Эсмеральда (гет)

Клод Фролло всё больше погружался в алхимию. Это занятие было единственным, что могло отвлечь его и от мечтаний о прекрасной цыганке, и от горьких мыслей о брате. После вчерашней встречи с Гренгуаром ему стало ещё тяжелее. Священник был уверен, что возлюбленным плясуньи стал именно капитан де Шатопер, которого он уже почти ненавидел, и был готов сделать всё, чтобы они с Эсмеральдой не были вместе. К тому же вчера в пылу раздражения Клод обидел Квазимодо, и теперь у него был ещё один повод для переживаний.

Ночью архидьякон так и не сомкнул глаз, а с раннего утра снова углубился в алхимию: сидел и смешивал разные вещества, порошки железа и свинца, надеясь, что когда-нибудь ему удастся получить золото. Это действительно увлекло его, и он ничего не видел и не слышал.

Квазимодо этим утром тоже проснулся рано. Он успел полюбоваться на рассвет над Парижем (жаль, Эсмеральда этого не видит!), позавтракать и скормить остатки хлеба птицам, пользуясь занятостью учителя.

Потом настало время звонить к заутрене. Он встал на перекладину колокола Гросс Мари и начал на ней раскачиваться. Колокол, словно неохотно пробуждающийся гигант, издал низкий басистый звон.

Но Квазимодо уже перепрыгнул на его менее внушительного соседа. Вскоре все пятнадцать его медных любимцев заливались неистовым звоном. Звонарь, всем телом ощущая подобную землетрясению дрожь, был счастлив.

— Громче, громче! — подбадривал он колокола, перебегая от одного к другому.

В это время на площади появилась Эсмеральда. Сегодня она была одна — Гренгуар, не на шутку увлёкшийся дрессировкой, снова занимался с Джали в каморке. Стоило Квазимодо заметить цыганку, как всё его внимание моментально переключилось на неё, и колокола смолкли.

Люди на площади подумали: «Опять горбун отлынивает».

Внезапно Эсмеральда, тоже заметив своего друга, помахала ему рукой и направилась в сторону собора. Радости горбуна не было предела — он снова увидит её и поговорит с ней!

Квазимодо бросился её встречать, но цыганка сама поднялась на колокольню. Архидьякон, всё ещё занятый своими опытами, её не заметил, так что им никто не помешал.

Звонарь был настолько счастлив принимать свою гостью, что даже смог обратиться к ней без обычного смущения:

— Здравствуй, Эсмеральда! Я очень рад тебя видеть. Точнее, мы все рады.

— Я тоже! — искренне улыбнулась она. — Как ты тут, не тоскуешь?

— Нет, я привык, — ответил Квазимодо. Ему не хотелось огорчать её, рассказывая о своём одиночестве. — Хотя по тебе всё же скучал.

Кажется, ей было приятно это слышать.

— А кого ты имел в виду, когда сказал: «Мы все рады?»

— Своих друзей, колокола, — совершенно серьёзно ответил звонарь. — Хочешь, я вас познакомлю?

— Конечно, с удовольствием!

И Квазимодо устроил ей настоящую экскурсию по своей вотчине. Каждый колокол он называл по имени, рассказывал о его «характере» и истории появления в соборе. Эсмеральда узнала, что Гильом, самый большой колокол в соборе, порой бывает нерасторопен, Тибо «ленится» и не поспевает за своим маленьким братом Паскье, а любимица Квазимодо — «толстая Мари», которая на все его слова отвечает едва слышным мелодичным звоном.

— Это просто необыкновенно! — искренне восхитилась девушка, когда знакомство было окончено.

— Я с детства их люблю, — сказал горбун. — Мне всегда нравилось слушать, как они звонят. А когда я сам стал звонарём, это превратилось в смысл моей жизни.

— Моё детство было нелёгким, — вздохнула цыганка, — но я находила утешение в танцах. Это занятие я люблю больше всего на свете.

— Я очень благодарен своему учителю, — заметил Квазимодо. — Он помог мне найти работу и призвание.

— А я своё призвание получила благодаря старой цыганке. Она заменила мне мать. Ну и Клопен, конечно, во многом помогал.

— Ты восхитительно танцуешь!

— Спасибо! Хочешь посмотреть?

Горбун радостно закивал, и Эсмеральда сделала несколько танцевальных движений. Квазимодо поклонился ей, причём довольно изящно для своего телосложения. Плясунья даже смутилась.

— Все называют меня прекрасной, — говорила она. — А я самая обычная девушка.

— Нет, ты необыкновенная!

Эсмеральда покраснела ещё больше. Квазимодо, чтобы не смущать её, поспешил показать ей площадь с высоты птичьего полёта. Знакомый вид напомнил девушке, что в это время она должна выступать.

— Ну всё, мне пора, — сказала она. — Не печалься, я ещё к тебе загляну. Твои медные друзья замечательные, но нельзя же разговаривать только с ними.

— Я буду очень рад!

Квазимодо решил проводить гостью до выхода, чтобы защитить её в случае встречи с учителем. Однако Фролло всё ещё ставил опыты в своей келье, да и вообще в соборе было безлюдно. Эсмеральда даже смогла снова полюбоваться переливом витражей в розе.

Лишь у самого выхода они встретили священника Шарля. Девушка было испуганно сжалась, но он улыбнулся вполне дружелюбно:

— Добро пожаловать в собор! Да хранит вас Господь.

— Спасибо, — тихо поблагодарила его цыганка. — Вы же не рассердитесь на Квазимодо за то, что он привёл меня?

— Конечно, нет, дитя. Собор — это дом божий, и Господь всегда милостив к тем, кто к нему приходит. Я искренне рад видеть в храме девушку из цыганского племени. Если это посещение что-то тронет в твоей душе, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Эсмеральда ещё раз поблагодарила его, порадовавшись, что, оказывается, не все священники такие, как Фролло, затем попрощалась с Квазимодо и побежала на площадь. Горбун ещё долго смотрел ей вслед.

Эсмеральда вернулась к танцам — после визитов к Квазимодо ей всегда было удивительно легко выступать, словно общение со звонарём, влюблённым в своё дело, и ей придавало вдохновения. Чуть позже подоспели Гренгуар и Джали, уже готовые удивить публику новыми фокусами. И этот день у них удался просто на отлично.

Чего нельзя сказать о Жеане. Он так и сидел дома и за неимением других занятий сверлил взглядом облупившийся потолок. Несмотря на его попытки подработать, денег всё равно не хватало, и он понимал, что нужно идти к брату. Лучше всего было бы заявиться к нему завтра, на Пасху, когда у Клода не будет времени его отчитывать, но Жеан всё ещё трусил.

Поздно вечером к нему снова заглянул Робен Пуспен. Выпивку он на этот раз не принёс, но Жеан всё равно был рад встрече — хоть кто-то его не забывает!

— Здравствуй, дружище Жеан!

— Здравствуй, — отозвался тот. Получилось почему-то хрипло и еле слышно.

— Вот так раз, у тебя что, голос пропал? — удивился Робен, — Ну и неудивительно, молчишь всё время, не разговариваешь ни с кем! Знаешь, тебе надо куда-нибудь сходить. Например, на Гревскую площадь. Тогда твоя скука пройдет.

— Я там был уже много раз.

— Может, в кабак?

— Нет у меня денег! — отрезал Жеан. Он умолчал о своих скромных сбережениях, но и просить денег у Робена не стал — слишком боялся потерять последнего друга.

— Ну, как хочешь.

— Когда-нибудь сходим вместе, — пообещал Жеан. И решил завтра во что бы то ни стало попросить денег у брата. Ему и самому надоело жить такой монашеской жизнью!

Друзья распрощались, и Жеан снова остался в одиночестве. Он попытался настроиться на завтрашнюю встречу с братом, но страх не проходил. Почему-то казалось, что даже если Клод даст ему денег, то наверняка последний раз.

* * *

У Феба дела складывались не очень. После того скандала с цыганкой его невеста стала очень подозрительной и всё время требовала от него знаков внимания. Капитан, привыкший безответственно относиться к словам, легко сыпал комплиментами, но постоянное повторение одного и того же начинало его утомлять.

А Флёр-де-Лис, казалось, специально выдумывала способы получить от него новую порцию заверений в любви. Уже полным ходом шёл пошив новых платьев для её приданого, и она заставляла Феба присутствовать при примерке. А потом, нарядившись в очередную обновку, всё время спрашивала:

— Дорогой, посмотри, какое платье! Как думаешь, мне идёт?

— Ты прекрасна в любом наряде, ангел мой! — говорил капитан. А про себя цинично думал, что девушку больше всего украшает не платье, а его отсутствие. Да и не обязан, в конце концов, бравый офицер разбираться в каких-то тряпках!

В другой раз она показала ему новую вышивку:

— Дорогой, тебе нравится?

— Да, конечно. Ты у меня мастерица на все руки! — отвечал Феб, еле сдерживая зевоту.

Впрочем, самым большим его бедствием была даже не Флёр, девушка, в сущности, довольно покладистая. Но её подруги!.. Они совсем замучили капитана своими насмешками. «Ах, дорогой Феб, какой вы счастливчик! — говорила, кокетливо улыбаясь, шутница Диана. — Наша Флёр такая красавица! Будь я мужчиной, я бы тоже была от неё без ума! Вы же без ума от неё, да, прекрасный Феб?» Остальные девушки не отставали, не забывая при этом строить жениху подруги глазки. Обычно офицеру льстило женское внимание, но от этих благородных змеюк он уже не знал, куда деваться.

Даже маленькая крестница Флёр доставляла капитану неприятности. Она требовала, чтобы Феб с ней играл, и он под пристальными взглядами невесты и её матушки не решался отказать, хотя совершенно не умел ладить с детьми. Иногда он думал о том, как будет учить фехтованию и верховой езде собственного сына, но не представлял себе, чем можно занять маленькую девочку. Поэтому за неимением лучшего приходилось терпеть, пока Беранжера заплетала ему косички, и держать на коленях её многочисленных кукол.

Но больше всего малышка раздражала Феба тем, что восхищалась Эсмеральдой и особенно её козочкой, не упуская случая вспомнить обеих. А Флёр-де-Лис, которую ему с таким трудом удавалось успокоить, при этом просто взрывалась. Фебу каждый раз хотелось удушить мелкую пигалицу, когда, заметив плясунью с балкона, она принималась радостно кричать на всю гостиную:

— Крёстная, крёстная, смотри, вон та замечательная цыганочка с козой! Помнишь, как она была у нас в гостях?

— И вспоминать не хочу! — шипела Флёр и снова надувалась. Фебу под строгим взглядом госпожи Алоизы приходилось снова и снова её уговаривать, и с каждым разом это надо было делать всё дольше и дольше, прежде чем к девушке возвращалось хорошее настроение. Она что, нарочно над ним издевается?

В конце концов Феб всё же задумал встретиться с Эсмеральдой. Компания смазливых подруг Флёр и несносной девочки ему надоела, а хорошенькой плясунье пора отплатить ему за все мучения, которые он перенёс по её милости.

* * *

Эсмеральда в тот день возвращалась домой поздно. Проведя утро с Квазимодо, она была вынуждена навёрстывать упущенное и задержалась, хотя вовсе не жалела о потраченном времени. Беседы со звонарём нравились ей всё больше и больше, и она уже обдумывала, когда можно будет наведаться к нему ещё раз, как вдруг…

— О, Феб, как вы меня напугали!

Погружённая в свои мысли, она почти врезалась в капитана. Но он только улыбнулся, и Эсмеральда внезапно подумала, что улыбка у него хоть и красивая, но слишком уж самодовольная.

— Прошу прощения, моя радость, — промурлыкал Феб, приобнимая девушку за плечи. Этот жест вышел настолько хозяйским, что она почувствовала желание вырваться. — Но я так давно не видел вас, что просто не мог откладывать встречу. В качестве компенсации за ваш испуг я хочу пригласить вас на свидание. Вы не откажете мне?

— Но… я занята… — пробормотала цыганка, робко попытавшись освободиться из его захвата. Приглашение ей льстило, но вот взгляд кавалера почему-то пугал. — У меня много дел. Может, чуть позже?

— Чем же может быть занята такая красавица?

— Я… Я танцую, да! И это не просто моё любимое дело, с его помощью я зарабатываю себе на жизнь.

— Тогда, может быть, вы захотите потанцевать для меня? — тихо спросил капитан, на мгновение утратив свою франтоватость.

Эсмеральда хотела было напомнить ему, что не так давно она уже танцевала для его «родственниц», и ничем хорошим это не закончилось, но… Феб, без сомнения, был очень опытен в покорении строптивых девиц и, увидев, что маленькая негодница упрямится, моментально надел маску беззаветно влюблённого, смиренно ждущего милости от предмета своих грёз. Но девушка не подозревала о его умениях и сейчас снова видела перед собой своего прекрасного спасителя. Исчезла его пугающая настойчивость и неприятное самодовольство, даже рука его теперь не стискивала её плечо, а касалась нежно, почти умоляюще. Все возражения мигом улетучились из её головы.

— Ну так что же, красавица? Вы согласны?

— Да, но где же? И когда? — спросила, сдаваясь, Эсмеральда.

— Я сниму комнату у старухи Фалурдель. У неё большой дом за мостом Сен-Мишель, там нам будет очень удобно… побеседовать. Приходите завтра, в семь часов вечера.

— Я подумаю, — пробормотала девушка, высвобождаясь из его рук.

— Я буду ждать вас, мой ангел.

Эсмеральда помахала ему рукой и быстро скрылась в ближайшем переулке. Наверное, она должна была радоваться — такой красивый мужчина пригласил её на свидание, первое в её жизни! Но девушку отчего-то мучило плохое предчувствие, а она, выросшая в цыганском таборе, привыкла относиться к этому серьёзно.

Занятая такими размышлениями, Эсмеральда не заметила, как добралась до своей каморки. Гренгуар, не дождавшись её, уже спал на сундуке. Девушка тихо, чтобы не разбудить его, разделась и легла, но сон к ней не шёл. Она никак не могла перестать думать о том, как пройдёт завтрашнее свидание. На мгновение у неё даже мелькнула мысль вовсе не прийти, но она всё ещё любила своего солнечного рыцаря и не хотела его огорчать. Наконец Эсмеральда сумела убедить себя, что всё будет хорошо, и, обняв Джали, уснула.