уиллоу:

— Баффи! Главная героиня здесь ты! Как ты справилась? Что там было? — ведьма добавила с особым нажимом: — С тобой точно всё хорошо?

Заметив, как выделила последний вопрос её рыжая подруга, Баффи вгляделась в её глаза и заметила в них тень той же тревоги, что одолевала её саму. Теперь она убедилась — что-то действительно было не так.

— В том то и дело, что я в порядке, хотя и не понимаю, как такое возможно… — произнесла задумчиво истребительница, но не успела договорить.

Она заметила, как на окраине леса появилась тёмная фигура, облачённая в длинный плотный плащ. Вдруг тёмная ткань, покрывавшая незнакомца, упала на землю и обнажила его желтоглазое и безобразное вампирское лицо.

В его руках был заряженный арбалет, который он вскинул и направил на того, кого считал главным в лагере врага и, следовательно, виновным в гибели своих братьев.

Раздался щелчок, и стрела полетела в Алана Брауна.

Всё произошло быстрее, чем кто-либо успел вскрикнуть или удивиться. Единственное, что успело пронестись в голове Баффи это мысль о том, что похоже это и есть та самая опасность, несущая смерть Рыцарю Кубков, о которой её предупреждали тревога и сны.

Баффи прыгнула на Алана, прежде, чем он успел что-то понять, но не так быстро, как сама от себя ожидала. Она повалила его на землю, намереваясь спасти от неуклонно летящей в него стрелы.

Но тело истребительницы оказалось не таким проворным, как обычно. Баффи не успела сгруппироваться. Стрела не коснулась Брауна, но она свистнула у него над головой и с хрустом вошла в плоть девушки.

Баффи рухнула на землю. К вампиру бросились люди из подкрепления, но не успели ничего предпринять — солнце сделало всё за них. Лишившийся своего плаща демон быстро превратился в пыль.

Сквозь полуприкрытые веки, Баффи видела, как все её окружили. Она слышала взволнованные голоса, чувствовала, как кровь заполняет рану, чувствовала боль.

Но что-то было не так.

Истребительница слишком часто получала увечья, для того чтобы ошибиться в ощущениях — всякий раз, когда живой организм получает серьёзную рану в нём поднимается волна боевого возражения. В кровь попадает адреналин, каждая клетка тела начинает вибрировать тревожной ритмичной волной, будто рёв сирены.

Сейчас ничего подобного не было. Тело Баффи никак не реагировало на торчащую в плоти стрелу. Да и боль ощущалась как-то странно, будто это была не сама боль, а её рассеянное эхо.

Это осознание так озадачило Баффи, что она, подорвавшись, села, как ни в чём не бывало, чем повергла в шок всех своих друзей, и уставилась на торчащую в груди стрелу с таким видом, будто она была не более чем случайно прилипшим к одежде репьём.

Затем, под недоумённые возгласы, она попыталась вырвать стрелу из своего тела, но сил у неё не хватило. Она попросила Алана достать стрелу, он согласился лишь после того, как Баффи с нажимом на этом настояла.

Ей необходимо было кое-что проверить.

Баффи поняла, что её опасения подтвердились, когда стоящие вокруг ребята поражённо притихли, наблюдая за тем, как остановилась вдруг кровь, сочащаяся из раны. Вскоре и затянулась разорванная плоть, оставив лишь небольшой рубец.

— Баффи, как такое возможно?

— Я не знаю.

Истребительница посмотрела на свои руки — на костяшках белели такие же зажившие рубцы. Ещё один она нащупала и на разбитой в подземельях губе, и ещё пару на обоих коленях.

— Должно быть, это магия Джайлса. — предположила Баффи, задирая рукав своей кофты, желая взглянуть на оставленные наставником символы.

Уиллоу вздрогнула:

— Какая ещё магия? — напряжённо спросила она.

На обнажённой руке истребительницы алели тёмные, потрескавшиеся, будто бы нанесённые кровью знаки. Увидев их ведьма впала в потрясённое оцепенение.

Вдруг она грубо схватила подругу за запястье, желая лучше рассмотреть увиденное. Баффи видела, как её глаза наполнились ужасом, а затем в них вспыхнула неистовая ярость.

— Нет! — завопила Уиллоу так отчаянно и бешено, что заставила съежится от страха даже самых крепких мужчин отряда. — Он обманул меня!

Выпустив руку Баффи, Уиллоу кинулась на Алана, вцепившись ему в рубашку:

— Звони! У тебя есть спутниковый телефон! Звони!

Испуганный Алан выхватил, чуть не выронив, закреплённый на поясе телефон, пока Уиллоу неистово тормошила его, и спросил взволнованно и участливо:

— Куда звонить?

— 911! Вызывай на адрес Руперта Джайлса скорую! — яростно гаркнула она, затем добавила с отчаянным всхлипом: — Может, хотя бы они успеют…

У Баффи похолодело сердце.

* * *

Всё что происходило дальше, казалось Баффи кошмарным сном.

Она помнила, как они, сломя голову, пробирались через лес, пытаясь как можно скорее добраться до машин. Помнила, какой отчаянно решительной была Уиллоу, которая с ужасом напоминала в этот момент тёмную себя из прошлого. Помнила машину неотложки, которая стояла возле дома наставника. Помнила его тело, которое вздрагивало от разряда дефибриллятора. Помнила кровь, много крови. Светлый ковёр, перепачканный ею, который, наверное, не отстирается. Помнила вой сирены, огни проблесковых маячков, лицо Джайлса, такое бледное, незнакомое, безмолвное.

Такое же безмолвное, как больничный коридор, в котором сидели сейчас истребительница и её друзья.

— Я должен был догадаться, что он задумал что-то, — сокрушался Джереми, уставившись в пол и обхвативши руками голову. — Но он был такой весёлый, такой вдохновлённый…

— Старина библиотекарь умеет путать следы, когда этого захочет, — ответила ему Уиллоу, которая теперь была особенно тихой и говорила глухо и устало, будто все силы покинули её.

Она подобрала под себя ноги.

— Когда я узнала, что Джайлс решил колдовать, я сразу же предложила ему свою помощь. И знаете, что он сказал мне? — ведьма вяло улыбнулась, а все остальные смотрели на неё с грустью и интересом, ожидая ответа. — Он сказал, что никакого колдовства не будет. Вернее, будет, конечно, он обещал, что вместе с ковеном будет читать заклинания на удачу и силу духа, но, мне он сказал, что не идёт в поход потому, что плохо себя чувствует. Что боится, что не осилит такой длинный путь и битву, потому не хочет быть обузой, но боится признаться в этом.

— И ты ему поверила? — спросил с досадой Ксандер, который сидел с ней рядом.

Ведьма кивнула.

— Он был так убедителен, — Уиллоу даже усмехнулась. — Ты бы видел, как филигранно он симулировал боль в пояснице, говорил, что еле ходит, но скрывает свою боль, чтобы его не записали в пенсионеры. Просил никому не говорить, сказал, что только я знаю о его слабости и это наша с ним тайна. Я растаяла, почувствовав себя особенной от того, что он так доверяет мне и не могла не поверить ему.

— Меня он тоже поймал на моей слабости, — шмыгнула носом Дон. — сказал, что ценит мою помощь, но знает, что я способна на большее. Сказал, что я обязана пойти к пещерам, что предстоящая битва — это мой шанс проявить себя, показать, чего я стою…

— И ты показала. — отозвался вдруг Джереми, посмотрев на девушку согревающим душу взглядом. — Ты дралась, как львица, Донни.

— Согласен! — поддакнул Ксандер и все присутствующие, кто был в той драке, участливо и энергично закивали.

Только Баффи смотрела немигающим взглядом на своё предплечье, с которого почти осыпались засохшие и растрескавшиеся тёмные символы.

Как бы не сокрушался кто-либо из присутствующих здесь о том, что не предугадал поведение наблюдателя, Баффи была уверена, что виновата в случившимся только она.

— Это всё из-за меня.

— Что ты, Баффи! — взволнованно соскочил со своего места Алан и сел перед истребительницей, желая заглянуть ей в глаза. — Мистер Джайлс не хотел бы, чтоб ты так думала. Он хотел защитить тебя. То, что он сделал, это не из-за тебя, а ради тебя.

В коридоре послышались шаги.

Увидев врача, все тотчас же сорвались со своих мест, в тревожном ожидании. Баффи подбежала к строгого вида женщине в белом халате и спросила пересохшими губами:

— Он жив?

— Жив, — кивнула та и строго посмотрела поверх очков, будто бы осаждая вот-вот начавшееся ликование девушки: — Но я должна вас предупредить. Сердце было запущено нами только с третьего раза, человек пережил клиническую смерть, и мы не знаем, сколько времени он пробыл в таком состоянии.

— Что вы имеете в виду?

— При прекращении сердечной деятельности, от гипоксии первым погибает мозг. Мы не знаем, сколько именно времени пострадавший пробыл в состоянии клинической смерти. Мы вернули пациента к жизни, но не можем быть уверены в том, что его когнитивные и умственные способности сохранены…

— Вы хотите сказать, что он может стать овощем?

Он прямоты формулировки, врач немного растерялась, но вскоре, удовлетворившись тем, что собеседница правильно её понимает, утвердительно кивнула:

— Верно. Вам остаётся только ждать, всё станет ясно, когда пациент придёт в сознание, но опять же, вынуждена быть с вами откровенна — он может и не прийти.

С этими словами, женщина двинулась вперед по коридору, но взволнованная истребительница преградила ей путь:

— Можно к нему?

­- Кем вы ему приходитесь?

Этот простой и формальный вопрос, вдруг резанул Баффи по сердцу. Действительно, кем?

— Я… Я его… Я друг. — залепетала истребительница на что доктор просто молча двинулась сквозь неё сухо бросив:

— Посещения только для родственников.

Баффи осталась прибитая к месту, на котором стояла, в полной растерянности. Она не могла перестать думать об этом лаконичном вопросе, который разливался эхом у неё в голове.

«Кем вы ему приходитесь?»

Истребительница думала об этом всю дорогу домой и всю последующую ночь, проведённую без сна.

«Кем вы ему приходитесь?»

Эти колючие слова звучали так, будто Баффи была наблюдателю кем-то чужим. Кем-то, кто не заслуживает сочувствия в связи с этим горем.

А ведь Руперт Джайлс был для истребительницы самым близким человеком на свете. Это она могла сказать с уверенностью. Даже узы кровные, какие были у неё с Дон или любовные, какие были с Аланом, не имели настолько глубокой душевной близости, какая была у неё с наставником. Он знал о ней всё и даже больше. Он был хранителем её секретов, был огнём, который то грел, то зажигал её. Он был адвокатом, который её защищал и обвинителем, который не молчал, когда Баффи делала что-то губительное.

Она не была больше его подопечной, но он всё равно наставлял её. Она не была его дочерью, но он всё равно заботился о ней. Она не была его женой, но жила в его доме, делила с ним быт и видела в нём свою опору. Она не была его другом, но болтала с ним обо всём на свете и спорила, как с ровней.

Кто они друг другу? Этот вопрос стоял особенно остро теперь, когда наставник был так близок к тому, чтобы покинуть свою истребительницу навсегда. Баффи не могла смириться с этим. Даже тогда, когда наблюдатель покидал Америку и оставлял подопечную, её сердце разрывалось от неуёмной тоски. Но тогда у неё была надежда, что он вернётся и он действительно всегда возвращался. Но теперь…

Не в силах уснуть, девушка села на край кровати. Потрясение и шок от пережитого так опустошили её, что она не могла даже плакать. Она и не позволила бы себе этого — её наставник жив! Он обязательно очнётся и будет прежним! Она будет сильной и не посмеет заранее оплакивать его. Правда даже её отчаянные попытки храбриться и верить в лучшее, не спасали от ощущения пустоты и холода, неуклонно разраставшееся у неё на сердце.

Словно пружина, Баффи соскочила с кровати и быстро перебирая своими босыми ногами, направилась к выходу из своей комнаты. Но путь её не лежал по обыкновению, к излюбленному креслу на террасе. Она направлялась в комнату Джайлса.

Проходя мимо лестницы, Баффи услышала приглушённые голоса, доносившиеся с кухни.

— Моя вина. Это всё — моя вина, — сказал Алан с таким раскаянием, что у Баффи сжалось сердце. При ней он никогда не позволял себе впадать в подобное уныние.

Послышались сочувственные возгласы Ксандра и Джереми. Ребята сидели на кухне в мужской компании и пили шотландский скотч.

— Алан, малыш, ты организовал всё даже лучше, чем это было возможно в подобных условиях.

— Да, — подхватил Ксандер. — То, что случилось с Джайлсом ты не мог предвидеть. Он скрыл свои замыслы намеренно.

— Вы не понимаете! — зашипел неровным голосом безутешный Браун и добавил надрывно и даже немного истерично:

— Я говорил с врачом, — голос брюнета стал приглушённым, будто он говорил, уронив лицо в ладони: — Я читал заключение. Внутреннее кровотечение из-за разрыва печени, огромная кровопотеря, переломы рёбер, перелом ноги, пальцев, закрытая черепно-мозговая травма, — услышав это, истребительница вздрогнула и вцепилась в перила. — Это только то, что я смог запомнить. А сколько обезболивающего он себе вколол. — Алана передёрнуло. — Это всё предназначалось Баффи. Это всё должно было случится с ней. Если бы мистер Джайлс не наложил заклинание, не забрал на себя её увечья… С такими травмами она бы не выбралась из подземелий. Она бы погибла там. По моей вине! Я её туда отправил!

Собеседники сочувственно молчали, Ксандер подлил Алану скотча и подвинул стакан ближе к нему.

Осушив его, Браун продолжил:

— Я так ослеплён своей любовью к Баффи, моим восхищением перед её силой, что не увидел того, что творится у неё на душе. Я не предвидел того, что с подземельями она не справится. А Мистер Джайлс предвидел, он предупреждал меня.

Мей парировал:

— Да он предупреждал тебя, и ты послушал его. Ты не можешь винить себя в том, что Баффи подслушала тот ночной разговор.

— Да. Но я могу винить себя в том, что плохо знаю Баффи. Отставной наблюдатель знает её, а я нет. Он увидел то, что творилось с ней, а я не увидел, хоть и был к ней ближе! Я хотел быть нужным ей, хотел пригодиться Баффи в этой битве, стать её опорой! Я думал, что всё учёл! Но на самом деле грош цена моим усилиям — единственным, кто оказался ей действительно полезен, стал Руперт Джайлс.

Алан умолк и поник. Какое-то время на кухне царила тишина, но вдруг, после вздоха, тихо заговорил Ксандер:

— Увидел, не увидел; полезен, не полезен…

Харрис задумчиво крутил в руке стакан со скотчем, наблюдая, как перетекает от стенки к стенке золотистая жидкость.

— Ты можешь долго так терзаться, Алан, так что послушай меня, человека, который знает истребительницу много лет. Если ты хочешь быть с Баффи и не сойти с ума, ты должен уяснить одну простую вещь: в ориентировании по тайным закоулкам её души никогда не пытайся переплюнуть Руперта Джайлса. Будешь пытаться — просто раздавишь свою самооценку.

Молодой американец задумался, но несмотря на длинную паузу, никто не посмел его перебить. Он осушил стакан и отставил его в сторону.

— В познании Баффи нам не тягаться со стариной Джи, он буквально нутром чувствует эту девчонку. Это для тебя истребительница — любимая женщина, а для него она ещё и священный долг. Постигать Баффи — смысл его жизни, так что никогда не сравнивай себя с её наблюдателем. И не стой между ним и ею. Просто не думай об этом, люби её и радуйся.

Услышав эти слова, истребительница ошарашено отпрянула от перил. Что Ксандер имеет в виду, говоря это?

И почему к словам о священном долге, он добавил так странно звучащее «ещё и», будто слова про любимую женщину тоже были применимы к наблюдателю?

Мужчины какое-то время молчали, думая каждый о своём, как вдруг Мей, почувствовав, что самое время перевести разговор на менее лирические рельсы, спросил:

— Ребята, а вы того мелкого вампира в плаще, с дубинкой который, видели?

Ксандер прыснул и выплюнул скотч себе на штаны.

— Он был реален? Я думал, мне померещился этот желтоглазый властелин колец! — согнулся Харрис в свистящем беззвучном смехе.

Услышав, как Ксандер назвал вампира-карлика, Джереми посыпался со смеху.

— Он у них главный, между прочим. А ещё я об него запнулся. — сказал Алан серьёзно и абсолютно искренне, чем нечаянно вызвал взрыв неистового смеха у друзей. Ксандер чуть не упал со стула, а Джереми, потешаясь над ним, разлил на себя свой скотч.

— Главный? — от смеха Джерри больше свистел, словно чайник, чем говорил. — Ну тогда, Алан, ты очень рисковал, приблизившись к нему, он мог вцепиться тебе в ляжку! Интересно, а такой маленький злодейский плащ они ему где взяли? В отделе для детских утренников?

Ксандер издал звук, похожий на крик чайки.

— Меня больше интересует, что таким вампирам как он в сердце втыкают, шпажки для канапе или уже зубочистки?

От этих слов развеселился даже Алан. Баффи услышала его тихий приятный смех.

* * *

В комнате Джайлса было тоскливо тихо. Как только истребительница перешагнула её порог, на неё нахлынули воспоминания о поцелуе, который наблюдатель оставил на её лице. Этот неожиданный пылкий жест… Баффи должна была понять, что наставник прощается.

Наблюдатель оставил после себя в этой комнате звенящий и строгий порядок. Чего не скажешь о гостиной и ванной, испачканными кровью и разбросанными шприцами с обезболивающим.

От мыслей об этом, истребительницу зазнобило.

Вдруг её внимание привлёк тёмный предмет, что поблёскивал в лунном свете, лежа на письменном столе.

Подойдя ближе Баффи с замершим сердцем различила пистолет. Она даже не знала, что Джайлс хранит в доме оружие. Под пистолетом лежал сложенный лист, на котором было написано имя истребительницы.

Девушка с жадностью и нетерпением схватила записку, адресованную ей. Разворачивая лист Баффи с тяжёлым сердцем подумала о том, что тот факт, что наблюдатель оставил письмо, доказывает, что то, что он сделал, было спланировано и принято им далеко заранее.

— О боги, Джайлс. — невольно вырвалось у истребительницы. — При всём своём интеллекте, ты порой такой идиот.

С этими мыслями, истребительница прочитала первые строки:

«Здравствуй, Баффи. Держу пари, что ты, наверное, скажешь, что я идиот»

Из груди невольно вырвался смешок. И как он узнал?

«Постигать Баффи — смысл его жизни» процитировал внутренний голос слова Ксандра.

Отвлекшись на эту мысль, Баффи тряхнула головой, после чего снова взглянула на бумагу, исписанную мелким почерком наблюдателя:

«Здравствуй, Баффи. Держу пари, что ты, наверное, скажешь, что я идиот. И будешь права! Должно быть, можно было поступить иначе, найти более приемлемый способ помочь тебе. Но порой даже такие замшелые догматики как я теряют рассудок и совершают глупые импульсивные поступки. Надеюсь, ты простишь меня за это.

Зная тебя, уверен, что ты винишь себя в том, что произошло. Ты можешь пожертвовать чем угодно, ради других, но не приемлешь, когда кто-то жертвует чем-то ради тебя.

Ты — сильная и храбрая истребительница вампиров, обладающая силой десятерых мужчин. Я никогда не сомневался в тебе, но тут решил, что тебе может понадобится сила одиннадцатого. Если ты читаешь это письмо — значит я не ошибся. И пригодился.

Но прошу тебя, Баффи, не смотри на это, как на жертву, принесённую во имя тебя и не терзайся. Ты кое-чего обо мне не знаешь. Ни при каких обстоятельствах я бы не выдал кому-либо этот секрет, тем более тебе, но сейчас я сделаю это, так как верю, что это знание убережёт тебя от мук самобичевания.

Когда ты погибла, я долго не мог найти себе места в этом мире. Ни в работе, ни в дружбе, ни в борьбе с демонами я не видел больше никакого для себя смысла. Я покинул Америку, как все думали для того, чтобы дома, в Англии, найти для себя новые смыслы к существованию.

Но смысл я так и не нашёл, но благодаря своему уединению здесь, я нашёл выход, которым считал единственным верным для себя.

Я решил покончить с собой.

Только сейчас понял, как высокопарно и пафосно это звучит, но тем не менее, я до сих пор помню тот день, когда привёл в порядок все свои дела, налил себе стакан любимого бурбона и сел в кресло, к котором обычно читаю.

Дуло было уже у моего виска, а палец уже начал вжимать курок этого старого отцовского кольта, который ты видишь перед собой, когда внизу вдруг раздался телефонный звонок.

Я не хотел брать трубку, решив закончить начатое, но звонили так настойчиво. Это была Уиллоу, которая спешила сообщить мне, что ты снова жива.

В тот день, Баффи, я поверил в Бога.

Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что движет мной в желании помочь тебе в походе к Стоунхенджу. То, что я сделал, я делал больше для себя, нежели тебя. Второй раз я твою гибель не переживу точно. Так не лучше тогда мне попытаться помочь тебе? Один труп лучше двух, правда?

А ты живи Баффи, цвети и расправляй свои крылья. Не горюй обо мне, я пожил достаточно, чтобы смело заявить, что видел всё, что должен был увидеть.

Я счастлив, что в моей жизни была ты.

Внизу я оставлю адрес и телефон своего нотариуса. Свяжись с ним, когда почувствуешь, что готова, он предупреждён. Я оставляю всё своё имущество сёстрам Саммерс, распоряжайтесь им, как посчитаете нужным.

Передай Дон, что я её люблю и пусть она не злится на меня. Скажи ей, что я ни о чём не жалею. Она поймёт, о чём я.

Навсегда ваш Руперт Эдмунд Джайлс»

Когда Баффи закончила читать, то заметила, что у неё трясутся руки.

Весь сегодняшний день и так казался ей чем-то вроде кошмарного сна, но то, что она прочитала сейчас, выходило за рамки возможного.

Дрожь начала пробивать всё тело. Больше всего Баффи поражало, как спокойно и сухо было изложено в письме Джайлсом его откровение. Казалось, что наблюдатель не открывает самую страшную тайну своей души, а просто декларирует очередную лекцию.

Руперт Джайлс, флегматичный библиотекарь, чей облик был заслуженным олицетворением разумности, оказывается был способен на такой ужасный, безрассудный шаг. Для Баффи было откровением, что он способен испытывать настолько иступлённое отчаяние.

И из-за кого? Из-за неё.

Это ещё раз поворачивало ребром вопрос, заданный врачом в больнице. Кем могут быть друг другу два человека, не скреплённые никакими узами, но испытывающие друг к другу такую сильную привязанность? Баффи не понимала, почему она раньше не задумывалась об этом.

Девушка взяла в руки прохладный тяжёлый пистолет и села в то самое кресло, о котором писал наблюдатель в своём письме. На секунду она представила себя на его месте и к горлу подкатил горький и жгучий комок.

Баффи погладила пальцами тёмный прохладный металл револьвера, представляя, как недавно его касались тёплые руки наставника.

Слова Ксандра, подслушанные в коридоре и прочитанное девушкой письмо смешались в её голове в смутное, будоражащее чувство. Она вдруг поняла, что совсем не знает Руперта Джайлса. Её переезд в Англию помог получше узнать его привычки, но сейчас Баффи понимала, что так и не приблизилась к познанию его внутреннего мира.

Блондинка медленно покрутила в руках найденное оружие, будто оно хранило в себе ответы на все её вопросы. Она проверила барабан, который был пуст, щёлкнула пару раз предохранителем, посмотрела в пистолетное дуло. Его уходящая в глубину темнота напомнила Баффи темноту пустой могилы. Как, должно быть, страшно было приблизить его к виску.

Истребительница свернулась в кресле и прижала к себе кольт, будто он был не несущим смерть оружием, а мягким плюшевым мишкой. Револьвер знал о Джайлсе больше, чем она — именно ему наставник доверил разрешить свою самую глубокую душевную боль. Баффи чувствовала особую связь между этим предметом и его хозяином, и эта связь влекла её.

Вспомнилось, как в больнице Уиллоу и Дон сокрушались о том, как наблюдатель ловко провёл их, запутав следы ради исполнения задуманного дела. Удивительным было осознавать, как такой открытый и предсказуемый человек, как Руперт Джайлс, способен умело скрывать свои истинные чувства и намерения. Это натолкнуто Баффи на мысль, не скрывает ли этот человек в своём сердце что-то такое, о чём бы ей неплохо было бы знать?

«Как много тайн ещё ты хранишь, Руперт Джайлс?»

С этими мыслями, истребительница уснула мучительно неглубоким беспокойным сном.

* * *

Ночь не послала Баффи ни символичных полезных снов, ни полноценного отдыха. Проснувшись утром, она чувствовала себя ещё более уставшей и разбитой, чем вечером. Пробуждение в чужой комнате напомнило истребительнице, что произошедшее днём ранее не было сном, как та отчаянно надеялась, и тем самым наполняло сердце тревогой.

День был отвратительно дождливым, низкое тёмно-серое небо висело над Вестберри, нагоняя на душу тоску, а на тело липкий свербящий холод.

Покинув спальню наставника, девушка обнаружила, что дом уже был полон бодрыми голосами. Не желая оставлять сестёр Саммерс одних в этом огромном, похолодевшим без хозяина доме, Уиллоу и Ксандер остались здесь ночевать, как раньше, а Джереми и Алан приехали, как только рассвело.

Ребята проводили всё время вместе, говорили, суетились и даже смеялись — делали всё, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями и не впадать в уныние. Желая себя занять, Ксандер даже принялся снова чинить скрипящую входную дверь и потерпел вскоре ожидаемое поражение.

В этот тяжёлый для всех момент, Дон нашла в себе силы подружится с Аланом, хотя до этого, она, в лучшем случае, игнорировала его. Возможно, в этом сыграла роль их совместное противостояние вампирам и поход к Стоунхенджу, а возможно её желание объединится для совместного противостояния общему горю.

Несмотря на то, что каждый в доме пытался держаться сам и подбодрить ближнего, Баффи чувствовала, что ей становится всё хуже. Она не могла думать ни о чём кроме своего наставника и его с ним отношениях. Всколыхнувшаяся несчастьем память работала как бешенный калейдоскоп: перед глазами то и дело мелькали воспоминания от самых счастливых, до самых тягостных; от самых ранних, до самых свежих.

Вот их с Джайлсом первое совместное патрулирование. Её веселило, как выглядел этот скованный англичанин в твидовом костюме, на фоне пальм разузнанного американского побережья. Удивительно, но в тот вечер они говорили о музыке, во взглядах на которую, разумеется, они не сыскали ничего общего.

А вот неуютный и пустой коридор больницы и слова, разливающиеся по ним эхом: «Кем вы ему приходитесь?», будто аннулирующие всю ту дружбу и тонкую духовную связь, формировавшуюся годами.

Вспомнилось, как тёплые и сухие губы наставника коснулись её лба. Неужели, этот поцелуй может стать последним? Неужели, Баффи уже никогда не почувствует на своей коже эту трепетную ласку?

Вдруг девушке подумалось, а что если бы эти губы коснулись её губ?

Сердце дрогнуло. Баффи залилась краской и, испугавшись своих всколыхнувшихся эмоций, будто бы очнулась, расслышав наконец, о чём говорят друзья за столом.

Оказывается, ребята говорили Алану, чего бы им хотелось съесть на обед. Мужчина собирался в город по делам и обещал купить по пути что-нибудь съедобное.

Когда дошла очередь до Баффи озвучить свои предпочтения, она вдруг вскочила.

— Я поеду с тобой, можно?

Алан обрадовался и, конечно же, не возражал. Истребительница поспешила выйти из-за стола.

Она больше не может просто сидеть и думать. Клубок из горечи и тяжести, что разрастался у неё в груди, уже давил на горло и казалось вот-вот её задушит.

Ехали они с Аланом молча, несмотря на то, что и Алан, и сама Баффи, пытались завязать разговор, он никак не клеился. Более того, каждый раз, когда девушка открывала рот, она чувствовала, как начинает задыхаться.

Тем не менее, Баффи изо всех сил пыталась отвлечься. То она крутила магнитолу, пытаясь вслушаться в голос радио диктора, то разглядывала пейзаж за окном, с таким пристрастием, будто там было что-то помимо серой пелены дождя. Чем больше Баффи вслушивалась и всматривалась, тем больше ей казалось, что она глохнет и слепнет. На душе становилось всё тягостнее.

— Алан! — вскрикнула истребительница, завидев на обратном пути знакомую развилку. — Поверни налево, прошу, налево!

Растерянный брюнет удивился, но сделал, как было велено. Баффи привела его на ту самую дорогу, где они когда-то с Джайлсом разгоняли его резвый Скайлайн. Именно в тот день истребительница впервые после воскрешения почувствовала себя по-настоящему живой и сейчас, изнемогая от душевной боли, она хотела повторить этот опыт.

— Алан, — попросила Баффи, на ходу отстёгивая ремень. — Прошу тебя, дави на газ. Выжми, сколько сможешь.

Молодого и энергичного мужчину долго уговаривать не пришлось. Педаль утонула в полу, и светлая Ауди рванулась вперёд.

Истребительница открыла окно и схватившись за пассажирский поручень, высунулась из машины до самого пояса.

Алан даже испугался, увидев, как нырнула в окно его подруга.

Ветер хлестал Баффи по щекам и бросал ей в лицо дождевую воду. Она терпела, веруя, что дождь вымоет её боль, а свист ветра вернёт ей те восхитительные ощущения, пережитые в тот день, проведённый с наставником. Но чуда не происходило и Баффи с каждой секундой неумолимо приближалась к осознанию, что не ветер дарил ей счастье, не быстрый автомобиль и не прямая дорога, уносящаяся за горизонт, а человек с добрыми глазами, который подарил ей всё это.

Баффи стало совсем плохо.

Она занырнула обратно в салон и Алан, покосившийся на девушку, не мог не отметить, что скорость и ветер, призванные девушкой для того, чтобы взбодриться, напротив, ещё больше обесточили её.

Прямая дорога кончилась, запестрив дальше частыми извилистыми поворотами, словно обмельчавшая речка, и машина остановилась на обочине.

— Хочешь, я отвезу тебя к нему?

Баффи вздрогнула, поразившись проницательности своего спутника, который угадал, о ком она думает.

— А смысл, — смахнула девушка ладонью капли, попавшие в салон с открытого окна. — К нему не пускают.

— У совета есть связи, я договорюсь.

Увидев, как просияла девушка, Алан погрустнел. Разумом он понимал, что обеспокоенность истребительницы за наставника естественна, но сердцем чувствовал, что за ней стоит нечто большее, заставляющее вполне справедливо ревновать.

«Никогда не сравнивай себя с её наблюдателем» — раздался в памяти голос Ксандра.

Если бы это было так легко.

* * *

Днём больница не выглядела так мрачно, как это было вчера вечером. В коридоре первого этажа, там, где был гардероб, административные кабинеты и автоматы с едой, суетились люди. Медики бежали по делам или ждали своей очереди у кофейного автомата, а пациенты, те, что могли покинуть свои отделения и спуститься сюда, искали возможности перебить опостылевший вкус больничной еды и купить себе что-нибудь вкусное, но очень неполезное.

Много было пациентов весёлых и явно выздоравливающих, тех, кто рассекал по коридору на костылях или в нелепых повязках на голове. Обычно их вид дополняла нелепая пижама, что придавало им ещё больше комичности.

Баффи ненавидела больницы с детства, а после затяжной болезни матери, эта ненависть переросла в ещё и в фобию. Истребительницу передёрнуло — вчера она сама чуть не стала одной из тех, кто поправлял здоровье в этих стенах. Алан, обеспокоенный внешним видом девушки, уговаривал её обратиться к врачу и долго допытывался, как она себя чувствует. Истребительница убедила мужчину, что чувствует себя, как обычно.

Но она солгала.

Ещё по пути из подземелий Баффи заметила за собой непривычно скорую утомляемость. Вечером, будучи уже дома, она не могла отделаться от ощущения, что всё валится у неё из рук.

Утром Баффи решила выйти на прогулку и с удивлением отметила, что устала быстрее, чем обычно. Это поселило в душе девушки смутные сомнения.

Вернувшись к дому, истребительница зашла на террасу, которая служила ей ночным убежищем в тёплое время. Она подошла к своему любимому креслу, которое раньше без конца переставляла, чтобы найти место, где ей будет максимально удобно и, взявшись за него, попыталась его приподнять, как делала сотню раз.

У неё ничего не получилось. Кресло лишь немного сдвинулось, скрипнув ножками о пол, но не поднялось в воздух даже на сантиметр.

Выпрямившись, Баффи впала в глубокую меланхоличную задумчивость от осознания неизбежного факта, к которому она ещё не знала, как относиться:

Истребительница вампиров потеряла свою силу.

Пока она решила никому об этом не сообщать. Во-первых, она считала, что сейчас есть более важные проблемы, чем исчезновение её «супергеройского дара», а во-вторых, в глубине души Баффи лелеяла надежду, что это всего лишь временное побочное явление от похода в подземелья.

Несмотря на то, что суетливая больница сегодня своей атмосферой пугала Баффи меньше, чем вчера, она не могла не отметить, что в отделении реанимации было всё также пугающе тихо и почему-то очень душно. Слышны были лишь писки контрольных мониторов и механические скрежеты аппаратов ИВЛ.

Баффи стало не по себе.

— Вот держи. — Алан протянул девушке больничный халат, чтобы та могла его накинуть себе на плечи. — Пустят только тебя одну и ненадолго. Справишься?

Баффи сглотнула. Она не знала, что её ждёт, потому не могла быть уверена в своём самообладании. Тем не менее, ей больше ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

Истребительница боялась того, что может увидеть и того, что увиденное заставит её почувствовать. Но когда дверь палаты закрылась за ней, и она осталась один на один с человеком, который последнее время занимал все её мысли, тревожные сомнения остались позади. Осталось лишь робкое смятение.

Баффи подошла к Джайлсу так осторожно, будто её приближение могло его разбудить и, подвинув к кровати стул, села рядом, по правую его руку.

Вымытое и заштопанное тело англичанина выглядело намного лучше, чем вчера, но было всё также мертвенно бледным, даже на фоне белоснежных повязок, закрывающих его раны.

Баффи не могла отделаться от мысли, что никогда не видела Джайлса таким ослабленным. В каком состоянии он не был, в нём всегда теплился огонь какой-то моральной силы, источник мудрости и жизнелюбивого благородного мужества. В нём черпала силы и Баффи, когда своих ей становилось недостаточно.

Девушка покосилась на аппарат, который с выдержанным ритмом раздувал свои меха и издавал причудливые звуки, словно детский тетрис. Это был аппарат, который дышал за Джайлса и Баффи вдруг подумала, что подобно тому, как этот механизм поддерживает жизнь в её наставнике, так и наставник поддерживал жизнь в ней.

Баффи стало жаль, что она не знает молитв. Ради выздоровления наставника, она была готова молить всех богов на свете.

Взгляд истребительницы упал на руки Руперта. Его пальцы были облачены в гипсовые лангеты. С рук наблюдателя Баффи перевела взгляд на свои — на костяшках белели шрамы, а когда девушка пыталась сжать ладони в кулак, то почувствовала, как кости отзываются ноющей болью.

Истребительница коснулась своего правого бока, в месте, где неприятно саднили рёбра, вторую руку она положила на грудь мужчины, на то же место, скрытое повязкой. Затем её пальцы скользнули выше и осторожно погладили стёсанное плечо наставника, потом сместились к ране, оставленной стрелой.

На этом месте девушка задержалась дольше. Ей вспомнилась легенда о Святом Джайлсе, который укрыл собой лесную лань от стрелы охотника. Алан был прав, Руперт Джайлс и его святой однофамилец были действительно поразительно похожи.

Ведомая порывом рвущейся из неё грусти и признательности, Баффи склонилась над наставником и осторожно, будто он был хрупкой хрустальной вазой, обняла его. Она положила голову на его плечо и прикрыла глаза, в надежде урвать в этих объятиях хотя бы каплю тепла для своей озябшей души.

— Джайлс, — сказала она шёпотом. — Только попробуй не проснуться. Если ты умрёшь, я тебя убью.

Она подняла голову и посмотрела на безмятежное и измученное лицо наблюдателя. Ей захотелось выразить ему свою привязанность, поделиться с ним переполняющим её сердце трепетом. Она решила вернуть ему тот ободряющий поцелуй, подаренный им перед походом истребительницы в подземелья. Баффи коснулась губами лба наставника и задержалась, не в силах заставить себя отстраниться. На глаза навернулись горячие слёзы.

Вдруг, в коридоре послышался шум и требовательный голос врача, очнувшись, Баффи поняла, что пора уходить.

Задержавшись у двери, истребительница оглянулась, желая ещё раз посмотреть на человека, принявшего на себя раны, предназначавшиеся ей.

Девушке вспомнилось письмо, в котором Джайлс назвал себя одиннадцатым из десяти мужчин, силами которых, по легенде, обладает каждая истребительница.

Грустно улыбнувшись, Баффи прошептала:

— Ты не одиннадцатый, Джайлс. Ты единственный.

С этими словами она покинула палату, сглотнув тяжёлый комок, застрявший в горле. Она пообещала себе не плакать.

* * *

К еде в этот день истребительница так и не притронулась. Побыв какое-то время с друзьями, уличив момент, она незаметно ускользнула вверх по лестнице, намереваясь отправится туда, где сегодня ночевала.

Комната наставника встретила её всё той же смиренной тишиной, что и вчера. Нырнув в глубокое тёмно-зелёное кресло, Баффи несколько раз перечитала обнаруженное вчера письмо, пока её внимание не привлекла книга, лежащая на полу. Должно быть, Баффи скинула её с подлокотника, когда ворочалась, уснув в кресле.

Взяв книгу, Баффи узнала в ней роман Александра Дюма «Граф Монте Кристо».

Это произведение было знакомо ей, она читала его во время учёбы в институте. Странно, что Джайлс выбрал именно его для вечернего чтения, тем более, что наставник говорил, что не читает художественную литературу уже долгое время, отдав предпочтение научным трудам. Баффи даже подумала, что книга оказалась у кресла случайно, но затем она обнаружила закладку между страниц, что подтвердило то, что роман действительно перечитывался Джайлсом не так давно.

Истребительница открыла книгу в том месте, где была заложена закладка и её сердце дрогнуло. Закладкой книге служила читательская ведомость ученицы старшей школы Саннидейла Баффи Энн Саммерс.

Девушка изумлённо глядела на листок, исписанный мелким почерком школьного библиотекаря Руперта Эдмунда Джайлса, и на свои росписи, которые подтверждали взятие или возвращение ею в библиотеку той или иной книги.

Как здесь оказался этот листок? Неужели Джайлс сохранил его? Старшая школа Саннидейла сгорела много лет назад, да и самого города уже нет и в помине, а этот кусок бумаги, осколок далёкого прошлого, был здесь, в руках истребительницы. Баффи не могла унять ностальгического трепета.

В голову снова полезли воспоминания. Девушка вообще была поражена тем, как много способна воскресить из своих глубин память. После произошедшего с Джайлсом не было ни минуты, чтобы в её сознании не всплывали всё новые и новые детали из прошлого, связанные с ним.

Баффи вспоминала о том, как он улыбался, как хмурился. Как менялся его голос, когда он начинал говорить с ней, какими тёплыми были его руки. Каждая сказанная или сделанная им мелочь сейчас обретала важность и особый, скрытый ранее смысл.

Ей стало вдруг так жалко всего того времени, которое оно провела не с ним. Она сожалела о каждой минуте, потраченной на общение с теми, кто теперь даже не вспоминает о ней. Она могла посвятить это время Джайлсу и обзавестись ещё парой-тройкой воспоминаний, которые сейчас бы обогащали её душу. Стало жалко каждую тренировку, которую истребительница пропустила ради какого-нибудь глупого свидания. Баффи вдруг почувствовала злость на всех своих ухажеров вместе взятых, которые, в итоге, не принесли ей счастья, а лишь отвлекали её всё это время от по-настоящему важных вещей.

Очень много истребительница с сожалением думала о том, что несмотря на давнюю дружбу, у неё с наставником нет ни одной совместной фотографии.

На глазах снова закипели слёзы. Баффи сглотнула и открыла найденную книгу, намереваясь читать её, чтобы отвлечься.

Она ещё не знала, что заставлять себя отвлекаться ей придётся часто.

Истребительница читала в кресле наставника целыми днями, заменяя себе этим завтраки, обеды и ужины. Никогда ещё Баффи тянулась к книге с таким рвением. Казалось, что только в воображаемом мире могла она спрятаться от терзающей душу тоски.

К третьему дню, ночевать в комнате наставника, стало для истребительницы привычным делом. Она просто не могла уснуть ни в каком другом месте. Тревога и отчаяние, пожирающие её душу, утихали только здесь, в стенах, которые ещё хранили остатки присутствия Руперта Джайлса.

По оконному стеклу барабанил дождь, Баффи дочитывала первый том «Графа Монте Кристо», который она нашла, с огромным трудом — в комнате Джайлс хранил, почему-то, только второй. Тусклый свет ночника отбрасывал длинные тени на мягкий ковёр под ногами. Вдруг дверь в комнату приоткрылась и в темноте проёма забелела пижама младшей сестры.

— Ты тут?

— Привет, Донни, — истребительница отложила книгу. — Тоже не спится?

Сестра кивнула, после чего подошла ближе и забралась на подлокотник кресла.

— Держи, — Дон протянула какой-то толстый конверт, — Джереми привёз сегодня.

Одолеваемая любопытством, Баффи тотчас же нырнула в конверт рукой и достала увесистую стопку фотографий.

Это были фотографии с праздника урожая.

Сердце зашлось трепещущей ностальгической радостью.

— Дон, но откуда?

Младшая сестра улыбнулась, явно довольная тем, что ей удалось порадовать истребительницу, которая уже который день была похожа на бледную тень.

— Помнишь Ричарда? Того парня, который победил в скачках. Его брат, Кевин -фотограф, он снимает для местной газеты, да и просто для души и памяти. Они оба близкие друзья Джереми и знают Джайлса. Когда они узнали, что произошло, то проявили для нас эти фото, чтобы поддержать.

— Так можно оставить их себе? — спросила Баффи с детской надеждой.

Дон кивнула:

— Это подарок.

Баффи не могла оторвать взгляд. Её подавленное состояние заставило вцепиться в фотографии с особой жадностью, ведь благодаря им она могла окунуться в день, когда была счастлива, а также могла увидеть человека, по которому сейчас безутешно скучала.

Здесь были и фотографии скачек, и награждения, и танцев.

Так как Джереми был другом фотографа, он часто попадал ему в объектив, а вместе с ним и окружавшие его друзья. Вот Джерри садится на Квазара, а Джайлс придерживает коня под уздцы. А вот Мей уже перепачканный грязью после падения, показывает в камеру неприличный жест, а Дон, которая помогает ему идти, разрывается от смеха.

Вот Джереми стоит между двух сестёр Саммерс, обнимая их с важным видом. Баффи помнила, как была сделана это фотография: подвыпивший Мей тогда подскочил к ним с Дон и крикнул кому-то в толпе:

«Сфотографируй меня с этими восхитительными красотками, типа я такой популярный мужчина, и они со мной сюда пришли»

На фотографии Дон и Баффи изо всех сил пытались предать себе томный вид, но всё же им не удалось скрыть одолевавшего их веселья.

Истребительница просмотрела ещё несколько фотографий, на которых были и Ричард, и ребята из класса Дон, и новые знакомые Баффи, как вдруг, перелистнув очередной снимок, сердце её замерло.

В руках истребительницы сейчас было именно то, об отсутствии чего она ещё совсем недавно сокрушалась: единственная их с Джайлсом совместная фотография.

Фотограф поймал их во время танца, когда они только-только приблизились к друг другу.

Баффи почувствовала, как по щеке побежала горячая слеза.

— Кевин сказал, что сам не знает, почему сделал эту фотографию, — раздался голос Дон. — Говорит, рука сама потянулась. Как чувствовал.

Истребительница погладила пальцами глянцевую поверхность, повторяя контуры фигуры наставника.

— Подумать только, Дон. — голос Баффи надломлено дрогнул. — Разве могла я, обнимая его тогда представить, что через двое суток, его сердце остановится и он будет лежать в луже собственной крови. Если бы я только знала, что это произойдёт, что я буду так близка к тому, чтобы потерять его…

— Что тогда? — глаза младшей Саммерс заблестели в предвкушении. — Что бы ты изменила?

В душе Дон замерцала робкая надежда. Может, возможность потерять Джайлса заставила Баффи посмотреть на него иначе? Может, истребительница, наконец, осознала его роль в своей жизни, рассмотрела его особое к себе отношение и почувствовала его незаменимость?

Может, она теперь тоже чувствует к нему что-то особенное и жалеет, что не обнаружила это в себе раньше?

Но, к разочарованию Дон, истребительница не сказала ничего конкретного. Она лишь пожала плечами:

— Я бы была более внимательна к нему. Тогда бы я разглядела в тот день, что с ним что-то не так, что он что-то задумал. Я бы остановила его.

Дон ничего не ответила, а лишь тяжело вздохнула. Она подумала о том, что сестре следовало бы быть внимательнее к наставнику не только в тот день. Истребительница могла бы многое разглядеть в Руперте Джайлсе, если бы хотела. Дон стало грустно.

Младшая Саммерс решила оставить сестру наедине со своими мыслями и, пожелав той спокойной ночи, поднялась с подлокотника и направилась к двери. В глубине души Дон злилась на истребительницу за её невнимательность, но потом вдруг прониклась к ней сочувствием — Баффи выглядела до того несчастной — сестре захотелось её приободрить:

— Да ладно, не жалей ни о чём, сестрёнка. — сказала Дон подходя к двери. — С мужчинами всегда так — сердце пламенное, а лицо каменное. Никогда не знаешь, что творится у них внутри, да и объясняться они не любят.

Баффи же, думавшая о том, что счастливый человек на фотографии уже через сутки сидел за написанием предсмертной записки, разрушалась от съедающего её горя.

Переживания разъедали её изнутри и ей захотелось поделиться ими с сестрой.

— Он объяснялся, Дон, — слова застали шатенку у самой двери. — Джайлс оставил письмо.

Дон Саммерс явственно ощутила, как что-то оборвалось в её душе и обдало сердце холодом. Все эти дни она пыталась убедить себя, что Джайлс просто не рассчитал свои силы, не ожидал, что ему придётся столкнуться с ранениями настолько серьёзными и только поэтому оказался при смерти.

Ей не хотелось думать, что он сознательно спланировал свою гибель. Но наличие предсмертного письма подтверждало именно это.

— И что же он же он написал? — истребительница заметила, как в заинтересованном взгляде сестры полыхнуло что-то страстное и требовательное.

Такая юная и романтичная натура как Дон очень надеялась, что наблюдатель всё же рискнёт заговорить с Баффи о своих чувствах, пусть даже сделает это письменно и в момент полного отчаяния.

Но судя по тому, что в глазах старшей сестры не было искры потрясения, тайна осталась тайной.

— Он просил тебе передать, что любит тебя, — Баффи обессиленно улыбнулась. — И то, что ни о чём не жалеет.

Дон вздохнула и отвернулась в окно.

Баффи уловила, что сестра опечалена, но растолковала это по-своему. Истребительница решила, что сестра чувствует некую недосказанность поэтому решилась поделиться с Дон тайной наблюдателя, хоть и не была уверена, что он был бы доволен.

В конце концов, она не могла нести груз этого откровения в одиночку.

— А ещё, — донёсся до шатенки глухой и безжизненный голос сестры, — Он просил, чтобы я не винила себя, что он бы не смог жить, погибни я в подземельях. Ты представляешь, Дон, он написал, что чуть не убил себя, тогда, когда покинул Саннидейл из-за моей смерти. Он уехал в Англию не для того чтобы начать новую жизнь. Здесь, вдали от Скуби, которые могли бы его остановить, он хотел застрелиться.

Сказав это, истребительница смотрела на сестру выжидающе тревожно, пытаясь угадать её реакцию.

Но хоть сказанное сестрой и было для Дон новостью, она не выглядела удивлённой. Она долго молчала, после чего посмотрела на истребительницу странным пристальным взглядом. Потушенная сочувствием злоба на сестру снова воспламенилась в её сердце. Младшая Саммерс сказала с откуда-то вдруг взявшимся раздражением:

— Ну да, а сейчас, похоже, он решил завершить начатое.

— В смысле?

— Разве не понятно? — в голосе подростка прорезался вдруг такой гнев, что истребительнице стало не по себе. — Баффи, ты что, не видишь, что то, что Джайлс сделал с собой это витиеватое, благородное, но по сути такое же самоубийство? Думаешь, не было способа помочь тебе иначе?

Дон была в ярости. Она сама не понимала, откуда берутся в ней эти кипучие обвинения, но она не могла остановиться. Бремя тайны чувств наблюдателя и без того изматывало её, а теперь, когда из-за своей привязанности он ещё искал себе смерти, это заставило девушку потерять всякое самообладание. Особенно теперь, когда Дон знала об откровении в письме — неужели и после него истребительница остаётся слепой по отношению к чувствам наблюдателя?

Дон злилась на сестру. Она не понимала, как можно не замечать очевидного, как можно не замечать в действиях наставника то особое, трепещущее намерение.

И как можно было не замечать, как неразделённая любовь заставляла наблюдателя чахнуть.

Баффи была напугана из ниоткуда взявшейся злобой сестры, а та злилась от того, что, если бы истребительница была внимательнее к чувствам Руперта Джайлса, он был бы сейчас жив и здоров. И не потому, что истребительница остановила бы его.

А потому, что будь в его жизни взаимность, он не прибёг бы к такой крайней мере.

— Дон, зачем Джайлсу хотеть смерти?

— А это ты мне расскажи.

Переживания, стресс и накопленные обиды побудили Дон высказать сестре всё, что накипело у неё на душе. Растерянная Баффи лишь перепугано и виновато молчала.

— Тогда, в Саннидейле, когда ты пожертвовала собой ради меня, зачем ты это сделала? — Дон подняла руку, осаждая желание сестры сказать очевидное. — Спасала мне жизнь, да? Хотела, как лучше? Какой ценой ты сделала это? Задумывалась ли ты хоть раз, что были другие способы победить Глори? Пыталась ли ты искать их? Нет! А знаешь, почему? Потому что ты уже была готова к смерти, ты ждала её, как избавления, я видела это по твоим пустым глазам ещё задолго до того, как мы оказались на башне. Ты искала смерти, Баффи и тебе было плевать на меня, на твоих друзей! Ты хоть раз подумала, спасая меня, что оставляешь меня во всём белом свете совсем одну? Попыталась ли ты сделать хоть что-то, чтобы сохранить себе жизнь и не бросать меня?

Баффи сидела в оцепенении, не имея сил ни двинуться, ни сделать вдох. Самым ужасным в словах сестры было то, что они были правдой. Истребительница как сейчас помнила своё состояние, липкое, тягостное, беспросветное. Смерть матери, расставание с Райли и неудачи в борьбе со злом, которые валились на неё одна за другой, вогнали её в уныние такой силы, что у истребительницы не было сил даже просыпаться по утрам. Жизнь ей казалась адом, безрадостным бегом по замкнутому кругу от неудачи к неудаче. В тот период Баффи не радовало абсолютно ничего и действительно, подойдя вплотную к жизненной черте, она чувствовала лишь радость от предстоящего освобождения, потому и перешагнула её с такой лёгкостью.

Хоть и с болью, но принимая слова Дон, Баффи всё равно не могла понять одного:

— Но причём тут Джайлс?

Младшая сестра устало и резко вздохнула. Истребительница её утомила. Было тяжело говорить с человеком, который не понимает очевидного. Дон направилась к выходу, бросив на прощание:

— Вспомни себя и подумай, каким адом кажется жизнь человеку, который отрекается от неё с такой легкостью. Если человек добровольно расстаётся с жизнью, значит не видит в ней перспектив для счастья.

Когда за Дон закрылась дверь, Баффи осталась одна в тишине и растерянности.

Сердце билось громко и гулко, а в голове болезненно звенело.

Дон подметила мотивы истребительницы очень метко. Баффи действительно искала смерти, не справившись с душевной хандрой. Но неужели с Джайлсом происходило тоже самое? О каких страданиях наблюдателя говорит сестра? Что могло пошатнуть душевный покой такого стабильного человека как он, ещё и во времена полного благополучия?

Баффи начала лихорадочно соображать.

Что заставило наставника лечь виском на дуло? В тот раз, причиной его душевного упадка была она, Баффи. Вернее, её отсутствие в его жизни, обусловленное её смертью.

Но что заставило его свести счёты с жизнью сейчас?

В душе как-то тревожно похолодело: а что если и в этот раз виной всему является она?

Баффи зазнобило. Она ещё раз посмотрела на свой школьный читательский билет, служащий наблюдателю закладкой в книге. Потом она перевела взгляд на фотографию, где они вдвоём стояли вплотную друг к другу посреди тёмного танцевального зала. Баффи вспомнила, как наставник смотрел на неё в тот день, как смутился от её предложения потанцевать.

В голове запестрили все воспоминания за последние месяцы, связывающие её и наблюдателя, его особое к ней отношение.

«Постигать Баффи — смысл его жизни»

Сердце истребительницы билось, как перепуганная птичка.

Было ли в отношении наставника к своей истребительницы что-то особое? Что-то, что она ранее не замечала. Заставляло же его что-то оставаться с ней несмотря на увольнение из Совета, быть рядом в самые тяжёлые моменты её жизни. Было же что-то, что заставляло его жертвовать своими интересами, личной жизнью, временем, ради благополучия подопечной?

«Мне действительно пришлось сильно изменить свою жизнь, но я хочу, чтоб ты знала: скольким бы мне не пришлось пожертвовать, это всё не имеет никакого значения, потому что, познакомившись с тобой, я приобрёл нечто гораздо большее» — сказал он ей однажды.

Стояло ли за этими словами чувство более нежное и тонкое, чем дружеская привязанность?

Задумывался ли Джайлс о вопросе, каким мучается истребительница с того самого дня, когда она услышала это жестокое «Кем вы ему приходитесь»? Думал ли он о том, кто они друг другу? Если думал, то к какому выводу он пришёл?

Или в его сердце всегда было это знание, не ставившее перед ним никакой дилеммы?

Неужели он действительно привязан к Баффи больше, чем она привыкла думать?

* * *

Команда Скуби, которая давно в Англии обзавелась новым расширенным составом, хоть и относилась к тяге истребительницы к уединению с уважением, всё же не оставляла попыток вытащить её в коллектив хотя бы на обеды.

В один из дней, им это удалось.

В компании истребительница держалась бойко и даже находила силы улыбаться. Это очень радовало Алана, сердце которого разрывалась от страданий Баффи по своему наставнику. Браун даже иногда думал с отчаянием, но потом одёргивал себя: поскорей бы закончилась эта выматывающая неопределённость и Руперт Джайлс либо пришёл в себя, обрадовав истребительницу, либо умер, дав ей, наконец, его отпустить.

За окном моросил мелкий дождь. Отобедав пиццей, ребята играли в карты.

Истребительница, которая весь день держалась собранно и участливо, вдруг почувствовала неподъемную усталость от своего притворства. Решив, что уже достаточно уделила времени своей компании, она вышла изо стола, сообщив, что хочет немного прогуляться.

Алан тут же изъявил желание пойти с ней, но Баффи заверила его, что просто ненадолго выйдет на крыльцо и сопровождать её не нужно.

Отметив в окне погоду мокрую и уже по-осеннему зябкую, девушка решила одеться теплее.

Она подошла к вешалке, и уже потянулась, чтобы снять свою куртку, как вдруг её рука замерла в воздухе. Рядом с цветастой курткой истребительницы, Баффи заметила тяжёлую кожаную куртку своего наблюдателя. Что-то дрогнуло у неё внутри. Побыв мгновение в растерянном смятении, Баффи что-то решила для себя, после чего уверенным движением сняла куртку англичанина и покинула дом.

Заметив, в чём истребительница предпочла выйти на улицу, Алан, который всё же намеривался отправиться за ней, несмотря на её отказы, передумал это делать.

Остановившись на крыльце и слушая шуршащий в листьях дождь, истребительница набросила на себя куртку наставника. Она легла на плечи с приятной тяжестью и окружила ароматом кожи и сладкой мяты. На мгновение Баффи показалось, будто сам Джайлс прижал её к своей груди. Рукава были непомерно длинными, но Баффи было всё равно. Для неё не было в мире сейчас вещи более удобной.

К горлу снова что-то подкатило. Баффи взглянула на небо и подумала о том, что солнце ни разу не показалось над Вестберри с тех пор, как Джайлс попал в больницу. Будто сама природа грустила о нём.

Баффи казалось, будто она сама состоит из той же тёмно-серой материи, что и грозовые тучи над её головой и, подобно тому, как они несли в себе непролитый дождь, она несла в себе непролитые слёзы.

Сердце сжалось будто тисками, воздуха стало мало.

Истребительница не могла больше оставаться на месте и, сойдя с крыльца, двинулась вперёд не выбирая дороги.

Пока она шла, её снова настигли ночные размышления.

Баффи и раньше задумывалась, что за особая связь была между ней и наставником. Было ли в глубине этих отношений что-то более трепетное и пламенное, чем то, что они оба привыкли видеть и показывать.

Но каждый раз, когда Баффи задумывалась об этом, когда замечала, как во взгляде или действии наблюдателя обнажается тот самый чувственный глубинный порыв, он начинал отдаляться. После каждого шага вперед, сокращающего расстояние между их сердцами, следовали два шага назад.

Был момент, когда фигура наблюдателя затмила для истребительницы буквально всех окружающих её людей. Это было после воскрешения. Баффи отчаянно нуждалась в Джайлсе. Она всегда уважала его и ценила, но тогда в её отношении к нему будто бы проявился новый оттенок, в её сердце обнажилась привязанность особенно сильная, даже зависимая. Это было что-то эмоциональное, что-то трепетное и неожиданно чувственное.

И Джайлс уехал.

Он оставил её в растерянности и горе. Выбросил в открытое море, без спасательного круга.

Конечно, она понимала, что он делал это из добрых побуждений, он учил её самостоятельности.

Но в сердце так и осталась рана от ощущения, будто кто-то большим и грубым ботинком растоптал нежный росток нового, только проклюнувшегося чувства.

Это заставило истребительницу сделать неутешительные выводы: все её подозрения об особом к ней отношении наставника — не более чем иллюзия. Вряд ли в мотивах Джайлса было нечто большее, чем дружеская опека, скорее всего он просто от природы очень любезен и заботлив. Это объясняет его холодную рассудительность в решении уехать. Джайлс ответственный человек и будь на месте Баффи кто-либо другой, англичанин заботился бы о нём не меньше.

Ноги принесли девушку к конюшне. В этот промозглый дождливый день посетителей в ней не было, а кони лениво жевали сено в своих денниках.

В углу навеса над отдельной левадой, истребительница заметила Энигму.

Баффи кольнуло в сердце — одиноко стоящая лошадь вызвала в ней приступ удушающей жалости. В эту минуту, девушка нашла заброшенное животное похожим на саму себя в своей неприкаянности.

Девушка двинулась к ограде левады и каково же было её удивление, когда нелюдимая кобыла двинулась ей навстречу. Баффи прибавила шаг и Энигма пустилась рысью, чтобы воссоединиться с истребительницей как можно быстрее.

Пробравшись между жердями забора, девушка оказалась в манеже и замерла в тревожном ожидании, пытаясь угадать, как поведёт себя лошадь, приблизившись к ней.

Энигма сбавила темп, а потом и вовсе остановилась, не дойдя до девушки пару десятков метров. Баффи не решалась двинутся ей навстречу. Кобыла вытянула шею, потоптавшись на месте, будто обдумывая свои дальнейшие действия.

Баффи зажмурилась. Ей отчаянно хотелось, чтобы лошадь не отвергла её, но сама подойти к ней она боялась, решив, что это может её спугнуть.

Также некстати вспомнилось, что без своей истребительской силы Баффи уязвима, как простая смертная. Зная буйный нрав лошади, девушку одолевали терзания от нерешительности.

Но вдруг, девушка почувствовала, как что-то мягкое уткнулось ей в живот. Открыв глаза, она увидела перед Энигму, прижавшуюся к ней носом.

Теперь Баффи поняла, что привлекло к ней кобылу. Это была куртка Джайлса, лошадь пришла на запах своего пропавшего хозяина. От этой мысли сжалось сердце.

— Да. — сказала истребительница, с вдруг вырвавшимся из груди всхлипом. — И я по нему скучаю, Энни.

Девушка погладила лошадь по гладкой шее и отметила с тихой радостью то, что Энигма не избегает её ласки, а стоит смиренно и, как показалось Баффи, даже участливо. Истребительница поняла: рядом с ней сейчас было единственное существо на земле, которое понимало её боль и перед которым ей не нужно было храбриться. Почувствовав это, запрятанные глубоко внутри страдания забурлили в душе, как в нагретом котле, и вскоре подступили к глазам горько-солёными слезами.

Колючий комок в груди вырвался из неё надрывным и жалостливым всхлипом.

Баффи повисла на шее лошади и, уткнувшись в её светлую шкуру зарыдала отчаянно и доверчиво, как плачут дети.

Зайдясь слезами настолько, что кожу начало щипать от влаги и соли, Баффи потянулась к нагрудному карману, так как знала, что у наставника в нём всегда припасён платок.

Почувствовав, как пальцы столкнулись в кармане с какой-то твёрдой и тонкой гранью, истребительница вздрогнула и взволновалась, так как картонная шершавость этого предмета показалась ей тактильно знакомой.

Баффи не ошиблась. Это была карта из колоды Зедекии.

Она изображала большой и до краёв полный кубок.

Голова закружилась. Истребительница была рада, что может опереться на крепко стоящую лошадь. Земля ускользнула из-под ног, а голова наполнилась ватой и гулким пульсирующим шумом.

После месяцев терзаний, ей наконец открылась истина, которая была настолько закономерной, что Баффи чувствовала разочарование от того, что не догадалась об этом сразу.

Истребительнице стало понятно, о ком ей снились сны, кого карты называли её спасением. Кем на самом деле был Рыцарь Кубков.

Эта простая истина так доверчиво лежала на поверхности, терпеливо ждала, когда её постигнут. Но Баффи не смогла её разглядеть. Почему она сразу не разгадала, кто скрывается под латами рыцаря из её снов?

Воздуху стало мало. Сердце разрывалось от сожаления и раскаяния.

Баффи стало горько от парадокса: истребительница, находящаяся в постоянном ощущении тревоги, переживала за жизнь и здоровье буквально всех людей из её окружения. А пострадал в итоге тот, о ком её сердце ни разу не встревожилось.

Более того, Джайлс был единственным, кого ей не приходилось спасать в своих ночных кошмарах, кто не виделся ей жертвой ни наяву, ни во сне.

Баффи не воспринимала его, как человека, которого нужно защищать. Он был тем, кто защищал её.

Джайлс был сильнее, несмотря на то, что не обладал никакой магической силой.

И Баффи нуждалась в нём, хоть природа и задумала истребительницу так, чтобы та не нуждалась ни в чём.

Мысли, варящиеся в голове все эти дни, обдались распалившимся пламенем страдающего сердца и приняли новый виток своего развития, обнажив в душе всё то, до чего раньше Баффи не позволяла себе докопаться.

— Энни, — взмолилась истребительница. — Милая Энни, прошу, скажи, что он вернётся! Скажи, что он не оставит меня!

Баффи вдруг поняла, что всё то, о чём она усиленно думала всю прошлую ночь, не имеет никакого значения.

Ей не следовало копаться в мотивах наблюдателя. Пусть Джайлс и правда заботится о ней только лишь из джентельменской вежливости. Пусть его особая нежность только привиделась истребительнице.

Важно то, почему ей это привиделось. Она видела то, что хотела увидеть. Именно это стало самым большим откровением в самопознании Баффи.

Она действительно хочет думать, что Джайлс относится к ней по-особенному, потому что хочет быть для него кем-то большим, чем подопечной истребительницей.

Баффи никогда бы не предалась этому откровению при других обстоятельствах, она бы просто не позволила себе погрузиться так глубоко. Но сейчас, когда страх потерять наставника окутывал её всё больше и больше, у неё не было выбора.

И пусть Джайлс всё также относится к ней, как к глупой нерадивой девчонке, которую всё время нужно спасать от неприятностей. Пусть! Ей всё равно.

Ей не важно, что думает он, куда важнее для неё разобраться, что чувствует она. И сейчас, рассыпаясь в, наконец, искренних, идущих от сердца рыданиях, в обнимку с полудикой лошадью, истребительница преуспела в этом.

— Энни… — обратилась она к лошади, будто та понимала её. — Ты знаешь, мне кажется, если Джайлс умрёт, я умру тоже.

Это знание, вдруг нащупанное истребительницей в душе было столь незыблемым, что наводило на неё ужас, ведь сейчас ей так хотелось жить. Подумать только! Ей снова хочется жить! Баффи уже и не надеялась, что к ней вернётся благое жадное чувство.

Баффи никогда не цеплялась за жизнь, а после воскрешения особенно не ценила её. Но теперь, дойдя до крайности своего отчаяния, стоя в шаге от того, чтобы попрощаться навеки с настолько важным для себя человеком, она поняла, как сильно ей хочется задержаться в этой противоречивой, но прекрасной жизни.

Мир вокруг вдруг показался таким не распробованным, таким непознанным. Таким же казался Руперт Джайлс. Ей столько нужно о нём узнать, столько ему сказать, столько спросить.

В немигающем взгляде Баффи смешались боль души, сломленной страданием и обречённая решимость.

— Боже, если ты меня слышишь, я молю тебя, пусть он вернётся. Мне не нужно больше ничего, пусть только он вернётся…

Шёпот срывался с её губ и терялся в шуме ветра, играющего с листвой.

— …я так люблю его.

* * *

Джереми Мей тысячу раз пожалел, что приехал сегодня к Саммерсам в короткой и лёгкой обуви. Пробираясь в сумерках по тропинке, испещрённой озорными дождевыми ручьями, он промочил себе ноги и теперь каждый его шаг сопровождался приглушённой руганью.

Обеспокоенный исчезновением Баффи и наступлением темноты, Алан убедил мужчин отправится на её поиски. Они разделились, Ксандер пошёл искать истребительницу в посёлок, Алан в сквер, где они обычно вместе проводили время, а Джереми направился в конюшню.

Несмотря на абсурдность своего выбора, он не сомневался, что девушка именно там. Джереми был уверен, что Баффи ищет не уединения, она ищет наблюдателя. Вернее, то, что может ей напомнить о нём.

Истребительница, которая пряталась от дождя вместе с Энигмой под её навесом, лежала в том же стоге сена, который умиротворённо щипала кобыла. Баффи была поглощена своими мыслями, лошадь своим ужином и обе они были связаны тонким и идилличным чувством общности.

О том, что кто-то приближается, истребительница узнала, почувствовав, как встревожилась Энигма.

— Прошу простить меня, дамы, я не знал, что у вас девичник.

Услышав голос мужчины, Энигма бросила сено и затрусила в противоположную часть левады, Баффи, очнувшись, подскочила и была готова стукнуть себя по лбу — как она могла забыть, что ушла из дома, не предупредив никого о том, куда направляется. Должно быть, ребята разволновались и пошли её искать. Стало неловко.

— Джерри, прости… Ты искал меня, я просто… Прости.

Подавленная Баффи поднялась, беспомощно кутаясь в огромную куртку своего наставника и Мей, щемящимся от сочувствия сердцем, почувствовал смущение девушки, потому невозмутимо ответил, вскинув подбородок:

— Ой, ну вот ещё, сдалась ты мне! — потянул он смешливо. — Я просто мимо шёл, решил с тобой поздороваться, — Джерри махнул рукой в сторону денников: — Вообще-то я к Квазару шёл, ты ведь знаешь, мы с ним не разлей вода! Одно целое мы с ним, да! Бедняга и дня не может прожить без меня, так скучает, ты представляешь…

Вспомнив, как вышеупомянутый жеребец бегал от своего хозяина по манежу ещё неделю назад и норовил тяпнуть Джерри зубами каждый раз, когда тот приближался, Баффи невольно прыснула.

Мей обрадовался этой улыбке, ведь именно её он и добивался.

Оценив манёвр друга, призванный облегчить её душу, Баффи, перебравшись через забор левады, подошла к Джереми и не сказав ни слова, сердечно его обняла.

Англичанин очень растрогался этим неожиданным искренним жестом и прижал девушку в ответ.

— Ты не горюй, малышка, — угадал он её мысли. — Ты знаешь, Руперт так часто попадает в неприятности, что я бы не советовал тебе волноваться по этому поводу всерьёз. Он профессиональный невезучий! Только в этом самом манеже, у которого мы с тобой стоим, ему прилетало копытом в череп раза три, а сколько всего с ним приключалось в юности! Если бы я рыдал каждый раз, когда Руперт попадал в больницу, я бы помер от обезвоживания.

Баффи рассмеялась сквозь слёзы от слов Джерри, вспомнив, сколько неприятностей выпадало на долю её бедного наблюдателя в Саннидейле, но потом вдруг стала серьёзной, подумав, что увечья, полученные в боях и то, что произошло с Джайлсом сейчас, отнюдь не одно и то же.

Она не могла не спросить у Мея то, что терзало её душу.

— Джереми, — сказала Баффи заглянув другу в глаза. — Ты же тоже считаешь, что то, что сделал с собой Джайлс — ненормально? Понятно, почему он спас меня, но не понятно, почему не сделал ничего, что могло бы сохранить жизнь ему самому. Он ведь мог попросить тебя быть рядом, мы могли бы обеспечить ему своевременную помощь, вызвать врача, да что угодно. — Баффи прервалась судорожным вздохом. — Но он предпочёл запутать всех, оставить записку и умереть. Почему, Джерри? Почему он не захотел больше жить?

Англичанин погладил девушку по светловолосой голове и тоже вдруг стал непривычно серьёзным.

— Я не знаю, Баффи. Такому жизнелюбивому и простому дураку вроде меня не понять соль подобных терзаний. Наверное, Руперта мучала та же беда, что и многих в подобных случаях: он накопил усталость от жизни, так как не мог привести в соответствие реальность и то, чего бы ему хотелось на самом деле.

— А чего бы ему хотелось? — охватились лихорадочным пламенем глаза истребительницы. — Ты его лучший друг, Джерри, ты должен знать! Скажи мне, чего?

Мей лишь отрицательно покачал головой.

Баффи спросила разочарованно и робко:

— Не скажешь? Не хочешь выдавать друга из мужской солидарности?

Джереми прижал к себе истребительницу, которая выглядела жалобно, словно голодный котёнок, и невольно хохотнул:

— Ой, Баффи! Какой ещё солидарности? Я бы сдал себе этого засранца с потрохами, если бы что-нибудь знал. Но увы, я хоть и был близким другом Руперта много лет, я не удостоился чести быть посвящённым в его секреты. Он никого не подпускает к своей душе, даже таких обаятельных симпатяг, вроде меня.

Мей отстранился от Баффи и, приподняв её подбородок, заставил посмотреть ему в глаза.

— Но я знаю одну маленькую истребительницу, которая сможет проложить путь к сердцу старины Руперта и разузнать все его тайны. Душа Руперта Джайлса — катакомбы похлеще пещер Стоунхенджа, и ты по-настоящему единственная избранная, способная туда пробраться. Этот Бастион ещё падёт перед тобой, Баффи, и ты разгадаешь личность нашего скрытного джентльмена, — Джереми улыбнулся. — Если ты, конечно, этого захочешь.

Баффи просияла. Слова Джерри ободрили её и посеяли в её сердце надежду. Мей говорил так, будто не сомневался, что Джайлс вернётся, это придавало сил.

А ещё его слова подчеркнули особое место Баффи в жизни наставника.

И для неё это было важно.

* * *

Если первые дни Баффи убеждала себя в лучшем исходе, храбрилась и не давала волю эмоциям, последнее время она беспрестанно безутешно плакала.

Она наблюдала за спасённым ею миром. Он, даже не подозревая, что совсем недавно стоял на пороге гибели, искрился жизнелюбием и суетой. Баффи странно было видеть это, ведь для неё самой, с того самого дня, жизнь утратила вкус и растеряла все свои краски.

Прошло больше двух недель бессонных ночей и мучений ожидания, когда Баффи вдруг проснулась среди ночи от странного лихорадочного возбуждения. Её буквально выкинуло из кровати, а сон сняло, как рукой. Её охватило предчувствие.

Спустя минуту, внизу зазвонил телефон.

Лестницу Баффи преодолела за один прыжок. Тело било крупной волновой дрожью, в горле пересохло, а руки стали холодными, как снег.

Истребительница не узнала свой голос, произнёсший в трубку сдавленное «Алло?»

На том конце раздался взволнованный голос Алана. Сердце Баффи сжалось в тревожном ожидании новостей.

— Баффи…

Голос Брауна дрожал от возбуждения и эмоций. Истребительница судорожно прислушивалась к нему, пытаясь распознать оттенки, которые подсказали бы ей, взволновало его что-то хорошее или плохое.

— Звонил врач.

Время будто замерло, а вместе с ним затаилось сжавшееся в груди сердце.

Но спустя секунду, в голосе Алана послышалось облегчение и уверенная радость:

— Мистер Джайлс пришёл в себя.